Страница:
– Ше-е-еф, – ныл Барри. – Мне стало немного ску-у-учно. Может, пойдем отсюда?
– … И вот как-то я разгадывал кроссворд из «Таймс», – сказал Уилл, сидя со своим альтер эго в «Руках Орлока» в Грин-Дрэгон-лейн, что в восточной части Брентфорда. – И мне удалось угадать все слова, кроме одного.[93]
– И что это было за слово? – Уилл-второй сделал хороший глоток из кружки.
Цвет его лица стал заметно более здоровым. Вот вам еще одна причина пить пиво, если других причин недостаточно.
– Перегруженный почтальон, – ответил Уилл-первый.
– Перегруженный почтальон? – Уилл-второй попытался погладить собственный подбородок, но промахнулся. – Перегруженный… почтальон? Сколько букв?
– Тысячи букв в тысячах писем, – Уилл рассмеялся, и пивная пена брызнула в стороны. – Потому он и перегружен.
– Тысячи букв… – восхищенно повторил Уилл-второй. – Значит, это был очень длинный кроссворд.
– Нет, – ответил Уилл. – Это шутка. Перегруженный почтальон… Тысячи букв в тысячах писем. Усек?
– А кто такой почтальон? – спросил его двойник. – Что он льет?
– Это шутка, – Уилл вытер с губ пивную пену. – Шутка. Ты знаешь, что такое шутка? Должен знать.
– Я что-то неважно себя чувствую, – признался Уилл-второй. – Это с нашим питьем что-то не так или…
– Оно называется «пиво», – объяснил Уилл. – Ты слегка набрался. Вот и все.
– Н… набрался? – переспросил Уилл-второй. – В каком смысле?
– Ну, вот так. Что у вас, в будущем, вообще спиртного нет? Ты пьян.
– Пьян? Нет, у нас не бывает пьяных. Пьянство – это зло. С середины двухтысячных у нас никто не… Так вот что мы пьем? Это называется «выпивка»?
– У вас нет выпивки?! – Уилл-первый откинулся на спинку стула. – Мир, в котором вообще нет выпивки?!
– То, что ты называешь «выпивкой», у нас запрещено. Это следует из Писания. Мастер проклял все существующие крепкие напитки. Он всю жизнь прожил на хлебе и воде. Хотя иногда съедал пару другую кочешков – чтобы поддерживать уровень гемоглобина в крови.
– Что-что? – пролепетал Барри.
– Проклял крепкие напитки? – Уилл от души рассмеялся. – Прелестная шутка, если вообще что-то понимаю. А как насчет шампанского, которым он собирался отметить твое прибытие?
– Не знаю. Хотя чувствую… Не знаю. Кажется… Чувствую, что я…
– Счастлив? – подсказал Уилл.
– Да, именно так. Наверно. Я слышал о счастье, но никогда еще не был счастлив.
– Никогда? – лицо Уилла помрачнело. – Ты никогда не был счастлив?
– Я видел, как люди смеются. Много раз. Но никогда не понимал, почему. Со мной они никогда не смеялись. Они всегда были серьезными.
– Так это и есть зло.
– Но я чувствую. Чувствую. Что счастлив. Можно мне еще… выпивки?
– Но Писание запрещает.
– К черту Писание! – заорал Уилл-второй. – К черту все! Я не хочу играть в их игры! Я свободен от Писания. Я вообще свободен!
– Станешь свободен. Как только ты разрушишь планы ведьм, – напомнил Уилл.
– Нет, как только ты разрушишь планы ведьм. Расскажи еще что-нибудь забавное. Я не хочу думать о ведьмах. Мы не думаем о ведьмах, правда? Мы думаем о счастье.
– О нем самом, – подхватил Уилл. – Давай я принесу еще по пинте.
Он поднялся, покачнулся и направился в сторону стойки. Уилл номер два начал клевать носом.
– Думаю, все идет хорошо, сударь мой, – произнес голос у него в голове. – Думаю, мы решим эту проблему.
– Кто это сказал? – Уилл-второй выпучил глаза и начал озираться по сторонам.
– Это я, сударь мой. Ларри, твой Кочешок-святой хранитель. Я сто лет пытаюсь до тебя достучаться. Пиво облегчило мне задачу, и ты меня услышал.
– Кто это говорит? – спросил Уилл-второй, вертя головой то вправо, то влево.
– Это я, Ларри. Брат Барри. Все думали, что это из-за меня начался Большой Лондонский Пожар. На самом деле все не так. Я у тебя в голове. Я твой защитник. Мы можем обдурить этого простака как делать нечего. Мы с ним справимся голыми руками. Твоими руками, разумеется, поскольку у меня рук нет.
Уилл номер два схватился за голову.
– Я одержим! – завопил он, чем привлек внимание еще нескольких посетителей заведения. Среди них по чистой случайности оказался здоровяк-барочник и его коротышка-приятель по имени Чарли, которые как раз остановились на ночлег в Брентфорде – а Брентфорд, как известно, находится на берегу Темзы, – и дама в соломенной шляпке, которая распространяла газету «Боевой Клич».
– Чума и холера! – ахнул здоровяк-барочник. – Скажи, Чарли, не из-за этого типа на днях началась драка?
– Чокнутый из п-похоронного бюро? – уточнил коротышка. – Похоже, он самый.
– Убирайся из моей головы! – завопил Уилл-второй и принялся лупить себя кулаками по макушке.
– Не корчи из себя идиота, сударь мой, – произнес Ларри. – Я хороший. Я здесь для того, чтобы тебе помочь.
– Я проклят… – Уилл-второй продолжал колотить себя по голове.
– Да, тот самый полоумный, – сказал невеличка. – Опять устраивает балаган. Похоже, у него только один номер в репертуаре.
В это время Уилл-первый попытался протиснуться между ними.
– Пр-ростите, джентльмены, – объявил он, – но пиво не ждет.
– Лопни мои глаза, – пробормотал барочник. – Еще один. Точная копия.
Но Уилл тоже его заметил.
– О, – произнес он, – это ты.
– Не хотите приобрести новый выпуск «Боевого Клича»? – обратилась к Уиллу дама в соломенной шляпке. – Газета посвящена нашим миссионерам, которые спасают дикарей в черной Африке. Надеюсь, они оставят парочку для меня.
– Что? – переспросил Уилл.
– Убирайся из моей головы! – орал Уилл-второй.
– О, сказал сборщик собачьего помета, который забрел чуть подальше в поисках этого вещества.[94] – Голос знакомый.
– Я первым его увидел, – торжественно объявил великан-барочник.
– А я вторым, – подхватил коротышка Чарли.
– Я вас знаю, – сказала дама в соломенной шляпке.
– Шеф, – пробормотал Барри, – думаю, я вздремну.
– Слушай, сударь мой, – взмолился Ларри, – прекрати лупить себя по голове. У меня сейчас морская болезнь начнется.
– А-а-а-а!!! – завопил Уилл-второй.
– Ужас, – сообщил Уилл-первый. – Ужас. Кошмар.
И затем… То, что последует затем, можно было предсказать столь же уверенно, как то, что ночь следует за днем, чайки – за лодкой, которая возвращается с уловом макрели, телега мусорщика – за торжеством, устроенным лорд-мэром, а группа молодых людей – за пьяными девицами с нимбами на головах и ангельскими крылышками, которые только что устроили роскошный девичник в Брайтоне и теперь ходят от бара к бару, распевая «Следуй за вожатым, вожатым, вожатым».
Короче, затем началась драка.
И все стало из рук вон плохо.
А потом…
– Лорд Питер Уимси, – сказал председательствующий в Брентфордском городском суде судья Давстон, – ибо Уилл представился именно лордом Питером Уимси, когда оказался в полицейском участке. – Вас обвиняют в следующих правонарушениях. В том, что вчера вечером, в восемь тридцать или около того, вы и ваш брат-близнец, находясь в состоянии заметного опьянения, вошли в пивную, известную как «Руки Орлока», что на Грин-Дрэгон-лейн, и спровоцировали там всеобщую драку. Что вы использовали приемы смертоносного боевого искусства Димак – которое, как известно, позволяет изуродовать противника или его превратить в калеку одним прикосновением кончика пальца, – отчего пострадали: мистер Майкл Магуамп, известный также как здоровяк-барочник; мистер Чарльз Виндзор, известный также как коротышка,[95] констебли Норман Кротч и Реджинальд Мик; миссис… – Кашель с галереи был пресечен судебным приставом. – Также известная как дама в соломенной шляпке; мистер Найджел Демпстер, ведущий колонки светской хроники «Брентфордского Меркурия»…
– Что? – переспросил Уилл. Он сидел на скамье подсудимых под охраной двух бравых констеблей с фамилиями Кротч и Мик, которые щеголяли одинаковыми повязками на головах и синяками на подбородках. Уилл старался сидеть как можно дальше от своего альтер эго.
– … исполнители главных ролей в спектакле «Иосиф и его разноцветное платье», премьера которого недавно состоялась в Вест-Энде, и прочие лица.
– Я не трогал никакого Протчи Лидс, – возразил Уилл.
Судья сверился с протоколами.
– Конечно, простите, – спохватился он. – Здесь не «прочие лица». Далее следует мистер Монтегю Саммерс, историк и оккультист…[96]
– С него все и началось, – заявил Уилл. – Он ударил меня палочкой для отбивания ритма.
– Три мудреца, щелк-щелк-щелк, – пропел Барри.[97]
– … и странствующий менестрель-дислектик, воспевающий дела древности, – продолжал судья.
– Он первым меня ударил, – уточнил Уилл. – Своим джанбо.
– Итак, подсудимый, признаете вы себя виновным?
– Я невиновен, – ответил Уилл. – На нас с братом напали. Мы только защищались.
– А констебли Кротч и Мик, которые прибыли на место происшествия и которым вы нанесли удары, повлекшие за собой потерю сознания?
– Я ничего такого не делал, – заявил Уилл.
– Свидетель утверждает, что его друг вас видел.
– Бред, – отрезал Уилл.
– Если вы имеете в виду Брэда Питта, то он здесь ни при чем – возразил судья. – Но раз уж мы заговорили о людях искусства… Вас также обвиняют в нападении на Литтл Тича, популярного артиста мюзик-холла.
– Он наступил на носок моего сапога, – вставил Литтл Тич, и его нос показался над перилами галереи, а носки своих сапог – между двумя балясинами.
– Его я и пальцем не тронул. Мне это приписали ошибочно.
– Можно мне занять свое место, ваша честь? – осведомился джентльмен в длинном одеянии, парике и сапогах с высокими каблуками.
– А вы кто? – спросил судья Давстон.
– Советник защиты Фредди Лонсдейл по прозвищу Проигрыватель.
– Что? – спросил Уилл.
– Я вас знаю? – осведомился судья Давстон.
– Конечно, знаете, ваша честь, – заверил его Фредди. – Я живу за углом. Я дежурный советник защиты. Когда не собираю собачий помет.
– Вы франкмасон? – спросил судья.
– Ну что вы. Конечно, нет.
– Тогда для вашего клиента дело принимает скверный оборот.
– На первый взгляд – да, – согласился Фредди. – Но ничего нельзя сказать заранее. На этот раз, возможно, мне повезет. Рано или поздно я чего-нибудь добьюсь.
– Меня восхищает ваше присутствие духа, – признался судья. – Правда, пахнет от вас не слишком приятно… Но я сомневаюсь, что вы выиграете это дело. А наказание за массовое избиение – смерть.
– Никогда такого не было, – заявил Фредди.
– Сегодня вторник, – уточнил судья Давстон, – поэтому сегодня будет так.[98]
– Конечно, ваша честь, – ответил Проигрыватель. – Понимаю. В этом есть определенный смысл. И все же я сделаю все, что от меня зависит. А если меня постигнет неудача… завтра будет другой день. Как я полагаю, среда.
– Могу ли я занять свое место? – осведомился еще один человек.
– А вы кто? – полюбопытствовал судья.
– Гуинплен Дхарк. Франкмасон и советник обвинения.[99]
– Один из них, – Уилл-второй сидел на другом конце скамьи подсудимых, согнувшись в три погибели и обхватив голову руками. Он страдал от первого в своей жизни похмелья. Страдал жестоко. Зато, протрезвев, он больше не слышал голоса этого треклятого Ларри.
– Из них? – шепотом переспросил Уилл-первый.
– Из них. Из ведьм и колдунов. Он продал душу дьяволу. Между прочим, это из-за него мне пришлось выбирать черную кошку.
– Что?! – вырвалось у Уилла номер один.
– В чем дело? – осведомился судья Давстон.
– Протестую, – произнес Уилл и привстал.
– Заткнись, – ответил констебль Кротч и воспользовался дубинкой, которую опустил на голову Уилла.
– Ох, – сказал Уилл и сел. Правда, ненадолго. Через миг он снова встал и снова произнес:
– Протестую.
Констебль Кротч снова поднял свою дубинку.
– Прошу вас сохранять спокойствие, констебль, – произнес достопочтенный судья. – Внизу, в камерах, вы можете делать все, что угодно, – но не здесь.
– Ваша честь, – заговорил мистер Гуинплен Дхарк. – Я был приглашен сюда вчера поздно вечером из Скотланд-Ярда, получив сообщение о действиях этих буянов-близнецов, переданное по факсу из полицейского участка Брентфорда. Один из этих двоих – беглый преступник. Он вырвался из камеры полицейского участка в Уайтчейпле. Это некто иной, как убийца Джек-Потрошитель.
– О-о-о-о! – хором произнесла публика, теснившаяся на галерее.
– Я узнала его, – заявила дама в соломенной шляпке. – Того, что в шикарном костюме. У него особенные глаза. Глаза убийцы. Всегда можно угадать. У моего покойного супруга были глаза взломщика. Правда, он торговал ножевыми изделиями. Но, по моему мнению, исключение только подтверждает правило.
– Мадам, – судья Давстон возвысил голос, – я буду вынужден попросить вас хранить молчание, или мне придется удалить вас из зала суда и бросить в грязную лужу.
– У вас славные глаза, ваша честь, – произнесла дама в соломенной шляпке. – Голубые, как синяки, и чистые, как совесть автора.
– Спасибо, – ответил судья. – Можете остаться. Встретимся у меня за ланчем.
– Ваша честь, – продолжал Гуинплен Дхарк. – Не думаю, что возникнет необходимость задерживать вас до ланча. При мне грубо подделанный документ, подписанный Ее Величеством королевой, благослови ее Бог. Этот документ предписывает немедленно доставить обоих обвиняемых в Тибурн для срочной публичной казни. – И мистер Дхарк вручил бумагу судье.
– Мне это кажется достаточно убедительным, – судья Давстон обменялся с советником обвинения масонским подмигиванием.
– Нет! – крикнул Уилл.
– Нет! – крикнул Уилл-второй.
Однако полицейские дубинки опустились им на головы строго одновременно – весьма гармоничное зрелище.
– Я проиграл, – произнес Фредди Лонсдейл по прозвищу Проигрыватель. – Невозможно выигрывать все дела. Правда, я пока не выиграл ни одного. Но… такова жизнь.
– Примите это как неизбежность, – посоветовал мистер Дхарк. – Я могу забронировать вам место в переднем ряду на казни, если вы не против. Возьмите свою жену, ей давно пора куда-нибудь выбраться.
– Сердечно вас благодарю.
– Протестую! – Уилл прикрылся ладонями, чтобы защитить свою многострадальную макушку.
– Протестуете? – переспросил судья Давстон. – Вам не кажется, что для протестов несколько поздновато? Вот чистосердечное раскаяние, пожалуй, могло бы смягчить вашу участь.
– В самом деле?
– Нет, – ответил судья, – это просто шутка.
И рассмеялся. Мистер Гуинплен Дхарк тоже рассмеялся. Рассмеялся Фредди Лонсдейл по прозвищу Проигрыватель. Рассмеялись констебли. Рассмеялась дама в соломенной шляпке. Рассмеялись верзила-барочник, его приятель-коротышка и вся публика на галерее.
– Кажется, я не понял, в чем соль анекдота, – признался Уилл-второй.
– Протестую, – повторил Уилл-первый. – Прошу меня выслушать.
– Тогда продолжайте, – произнес судья. – Я справедливый человек. Скажите, что считаете нужным, затем я вынесу приговор, и мы отправим вас на казнь.
– Мне нужен один момент. Только один момент. Я должен подумать.
– Вам угодно, чтобы я отложил слушание дела? – спросил судья Давстон.
– Да, если можно, – ответил Уилл.
– Слушание дела отложено.
– Благодарю вас.
– Это была шутка, – сказал судья. И все, включая и прочих лиц, среди коих был мистер Монтегю Саммерс, снова рассмеялись.
– Все пропало, – пробормотал Уилл-второй.
– Один момент, – сказал Уилл. – Только один момент, пожалуйста.
– Господин секретарь, – произнес судья Давстон. – Я намерен дать обвиняемому один момент. Какова должна быть продолжительность этого момента?
Секретарь суда принялся листать толстые тома с описанием прецедентов.
– Итак, – сообщил он, – в деле «Бэкон против Королевского дома» подсудимому было предъявлено обвинение в подрывной деятельности и намерении задеть одну из фрейлин Ее Величества (благослови ее Бог). Подсудимому было дарован один момент для того, чтобы обдумать заявление о том, что фрейлина нарывалась сама. В вышеприведенном случае продолжительность момента составляла ровно два мгновенья ока и три четверти мига.
– А это прецедент?
– Я могу сослаться также на дело «Шилдс против Кэрролла»,[100] когда два боксера-любителя подали друг на друга в суд; причиной послужил удар по лицу на ринге. По этому случаю…
– Вы меня утомили, – перебил судья Давстон. – Я дарую обвиняемому три мгновенья ока, один миг и еще полсекунды, потому что я очень славный человек.
– Еще бы, – подтвердила дама в соломенной шляпке. – Такие чудесные глаза. Точь-в-точь как у моего Малькольма, хотя Малькольм был человек со странностями. Он был помешан на тубах, потому что они напоминали ему золотые унитазы. Однажды вечером он отправился слушать Лондонский симфонический оркестр и…
– Мадам, – сказал судья Давстон.
– Простите, ваша милость, – ответила дама в соломенной шляпке.
– Прямо сейчас, – торжественно произнес судья Д.,[101] – начинаются три мгновенья ока, один миг и полсекунды… – он достал золотые карманные цифровые часы фирмы «Бэббидж и Со» и взглянул на циферблат. – Время пошло.
В зале суда воцарилось гробовое молчание. Все взгляды устремились на Уилла. Уилл поднял руку, чтобы прикрыть рот. Но его запястье было стянуто браслетом наручников. Хотя на самом деле оба его запястья были стянуты браслетами наручников.
– Ты должен что-нибудь для меня сделать, Барри, – прошептал Уилл.
– Хр-р-р, – ответил Барри.
– Барри, проснись, это важно.
– Это была шутка, шеф. Я весь внимание.
– Тогда ты должен что-то для меня сделать. Немедленно. Если не ошибаюсь, ты мой Кочешок-святой хранитель… или святой кочешок-хранитель… да еще и Кочешок Времени. В общем, вытащи меня отсюда.
– Все в порядке, шеф. Считай, что мы уже на свободе.
– А второй Уилл?
– Что, шеф?
– Я не могу уйти без него, верно? Его же казнят.
– Ну, тут я бессилен. Прости.
– Используй свое волшебство, Барри. Вытащи нас.
– Невозможно, шеф. Если бы его голова была свободна, я бы смог. Я могу перенести двух человек во времени одновременно. Но в нем сидит этот. И я не могу.
– Ну так заставь его святого хранителя действовать. Время истекает.
– Время истекает, – объявил судья Давстон.
– Вот что я скажу, шеф. Я забираю тебя и…
– Не пойдет, Барри. Я не могу бросить второго себя погибать здесь. Не могу. А все идет к этому. Но… погоди, ты подал мне просто блестящую идею. Мы немного пошушукаемся… пошушукаемся…
– Почему пошушукаемся-пошушукаемся, шеф?
– Я не хочу испортить эффект, – прошептал Уилл.
– Это скверная идея, – заявил Барри. – А если разобраться, очень скверная.
– Время истекло, – объявил мистер Давстон. – Полагаю, вы сполна воспользовались вашими три мгновеньями ока, одним мигом и половиной секунды?
– Да, – ответил Уилл. Он был одет совершенно не так, как три мгновенья ока, один миг и еще полсекунды назад. Впрочем, возможно, это только казалось. – Я решил отказаться от услуг моего защитника? мистера Фредди Лонсдейла по прозвищу Проигрыватель, и взять нового защитника.
– Это разрешается? – спросил судья Давстон. Секретарь снова углубился в изучение своих томов.
– Такой прецедент имел место, – произнес он наконец. – Дело «Королевский дом против Хилла». Ответчик, мистер Грэм Хилл, управляющий гостиницей «Большой Петух», Тиллет, Хертс, которому предъявили обвинение в нанесении бомбового удара по германскому посольству и анархизме…
– Я сейчас усну, – пожаловался судья Давстон.
– Это искреннее замечание, – уточнил секретарь суда. – Честное и откровенное и по сути своей соответствует духу масонства.
– Тогда у меня нет возражений. Вызовите своего нового защитника, лорд Уимси. Если он где-то здесь неподалеку. Он здесь?
– Да, ваша честь, – Уилл поднялся, посмотрел в сторону дверей зала и улыбнулся. – Я имею честь представить моего защитника. Мистер Тимоти Макгрегор.
ГЛАВА 27
– … И вот как-то я разгадывал кроссворд из «Таймс», – сказал Уилл, сидя со своим альтер эго в «Руках Орлока» в Грин-Дрэгон-лейн, что в восточной части Брентфорда. – И мне удалось угадать все слова, кроме одного.[93]
– И что это было за слово? – Уилл-второй сделал хороший глоток из кружки.
Цвет его лица стал заметно более здоровым. Вот вам еще одна причина пить пиво, если других причин недостаточно.
– Перегруженный почтальон, – ответил Уилл-первый.
– Перегруженный почтальон? – Уилл-второй попытался погладить собственный подбородок, но промахнулся. – Перегруженный… почтальон? Сколько букв?
– Тысячи букв в тысячах писем, – Уилл рассмеялся, и пивная пена брызнула в стороны. – Потому он и перегружен.
– Тысячи букв… – восхищенно повторил Уилл-второй. – Значит, это был очень длинный кроссворд.
– Нет, – ответил Уилл. – Это шутка. Перегруженный почтальон… Тысячи букв в тысячах писем. Усек?
– А кто такой почтальон? – спросил его двойник. – Что он льет?
– Это шутка, – Уилл вытер с губ пивную пену. – Шутка. Ты знаешь, что такое шутка? Должен знать.
– Я что-то неважно себя чувствую, – признался Уилл-второй. – Это с нашим питьем что-то не так или…
– Оно называется «пиво», – объяснил Уилл. – Ты слегка набрался. Вот и все.
– Н… набрался? – переспросил Уилл-второй. – В каком смысле?
– Ну, вот так. Что у вас, в будущем, вообще спиртного нет? Ты пьян.
– Пьян? Нет, у нас не бывает пьяных. Пьянство – это зло. С середины двухтысячных у нас никто не… Так вот что мы пьем? Это называется «выпивка»?
– У вас нет выпивки?! – Уилл-первый откинулся на спинку стула. – Мир, в котором вообще нет выпивки?!
– То, что ты называешь «выпивкой», у нас запрещено. Это следует из Писания. Мастер проклял все существующие крепкие напитки. Он всю жизнь прожил на хлебе и воде. Хотя иногда съедал пару другую кочешков – чтобы поддерживать уровень гемоглобина в крови.
– Что-что? – пролепетал Барри.
– Проклял крепкие напитки? – Уилл от души рассмеялся. – Прелестная шутка, если вообще что-то понимаю. А как насчет шампанского, которым он собирался отметить твое прибытие?
– Не знаю. Хотя чувствую… Не знаю. Кажется… Чувствую, что я…
– Счастлив? – подсказал Уилл.
– Да, именно так. Наверно. Я слышал о счастье, но никогда еще не был счастлив.
– Никогда? – лицо Уилла помрачнело. – Ты никогда не был счастлив?
– Я видел, как люди смеются. Много раз. Но никогда не понимал, почему. Со мной они никогда не смеялись. Они всегда были серьезными.
– Так это и есть зло.
– Но я чувствую. Чувствую. Что счастлив. Можно мне еще… выпивки?
– Но Писание запрещает.
– К черту Писание! – заорал Уилл-второй. – К черту все! Я не хочу играть в их игры! Я свободен от Писания. Я вообще свободен!
– Станешь свободен. Как только ты разрушишь планы ведьм, – напомнил Уилл.
– Нет, как только ты разрушишь планы ведьм. Расскажи еще что-нибудь забавное. Я не хочу думать о ведьмах. Мы не думаем о ведьмах, правда? Мы думаем о счастье.
– О нем самом, – подхватил Уилл. – Давай я принесу еще по пинте.
Он поднялся, покачнулся и направился в сторону стойки. Уилл номер два начал клевать носом.
– Думаю, все идет хорошо, сударь мой, – произнес голос у него в голове. – Думаю, мы решим эту проблему.
– Кто это сказал? – Уилл-второй выпучил глаза и начал озираться по сторонам.
– Это я, сударь мой. Ларри, твой Кочешок-святой хранитель. Я сто лет пытаюсь до тебя достучаться. Пиво облегчило мне задачу, и ты меня услышал.
– Кто это говорит? – спросил Уилл-второй, вертя головой то вправо, то влево.
– Это я, Ларри. Брат Барри. Все думали, что это из-за меня начался Большой Лондонский Пожар. На самом деле все не так. Я у тебя в голове. Я твой защитник. Мы можем обдурить этого простака как делать нечего. Мы с ним справимся голыми руками. Твоими руками, разумеется, поскольку у меня рук нет.
Уилл номер два схватился за голову.
– Я одержим! – завопил он, чем привлек внимание еще нескольких посетителей заведения. Среди них по чистой случайности оказался здоровяк-барочник и его коротышка-приятель по имени Чарли, которые как раз остановились на ночлег в Брентфорде – а Брентфорд, как известно, находится на берегу Темзы, – и дама в соломенной шляпке, которая распространяла газету «Боевой Клич».
– Чума и холера! – ахнул здоровяк-барочник. – Скажи, Чарли, не из-за этого типа на днях началась драка?
– Чокнутый из п-похоронного бюро? – уточнил коротышка. – Похоже, он самый.
– Убирайся из моей головы! – завопил Уилл-второй и принялся лупить себя кулаками по макушке.
– Не корчи из себя идиота, сударь мой, – произнес Ларри. – Я хороший. Я здесь для того, чтобы тебе помочь.
– Я проклят… – Уилл-второй продолжал колотить себя по голове.
– Да, тот самый полоумный, – сказал невеличка. – Опять устраивает балаган. Похоже, у него только один номер в репертуаре.
В это время Уилл-первый попытался протиснуться между ними.
– Пр-ростите, джентльмены, – объявил он, – но пиво не ждет.
– Лопни мои глаза, – пробормотал барочник. – Еще один. Точная копия.
Но Уилл тоже его заметил.
– О, – произнес он, – это ты.
– Не хотите приобрести новый выпуск «Боевого Клича»? – обратилась к Уиллу дама в соломенной шляпке. – Газета посвящена нашим миссионерам, которые спасают дикарей в черной Африке. Надеюсь, они оставят парочку для меня.
– Что? – переспросил Уилл.
– Убирайся из моей головы! – орал Уилл-второй.
– О, сказал сборщик собачьего помета, который забрел чуть подальше в поисках этого вещества.[94] – Голос знакомый.
– Я первым его увидел, – торжественно объявил великан-барочник.
– А я вторым, – подхватил коротышка Чарли.
– Я вас знаю, – сказала дама в соломенной шляпке.
– Шеф, – пробормотал Барри, – думаю, я вздремну.
– Слушай, сударь мой, – взмолился Ларри, – прекрати лупить себя по голове. У меня сейчас морская болезнь начнется.
– А-а-а-а!!! – завопил Уилл-второй.
– Ужас, – сообщил Уилл-первый. – Ужас. Кошмар.
И затем… То, что последует затем, можно было предсказать столь же уверенно, как то, что ночь следует за днем, чайки – за лодкой, которая возвращается с уловом макрели, телега мусорщика – за торжеством, устроенным лорд-мэром, а группа молодых людей – за пьяными девицами с нимбами на головах и ангельскими крылышками, которые только что устроили роскошный девичник в Брайтоне и теперь ходят от бара к бару, распевая «Следуй за вожатым, вожатым, вожатым».
Короче, затем началась драка.
И все стало из рук вон плохо.
А потом…
– Лорд Питер Уимси, – сказал председательствующий в Брентфордском городском суде судья Давстон, – ибо Уилл представился именно лордом Питером Уимси, когда оказался в полицейском участке. – Вас обвиняют в следующих правонарушениях. В том, что вчера вечером, в восемь тридцать или около того, вы и ваш брат-близнец, находясь в состоянии заметного опьянения, вошли в пивную, известную как «Руки Орлока», что на Грин-Дрэгон-лейн, и спровоцировали там всеобщую драку. Что вы использовали приемы смертоносного боевого искусства Димак – которое, как известно, позволяет изуродовать противника или его превратить в калеку одним прикосновением кончика пальца, – отчего пострадали: мистер Майкл Магуамп, известный также как здоровяк-барочник; мистер Чарльз Виндзор, известный также как коротышка,[95] констебли Норман Кротч и Реджинальд Мик; миссис… – Кашель с галереи был пресечен судебным приставом. – Также известная как дама в соломенной шляпке; мистер Найджел Демпстер, ведущий колонки светской хроники «Брентфордского Меркурия»…
– Что? – переспросил Уилл. Он сидел на скамье подсудимых под охраной двух бравых констеблей с фамилиями Кротч и Мик, которые щеголяли одинаковыми повязками на головах и синяками на подбородках. Уилл старался сидеть как можно дальше от своего альтер эго.
– … исполнители главных ролей в спектакле «Иосиф и его разноцветное платье», премьера которого недавно состоялась в Вест-Энде, и прочие лица.
– Я не трогал никакого Протчи Лидс, – возразил Уилл.
Судья сверился с протоколами.
– Конечно, простите, – спохватился он. – Здесь не «прочие лица». Далее следует мистер Монтегю Саммерс, историк и оккультист…[96]
– С него все и началось, – заявил Уилл. – Он ударил меня палочкой для отбивания ритма.
– Три мудреца, щелк-щелк-щелк, – пропел Барри.[97]
– … и странствующий менестрель-дислектик, воспевающий дела древности, – продолжал судья.
– Он первым меня ударил, – уточнил Уилл. – Своим джанбо.
– Итак, подсудимый, признаете вы себя виновным?
– Я невиновен, – ответил Уилл. – На нас с братом напали. Мы только защищались.
– А констебли Кротч и Мик, которые прибыли на место происшествия и которым вы нанесли удары, повлекшие за собой потерю сознания?
– Я ничего такого не делал, – заявил Уилл.
– Свидетель утверждает, что его друг вас видел.
– Бред, – отрезал Уилл.
– Если вы имеете в виду Брэда Питта, то он здесь ни при чем – возразил судья. – Но раз уж мы заговорили о людях искусства… Вас также обвиняют в нападении на Литтл Тича, популярного артиста мюзик-холла.
– Он наступил на носок моего сапога, – вставил Литтл Тич, и его нос показался над перилами галереи, а носки своих сапог – между двумя балясинами.
– Его я и пальцем не тронул. Мне это приписали ошибочно.
– Можно мне занять свое место, ваша честь? – осведомился джентльмен в длинном одеянии, парике и сапогах с высокими каблуками.
– А вы кто? – спросил судья Давстон.
– Советник защиты Фредди Лонсдейл по прозвищу Проигрыватель.
– Что? – спросил Уилл.
– Я вас знаю? – осведомился судья Давстон.
– Конечно, знаете, ваша честь, – заверил его Фредди. – Я живу за углом. Я дежурный советник защиты. Когда не собираю собачий помет.
– Вы франкмасон? – спросил судья.
– Ну что вы. Конечно, нет.
– Тогда для вашего клиента дело принимает скверный оборот.
– На первый взгляд – да, – согласился Фредди. – Но ничего нельзя сказать заранее. На этот раз, возможно, мне повезет. Рано или поздно я чего-нибудь добьюсь.
– Меня восхищает ваше присутствие духа, – признался судья. – Правда, пахнет от вас не слишком приятно… Но я сомневаюсь, что вы выиграете это дело. А наказание за массовое избиение – смерть.
– Никогда такого не было, – заявил Фредди.
– Сегодня вторник, – уточнил судья Давстон, – поэтому сегодня будет так.[98]
– Конечно, ваша честь, – ответил Проигрыватель. – Понимаю. В этом есть определенный смысл. И все же я сделаю все, что от меня зависит. А если меня постигнет неудача… завтра будет другой день. Как я полагаю, среда.
– Могу ли я занять свое место? – осведомился еще один человек.
– А вы кто? – полюбопытствовал судья.
– Гуинплен Дхарк. Франкмасон и советник обвинения.[99]
– Один из них, – Уилл-второй сидел на другом конце скамьи подсудимых, согнувшись в три погибели и обхватив голову руками. Он страдал от первого в своей жизни похмелья. Страдал жестоко. Зато, протрезвев, он больше не слышал голоса этого треклятого Ларри.
– Из них? – шепотом переспросил Уилл-первый.
– Из них. Из ведьм и колдунов. Он продал душу дьяволу. Между прочим, это из-за него мне пришлось выбирать черную кошку.
– Что?! – вырвалось у Уилла номер один.
– В чем дело? – осведомился судья Давстон.
– Протестую, – произнес Уилл и привстал.
– Заткнись, – ответил констебль Кротч и воспользовался дубинкой, которую опустил на голову Уилла.
– Ох, – сказал Уилл и сел. Правда, ненадолго. Через миг он снова встал и снова произнес:
– Протестую.
Констебль Кротч снова поднял свою дубинку.
– Прошу вас сохранять спокойствие, констебль, – произнес достопочтенный судья. – Внизу, в камерах, вы можете делать все, что угодно, – но не здесь.
– Ваша честь, – заговорил мистер Гуинплен Дхарк. – Я был приглашен сюда вчера поздно вечером из Скотланд-Ярда, получив сообщение о действиях этих буянов-близнецов, переданное по факсу из полицейского участка Брентфорда. Один из этих двоих – беглый преступник. Он вырвался из камеры полицейского участка в Уайтчейпле. Это некто иной, как убийца Джек-Потрошитель.
– О-о-о-о! – хором произнесла публика, теснившаяся на галерее.
– Я узнала его, – заявила дама в соломенной шляпке. – Того, что в шикарном костюме. У него особенные глаза. Глаза убийцы. Всегда можно угадать. У моего покойного супруга были глаза взломщика. Правда, он торговал ножевыми изделиями. Но, по моему мнению, исключение только подтверждает правило.
– Мадам, – судья Давстон возвысил голос, – я буду вынужден попросить вас хранить молчание, или мне придется удалить вас из зала суда и бросить в грязную лужу.
– У вас славные глаза, ваша честь, – произнесла дама в соломенной шляпке. – Голубые, как синяки, и чистые, как совесть автора.
– Спасибо, – ответил судья. – Можете остаться. Встретимся у меня за ланчем.
– Ваша честь, – продолжал Гуинплен Дхарк. – Не думаю, что возникнет необходимость задерживать вас до ланча. При мне грубо подделанный документ, подписанный Ее Величеством королевой, благослови ее Бог. Этот документ предписывает немедленно доставить обоих обвиняемых в Тибурн для срочной публичной казни. – И мистер Дхарк вручил бумагу судье.
– Мне это кажется достаточно убедительным, – судья Давстон обменялся с советником обвинения масонским подмигиванием.
– Нет! – крикнул Уилл.
– Нет! – крикнул Уилл-второй.
Однако полицейские дубинки опустились им на головы строго одновременно – весьма гармоничное зрелище.
– Я проиграл, – произнес Фредди Лонсдейл по прозвищу Проигрыватель. – Невозможно выигрывать все дела. Правда, я пока не выиграл ни одного. Но… такова жизнь.
– Примите это как неизбежность, – посоветовал мистер Дхарк. – Я могу забронировать вам место в переднем ряду на казни, если вы не против. Возьмите свою жену, ей давно пора куда-нибудь выбраться.
– Сердечно вас благодарю.
– Протестую! – Уилл прикрылся ладонями, чтобы защитить свою многострадальную макушку.
– Протестуете? – переспросил судья Давстон. – Вам не кажется, что для протестов несколько поздновато? Вот чистосердечное раскаяние, пожалуй, могло бы смягчить вашу участь.
– В самом деле?
– Нет, – ответил судья, – это просто шутка.
И рассмеялся. Мистер Гуинплен Дхарк тоже рассмеялся. Рассмеялся Фредди Лонсдейл по прозвищу Проигрыватель. Рассмеялись констебли. Рассмеялась дама в соломенной шляпке. Рассмеялись верзила-барочник, его приятель-коротышка и вся публика на галерее.
– Кажется, я не понял, в чем соль анекдота, – признался Уилл-второй.
– Протестую, – повторил Уилл-первый. – Прошу меня выслушать.
– Тогда продолжайте, – произнес судья. – Я справедливый человек. Скажите, что считаете нужным, затем я вынесу приговор, и мы отправим вас на казнь.
– Мне нужен один момент. Только один момент. Я должен подумать.
– Вам угодно, чтобы я отложил слушание дела? – спросил судья Давстон.
– Да, если можно, – ответил Уилл.
– Слушание дела отложено.
– Благодарю вас.
– Это была шутка, – сказал судья. И все, включая и прочих лиц, среди коих был мистер Монтегю Саммерс, снова рассмеялись.
– Все пропало, – пробормотал Уилл-второй.
– Один момент, – сказал Уилл. – Только один момент, пожалуйста.
– Господин секретарь, – произнес судья Давстон. – Я намерен дать обвиняемому один момент. Какова должна быть продолжительность этого момента?
Секретарь суда принялся листать толстые тома с описанием прецедентов.
– Итак, – сообщил он, – в деле «Бэкон против Королевского дома» подсудимому было предъявлено обвинение в подрывной деятельности и намерении задеть одну из фрейлин Ее Величества (благослови ее Бог). Подсудимому было дарован один момент для того, чтобы обдумать заявление о том, что фрейлина нарывалась сама. В вышеприведенном случае продолжительность момента составляла ровно два мгновенья ока и три четверти мига.
– А это прецедент?
– Я могу сослаться также на дело «Шилдс против Кэрролла»,[100] когда два боксера-любителя подали друг на друга в суд; причиной послужил удар по лицу на ринге. По этому случаю…
– Вы меня утомили, – перебил судья Давстон. – Я дарую обвиняемому три мгновенья ока, один миг и еще полсекунды, потому что я очень славный человек.
– Еще бы, – подтвердила дама в соломенной шляпке. – Такие чудесные глаза. Точь-в-точь как у моего Малькольма, хотя Малькольм был человек со странностями. Он был помешан на тубах, потому что они напоминали ему золотые унитазы. Однажды вечером он отправился слушать Лондонский симфонический оркестр и…
– Мадам, – сказал судья Давстон.
– Простите, ваша милость, – ответила дама в соломенной шляпке.
– Прямо сейчас, – торжественно произнес судья Д.,[101] – начинаются три мгновенья ока, один миг и полсекунды… – он достал золотые карманные цифровые часы фирмы «Бэббидж и Со» и взглянул на циферблат. – Время пошло.
В зале суда воцарилось гробовое молчание. Все взгляды устремились на Уилла. Уилл поднял руку, чтобы прикрыть рот. Но его запястье было стянуто браслетом наручников. Хотя на самом деле оба его запястья были стянуты браслетами наручников.
– Ты должен что-нибудь для меня сделать, Барри, – прошептал Уилл.
– Хр-р-р, – ответил Барри.
– Барри, проснись, это важно.
– Это была шутка, шеф. Я весь внимание.
– Тогда ты должен что-то для меня сделать. Немедленно. Если не ошибаюсь, ты мой Кочешок-святой хранитель… или святой кочешок-хранитель… да еще и Кочешок Времени. В общем, вытащи меня отсюда.
– Все в порядке, шеф. Считай, что мы уже на свободе.
– А второй Уилл?
– Что, шеф?
– Я не могу уйти без него, верно? Его же казнят.
– Ну, тут я бессилен. Прости.
– Используй свое волшебство, Барри. Вытащи нас.
– Невозможно, шеф. Если бы его голова была свободна, я бы смог. Я могу перенести двух человек во времени одновременно. Но в нем сидит этот. И я не могу.
– Ну так заставь его святого хранителя действовать. Время истекает.
– Время истекает, – объявил судья Давстон.
– Вот что я скажу, шеф. Я забираю тебя и…
– Не пойдет, Барри. Я не могу бросить второго себя погибать здесь. Не могу. А все идет к этому. Но… погоди, ты подал мне просто блестящую идею. Мы немного пошушукаемся… пошушукаемся…
– Почему пошушукаемся-пошушукаемся, шеф?
– Я не хочу испортить эффект, – прошептал Уилл.
– Это скверная идея, – заявил Барри. – А если разобраться, очень скверная.
– Время истекло, – объявил мистер Давстон. – Полагаю, вы сполна воспользовались вашими три мгновеньями ока, одним мигом и половиной секунды?
– Да, – ответил Уилл. Он был одет совершенно не так, как три мгновенья ока, один миг и еще полсекунды назад. Впрочем, возможно, это только казалось. – Я решил отказаться от услуг моего защитника? мистера Фредди Лонсдейла по прозвищу Проигрыватель, и взять нового защитника.
– Это разрешается? – спросил судья Давстон. Секретарь снова углубился в изучение своих томов.
– Такой прецедент имел место, – произнес он наконец. – Дело «Королевский дом против Хилла». Ответчик, мистер Грэм Хилл, управляющий гостиницей «Большой Петух», Тиллет, Хертс, которому предъявили обвинение в нанесении бомбового удара по германскому посольству и анархизме…
– Я сейчас усну, – пожаловался судья Давстон.
– Это искреннее замечание, – уточнил секретарь суда. – Честное и откровенное и по сути своей соответствует духу масонства.
– Тогда у меня нет возражений. Вызовите своего нового защитника, лорд Уимси. Если он где-то здесь неподалеку. Он здесь?
– Да, ваша честь, – Уилл поднялся, посмотрел в сторону дверей зала и улыбнулся. – Я имею честь представить моего защитника. Мистер Тимоти Макгрегор.
ГЛАВА 27
Дверь зала открылась, и на пороге появился Тим Макгрегор.
Тим улыбнулся многочисленной публике, собравшейся в зале суда, судье, затем прочим лицам и, наконец, Уиллу. Правда, в его улыбке проскальзывала робость. Вернее, в ней почему-то отсутствовала уверенность.
– Это скверная идея, шеф, – заметил Барри. – Я мог бы доставить тебе любого адвоката. Легендарного ныне Майка Мэнсфилда, поверенного в делах всевозможных звезд. Роберта Шапиро и его «Команду мечты» – они даже О. Дж. Симпсона смогли отмазать.[102] Или Рэмпола из Бейли,[103] или даже Куинси – он еще ни одного дела не проиграл. Или королевского адвоката Бойда,[104] или королевского адвоката Каванаха.[105] А ты выбрал…
– Он мой единокровный брат и лучший друг, – ответил Уилл. – И я ему уже все рассказал. И в любом случае, я должен что-то предпринять, чтобы его спасти. Я не могу допустить, чтобы его убили.
– Он не знает ничего, кроме того что должен знать.
– Он справится. И помни: я действую по своему усмотрению.
– Блестяще. И все даром.
– Что такое, Барри?
– Я сказал: «Блестяще, всех одним ударом».
– Как же, как же. Ах ты язва.
– Что такое, шеф?
– Ничего, Барри.
– Ваша честь, – произнес Тим Макгрегор, пробираясь к кафедре. Он был в длинном черном кожаном пальто, роскошные волосы стянуты сзади в «конский хвост». Тим держал в руке пухлый портфель и непрерывно улыбался. – Мой клиент ознакомил меня с подробностями дела. Я уверен, что могу выступить в качестве защитника и опровергнуть все обвинения, которые выдвинуты против моего клиента и его брата.
Мистер Гуинплен Дхарк устремил на Тима взгляд, исполненный ярости.
И Тим почувствовал, что его мочевой пузырь напоминает о своем существовании. А также о существовании уборной для джентльменов.
– Протестую, – сказал мистер Гуинплен Дхарк.
– На каком основании? – спросил судья Давстон.
– На том основании, что это может нанести мне ущерб.
– Это несколько необычные основания, – заметил судья Довсон. – У нас есть прецедент?
Секретарь суда раскрыл очередной том и принялся его листать.
– Не трудитесь, – бросил судья. – Откровенно говоря, я слушать не могу всю эту чушь. Предлагаю предоставить слово мистеру Макгрегору. Послушаем, что он сможет сказать.
Тим улыбнулся многочисленной публике, собравшейся в зале суда, судье, затем прочим лицам и, наконец, Уиллу. Правда, в его улыбке проскальзывала робость. Вернее, в ней почему-то отсутствовала уверенность.
– Это скверная идея, шеф, – заметил Барри. – Я мог бы доставить тебе любого адвоката. Легендарного ныне Майка Мэнсфилда, поверенного в делах всевозможных звезд. Роберта Шапиро и его «Команду мечты» – они даже О. Дж. Симпсона смогли отмазать.[102] Или Рэмпола из Бейли,[103] или даже Куинси – он еще ни одного дела не проиграл. Или королевского адвоката Бойда,[104] или королевского адвоката Каванаха.[105] А ты выбрал…
– Он мой единокровный брат и лучший друг, – ответил Уилл. – И я ему уже все рассказал. И в любом случае, я должен что-то предпринять, чтобы его спасти. Я не могу допустить, чтобы его убили.
– Он не знает ничего, кроме того что должен знать.
– Он справится. И помни: я действую по своему усмотрению.
– Блестяще. И все даром.
– Что такое, Барри?
– Я сказал: «Блестяще, всех одним ударом».
– Как же, как же. Ах ты язва.
– Что такое, шеф?
– Ничего, Барри.
– Ваша честь, – произнес Тим Макгрегор, пробираясь к кафедре. Он был в длинном черном кожаном пальто, роскошные волосы стянуты сзади в «конский хвост». Тим держал в руке пухлый портфель и непрерывно улыбался. – Мой клиент ознакомил меня с подробностями дела. Я уверен, что могу выступить в качестве защитника и опровергнуть все обвинения, которые выдвинуты против моего клиента и его брата.
Мистер Гуинплен Дхарк устремил на Тима взгляд, исполненный ярости.
И Тим почувствовал, что его мочевой пузырь напоминает о своем существовании. А также о существовании уборной для джентльменов.
– Протестую, – сказал мистер Гуинплен Дхарк.
– На каком основании? – спросил судья Давстон.
– На том основании, что это может нанести мне ущерб.
– Это несколько необычные основания, – заметил судья Довсон. – У нас есть прецедент?
Секретарь суда раскрыл очередной том и принялся его листать.
– Не трудитесь, – бросил судья. – Откровенно говоря, я слушать не могу всю эту чушь. Предлагаю предоставить слово мистеру Макгрегору. Послушаем, что он сможет сказать.