Самойлова Елена. Паутина судеб

   Вот и все. Я теперь действительно сама по себе.
   Легкой тебе Дороги, отец...
   
   

Глава 15.

   В горнице было удивительно, неестественно тихо. Даже огонь в печке не потрескивал, а саламандра сидела у приоткрытой чугунной дверцы, уныло опустив пышущий жаром хвостик и даже не пытаясь выбраться на волю. За окном медленно спускались сумерки, а я сидела, бессмысленно вертя на пальце перстень Лексея Вестникова и неотрывно глядя в затухающий огонь печи. Слез почему-то не было, как и злой скорби - только камнем лежащая на сердце тоска, стряхнуть которую не получалось. Ветерок молча пристроился рядом со мной на скамейке, положив вихрастую голову мне на колени, а я машинально перебирала кончиками пальцев непослушные пряди, чувствуя, как тоска становится все невыносимее.
   Тихо скрипнула дверь, ведущая из горницы к жилым комнатам, и на пороге появился серьезный, сосредоточенный Ладислав, на ходу вытирая руки льняным полотенцем. Он неторопливо подошел к нам и легонько коснулся ладонью моего плеча.
   -- Я все сделал, как ты просила.
   -- Спасибо... - Я подняла на него усталые, сухие глаза. - Я сама бы.. не смогла, наверное.
   -- Похороны все равно придется проводить тебе. Я, к сожалению, магией огня не владею, а хоронить Лексея в землю даже я отсоветую. Слишком уж это неопределенная участь получается, да и беспокойная временами...
   -- Знаю... - Я отстранила своего ученика, поднимаясь с лавки. - Побудьте здесь, я пока схожу, гляну, как там Данте... а там уже и проводим наставника...
   В комнате, которая раньше была моей "детской" сейчас было довольно темно и тихо, несмотря на распахнутые настежь ставни. Первый морозец уже разрисовал пластины горного хрусталя на окнах причудливыми узорами, самым искусным плетением, которое только может быть создано руками кружевницы. Белые узоры на темных пластинах едва заметно мерцали в пламени свечи, стоящей на подоконнике - единственного источника света в комнате - переливались, словно присыпанные алмазной крошкой, и сияли, будто бы перекликаясь с золотистыми искорками в моем, теперь уже моем, перстне ведуна-наставника.
   Данте лежал на кровати, до подбородка укрытый теплым лоскутным одеялом. Его грудь мерно поднималась и опускалась в такт неслышному почти дыханию, черты лица казались чересчур заостренными, а под глазами все еще не прошли темные круги, в первые несколько часов после рассвета делавшие Данте похожим на выходца с того света. Что ж, в каком-то смысле, так оно и было...
   Я переставила свечу с подоконника на сундук у изголовья постели, и уселась на ее краешек, взяв теплую руку аватара в ладони. Толчки крови в запястье, еще утром почти не ощущавшиеся, сейчас были сильными и ровными. Он все же приходит в себя. Не может не прийти. Слишком уж он сильный, слишком упрямый...
   -- Только попробуй не очнуться, слышишь? - шепнула я, сдавливая его ладонь. - Я тебя не для того вытащила из призрачной свиты, чтобы ты изображал тут сказочного спящего царевича...
   Данте, разумеется, не ответил, а я не удержалась - и осторожно обняла его, положив голову ему на грудь, напротив сердца, вслушиваясь в размеренный, ровный стук. В его волосах стало гораздо больше седины - если раньше была лишь одна ярко-белая прядь у левого виска, то сейчас тонкие серебристые нити появились по всей голове, оттеняя черноту волос. Когда я поутру помогала Ветру перетащить Данте с тюфяка у печи на кровать в комнате, то мне страшно было на него смотреть. Право слово, я боялась, что он начнет изменяться прямо у меня на глазах, как призраки, что скакали рядом с ним бок о бок в свите Черного Охотника - те только на первый взгляд казались похожими на себя-прежних. Что там было на самом деле - я не знала и знать не желала... но страх, что аватар так и не выберется на поверхность глубокого, вязкого, как самое топкое болото, сна, больше походившего на смерть, так никуда не делся. И не денется, пока я не загляну в его черные с серебряными искорками глаза, напоминающие о далеком звездном небе зимней ночью - и окончательно не поверю, что он жив.
   -- Не представляешь, насколько ты мне сейчас нужен... - еле слышно всхлипнула я, уткнувшись лицом в грудь аватара, накрытую одеялом. - Как мне сейчас нужно, чтобы ты был рядом, как тогда, в Вещих Капищах... Я так устала, ты просто не представляешь. Мне кажется, что еще немного, еще чуть-чуть - и я сломаюсь. Ну, очнись же... пожалуйста...
   В ответ только тишина - и потрескивание фитилька свечи. Я села, вытерла лицо рукавом рубашки и поправила одеяло, накрывающее аватара. Он выкарабкается, я знаю. С каждой минутой его сердце бьется все уверенней, руки все теплее. Я знаю, что ему снится тот же сон, что и мне ночью - бесконечная дорога через туманные дали. Просто мое блуждание оказалось чуточку короче - но ведь я не пребывала неизвестно где вместе с призрачной свитой в течение нескольких дней. Остается только надеяться на то, что свой путь Данте отыщет как можно быстрее. Жаль только, что сейчас он не откроет глаза, не улыбнется мне чуточку горько и устало, не прижмет к жесткому, надежному плечу, позволяя мне излить тоску, разъедающую душу вернее, чем ржавчина - добрый клинок. Не даст мне почувствовать, что осталась у меня та незыблемая опора, которая поддержит и примет меня такой, какая я есть. Со всей моей печалью, тоской. С истерическими нотками в срывающемся от плача голосе. Примет - и поможет исцелиться, отпустить от себя все накопившееся для того, чтобы провалиться в сон без сновидений и очнуться с радостной мыслью "жива!".
   Я поднялась и вышла из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь. У меня есть еще один долг, который я обязана отдать здесь и сейчас. Странное дело, но почему-то мне стало спокойнее. На плечо словно легла до боли знакомая теплая рука наставника - невесомая, неощутимая. Будто бы душа моего наставника все еще кружила птицей над уже остывшим телом, прощаясь со всем, что было дорого при жизни, и по мере сил стараясь в последний раз ободрить и поддержать. Лексей передал мне свои знания, а вместе с ними - частичку самого себя, своей уверенности и спокойствия. Его уже не было в мире живых - но и Грань до похорон он не переступит...
   На довольно грубый, наспех сколоченный на дворе у избы помост над кучей притащенного из лесу валежника, сейчас накрытого новой беленой скатертью с ярко-алым вышитым узором, Лексея Вестникова мы с Ладиславом перенесли почти торжественно. Ветер нес следом за нами традиционный каравай хлеба, туесок с медом и посох моего наставника, тот самый, с которым старый волхв не расставался в последнее время - прощальные дары умершему. Тело, завернутое в холстину, мы с Ладиславом положили на помост, рядом с ним - посох и старую, повидавшую многое на своем веку, потертую знахарскую сумку с набором снадобий. Туесок с медом и каравай хлеба, согласно старинной традиции, мы оставили в ногах у покойника, и отошли на несколько шагов от помоста с телом.
   -- Кто-нибудь хочет что-то сказать напоследок? - глухо произнесла я, обводя взглядом Ладомира и Ветра, тихо стоящих поодаль.
   "Мы хотим", - знакомый приятный голос раздался у меня в голове, и во двор, неторопливо ступая, зашел Серебряный, опустив голову к земле. Следом за ним - мой названый брат и темно-серая, почти черная волчица, имя которой я не помнила, но знала, что она - подруга вожака стаи.
   Снег тихо ложился на землю и на белый холст, накрывавший тело моего наставника, а волки все прибывали. Спустя минуту мне показалось, что попрощаться с Лексеем Вестниковым пришла вся стая Серебряного - пусть в небольшом дворике перед избушкой хватило места немногим - зато за низким забором мерцали десятки зеленоватых огоньков глаз.
   Рослый вожак низко склонил голову, почти касаясь мордой пушистого снежного ковра, и тихонечко рыкнул. Я сложила ладони лодочкой, затепляя меж ними яркий лепесток бело-голубого пламени, который я и стряхнула куда-то под деревянный настил...
   Секунду ничего не происходило, а потом погребальный костер с ревом взметнулся ввысь на добрую сажень, окутывая сверкающим коконом настил с телом Лексея Вестникова, и постепенно становясь из бело-голубого золотисто-рыжим. Я невольно подалась назад от жгучего жара, закрывая лицо от летящих искр, и тут Серебряный завыл "поминальную" волчью песнь.
   Сильный, тягучий волчий вой расколол тишину зимнего леса, рассыпался эхом среди деревьев. К Серебряному вначале присоединилась его подруга, затем - мой названый брат, а вскоре единым слаженным "хором" пела прощальную вся стая.
   Падали с небес крупные хлопья снега, постепенно затухало разбуженное стихийное пламя на угольках погребального костра, а я почти ощущала, как вместе с белесым, пахнущим почему-то летней сосновой смолой дымом и волчьим воем поднимается к предкам душа моего наставника. Казалось, еще чуть-чуть - и я смогу ее увидеть, в последний раз заглянуть в лучащиеся добротой строгие карие глаза, коснуться кончиками пальцев твердой старческой ладони...
   Я неотрывно, до рези в глазах, всматривалась в ночное небо, затянутое снеговыми облаками, и душа моя, как птица, рвалась ввысь следом за волчьим воем и рыжими искрами. Слезы медленно текли по щекам, капли срывались с подбородка, падая на вытертый воротник зимней куртки. На миг стало легко-легко, словно я действительно сумела отпуститьнаставника... как птицу на волю...
   Сильный северный ветер, несущий с собой снег, вдруг поднялся над макушками деревьев, срывая слезы с моих щек и развеивая пепел погребального костра. Волчьи голоса плавно затихали - словно разумные собратья Серебряного, допев свой "куплет", попросту тихонько расходились по родным норам, оставляя людей с чувством отданного последнего долга. Ладислав неслышно подошел ко мне, приобнимая за плечи и легонько коснулся губами моих волос.
   -- Легкой ему Дороги, Еваника... И светлой памяти.
   Я только всхлипнула, рукавом вытирая слезы и, отстранившись, шагнула прочь от черного круга остывающего пепелища.
   -- Мне надо.. немного побыть одной. Присмотри за мальчиком, я скоро вернусь. Со мной здесь ничего не случится... Родной лес-то...
   Некромант только кивнул, а я уже шла за ворота, толком не видя перед собой ничего. Становилось холодно, и я машинально набросила на голову капюшон куртки, затягивая завязки непослушными от холода пальцами. Справа на тропе мелькнула темная тень, моего сознания коснулся успокаивающий голос Подлунного - названый брат все-таки решил приглядеть за мной, не мешая моему уединению. Он просто дал знать, что будет рядом, если понадобится, и это было, как ни странно, лучшим утешением.
   Я шла через лес, по заметенной снегом тропинке, и тусклый голубоватый "светлячок" уныло вился над моим правым плечом, то поднимаясь над низко нависшими ветками деревьев, то опускаясь почти к земле. Подлунный, поначалу следовавший на некотором отдалении от меня, спустя какое-то время приблизился и молча пошел рядом со мной по тропе. Снег еле слышно поскрипывал при каждом моем шаге, дыхание белесым облачком срывалось с губ, мороз ощутимо пощипывал кончики пальцев, когда я выбралась на поляну, почему-то не покрытую снежным полотном. Подлунный остановился у края поляны, как вкопанный, недоверчиво принюхиваясь к влажной, остро и пряно пахнущей палой листвой, недавно прошедшим дождем и поздними грибами земле, а я почему-то, не задумавшись, переступила незримую границу, отделяющую зиму от поздней осени.
   В центре почти круглой поляны росло низенькое кривоватое дерево, небольшая березка, простирающая обнаженные, тонкие веточки к темно-серому небу. Все корни ее были засыпаны облетевшей листвой, да столь ровно, что казалось, будто бы кто-то специально приходил сюда с граблями и аккуратно сгребал листья к корням деревца так, чтобы получилось нечто вроде холмика.
   Я подошла к березке и уселась у ее корней прямо на гору потемневшей палой листвы. Уткнулась лбом в подтянутые к груди колени и тихонечко заплакала. Наверное, так уходит детство. Не с первой любовью, женитьбой или с собственными детьми, а вместе с теми, кто тебя вырастил и воспитал. Пока есть человек, к которому всегда можно прийти со своими проблемами, заранее зная, что он над тобой не посмеется и не прогонит прочь, а всегда выслушает и, если не даст совет сразу, то хотя бы побудет рядом - то детство продолжается. С человеком, который любит тебя за то, что ты просто есть на этом свете, для которого твои поступки - неважно, какими они были, плохими или хорошими - являются лишь поводом для радости или огорчения, а не для того, чтобы тебя бросить или приблизить к себе...
   Подлунный подошел ближе и улегся рядом со мной на лиственную подстилку. Я только всхлипнула, обнимая разумного волка за шею и пряча лицо в густом зимнем подшерстке, остро пахнущем лесным зверем и совсем немного - дымом погребального костра.
   Кто бы знал, насколько же я устала... Насколько мне хочется верить, что все, случившееся со мной в последнее время - это дурной, страшный сон, который просто обязан когда-нибудь кончится. Я так хочу проснуться.. и узнать, что не было ни Дикой Охоты, ни погребального костра, ни этого проклятого Колодца, который когда-то давно столь круто изменил мою жизнь.. поломал меня прежнюю и слепил заново... подчиняясь последней воле уходящего "на покой" бога сражений.
   Я так хочу проснуться... Ну пожалуйста...
   Разумный волк вдруг низко зарычал и ощетинился, приставая с земли. Я подняла голову и увидела, как на обшарпанную ветку березы садится довольно крупная птица размером с небольшого орла - такие же широкие крылья, мощные лапы с крючковатыми когтями и довольно жилистое тело, только вот оперение у странной птицы было белоснежным, и только голова и кончики перьев отливали золотом. Я смотрела в глаза алконосту, и на миг мне почудилось, что орлиная голова ее вдруг становится человеческой, а вместо хохолка - золотая корона, усыпанная драгоценными камнями. Только глаза на прекрасном девичьем личике остаются прежними, птичьими - с огромным зрачком и тоненькой золотистой ниточкой радужки. Я привстала, положив ладонь на шею разумного волка, и в этот момент алконост вдруг запела.
   Ее песня подхватила меня, как бурный поток подхватывает упавшую в него щепку, закрутила и куда-то понесла. Я не могла разобрать ни слова, но почему-то знала, что песня обо мне. О том, что было и есть - и о том, как оно все могло бы быть. И вот к этому "могло бы" я потянулась всей душой, всем сердцем, как будто от этого зависела моя жизнь и все мое существование.
   Хочу жить, хочу любить, хочу наконец быть свободной!
   Песня алконоста зазвучала громко и властно, пока не оборвалась на самой высокой, пронзительной ноте, а вместе с песней пропало все остальное, как будто я потеряла сознание...
   
   ...И очнулась, лежа на кровати.
   Я резко села, поморщившись от нахлынувшей головной боли, и закрыла лицо ладонями, пытаясь сообразить, что же случилось. Последнее, что осталось в памяти - это хлопанье бело-золотых крыльев алконоста, его песня, пробирающая до глубины души, до невольно исторгнутых горьких слез пополам со счастливым смехом. Потом - провал, такой же непроглядный, как и мрак в комнате. Наверное, я все же потеряла сознание в лесу, а Ладислав с Ветром нашли меня и принесли домой. Ох, надо будет им сказать отдельное спасибо за такую готовность возиться со мной столько времени кряду.
   -- Любимая, все в порядке?
   Голос Данте раздался так близко, что я невольно шарахнулась в сторону, да так "удачно", что свалилась с кровати, больно ударившись локтем о доски пола, глухим стуком отозвавшихся на мое падение. Блеснула искорка, высекаемая из огнива, потом еще одна - и небольшая свеча озарила слабеньким пламенем довольно широкую двуспальную кровать со смятыми простынями и лежащего на ней полуобнаженного Данте, кое-как прикрытого одеялом. Волосы цвета воронова крыла почти занавесили заспанное лицо, когда он садился на кровати, пытаясь понять, что же случилось. А я сидела на полу, прикрываясь сдернутой со стула мужской рубашкой, и никак не могла поверить в то, что я не сплю. Когда он успел очнуться и прийти в себя? Или же это меня так долго не было? Неужто я, очарованная пением алконоста, слишком долго пробыла на той поляне с кривой березой?
   -- Что ты тут делаешь? - кое-как выдавила я, влезая в рубашку и плотнее запахивая ее на груди. На лице аватара отразилось такое изумление, что мне невольно стало не по себе.
   -- Сплю, если ты об этом. А вот что ты делаешь на полу, мне до сих пор непонятно, - он сел, и отсветы от хилого огонька свечи обрисовали его таким сочетанием света и тени, что я невольно покраснела, отводя взгляд и незаметно ущипнув себя за лодыжку. Ойкнула от боли, но Данте никуда не делся, только голос его стал более обеспокоенным.
   -- Любимая, тебе сон плохой приснился? Или предчувствие?
   -- Наверное, сон, - пробормотала я, поднимаясь с пола и усаживаясь на краешек кровати. Или алконост что-то сделала с моими мозгами, или же она действительно решила исполнить мое сокровенное желание... - Приснилось, что я королева Андариона, и у нас с тобой ничего не получилось, потому что нельзя было...
   -- И с чего у тебя такие сны возникают? - он обнял меня, притянув к себе, и зарылся лицом в мои волосы, ласково целуя шею. - В Андарионе новый король вполне справляется со своими обязанностями, да и Ведущий Крыла его не оставляет.
   Чего? Я действительно сошла с ума?
   -- Данте, а как же ты? - я ощутила, как он напрягся и отстранился, после чего ловко опрокинул меня на спину, на смятые простыни, нависая надо мной так, что его волосы упали мне на грудь и шею, чуть щекоча кожу.
   -- Ева, что за странные мысли тебя посещают по ночам? Между прочим, это было твое условие, чтобы я оставил Крыло аватаров, и я его выполнил. Не могла бы ты, в таком случае, сдерживать свое обещание, а?
   -- Обещание? - я окончательно перестала понимать происходящее. Сложно думать, когда тебя кто-то прижимает к кровати, особенно если этот "кто-то" - мужчина, о котором мне отчаянно мечталось, но единственная попытка оказалась прервана столь некстати явившейся дриадой. Так может, так оно и должно быть? Может, алконост исправила в моей судьбе что-то, из-за чего это все - дом, любимый мужчина, свободная жизнь без короны - стало возможным?
   -- Не напоминать мне об Андарионе. - он поцеловал меня, пока что легко, но довольно многообещающе. - Ев, я люблю тебя настолько, что отказался от небесного королевства. Отказался от крыльев, потому что ты человек, и никогда не смогла бы разделить со мной жизнь айранита. Я живу с тобой, как человек, потому что без тебя жизнь смысла не имеет. - Очередной поцелуй, от которого все внутри стянуло привычной уже - привычной ли? - легкой судорогой предвкушения. - А теперь ты просыпаешься с криком посреди ночи, и начинаешь спрашивать, почему я больше не Ведущий Крыла. Что с тобой?
   -- Не знаю, правда. Не знаю, - я скользнула кончиками пальцев по его плечам. Быть может, и падение в Небесный Колодец, и коронация, и Дикая Охота... и погребальный костер перед избушкой Лексея Вестникова, и сама алконост - что, еслиэто все был лишь кошмарный сон, который наконец-то закончился? Что я наконец-то проснулась? - Данте... это бы такой ужасный сон...
   -- Расскажи? - тихо попросил он, ложась рядом и, дождавшись, пока я поудобнее устрою голову у него на груди, обнял, прижимая к себе. - Что тебя настолько взволновало?
   Я глубоко вздохнула - и начала рассказывать. Про падение в Небесный Колодец и про то, как я обрела крылья и корону, но потеряла любовь. Про одиночество правления, когда он был Ведущим Крыла, моим личным телохранителем - настолько близким, что достаточно было только протянуть руку, и при этом бесконечно далеким. Про свадьбу Вильи и смерть его самого. Про Дикую Охоту, после которой я пришла в себя постаревшей, с ощущением прошедшей по самому краешку Бездны - но его, Данте, я вернула в мир живых из свиты позабытого бога. И про погребальный костер Лексея Вестникова, для которого эта встреча с Дикой Охотой оказалась последней - слишком велико оказалось напряжение, слишком много сил потребовало колдовство, защитившее нас обоих в ночь Дикого Гона. Пламя погребального костра, обдающее лицо жаром - и медленно стекающие по лицу слезы. А ночь кажется такой живой, такой ясной, потому что наставник передал мне самое ценное, чем владел - свои знания, накопленные в течение слишком долгой даже для волхва жизни.
   Он слушал, не перебивая, и только когда я наконец-то выговорилась, осторожно скользнул ладонью по моим отросшим немногим ниже плеч волосам.
   -- Это очень страшный кошмар, любимая. Прожить жизнь, а затем узнать, что ее и не было вовсе. И жизнь, в котором не было сказано нужных слов, зато сказано столько лишнего... - Он обнял меня крепче, прижимая к своей груди. - Ничего... Теперь я рядом. Все будет хорошо.
   -- А что, если сейчас я просто сплю, а когда проснусь - все вернется, станет так, как было? - я попыталась снова сесть, отстраниться, но он не пустил.
   -- Интересно, что тебя заставляет сомневаться в реальности происходящего? - Он приподнял мое лицо за подбородок, чуть-чуть щекоча кожу кончиками пальцев. - Это? - Крепкий поцелуй. - Или это? Быть может, мне стоит в очередной раз доказать тебе, настолько я настоящий, равно как и все вокруг?
   -- Но... та, другая жизнь.. она тоже казалась до ужасареальной. - Я ожесточенно потерла лицо ладонями. - У меня ощущение, будто бы я с ума схожу.
   -- Я тоже с ума схожу. От тебя. - Его пальцы скользнули по моему плечу. - От твоих бездонных глаз, в которые я каждый раз проваливаюсь как в пропасть, как в глубочайший омут, который, боюсь, уже никогда меня не отпустит. - Он коснулся губами моей шеи. - И мне нравится это безумие.
   Я уперлась ладонями в его грудь, отталкивая, и он послушался, отодвигаясь, но по-прежнему нависая надо мной. В его черных с серебряными искорками глазах дважды отражалось пламя свечи, но мне почему-то казалось, что этот темный огонь горит в его зрачках сам по себе. А еще я почувствовала, что если я сейчас я оттолкну его окончательно, то он все же подчинится моей хрупкой человеческой природе, которая, вероятно, не всегда может выдерживать его порывы. Что-то прежнее из увиденного сна-яви, уже не раз виденный и прочувствованный до глубины души железный самоконтроль Данте сейчас удерживал его практически на краю того, где заканчиваются приличия, и начинается нечто, о чем я, кажется, не имела представления.
   Если он прав, и мне всего лишь привиделся кошмар, где мы с ним разделены пропастью правил, законов и чести, то происходящее - это не просто нормальное явление, а то, что естественно, как дыхание. Быть единым целым с тем, кого любишь. Если же все происходящее сейчас - всего лишь сон... То я хочу взять от этого сна все, что можно. И не оглядываться ни на что. Потому что у меня появился шанс жить так, как я всегда хотела, как я мечтала с того момента, когда на мою голову опустился королевский венец и Данте впервые обратился ко мне, как к королеве. Пусть все закончится потом- мне уже все равно. У меня появился шанс изменить все...и не мучаться от вопроса "а что, если?..."
   -- Так что, любимая? - он отодвинул в сторону мои руки, лежавшие у него на груди и приблизил свои губы к моим губам, так что каждое его слово становилось маленьким поцелуем. - Тебе ведь нравится то, как я тону в тебе... И то, какая свобода проявляется меж нами. - Его губы приближались, пока он не приник ко мне горячим и страстным поцелуем, уже обнимая, скользя руками по плечам и груди.
   -- Мне до сих пор не верится... - я неловко провела ладонями по его спине, гладкой, сильной. - И все чудится, что из твоей спины вот-вот вырвутся черные крылья.
   -- Неужели тебе этого сейчас так хочется? Несмотря на твои просьбы и мои клятвы? - Руки Данте уже скользили по коже моей спины, то чуть касаясь, а то и замирая, разминали и ласкали, а губы его коснулись основания моей шеи. - Сейчас наша ночь, любовь моя.
   -- Заставь меня поверить, что это все - не иллюзия? - тихо попросила я. Голос мне самой показался еле слышным и чуть дрожащим. - Я закрываю глаза - и слышу твою клятву у трона в зале с облачными стенами, слышу твое обращение "королева"... Какой из клятв мне верить сейчас?
   -- Заставлю. Потому, что люблю тебя, Еваника. - Руки его скользнули еще ниже, теперь я могла чувствовать его ладони на своих ягодицах. Горячие. Ждущие. Ласкающие. - Тем более, что за день я очень соскучился по нашей ночи. И давал тебе клятву в том, что буду с тобой всегда. В человеческом облике, поскольку мои крылья пугали тебя. Я стал человеком для тебя, пусть это и означало потерять для себя радость полета.
   -- Очередная жертва... ради меня. - Я чуть сжалась, отворачиваясь и стискивая зубы. Откуда в сердце сидит эта заноза? Как будто кто-то отдал за меня нечто настолько ценное, что не передать словами? Кем был этот человек? Или не человек? - У меня странное ощущение... будто я что-то забыла...
   -- Иногда стоит забыть.. Обо всем.
   Зыбкий огонек свечи дрогнул и погас, оставив нас почти в полной темноте. Странно, раньше темнота не казалась мне настолько непроглядной, я всегда могла разглядеть хотя бы очертания предметов, а в последнее время...
   Связный поток мыслей оборвался, когда он слился со мной в единое целое. Так, как ждалось. Как мечталось. Как хотелось на холодной, одинокой постели, когда за окном завывал ледяной ветер...
   Всё - неважно. Всё - иллюзия. Он со мной, мы едины так, как только возможно...
    Я с тобой. Я тебя люблю...
   
   Поздняя осень здесь, чуть южнее Стольна Града, в этом году оказалась на удивление мягкой, теплой и солнечной. И пусть с утра нельзя было ничего разглядеть дальше вытянутой руки из-за холодного тумана, заполнившего собой лещину, то к полудню распогодилось, и сейчас я с наслаждением вдыхала студеный осенний воздух, любуясь солнечными бликами на гладкой, как зеркало, поверхности небольшого лесного озера. Вокруг стояла тишина, такая, какую можно услышать лишь в лесу в последней декаде листопада - природа уже засыпала, лесные духи и мелкая нечисть постепенно уходили под землю, готовясь к покою до тех пор, пока их не разбудит весенняя капель. Багряные и золотисто-медные кленовые листья с зелеными прожилками мягко ложились на землю, яркими звездами падали на поверхность озера, на несколько секунд нарушая неподвижное великолепие студеной осенней воды. Синей, как лучшие сапфиры в короне эльфийского владыки из Серебряного Леса. Прохладные солнечные лучи проникали сквозь разноцветный лиственный полог, ложась на землю косыми столбами золотистого света.