Самойлова Елена. Паутина судеб

   Только для того, чтобы касание другого призрака бросило меня на жесткие доски эшафота с переломанными после пыток пальцами и раздробленными коленными чашечками. Боль затмила глаза, но сильнее боли была жгучая, испепеляющая душу ярость сломленного, но так и не побежденного человека...
   Эльф, умирающий со стрелой в горле...
   Убийца, попавшийся после неудачного покушения...
   Рыцарь, чудом выживший в битве, но потерявший сюзерена, искавший и нашедший свою смерть в очередном бессмысленном, жестоком и беспощадном бою...
   Кажется, я все-таки сорвала голос, потому что при очередном касании призрака с истлевшим до грязных обрывков стягом я уже не могла кричать - только захлебывалась чем-то средним между безнадежным воем и плачем. Очередное воспоминание швырнуло меня в гущу боя, где медленно и почти величаво падала горящая остроконечная башня с оплавленным шпилем, а под ногами раскинулся белый когда-то город, укрытый клубами густого дыма... И только острый серебряный флюгер на самой высокой башне Снежного дворца и не думал покоряться атаке драконов - за миг до того, как меня окутала выворачивающая наизнанку боль от летящего прямо в лицо рубиново-алого клуба огня, я узнала Андарион...
   Это видение словно вернуло меня к жизни, я сумела кое-как разлепить веки, почти ничего не видя перед собой, расправила крылья и рванулась вперед, увязая в гуще призраков, словно в болотной жиже. Цепляясь за протянутые руки витязей и убийц, стражников и наемников, получая за свою наглость одуряюще яркие воспоминания о моменте смерти - и право на то, чтобы продвинуться вперед еще на аршин, еще на шаг. Туда, где темнели широкие черные крылья, где занимал свое место в свите Дикой Охоты Данте, отдавший за меня все, что имел - и не попросивший взамен ничего. Мне казалось, что крылья мои уже сломаны, что я не могу никуда лететь, а руки, хватающиеся за призраков, изрезаны до костей, да и сами кости уже поломаны в мелкое крошево. Что от меня уже ничего не осталось, будто бы каждое прикосновение отсекало кусочек моей жизни и души.
   Но впереди, как далекий маяк, были видны крылья Данте, и я звала его сорванным голосом, зная заранее, что он не услышит меня сквозь шум ветра и лай призрачных гончих Черного Охотника. Знала - но все равно звала, уже безропотно принимая на себя страх, ярость и боль последнего мига, умирая десятки раз - и возрождаясь для того, чтобы сделать очередной шаг вперед.
   Без него моя жизнь не имеет смысла, и если я отдам все, что у меня осталось, если здесь и сейчас стану всего лишь пищей для призрачной свиты - пусть. Если такова цена за то, чтобы Данте вернулся в мир живых, то это даже не слишком много.
   Услышь меня... Ну услышь, пожалуйста...
   Внезапно ветер, бьющий в лицо и отталкивающий назад, пропал, а мертвые рыцари, за руки которых я хваталась, чтобы сделать очередной шаг, вдруг расступились, да так неожиданно, что я упала на колени, не осознавая, как же я могу вот так просто находиться в воздухе безо всякой опоры, и чувствуя, что еще немного - и я сдамся. Если не встану сейчас - не поднимусь уже никогда, и все сделанное окажется напрасным.
   Я кое-как поднялась, чувствуя себя не то старухой, не то безнадежно больной, не то уже умирающей. Крылья за спиной стали невыносимо тяжелым грузом, обвисли и волочились за мной, как безвольные, изломанные, никому не нужные отростки. Я шла к Данте, и каждый шаг отмечался синим или белым пером, падающим вниз, к земле, и сразу же подхватываемого северным ветром.
   Но холод его латной перчатки был настоящим, ощутимым, а сама рука - реальной до невозможности...
   По моему лицу скользнул все тот же тяжелый взгляд, но на этот раз я чувствовала себя вправе на него ответить. Я медленно подняла глаза и столкнулась с пустотой, прячущейся в тени под широкополой шляпой почти забытого бога войны и сражений, а ныне - предводителя Дикой Охоты. Эта пустота, эта Бездна на месте его глаз внимательно всматривалась в меня, а потом Он поднял левую руку, с которой на миг туманным облаком стаяла черная перчатка, и я увидела длинный порез на запястье. Только-только заживший, кое-как зарубцевавшийся - но таким он был уже много веков...
   
    ...Частая цепочка темных капель крови стекала по бледному запястью, падая в неглубокую, идеальной формы каменную чашу в сердце горы, которую люди потом назовут Рассветным пиком, заливая дно тонкой маслянистой пленочкой, и там, где кровь касалась камня, расползалось пятно сапфирово-синей "воды". Колодец становился все глубже, питаясь от божественной крови и силы самой земли, вбирая силу созидания и разрушения, а тот, кого сейчас называют Черным Охотником, все не торопился зажимать кровавую рану на запястье, даря Колодцу силу изменять и оставлять прежним, ломать оковы случайностей и высвобождать истинную сущность.
    Бог войны усмехнулся, выпрямляясь и отводя в сторону руку, на которой теперь красовался свежий шрам. Последний подарок Созданным перед уходом, способный перевернуть мир - конечно, если найдутся достойные, те, кто смогут выдержать прикосновение божественной крови...
   
   Меня зашатало, и я вцепилась в такую реальную, такую ощутимую руку Данте, чтобы удержаться, ухватить ускользающую из пальцев реальность, когда его черные доспехи начали таять под моими пальцами, как слишком тонкий лед, расползаясь в туманную дымку. Словно теплая, живая кожа проступала сквозь "тающие" доспехи, как земля из-под снега по весне.
   Я успела только изо всех сил обнять Данте, когда нечто, удерживающее нас в воздухе, вдруг пропало, и это было похоже на то, словно земля вдруг ушла из-под ног. Мы очутились в воздухе, ветер засвистел в ушах, а я раскрыла онемевшие, ставшие безвольными крылья, пытаясь удержать нас обоих в полете, но добилась только того, что нас мотнуло в сторону и падение, хоть и замедлилось, но не остановилось. Где-то справа мелькнули верхушки деревьев, нас закружило, а потом чувствительно приложило о заснеженную землю.
   В момент удара что-то еле слышно хрустнуло, правое крыло прострелило резкой болью, которая по сравнению со всем пережитым показалась каплей в море. Я успела как-то отстраненно подумать, что, весьма вероятно, что-то себе сломала, но какой же этой мелочью казалось по сравнению с тем, что сейчас на моей груди лежал живой и дышащий Данте, и его тепло, согревающее даже через распахнувшийся, кое-где порванный кафтан и тонкую рубашку, наполнило меня невыразимым облегчением, словно с души сорвался огромный камень.
   Ночь прорезала белая вспышка, за ней еще одна, и я как-то отстраненно подумала, что если наставник не найдет нас в ближайшее время, то сама я никуда сегодня уже не дойду, будто бы долгожданный отдых на мерзлой земле, покрытой снегом, оказался пределом того, к чему я стремилась в этой жизни. Но если Данте замерзнет вместе со мной, то этого я себе не смогу простить и на том свете.
   Сил мне хватило еще на одну-единственную сигнальную вспышку, после которой сознание уплыло в беспроглядную темноту, взирающую на меня с легким удивлением и, кажется, примесью гордости...
   

Глава 14.

   Тусклый серый рассвет застиг Ладислава всего в версте от Стольна Града. Некромант пошевелился и с трудом приподнялся на локте, мутным взглядом обозревая покрытую снегом обочину дороги. Ночь Излома вспоминалась какими-то обрывками - последнее четкое воспоминание было о том, как он сорвался из города, ощущая, как висок словно раздирает жгучей, жалящей болью, как в груди растет осознание чего-то неминуемого, надвигающегося с неотвратимостью прорвавшего плотину горного потока. Ладислав успел покинуть столь уютный постоялый двор и кинуться в ночь, нещадно подгоняя коня и чувствуя, как он опаздывает. Непростительно, невозможно опаздывает...
   На него накатило, когда до избушки Лексея Вестникова оставалось всего ничего - с полверсты пролеском, не больше. Приступ головной боли скрутил некроманта, да так, что тот упал с лошади на обочину дороги, в снег, смешанный с комьями подмерзшей за ночь грязи. Он еще успел подумать о том, что зря он отпустил девку одну к наставнику, зря оставил эту дурынду в ночь Дикой Охоты, а потом он провалился на Грань...
   Не зря говорят, что у некромантов самые жестокие условия колдовства и существования. Сила управлять ушедшими из мира живых дается путем долгих, зачастую болезненных тренировок, и она несет с собой лишь два, нет, три закона. Не бояться, не брать лишнего и не ходить в должниках...
   Последнее правило было нарушено, и в ночь Излома Осени Ладислав на своей шкуре испытал, что значит умирать вслед за своим благодетелем, то есть благодетельницей. Миг страха за себя - и почему-то за нее, а затем ощущение, будто бы с него заживо спустили шкуру. Ослепляющая боль сменилась туманной прохладой безвременья на Грани, где слабо ощущалось присутствие Еваники. Мысль о том, как же он не уследил за этой девчонкой, что она все-таки умудрилась умереть, несмотря на своего сурового защитника, очень быстро сменилась удивлением, когда Ладислав понял, что Грань не просто отпускает его обратноследом за ведуньей - она будто играет с некромантом, то призывая его к туманным озерам, в глубинах которых зачастую таится такое, о чем даже самому Ладиславу знать не хотелось, то возвращая в телесную оболочку, и так измученную до предела только для того, чтобы он успел хлебнуть новую порцию выкручивающей конечности боли.
   Право слово, когда Ладислав в очередной раз пришел в себя, лежа лицом вверх на снегу, задыхающийся от крови, стекающей в горло, он ощутил в себе некий "научный интерес". Почему Грань отпускает его раз за разом, не разрывая связи души с телом, и что же, в конце концов, происходит с Еваникой, если его самого вот так "мотает" из мира живых в потустороннюю мглу? Некромант усмехнулся сухими, потрескавшимися губами, глядя сквозь жгущую глаза тонкую пленочку слез в черное небо, на котором сиял окутанный зеленоватым облаком глаз луны.
   Если он выживет и сможет встретить рассвет, то ему уже точно нечего будет бояться. Да и некого, если подумать. А еще - он сможет наконец-то добраться до этой чокнутой ведуньи, которая никак не могла определиться, жить ей, или все-таки умереть, и только поэтому пропустив его через мясорубку "феерических" ощущений перехода на Грань.
   После такого проще убить ее собственноручно - вряд ли что-то может быть хуже этой ночки на Грани...
   Ладислав с трудом сел, сплевывая на покрывало свежевыпавшего снега сгусток крови. Десны распухли и болели, нос оказался забит подсохшей кровью так, что дышать поначалу было попросту невозможно. Горло саднило, будто бы он успел наораться на всю оставшуюся жизнь, а уж во что превратилась одежда - сказать страшно. Такую даже и отчистить можно не пытаться - только сжечь, да побыстрее. Грязь с обочины дороги смешалась с кровью и чем-то совершенно малоаппетитным. Если учитывать то, как его корежило ночью - неудивительно. Некромант кое-как поднялся, медленно стягивая с плеч выпачканный плащ и бросая его на землю, кое-где щедро окропленную кровью. Стянул с себя куртку и рубашку, рассматривая их. Рубашка однозначно погибла, куртку еще можно пытаться восстановить, но не здесь - слишком много полезных вещей в карманах, а перекладывать - это долгое занятие.
   Некромант кое-как опустился на колени и, взяв в горсть относительно чистый снег, кое-как обтер им лицо - ровно настолько, чтобы не пугать встречных, если таковые будут. Огляделся, выискивая взглядом коня, который, к счастью, не покинул хозяина - как стоял поодаль, так там и остался. Подозвать свистом животину не удалось, поэтому Ладислав, тихо ругаясь себе под нос, поднялся на ноги и, пошатываясь, кое-как доковылял на негнущихся ногах до коня. Слабый морозец ощутимо пощипывал обнаженный торс, пока некромант на ощупь отыскивал в седельной сумке запасную рубашку, а когда оделся - как-то отстраненно подумал, что сильная простуда ему гарантирована. Пусть даже ранее он зимними ночами торчал на кладбищах, не запалив костра, но ночь Излома устанавливает свои правила.
   Раньше бы он сказал, что ста смертям не бывать, но после случившегося с ним в эту ночь Ладислав уже не был настолько уверен в справедливости этой поговорки. Шрам на виске все еще ныл, но по сравнению с общим состоянием эта боль казалось такой несущественной ерундой, что некромант предпочел лишний раз не обращать на нее внимание.
   Ладислав вернулся к кучке сброшенных вещей и, плеснув на них жидкостью из бутылочки на поясе, вполголоса пробормотала заклинание, отчего испорченная одежда почти сразу же истлела, обращаясь в мелкий сероватый прах, в пыль. Вот теперь можно и ехать.
   На коня некроманту удалось забраться только с третьей попытки, и то благодаря тому, что умная скотина, явно чувствуя состояние хозяина, стояла спокойно, не шевелясь. Вздумалось бы ей взбрыкнуть хоть раз - осталась бы у обочины дороги, кормить падальщиков вроде воронов и волков.
   Ладислав кое-как уселся в седле, и пустил коня шагом по хорошо утоптанной дороге, убегающей в оголившийся по зиме подлесок. На память некромант никогда не жаловался, а уж дорога к избе Лексея Вестникова словно каленым железом впечаталась в его воспоминания почти тридцатилетней давности. Наверное, лишь благодаря этому примерно через полчаса Ладислав выехал на большую поляну, на которой и стояла малость покосившаяся избушка, окруженная ветхим с виду забором, но защищавшим дом старого волхва лучше, чем каменная стена - княжеский терем.
   Калитка была приоткрыта, словно кто-то слишком торопился войти во двор, и потому забыл закрыть ее на кованый крюк, а неподалеку от крыльца валялись наспех сделанные волокуши, покрытые еловыми ветками. Раненого тут, что ли, тащили из лесу? Впрочем, раз из печной трубы идет дым, значит, хоть кто-то живой там остался.
   Ладислав кое-как слез с коня и, заведя его во двор, ровное снежное покрывало которого было истоптано как следами человека, так и отпечатками волчьих лап, поднялся по скрипучему крыльцу в три ступени и от души стукнул в дверь рукоятью ножа.
   -- Дома есть кто? - негромко вопросил он хриплым, сорванным голосом, не особенно надеясь, что его услышат. Но раз охранные заклинания за столько лет никуда не делись - разглядеть рыжеватое сияние вокруг дверной ручки не сумел бы лишь обыватель, не наделенный способностью видеть и ощущать магию - то и ломиться нет смысла. Без приглашения в этот дом войти не получится даже ему.
   Добротная дубовая дверь скрипнула и на пороге возникла невысокая женщина с серебристыми нитками седины в каштановых, коротко остриженных волосах. В первые несколько секунд Ладислав потрясенно смотрел в лицо Еваники, которая сейчас выглядела его ровесницей, но потом все же выдавил:
   -- Мне можно войти?
   Резкий, отрывистый кивок, и девушка отступила на шаг назад, глухо пробормотав:
   -- Заходи, раз пришел. Гостем будешь. - И, скользнув по нему взглядом, криво улыбнулась. - Отвратительно выглядишь.
   -- Ты не лучше. В зеркало-то на себя смотрела, али нет еще?
   -- Не вижу смысла. Я и так догадываюсь, что кажусь гораздо старше, чем должна была бы. Ничего, полагаю, что это пройдет...чуть позже, когда у меня будут силы на то, чтобы этим заняться.
   -- Да что ты говоришь...
   Ладислав шагнул в тепло сеней, аккуратно прикрыв за собой дверь и рассматривая Еванику с каким-то злорадным интересом. После чего коротко размахнулся и от души отвесил ей оплеуху так, что девчонка кубарем полетела на пол, не устояв на ногах и сбив пустое деревянное ведро, которое с грохотом ударилось о выскобленные доски, покрытые плетеной "дорожкой".
   
   Тоненькой, остро пахнущей железом струйкой потекла кровь из разбитого носа. Плеснула жарким огнем злость, залившая чернотой глаза, из горла вырвалось едва слышное рычание. Я резко вскинула голову, глядя на Ладислава, и на секунду ощущая порыв убить. Смять это хрупкое человеческое тело, уничтожить, поломать.. так, чтобы фонтан крови из порванных ударом когтей артерий - до низкого потолка сеней.
   Всего на миг кровавая пелена ненависти закрыла глаза - и почти сразу же пропала, когда еле слышно скрипнула половица под весом шагнувшего назад Ладислава. В слипшихся от пота и грязи волосах некроманта проглядывала пегая седина, но сейчас я не могла вспомнить, была ли она раньше - или появилась за тот краткий срок, что мы не виделись. Его лицо, осунувшееся, побледневшее, было кое-где заляпано кровяными разводами, неловко, неумело обтертое не то намокшей полой плаща, не то снежным комом, сиреневые глаза стали светлее, словно радужка умудрилась слегка выцвести, и в них поселилось ранее не заметное выражение. Словно на некроманта то и дело накатывало полнейшее безразличие к тому, что может с ним рано или поздно случиться. Правда, вспоминая о своей ночи...
   Меня передернуло, на корне языка появился привкус желчи.
   -- Не нападу, не волнуйся... - Я кое-как села, машинально вытерла кровь с лица рукавом рубахи. - Просто... я совершенно... вымоталась.
   -- По тебе заметно, поверь. Невооруженным взглядом, между прочим. - Некромант нетвердым шагом подошел ко мне, но вместо того, чтобы протянуть руку и помочь мне встать, сам уселся на пол рядом со мной, приобняв за плечи так, что я уткнулась щекой в его пропахшую кровью и еще почему-то гарью куртку. - Я знаю, куда тебя унесло этой ночью. Даже могу сказать, сколько раз, потому я каждый раз отправлялся следом за тобой. А вот теперь расскажи мне, подруга, на кой черт тебя понесло в такие дали, а? Мы теперь с тобой даже ближе, чем самые преданные любовники. Почти близнецы в каком-то смысле. И повязаны теперь накрепко не только "долгом крови", но еще и Гранью.
   Ладислав нахмурился и его тонкие, изящные пальцы с обломанными, грязными ногтями жестко впились в мое плечо.
   -- И вот поэтому в связи с изменением статуса наших взаимоотношений... - Некромант приблизил сухие, потрескавшиеся губы к моему уху и прошептал почти интимным тоном. - Ты обязана мне объяснить все, от и до. Как такое получилось и почему мы с тобой до сих пор живы. Хотя бы потому, что под конец мое постоянное мелькание туда-сюда нежелательным для меня образом заинтересовало тварей с той стороны Грани.
   Пальцы Ладислава на моем плече слегка расслабились - теперь они не вдавливались в тело, а лишь сжимали с некоторой долей аккуратности. В сенях было тихо, да и откуда взяться шуму, если Ветер сейчас спешно растапливает баню, Данте и наставник сейчас отсыпаются в гордом одиночестве, а дриада до сих пор пребывает в том странном состоянии оцепенения, в котором мы с Ветром обнаружили ее поутру...
   Наверное, мне остается только гадать, как я пришла в себя настолько быстро после Дикой Охоты - уже в человеческой ипостаси, и, что удивительно, почти невредимой. Только спину ломило, как у старой бабки, то и дело напоминавшую о себе острой болью меж лопаток. Но живая, относительно здоровая - и ладно. Наставник, возвратившийся на рассвете белым, как лунь, стариком с трясущимися руками, только глянул на меня, как посоветовал пару дней отдохнуть, а потом сменить ипостась. Забранные Дикой Охотой годы, конечно, не вернутся, но хотя бы на лице оно не будет так заметно.
   Я сидела, прислонившись к теплому боку Ладислава - и до сих пор не могла поверить, что Охота меня отпустила. Да не одну - вместе с Данте. Отпустила - почти не потрепав, не выдрав из меня большую часть жизненного срока, как это должно было случиться. Странное дело, но сейчас я ощущала себя легкой, словно пушинка или птичье перышко...
   -- Так чего молчишь? - голос Ладислава вернул меня к действительности, и я медленно повернула голову, заглядывая в светло-сиреневые глаза некроманта.
   -- А о чем тут говорить? На пути Дикой Охоты я встала, вот и весь сказ.
   Рука некроманта, до того легонько поглаживающая мое плечо, замерла, а сам Ладислав невольно подался назад, разглядывая меня с каким-то недоверием и изумлением. По-моему, он с трудом удерживался, чтобы не произнести над моей головой какой-нибудь экзорцизм, дабы удостоверится, живой я человек - или слишком уж реальный призрак. Не думаю, что это могло бы мне хоть как-то повредить, но с учетом того, что очнулась я с полностью истощенным магическим резервом - ответить было бы нечем.
   -- Ладисла-а-ав, - я помахала перед глазами некроманта раскрытой ладонью, потом сжала ее в кулак, оттопырив указательный палец. - Сколько пальцев видишь? Неприличное усматривается?
   Он окинул меня не менее внимательным взглядом, но, похоже, его все-таки отпустило.
   -- Неприличное у тебя одеждой скрыто. Лучше ты мне скажи... Ты с ума сошла?!!
   -- Показанный палец является для тебя признаком слабоумия? - нарочито удивленным тоном поинтересовалась я, приподнимая левую бровь. Действительно, отпустило. Особенно, если он сейчас ругаться начнет. Я бы на его месте начала, причем как можно более раскованно и непринужденно, совершенно не стесняясь в выражениях.
   -- Ты могла найти и менее болезненный и долгий способ самоубийства! - некроманта слегка трясло. - Знаешь... Две палочки в нос и головой об стол. Со всей дури, которой, кажется хватает! - Ладислав со скрипом стиснул зубы. Вдохнул. Выдохнул. - Ев... И кто ты после этого?..
   Я б тебе сказала... Но предпочту не уходить от темы.
   -- После того, как меня за несколько дней до Излома едва не сожрала стая призрачных гончих, мне было уже все равно, веришь? - Я пожала плечами и отвернулась. - Я просто захотела забрать свое. То, что принадлежит мне и этому миру. И если та тварь, которую люди называют Черным Охотником, отпустил меня - значит, я действительно была в своем праве. А вот кто я после этого... Да все равно. Как ни назови - суть не изменится.
   -- Мне интересно, какой косточкой ты в итоге подавишься. - Ладислав принялся демонстративно осматривать меня со всех сторон, будто бы снимая мерку для гроба. - Такое везение оно не может продолжаться вечно.
   -- Какой бы не подавилась - ты узнаешь об этом первым, поверь мне, - невесело усмехнулась я. - Впрочем, раз уж призрачные гончие не сожрали меня даже после "наводки" на пролитую кровь... - Я многозначительно развела руками. - Кстати, тебе бы переодеться стоило... И помыться. Выглядишь, как бродяга.
   -- Бродяги выглядят или много лучше - или много хуже. Поверь мне на слово. - Ладислав чуть-чуть отстранился. - Но да, переодеться стоит. А заодно ты мне расскажешь, кто именно настак удачно... Почти удачно подставил. И особенно мне не нравится, когда подобными шалостями занимаются неумехи.
   -- Расскажу непременно... - Я кое-как встала, опираясь на стенку. Посмотрела на сидящего на полу некроманта. - Никуда она уже не денется. Пойдем к бане, Ветерок наверняка уже все приготовил. Заодно попрошу его найти для тебя чистую одежду.
   Некромант с видимым трудом поднялся, сперва - на четвереньки, затем, пошатываясь, он встал на ноги, держась, как и я, за стену сеней.
   -- Буду благодарен. Ева, ты снова делаешь меня своим должником.
   -- Не стоит благодарностей. - Я шагнула к двери, ведущей во двор. - Когда я собиралась встать на пути Дикой Охоты, я знала, что в случае неудачи утяну тебя за собой. Но тогда это не имело ровным счетом никакого значения. Ты еще хочешь благодарить меня, Ладислав?
   -- А у меня есть выбор? - Он прищурился. - То-то и оно, что нету, Евушка. То-то и оно.
   -- Я не была бы столь уверенной. - Я невольно улыбнулась и, подхватив некроманта под руку, вышла вместе с ним во двор. По крайней мере, пока мы друг друга поддерживали, нас не очень-то и шатало. - Дикая Охота научила меня, что выбор есть всегда. Как и выход. Другое дело, что он может не устраивать ни тебя, ни меня.
   Забеганный, взмыленный Ветер повстречался нам как раз у входа в баню. Мальчишка раскраснелся от пребывания во влажном банном жару, он то и дело утирал лицо рукавом добротной рубашки, сохранившейся в одном из сундуков с того времени, когда я еще ходила в ученицах у Лексея Вестникова. Конечно, Ветерок и повыше меня тогдашней был, и в плечах пошире, но и рубашки на мне чаще всего мешком висели...
   Паренек взглянул на нас с Ладиславом, неторопливо пересекающих двор, как закадычные друзья по пьяной лавочке поутру, и только тяжело вздохнул. Да уж, нелегко ему с нами приходится, правда помощь от него была действительно бесценной и необходимой. Это ведь он, не побоявшись Дикой Охоты, прошлой ночью тайком выбрался из надежного укрытия наставниковой избушки, рискуя попасться на пути стаи Серебряного и стать жертвой ночи Излома. Умудрился найти Снежную, ту самую волчицу, с которой успел сдружиться во время путешествия, а потом, когда Дикая Охота повернула на север - с ее помощью нашел и нас с Данте. Как они со Снежной дотащили нас обоих через лес на волокушах - не знаю. Из памяти словно выпал кусок мозаики - последнее, что я помнила перед тем, как очнуться на лавке у печи, уже в человеческой ипостаси - это то, как я падаю вместе с аватаром на ровное покрывало заснеженного поля. Дальше - провал...
   -- И Ладислав к нам добрался, - вздохнул Ветер, выбираясь из бани и прикрывая за собой дверь, из-за которой уже успело вырваться облачко пара. - Правда, глядя на вас двоих, непонятно, кому досталось больше прошлой ночью.
   -- Ветерок, ты лучше нашему гостю одежду найди, - вяло попросила я, ежась от холодного зимнего ветра и мечтая о том, чтобы поскорее нырнуть в банное тепло.
   -- Могла бы этого и не говорить, и так заметно, - невесело усмехнулся паренек, уворачиваясь от неловкой оплеухи некроманта. - Тогда старую одежку в предбанничке сбросьте на пол, я ее сожгу чуть позже, это всяко проще, чем пытаться ее отстирать.
   -- Мальчик, не наглей, - вежливо попросил Ладислав, поднимаясь по низким ступеням и скрываясь в хорошо протопленном предбаннике, оставив нас с Ветром мерзнуть на холоде.