Самойлова Елена. Паутина судеб

   Боль снова вгрызлась чуть пониже локтя, но на этот раз так просто не отпустила, скрючивая пальцы судорогой, делая их застывшими и непослушными, словно оголенные веточки ивы на сеченьском ветру. Очень не к месту всплыли воспоминания о руках Ладислава, которые на моих глазах обрастали коричневой дубовой корой - магу наверняка достались ощущения гораздо хуже, чем мне сейчас, но это не мешало ему язвить, сидя вместе со мной в одной луже.
   -- Ева? - Голос Данте пробился-таки через вязкую пелену боли, залепившую мне уши, словно воском, и я, выпрямившись, сквозь зубы пробормотала обезболивающее заклинание на порядок сильнее предыдущего.
   Боль неохотно отступила, словно водяной змей спустился на дно омута, пальцы несколько расслабились, но чувствительность к ним все равно не вернулась. Словно моя рука - и одновременно чья-то чужая. Онемелая, уже не чувствующая окружающего холода, но хоть повинуется, и ладно. Ланнан, когда перебинтовывала мне руку накануне, нерадостно сообщила, что болеть уже почти закрывшаяся рана будет еще с месяц, а напоминать о себе может не один год, особенно в холодную и сырую погоду. И ускоренная регенерация тут не при чем - зубы подменыша задели нервы у локтевой впадины, а восстанавливаются они медленно и неохотно, зато напоминают о себе гораздо чаще, чем хотелось бы.
   -- Данте, я в порядке, - я вымученно улыбнулась и в доказательство подняла пораненную руку, медленно сжимая пальцы в кулак перед собой, и так же медленно расправляя ладонь. - Сам знаешь, как иногда ноют в такую мерзкую погоду только что залеченные раны.
   О том, что ниже локтя левую руку я почти не чувствовала, пришлось умолчать.
   Аватар нахмурился, но вынырнувший на дорогу из клочьев тумана здоровущий волк с черной полосой вдоль хребта удержал Данте от лишних расспросов. Подлунный обвел попятившихся назад Ветра и Ланнан насмешливым взглядом, обнажил впечатляющие клыки в оскале, означающем у разумных волков улыбку, и склонил голову.
   "Что, испугал я твоих друзей, сестра? Ты бы хоть предупредила, кто их до логова волхва повезет лесными тропами", - Подлунный шагнул ко мне, потерся сырой от густого осеннего тумана мордой о мою ладонь, негромко взрыкнул.
   "От тебя пахнет кровью и болью. Кто обидел тебя, сестра?"
   "Ты же знаешь, вечно я себе приключений на загривок ищу", - я присела на корточки, крепко обнимая своего названого брата за шею, пряча лицо в густой темно-серой шерсти, резко пахнущей лесным зверем и прелой листвой. С души словно скатился тяжелый камень - только сейчас я по-настоящему осознала, насколько я соскучилась по дому, по тому, что привыкла считать родным, по разумным волкам, стая которых когда-то была неотъемлемой частью моей жизни. - "Не ищи обидчика, я с ним уже разобралась. Нежить... она ведунов не шибко-то и любит".
   -- Ева, это что, наш... транспорт? - Чуть подрагивающим голосом робко осведомилась дриада у меня за спиной. Я отстранилась от Подлунного, который лизнул меня в щеку и, шагнув назад, коротко взвыл, подзывая сородичей.
   -- А ты против? - вот уж странно. Ланнан - дитя Древа, по идее, дриады не боятся зверей и птиц, какими бы пугающими они не выглядели. Рассказы о юных девах, которые гуляют по лесу, положив тонкую, хрупкую руку на загривок лесного царя - матерого бурого медведя - отнюдь не выдумки. Дриады с легкостью находят общий язык со всеми лесными жителями, но сейчас я имела сомнительное удовольствие наблюдать за тем, как Ланнан пугливо отодвигается от матерого Подлунного, холка которого приходилась мне несколько выше пояса.
   Ответить дриада не успела, потому что на размытой осенними дождями дороге возникли еще три волка. То есть два волка и светло-серая, почти белая волчица. Подлунный коротко рыкнул, и его разумные собратья медленно подошли к моим спутникам, тщательно обнюхивая каждого, словно подбирая себе седока. Наконец волк покрупнее с надорванным правым ухом лизнул руку Данте и, вильнув хвостом, повернулся боком к аватару, словно приглашая садиться. Я, прислушавшись к Подлунному, улыбнулась и объявила:
   -- Мой побратим сказал, что эти волки еще достаточно юны, и не овладели еще даром связной мысленной речи, но будьте уверены, что они все понимают. При необходимости они могут передать образ или отдельные слова, но особой разговорчивости по пути от них не ожидайте. Волка, который согласился везти Данте, зовут Ранним, волчицу, которая крутится вокруг Ветра - Снежной, а того, что сидит чуть в стороне от Ланнан - Озерный.
   Подлунный негромко заворчал и, ухватив зубами за подол моего кафтана, несильно потянул к себе. Я кивнула и взгромоздилась на широкую волчью спину, крепко ухватившись за отсыревшую шерсть на загривке.
   -- Дамы и господа, поторапливайтесь, а то у ворот возня какая-то началась. Предлагаю убираться отсюда побыстрее, пока не прибежали всякие любопытные смотреть, что за странные "кони" у нас такие.
   Данте забрался на волка так же спокойно и уверенно, будто бы садился в седло Белогривого, Ветер оказался на спине Снежной почти сразу, с мальчишеским восторгом приобнимая волчицу за шею, тогда как Ланнан и Озерный смотрели друг на друга с недоверием и каким-то подозрением. И смотрели бы дальше, если бы Подлунный не рявкнул, разворачиваясь к лесу и припуская во всю прыть по едва заметной в тумане вытоптанной среди пожелтевшей луговой травы тропке. Я успела увидеть, как Озерный рывком забрасывает себе на спину дриаду, когда их скрыли клубы седого тумана, а Подлунный ускорил бег, врываясь лес по толстому ковру опавшей листвы. За спиной один за другим послышались три коротких разноголосых воя.
   "Не волнуйся, ведунья. Мои братья и сестра следуют за нами с твоими друзьями. Надеюсь, они догадаются пригнуться как можно ниже, когда мы понесем вас сквозь лес к реке".
   "Если не догадаются сразу - то очень скоро это поймут", - я почти распласталась на широкой звериной спине, крепко сжимая пушистые бока коленями и кое-как умудрившись надвинуть шапку на лоб, чтобы не слетела по дороге. Возвращаться из-за такой мелочи разумные волки точно не будут, особенно, когда их подгоняет с каждой минутой приближающийся Излом Осени.
   В лесу густой туман превратился в легкую дымку, клубящуюся у корней деревьев, кое-где уже полностью облетевших и теперь тянущихся к небу голыми ветвями. Тишину нарушали лишь поскрипывающие на ветру макушки вековых елей да редкие потрескивания ломаемых сучьев под волчьими лапами. Редкая изморось, кое-как накрапывающая с самого утра, превратилась в мелкий противный дождь. Холодные капли стекали по лицу и одежде, частым бисером покрывали волчью шерсть.
   Владычица Осень давно вступила в свои права в Росском княжестве, и не за горами тот день, когда яркий венец из золотых листьев клена и березы, меж которых проглядывают тяжелые кисти спелой рябины, сменит величественная корона Зимы, выкованная из серебристого речного льда и щедро разукрашенная снежными бриллиантами. Ох, закружит поземкой белое одеяние Зимы, ляжет на землю ее теплое, пушистое одеяло, сберегая от лютых морозов и корни деревьев, и зверей в норах.
   Я подняла глаза, силясь разглядеть сквозь зыбкую пелену дождя тоненькие веточки рябины, невесть как оказавшейся в лесу меж стройных белоствольных берез и мрачных елей. Так и есть - гнулись к земле под тяжестью гроздей тонкие, гибкие ветки. Значит и зима придет суровая, с лютыми морозами, частыми метелями и глубоким снегом. Нелегко придется Подлунному со своей стаей, тяжко волкам в студеные зимы, а уж разумным - и того пуще. Голод, конечно, не тетка, но и людей обворовывать стая Серебряного не любит, а иногда хочешь - не хочешь, а приходится.
   "Река уже совсем рядом, сестра", - Подлунный сбавил бег, переходя на быстрый шаг, так что я наконец-то смогла выпрямиться, оглядываясь на своих спутников и силясь разглядеть их за частыми деревьями. - "Далее проходит людская тропа, где лес уже не укроет нас от чужих глаз".
   -- Мороки я наводить еще не разучилась. Как подъедем к тракту - так и наведу. - Я сдвинула назад съехавшую на самые глаза шапку, кое-как пригладила вылезшие из-под нее волосы, которые по сырости уже успели завиться забавными кудряшками в разные стороны, и вновь обернулась.
   Данте верхом на Раннем первым показался на узкой, едва заметной тропке, за ним выбежала волчица с Ветром на спине. Мальчишка кое-как удерживался на Снежной, крепко обнимая ее за шею и пригибаясь настолько низко, что казалось, будто бы едет он лежа. Впрочем, такую "посадку" хорошо объясняла свежая ссадина на щеке парнишки - наверное, не сразу сообразил пригнуться пониже, когда волки ныряли в непроходимую для конного человека чащу. А вот дриады не было видно. Впрочем, не успела я забеспокоиться, как на тропу вынырнул Озерный, как мне показалось, едва удержавшийся от того, чтобы не стряхнуть бледную Ланнан на мягкий ковер из палой листвы, пропитанный дождем. Не поладили что ли?
   Подлунный коротко рыкнул, Озерный в ответ негромко заворчал, как угрюмый, но верный пес, которого хозяин оставил охранять что-то важное для себя, но совершенно бесполезное для самого пса. Тоскливая, не приносящая радости обязанность.
   "Странная у тебя подруга, сестра. Она чего-то боится, но старается не показывать виду. Но волчье чутье этим не обманешь", - Подлунный неторопливо пошел по тропе к просвету между деревьями, туда, где проходил малый орельский тракт - наезженная, узкая дорога, петлявшая среди леса и соединяющая Ижен с Орельской протокой - срединным рукавом Вельги-реки, тем самым, что заканчивался где-то в чащобах Серебряного Леса, не то распадаясь на множество ниточек-ручейков, не то образуя небольшое озеро.
   Я не ответила, сосредотачиваясь на волшбе и накладывая на разумных волков морок, который получился довольно неплохим - теперь со стороны казалось, будто бы едем мы на низеньких мохнатых коньках с густой, но короткой, словно щетка, гривой, и недлинным жестким хвостом. Таких лошадей выводят в северных районах Росского княжества, где лето короткое и прохладное, а зимы долгие и суровые. Им не страшны метели, а широкие копыта позволяют не погружаться по самое брюхо в слипшийся, колкий снег, идти по заметенным тропам, как по мощеной дороге и передвигаться по хорошо смерзшемуся насту, не проваливаясь. Думаю, что такие лошади вызовут гораздо меньше неуемного любопытства, чем породистые скакуны, да и высота в холке у северных коньков и разумных волков не сильно разнилась. Надеюсь только, что никто не будет приглядываться слишком внимательно, не то заметит, как на раскисшей после дождей дороге остается не отпечаток подковы, а волчий след, накрыть который сможет разве что рука взрослого мужчины.
   
   Переправа, возникшая там, где малый орельский тракт обрывался на берегу довольно широкой протоки, казалась донельзя угрюмой и неприветливой. Куда ей до шумного, красочного Вельгского порта и даже более скромной Беловежской пристани - здесь был только один паром, с полдесятка груженых парусных лодок, два добротных амбара и небольшая корчма, служившая, судя по всему, еще и домом для паромщиков. Подлунный направился сразу к полупустому парому, на котором собрались несколько охотников, которые, судя по объемным торбам за плечами, промышляли на этой стороне протоки. У кого-то из них в берестяных тулах почти не осталось стрел с ярким разноцветным оперением, у других, напротив, тул был почти полон. Охотничья удача - дева капризная, сегодня она улыбается тебе в лицо, а назавтра оборачивает свой прекрасный лик к кому-то еще, а у вчерашнего любимца и дело не спорится, и словно руки опускаются.
   Данте спешился и, держа руку на холке своего "коня", подошел поближе к рослому бородатому мужику, заправлявшему переправой. О чем они разговаривали, я не стала прислушиваться, поскольку, как выяснилось, Ветер, простудившийся, скорей всего, во время последней ночевки под открытым небом, сейчас со страдальческим выражением лица хлюпал носом, украдкой высмаркиваясь в почти чистый носовой платок. Совсем я парнишку загоняла - ему бы сейчас в тепле отсиживаться, а не таскаться за мной следом сквозь ледяной осенний туман по лесам и полям.
   -- Ты как, живой? - поинтересовалась я, кладя ладонь на плечо мальчишки. Тот только шмыгнул носом и отвернулся. Ну вот, потом скажет, что я опять во всем виновата.
   Пришлось лезть в сумку и там на ощупь отыскивать небольшой коричневый мешочек из крашеного льна с непонятной закорючкой, сделанной рукой наставника. Что за слово было написано на мешочке, я не могла разобрать до сих пор, но пометка означала "лекарство от простуды", которым Лексей Вестников потчевал меня всякий раз, когда я имела глупость заболеть. Гадость редкостная, но действенная. Я кое-как развязала мешочек, и, не говоря ни слова, сунула его под нос Ветру.
   Ой, что началось...
   Мальчишка машинально вдохнул порошок, от которого у него моментально засвербело в носу, а из глаз потекли слезы и, вероятно, решив, что я надумала его отравить, метнул в меня маленькую шаровую молнию, которая с треском прокатилась по моей шапке и пропала с негромким хлопком. Теперь в воздухе пахло не только сыростью и прелыми листьями, но и слегка подпаленными волосами.
   -- Ветер, ты, часом, не свихнулся? - поинтересовалась я у непрерывно чихающего парнишки, ощупывая свою голову и приходя к выводу, что раз шапка на мне целая, то и волосы должны были остаться в неприкосновенности. То, что они сейчас торчат из-под стрелецкой шапки, как прутики из растрепанного вороньего гнезда - не беда.
   -- А ты?! - Ветер наконец-то прочихался, шумно высморкался и смотрел на меня совсем уж неласково. - Я думал, у меня все мозги через нос вылезут от твоего зелья!!
   -- Зато ты теперь хотя бы можешь нормально дышать, а не утирать сопли каждую минуту, - улыбнулась я, пытаясь запихнуть вставшие дыбом волосы под шапку. Получалось не очень хорошо - отдельные прядки постоянно вылезали, делая меня похожей на огородное пугало, Ветер же сначала недоверчиво шмыгнул носом, а потом вздохнул полной грудью. Виновато улыбнулся.
   -- Не могла сразу предупредить?
   -- По-моему, объяснения заняли бы гораздо больше времени. Ничего, переберемся через протоку, а там и до Бобруйских Хаток недалеко. Там я тебе заварю хорошее питье, и к утру будешь совсем здоров.
   -- Опять будет такая же гадость? - поинтересовался Ветер, пряча платок в карман куртки и поглядывая в сторону Данте, увлеченно что-то обсуждающего что-то с паромщиком, пока Ланнан пыталась завести на паром Раннего и Озерного. Волки не упирались, но шли неохотно, постоянно оглядываясь на Подлунного и стараясь держаться на расстоянии от дриады. - Интересно, чего они ее сторонятся?
   -- Не знаю, может, чуют чего-то, - пожала плечами я, радуясь, что можно уйти от темы относительно лекарства. Оно и в самом деле на вкус было горьким и немного приторным. - Кто знает, какими амулетами она обвешана. Это мы можем не почувствовать, а разумные волки неплохо чуют магию.
   -- Они магию чувствуют? - недоверчиво переспросил Ветер, покосившись на Снежную. Волчица только ухом дернула, но в светло-зеленых глазах мерцала несколько самодовольная искорка.
   -- Вроде того, - я улыбнулась и погладила Подлунного по загривку. - Насколько я знаю, у них это похоже на человеческое предчувствие. Как будто чувствуешь чей-то тяжелый взгляд на затылке.
   "Горазда ты объяснять, сестра", - усмехнулся волк, устремляясь к парому следом за братьями. - "Глядишь, и впрямь научится чему. Пока он еще как волчонок, только-только прозревший, и сейчас выясняет, так ли велик мир за пределами родной норы".
   "Ну, ежели что - приглядишь за ним? Если Лексей Вестников возьмет его в ученики?", - поинтересовалась я, осторожно ступая по мокрой, угрожающе потрескивающей доске, соединяющей паром с берегом. Дождалась, пока Ветер со Снежной переберется на чуть покачивающийся под ногами деревянный настил поверх бревенчатого плота, и только тогда вздохнула поспокойнее.
   "Отчего ж не приглядеть?" - разумный волк потерся мордой о мою руку, лизнул ладонь влажным, шершавым языком. - "Если сама не останешься его учить".
   -- Это вряд ли, - тихонько пробормотала я, наблюдая за тем, как паромщики втаскивают на плот доску-трап, как отталкиваются от берега длинными, крепкими шестами, как медленно разрастается полоса темной воды, покрытой мелкой рябью, между краем парома и землей.
   Туман, до того расстеленный над стылой водой, как девичья кисея, поредел и почти пропал. Свинцово-серые тучи над головой наконец-то разродились мелким, плотным, как крупа, снегом, который посыпался на наши головы, как из прохудившегося мешка. Сердце болезненно кольнуло тупой иглой, когда перед глазами всплыл обрывок видения... капли крови на свежевыпавшем снегу - как горсть спелой рябины...
   Левая рука вновь напомнила о себе резкой, колющей болью. К пальцам вернулась чувствительность, но только для того, чтобы напомнить - погода действительно мерзкая, а значит, рана будет болеть еще долго. Жаль, что сейчас попросту нет возможности сделать себе горячий компресс травяного отвара, утишающего боль в уже заживающих ранах, это было бы очень кстати. А так - пришлось обойтись еще одним обезболивающим заклинанием, лишившим руку какой-либо чувствительности.
   -- Ев, тебе плохо?
   Я подняла взгляд и увидела перед собой обеспокоенное лицо мальчишки. Он осторожно, самыми кончиками пальцев, коснулся левого рукава моего кафтана как раз поверх раны и вопросительно приподнял брови. Я улыбнулась и качнула головой.
   -- Не волнуйся, Ветерок. Со мной все в порядке.
   
   Жгучая боль в виске, невольно наталкивающая на мысли о раскаленном пруте, разбудит кого угодно, и Ладислав не стал исключением. Он медленно сел, прижимая холодную рукоять кинжала к пульсирующему болью виску, и обвел спальню тяжелым взглядом человека, страдающего жестоким недосыпом. За окном, если судить по звукам, давно наступило утро, по крайней мере, булочники уже вовсю зазывали покупателей к своим лоткам.
   Рано, слишком рано. Особенно для того, кто привык ложиться спать на рассвете, бодрствуя ночью, когда нормальные люди уже смотрят свои сладкие или же беспокойные сны.
   Тонкий шрам на правом виске ныл и горел, как недавний ожог, и Ладислав, одним движением убрав кинжал в ножны на поясе, вскочил с кровати, поморщившись от очередного приступа головной боли. Девчонка-ведунья собиралась уезжать на рассвете, а он, умаявшись вчера до безумия, разумеется, проспал это знаменательное событие. И вот сейчас расплачивается за это - долг крови не делает скидок на усталость и не дарит поблажек должнику. Одна надежда - что шрам так болит не из-за того, что его "благодетельница" успела найти приключения на свою чрезмерно шуструю и вертлявую задницу, а просто из-за перемены погоды, недосыпа и серьезной выкладки сил накануне.
   Некромант улыбнулся уголком рта. Когда это его так называемые "надежды" сбывались? Хочется верить, что ведунья останется в живых, и будет пребывать на этом свете хотя бы до того момента, как он сможет вернуть ей долг крови. После этого - пусть хоть к черту на рога лезет, не его дело. Но пока он ходит у девчонки в должниках, в его же интересах, чтобы с головы "благодетельницы" даже волос не упал без лишней на то необходимости. А для этого придется таскаться за ней, как привязанному. Да уж, ни одному привороту не сравниться по своей подлости с долгом крови, поскольку в его случае - хочешь жить, следуй за своим благодетелем, следи, чтобы не умер, не пострадал. И жди, пока не подвернется случай спасти от беды ритуалом "поворота".
   Жесткий шрам болезненно заныл, заколол сотнями острых иголочек, да так сильно, что Ладислав намертво стиснул зубы, ожидая, пока пройдет "приступ". Темные боги, если слышите - сделайте так, чтобы эта дура не умерла прямо сейчас, потому что очень не хочется отправляться следом за ней на тот свет только для того, чтобы выяснить, что меня не пускают даже в преисподнюю, чего уж говорить о небесном саде.
   Словно в ответ, боль в виске поутихла. Шрам все еще ощутимо покалывало, но по сравнению с тем, что было, это казалось мелочью. Некромант выпрямился и принялся наскоро собираться в дорогу. Дух-прислужник, разумеется, уложит походную суму, но кое-что он должен подобрать сам. К примеру, надеть под куртку широкий кожаный пояс с множеством петелек, кармашков и крючков на котором он обычно носил зелья, порошки в непромокаемых мешочках из провощенной кожи и кое-какие инструменты, зачастую необходимые для ремесла некроманта. В отдельный футляр поместить два пера, чернильницу с плотно закупориваемой пробкой и несколько небольших свитков чистого пергамента. Интересные мысли и не менее занимательные результаты случайных опытов лучше записывать, чтобы потом попытаться воспроизвести или хотя бы не забыть.
   Рассовав кое-какие мелочи по карманам куртки, Ладислав подошел к небольшому ящичку, подвешенному над рабочим столом, и оттуда выудил нечто вроде короткого, всего в локоть с четвертью, меча с очень широким, чуть изогнутым лезвием, которое вполне могло служить заменой небольшой лопате, а с учетом зазубрин на внешней стороне - то и пилой. Необычный клинок, сделанный на заказ у уважаемого мастера-гнома - не очень тяжелый, но при этом невероятно прочный. Ладислав усмехнулся, вспоминая лицо мастера-кузнеца, когда он выложил к нему на стол чертеж желаемого клинка. Наверняка решил, что таким мечом клиент собирается отрубать головы, отпиливать руки и ноги у несчастных, а потом закапывать останки, не утруждая себя поисками топора, пилы и лопаты.
   И ведь почти не ошибся бы...
   Дух-работник весьма не вовремя просочился сквозь стену, неосторожно задев низенькую полочку, на которую некромант выставил ряд бутылочек, раздумывая, пригодятся ли подобные... составы в дороге, или же врагов лучше травить в ставшем почти родным Ижене. Стеклянные пузырьки без этикеток жалобно звякнули и едва не посыпались на пол, но все же устояли. Дух боязливо сжался, но все же объяснил с помощью жестов, что господина ожидают внизу. Посетитель. Очень важный. Опасный...
   -- Ну кого еще принесло в это проклятое утро? - выдохнул Ладислав, торопливо рассовывая плотно закупоренные плоские бутылочки по кармашкам в поясе и, на ходу запахивая куртку, почти сбежал по едва скрипнувшим ступеням на первый этаж. Там, в полумраке прихожей, его дожидался тот, кого он меньше всех хотел бы сегодня видеть. В идеале - не видеть никогда, но похоже, что на сегодня судьба еще не исчерпала свои неприятные сюрпризы.
   Глава Каменного Круга, волхв Милорад смотрел на него неприятно выцветшими светло-серыми глазами, холодными, спокойными. Тускло поблескивал алый камень серебряного перстня на правой руке, серые свободные одежды делали волхва похожим на призрака, того и гляди - забренчит полупрозрачными цепями, заговорит, проклиная на веки вечные... Милорад действительно заговорил, и, судя по тому, как начинался разговор - неприятности ему все-таки светили, причем довольно ярко.
   -- Ты не серчай, Ладиславушка, что в такую рань к тебе постучался, но сам понимаешь, иногда служба не терпит отлагательств, - волхв чуть улыбнулся, окидывая молодого некроманта взглядом, и ненавязчиво коснулся кончиками пальцев мерцающего камня в перстне. - Хотя смотрю, ты куда-то из города собрался. Это правильное, ох, какое правильное решение.
   -- О. - Ладислав вежливо поклонился. - И на сколько времени это решение будет самым лучшим, если не думать о хорошо прожаренном мясе и прочей гастрономии?
   -- Да вот лучше б успеть до того, как стражники на северных воротах караул сменят, - волхв улыбнулся чуточку шире и виновато развел руками. Мол, что я могу сделать, приказ есть приказ. Ничего, в следующей жизни, внучки-отступнички, будете вести себя лучше и благоразумней. - А до того времени чуть меньше часа осталось, если, конечно, начальник стражи не решит, что время обеда пришло, и не сменит караул раньше назначенного.
   Ладислав склонил голову, принимая информацию к сведению. Рот наполнился тягучей кислой слюной.
   -- Давненько я хотел в поле выйти... Поразмяться, подышать свежим воздухом... Легким полезно, опять же. Вот только думаю, недельки две на оздоровление хватит? Или лучше подальше путешествовать?..
   -- Да зачем так близко, Ладиславушка? Ты, почитай, всю округу знаешь, как свои пять пальцев. Лучше в Столен Град наведайся, знаю, родня там у тебя есть. Ты их навести, поживи с месяцок, чай дома будешь, не у чужих людей. А ежели закрутит зима суровая - то к чему тащиться сюда через снега и ледяные переправы? Поживи в столице, пока не потеплеет, там всяко зима мягче, чем у нас. А весной возвращайся - тебе тут все рады будут, слова плохого поперек не скажут, уж я об этом позабочусь.
   -- Да... Давненько я родных не видал. Жалко дом мой до весны выстудится, небось... - покачал головой некромант, поднимая с низкого табурета туго набитую дорожную сумку и набрасывая на плечи плотный, подбитый мехом плащ. Дух-работник все сделал, как следовало - можно было не сомневаться, что оседланная лошадь с притороченными к седлу сумками с провиантом уже дожидается его в конюшне. Жаль, что выдвигаться придется без завтрака, но ничего, уж это как-нибудь позже уладить удастся.
   -- Не волнуйся, Ладиславушка, - улыбнулся Милорад, широко распахивая дверь и выходя на слегка припорошенный первым снегом порог. - Послежу я за твоим домом. Ничего не пропадет, не выстудится, в запустенье не придет. Будь спокоен. Вернешься - будет все так, словно и не уезжал вовсе.
   Волхв на прощание легонько хлопнул Ладислава по плечу и ушел, не оборачиваясь, по людной улице. Некромант криво усмехнулся - вот уж выставили, так выставили. С одной стороны, он все равно уезжать собирался, но с другой... Кто знает, сколько ему придется хвостиком таскаться за той весьма невезучей ведуньей? Хорошо, если всего-то недели две, а если месяц? Полгода? Вот уж незадача, хоть ее весной тогда в Ижен сманивай, чтобы под присмотром постоянно была. Так ведь не согласиться, коза упрямая. У нее, небось, в голове пока что только дороги да работа "для души". Таких силком в город не заманишь, разве что за "высокими чувствами" и прочими "радостями".