Ринго Джон. Марш через джунгли

   Помимо звуков, атмосферу переполняли совершенно фантастические ароматы. На большинстве кислород-азотных планет чаще всего встречается запах гнили, особенно в джунглях, но здесь присутствовали тысячи, миллионы незнакомых запахов.
   Серьезная нагрузка приходилась и на долю зрения. Джунгли были сплошным полем сражения угнетающего мрака и ярких красок. Сочетание двойного слоя облаков и трех ярусов джунглей порождало исключительно густую тень, которой на Земле, пожалуй, и не найти, но в этом мраке скрывалась своя, особая красота.
   Рядом с Элеонорой, на уровне головы, покачивалась лиана, украшенная крошечными карминовыми цветками. Цветы источали сильный удушливый аромат, привлекавший десятки бабочек, расцветкой напоминающих чашечки с нектаром. Во всяком случае, социологу пришло в голову именно это название. Тело местных инсектоидов было гладким, а не покрытым волосками, но раскрашены они были примерно так же, как земные бабочки. На глазах Элеоноры, любовавшейся роем порхающих красоток, с верхней ветки в самую середину их хоровода свалился красный паук – или жук – и сцапал одну. Стайка любителей нектара взвилась вверх, темно-красным облаком окружила ученую и снова разлетелась по цветкам.
   О'Кейси глубоко вдохнула аромат великолепных духов – а крошечный хищник тем временем шустро покончил со своей жертвой – и заставила себя оторваться от спасительного ствола. Пока она отдыхала, мимо прошла добрая половина отряда, и теперь следовало поторопиться, чтобы занять отведенное ей место в колонне.
   Панэ разместил «балласт», как он их окрестил, позади штабной группы. Кроме Элеоноры и Костаса, в их число включили всех четырех пилотов. Если удастся-таки добраться до космопорта, без пилотов все равно не получится захватить межзвездный корабль и удрать из системы, поэтому сохранить им жизнь было почти так же важно, как уберечь Роджера.
   Зато сама Элеонора, как она отлично сознавала, вместе с Мацуги болталась в капитанском списке приоритетов где-то на кончике хвоста. Капитан морской пехоты намеревался достичь космопорта с минимумом потерь, но если по дороге с приблудившимися академиком или камердинером случится какая-нибудь неприятность, значит, так тому и быть.
   С этой логикой спорить было трудно, не те обстоятельства, но восторга Элеонора все равно не испытывала. И еще; она была практически уверена, что Роджер не в курсе дела. Принц наверняка не согласился бы включить в процент предполагаемых потерь никчемный, с точки зрения Панэ, персонал.
   А самое главное, Элеонору расстраивал тот факт, что человек, ответственный за их жизни, как это ни прискорбно, зачислил ее в нахлебники – и был прав. Всю свою жизнь она создавала себе удобные условия для работы и сама выбирала, куда и с какой скоростью двигаться. У академиков не принято торопиться. Она помнила, что свысока посматривала на тех, кто свалился на обочину академической карьеры, но поражение этих неудачников заключалось всего-навсего в том, что они нашли себе в жизни не совсем выгодное или престижное место.
   Сейчас ситуация была в корне иной. От того, справится ли она с предложенным испытанием физических сил, в буквальном смысле зависела ее жизнь – или ее смерть. Инстинктивно она понимала, что просить о передышке бесполезно – ей все равно откажут. От нее в этом походе ничего не зависит, она бесполезна, следовательно, никто не станет ради нее рисковать безопасностью целого отряда. Ей и Мацуги предстоял простой выбор: идти или умереть.
   Элеонора была искренне убеждена, что ей предстоит сначала первое, а чуть погодя – второе. Но вот Мацуги, к ее удивлению, чувствовал себя в этих кошмарных условиях вполне прилично. Маленький суетливый камердинер волок на себе огромный тюк – почти такой же, как у мастера-оружейника, – без единой жалобы держался наравне с отрядом, да еще и время от времени помогал ей! Последнее поразило Элеонору до глубины души.
   Она выпрямилась и зашагала по грязной дорожке, образовавшейся после того, как через подлесок проломилось два с лишним взвода морских пехотинцев. Бойцы вокруг нее пристально следили за происходящим в тылу и по бокам, и она поняла, что находится в опасной близости к хвосту колонны. Чтобы вернуться к центру развертывания, следовало прибавить шагу. Она покосилась на камердинера, все еще трусившего бок о бок.
   – Знаете, Мацуги, у меня сложилось впечатление, – тихо сказала она, – что в нашем походе вы не испытываете ни малейших трудностей.
   – Ох, я бы так не сказал, мэм, – ответил камердинер, поправляя ремни внутренней рамы рюкзака. И рюкзак, и легкие «хамелеоны» были выделены им с Элеонорой из запасов. Костас лениво прихлопнул скитика и заморгал. – Боюсь, я слишком часто сопровождал Роджера в его поездках по весьма неприятным местам, на сафари. Кое-где было почти так же неприятно, как здесь, но, честно говоря, мы ни разу не попадали в такие экстремальные условия с такими ограниченными ресурсами. Я думаю, сейчас тяжело всем, даже морским пехотинцам, хотя они и стараются этого не показать.
   – По крайней мере, идти вам легко, – с горечью сказала она.
   У нее самой ноги болели так, словно кто-то тыкал в них сзади раскаленным ножом. А ведь отряд только-только достиг подножия горного склона. Теперь предстояло пересечь неглубокий ручей и вскарабкаться на следующий склон, повыше предыдущего. А значит, и ей надо одолеть этот путь, спотыкаясь и оскальзываясь, сквозь духоту и мошкару, не решаясь даже хвататься за деревья в поисках опоры – из опасений, что ее сожрет неизвестный хищник, – во власти непреходящей усталости и постоянного страха.
   – Вам надо просто переставлять ноги, одну за другой, мэм, – рассудительно сказал камердинер.
   Он поставил ногу на избитую в месиво тропинку к вершине склона и протянул руку шефу персонала:
   – Прошу, мэм!
   О'Кейси, покачав головой, оперлась на предложенную руку:
   – Спасибо, Костас.
   – Не стоит благодарности, мэм, – улыбнулся камердинер. – Право же, совершенно не стоит.

ГЛАВА 20

   Деревня, окруженная частоколом и стеной из колючего кустарника, удобно расположилась на самой вершине холма.
   Сам холм стоял у слияния реки и речки, и потоки, огибая холм, некоторое время текли параллельно. Несколько выше места слияния на реке гремел водопад, но после слияния она текла плавно и широко и была, по всей видимости, судоходна для барж. Вода сейчас стояла низко, но налицо были признаки наводнений. Похоже, происходили они часто, прерывая навигацию, да и деревню построили так высоко, чтобы избежать опасности. Отряд почти добрался до места, когда начался дождь – и отнюдь не легкий ласкающий дождик, каким по-матерински проливается на выжженную землю приостановившееся облачко, и даже не тяжелый плотный ливень, принесенный фронтом циклона. Отнюдь нет – на них обрушился настоящий потоп, сбивающий с ног, хлещущий тяжелыми струями, порождение тропической грозы, достойный собрат водопадов и цунами. Первым же его ударом те члены отряда, что послабее, были сбиты с ног.
   – И это нормально, да? – прокричал Роджер Корду. Отряд начал карабкаться вверх по склону.
   – Что? – Корд чуть приподнял свою замечательную шляпу, пригодную на все случаи жизни.
   – Вот этот дождь! – Роджер ткнул рукой в небо.
   – А, – понял Корд. – Конечно да. Несколько раз в день. А что?
   – Вот радость-то! – пробормотал Панэ, следивший за их разговором.
   За время дневного перехода Роджеру удалось завершить создание «ядра» языка, он скопировал его на все остальные импланты, и теперь каждый член отряда получил собственного переводчика. Кроме того, появилась надежда, что они смогут быстро освоить и другие окрестные диалекты, с которыми отряду придется иметь дело.
   – Я должен идти во главе вашей группы, – предупредил Корд. – Я уверен, меня заметили еще на подходе, но я должен идти впереди, чтобы они знали, что я не пленник и не крацтан.
   – Ага, – сказал Роджер и обернулся к Панэ. – Вы пойдете с нами, капитан?
   – Нет, – ответил офицер и переключил коммуникатор на общую частоту. – Отряд, стой! Абориген пойдет вперед, чтобы нас пропустили внутрь.
   – А я останусь здесь, – добавил он, обращаясь к Роджеру. Затем вскинул руку вверх, сигналя Дэпро: «Ко мне!»
   – Здесь, сэр! – отчеканила сержант.
   Она с помощью наручного сканера занималась проверкой окружающего кустарника. Прибор ловил какие-то непонятные сигналы, но расшифровать их не мог, и сержант нервничала.
   – Вместе с вашим отделением будете сопровождать принца и Корда.
   – Слушаюсь, сэр!
   Она жестом собрала подчиненных вокруг себя, указала направление движения, убрала сканер и напоследок еще раз вгляделась в кусты на севере от расположения отряда. Что-то там все-таки было, она точно знала, только оно очень хорошо пряталось.
   Корд и Роджер, в окружении морпехов Дэпро, выдвинулись вперед.
   Отряд привычно перестроился. Защитный периметр принял форму сигары, большинство бойцов залегли на склоне, на случай атаки. Во время боя понятия «безопасность» не существует, но вот такая временная остановка посреди дороги была едва ли не худшим из возможных вариантов. Допустим, у врага было время подготовить засаду – все равно попасть по движущейся цели сложнее, чем по неподвижной. Боец, занявший правильную оборонительную позицию, оказывается в еще более выгодном положении. Зато отряд, который просто остановился, открыт и уязвим.
   Вот почему опытные солдаты – а других в Императорском особом и не было – очень нервничали.
   Корд направился по исхоженной дорожке к единственному промежутку в частоколе. Когда он подошел поближе, в проеме появился еще один мардуканец, очень похожий на шамана и ростом, и повадками. Он прекрасно видел, что Корда сопровождают чужаки, но, очевидно, не испугался и жестом гостеприимства поднял верхние руки.
   – Корд, – громко сказал он, – ты привел нежданных гостей.
   – Делкра! – приветствовал его Корд, потрясая копьем. – Разве не ты уже много часов шел за нами, как тень?
   – Конечно я, – невозмутимо признал тот.
   Корд и земляне наконец достигли вершины холма. Последний участок был очень крутым, но на тропинке были вырублены ступеньки, укрепленные бревнами и камнями. Самая верхушка оказалась грубо выровнена, и сквозь проем в частоколе Роджер смог бросить взгляд на деревню.
   Она ничем не отличалась от большинства деревень на любой другой планете. Большое кострище в центре, расчищенная площадь вокруг (сейчас там никого не было), вдоль защитной стены выстроены простенькие плетеные хижины, крытые соломой и развернутые входом к кострищу. Точь-в-точь такие же деревни строятся в бассейне Амазонки и других тропических районах Земли. Роджер мог бы удивиться этому сходству, но он провел на примитивных планетах очень много времени и хорошо знал, что, имея под рукой только глину и прутья, ничего другого не выстроишь.
   – Д'Нэт Делкра, – объявил Корд, хлопнув мардуканца по верхним плечам, – я должен представить тебя моему новому ази-агун. – Он повернулся к Роджеру. – Роджер, принц Империи, это мой брат Д'Нэт Делкра, вождь Нашего Народа.
   Делкра зашипел и наперекрест захлопал всеми четырьмя руками.
   – Айя! Ази-агун? В твоем возрасте? Скверная новость, брат, поистине скверная новость. А твой поиск?
   Корд хлопнул правой истинной рукой о левую вспомогательную в жесте отрицания.
   – Мы встретились по пути. Он спас мою жизнь от зверя флара и сделал это добровольно, не будучи членом моего племени и не потому, что был вынужден защищать себя.
   – Айя! – повторил Делкра. – В самом деле, долг ази. Вождь, еще более высокий, чем шаман, повернулся к
   Роджеру, только что снявшему шлем. Внутри брони принц чувствовал себя куда лучше, чем на воздухе, но он понимал, что должен проявить вежливость по отношению к старшему лицу в здешней иерархии, а значит, не стоит прятать лицо под непроницаемым щитком.
   – Я благодарен тебе за жизнь моего брата, – сказал Делкра, – но я не могу радоваться ни тому, что он стал рабом, ни тому, что его поиск претерпел неудачу.
   – Стоп! – вскинулся Роджер. – При чем тут рабство? Я же всего-навсего застрелил этого… зверя флара.
   – Узы ази – самые прочные из всех уз, – пояснил вождь. – Когда ты спасаешь кого-то и тобой не движут при этом страх или жажда славы, ты связываешь спасенного на всю жизнь – и за ее пределами.
   – Подождите, – Роджер попытался осмыслить эту концепцию «рабства», – парни, вы что, друг другу никогда не помогаете?
   – Конечно помогаем, – сказал Корд, – но мы из одного клана. Помочь друг другу – значит помочь клану, а клан всегда помогает нам. Но у тебя не было причин убивать зверя флара. И ты не обязан был спасать мою жизнь.
   – Этот зверь мог атаковать наш отряд, – попробовал выкрутиться Роджер. – Вот почему я стрелял. Я тебя даже не видел.
   – Значит, это судьба, – объявил Делкра, хлопнув в ладоши. – Зверь не угрожал ни тебе, ни твоему… – он поглядел на рассредоточившихся вдоль склона пехотинцев, – клану?
   – Нет, – признался Роджер. – В тот момент не угрожал. Но я посчитал его опасным.
   – Это рок, – подытожил Корд, подкрепив слова двойным хлопком. – Сегодня вечером мы завершим обряд, – продолжил он, сделав сложный жест. – Делкра, я прошу для себя приюта на ночь. И приюта для клана моего ази.
   – Дарую, – сказал вождь, отступил в сторону, освобождая проход, и широко взмахнул руками. – Дарую вам приют. Входите и укройтесь от дождя.
   – «Сенсорные призраки» по всему периметру. Пока капитан Панэ наблюдал за переговорами на вершине холма, лейтенант Савато совершила обход отряда.
   – Знаете, у меня такое странное чувство…
   – Мы окружены воинами этого племени, – холодно перебил Панэ. – Они чертовски хороши. Двигаются очень медленно, поэтому сенсоры не могут отчетливо зафиксировать перемещение, а температура у них такая же, как у окружающей среды, так что от тепловых датчиков вообще никакого проку. Источников энергии нет, металла нет – только ножи и наконечники копий, а сенсоров, настроенных на нервную деятельность скользких тварей, у нас попросту нет. – Он вытащил пачку жевательной резинки, рассеянно вытащил одну штучку и сунул в рот. Пару раз встряхнул пачку, чтобы избавиться от попавшей внутрь воды, и, не поворачивая головы, убрал на место. – Посмотрите налево. Там есть большое дерево с широко раскинутыми корнями. Примерно посередине ствола – ветка, покрытая… какой-то дрянью. Берем пять метров вдоль ветки, там как раз красное пятно. Теперь полметра вправо. Копье.
   – Проклятье! – тихо сказала Савато. Скользкая тварь замаскировалась лучше любого снайпера на ее памяти. Абориген укрывался чем-то вроде одеяла, которое совершенно скрадывало его очертания. – Ну и что нам с этим делать, на будущее?
   – Отрегулировать датчики так, чтобы засекали их нервную систему. В течение сегодняшней ночи мы получим предостаточно информации. После чего будем засекать любую скользкую тварь в пятидесяти метрах. Предупредите всех бойцов, что мы не одни. Недоразумения сейчас ни к чему.
   – Значит, мне надо обойти всех еще раз? – спросила Савато.
   Панэ кивнул. Похоже, он прислушивался к чему-то другому.
   – Да-да, это будет лучше всего. Похоже, переговоры, как это ни странно, идут хорошо. Я-то ожидал, что мы попадем в котел.
   – Знаешь, – возмущался Джулиан, – в меня уже стреляли, меня взрывали, меня морозили и выпихивали в вакуум. Но я еще никогда не беспокоился о том, что меня попросту сольёт.
   Дождь никак не утихал, и позиция, которую выбрал командир отделения – неглубокая ложбинка позади упавшего подгнившего дерева, – быстро наполнялась водой. Вода поднималась, а тяжелый бронескафандр, наоборот, погружался в грязь.
   – Или утопит, – добавил он.
   – Да ладно тебе, – сказал Моисеев, осторожно отодвигая стволом бисерного ружья побег папоротника. – Это всего-навсего жалкий дождик.
   Он не сомневался, что за ними наблюдают, только никак не мог понять, кто это.
   – Он говорит «жалкий дождик», – скорбно покачал головой Джулиан. – А на Сириусе он сказал бы «солнышко немножко пригревает». А на Новом Бангкоке…
   – Ты от него точно не помрешь, – сказал Моисеев. – Воздуха в бронике хватит почти на два дня.
   Командир огневой группы судорожно дернул головой – экран шлема высветил очередной вероятный контакт. Но подсветка тут же погасла.
   – Черт побери! Хотел бы я знать, что это означает…
   – Я бы сказал, что у тебя сеть подмокла! – сказал Джулиан, опуская ружье. – Но поскольку мы все ловим одни и те же глюки, я скажу иначе: в джунглях что-то есть.
   – Всем стрелкам! – раздалось в наушниках мягкое сопрано Савато. – Глюки на датчиках вызваны присутствием воинов здешнего племени. Сохраняйте спокойствие, аборигены настроены дружелюбно. Вскоре мы планируем войти в деревню, так что они, очевидно, объявятся. Не стрелять. Я повторяю: не стрелять.
   – Все слышали? – повысил голос Джулиан и привстал, чтобы видеть всех бойцов отделения. – Огонь по партизанам не открывать.
   – Так точно, сержант, – откликнулся с дальнего фланга рядовой Мачек. – «Аборигены настроены дружелюбно». Так?
   Рядовой занимал крайнюю позицию в зоне ответственности отделения. Он пришел в роту позже других, и уж если команду принял он, значит, по всей видимости, слышали и остальные. Но Джулиан не служил бы в Императорском особом, если бы полагался на «видимость».
   – Хорошо, сообщение принял, – засмеявшись, подтвердил Джулиан и добавил уже серьезно: – Всем, кто слышал приказ, – рассчитайсь!
   Каждый его подчиненный должен поднять большой палец в знак подтверждения приказа. Только после этого сержант снова сможет занять позицию в уютной луже. Можно, конечно, переползти и в другое место, но для обороны ложбинка куда предпочтительнее, чем ее отсутствие. Даже если эта ложбинка потихоньку превращается в озеро.
   – Я из Империи, – затянул Моисеев древнюю, как мир, литанию, – я пришел вам помочь. – И поднял большой палец.
   – Успокойтесь, место посадки не радиоактивно, – подхватил Кэткарт, выглянув из-за плазмомета.
   Большой палец вверх.
   – Приходите в казарму, будем меняться хорошими вещами, – злым голосом сказал Мутаби.
   Он поднял средний палец.
   – Ой, ну зачем ты это сказа-а-а-ал! – хихикнул Джулиан. – Боже, как у меня болят ноги.
   – Язви тя в богадушумать! – ахнул Поэртена. – Само то, что надо, – угодить в середку к каннибалам.
   – Остынь, Поэртена, – посоветовала Дэпро. – Они настроены мирно.
   – Конечно! – ответил Поэртена. – Зачем нападать на того, кто сам лезет в котелок?
   В этот момент его шлем зафиксировал контакт. Затем еще один. А затем, один за другим, световые значки стали вспыхивать повсюду, и посреди дождевых струй волшебным образом материализовалась шеренга мардуканцев.
   – Язви тя! – тихо повторил оружейник. – Отпад фокус!

ГЛАВА 21

   Отряд едва-едва поместился в стенах деревни. Каждый уголок, каждая щелочка были набиты морскими пехотинцами и их снаряжением. Местные женщины, сильно уступавшие в росте мужчинам-воинам, занялись приготовлениями к вечернему празднеству. Все деревенские запасы пошли в ход. Отряд, по мере сил, тоже постарался внести свой вклад в меню. Хотя рационы, доставленные с корабля, были на вес золота, обойтись на Мардуке только ими морпехам все равно не удалось бы. Поэтому часть драгоценных запасов использовали, чтобы улучшить и разнообразить местные кушанья.
   Главным из них было зерно, внешне похожее на рис, а по вкусу напоминавшее ячмень. Блюда с зерном и фруктами были расставлены вперемежку. Среди фруктов преобладали крупные коричневые овальные плоды с толстой несъедобной кожурой и спелым содержимым, напоминающим киви, только красного цвета. Этот фрукт рос на деревьях, похожих на финиковые пальмы, и люди, не мудрствуя лукаво, окрестили их сначала киви-финиками, а затем и квиниками, для простоты.
   Подали и горячее, точнее дымящееся, тоже на больших деревянных блюдах, но мало кто из людей рискнул его попробовать, поскольку никто так и не сумел понять, что это там такое, зажаренное до угольков.
   Местные запивали еду некой разновидностью спиртного, подвергнутого не только ферментативным процессам, но и перегонке. В отношении к алкоголю мардуканцы явно ничем не отличались от людей и для получения удовольствия усилий не жалели: сержант-майор, едва пригубив крепкое пойло местного производства, грозно зарычала на взводных сержантов, и эхо ее рычания кругами расходилось по отряду до тех пор, пока последний рядовой не уразумел, что с ним произойдет, если он посмеет надраться. Еще в местных джунглях варили пиво, плотное и горькое, и некоторым морпехам оно пришлось очень даже по вкусу, но все остальные нашли его отвратительным.
   В соответствии с обычаями хозяев люди брали зерно и фрукты руками, отмахиваясь при этом от насекомых, домашней скотины и домашних любимцев (и те и другие напоминали ящериц, только разного размера).
   Гвоздем пиршества предстояло стать здоровенной ящерице, которую жарили на вертеле на главном костре. Голову ей отрубили, мясистое тело достигало в длину метра с четвертью, а длинный хвост все время высовывался из огня. Вертел вращал мардуканский подросток, очень серьезный и сосредоточенный, явно сознающий свою ответственность за порученное дело. Кстати, детей его возраста по деревне бегало не так уж много.
   Мардуканцы были живородящими, то есть не откладывали яйца, а рожали детенышей, по четыре «штуки», а то и по шесть и по восемь. Младенцы рождались очень маленькими, примерно с земную белку ростом. Мать приклеивала детенышей к своей слизистой спине, и там они потихоньку подрастали. Слизь служила им и защитой, и пищей. Немного окрепнув, они переходили к самостоятельному существованию. Таких вот, чуть подросших, детенышей было очень много, они так и кишели под ногами взрослых, скотины, да и чужаков-пехотинцев. Внимания на них никто не обращал, во всяком случае не больше, чем на ящерок, выполнявших в этом обществе роль кошек. О'Кейси, стучавшая по клавишам планшета, приостановилась и покачала головой.
   – У них, должно быть, чудовищная детская смертность, – сказала она с зевком.
   – Почему? – спросил Роджер.
   Будучи главным героем праздника, он восседал на почетном месте – под навесом у входа в хижину Делкры. Он взял с широкого листа, служившего ему тарелкой, обугленный кусочек неизвестной еды и бросил ящеренку, изводившему его умильным взглядом. Тот набросился было на лакомый кусочек, но его тут же отпихнула в сторону ящерица покрупнее. Сожрав подачку, эта ящерина – красно-коричневая, с ороговевшей, как у зверя флара, шкурой, шестью, естественно, ногами и коротким толстым хвостом – подсунулась ближе, принюхиваясь к тарелке принца. Роджер пинком отогнал ее в сторону.
   – То есть, – поправился он, по-прежнему наблюдая за маленьким ящеренком, – что заставило вас сделать такой вывод?
   «Забавная зверюшка», – думал он. Лапы у нее были не растопырены, как у обычных ящериц, а расположены точно под телом, как у млекопитающих. И взгляд был куда более осмысленный, чем у любой земной ящерицы.
   Правда, от этого она, хоть тресни, не переставала быть шестиногой ящерицей.
   – Как раз эти самые дети, – ответила О'Кейси, захлопывая планшет. – В репродуктивном возрасте каждый взрослый производит на свет не меньше шести детей. Теперь сравните с людьми и поймете: у мардуканцев должен быть либо очень быстрый рост населения, либо высокая детская смертность. Никаких признаков быстрого роста населения я не вижу, так что…
   – А что может быть причиной смерти? – рассеянно спросил Роджер, протягивая ящеренку еще один обгорелый кусочек.
   Шестиногий поспешно подбежал поближе, обнюхал угощение и боязливо огляделся по сторонам. Уверившись в отсутствии соперников, звереныш обнажил двухсантиметровые клыки, зашипел и стремительно бросился вперед. Он нанес исключительно точный укус: в руке Роджера остался крохотный кусочек мяса, аккуратно срезанный едва ли в миллиметре от кончиков пальцев.
   – Ой-йё, – сказал он, стряхивая угольную крошку.
   – Да что угодно. Но, полагаю, определяющим фактором является варварское состояние общества, – ответила О'Кейси, удобно откинувшись на мягкий рюкзак Мацуги.
   Камердинер, заинтересовавшийся кулинарными достижениями аборигенов, оставил свою поклажу на попечение ученой и ушел прогуляться по деревне. Как раз сейчас он оживленно спорил с местной женщиной, которая вынесла из хижины какую-то вязкую гадость и собиралась обмазать ящерицу на вертеле.
   – Народ, развившийся до состояния варварства, обычно надолго в нем и застревает. Малые цивилизации, лишь только возникнув, рушатся под напором варваров. – Она зевнула, мысленно перелистывая страницы истории Земли и первых звездных колоний, основанных плохо подготовленными экспедициями, отправленными на тихоходных старинных кораблях. – Порой кажется, что варварство, при всех его ужасах, которым несть числа, – естественное состояние разумных существ. То здесь, то там, то на отдельной планете, то просто на обширной территории человечество вновь и вновь соскальзывает в одно и то же. Собственно, во время Войны Кинжалов мы и сами едва не рухнули в него, и я думаю, на краю пропасти нас удержала только ваша невообразимо великая бабушка. Вряд ли она, конечно, об этом думала…