Ринго Джон. Марш через джунгли

   Элеонора отхлебнула из чаши теплое безвкусное питье и снова повернулась к почетному гостю из Пасула.
   – Так король – единственный землевладелец? – недоверчиво переспросила она.
   Даже при самых деспотичных режимах в истории Земли власть была не настолько сконцентрирована в одних руках.
   – Да. Раж Хумас владеет не только сельскохозяйственными землями, но и всеми зданиями в городе и всеми домами Совета за пределами городской стены.
   Представитель Пасула, Джедал Вел, для мардуканца был невысок, но все равно возвышался над шефом персонала как башня. Она в конце концов стала говорить исключительно с ним, обнаружив в нем кладезь информации. «Простой торговец» из Пасула интересовался не только коммерцией, но и государственным управлением, и историей. Он был истовым сторонником олигархической формы правления – как, например, в Пасуле, – и негативный пример Маршада, похоже, немало этому способствовал.
   – Два поколения назад, в хаосе, последовавшем за падением Войтана, началась гражданская война между Домами Маршада. Три из них были самыми заметными, и король тех времен, Раж Кордан, дед Раж Хумаса, вступил в союз с одним против двух других. Это была ужасная битва, но король наконец одержал победу над всеми, кроме единственного оставшегося в живых своего союзника. Но Раж Кордан, в свою очередь, был убит вскоре после окончания войны мальчиком из потерпевшего поражение Дома. Если бы не это, побежденные Дома просто лишились бы гвардии, заплатили контрибуцию и утратили часть своего влияния. А так его сын, отец Хумаса, истребил побежденные Дома до последнего человека. Затем он насильно женился на дочери своего единственного оставшегося в живых союзника и поглотил и этот Дом. После чего Дом Раж стал единственной властью в Маршаде.
   Представитель глотнул вина и всплеснул нижними руками – «пожал плечами» по-мардукански.
   – Пасул вел себя не лучшим образом. Мы поддерживали обе стороны, пытаясь затянуть войну и нанести Маршаду как можно больший ущерб. Мы всегда смотрели на этот город как на своего соперника, и с момента падения Войтана между нашими городами не один раз вспыхивали войны. Но когда Раж консолидировал всю власть над Маршадом, стало ясно, что мы совершили серьезную ошибку. С тех пор Раж накапливал все больше и больше власти и богатства и все меньше и меньше оставлял другим. Единственное, что Маршад все еще вывозит, – это дианда, которая дает огромный доход. Ее тяжело выращивать, и Раж забирает ценную землю, которую в противном случае можно было бы использовать для выращивания продовольствия. Естественно, Раж Хумасу нет до этого никакого дела. Крестьяне производят продовольствия, только-только чтобы не умереть с голоду. Горожане поголовно работают на ткацких станках, но тоже живут впроголодь.
   – Похоже, назрела ситуация для революции, – сказала О'Кейси. – Наверняка ведь есть какая-то группа, которая могла бы восстать?
   – Возможно, – осторожно сказал Джедал Вел. – Однако доходы от продажи дианды позволяют королю содержать мощную армию. Большая ее часть – наемники, и они прекрасно отдают себе отчет в том, что без Ража им крышка. Армии удалось с легкостью подавить уже не один мятеж.
   – Картина ясна… – пробормотала О'Кейси.
   Но убери из этой картины армию, продолжила она про себя, и все тут же изменится. Она взглянула на гвардейцев, выстроившихся вдоль каждой стены. Еще одна отдельная группа образовала полумесяц вокруг трона, и эта нарочитая демонстрация силы обрела наконец смысл.
   – Миллионы на армию, ни пенни для бедных… – пробормотала она под нос.
   – Прошу прощения? – переспросил представитель Пасула, но лишь из рассеянной вежливости, поскольку смотрел он в сторону трона.
   Раж Хумас подозвал командира гвардейцев – и, кажется, приготовился сделать заявление, после которого всем будет позволено элегантно разойтись.
   Роджер подошел к Панэ, отделение мгновенно сомкнулось вокруг них.
   – Порядок, – сказал капитан и взглянул на Дэпро.
   Морпехи получили специальное задание: прослушивать все, что говорят король и командир его гвардии; однако сержант пожала плечами: ничего такого, о чем можно было бы доложить.
   – Раж определенно что-то затевает, – сказал принц, укладывая выбившуюся золотую прядь на место. – Но пока все нормально.
   – Как сказал самоубийца, пролетая тридцатый этаж, – заметил Панэ. Он снова посмотрел на Дэпро. – Что-то новое?
   – Нет, просто говорят о гвардейцах, сэр… – сказала сержант, прислушиваясь. – И, кажется, еще что-то о яде, но неразборчиво.
   – Весело, – сказал капитан.
   – Мне не нравится, что нас так окружили, сэр, – добавила Дэпро. – Если что, мы грохнем короля в любой момент, но я не уверена, что принц при этом будет в безопасности.
   – Если что-то начнется, сержант, – тихо сказал Роджер, – король ваш. Это – в первую очередь. Понятно?
   Дэпро быстро посмотрела на Панэ, но капитан лишь вернул ей ее взгляд, лишенный всякого выражения.
   – Так точно, сэр. Я поняла, – отрапортовала она.
   – Будем начеку, – сказал Панэ, когда разговор у трона вдруг затих и король поднялся на ноги. – Похоже, пора повеселиться.
   – Мы собрались здесь сегодня, – сказал Раж Хумас, – чтобы воздать почести храбрым воинам, которые сокрушили кранолта и вновь открыли дорогу на Войтан. О, это могучие воины! – сказал он, и его голос отозвался гулким эхом в обшитом деревянными панелями зале. – Действительно, могучие воины, – повторил он и оглядел своих собственных собравшихся гвардейцев. – Я спрашиваю тебя, твое королевское высочество, принц Роджер Рамиус Сергей Александр Чанг Макклинток, смогли бы твои могучие воины победить всех гвардейцев в этом зале? Прежде чем падут сами?
   – Скорее всего да, – спокойно ответил Роджер. – Очень вероятно. И я очень постараюсь выжить при этом.
   Король внимательно посмотрел на него, затем устремил взгляд на одного из своих гвардейцев… который вышел вперед и отточенным движением вонзил копье в спину представителю Пасула. Джедал Вел вскрикнул, когда дымящийся стальной наконечник вышел у него из груди, но гвардеец лишь жестоко усмехнулся и повернул запястье, рывком вытаскивая оружие. Посланник с глухим звуком упал на пол.
   – Ты уверен? – спросил король, весело хрюкнув.
   – В чем? – спросил Роджер с улыбкой, от которой свело скулы. О'Кейси отпрянула к морпехам, прочь от подергивающегося трупа у ее ног. – Ты считаешь, что могучие воины, которые истребили кранолта, никогда не видели крови?
   Тем временем загрузилась программа «убийца», которую он использовал в Ку'Нкоке, и когда в поле зрения возникла прицельная сетка, он наложил ее на хохочущего капитана гвардейцев.
   Для того чтобы работать с программой убийства на самом высоком уровне, требовалось больше, чем само это программное обеспечение, пусть и отлично написанное. Программа требовала хорошо тренированных мышц, которые могли бы справиться с теми нагрузками, которые она задавала. Мускулатура Роджера отвечала этим требованиям, и пистолет появился в руке с молниеносной скоростью, которая так поразила Панэ в банкетном зале Ку'Нкока. Оружие просто материализовалось между пальцами, и звук сверхзвукового полета бисерины сменился глухим ударом туши, когда обезглавленный капитан гвардии упал на пол.
   Король открыл рот, чтобы закричать – лицо его покрылось яркими малиновыми брызгами крови и мозга, – и застыл, обнаружив, что смотрит в глубокое узкое дуло бисерного пистолета.
   – Итак… – тихо сказал Панэ, тоже держа короля на мушке и передавая по зуммеру яростный приказ основным силам отряда: стоять и не рыпаться.
   Приказы шли в текстовом формате, потому что голосовое оборудование устанавливалось в шлеме, которого в данный момент на капитане не было. Это означало, что связь неизбежно становилась односторонней, но он прекрасно представлял себе роскошную ответную брань Косутич.
   – Это называется «мексиканская ничья», – продолжал он. – Если вы пытаетесь убить нас, наш отряд не оставляет от вашего вонючего городишки камня на камне. Вряд ли вы успеете огорчиться, ваше величество…
   – Ни в коем случае, – сказал король, ухмыляясь, а гвардейцы тем временем передвинулись, чтобы своими телами заслонить его от оружия Роджера. – Я не намеревался сегодня никого убивать. Нет, нет. В мои планы это не входило.
   – Ты ведь не обидишься, если мы усомнимся в твоих словах, а? – спросил Роджер, переводя точку прицеливания на потолок; напряжение немного ослабло. – Кстати, – добавил он, мотнув головой в сторону гвардейцев, вставших между ним и королем, – если мы начнем, мы пройдем через эти гребаные тушки, как сквозь прелую тряпку. Мясо нас не остановит.
   – Но это займет некоторое время и не даст вам убить всех остальных гвардейцев, которые будут убивать вас, – сказал король. – Но, опять-таки, это никогда не было моим намерением.
   – Спросите его, чего он хочет, – прошипела О'Кейси, теперь находившаяся в относительной безопасности между двумя глыбами, Панэ и Роджером.
   Она была хорошим переговорщиком, но сейчас, по ее мнению, сложились не самые оптимальные обстоятельства. Рот у нее пересох от страха, а ладони вспотели… Она не могла понять, как Роджер и Панэ умудряются оставаться такими спокойными.
   – Хорошо, о король, каков твой план? – спросил Роджер, стараясь не сглотнуть. Если бы он сглотнул, всем бы стало ясно, что его рот такой же сухой, как поверхность солевого озера, на котором они высадились.
   – У меня есть кой-какие желания, – сказал король, еще раз хрюкнув. – У вас есть кой-какие потребности. Думаю, мы можем прийти к взаимно приемлемым условиям.
   – Ну, – сурово сказал Панэ. – Это и так понятно. Какого черта, вы решили начать переговоры таким способом?
   – Ну-у… – протянул король, хрюкнув уже совсем утробно. – С одной стороны, ваши потребности – это еда и оружие. К сожалению, в Маршаде маленькие запасы и того и другого. С другой стороны, мое желание – завоевать Пасул, где совершенно случайно может оказаться и то и другое. Я был не вполне уверен, что вы захотите завоевывать для меня Пасул, поэтому мне показалось желательным найти средство… чтобы подтолкнуть вас к этому.
   – Средство, – бесцветным голосом повторил Панэ.
   – Именно так. Я уверен, что ваш доблестный отряд возьмет для меня Пасул, когда я скажу им, что этим они покупают жизнь своим вождям.
   – Тихо, тихо, – сказала Косутич, взмахом руки призывая к тишине. – Ребята, сохранять хладнокровие.
   – Нам надо достать их оттуда немедленно, – прорычал Ясько. – Я знаю, что приказ у нас другой, но приказы, отданные по принуждению, недействительны.
   – Конечно, сэр, – сказала Косутич. – Скажите это капитану.
   – Ну…
   Разговор происходил на третьем этаже «офицерских апартаментов» гостевого крыла дворца. Светло-желтая комната, где принц готовился к роковому пиру, была сейчас заполнена временной командной группой.
   – Лейтенант, – сказал Джулиан, постукивая по своему планшету, – против нас больше батальона скользких тварей. Они занимают выгодные позиции, и наши вьючные животные у них в руках. Мы должны будем с боем пробиваться сквозь превосходящие силы отсюда и до тронного зала.
   – Капитан прав, лейтенант Ясько, – сказала сержант-майор. – Надо поймать момент, пока шансы будут в нашу пользу, а не наоборот. Время еще есть.
   – Это неправильно! – в отчаяний воскликнул офицер. – Нам бы уже сейчас следовало разнести этот тронный зал в пыль. Нанесено оскорбление члену императорской фамилии!
   – Да, – невозмутимо сказала Косутич. – Конечно. И к тому же смертельно опасное.
   Роджер спокойно слушал угрозы свеженазначенного командира гвардии о том, чем отольется пленникам неподчинение приказам. Новый до зубов вооруженный командир долго расписывал подробности, а когда он закончил, Роджер обнажил зубы в улыбке.
   – Ты следующий, – любезно сказал он.
   Капитан гвардии яростно уставился на принца, но, наткнувшись на ответный взгляд, счел за лучшее удалиться, закрыв за собой дверь.
   Роджер отвернулся от двери и осмотрелся. Зала была большой и просторной, с несколькими окнами, которые выходили на тыльную часть замка. Дальняя крепостная стена, как он заметил, была усеяна гвардейцами с факелами в руках, и все они бдительно всматривались в сумерки; любая попытка побега была исключена.
   На полу валялись вездесущие подушки, стояли низкие столики, а по углам возвышались «комнатные ведра» для испражнений. В целом все обстояло довольно сносно.
   – Надо отсюда выбираться, – пробормотал он.
   – И как вы предлагаете это сделать? – спросил Панэ, протягивая Дэпро обратно позаимствованный шлем. В отличие от принца капитан являл собой воплощенное хладнокровие.
   – Ну, скажем, взять винтовку и убивать по гвардейцу в час, пока они либо не отпустят нас, либо не догадаются не маячить у меня перед глазами, – проворчал Роджер, таращась на гвардейцев, караулящих стену.
   – Тем самым провоцируя ответные меры, – холодно сказал капитан. – До тех пор, пока мы не вступили собственно в бой, нам следует расширять пространство для маневра. Насилие на этом этапе только ограничит, а не расширит его.
   – У вас есть план? – спросила О'Кейси. – Вы говорите так, как будто он есть.
   – Не то чтобы план… – протянул Панэ, выглядывая из окна. Поднималась меньшая луна, Шарма, и ее тусклый свет можно было скорее ощущать, чем видеть в темноте за окнами. – Чисто из опыта: иногда лучше всего просто сидеть и ждать, когда противник допустит ошибку.

ГЛАВА 48

   Костас Мацуги наблюдал за вереницей согбенных фигур, перетаскивающих на спинах мешки ячмериса. Эти мардуканцы были первыми женщинами, помимо жен их погонщиков, которых морпехи видели со времен Ку'Нко-ка. Этих явно использовали на простейшей тупой работе, потому что они были безобидными и, кажется, умственно неполноценными. И еще они были худые, как жерди.
   Когда вносили последний мешок зерна, слуга огляделся по сторонам. Место, куда сваливались запасы продовольствия, не было видно мардуканским гвардейцам, выставленным снаружи гостевых апартаментов. Костас быстро вскрыл большой горшок и помахал мардуканкам.
   – Это тушеное мясо с ячмерисом. – Он показал на груду небольших глиняных чашек. – Можете взять каждая по одной чашке. Только по одной, пожалуйста.
   Когда почти трогательно благодарные женщины ушли, он поднял глаза и увидел Джулиана, который наблюдал за ним из дверей. Отгороженная часть с одной стороны прохода формально была комнатой для охраны, но, поскольку в здании, кроме охраны, никого и не было, ее превратили в склад.
   – Вам не нравится моя благотворительность, сержант? – Мацуги поднял мешок и направился к дверям; пора было начинать трудиться над обедом.
   – Нет. – Морпех легко вынул двадцатикилограммовый мешок из слабой хватки слуги и водрузил себе на плечо. – С благотворительностью в этом городе, похоже, перебои. Не вижу ничего плохого в том, чтобы внести некоторые изменения.
   – Это самый отвратительный город, который я когда-либо имел неудовольствие посетить, – сказал Мацуги. Он покачал головой и скривился. – Уму непостижимо.
   – Ну, – сказал сержант с мрачной ухмылкой, – он плохой – это да. Но не худший в Галактике. Вы когда-нибудь читали что-нибудь об «очищаемых мирах» у чистюль?
   – Немного, – признался слуга. – Я что-то слышал о них, но я, в общем, не могу сказать, что знаю. С другой стороны, как мне кажется, концепция пречистых имеет свое оправдание. Многие планеты были искалечены чересчур ревностным преобразованием климата и неконтролируемой добычей полезных ископаемых до такой степени, что не подлежат восстановлению. Но это не делает меня сторонником пречистых, – поспешно добавил он.
   – Да я и не думал, что вы их сторонник. В этом случае вы не смогли бы пройти тесты на лояльность. Ну, я надеюсь, что не смогли бы. Но вы точно не читали доклады об «очищаемых мирах»?
   – Нет, – ответил Мацуги. Они подходили к той части, где располагалась кухня. В большом очаге с краю комнаты стражи уже было разожжено пламя и висел на крюке котелок, в ожидании, когда его передвинут на огонь. – А надо было?
   – Может быть. – Сержант поставил мешок с зерном на пол. – Но в общем вы что-то о них знаете?
   – Это бывшие колонизированные планеты, которые пречистые пытаются вернуть к «исконному» состоянию, – сказал слуга и стал бросать в котелок подготовленные ингредиенты. – Они пытаются уничтожить все следы земной жизни. – Он улыбнулся и показал на котелок. – Сегодня, для разнообразия, тушеное мясо с ячмерисом.
   Джулиан фыркнул, но не улыбнулся.
   – Все правильно, так в теории, – согласился он. – Но как они на самом деле делают это? Как они «разземеливают» эти миры? И какие это миры? И где колонисты, которые жили на них?
   – К чему эти вопросы, сержант? – спросил Мацуги. – Должен ли я предположить, что вы знаете ответы, тогда как я не знаю?
   – Да, – несколько сердито кивнул Джулиан. – Я знаю ответы. Итак. Как они «разземеливают» планеты? Они начинают с колонистов. Это, по большей части, бедные фермеры – ни одна из этих планет не производит хоть что-то, что интересует пречистых. Вот почему они хотят их прикрыть. Так что они этих людей арестовывают и заставляют работать, ликвидируя «урон», который нанесла планете пара поколений. Поскольку это фермеры и терраформисты – или хотя бы потомки фермеров и терраформистов, – они, де-факто, уже виновны в «экологической халатности».
   – Но?.. – начал слуга озадаченным тоном.
   – Погодите. – Сержант поднял руку. – Думаю, я скоро отвечу на все ваши вопросы. Так вот, они заставляют их работать, «обращая процесс вспять». В основном ручными орудиями труда, «чтобы минимизировать воздействие». А поскольку люди если ничем другим, то хотя бы своими выделениями изменяют вокруг себя окружающую среду, пречистые следят за тем, чтобы минимизировать любой новый урон. Что они и делают, сокращая рацион работников до тысячи килокалорий в день.
   – Но ведь это…
   – Около половины минимума, необходимого для поддержания жизни? – сказал сержант с жесткой улыбкой. – Правда? Вот незадача.
   – Вы хотите сказать, что они морят своих собственных колонистов голодом до смерти? – не поверил Мацуги. – А где же Комиссия по правам человека?
   – Все эти планеты расположены ближе к центру империи пречистых, – сказал Джулиан. – Комиссаров и близко не подпускают к «очищаемым мирам». По словам пречистых, они полностью заброшены и находятся на карантине, так что какой интерес может быть к ним у Комиссии? Кроме того, – с горечью добавил он, – со времени тех событий прошли уже годы…
   – Боже мой, вы говорите всерьез, – тихо сказал слуга. Сержант помог ему наполнить котел водой и повесить над огнем. – Это сумасшествие!
   – Слово «сумасшествие» описывает чистюль как нельзя лучше, – проворчал Джулиан. – Конечно, «окончательного решения человеческого вопроса» не предвидится… – добавил он с мрачной ухмылкой.
   – Да? – осторожно сказал Мацути.
   – Ну, конечно. Я хочу сказать, всегда найдется какой-нибудь чертов антропоцентрический сорняк, неожиданно возникший на этих «очищенных» пейзажах, – легкомысленно сказал сержант. – Вот почему им до сих пор приходится отправлять туда людей, чтобы вырывать их с корнем.
   – А где они берут этих людей?
   – Ну, во-первых, есть политзаключенные, – сказал Джулиан, загибая пальцы. – Потом, есть всякие «враги окружающей среды», например курильщики. И есть обычные заключенные, которых просто слишком беспокойно держать рядом. Последние в списке, но, определенно, не по значимости, это иностранцы, которые, по мнению пречистых шишек, бесполезны, – закончил он с тихим рычанием.
   – Например? – спросил Мацути еще более осторожно.
   – Наших рейдеров для начала, – горько сказал морпех. – Мы потеряли три группы за прошлый год, и все, чего мы добились от чистюль, – это «нам о них ничего не известно».
   – О-ё…
   – Самое поганое, ходят слухи о том, что Комитет по навигации знает, где они. – Сержант сел на трехногий столик и опустил голову. – Если бы они нам просто сказали, мы бы в то же мгновение… Черт, мы же послали рейдеров на те планеты и задокументировали, что там творится. Вот как мы потеряли наших людей в этих богом проклятых местах! И я знаю, что мы могли бы вытащить по крайней мере некоторых из них!
   – Так значит, это слухи? Тогда другое дело. Я не могу поверить, что сегодня, в наш век, происходят подобные вещи.
   – Да поймите же, Костас, черт подери! – резко сказал Джулиан. – Я видел чертовы фотографии с Калипсо, они напоминают лагеря для интернированных времен Войны Кинжалов! Кучка скелетов, разгуливающих с деревянными инструментами и выкапывающих одуванчики, я вас умоляю!
   Слуга спокойно посмотрел на него.
   – Я уверен, что вы уверены, что это правда. Вы не будете возражать, если я попытаюсь найти подтверждение?
   – Отнюдь, – вздохнул Джулиан. – Спросите старших офицеров. Черт побери, спросите О'Кейси, когда мы выцарапаем ее обратно. Я уверен, она на этом собаку съела. Суть в том, что, как бы ни было плохо это мардуканское болото, люди каждый день причиняют друг другу вдесятеро большее зло.
   Поэртена внимательно следил за мардуканцами. Он уже давно перестал жалеть о том, что научил их жульничать. Нет смысла в сожалениях: что бы ни сделал джинн, его нельзя снова посадить в бутылку. Просто оказалось, что наличие четырех рук делает мардуканцев просто дьявольскими шулерами.
   Он впервые засек возникшие осложнения вскоре после того, как накоротке показал пару хитрых приемчиков своим друганам, во время перехода из Войтана. Внезапно он, постоянный победитель при игре в покер, начал проигрывать. Поскольку его игра не изменилась, это означало, что игра его товарищей должна была улучшиться, – но только когда Кранла передернул на сдаче, он допер, что происходит.
   Даже несмотря на то что «ложные руки» мардуканцев были сравнительно неловкими, для них не представляло трудности спрятать в ладони одну или две нужные карты, и потом оставалось только подменить их, что было и вовсе пустяком. Пинопец однажды поймал их на тузе, измазанном слизью: Денат, хитрая бестия, сообразил, что может прилепить карту к слизи на предплечье и даже показать, что у него «руки пустые».
   Сейчас они играли пиковый сплит. Способы смухлевать все равно были, но когда в игре все пятьдесят две карты, это сложнее. Слабое утешение, подумал он, кбгда Тратан перебил тузом взятку и прорезал короля Поэртены.
   – Спокойнее, Поэртена, – фыркнул огромный мардуканец. – Следующий раз ты подумаешь, что эти безмозглые женщины нам подсказывают!
   Он показал на ближайшую, которая медленно шаркала мимо на корточках, подметая пол жалким пучком ячмерисовой соломы, фальшиво напевая и беззвучно бормоча под нос.
   Группа глуповатых крестьянских женщин была прислана накануне, чтобы убрать, и осталась. Неудивительно: у землян с ними обращались лучше, чем в любом другом месте города. За короткое время, пока отряд ожидал известий о том, что намеревается сделать король, безобидные маленькие существа слились с фоном.
   Поэртена поднял взгляд по направлению жеста Тратана и фыркнул.
   – Не думаю, – сказал он.
   Маленькая мардуканка заметила их взгляд и опустила голову, слегка увеличив громкость пения. Поэртена хохотнул и стал снова смотреть в свои карты. И замер, потому что включилась программа-переводчик его зуммера. Система честно среагировала на его подсознательное желание послушать слова песни и определила, что имеет дело с неизвестным диалектом. Он хотел было прервать лихорадочную работу переводчика, но оставил это намерение, поскольку первая выскочившая фраза оказалась: «глупый мужчина».
   Он подавил смешок и прислушался. Крохотная женщина, лишь чуть-чуть повыше обычного человеческого роста, явно бранила мардуканских соплеменников.
   О, глупейшие из мужчин, разве не пою я на вашем языке? Поглядите на меня, лишь один взгляд – это все, что я прошу. Я боюсь подойти и прямо сказать, что к чему, потому что среди моих товарок есть шпионки. Но я единственная, кто знает ваш язык, Вы, глупые, пустоголовые, трусливые идиоты, мужчины! Неужели вы не выслушаете меня, чтобы ваш принц остался жив?
   Поэртена сам до конца не понял, как ему удалось сохранить невозмутимое выражение лица, когда он перешел от веселья к тревоге, но он был прожженным дельцом, и этот его опыт не ограничивался легальными товарами и услугами. Люди и раньше тайно вступали с ним в контакт в общественных местах – и как только он подсознательно понял, что песня была попыткой сделать именно это, он полностью активизировал программу перевода.
   Беда заключалась в том, что женщина пользовалась не языком Народа. Не использовала она и диалект Ку'Нкока, который был очень сходным. Вместо этого она говорила на каком-то третьем диалекте, который значительно отличался от первых двух, и из-за сочетания этих различий и того факта, что она старалась не привлекать к себе лишнего внимания, три мардуканца ее просто не замечали.
   – Беда в твоем языке, о глупая женщина, – сказал Поэртена. Переводчик, проследив, к кому относится утверждение, автоматически использовал необычный диалект. – Они на нем не говорят. Так кто же тут глупый, спрашиваю я тебя?
   – Ой, – пела она. – Я удивлялась, как три мальчика могут быть такими глупыми. Это язык города, через который вы прошли, возрожденного вами города.
   Песня была почти атональной и, поскольку пелась почти шепотом, могла бы показаться колыбельной на незнакомом языке. Никакой угрозы разоблачения. И несмотря на это, напев снова стал совершенно бессловесным, едва в помещение вошла другая женщина, которая несла поднос с едой. Загадочная мардуканка подождала, пока другая женщина выйдет из зоны слышимости, затем осторожно покосилась на землянина и продолжила бессмысленную уборку.