Старицкий М.. Молодость Мазепы

неприятельской конницы и сразу нашла их. Масса оттисков от копыт
приближалась с севера к этому месту, здесь же оттиски переходили уже в
глубокие, выбитые ямки и взрытые сплошные пространства, а потом с этого
пункта направлялись уже другие, более покойные и слабые оттиски на восток,
пролегая через кустарники, и виднелись еще за ними, хотя и слабо.
Теперь уже Марианна могла отправиться спокойно по приблизительно
видному направлению. Времени она не теряла и двинулась вперед с Андреем,
придерживаясь едва заметных следов. Вскоре, впрочем, они совершенно
исчезли, и путники снова должны были отдаться на волю случая. Было уже
около полудня, а они еще ровно ничего не находили. Кругом лежала выжженная
солнцем однообразная ровная степь, без всяких примет. Глаз утопал и
терялся в этом пустынном, как мертвое море, просторе.
- Я думаю, нам бы лучше возвратиться назад, - попробовал, наконец,
прервать упорное молчание Марианны Андрей, - здесь ничего нет, и мы
удалимся только от стоянки и потом не найдем ее.
Марианна молчала, она ехала давно уже шагом, наклонивши бессильно
голову и опустивши поводья.
Андрей повторил свой вопрос и не получил ответа. Он тоже отпустил
поводья коню, осунулся поудобнее в седле и, незаметно для себя, погрузился
в легкую дремоту. Долго ли шел его конь и куда, - он не сознавал,
покачиваясь равномерно в седле, и был разбужен лишь окриком: к нему
навстречу! несся казак из их команды и кричал: "Нашли, нашли!"
Андрей встрепенулся и полетел к нему тоже навстречу.
- Что нашли, кого нашли?
- Нашли хату в байраке, окруженную частоколом; наши спрятались и
сторожат, послали за вами.
Оглянулся тогда Андрей поискать глазами Марианну и увидел, что она была
по крайней мере на милю впереди. Пока нагнали ее и поворотили коней назад,
- прошло немало времени.
Солнце уже было на закате и садилось за подымавшуюся тучу.
Обрадованная, ободренная новой надеждой, Марианна понеслась вихрем вперед.
Путники едва успевали поспевать за ней; но все-таки, несмотря на эту
бешеную скачку и быстроногих коней, они только в глухую ночь, проколесивши
вдоволь по оврагам, напали на тропу и нашли своих товарищей в затерявшейся
среди дикой окрестности балке...



LIV

Времени терять было нельзя, да и нетерпение Марианны доходило уже до
экстаза. Посланы были тотчас "пластуны", они сделали со всеми
предосторожностями и хитростями разведку, которая показала, что никакой
стражи наружной у частокола нет, и что даже ворота как будто не заперты на
болты и засовы. Подошли тогда все к ним смелее и прислушались. За
частоколом, внутри двора, царило глубокое безмолвие, даже видимо не было
там обычных сторожей у поселян - псов, иначе бы они давно отозвались...
Это обстоятельство озадачило всех и особенно поразило Марианну, терпевшую
в своих лихорадочных поисках фатально неудачу за неудачей; словно судьба
издевалась над нею, то дразня неожиданно вспыхивающей надеждой, то сменяя
ее мрачным отчаянием.
Команда тогда дружней навалилась на ворота, и под давлением ее они
заскрипели и распахнулись.
В дворике было совсем тихо и мертво-спокойно: при входе их ни одно
живое существо не пошевелилось, кроме двух крыс, шмыгнувших испуганно под
"повитку"; но зато везде были следы насилия и беспорядка, многие хозяйские
вещи валялись , а иные были разломаны на куски: или хозяева отсюда
торопливо бежали, или здесь произошел кровавый грабеж.
Марианна вскочила в пустые сени и затем в хату; там тоже поразила ее
сразу картина разорения, и пахнуло в лицо затхлой сыростью, как от нежилой
"пусткы".
- Кто тут? Есть ли кто живой? - крикнула она в отчаянии, не ожидая,
конечно, на свой вопрос ответа.
Но, к изумлению ее, кто-то забарахтался на печи и слабым, старческим
голосом ответил:
- Есть еще... подыхаю.
Марианна подскочила к "запичку". Из-за кучи тряпья она увидела при
тусклом лунном освещении приподнятую косматую голову какого-то старика.
- Вы, диду, один здесь в этой "пустци"? Что "сталось?" Кто вас ограбил?
- Хе, добрые люди, - заговорил глухо старик, - слуги нашего гетмана,
либо скорей московские гости... Теперь таких гостинцев жди от тех и других
вдосталь... Завелась по всей нашей Украине такая поведенция... вот только
негаразд, что меня не добили... - почти задохнулся он от такой длинной
речи.
- Гей, сюда! - крикнула, отсунув оконце, Марианна. - Тут лежит
умирающий.
В одно мгновение Андрей был в хате, а остальные казаки остались
"вартовымы" на дворище.
- Воды скорей дай из бакляги, - приказала Марианна, поддерживая старика
за голову, - и добудь огня!
Несколько глотков влаги освежили деда и облегчили его страдания. Ни
ран, ни переломов у больного не было; изнемогал он от старческой немощи,
усиленной до смертельного истощения голодом. По словам деда, - он не ел
уже ни крохи дней пять и не имел сил слезать с печи за кухлем воды...
- Я и до этой "прыгоды" ходил плохо с клюкой, - шамкал он с передышкой,
- а как придавил меня голод, так я и залег на печи... спокойно уже ждал
смерти, когда вельможный паныч нашел меня.
- Да неужели вы, диду, при вашей слабости, один тут жили, в этой
пустыне? - допрашивала Марианна.
- Эх, любые мои, - пустыня-то не страшна, пустыня, может, теперь
беспечнее, чем местечко... С диким зверем можно еще ужиться... а жил я не
один... была у меня дочка и внучка... хорошая, трудящая... смотрели за
мной, холили, - и дед вдруг заплакал, без гримас, без усилий, как плачут
иногда дети, - словно слезы сами, помимо его воли, побежали из глаз по
рытвинам его щек.
У Марианны сжалось до боли сердце; перед таким бессильным горем она
забыла гнетущую ее тоску. Андрей зажег стоявший в печурке "каганець" и
подошел тоже с участием к заброшенному, несчастному деду.
- Где же они? Умерли? - спросила дрогнувшим голосом Марианна.
- Не знаю, панку, не знаю... либо убиты, либо завезены.
- Да кто же? Когда? Какая сталась "прыгода"? - обратился и Андрей к
деду.
- А вот, ясный лыцарю, - с остановками и передышками начал дед, - жили
мы тут тихо, спокойно и лихого человека не видали... как вдруг это в
первый раз... недели две, три тому назад.
- Недели три, говорите? - вспыхнула Марианна и превратилась вся в слух.
- Так, так будет... коли горе мне памяти не отбило, - продолжал старик.
- Слышим мы ночью "гвалт" и стук, и конский топот... "перелякалысь"... мои
меня не пускают к воротам... там грозят, слышу, разгромить все...
Прислушиваюсь - не наша "мова", другая, не понимаю... "отворяй! - кричат,
- олух!" А я не разумею... Так кто-то и по-нашему гаркнул: "одчыняй
ворота"! Ну, как же его христианского слова не послухаться - я и
"одчыныв".
- Боже мой, сердце у меня замирает - проговорила от волнения Марианна,
- все это похоже... московское войско и один наш - это, конечно, предатель
Тамара... Диду, - обратилась она к старику, подавая ему фляжку со старым
венгерским, которую она с собой постоянно брала в дорогу, - выпейте хоть
несколько глотков, в вас силы прибавится, а потом и съедите чего-нибудь...
Ну, а когда это войско ввалилось, не слыхали ли вы из их разговоров про
какую-либо сечу?
- "Гомонилы" они дуже и лаялись, и перевязывали раны, да я ихней-то
"мовы" добре не знаю, понять не мог, а вот молодой и пышный шляхтич, дак
тот по-нашему лихословил все одному связанному пану.
- А был ли связан еще молодой шляхтич? - перебила деда возбужденная
донельзя Марианна.
- Было связанных два - один молодой, пышный, а другой старик, слуга
видно...
- Они, они! Слышишь, Андрей, Господь опять нас привел на путь... а я
еще роптала, а Господь "обачнише" нас, слепых, - повторяла, обращаясь ни к
кому, вне себя от радости Марианна. - Да, да, диду, это они лаялись,
разбойники, что досталось и им добре... Это они вырезали отряд казаков...
Но куда же они дели связанного шляхтича?
- Повезли куда-то... подночевали и до света повезли... а молодой атаман
так все грозил связанному, что теперь-то он поквитует за все старое, - и
сам натешится над ним, и пошлет еще на расправу в Москву...
- Верно, верно, диду, как с книги читаешь, - и тогда-то исчезла вместе
с этими "розбышакамы" и ваша дочка, и внучка?
- Нет, ох, нет, мой юначе, - покачал тоскливо головой дед, - тогда-то
мои родненькие перележали в "льоху" и их никто не тронул, но дней пять
тому назад опять в глухую полночь стала ломиться эта ватага... видимо
везли назад пленных казаков... я был хвор и лежал тут, а дочка и внучка
выскочили на "гвалт", ну, они сразу выломили ворота и ворвались с руганью,
с прокленами... хотели все "спалыть"... да не знаю, отчего не подпалили и
меня бы успокоили... Вот только все пограбили, даже с хат все вытаскали,
меня только почему-то не нашли, а с той поры ни дочки, ни внучки не
вижу... Убили, верно, либо на муку взяли... Уж, коли бы живы были, давно
бы навестили дида...
- Господь, может, их, сирот, помилует, - вставил тронутый дедовым горем
Андрей. - Трупов-то ни на дороге, ни кругом нет... у них, наверно...
Дед печально кивал головой и прикладывал высохшие до костей руки к
запавшей груди.
- Диду, - спросила тревожно Марианна, - а не проронили ль они слова,
куда "намирялысь" ехать? Мы бы проследили, да может быть и вашу дочку с
внучкой, нашли.
- Ох, не дождать мне того счастья, - встрепенулся конвульсивно старик,
- а говорили, как же, говорили свободно и два каких-то пана по-нашему...
Что им нужно этих послов Дорошенковых припрятать горазд... да в Москву...
а теперь пока засадить их в "льохы" Рашковские: и льохы, мол, надежные, и
"окопыще" кругом доброе: не выскочат и не перелезут.
- А где же это, где? Можете ли указать нам путь, дорогой диду?
- Да как же не могу, могу. Местечко Коломах всем известно, а то с милю
за ним, на горке.
- Так вы, диду, может, с нами поедете?
- Куды мне, "хырному"? Я вам расскажу "доладно" дорогу: от моего хутора
поедете балкою, что на заход солнца, до самой дубровы, она на всем степу
одна... "маячыть" - не ошибешься... а за дубровою по той стороне тянется
"шляшок" на Рашковку... Вот вы и поедете этим "шляшком" в "ливоруч" до
корчмы, а там снова влево рукою подать Рашковское городище... Корчмарь,
коли что, тоже покажет, а то и на око видны "окопыща"...
- Спасибо, спасибо, диду, - волновалась Марианна, - не знаю, чем и
"дякувать" вас... Мы здесь всяких припасов и воды оставим... а из Рашкова
"зараз же" пришлю вам гонца и про ваших известие: коли поправитесь, то к
нам перевезут вас, диду.
- Спасенная душа у тебя, пышный юначе, пошли тебе Господь... -
захлебнулся даже от подступивших слез старик и, откашлявшись, продолжал: -
Только ночью не советую выезжать, а то заплутаетесь: подождите света,
отдохните...
Как ни жгло нетерпенье Марианну, но она вынуждена была подчиниться
благоразумному совету деда и осталась. Подкрепившись пищей и давши ее с
осторожностью старику, наши путники на рассвете двинулись бодро в надежный
уже путь, который они нашли, наконец, после долгих неудач и скитаний.
Марианна теперь ехала совершенно спокойно и уверенно; одно только
обстоятельство тревожило ее смутно, не опоздала ли она со своей помощью?
Не увезли ли пленных из Рашкова? А потому все ее желания слились в одно
пламенное - застать Мазепу в "льоху", а о том, как его спасти оттуда, она
и не думала.
Без особенных приключений наши путники добрались в тот же день вечером
к длинной корчме, что стояла уединенно, между группой высоких осокорей.
Выбежал к ним навстречу, растопырив руки от радости и от прилива радушья,
жид, и - о, диво© - Марианна узнала его сразу: это был тот самый жид, что
сообщил им прежде о Тамаре и о "Дубовий" корчме, куда тот направился.
- Что же это? Мы опять приехали в "Обидрану" корчму? - вскрикнула она
от изумления.
- Ай, это ясный грабя! - засуетился, закашлялся еще больше жид. - И
пышное панство! Ой, какое для меня счастье! Только, ясноосвецоный грабя,
это не "Обидрана корчма", а это тоже моя аренда, только зовется
"Пидрашкивською" корчмой... Там-то корчма на Роменском "шляху", а эта на
Рашковском, за "Дубовою" корчмой, только не в лесу, а в поле...
- А, так вот почему мы не нашли нашего приятеля, - обратилась Марианна
к Андрею, - он, значит, обманул нас: бросился в лес, а оттуда в противную
сторону.
- Как лис старый, - засмеялся Андрей, - спутал следы, а мы и прорвались
через лес и пошли колесить...
- Но постой, - остановила его Марианна, - а молодица на хуторе в степи
видела же Тамару и следы были от копыт...
- А может, то другой кто был в кожухе?..
- Милости прошу, вельможное панство, сделайте ласку, - просил между
тем, умильно гримасничая и потряхивая пейсами, жид. - До "господы"
прошу... все, что панство желает, все, что панству угодно...
- Ты вот что скажи мне, - отвела его несколько в сторону Марианна, -
только по правде, за правду я заплачу тебе щедро... ты же меня знаешь?
- Ой, знаю, верю... Цц... Цц..! - зачмокал губами "шынкар".
- Ну, так вот что: не знаешь ли ты досконально дороги к Рашковским
"льохам"?
- До городка? Как не знать - знаю: вот недалечке тут... оттуда у меня
завсегда и пьют, и ночуют...
- О? Вот и отлично... Теперь там, верно, никого нет, так ты нам все и
показать можешь... Говорят, - важные окопы и "льохы" и вплоть до самого
Рашкова.
- Ох, ох, грабе... льохы там, так "хай его маму морду", а окопища...
Только, ваша ясновельможность, теперь там не пусто, теперечки в льохах
какие-то важные пленники и в городке "дозор" московской стражи, у меня
каждая смена бывает, добре пьют, нечего жаловаться, добре, только вот, как
они говорят, денег не любят платить, а все в долг, - "на борг", как и
важная шляхта...
- Так пленные, говоришь, тут еще? - переспросила Марианна, едва скрывая
охватившую ее радость.
- Тутечки, тут... их недавно привезли.
- Господи! Прибежище наше! В деснице Твоей лишь спасенье, -
промелькнула в мыслях Марианны горячая молитва и погрузила ее душу в
радостное умиление.
Все замолчали. Андрей обдумывал, как воспользоваться новыми
обстоятельствами. Жид ждал распоряжений.
- Слушай, жиде, - прервала наконец молчание Марианна, - нет ли у тебя
отдельной комнаты и доброго чего пополоскать горло, так мы бы выпили и не
"на борг", а на чистые дукатики...
- Как не быть отдельного покоя для такого ясного панства! - вздохнул от
восторга "шынкар". - Есть, есть и все, что только угодно для панских
потреб... Милости прошу! - и он повел своих ясных и дорогих гостей в
темные огромные сени ("заезд"), где слышно было ржание коней, где стояли
посредине повозки и буды, где навалена была кроме -того и всякая дрянь:
колодки, дрова, седла и упряжь.
Ощупью, натыкаясь то на то, то на другое, пробирались Андрей и Марианна
за жидом и наконец вошли вслед за ним в какую-то конуру. Жид потом побежал
за вином и за "свитлом", а Марианна шепнула Андрею, чтобы он привел сюда и
товарища хорунжего, Чортовия, дошлого и опытного казака во всякой
"справи".
Оставшись одни, наши путники начали обсуждать меры, какие нужно было
предпринять для спасения заключенных. Прежде всего нужно было узнать, как
велика в городке стража, и есть ли возможность проникнуть в это городище,
или придется его добывать силой? Но их было всего-навсего шесть человек, а
Варавка и прочие команды исчезли; если они съедутся где-либо, то во всяком
случае сюда не поедут. Положение казалось отчаянное; но этой мысли никто
не хотел допустить, после стольких передряг и испытаний было бы страшным
ударом потерпеть неудачу у порога заключения несчастных. Был призван сюда
для разъяснения многих вопросов жид. По его показаниям, стражи в городке
было не больше пятнадцати человек, потому что ежедневно у него бывает
человек семь, восемь, т. е. полсмены, а столько же, вероятно, остается в
городке; ну, если прибавить еще двух, которые, как начальство, остаются
там, то всех больше семнадцати, восемнадцати быть не может. Против такой
силы, да еще в укрепленном месте, число освободителей было уже чересчур
ничтожно; а жид еще, как нарочно, расписывал страшные рвы, высокие насыпи
с грозным частоколом, железные двери у каменных подземных темниц.
Все приуныли и мрачно задумались; Марианна бледная, со сверкающими
глазами, сидела во время всех этих расспросов отдельно в темном углу и не
принимала никакого участия в беседе. Вдруг она, во время наступившего
молчания, быстрым движением подошла к жиду.
- Слушай, жиде, - заговорила она взволнованным голосом, - я заплачу
тебе так, как ты и не ожидаешь, если ты мне поможешь пробраться в тот лех
и спасти моего друга, который невинно захвачен... или по крайней мере хоть
увидеться с ним.
- Ой, трудно, ясновельможный грабюню, - замотал головою жид, и пейсы
затрепали его по щекам, - трудно, вей мир, как трудно... Я для пана и
перерваться готов... потому что грабя меня б не обидел... Разве вот
подкупить их? Они любят пить и все такое... а деньги все на свете, все! -
поднял он торжественно вверх два пальца, - с деньгами можно весь свет
вывернуть наизнанку, дали-Буг!.. Так отчего же не попробовать? Можно,
грабуню, можно! Хороший гешефт, добрый гешефт!
- А ты говоришь, что они, - эта стража, добре любят пить?
- Ой, мамеле, как любят! Если им поставить бочонок, так будут пить до
дна.
- Ух, добре! - потер руки с особенным удовольствием Чортовий, - можно
"смыкнуть" и уложить их покотом...



LV

- Панове, вот у меня какая думка заворушилась в башке, коли одобрите,
да Бог поможет, то авось и удастся наше дело, - проговорил, после
некоторого раздумья, Чортовий.
- А что же ты, пан-товарищ, придумал? - спросила с оживленным интересом
Марианна.
- А вот что, панно полковникова. Я пойду сейчас с жидом в корчму, как
проезжий, или лучше, как бежавший от преследования Дорошенко казак.
Конечно, такому и Бог велел примазаться к чужим казакам, поискать в них
покровительства, побрататься. А брататься без оковитой нельзя, - это тоже
всякой христианской душе известно. Ну я их и начну накачивать, да с таким
расчетом, чтобы они еле добрались до своего гнезда...
- Если накачивать, так ты уж так накачай их, чтоб замертво остались в
корчме, - добавил повеселевший Андрей.
- Ой, ой, как еще можно! - поднял обе руки в знак полного утверждения
жид, - как свиньи лежать будут.
- Нет, это мне не расчет! - возразил Чортовий. - Если они останутся
здесь, то за ними пришлют кого-либо... Заберут этих, а остальных больше не
пустят. А мне нужно, чтоб все перепились, чтоб трезвых осталось два, три
человека на нас шесть!
- Эх, славный ты казак! - воскликнула с чувством Марианна.
- Я еще, панно полковникова, вот что хочу сделать, - продолжал
развивать свой план Чортовий, - одного-то я напою "до мертвяка", а
остальных до такой меры, чтоб доползли еще до городка... Вот я с этого,
что здесь останется, и сниму одежу, переряжусь в нее, да с пьяными и
отправлюсь в крепостцу; притворюсь так пьяным, упаду где-нибудь и
захраплю, а за мною, полагаю, и мои собутыльники расползутся под окопами и
лягут трупами до позднего утра. А вот когда за этой сменой явится сюда в
корчму другая, то нужно, чтобы взялся кто и другую смену свалить с ног
"оковытою", тогда бы вышло расчудесное дело!
- Слично, слично! - одобрил с восторгом этот план жид, быстро ходя по
комнате и подбрасывая от удовольствия заложенными за спину руками свой
"лапсердак": он уже считал в уме, сколько потребуется для выполнения этого
плана "оковытой" и меду, и какие перепадут в его карман барыши.
- Да я берусь перепоить их, - откликнулся на вызов Андрей.
- Нет, пане хорунжий, - возразил Чортовий, - не подобает тебе пить,
ведь невозможно же напоить до "мертвяка" других и не нахлестаться
самому?.. А ты нам, пане, нужен будешь трезвым, да еще как будешь нужен!
На эту потребу, сдается нам, и Лунь годится: он коли поусердствует, то
всех перепьет; всех "мертвякамы" уложит... Тогда-то ты, пане Андрию, с
панной полковниковой и "рушайте" в городок смело, захватив остальных и
Луня, - значит пятерых, да я буду шестой, - и ворота отворю вам... А
сколько же найдется за окопами трезвых? - Наиболее три-четыре души... Так
разве тогда мы с ними не справимся?
- Справимся, еще как! - подхватил Андрей.
- Ой, вей! - потер руки корчмарь.
Марианна, затаив дыхание, слушала Чортовия, и когда он замолчал, при
одобрениях жида и Андрея, она торжественно произнесла:
- Да благословит тебя Господь за твою "пораду", исполни же ее, а мы за
тобою всюду пойдем, и верь, что никогда не забудем твоих услуг, - ни я, ни
отец мой! - и она искренне пожала казаку руку.
Андрей обнял горячо Чортовия и вышел с ним быстро из конурки; он спешил
удостовериться, где разместилась его команда, чтобы сделать ей нужные
распоряжения, а Чортовий направился прямо в корчму; жид же, с
развевающимися полами "лапсердака", словно вампир, бесшумно полетел вперед
среди темноты ночи на свою наживу, забывая в эту минуту, что выгодный
гешефт может окончиться для него и печально.
Оставшись одна, Марианна почувствовала какое-то изнеможение:
действительно, постоянное напряжение за последние дни ее нервов
переутомило, наконец, и этот сильный организм.
Хотя и волновали Марианну в настоящую минуту нахлынувшие разные
чувства, - и радость, что нашли, наконец, после стольких неудач,
несчастного пленника, и тревога перед предстоящей последней попыткой
освободить его из когтей Тамары, но все эти волнения потеряли остроту и не
жгли сердца едкой болью, а только заставляли его тихо трепетать, замирая.
Марианна прилегла на неуклюжий топчан, стоявший в углу комнаты, и начала
думать о том, какую она даст блаженную минуту Мазепе, когда крикнет ему,
что он свободен! Да, но эта минута, пожалуй, и для нее будет не менее
счастливою. - Почему же? - поставила она себе вопрос и над ним сладко
задумалась. - Да потому, - успокоилась она на одном решении, - что он
наверное сослужит для родины великую службу. Конечно, эта уверенность и
подкупила целиком ее сердце, а пережитые, ради нового друга, тревоги и
муки сроднили ее с несчастным страдальцем. Потом фантазия начала рисовать
ей картины ее встречи с растроганным отцом и с благодарным гетманом...
далее и эти картины стали тускнеть и обрываться, мысли спутались и
Марианна уснула крепким, молодым сном.
Долго ли она спала, или нет, она не сознавала, а разбудил ее только
громкий оклик Андрея:
- Пора, панно, вставать! Все уладилось!
Марианна вскочила и не сразу поняла, где она и в чем дело; только через
несколько мгновений придя в себя, она встрепенулась радостно и
почувствовала, что сон совершенно освежил ее силы. Бодрая и возбужденная
предстоящим исходом последних усилий, она поспешно вышла вслед за Андреем
и нашла свою команду за корчмой. Темный силуэт жида двигался в стороне
тревожно, то приседая, то припадая даже к земле, чтобы увериться, не
слышно ли подозрительного шума.
- Я, ясный грабя, все для вашей милости делаю, - заговорил он
вкрадчивым шепотом, когда приблизились к нему Марианна с Андреем, - уж
такого делаю, такого, какого ни один жидок не насмелится, и даже дурмана
подмешал в "оковыту" для большей "певности" Я знаю, что панская милость
меня не обидит. А все-таки, я доведу вашу команду до ворот городища -
покажу вам их, а сам назад... потому что... ой, вей!.. Да и на что я там
панству? Там уже и без меня будет "справа", а у меня "балабуста" - жена и
дети...
- Ну, ну, ступай! Укажи лишь дорогу, а там хоть и к "балабусте"! -
сказал раздражительно Андрей, и все двинулись вслед за жидком в сырой,
непроницаемый мрак темной осенней ночи. Жид, впрочем, на всякий случай,
шел под конвоем двух казаков с обнаженными саблями.
Хотя эта уединенная крепостца находилась и в близком расстоянии от
корчмы, но путникам нашим показалась дорога к ней бесконечной: путалась
она из стороны в сторону, тянулась то вверх, то вниз по страшным
неровностям и прерывалась рытвинами. По резкому, холодному ветерку Андрей
догадывался, что близок уже рассвет, а они все колесят по степи: у него
зашевелилось в груди подозрение относительно жида. Не высказывая его
Марианне, он подошел к нему и, приставив к виску его пистолет, спросил
сдавленным голосом:
- Где же этот городок, шельма? Если не будет его сейчас, так башка твоя
разлетится в черепья!
- Ой, панюню! - отшатнулся жид. - Ой, не "жартуй", бо черт может всего
"накоить"... а городок вот перед вашим носом.
- Где, где? - спросил один из конвойных, перепивший всю смену, - Лунь;
у него теперь уже не было в голове и капли хмелю. - Ой, черт бы тебе в
зубы, - вскрикнул он через минуту, - "трохы-трохы" не угодил в ров!
Все двинулись вперед осторожно. Действительно, перед ними тянулся дугой
широкий ров, за которым среди темной мглы выделялся едва заметно черный
силуэт окопов. Все притаились и прислушались. За окопами царила мертвая
тишина. Лунь приставил кулак к губам и завыл по-волчьи; недалеко от них,
немного вправо, послышался в отклик такой же вой, за которым вдали
отозвался еще один.
- Чортовий отозвался, - прошептал Лунь.
- И собака, - добавил другой казак.
- Ворота должны быть направо, - соображал Андрей. - Осторожнее, за
мною, да берегитесь рва!
- А жида все-таки не пускай! - распорядился он шепотом. :
- И коли только что, так чтоб и с места не двинулся!
На это приказание послышался было вопль, но он моментально был
подавлен.
Вскоре направо показался не то перекидной мост, не то просто "гребля",
а за нею в глубине и ворота; они были полуотворены и впереди них стояла
какая-то тень, призывавшая к себе всех энергическими жестами: то был
Чортовий.
Он сообщил шепотом Андрею, что пришедшая с ним партия спит непробудно,
да и перевязана еще им, что у "льоха" стоит один "вартовый", и что
комендант с двумя товарищами спит в дальней землянке.
Тихо прокрались наши путники во двор городка и начали держать короткий
совет, как поступить с "вартовым": убить ли его, или связать и заткнуть