– Был не прав, – торопливо покаялся шеф.
   – Родителям позвоните?
   – Сей же час!
   – Обрисуете свою неправоту?
   – В красках! – заверил шеф. Наклонился ко мне через стол и шепотом потребовал:
   – Говори!
   Я помедлила еще немного.
   – Только не пугайтесь! – предупредила я. – Второй перекошенный труп нам не нужен!
   – Говори, зараза! – рассердился шеф.
   – Он продал все, что имел своему компаньону! – торжественно возвестила я.
   Шеф откинулся на спинку кресла.
   – Не может быть! – сказал он медленно.
   – Очень даже может!
   – Азику?
   – Ему!
   – Бред!
   Шеф посмаковал последние известия. Почесал уголок рта и повторил:
   – Бред...
   – Тем не менее, это так.
   Шеф перебрал предметы, лежавшие на столе. Поднял на меня глаза и растерянно спросил:
   – Зачем он это сделал?
   – Хороший вопрос!
   Мы помолчали еще немного.
   – Выходит, – начал шеф, – не они выжили Дердекена из города, а он их выжил? По крайней мере, Терехина?
   – Не получается, – сказала я.
   – Почему?
   – Потому что Терехин разрисовал план «Осенней звезды» собственными пометками. И предусмотрел там кабинеты для собственных работников. Вспомните, что рассказал Вовка Сагалаев!
   – Лабиринт какой-то, – подытожил шеф. Посмотрел на меня и спросил:
   – Сама-то что-нибудь понимаешь?
   – Пока ничего, – ответила я честно. – Но у меня такое ощущение, что все эти кусочки мозаики должны лечь на место. Просто их пока мало, и рисунок не складывается.
   – Может, уходили от налогов? – нерешительно предположил шеф. – Мы же не знаем, что они планировали в итоге?
   – Возможно.
   – Фантастика, – повторил шеф. – Это дело пахнет какой-то дьявольщиной.
   Мы помолчали еще немного. Меня распирала мысль, которая пришла в голову вчера перед сном. Додумать ее я до конца не успела, но она мне нравилась именно своей фантастичностью.
   – Кстати, Игорь Константинович...
   Шеф поднял на меня затравленный взгляд.
   – Еще новости?
   – Есть кое-что.
   – Уже боюсь и спрашивать.
   – А вы не бойтесь. Я выяснила, кто такой Ван Дер Декен.
   Шеф расширил глаза.
   – Ловкая штучка, – признал он уважительно. – Ну? Я весь внимание!
   – Ван Дер Декен – это летучий голландец.
   Шеф поднялся с кресла. Обошел стол, приблизился ко мне и озабоченно пощупал мой лоб.
   – Ты здорова?
   – Здорова, – сказала я, с досадой сбрасывая его ладонь с головы. – Вы неправильно поняли. Иван Дердекен – это псевдоним. Пишется слитно. Так?
   – Так.
   – А Ван Дер Декен...
   Я специально отделила два слова друг от друга.
   – ...Ван Дер Декен, – повторила я раздельно, – это капитан «Летучего голландца». По легенде. Понимаете?
   – Ван Дер Декен, – повторил шеф по складам. Минуту он смотрел прямо пред собой. Потом его глаза расширились, и он сказал страшным голосом:
   – Ван! Иван!..
   – Вот именно! – обрадовалась я. – Поняли?
   Шеф вернулся к своему креслу. Плюхнулся в него и потер голову.
   – Господи, до чего же мне надоела эта дьявольщина, – сказал он озабоченно. Посмотрел на меня и спросил:
   – Откуда ты узнала?
   – Нашла у него Энциклопедию Британика, – сказала я, втайне гордясь своей проницательностью. – Страница на букву «эф» была заложена.
   – Почему на «эф»?
   – Потому что по-английски «Летучий голландец» звучит как «Флаинг Дачмэн», – пояснила я.
   – Он, что, читает по-английски?
   – Возможно. Но между страницами лежал лист бумаги из старой тетрадки. Там был перевод. По-моему, почерк мальчишеский.
   – Эксперт! – ядовито восхитился шеф.
   Я обиделась.
   – Не нравится, не ешьте! Я старалась как могла.
   – Ладно, ладно, – успокоил меня шеф. – Молодец, славно потрудилась. Слушай!
   Тут до него дошло то, что я сказала.
   – Ты взяла интервью у Дердекена?!
   – Ну, интервью, не интервью, – обронила я небрежно, – но мы славно пообщались. Между прочим, классный мужик. Кстати! Вы знаете, что он детдомовский мальчик?
   – Нет, – ответил шеф, перебирая бумаги. – И что с того?
   – Вам ничего не приходит в голову?
   – Звучит трогательно, – признал шеф. – Думаешь, он решил построить на этом свой имидж?
   – Нет, – сказала я с досадой. – Не имидж.
   – Тогда что?
   Я немного помедлила и торжественно спросила:
   – Что, если Дердекен – сын Терехина?
   Шеф выронил стопку листов, которую держал в руке.
   – Угомонись! – призвал он недоверчиво.
   – Нет, серьезно!
   – Слушай, ты и правда больная! – рассердился шеф. – Терехин умер в возрасте сорока восьми лет! Правильно?
   – Правильно, – подтвердила я.
   – Твоему классному мужику сейчас сорок. Правильно?
   – Правильно, – снова согласилась я.
   – Ты считать умеешь?
   – Умею.
   – Вот и посчитай!
   Шеф наклонился над столом и ехидно спросил, понизив голос:
   – А может, ты не знаешь, когда начинается период полового созревания у мальчиков?
   – Знаю, – сухо ответила я.
   – Тогда откуда эти бредовые гипотезы?
   Я вздохнула. Иван Дердекен мне очень нравился, и я ощущала себя предательницей. Но профессиональные интересы были вне конкуренции. Как говорится, «Платон мне друг, но истина дороже»...
   – Откуда мы знаем, что ему сорок? – спросила я тихо.
   – Так, он сам ска...
   Тут шеф оборвал себя на полуслове и уставился на меня.
   – Вот именно, – подтвердила я многозначительно. – Сам сказал! Документы его кто-нибудь видел?
   Шеф почесал бровь.
   – Выглядит он неприлично молодо, – продолжала я. – На вид ему не больше тридцати.
   – Так бывает, – попробовал отбиться шеф.
   – Бывает, – согласилась я. – А что, если я права, и Дердекен – сын Терехина? Что, если ему тридцать, а не сорок? Что, если он приехал в город к своему отцу? Помните, я вам рассказала, как Вовка видел Терехина, Азика и Дердекена, выходящими из гостиницы чуть ли не в обнимку? Откуда такое дружелюбие? Может, Терехин уже выяснил, кто его сын и наследник? Иначе, откуда такое взаимопонимание?
   – Остановись! – сказал шеф.
   Он взялся обеими руками за голову и хорошенько помассировал ее.
   – Я сейчас сойду с ума, – проинформировал он меня.
   Я хмыкнула. Как же! Так я и поверила!
   Шеф сосредоточенно посопел, растирая виски. Поднял на меня взгляд и спросил:
   – Что ты от меня хочешь?
   – Нужно выяснить, кто он такой.
   – Ты про Дердекена?
   – Про кого же еще? – удивилась я.
   – А я чем могу помочь?
   – У вас наверняка есть знакомые в Питере.
   – Ну, предположим.
   Я умильно сложила губки.
   – Мореходка! – напомнила я. – Дердекен окончил питерскую мореходку!
   – А-а-а, – сообразил шеф. – Ты хочешь, чтобы я выяснил, как его настоящее имя и сколько ему лет.
   – Точно! Зовут его Иван Леонидович, это он мне сам сказал. Значит, если приложить некоторые усилия...
   Я развела руками.
   – Стерва, – сказал шеф. Подумал и повторил:
   – Стерва. Ты хоть представляешь, сколько придется переворошить документов? Питерские коллеги меня обложат в три этажа!
   – Мы отблагодарим! – бодро ответила я.
   – Чем?
   – Хлебом-солью! Отдыхать у моря питерские коллеги хотят? Вот мы им и организуем бесплатный тур!
   – Следующим летом...
   – Ну, и что? Лучше поздно, чем никогда!
   Шеф с сомнением шмыгнул носом.
   – Потом, питерским коллегам тоже может понадобиться помощь, – поддала я жару. – Жизнь-то полосатая! Сегодня они нам помогли, завтра мы им поможем.
   – Ладно, – сдался шеф. – Я попробую. Говоришь, Иван Леонидович?
   – Вообще-то, можно выяснить и фамилию. Радиостанцию на псевдоним не зарегистрируешь, – сказала я.
   – Можно, – ответил шеф. – Только у меня в мэрии сложные отношения, сама знаешь.
   – Тогда без фамилии. По имени-отчеству.
   – Ладно, разберусь, – резюмировал шеф. – Хочешь еще что-то сообщить?
   – Пока нет, – ответила я, вставая.
   – Ну, и слава богу, – обрадовался шеф. – Иди работай.
   Я постояла на месте, соображая. Не передать ли шефу те смутные угрозы, которые исходили от Аси? Но я посмотрела на хмурое лицо начальника и решила не грузить его новыми неприятностями.
   Хватит с него на сегодня.
   Подхватила сумку, попрощалась и вышла из кабинета.
 
   Я прошлась по редакции, поприветствовала коллег. Обменялась новостями с Димкой Копыловым, немного посмеялась с Анечкой Локтевой.
   Поискала глазами мою лучшую подругу Асю Курочкину, но ее на рабочем месте не обнаружила.
   – Слушай, – спросила я Анечку, – Аси сегодня не было?
   – Как, не было? – удивилась Анечка. – Была! Вон сумка лежит!
   Я проследила за ее рукой. Действительно, Асина сумка. Лежит себе на кресле, делает вид, что хозяйки нет.
   – Сама-то где? – спросила я.
   Анечка пожала плечами.
   – Ходит где-то рядом. Вообще, она какая-то странная сегодня.
   – Странная? – удивилась я. – В чем это выражается?
   – Даже не знаю, – с сомнением ответила Анечка. – Такое ощущение, словно она чего-то боится. Или как будто она тебя не слушает. Я ей полчаса долбила про статью, которую она должна сдать через день! Она уставилась на меня во все глаза, а потом спрашивает: «Что ты сказала»?
   Анечка снова пожала плечами.
   – По-моему, у барышни какая-то личная драма.
   – Понятно, – сказала я с умным видом. И соврала. Ничего мне не понятно. Какая у Аси может быть драма? Азик бросил? Ну и пусть! Машину-то не отобрал, а для Аси это самое главное!
   – Да вот же она! – сказала Анечка.
   – Где?
   Я оглядела редакцию.
   – В окно посмотри.
   Я выглянула в окно.
   Ася сидела на скамейке, стоявшей неподалеку от входа. Она сидела спиной к нам, понурившись. Видно было, что ее одолевают какие-то нешуточные заботы.
   Я попрощалась с коллегами, вышла из редакции. Бесшумно подкралась к моей заклятой подруге, заглянула ей через плечо.
   Ася крутила в ладонях непонятный маленький обломок цвета слоновой кости. Минуту я, прищурившись, пыталась его разглядеть. Совершенно неопределенный обломок. Я так и не смогла определить, что же это.
   Когда мне надоело наблюдать за беспокойными Асиными руками, я тронула ее за плечо и сказала:
   – Привет!
   Эффект оказался неожиданным. Ася вскочила, метнулась прочь от скамейки с такой скоростью, что я даже не успела ничего понять. Повернулась ко мне и застыла, прижавшись спиной к стволу дерева. Лицо бледное, в глазах плещется самый настоящий ужас.
   – Ася, ты что? – спросила я тихо. – Не узнала?
   Ужас в Асиных глазах сменился настороженностью.
   – А, это ты...
   Она поменяла стойку «смирно» на позу «вольно».
   – Это я, – подтвердила я. – Чего испугалась?
   Ася криво ухмыльнулась и отлепилась от дерева.
   – Да так, – ответила она неопределенно. – Не ожидала...
   – А зря! – попеняла я. – О чем мы с тобой договаривались?
   – О чем? – удивилась Ася.
   – О том, что ты устроишь мне встречу с Азизом Алиевичем!
   – О господи! – произнесла Ася невпопад. – Вот достала!
   – То есть рассчитывать не на что? – уточнила я. – Свидание министров на яхте отменяется?
   – Не до тебя ему сейчас, – грубо ответила Ася.
   – Как знаешь.
   Я пожала плечами.
   – Не хотите – не надо! Только учти, что в этом случае я берусь за Дердекена вплотную!
   Ася вздрогнула и посмотрела на меня так пристально, словно искала в моих словах скрытый смысл. Потом усмехнулась и сказала:
   – Берись, берись...
   Я озадачилась. Это было сказано с такой странной интонацией, которую я даже не берусь определить.
   – Как знаешь, – повторила я.
   Повернулась и пошла прочь. Не часто Ася меня озадачивает, но сегодня ей это удалось.
   Я подошла к своей машинке, достала из сумки мобильный телефон и набрала номер приемной «Осенней звезды».
   Но не успел раздаться первый гудок, как я дала отбой.
   Нет. Звонить Ивану я не буду. Я сделаю лучше: поеду на радиостанцию под предлогом передачи ключей от квартиры. Если его не будет...
   Тем лучше!
   Сфотографирую все, что удастся сфотографировать. Что-то мне подсказывает, что настырный Давид Самсонович – он же Джокер – будет сопровождать меня по пятам.
   Я прыгнула в машину и сорвалась с места.
   До чего же удобная вещь – средство личного передвижения! И как я раньше обходилась без него?
   Я быстро доехала до пункта назначения. Припарковалась возле обочины, вылезла из салона и вошла в крутящиеся двери.
   Знакомый охранник с собакой встретил меня, как родную.
   – Приветствую вас!
   – И я вас, – ответила я. Присела на корточки, заглянула в неприветливую морду пса и спросила:
   – Кусается?
   – Редко, – ответил охранник. Как мне показалось, с сожалением.
   Я протянула псу руку и сказала:
   – Привет! Дай лапку!
   Пес не отреагировал. Смотрел куда-то через мое плечо и делал вид, что меня не слышит.
   Я поднялась на ноги и спросила:
   – Хозяин на месте?
   – Вы про Ивана Леонидовича? – догадался охранник.
   – Разве у вас есть другой хозяин?
   – Слава богу, нет, – ответил охранник. И перекрестился.
   – Откуда такой пыл? – удивилась я.
   Охранник развел руки в разные стороны.
   – А как же?! Иван Леонидович – классный мужик!
   И продолжил, загибая пальцы:
   – Зарплату платит вовремя – это раз. Хорошую зарплату платит – это два. Не придирается к мелочам – это три. Четко обозначает, чего хочет – четыре.
   Охранник опустил руку, насмешливо взглянул на меня и спросил:
   – Ну? Разве это не хороший начальник?
   – Отличный, – согласилась я. – А вы не подскажете, когда он вернется?
   – Вот этого не скажу, – с сожалением ответил собеседник. – Когда сочтет нужным, тогда и вернется. Иван Леонидович – вольная птица.
   Я вздохнула.
   – Хорошо быть начальником...
   – И не говорите, – поддержал охранник.
   Я понизила голос и спросила:
   – А этот ваш... Как его... Заместитель...
   – Давид Самсонович? – догадался охранник.
   – Да! Он здесь?
   Охранник вздохнул.
   – Здесь, – ответил он. – Где ж ему быть.
   – Он тоже тут живет?
   – Тут, – неприязненно ответил охранник. – У них с шефом соседние каморки.
   Он понизил голос, пригнул голову ближе ко мне и прошептал:
   – Не пойму, с какой стати они тут обосновались? У шефа денег навалом, может себе любые хоромы прикупить! Чего он...
   Ту охранник оборвал себя на полуслове и вытянулся по стойке «смирно» Его лицо приобрело каменное казенное выражение. Я оглянулась.
   С лестницы спускался карлик, похожий на шута с картины Веласкеса. Я невольно содрогнулась, хотя видела его во второй раз.
   Страшная вещь – уродство.
   – Кто там? – спросил карлик брюзгливо. Дошел до нас, задрал голову и уставился на меня. Минуту его глаза сохраняли прежнее выражение, потом стали подозрительными.
   – Опять вы!
   – Опять я.
   – Что вам нужно?
   Я подавила вздох. Он меня ненавидит. Он всех ненавидит. Прав был испанский критик Грасиан: уродцы и полоумные – враги рода человеческого. Они всегда будут ненавидеть людей за несправедливость судьбы.
   – Мне нужен Иван Леонидович, – сказала я сухо.
   – В отъезде!
   – Знаю.
   Я немного поколебалась.
   – Скажите, могу я поснимать вашу радиостанцию?
   – Зачем?
   – Для статьи, – объяснила я.
   – Какой статьи?
   Я рассердилась.
   – Слушайте, не притворяйтесь глупей, чем вы есть! В городе появилась новая радиостанция! Как вы думаете, людям интересно, что она собой представляет или нет?! В конце концов, статья – это бесплатная реклама!
   Карлик поджал губы.
   – Я не могу дать разрешения на съемку, – сказал он брюзгливо. – Говорите с Иваном Леонидовичем.
   – С удовольствием! – ответила я, с трудом сдерживая негодование. – Только мобильного не знаю. Иван Леонидович оставил мне ту же визитку, что и вы.
   Это была правда. Я изучила визитку, оставленную Дердекеном, и обнаружила, что личный, то есть мобильный номер, там не напечатан.
   Оригинально! Особенно, если учесть, что он доверил мне ключи от своей квартиры! Про хорошую технику и столовое серебро я уже не говорю!
   Карлик достал из кармана маленький телефонный аппарат, набрал номер. Приложил трубку к уху и застыл в ожидании. Застыла и я.
   – Иван?
   То ли мне показалось, то ли лицо карлика действительно немного размагнитилось.
   – Да, я... Иван, тут приехала девушка...
   Он посмотрел на меня недовольным взглядом и щелкнул пальцами.
   – Майя, – подсказала я.
   – Майя! – повторил карлик. – Что хотела? Поснимать радиостанцию... Да? Ты уверен? Только что снимали! Да? Ну ладно, как знаешь... Да... Передаю.
   Джокер протянул мне трубку и брюзгливо обронил:
   – Вас...
   Я выхватила телефон у него из пальцев.
   – Иван, здравствуйте!
   Знакомый голос с едва заметными насмешливыми нотками ответил:
   – Привет, коллега!
   Я покосилась на Джокера, который напряженно прислушивался к нашему разговору.
   – Спасибо за ключи.
   – Ерунда! – откликнулся Дердекен.
   – Вы не оставили мне своего телефона, поэтому я попросила Давида Самсоновича...
   – Я понял, – перебил Иван. – Это моя оплошность. Не сообразил на ходу. Как выспались?
   – Отлично! – ответила я бодро. – Просто великолепно!
   – Я очень рад.
   Я снова покосилась на Джокера. Стоит рядом, стервец, делает вид, что разглядывает потолок.
   – Как мне вернуть вам ключи? – спросила я нерешительно. – Оставить Давиду Самсоновичу?
   – Не стоит, – отказался Дердекен. – Давайте не будем вовлекать посторонних людей в наши личные отношения.
   От этих слов у меня сладко екнуло сердце. Выходит, между нами существуют «личные отношения»! До чего же приятно это слышать!
   – Хорошо, – ответила я послушно. – Не буду. А как мне их вам...
   – При встрече, – снова перебил Иван. Мне показалось, что он сильно занят.
   Я постеснялась спросить, когда мы увидимся.
   – Хорошо, – повторила я.
   – Ну, вот и прекрасно. Ладно, Майя, созвонимся.
   – Подождите! – закричала я. Прижала трубку покрепче к уху и спросила заискивающим тоном:
   – А можно я поснимаю вашу радиостанцию?
   – Так недавно снимали, – удивился Иван.
   – Кто?
   – Не помню... Джокер говорил про какую-то барышню. – Черт, не помню имени!
   – Ася? – спросила я недоверчиво.
   – Вот-вот! – обрадовался Иван. – Ася! Фамилия у нее смешная, птичья.
   – Курочкина.
   – Точно! Курочкина! Она из вашего журнала?
   Я поджала губы. Ну, Ася, ну, стерва!
   – Майка! – позвал Иван озабоченным тоном.
   – Из нашего, – ответа я с опозданием.
   – Тогда зачем второй раз делать то же самое?
   – Понимаете, – пустилась я в объяснения, – шеф поручил написать статью мне, а не ей.
   – Ну?
   – А она обиделась. И решила действовать по-браконьерски.
   – Безобразие! – сказал Дердекен.
   – Вот вы смеетесь, у а меня проблемы!
   – Майя! – позвал Иван.
   – Ау! – откликнулась я.
   Иван немного помолчал и сказал, неожиданно переходя на «ты».
   – Нет у тебя никаких проблем. Снимай все, что хочешь.
   – Скажите это Джо... То есть Давиду Самсоновичу, – поправилась я.
   – Хорошо, – согласился Иван. – Передай ему трубку.
   Я протянула аппарат Джокеру и ехидно пригласила:
   – Вас!
   Джокер взял телефон. Обшарил колючим взглядом мое лицо, приложил трубку к уху.
   – Иван?
   Трубка принялась раздавать короткие точные инструкции. Джокер кивал и коротко подтверждал:
   – Да... Понял... Хорошо... Сделаю...
   Наконец он оторвал телефон от головы, посмотрел на меня и неприязненно сказал:
   – Иван Леонидович поручил мне сопровождать вас.
   – Иван Леонидович разрешил съемку? – переспросила я с намеком.
   Джокер поджал губы. Он явно страдал от моего присутствия.
   – Разрешил...
   И тяжело вздохнул.
   – Скажите, – спросила я, – когда приезжала Ася Курочкина?
   – Вчера вечером, – ответил Джокер. – Сказала, что ей поручили написать статью про новую радиостанцию.
   – Вот брехушка! – не сдержалась я. – Статью поручили мне.
   Джокер надул губы.
   – Да кто вас, баб, разберет, – проворчал он в сторону.
   Повернулся ко мне и спросил:
   – Ну, что? Идем, что ли?
   – Идем, – согласилась я.
   Снимали мы недолго. Радиостанция была новой и почти необжитой. На втором этаже из десяти кабинетов сотрудники освоили только три, остальные оказались запертыми на ключ.
   – Сколько у вас сотрудников? – спросила я, щелкая коридор с огромными окнами в полстены.
   – Коммерческая тайна, – сразу же ответил Джокер.
   Я опустила фотоаппарат и строго спросила:
   – Мне, что, позвонить Ивану Леонидовичу?
   Джокер тихо вздохнул. Представляю, какая ненависть кипит в его груди!
   – Пятеро, – ответил он неприязненно.
   – Маловато!
   – Нам хватает.
   Джокер подумал и поправился:
   – Пока хватает.
   Я пощелкала здание с фасада, не обошла вниманием уютный вестибюль с красивым зеленым уголком.
   – Ладно, – сказала я. – Теперь ведите меня в студию.
   – Там передача идет!
   – Вранье! – оборвала я. – Вы сегодня не вещаете. Я проверила.
   Джокер снова скользнул по мне сердитым взглядом.
   – Идите вперед, – велел он.
   Мы миновали вестибюль. Коридор привел нас к узкой винтовой лестнице, почти незаметной в полу.
   – Что это? – спросила я, оборачиваясь. – Подвал?
   – Спускайтесь, – ответил Джокер коротко.
   Я пошла вниз.
   Лестница оказалась не только крутой и узкой, но и очень длинной. Чем ниже я опускалась, тем страшней мне становилось. Уж не знаю, что на меня повлияло: дыхание Джокера за спиной или мысль о том, что мы находимся глубоко под землей. Но жить стало неуютно.
   – Куда мы идем? – не выдержала я и остановилась.
   Маленькие глазки Джокера сверкнули в полутьме. Он стоял на две ступени выше, его лысая макушка находилась на одном уровне с моей. Наверное, этот факт придавал ему уверенности в себе.
   – Боитесь? – спросил он злорадно.
   – Я?!
   Я гордо фыркнула, развернулась и продолжила спуск.
   Помню, как-то раз мне попалась на глаза рекламная аннотация нового заграничного фильма. Текст гласил: «Это фильм о мужчине, который опускался все ниже и ниже, пока не достиг самого дна».
   Реклама меня заинтриговала, и я потопала в кинотеатр. А там уже выяснилось, что меня разыграли кинолохотронщики. Фильм рассказывал о трудовых буднях водолазов, и оказался на редкость занудным!
   А почему я о нем вспомнила? Потому что я, как тот водолаз, опускалась все ниже и ниже. И в конце концов, достигла дна.
   Лестница кончилась. Я стояла перед закрытой дверью, похожей на водонепроницаемую переборку подводной лодки. Я невольно присвистнула, разглядывая тяжелую груду металла.
   – Ничего себе! – сказала я. – Вы, что, храните там свой золотой запас?
   Джокер не ответил. Прохромал к двери, достал из кармана странный ключ, похожий на отмычку. Покосился на меня и загородился собственной спиной. Я отвернулась.
   – Ася тоже здесь снимала? – спросила я, не оборачиваясь.
   – Снимала, – ответил Джокер неприязненно.
   Распахнул тяжеленную дверь, посторонился и пригласил:
   – Входите!
   – Нет уж! – ответила я твердо. – Только после вас!
   Нервы. Это просто нервы. Но почему-то мне кажется, что как только я переступлю порог, карлик захлопнет за мной дверь и повернет в замке ключ.
   – Боитесь? – снова спросил Джокер. На этот раз я не стала лукавить.
   – Боюсь. Жуткое место. Не студия, а копи царя Соломона.
   Джокер тихонько хихикнул. Вошел в темную комнату и пошарил справа от себя.
   Студия озарилась неярким светом настенных бра.
   Я перешагнула высокий порог. Обвела взглядом просторное помещение, и негромко произнесла:
   – Вот это да!
   Студия была оформлена хорошим декоратором. Всю стену напротив входа занимали огромные органные трубы, уходящие под самый потолок. Теперь я поняла, почему лестница уводила так глубоко под землю. Высокий потолок в студии должен создавать хорошую акустику. Наверное, в этом зале можно записывать даже оркестровую музыку.
   – Нравится?
   Я вздрогнула. Совсем забыла о своем маленьком провожатом. Я повернулась к нему, кивнула и признала:
   – Очень здорово. Даже не ожидала.
   Джокер заковылял к стеклянной перегородке, за которой находился пульт. Включил дополнительные светильники, спросил:
   – Технику снимать будете?
   Я покосилась на маленький закуток звукорежиссера. Пульт как пульт. Ничего интересного. То есть не сомневаюсь, что техника у Дердекена на уровне, но моим домохозяйкам она вряд ли интересна. Зато зал обалденный!
   – Зал эффектней, – ответила я, доставая фотоаппарат. – Можно я здесь поснимаю?
   – Если Иван Леонидович разрешил, значит, можно, – ответил Джокер.
   – Он разрешил! – напомнила я. – Он сказал, что я могу снимать где угодно!
   Карлик пожал плечами.
   – Вот и снимайте! Разве я мешаю?
   Я отошла к порогу. Села на высокую ступеньку и прицелилась объективом в органные трубы.
   – Прямо, Большой зал Консерватории, – сказала я, делая снимок.
   – Лучше, – равнодушно заметил Джокер. – У них орган на грани вымирания. А у нас новенький.
   – Ну, качество инструмента не всегда определяется его новизной... Возьмите, к примеру, скрипки Страдивари.
   – У нас не скрипка, – пренебрежительно откликнулся Джокер. – У нас – орган.
   – Настоящий? – спросила я и сменила ракурс.
   Джокер обиделся.
   – Конечно!
   – Круто.
   Я нащелкала десять кадров и обнаружила, что пленка кончилась.