Анний. Конечно, так оно и есть: испорченность многим заменяет недостающие годы.
   Левкий. Тут начинается у нас двойная борьба — одна с морем, другая с разбойниками.
   Анний. Столько ему подарков? А нищим никто и травинки не подаст!
   Левкий. Как? Чтобы мы отступили? Наоборот, отчаяние придавало нам мужества.
   Анний. Боюсь, как бы брак не оказался бесплодным, если все это правда.
   Левкий. Нет, мы зацепили их за борт крючьями.
   Анний. Неслыханное дело! До свадьбы — а уже беременна?
   Левкий. Если б ты видел эту схватку, ты бы сам сказал, что я — не баба!
   Анний. Как я слышу, этот брак не только совершился, но и завершился.
   Левкий. Мы перескочили на пиратское судно.
   Анний. Но удивительно, что тебя, чужого человека, позвали, а меня обошли, хотя отец невесты со мною — в третьей степени родства.
   Левкий. И пиратов побросали в море.
   Анний. Это ты правильно сказал: у несчастливого нет родственников[538].
   Левкий. Всю добычу поделили между собой.
   Анний. Потребую у нее объяснений при первой же встрече.
   Левкий. Тут внезапно все улеглось, и настала полная тишь.
   Анний. У них богатство, а у меня гордость. Не нуждаюсь я в ее расположении!
   Левкий. И вот вместо одного судна привели в гавань два.
   Анний. Кто ее кормит, тот пускай и сердится.
   Левкий. Куда иду, спрашиваешь? В церковь, принести в дар святому Николаю обрывок паруса.
   Анний. Сегодня я занят: сам жду гостей. А в другой раз — охотно.

ΙΠΠΕΥΣ ΑΝΙΠΠΟΣ[539], или самозванная знатность

Гарпал. Несторий [540]
   Гарпал. Не поможешь ли мне советом? Ты увидишь, что я умею помнить добро и быть благодарным.
   Несторий. Хорошо, я дам тебе надежный совет, чтобы ты стал тем, кем хочешь быть.
   Гарпал. Но родиться знатным — не в нашей власти.
   Несторий. Если ты не знатен, постарайся добрыми делами достигнуть того, чтобы знатность началась с тебя. Гарпал. Это слишком долго.
   Несторий. Тогда ее задешево продаст тебе император.
   Гарпал. Над покупною знатностью все смеются.
   Несторий. Если нет ничего смешнее мнимой знатности, почему ты так упорно домогаешься звания рыцаря?
   Гарпал. Есть причины, и немаловажные. Я их тебе охотно открою, если ты сперва подскажешь мне средства прослыть знатным у толпы.
   Несторий. Получить одно прозвание, без вещи?
   Гарпал. Если самой вещи нет, важнее всего слух о ней. Но, пожалуйста, Несторий, дай мне совет; узнаешь причины — сам скажешь, что ради этого стоит потрудиться.
   Несторий. Ну, раз ты так настаиваешь, изволь. Во-первых, уезжай подальше от отечества.
   Гарпал. Запомнил.
   Несторий. Войди в общение с молодыми людьми действительно знатными.
   Гарпал. Понятно.
   Несторий. Отсюда возникнет первое предположение, что и ты таков же, как твои приятели.
   Гарпал. Верно.
   Несторий. Следи, чтобы ничего не было на тебе простонародного.
   Гарпал. Чего именно?
   Несторий. Я говорю о наряде. Шерстяного платья ни в коем случае не носи, но либо шелковое, либо, если недостанет, на что купить, — бумажное; пусть даже холстина, лишь бы не сукно.
   Гарпал. Правильно.
   Несторий. И смотри, чтобы цельного ничего не было, но повсюду делай прорези — и на шляпе, и на камзоле, и на штанах, и на башмаках, и даже на ногтях, если сможешь. И ни о чем низменном не говори. Если приедет кто из Испании, спроси, как улаживается спор между императором и папой, как пожирает твой родич граф Нассау, как прочие твои собутыльники.
   Гарпал. Будет исполнено.
   Несторий. На палец надень перстень с печаткой.
   Гарпал. Если только кошелек выдержит.
   Несторий. Ну, медное кольцо с позолотой и с поддельным камнем стоит немного. И не забудь про щит с гербом.
   Гарпал. Какой герб мне выбрать?
   Несторий. А вот, если не возражаешь: два подойника и пивная кружка.
   Гарпал. Нет, ты скажи серьезно.
   Несторий. На войне ты никогда не был?
   Гарпал. Даже не видал никогда!
   Несторий. Но крестьянским гусям и каплунам, я полагаю, головы рубил.
   Гарпал. Очень часто, и не без отваги.
   Несторий. Возьми серебряный нож и три золотые гусиные головы.
   Гарпал. И на каком поле поместить?
   Несторий. На каком еще, как не на пурпуре? В память об отважно пролитой крови.
   Гарпал. А и в самом деле! Гусиная кровь так же красна, как человеческая. Но, пожалуйста, продолжай.
   Несторий. Этот щит с гербом постарайся прибить у ворот всех гостиниц и заезжих дворов, где ты когда-нибудь останавливался.
   Гарпал. Какой выбрать шлем?
   Несторий. Верно напоминаешь. Забрало пусть будет в прорезях.
   Гарпал. Зачем?
   Несторий. Чтобы ты мог дышать; и затем — в лад всему наряду. А нашлемник какой будет?
   Гарпал. Скажи ты — я жду.
   Несторий. Собачья голова с опущенными ушами.
   Гарпал. Это примелькалось.
   Несторий. Прибавь рога — это редкость.
   Гарпал. Хорошо. Но какие животные будут держать щит?
   Несторий. Оленей, псов, драконов, грифонов разобрали князья. Ты изобрази двух гарпий.
   Гарпал. Прекрасный совет.
   Несторий. Остается имя. Тут, прежде всего, надо остерегаться, чтобы тебя не звали попросту Гарпалом Комским, но Гарпалом из Комо[541]: это подобает знати, а то жалким богословам.
   Гарпал. Так. Запомнил.
   Несторий. Нет ли у тебя какого-нибудь владения, чтобы ты мог именоваться его господином?
   Гарпал. Даже хлева и то нет.
   Несторий. Ты родился в большом городе?
   Гарпал. Нет, в глухой деревне. Грешно лгать тому, у кого просишь лекарства.
   Несторий. Ты прав. Но нет ли по соседству с этой деревней какой-нибудь горы?
   Гарпал. Есть.
   Несторий. А скала где-нибудь на горе есть?
   Гарпал. Есть.
   Несторий. Итак, будь Гарпалом, рыцарем Золотой Скалы.
   Гарпал. У знати принято, чтобы каждый имел свой девиз. Например, у Максимилиана было: «Соблюдай меру!», у Филиппа — «Кто пожелает», у Карла — «Всё дальше!» И так у каждого свой.
   Несторий. А ты надпиши: «До последней карты!»
   Гарпал. Очень удачно!
   Несторий. Чтобы мнение о тебе утвердилось, сочиняй письма, якобы посланные важными господами, и в них погуще расставь обращение «Светлейший рыцарь!» и упоминания о твоих ленах, о замках, о многих тысячах флоринов, о важных должностях, о богатой женитьбе. Позаботься, чтобы такие письма, якобы случайно тобою потерянные или забытые, попадали в чужие руки.
   Гарпал. Это мне будет нетрудно: пишу я хорошо и долгим опытом приобрел способность подражать любому почерку.
   Несторий. Вкладывай в платье или оставляй в кошельке, а после отдашь платье в починку, и мастера найдут. Они молчать не станут, а ты, как только об этом узнаешь, изобрази на лице гнев и огорчение, словно досадуешь на случившуюся оплошность.
   Гарпал. А я и тут уже давно приготовился: могу менять выражение лица, как маску.
   Несторий. Таким образом, обмана никто не заподозрит, и к молве все будут прислушиваться с доверием.
   Гарпал. Обо всем позабочусь неукоснительно.
   Несторий. Потом надо собрать нескольких приятелей или просто слуг, чтобы они повсюду уступали тебе место и величали «енкером»[542]. Расходов здесь опасаться нечего — есть очень много молодых людей, которые вызовутся разыгрывать эту комедию хотя бы и даром. Вдобавок здешние края кишат полуобразованными юношами, одержимыми страстью — чтобы не сказать «зудом» — к писанию; нет недостатка и в голодных типографах, готовых на все, если блеснет надежда на прибыток. Подкупи нескольких среди них, чтобы в своих книжках они объявили тебя «столпом отечества», и неоднократно, да еще и прописными буквами напечатали бы. Так ты хоть и в Богемии прослывешь «столпом отечества». Ведь книжки расходятся и живее и дальше, чем слухи или самые говорливые слуги.
   Гарпал. И этот прием мне нравится. Но слуг надо содержать.
   Несторий. Надо. Но ты не держи слуг αχειρους[543] и потому αχρείους[544]. Рассылай их туда, сюда — вот они что-нибудь и разыщут. Сам знаешь, случаи могут разные открыться.
   Гарпал. Довольно: уже все понял.
   Несторий. Остаются занятия.
   Гарпал. Да, говори скорее!
   Несторий. Если не будешь добрым игроком в кости, приличным картежником, неприличным блудодеем, неутомимым пьяницей, дерзким мотом и расточителем, по уши завязнувшим в долгах, если не будешь разукрашен галльскою паршою наконец, — едва ли кто поверит, что ты рыцарь.
   Гарпал. В этом я давно понаторел. Да где взять средства?
   Несторий. Погоди, сейчас узнаешь. Есть у тебя состояние?
   Гарпал. Ничтожное.
   Несторий. Когда многие поверят молве о твоей знатности, ты без труда найдешь дураков, которые поверят тебе в долг: кто побоится отказать, а кто и постыдится. А чтобы обмануть заимодавцев, есть тысяча разных способов!
   Гарпал. И в этом я не новичок. Но ведь начнут напирать, когда убедятся, что, кроме слов, нет ничего.
   Несторий. Наоборот, нет более удобного пути к царству, чем задолжать как можно большему числу людей.
   Гарпал. Как так?
   Несторий. Во-первых, заимодавец оберегает тебя не иначе, как если бы ты оказал ему великое благодеяние: он боится потерять свои деньги и не хочет создать к этому повод. Рабы так не покорны своему хозяину, как заимодавцы должнику. А если когда-нибудь что-нибудь им вернешь, благодарности больше, чем за подарок.
   Гарпал. Я это наблюдал.
   Несторий. Только остерегайся иметь дело с мелкими заимодавцами. Из-за ничтожной суммы они поднимают целую бурю. С теми, кто побогаче, сговориться легче: их сдерживает стыд, ласкает надежда, пугает страх — им известно, на что способны рыцари. Наконец, когда долги станут тебя захлестывать, выдумай какую-нибудь причину и перебирайся в другое место, а оттуда — еще в другое. Стыдиться не нужно. Кто больше всех в долгу? Самые знатные. Если кто посмеет настаивать и напирать, прикинься оскорбленным такою наглостью. Правда, время от времени кое-что возвращай, но не все и не всем. Главное — это чтобы никто не почуял, что в кошельке у тебя совсем пусто. Всегда хвастайся.
   Гарпал. Чем хвастаться тому, кому нечем похвастаться?
   Несторий. Если друг оставит что-либо у тебя на сохранение, хвастайся будто своим, но как бы ненароком, неумышленно. Для этой же цели иногда бери деньги на короткий срок и возвращай исправно. Кошелек набей медной монетой, а доставай два золотых, которые припрятаны среди меди. Остальное сообрази сам.
   Гарпал. Понимаю. Но в конце концов долги все равно меня погубят.
   Несторий. Ты знаешь, сколько у нас позволено рыцарям.
   Гарпал. Все, что угодно, и к тому ж безнаказанно.
   Несторий. Так вот, слуг держи не робких и не ленивых, а еще лучше — не слуг, а кровных родичей, которых так или иначе приходится содержать. Встретится на дороге купец — они его ограбят. Найдут кое-что без присмотра в гостиницах, в домах, на судах. Смекаешь? Пусть помнят, что не напрасно даны человеку пальцы.
   Гарпал. Опасно все-таки…
   Несторий. Ты одевай их получше, и непременно чтобы гербы на платье, да снабди вымышленными письмами к первым людям государства, — и тогда, если что стянут потихоньку, обвинить их никто не отважится, а если и будут подозрения, всякий промолчит, опасаясь господина. Если ж захватят добычу силой, это будет называться «войною». Такие забавы служат подготовкою к войне.
   Гарпал. Какой удачный совет!
   Несторий. И еще вот какой рыцарский закон всегда надо держать в памяти: рыцарь в полном праве опорожнить кошелек путнику-простолюдину. Слыханное ли дело, чтобы ничтожный купчишка позвякивал монетами, меж тем как рыцарю нечем уплатить продажной девке, нечего проиграть в кости! Всегда держись вблизи первых вельмож или, вернее, втирайся к ним в близость. Забудь про стыд, и в особенности — с иноземцами. Время старайся проводить в каком-нибудь людном месте, — к примеру — в банях или в тех гостиницах, где всегда много постояльцев.
   Гарпал. Это самое намерение у меня и было.
   Несторий. Там судьба часто подбросит тебе добычу.
   Гарпал. Каким образом? Объясни.
   Несторий. Допустим, кто-нибудь забудет кошелек или оставит ключ в двери кладовой. Остальное сам понимаешь.
   Гарпал. Но…
   Несторий. Чего боишься? На такого нарядного, так надменно и цветисто изъясняющегося, на рыцаря Золотой Скалы — кто осмелится подумать? А если такой наглец и найдется, где у него мужество, чтобы тебя обвинить? Тем временем подозрение падет на кого-либо из постояльцев, уехавших накануне. Твои люди заведут брань и ссору с хозяином, а ты изображай невозмутимое спокойствие. Если ж обворованный окажется человеком осторожным и рассудительным, он не скажет ни слова, чтобы вместе с убытком не понести еще и позора, за то что плохо хранит свое добро.
   Гарпал. Это ты дельно говоришь. Граф, владелец Белого Коршуна, тебе, конечно, известен.
   Несторий. Разумеется.
   Гарпал. Мне рассказывали, что у него гостил один испанец, весьма благородной наружности и прекрасно одетый. Он украл шестьсот флоринов, и граф не посмел жаловаться. Столько было в этом человеке достоинства.
   Несторий. Ну, вот тебе и пример. От времени до времени посылай одного из слуг на войну. Он пограбит церкви или монастыри и возвратится, нагруженный военною добычей.
   Гарпал. Это всего вернее и безопаснее.
   Несторий. Есть и еще способ доставать деньги.
   Гарпал. Открой, очень тебя прошу.
   Несторий. Изобрети какие-нибудь причины, чтобы можно было разгневаться на людей состоятельных, главным образом на монахов или священников, которых теперь почти все люто ненавидят. Один, дескать, насмехался над твоим гербом или плевал на него, другой говорил о тебе недостаточно уважительно, третий что-то написал, что может быть превратно истолковано. Этим людям через своих фециалов[545] объяви ασπονδον πολεμον[546]. Не жалей свирепых угроз, сули им разорение, разрушения, πανωλεθρίας[547]. В ужасе они прибегут к тебе улаживать раздор. Тут оценивай свою честь высоко, то есть требуй непомерно, чтобы получить в меру. Если запросишь три тысячи, меньше двухсот золотых дать постыдятся.
   Гарпал. А другим буду грозить законами.
   Несторий. Это уже ближе к искусству сикофантов; впрочем, отчасти небесполезно и оно. Да, вот что, Гарпал, чуть не забыл самое главное: надо поймать в сети богатую невесту. У тебя в руках приворотное зелье — ты молод, смазлив, забавно болтаешь, мило шутишь. Распусти слух, будто тебя зовут ко двору императора и делают самые заманчивые предложения: девушки охотно идут замуж за царских наместников.
   Гарпал. Я знаю людей, у которых это отлично получалось. Но что, если в конце концов обман выйдет наружу и отовсюду разом накинутся заимодавцы? Затравят мнимого рыцаря насмешками! В их глазах самозванство страшнее и позорнее святотатства.
   Несторий. Здесь нужно твердо помнить насчет бесстыдства, и в первую очередь — что никогда еще наглость не имела такого преимущества перед мудростью, как в наше время. Надо придумать какое-нибудь оправдание. Затем, всегда найдутся честные простаки, которые поверят твоей басне, а иные и разгадают обман, но из учтивости промолчат. Наконец, если ничего иного не останется, ищи выхода в войне или в гражданской смуте. Подобно тому как κλυζει θάλασσα πάντα των ανθρώπων κακά[548], так война покрывает все преступления. Кто не прошел такой подготовки, того нынче и за хорошего военачальника не считают. Это будет тебе последним прибежищем, если все прочее обманет. Но сперва надо горы и моря перевернуть — лишь бы до ©того не дошло! Смотри, чтобы беззаботность тебя не сгубила. Избегай мелких городишек, где и пукнуть-то нельзя без того, чтобы весь народ не узнал. В больших и многолюдных городах свободы больше, если, конечно, это не Массилия какая-нибудь[549]. Исподтишка выведывай, что про тебя говорят. Как узнаешь, что участились такие примерно речи: «Чем он занимается? Почему застрял у нас на столько лет? Почему не возвращается на родину? Почему не позаботится о своих замках? От кого ведет свое происхождение? Откуда средства для такой расточительности?» — когда, говорю, подобные речи зазвучат все дружнее, тут тебе самое время подумать о переселении. Бегство, однако же, Пусть будет львиным, а не заячьим. Притворись, будто тебя приглашают к императорскому двору по важным делам и скоро ты вернешься с войском. Те, кому есть что терять, и пикнуть не посмеют в твое отсутствие. Но кого нужно остерегаться всего больше, так это поэтов из числа раздражительных и колючих. Если им что не по нраву, тут же давай марать бумагу, и что намарают — мигом разлетается по свету.
   Гарпал. Клянусь, я в восторге от твоих советов! И ты скоро убедишься, что повстречал юношу, которого бестолковым или неблагодарным никто назвать не сможет. Как увижу на пастбище хорошего коня, тут же пошлю тебе подарок.
   Несторий. Теперь и ты исполни обещание, в свою очередь. Почему ты так стремишься прослыть знатным?
   Гарпал. Единственно потому, что знатным все позволяется безнаказанно. Разве это не веская причина, по-твоему?
   Несторий. Как бы худо ни обернулось, двум смертям не бывать; а одной не минуешь, даже если жить в самом Шартрезе[550]. И легче умереть на колесе, чем от камня в пузыре, от подагры или от паралича. Это по-солдатски — верить, что после смерти от человека не остается ничего, кроме трупа.
   Гарпал. Так я и думаю.

ΑΣΤΡΑΓΑΛΙΣΜΟΣ, или игра в бабки

Карл. Квирин
   Квирин. «Лишь от ученых учись», — говорит Катон[551]. Вот я и хочу у тебя поучиться, мой дорогой Утенхове[552]: объясни мне, почему древние наставники в благочестии распорядились, чтобы клирики носили одежду до лодыжек, или, как они говорили, «до бабок».
   Карл. Я полагаю, по двум причинам. Во-первых, ради скромности, чтобы глазу не открывалось нагое тело. Ведь в старину не был еще известен тот вид штанов, что покрывает тело от пупка до подошвы, не были в употреблении и подштанники. (По этой же самой причине стыдятся носить короткое платье женщины — заботясь о целомудрии своего пола.) И во-вторых, чтобы не только нравами, но и внешним видом отличались клирики от народа, среди которого кто всех дальше от благочестия, тем короче любит одеваться.
   Квирин. Это вполне похоже на правду. Но от Аристотеля и Плиния я выучился, что у человека бабок нет, а есть они только у четвероногих, и вдобавок не у всех, но преимущественно у тех, что имеют раздвоенное копыто, да и у них — лишь в задних ногах. Как же о платье, которое носит человек, можно сказать «до бабок»? Разве что люди некогда были четвероногими — по Аристофановой притче[553]!
   Карл. Ну, если верить Эдипу, среди людей есть и четвероногие и двуногие[554]; с войны нередко возвращаются одноногие, а когда и совсем безногие. Что же до слова «бабки», у тебя было бы еще больше оснований удивляться, если бы ты прочел Горация, который и драмам на театре приписывает бабки. В «Искусстве поэзии» он говорит, мне помнится, так[555]:
 
…Не заботясь,
Крепко ль на бабках стоит иль с треском провалится пьеса.
 
   Квирин. Поэтам разрешается говорить что угодно. Их послушать, так и у Тмола есть уши[556], и корабли пускаются в беседу, а дубы — в пляс.
   Карл. Но ведь и твой Аристотель мог тебя научить, что бывают еще полубабки, которые он зовет ημιαστραγαλους и которые, по его словам, свойственны роду рысей. Он прибавляет, что подобная кость есть и у львов, но очень неровная; Аристотель называет ее λαβυρινθωδεσ, а Плиний переводит: «извилистая». Наконец, везде, где кость сочленяется с костью, для удобства вращения выступ строго соответствует впадине, и обе части окружены и как бы выстланы скользким хрящом, чтобы сами себя не поранили трением, — как учит тот же Аристотель. Почти в каждом из таких сочленений помещается нечто схожее с бабкою и по внешнему виду, и по назначению. Так, в самом низу голени, у пяты, там, где поворачивается вся стопа, выступает кость, напоминающая бабку; греки называют ее σφυρον[557]. Далее, в коленном сгибе, — то, что они называют, если не ошибаюсь, ισχιον[558] а некоторые зовут «позвонком». Нечто подобное находим и в бедрах, и в плечах, и в суставах пальцев на руках и на ногах. И как бы удивительно это для тебя ни звучало, но греки сообщают, что названием αστράγαλοι[559] лучшие авторы обозначали даже кости, на которых держится спинной хребет, особенно в шейном отделе. Приводят такой стих:
 
Εκδεμοιαυχηναοτραγαλωγεαγη [560].
 
   Поскольку Аристотель утверждает, что передние ноги служат для скорости бега, и потому лишены бабок, а задание — для устойчивости, ибо на них приходится главный вес тела, придавая силы тем животным, которые разят врага копытами, Флакк, желая высказать мысль, что комедия не была освистана, но что ее доиграли до конца, говорит: она стояла на крепких бабках. Он приписывает бабки комедии совершенно так же, как мы говорим о «голове» шествия или «крыле» войска.
   Квирин. Ты прекрасно исполняешь роль грамматика.
   Карл. А чтобы и последние сомнения рассеялись, узнай, что греческие ученые производят слово αοτραγαλον от στρέφω[561] и отрицательной частицы а: то, что не повертывается, но сохраняет неподвижность. Впрочем, иные считают, что ρ в αστραγαλον — вставное и что первоначально было ασταγαλον: то, что не способно устоять на месте из-за гладкости и верткости.
   Квирин. Так можно долго и на разные лады угадывать. Проще признаться: «Не знаю».
   Карл. Гадания покажутся тебе не столь уж нелепыми, если ты рассудишь, в каком мраке скрывается происхождение слов. И затем, противоречия здесь нет. Всмотрись поближе: сама бабка отличается верткостью, но сочленению, в котором она заключена, сообщает устойчивость и кость с костью связывает так, что препятствует вывиху.
   Квирин. Ты, я вижу, и на роль софиста годишься, — стоит лишь захотеть!
   Карл. Незачем, однако ж, мой Бабкий, ломать себе голову над этимологией слова! Ведь то, что нынешние греки зовут αστραγαλον, древние, в их числе Каллимах, называли αστριον. Из Каллимаха приводят такое полустишье: δέκα δ' άστρια αινυτο λυτρον[562].