Страница:
– Был не прав, – торопливо покаялся шеф.
– Родителям позвоните?
– Сей же час!
– Обрисуете свою неправоту?
– В красках! – заверил шеф. Наклонился ко мне через стол и шепотом потребовал:
– Говори!
Я помедлила еще немного.
– Только не пугайтесь! – предупредила я. – Второй перекошенный труп нам не нужен!
– Говори, зараза! – рассердился шеф.
– Он продал все, что имел своему компаньону! – торжественно возвестила я.
Шеф откинулся на спинку кресла.
– Не может быть! – сказал он медленно.
– Очень даже может!
– Азику?
– Ему!
– Бред!
Шеф посмаковал последние известия. Почесал уголок рта и повторил:
– Бред...
– Тем не менее, это так.
Шеф перебрал предметы, лежавшие на столе. Поднял на меня глаза и растерянно спросил:
– Зачем он это сделал?
– Хороший вопрос!
Мы помолчали еще немного.
– Выходит, – начал шеф, – не они выжили Дердекена из города, а он их выжил? По крайней мере, Терехина?
– Не получается, – сказала я.
– Почему?
– Потому что Терехин разрисовал план «Осенней звезды» собственными пометками. И предусмотрел там кабинеты для собственных работников. Вспомните, что рассказал Вовка Сагалаев!
– Лабиринт какой-то, – подытожил шеф. Посмотрел на меня и спросил:
– Сама-то что-нибудь понимаешь?
– Пока ничего, – ответила я честно. – Но у меня такое ощущение, что все эти кусочки мозаики должны лечь на место. Просто их пока мало, и рисунок не складывается.
– Может, уходили от налогов? – нерешительно предположил шеф. – Мы же не знаем, что они планировали в итоге?
– Возможно.
– Фантастика, – повторил шеф. – Это дело пахнет какой-то дьявольщиной.
Мы помолчали еще немного. Меня распирала мысль, которая пришла в голову вчера перед сном. Додумать ее я до конца не успела, но она мне нравилась именно своей фантастичностью.
– Кстати, Игорь Константинович...
Шеф поднял на меня затравленный взгляд.
– Еще новости?
– Есть кое-что.
– Уже боюсь и спрашивать.
– А вы не бойтесь. Я выяснила, кто такой Ван Дер Декен.
Шеф расширил глаза.
– Ловкая штучка, – признал он уважительно. – Ну? Я весь внимание!
– Ван Дер Декен – это летучий голландец.
Шеф поднялся с кресла. Обошел стол, приблизился ко мне и озабоченно пощупал мой лоб.
– Ты здорова?
– Здорова, – сказала я, с досадой сбрасывая его ладонь с головы. – Вы неправильно поняли. Иван Дердекен – это псевдоним. Пишется слитно. Так?
– Так.
– А Ван Дер Декен...
Я специально отделила два слова друг от друга.
– ...Ван Дер Декен, – повторила я раздельно, – это капитан «Летучего голландца». По легенде. Понимаете?
– Ван Дер Декен, – повторил шеф по складам. Минуту он смотрел прямо пред собой. Потом его глаза расширились, и он сказал страшным голосом:
– Ван! Иван!..
– Вот именно! – обрадовалась я. – Поняли?
Шеф вернулся к своему креслу. Плюхнулся в него и потер голову.
– Господи, до чего же мне надоела эта дьявольщина, – сказал он озабоченно. Посмотрел на меня и спросил:
– Откуда ты узнала?
– Нашла у него Энциклопедию Британика, – сказала я, втайне гордясь своей проницательностью. – Страница на букву «эф» была заложена.
– Почему на «эф»?
– Потому что по-английски «Летучий голландец» звучит как «Флаинг Дачмэн», – пояснила я.
– Он, что, читает по-английски?
– Возможно. Но между страницами лежал лист бумаги из старой тетрадки. Там был перевод. По-моему, почерк мальчишеский.
– Эксперт! – ядовито восхитился шеф.
Я обиделась.
– Не нравится, не ешьте! Я старалась как могла.
– Ладно, ладно, – успокоил меня шеф. – Молодец, славно потрудилась. Слушай!
Тут до него дошло то, что я сказала.
– Ты взяла интервью у Дердекена?!
– Ну, интервью, не интервью, – обронила я небрежно, – но мы славно пообщались. Между прочим, классный мужик. Кстати! Вы знаете, что он детдомовский мальчик?
– Нет, – ответил шеф, перебирая бумаги. – И что с того?
– Вам ничего не приходит в голову?
– Звучит трогательно, – признал шеф. – Думаешь, он решил построить на этом свой имидж?
– Нет, – сказала я с досадой. – Не имидж.
– Тогда что?
Я немного помедлила и торжественно спросила:
– Что, если Дердекен – сын Терехина?
Шеф выронил стопку листов, которую держал в руке.
– Угомонись! – призвал он недоверчиво.
– Нет, серьезно!
– Слушай, ты и правда больная! – рассердился шеф. – Терехин умер в возрасте сорока восьми лет! Правильно?
– Правильно, – подтвердила я.
– Твоему классному мужику сейчас сорок. Правильно?
– Правильно, – снова согласилась я.
– Ты считать умеешь?
– Умею.
– Вот и посчитай!
Шеф наклонился над столом и ехидно спросил, понизив голос:
– А может, ты не знаешь, когда начинается период полового созревания у мальчиков?
– Знаю, – сухо ответила я.
– Тогда откуда эти бредовые гипотезы?
Я вздохнула. Иван Дердекен мне очень нравился, и я ощущала себя предательницей. Но профессиональные интересы были вне конкуренции. Как говорится, «Платон мне друг, но истина дороже»...
– Откуда мы знаем, что ему сорок? – спросила я тихо.
– Так, он сам ска...
Тут шеф оборвал себя на полуслове и уставился на меня.
– Вот именно, – подтвердила я многозначительно. – Сам сказал! Документы его кто-нибудь видел?
Шеф почесал бровь.
– Выглядит он неприлично молодо, – продолжала я. – На вид ему не больше тридцати.
– Так бывает, – попробовал отбиться шеф.
– Бывает, – согласилась я. – А что, если я права, и Дердекен – сын Терехина? Что, если ему тридцать, а не сорок? Что, если он приехал в город к своему отцу? Помните, я вам рассказала, как Вовка видел Терехина, Азика и Дердекена, выходящими из гостиницы чуть ли не в обнимку? Откуда такое дружелюбие? Может, Терехин уже выяснил, кто его сын и наследник? Иначе, откуда такое взаимопонимание?
– Остановись! – сказал шеф.
Он взялся обеими руками за голову и хорошенько помассировал ее.
– Я сейчас сойду с ума, – проинформировал он меня.
Я хмыкнула. Как же! Так я и поверила!
Шеф сосредоточенно посопел, растирая виски. Поднял на меня взгляд и спросил:
– Что ты от меня хочешь?
– Нужно выяснить, кто он такой.
– Ты про Дердекена?
– Про кого же еще? – удивилась я.
– А я чем могу помочь?
– У вас наверняка есть знакомые в Питере.
– Ну, предположим.
Я умильно сложила губки.
– Мореходка! – напомнила я. – Дердекен окончил питерскую мореходку!
– А-а-а, – сообразил шеф. – Ты хочешь, чтобы я выяснил, как его настоящее имя и сколько ему лет.
– Точно! Зовут его Иван Леонидович, это он мне сам сказал. Значит, если приложить некоторые усилия...
Я развела руками.
– Стерва, – сказал шеф. Подумал и повторил:
– Стерва. Ты хоть представляешь, сколько придется переворошить документов? Питерские коллеги меня обложат в три этажа!
– Мы отблагодарим! – бодро ответила я.
– Чем?
– Хлебом-солью! Отдыхать у моря питерские коллеги хотят? Вот мы им и организуем бесплатный тур!
– Следующим летом...
– Ну, и что? Лучше поздно, чем никогда!
Шеф с сомнением шмыгнул носом.
– Потом, питерским коллегам тоже может понадобиться помощь, – поддала я жару. – Жизнь-то полосатая! Сегодня они нам помогли, завтра мы им поможем.
– Ладно, – сдался шеф. – Я попробую. Говоришь, Иван Леонидович?
– Вообще-то, можно выяснить и фамилию. Радиостанцию на псевдоним не зарегистрируешь, – сказала я.
– Можно, – ответил шеф. – Только у меня в мэрии сложные отношения, сама знаешь.
– Тогда без фамилии. По имени-отчеству.
– Ладно, разберусь, – резюмировал шеф. – Хочешь еще что-то сообщить?
– Пока нет, – ответила я, вставая.
– Ну, и слава богу, – обрадовался шеф. – Иди работай.
Я постояла на месте, соображая. Не передать ли шефу те смутные угрозы, которые исходили от Аси? Но я посмотрела на хмурое лицо начальника и решила не грузить его новыми неприятностями.
Хватит с него на сегодня.
Подхватила сумку, попрощалась и вышла из кабинета.
Я прошлась по редакции, поприветствовала коллег. Обменялась новостями с Димкой Копыловым, немного посмеялась с Анечкой Локтевой.
Поискала глазами мою лучшую подругу Асю Курочкину, но ее на рабочем месте не обнаружила.
– Слушай, – спросила я Анечку, – Аси сегодня не было?
– Как, не было? – удивилась Анечка. – Была! Вон сумка лежит!
Я проследила за ее рукой. Действительно, Асина сумка. Лежит себе на кресле, делает вид, что хозяйки нет.
– Сама-то где? – спросила я.
Анечка пожала плечами.
– Ходит где-то рядом. Вообще, она какая-то странная сегодня.
– Странная? – удивилась я. – В чем это выражается?
– Даже не знаю, – с сомнением ответила Анечка. – Такое ощущение, словно она чего-то боится. Или как будто она тебя не слушает. Я ей полчаса долбила про статью, которую она должна сдать через день! Она уставилась на меня во все глаза, а потом спрашивает: «Что ты сказала»?
Анечка снова пожала плечами.
– По-моему, у барышни какая-то личная драма.
– Понятно, – сказала я с умным видом. И соврала. Ничего мне не понятно. Какая у Аси может быть драма? Азик бросил? Ну и пусть! Машину-то не отобрал, а для Аси это самое главное!
– Да вот же она! – сказала Анечка.
– Где?
Я оглядела редакцию.
– В окно посмотри.
Я выглянула в окно.
Ася сидела на скамейке, стоявшей неподалеку от входа. Она сидела спиной к нам, понурившись. Видно было, что ее одолевают какие-то нешуточные заботы.
Я попрощалась с коллегами, вышла из редакции. Бесшумно подкралась к моей заклятой подруге, заглянула ей через плечо.
Ася крутила в ладонях непонятный маленький обломок цвета слоновой кости. Минуту я, прищурившись, пыталась его разглядеть. Совершенно неопределенный обломок. Я так и не смогла определить, что же это.
Когда мне надоело наблюдать за беспокойными Асиными руками, я тронула ее за плечо и сказала:
– Привет!
Эффект оказался неожиданным. Ася вскочила, метнулась прочь от скамейки с такой скоростью, что я даже не успела ничего понять. Повернулась ко мне и застыла, прижавшись спиной к стволу дерева. Лицо бледное, в глазах плещется самый настоящий ужас.
– Ася, ты что? – спросила я тихо. – Не узнала?
Ужас в Асиных глазах сменился настороженностью.
– А, это ты...
Она поменяла стойку «смирно» на позу «вольно».
– Это я, – подтвердила я. – Чего испугалась?
Ася криво ухмыльнулась и отлепилась от дерева.
– Да так, – ответила она неопределенно. – Не ожидала...
– А зря! – попеняла я. – О чем мы с тобой договаривались?
– О чем? – удивилась Ася.
– О том, что ты устроишь мне встречу с Азизом Алиевичем!
– О господи! – произнесла Ася невпопад. – Вот достала!
– То есть рассчитывать не на что? – уточнила я. – Свидание министров на яхте отменяется?
– Не до тебя ему сейчас, – грубо ответила Ася.
– Как знаешь.
Я пожала плечами.
– Не хотите – не надо! Только учти, что в этом случае я берусь за Дердекена вплотную!
Ася вздрогнула и посмотрела на меня так пристально, словно искала в моих словах скрытый смысл. Потом усмехнулась и сказала:
– Берись, берись...
Я озадачилась. Это было сказано с такой странной интонацией, которую я даже не берусь определить.
– Как знаешь, – повторила я.
Повернулась и пошла прочь. Не часто Ася меня озадачивает, но сегодня ей это удалось.
Я подошла к своей машинке, достала из сумки мобильный телефон и набрала номер приемной «Осенней звезды».
Но не успел раздаться первый гудок, как я дала отбой.
Нет. Звонить Ивану я не буду. Я сделаю лучше: поеду на радиостанцию под предлогом передачи ключей от квартиры. Если его не будет...
Тем лучше!
Сфотографирую все, что удастся сфотографировать. Что-то мне подсказывает, что настырный Давид Самсонович – он же Джокер – будет сопровождать меня по пятам.
Я прыгнула в машину и сорвалась с места.
До чего же удобная вещь – средство личного передвижения! И как я раньше обходилась без него?
Я быстро доехала до пункта назначения. Припарковалась возле обочины, вылезла из салона и вошла в крутящиеся двери.
Знакомый охранник с собакой встретил меня, как родную.
– Приветствую вас!
– И я вас, – ответила я. Присела на корточки, заглянула в неприветливую морду пса и спросила:
– Кусается?
– Редко, – ответил охранник. Как мне показалось, с сожалением.
Я протянула псу руку и сказала:
– Привет! Дай лапку!
Пес не отреагировал. Смотрел куда-то через мое плечо и делал вид, что меня не слышит.
Я поднялась на ноги и спросила:
– Хозяин на месте?
– Вы про Ивана Леонидовича? – догадался охранник.
– Разве у вас есть другой хозяин?
– Слава богу, нет, – ответил охранник. И перекрестился.
– Откуда такой пыл? – удивилась я.
Охранник развел руки в разные стороны.
– А как же?! Иван Леонидович – классный мужик!
И продолжил, загибая пальцы:
– Зарплату платит вовремя – это раз. Хорошую зарплату платит – это два. Не придирается к мелочам – это три. Четко обозначает, чего хочет – четыре.
Охранник опустил руку, насмешливо взглянул на меня и спросил:
– Ну? Разве это не хороший начальник?
– Отличный, – согласилась я. – А вы не подскажете, когда он вернется?
– Вот этого не скажу, – с сожалением ответил собеседник. – Когда сочтет нужным, тогда и вернется. Иван Леонидович – вольная птица.
Я вздохнула.
– Хорошо быть начальником...
– И не говорите, – поддержал охранник.
Я понизила голос и спросила:
– А этот ваш... Как его... Заместитель...
– Давид Самсонович? – догадался охранник.
– Да! Он здесь?
Охранник вздохнул.
– Здесь, – ответил он. – Где ж ему быть.
– Он тоже тут живет?
– Тут, – неприязненно ответил охранник. – У них с шефом соседние каморки.
Он понизил голос, пригнул голову ближе ко мне и прошептал:
– Не пойму, с какой стати они тут обосновались? У шефа денег навалом, может себе любые хоромы прикупить! Чего он...
Ту охранник оборвал себя на полуслове и вытянулся по стойке «смирно» Его лицо приобрело каменное казенное выражение. Я оглянулась.
С лестницы спускался карлик, похожий на шута с картины Веласкеса. Я невольно содрогнулась, хотя видела его во второй раз.
Страшная вещь – уродство.
– Кто там? – спросил карлик брюзгливо. Дошел до нас, задрал голову и уставился на меня. Минуту его глаза сохраняли прежнее выражение, потом стали подозрительными.
– Опять вы!
– Опять я.
– Что вам нужно?
Я подавила вздох. Он меня ненавидит. Он всех ненавидит. Прав был испанский критик Грасиан: уродцы и полоумные – враги рода человеческого. Они всегда будут ненавидеть людей за несправедливость судьбы.
– Мне нужен Иван Леонидович, – сказала я сухо.
– В отъезде!
– Знаю.
Я немного поколебалась.
– Скажите, могу я поснимать вашу радиостанцию?
– Зачем?
– Для статьи, – объяснила я.
– Какой статьи?
Я рассердилась.
– Слушайте, не притворяйтесь глупей, чем вы есть! В городе появилась новая радиостанция! Как вы думаете, людям интересно, что она собой представляет или нет?! В конце концов, статья – это бесплатная реклама!
Карлик поджал губы.
– Я не могу дать разрешения на съемку, – сказал он брюзгливо. – Говорите с Иваном Леонидовичем.
– С удовольствием! – ответила я, с трудом сдерживая негодование. – Только мобильного не знаю. Иван Леонидович оставил мне ту же визитку, что и вы.
Это была правда. Я изучила визитку, оставленную Дердекеном, и обнаружила, что личный, то есть мобильный номер, там не напечатан.
Оригинально! Особенно, если учесть, что он доверил мне ключи от своей квартиры! Про хорошую технику и столовое серебро я уже не говорю!
Карлик достал из кармана маленький телефонный аппарат, набрал номер. Приложил трубку к уху и застыл в ожидании. Застыла и я.
– Иван?
То ли мне показалось, то ли лицо карлика действительно немного размагнитилось.
– Да, я... Иван, тут приехала девушка...
Он посмотрел на меня недовольным взглядом и щелкнул пальцами.
– Майя, – подсказала я.
– Майя! – повторил карлик. – Что хотела? Поснимать радиостанцию... Да? Ты уверен? Только что снимали! Да? Ну ладно, как знаешь... Да... Передаю.
Джокер протянул мне трубку и брюзгливо обронил:
– Вас...
Я выхватила телефон у него из пальцев.
– Иван, здравствуйте!
Знакомый голос с едва заметными насмешливыми нотками ответил:
– Привет, коллега!
Я покосилась на Джокера, который напряженно прислушивался к нашему разговору.
– Спасибо за ключи.
– Ерунда! – откликнулся Дердекен.
– Вы не оставили мне своего телефона, поэтому я попросила Давида Самсоновича...
– Я понял, – перебил Иван. – Это моя оплошность. Не сообразил на ходу. Как выспались?
– Отлично! – ответила я бодро. – Просто великолепно!
– Я очень рад.
Я снова покосилась на Джокера. Стоит рядом, стервец, делает вид, что разглядывает потолок.
– Как мне вернуть вам ключи? – спросила я нерешительно. – Оставить Давиду Самсоновичу?
– Не стоит, – отказался Дердекен. – Давайте не будем вовлекать посторонних людей в наши личные отношения.
От этих слов у меня сладко екнуло сердце. Выходит, между нами существуют «личные отношения»! До чего же приятно это слышать!
– Хорошо, – ответила я послушно. – Не буду. А как мне их вам...
– При встрече, – снова перебил Иван. Мне показалось, что он сильно занят.
Я постеснялась спросить, когда мы увидимся.
– Хорошо, – повторила я.
– Ну, вот и прекрасно. Ладно, Майя, созвонимся.
– Подождите! – закричала я. Прижала трубку покрепче к уху и спросила заискивающим тоном:
– А можно я поснимаю вашу радиостанцию?
– Так недавно снимали, – удивился Иван.
– Кто?
– Не помню... Джокер говорил про какую-то барышню. – Черт, не помню имени!
– Ася? – спросила я недоверчиво.
– Вот-вот! – обрадовался Иван. – Ася! Фамилия у нее смешная, птичья.
– Курочкина.
– Точно! Курочкина! Она из вашего журнала?
Я поджала губы. Ну, Ася, ну, стерва!
– Майка! – позвал Иван озабоченным тоном.
– Из нашего, – ответа я с опозданием.
– Тогда зачем второй раз делать то же самое?
– Понимаете, – пустилась я в объяснения, – шеф поручил написать статью мне, а не ей.
– Ну?
– А она обиделась. И решила действовать по-браконьерски.
– Безобразие! – сказал Дердекен.
– Вот вы смеетесь, у а меня проблемы!
– Майя! – позвал Иван.
– Ау! – откликнулась я.
Иван немного помолчал и сказал, неожиданно переходя на «ты».
– Нет у тебя никаких проблем. Снимай все, что хочешь.
– Скажите это Джо... То есть Давиду Самсоновичу, – поправилась я.
– Хорошо, – согласился Иван. – Передай ему трубку.
Я протянула аппарат Джокеру и ехидно пригласила:
– Вас!
Джокер взял телефон. Обшарил колючим взглядом мое лицо, приложил трубку к уху.
– Иван?
Трубка принялась раздавать короткие точные инструкции. Джокер кивал и коротко подтверждал:
– Да... Понял... Хорошо... Сделаю...
Наконец он оторвал телефон от головы, посмотрел на меня и неприязненно сказал:
– Иван Леонидович поручил мне сопровождать вас.
– Иван Леонидович разрешил съемку? – переспросила я с намеком.
Джокер поджал губы. Он явно страдал от моего присутствия.
– Разрешил...
И тяжело вздохнул.
– Скажите, – спросила я, – когда приезжала Ася Курочкина?
– Вчера вечером, – ответил Джокер. – Сказала, что ей поручили написать статью про новую радиостанцию.
– Вот брехушка! – не сдержалась я. – Статью поручили мне.
Джокер надул губы.
– Да кто вас, баб, разберет, – проворчал он в сторону.
Повернулся ко мне и спросил:
– Ну, что? Идем, что ли?
– Идем, – согласилась я.
Снимали мы недолго. Радиостанция была новой и почти необжитой. На втором этаже из десяти кабинетов сотрудники освоили только три, остальные оказались запертыми на ключ.
– Сколько у вас сотрудников? – спросила я, щелкая коридор с огромными окнами в полстены.
– Коммерческая тайна, – сразу же ответил Джокер.
Я опустила фотоаппарат и строго спросила:
– Мне, что, позвонить Ивану Леонидовичу?
Джокер тихо вздохнул. Представляю, какая ненависть кипит в его груди!
– Пятеро, – ответил он неприязненно.
– Маловато!
– Нам хватает.
Джокер подумал и поправился:
– Пока хватает.
Я пощелкала здание с фасада, не обошла вниманием уютный вестибюль с красивым зеленым уголком.
– Ладно, – сказала я. – Теперь ведите меня в студию.
– Там передача идет!
– Вранье! – оборвала я. – Вы сегодня не вещаете. Я проверила.
Джокер снова скользнул по мне сердитым взглядом.
– Идите вперед, – велел он.
Мы миновали вестибюль. Коридор привел нас к узкой винтовой лестнице, почти незаметной в полу.
– Что это? – спросила я, оборачиваясь. – Подвал?
– Спускайтесь, – ответил Джокер коротко.
Я пошла вниз.
Лестница оказалась не только крутой и узкой, но и очень длинной. Чем ниже я опускалась, тем страшней мне становилось. Уж не знаю, что на меня повлияло: дыхание Джокера за спиной или мысль о том, что мы находимся глубоко под землей. Но жить стало неуютно.
– Куда мы идем? – не выдержала я и остановилась.
Маленькие глазки Джокера сверкнули в полутьме. Он стоял на две ступени выше, его лысая макушка находилась на одном уровне с моей. Наверное, этот факт придавал ему уверенности в себе.
– Боитесь? – спросил он злорадно.
– Я?!
Я гордо фыркнула, развернулась и продолжила спуск.
Помню, как-то раз мне попалась на глаза рекламная аннотация нового заграничного фильма. Текст гласил: «Это фильм о мужчине, который опускался все ниже и ниже, пока не достиг самого дна».
Реклама меня заинтриговала, и я потопала в кинотеатр. А там уже выяснилось, что меня разыграли кинолохотронщики. Фильм рассказывал о трудовых буднях водолазов, и оказался на редкость занудным!
А почему я о нем вспомнила? Потому что я, как тот водолаз, опускалась все ниже и ниже. И в конце концов, достигла дна.
Лестница кончилась. Я стояла перед закрытой дверью, похожей на водонепроницаемую переборку подводной лодки. Я невольно присвистнула, разглядывая тяжелую груду металла.
– Ничего себе! – сказала я. – Вы, что, храните там свой золотой запас?
Джокер не ответил. Прохромал к двери, достал из кармана странный ключ, похожий на отмычку. Покосился на меня и загородился собственной спиной. Я отвернулась.
– Ася тоже здесь снимала? – спросила я, не оборачиваясь.
– Снимала, – ответил Джокер неприязненно.
Распахнул тяжеленную дверь, посторонился и пригласил:
– Входите!
– Нет уж! – ответила я твердо. – Только после вас!
Нервы. Это просто нервы. Но почему-то мне кажется, что как только я переступлю порог, карлик захлопнет за мной дверь и повернет в замке ключ.
– Боитесь? – снова спросил Джокер. На этот раз я не стала лукавить.
– Боюсь. Жуткое место. Не студия, а копи царя Соломона.
Джокер тихонько хихикнул. Вошел в темную комнату и пошарил справа от себя.
Студия озарилась неярким светом настенных бра.
Я перешагнула высокий порог. Обвела взглядом просторное помещение, и негромко произнесла:
– Вот это да!
Студия была оформлена хорошим декоратором. Всю стену напротив входа занимали огромные органные трубы, уходящие под самый потолок. Теперь я поняла, почему лестница уводила так глубоко под землю. Высокий потолок в студии должен создавать хорошую акустику. Наверное, в этом зале можно записывать даже оркестровую музыку.
– Нравится?
Я вздрогнула. Совсем забыла о своем маленьком провожатом. Я повернулась к нему, кивнула и признала:
– Очень здорово. Даже не ожидала.
Джокер заковылял к стеклянной перегородке, за которой находился пульт. Включил дополнительные светильники, спросил:
– Технику снимать будете?
Я покосилась на маленький закуток звукорежиссера. Пульт как пульт. Ничего интересного. То есть не сомневаюсь, что техника у Дердекена на уровне, но моим домохозяйкам она вряд ли интересна. Зато зал обалденный!
– Зал эффектней, – ответила я, доставая фотоаппарат. – Можно я здесь поснимаю?
– Если Иван Леонидович разрешил, значит, можно, – ответил Джокер.
– Он разрешил! – напомнила я. – Он сказал, что я могу снимать где угодно!
Карлик пожал плечами.
– Вот и снимайте! Разве я мешаю?
Я отошла к порогу. Села на высокую ступеньку и прицелилась объективом в органные трубы.
– Прямо, Большой зал Консерватории, – сказала я, делая снимок.
– Лучше, – равнодушно заметил Джокер. – У них орган на грани вымирания. А у нас новенький.
– Ну, качество инструмента не всегда определяется его новизной... Возьмите, к примеру, скрипки Страдивари.
– У нас не скрипка, – пренебрежительно откликнулся Джокер. – У нас – орган.
– Настоящий? – спросила я и сменила ракурс.
Джокер обиделся.
– Конечно!
– Круто.
Я нащелкала десять кадров и обнаружила, что пленка кончилась.
– Родителям позвоните?
– Сей же час!
– Обрисуете свою неправоту?
– В красках! – заверил шеф. Наклонился ко мне через стол и шепотом потребовал:
– Говори!
Я помедлила еще немного.
– Только не пугайтесь! – предупредила я. – Второй перекошенный труп нам не нужен!
– Говори, зараза! – рассердился шеф.
– Он продал все, что имел своему компаньону! – торжественно возвестила я.
Шеф откинулся на спинку кресла.
– Не может быть! – сказал он медленно.
– Очень даже может!
– Азику?
– Ему!
– Бред!
Шеф посмаковал последние известия. Почесал уголок рта и повторил:
– Бред...
– Тем не менее, это так.
Шеф перебрал предметы, лежавшие на столе. Поднял на меня глаза и растерянно спросил:
– Зачем он это сделал?
– Хороший вопрос!
Мы помолчали еще немного.
– Выходит, – начал шеф, – не они выжили Дердекена из города, а он их выжил? По крайней мере, Терехина?
– Не получается, – сказала я.
– Почему?
– Потому что Терехин разрисовал план «Осенней звезды» собственными пометками. И предусмотрел там кабинеты для собственных работников. Вспомните, что рассказал Вовка Сагалаев!
– Лабиринт какой-то, – подытожил шеф. Посмотрел на меня и спросил:
– Сама-то что-нибудь понимаешь?
– Пока ничего, – ответила я честно. – Но у меня такое ощущение, что все эти кусочки мозаики должны лечь на место. Просто их пока мало, и рисунок не складывается.
– Может, уходили от налогов? – нерешительно предположил шеф. – Мы же не знаем, что они планировали в итоге?
– Возможно.
– Фантастика, – повторил шеф. – Это дело пахнет какой-то дьявольщиной.
Мы помолчали еще немного. Меня распирала мысль, которая пришла в голову вчера перед сном. Додумать ее я до конца не успела, но она мне нравилась именно своей фантастичностью.
– Кстати, Игорь Константинович...
Шеф поднял на меня затравленный взгляд.
– Еще новости?
– Есть кое-что.
– Уже боюсь и спрашивать.
– А вы не бойтесь. Я выяснила, кто такой Ван Дер Декен.
Шеф расширил глаза.
– Ловкая штучка, – признал он уважительно. – Ну? Я весь внимание!
– Ван Дер Декен – это летучий голландец.
Шеф поднялся с кресла. Обошел стол, приблизился ко мне и озабоченно пощупал мой лоб.
– Ты здорова?
– Здорова, – сказала я, с досадой сбрасывая его ладонь с головы. – Вы неправильно поняли. Иван Дердекен – это псевдоним. Пишется слитно. Так?
– Так.
– А Ван Дер Декен...
Я специально отделила два слова друг от друга.
– ...Ван Дер Декен, – повторила я раздельно, – это капитан «Летучего голландца». По легенде. Понимаете?
– Ван Дер Декен, – повторил шеф по складам. Минуту он смотрел прямо пред собой. Потом его глаза расширились, и он сказал страшным голосом:
– Ван! Иван!..
– Вот именно! – обрадовалась я. – Поняли?
Шеф вернулся к своему креслу. Плюхнулся в него и потер голову.
– Господи, до чего же мне надоела эта дьявольщина, – сказал он озабоченно. Посмотрел на меня и спросил:
– Откуда ты узнала?
– Нашла у него Энциклопедию Британика, – сказала я, втайне гордясь своей проницательностью. – Страница на букву «эф» была заложена.
– Почему на «эф»?
– Потому что по-английски «Летучий голландец» звучит как «Флаинг Дачмэн», – пояснила я.
– Он, что, читает по-английски?
– Возможно. Но между страницами лежал лист бумаги из старой тетрадки. Там был перевод. По-моему, почерк мальчишеский.
– Эксперт! – ядовито восхитился шеф.
Я обиделась.
– Не нравится, не ешьте! Я старалась как могла.
– Ладно, ладно, – успокоил меня шеф. – Молодец, славно потрудилась. Слушай!
Тут до него дошло то, что я сказала.
– Ты взяла интервью у Дердекена?!
– Ну, интервью, не интервью, – обронила я небрежно, – но мы славно пообщались. Между прочим, классный мужик. Кстати! Вы знаете, что он детдомовский мальчик?
– Нет, – ответил шеф, перебирая бумаги. – И что с того?
– Вам ничего не приходит в голову?
– Звучит трогательно, – признал шеф. – Думаешь, он решил построить на этом свой имидж?
– Нет, – сказала я с досадой. – Не имидж.
– Тогда что?
Я немного помедлила и торжественно спросила:
– Что, если Дердекен – сын Терехина?
Шеф выронил стопку листов, которую держал в руке.
– Угомонись! – призвал он недоверчиво.
– Нет, серьезно!
– Слушай, ты и правда больная! – рассердился шеф. – Терехин умер в возрасте сорока восьми лет! Правильно?
– Правильно, – подтвердила я.
– Твоему классному мужику сейчас сорок. Правильно?
– Правильно, – снова согласилась я.
– Ты считать умеешь?
– Умею.
– Вот и посчитай!
Шеф наклонился над столом и ехидно спросил, понизив голос:
– А может, ты не знаешь, когда начинается период полового созревания у мальчиков?
– Знаю, – сухо ответила я.
– Тогда откуда эти бредовые гипотезы?
Я вздохнула. Иван Дердекен мне очень нравился, и я ощущала себя предательницей. Но профессиональные интересы были вне конкуренции. Как говорится, «Платон мне друг, но истина дороже»...
– Откуда мы знаем, что ему сорок? – спросила я тихо.
– Так, он сам ска...
Тут шеф оборвал себя на полуслове и уставился на меня.
– Вот именно, – подтвердила я многозначительно. – Сам сказал! Документы его кто-нибудь видел?
Шеф почесал бровь.
– Выглядит он неприлично молодо, – продолжала я. – На вид ему не больше тридцати.
– Так бывает, – попробовал отбиться шеф.
– Бывает, – согласилась я. – А что, если я права, и Дердекен – сын Терехина? Что, если ему тридцать, а не сорок? Что, если он приехал в город к своему отцу? Помните, я вам рассказала, как Вовка видел Терехина, Азика и Дердекена, выходящими из гостиницы чуть ли не в обнимку? Откуда такое дружелюбие? Может, Терехин уже выяснил, кто его сын и наследник? Иначе, откуда такое взаимопонимание?
– Остановись! – сказал шеф.
Он взялся обеими руками за голову и хорошенько помассировал ее.
– Я сейчас сойду с ума, – проинформировал он меня.
Я хмыкнула. Как же! Так я и поверила!
Шеф сосредоточенно посопел, растирая виски. Поднял на меня взгляд и спросил:
– Что ты от меня хочешь?
– Нужно выяснить, кто он такой.
– Ты про Дердекена?
– Про кого же еще? – удивилась я.
– А я чем могу помочь?
– У вас наверняка есть знакомые в Питере.
– Ну, предположим.
Я умильно сложила губки.
– Мореходка! – напомнила я. – Дердекен окончил питерскую мореходку!
– А-а-а, – сообразил шеф. – Ты хочешь, чтобы я выяснил, как его настоящее имя и сколько ему лет.
– Точно! Зовут его Иван Леонидович, это он мне сам сказал. Значит, если приложить некоторые усилия...
Я развела руками.
– Стерва, – сказал шеф. Подумал и повторил:
– Стерва. Ты хоть представляешь, сколько придется переворошить документов? Питерские коллеги меня обложат в три этажа!
– Мы отблагодарим! – бодро ответила я.
– Чем?
– Хлебом-солью! Отдыхать у моря питерские коллеги хотят? Вот мы им и организуем бесплатный тур!
– Следующим летом...
– Ну, и что? Лучше поздно, чем никогда!
Шеф с сомнением шмыгнул носом.
– Потом, питерским коллегам тоже может понадобиться помощь, – поддала я жару. – Жизнь-то полосатая! Сегодня они нам помогли, завтра мы им поможем.
– Ладно, – сдался шеф. – Я попробую. Говоришь, Иван Леонидович?
– Вообще-то, можно выяснить и фамилию. Радиостанцию на псевдоним не зарегистрируешь, – сказала я.
– Можно, – ответил шеф. – Только у меня в мэрии сложные отношения, сама знаешь.
– Тогда без фамилии. По имени-отчеству.
– Ладно, разберусь, – резюмировал шеф. – Хочешь еще что-то сообщить?
– Пока нет, – ответила я, вставая.
– Ну, и слава богу, – обрадовался шеф. – Иди работай.
Я постояла на месте, соображая. Не передать ли шефу те смутные угрозы, которые исходили от Аси? Но я посмотрела на хмурое лицо начальника и решила не грузить его новыми неприятностями.
Хватит с него на сегодня.
Подхватила сумку, попрощалась и вышла из кабинета.
Я прошлась по редакции, поприветствовала коллег. Обменялась новостями с Димкой Копыловым, немного посмеялась с Анечкой Локтевой.
Поискала глазами мою лучшую подругу Асю Курочкину, но ее на рабочем месте не обнаружила.
– Слушай, – спросила я Анечку, – Аси сегодня не было?
– Как, не было? – удивилась Анечка. – Была! Вон сумка лежит!
Я проследила за ее рукой. Действительно, Асина сумка. Лежит себе на кресле, делает вид, что хозяйки нет.
– Сама-то где? – спросила я.
Анечка пожала плечами.
– Ходит где-то рядом. Вообще, она какая-то странная сегодня.
– Странная? – удивилась я. – В чем это выражается?
– Даже не знаю, – с сомнением ответила Анечка. – Такое ощущение, словно она чего-то боится. Или как будто она тебя не слушает. Я ей полчаса долбила про статью, которую она должна сдать через день! Она уставилась на меня во все глаза, а потом спрашивает: «Что ты сказала»?
Анечка снова пожала плечами.
– По-моему, у барышни какая-то личная драма.
– Понятно, – сказала я с умным видом. И соврала. Ничего мне не понятно. Какая у Аси может быть драма? Азик бросил? Ну и пусть! Машину-то не отобрал, а для Аси это самое главное!
– Да вот же она! – сказала Анечка.
– Где?
Я оглядела редакцию.
– В окно посмотри.
Я выглянула в окно.
Ася сидела на скамейке, стоявшей неподалеку от входа. Она сидела спиной к нам, понурившись. Видно было, что ее одолевают какие-то нешуточные заботы.
Я попрощалась с коллегами, вышла из редакции. Бесшумно подкралась к моей заклятой подруге, заглянула ей через плечо.
Ася крутила в ладонях непонятный маленький обломок цвета слоновой кости. Минуту я, прищурившись, пыталась его разглядеть. Совершенно неопределенный обломок. Я так и не смогла определить, что же это.
Когда мне надоело наблюдать за беспокойными Асиными руками, я тронула ее за плечо и сказала:
– Привет!
Эффект оказался неожиданным. Ася вскочила, метнулась прочь от скамейки с такой скоростью, что я даже не успела ничего понять. Повернулась ко мне и застыла, прижавшись спиной к стволу дерева. Лицо бледное, в глазах плещется самый настоящий ужас.
– Ася, ты что? – спросила я тихо. – Не узнала?
Ужас в Асиных глазах сменился настороженностью.
– А, это ты...
Она поменяла стойку «смирно» на позу «вольно».
– Это я, – подтвердила я. – Чего испугалась?
Ася криво ухмыльнулась и отлепилась от дерева.
– Да так, – ответила она неопределенно. – Не ожидала...
– А зря! – попеняла я. – О чем мы с тобой договаривались?
– О чем? – удивилась Ася.
– О том, что ты устроишь мне встречу с Азизом Алиевичем!
– О господи! – произнесла Ася невпопад. – Вот достала!
– То есть рассчитывать не на что? – уточнила я. – Свидание министров на яхте отменяется?
– Не до тебя ему сейчас, – грубо ответила Ася.
– Как знаешь.
Я пожала плечами.
– Не хотите – не надо! Только учти, что в этом случае я берусь за Дердекена вплотную!
Ася вздрогнула и посмотрела на меня так пристально, словно искала в моих словах скрытый смысл. Потом усмехнулась и сказала:
– Берись, берись...
Я озадачилась. Это было сказано с такой странной интонацией, которую я даже не берусь определить.
– Как знаешь, – повторила я.
Повернулась и пошла прочь. Не часто Ася меня озадачивает, но сегодня ей это удалось.
Я подошла к своей машинке, достала из сумки мобильный телефон и набрала номер приемной «Осенней звезды».
Но не успел раздаться первый гудок, как я дала отбой.
Нет. Звонить Ивану я не буду. Я сделаю лучше: поеду на радиостанцию под предлогом передачи ключей от квартиры. Если его не будет...
Тем лучше!
Сфотографирую все, что удастся сфотографировать. Что-то мне подсказывает, что настырный Давид Самсонович – он же Джокер – будет сопровождать меня по пятам.
Я прыгнула в машину и сорвалась с места.
До чего же удобная вещь – средство личного передвижения! И как я раньше обходилась без него?
Я быстро доехала до пункта назначения. Припарковалась возле обочины, вылезла из салона и вошла в крутящиеся двери.
Знакомый охранник с собакой встретил меня, как родную.
– Приветствую вас!
– И я вас, – ответила я. Присела на корточки, заглянула в неприветливую морду пса и спросила:
– Кусается?
– Редко, – ответил охранник. Как мне показалось, с сожалением.
Я протянула псу руку и сказала:
– Привет! Дай лапку!
Пес не отреагировал. Смотрел куда-то через мое плечо и делал вид, что меня не слышит.
Я поднялась на ноги и спросила:
– Хозяин на месте?
– Вы про Ивана Леонидовича? – догадался охранник.
– Разве у вас есть другой хозяин?
– Слава богу, нет, – ответил охранник. И перекрестился.
– Откуда такой пыл? – удивилась я.
Охранник развел руки в разные стороны.
– А как же?! Иван Леонидович – классный мужик!
И продолжил, загибая пальцы:
– Зарплату платит вовремя – это раз. Хорошую зарплату платит – это два. Не придирается к мелочам – это три. Четко обозначает, чего хочет – четыре.
Охранник опустил руку, насмешливо взглянул на меня и спросил:
– Ну? Разве это не хороший начальник?
– Отличный, – согласилась я. – А вы не подскажете, когда он вернется?
– Вот этого не скажу, – с сожалением ответил собеседник. – Когда сочтет нужным, тогда и вернется. Иван Леонидович – вольная птица.
Я вздохнула.
– Хорошо быть начальником...
– И не говорите, – поддержал охранник.
Я понизила голос и спросила:
– А этот ваш... Как его... Заместитель...
– Давид Самсонович? – догадался охранник.
– Да! Он здесь?
Охранник вздохнул.
– Здесь, – ответил он. – Где ж ему быть.
– Он тоже тут живет?
– Тут, – неприязненно ответил охранник. – У них с шефом соседние каморки.
Он понизил голос, пригнул голову ближе ко мне и прошептал:
– Не пойму, с какой стати они тут обосновались? У шефа денег навалом, может себе любые хоромы прикупить! Чего он...
Ту охранник оборвал себя на полуслове и вытянулся по стойке «смирно» Его лицо приобрело каменное казенное выражение. Я оглянулась.
С лестницы спускался карлик, похожий на шута с картины Веласкеса. Я невольно содрогнулась, хотя видела его во второй раз.
Страшная вещь – уродство.
– Кто там? – спросил карлик брюзгливо. Дошел до нас, задрал голову и уставился на меня. Минуту его глаза сохраняли прежнее выражение, потом стали подозрительными.
– Опять вы!
– Опять я.
– Что вам нужно?
Я подавила вздох. Он меня ненавидит. Он всех ненавидит. Прав был испанский критик Грасиан: уродцы и полоумные – враги рода человеческого. Они всегда будут ненавидеть людей за несправедливость судьбы.
– Мне нужен Иван Леонидович, – сказала я сухо.
– В отъезде!
– Знаю.
Я немного поколебалась.
– Скажите, могу я поснимать вашу радиостанцию?
– Зачем?
– Для статьи, – объяснила я.
– Какой статьи?
Я рассердилась.
– Слушайте, не притворяйтесь глупей, чем вы есть! В городе появилась новая радиостанция! Как вы думаете, людям интересно, что она собой представляет или нет?! В конце концов, статья – это бесплатная реклама!
Карлик поджал губы.
– Я не могу дать разрешения на съемку, – сказал он брюзгливо. – Говорите с Иваном Леонидовичем.
– С удовольствием! – ответила я, с трудом сдерживая негодование. – Только мобильного не знаю. Иван Леонидович оставил мне ту же визитку, что и вы.
Это была правда. Я изучила визитку, оставленную Дердекеном, и обнаружила, что личный, то есть мобильный номер, там не напечатан.
Оригинально! Особенно, если учесть, что он доверил мне ключи от своей квартиры! Про хорошую технику и столовое серебро я уже не говорю!
Карлик достал из кармана маленький телефонный аппарат, набрал номер. Приложил трубку к уху и застыл в ожидании. Застыла и я.
– Иван?
То ли мне показалось, то ли лицо карлика действительно немного размагнитилось.
– Да, я... Иван, тут приехала девушка...
Он посмотрел на меня недовольным взглядом и щелкнул пальцами.
– Майя, – подсказала я.
– Майя! – повторил карлик. – Что хотела? Поснимать радиостанцию... Да? Ты уверен? Только что снимали! Да? Ну ладно, как знаешь... Да... Передаю.
Джокер протянул мне трубку и брюзгливо обронил:
– Вас...
Я выхватила телефон у него из пальцев.
– Иван, здравствуйте!
Знакомый голос с едва заметными насмешливыми нотками ответил:
– Привет, коллега!
Я покосилась на Джокера, который напряженно прислушивался к нашему разговору.
– Спасибо за ключи.
– Ерунда! – откликнулся Дердекен.
– Вы не оставили мне своего телефона, поэтому я попросила Давида Самсоновича...
– Я понял, – перебил Иван. – Это моя оплошность. Не сообразил на ходу. Как выспались?
– Отлично! – ответила я бодро. – Просто великолепно!
– Я очень рад.
Я снова покосилась на Джокера. Стоит рядом, стервец, делает вид, что разглядывает потолок.
– Как мне вернуть вам ключи? – спросила я нерешительно. – Оставить Давиду Самсоновичу?
– Не стоит, – отказался Дердекен. – Давайте не будем вовлекать посторонних людей в наши личные отношения.
От этих слов у меня сладко екнуло сердце. Выходит, между нами существуют «личные отношения»! До чего же приятно это слышать!
– Хорошо, – ответила я послушно. – Не буду. А как мне их вам...
– При встрече, – снова перебил Иван. Мне показалось, что он сильно занят.
Я постеснялась спросить, когда мы увидимся.
– Хорошо, – повторила я.
– Ну, вот и прекрасно. Ладно, Майя, созвонимся.
– Подождите! – закричала я. Прижала трубку покрепче к уху и спросила заискивающим тоном:
– А можно я поснимаю вашу радиостанцию?
– Так недавно снимали, – удивился Иван.
– Кто?
– Не помню... Джокер говорил про какую-то барышню. – Черт, не помню имени!
– Ася? – спросила я недоверчиво.
– Вот-вот! – обрадовался Иван. – Ася! Фамилия у нее смешная, птичья.
– Курочкина.
– Точно! Курочкина! Она из вашего журнала?
Я поджала губы. Ну, Ася, ну, стерва!
– Майка! – позвал Иван озабоченным тоном.
– Из нашего, – ответа я с опозданием.
– Тогда зачем второй раз делать то же самое?
– Понимаете, – пустилась я в объяснения, – шеф поручил написать статью мне, а не ей.
– Ну?
– А она обиделась. И решила действовать по-браконьерски.
– Безобразие! – сказал Дердекен.
– Вот вы смеетесь, у а меня проблемы!
– Майя! – позвал Иван.
– Ау! – откликнулась я.
Иван немного помолчал и сказал, неожиданно переходя на «ты».
– Нет у тебя никаких проблем. Снимай все, что хочешь.
– Скажите это Джо... То есть Давиду Самсоновичу, – поправилась я.
– Хорошо, – согласился Иван. – Передай ему трубку.
Я протянула аппарат Джокеру и ехидно пригласила:
– Вас!
Джокер взял телефон. Обшарил колючим взглядом мое лицо, приложил трубку к уху.
– Иван?
Трубка принялась раздавать короткие точные инструкции. Джокер кивал и коротко подтверждал:
– Да... Понял... Хорошо... Сделаю...
Наконец он оторвал телефон от головы, посмотрел на меня и неприязненно сказал:
– Иван Леонидович поручил мне сопровождать вас.
– Иван Леонидович разрешил съемку? – переспросила я с намеком.
Джокер поджал губы. Он явно страдал от моего присутствия.
– Разрешил...
И тяжело вздохнул.
– Скажите, – спросила я, – когда приезжала Ася Курочкина?
– Вчера вечером, – ответил Джокер. – Сказала, что ей поручили написать статью про новую радиостанцию.
– Вот брехушка! – не сдержалась я. – Статью поручили мне.
Джокер надул губы.
– Да кто вас, баб, разберет, – проворчал он в сторону.
Повернулся ко мне и спросил:
– Ну, что? Идем, что ли?
– Идем, – согласилась я.
Снимали мы недолго. Радиостанция была новой и почти необжитой. На втором этаже из десяти кабинетов сотрудники освоили только три, остальные оказались запертыми на ключ.
– Сколько у вас сотрудников? – спросила я, щелкая коридор с огромными окнами в полстены.
– Коммерческая тайна, – сразу же ответил Джокер.
Я опустила фотоаппарат и строго спросила:
– Мне, что, позвонить Ивану Леонидовичу?
Джокер тихо вздохнул. Представляю, какая ненависть кипит в его груди!
– Пятеро, – ответил он неприязненно.
– Маловато!
– Нам хватает.
Джокер подумал и поправился:
– Пока хватает.
Я пощелкала здание с фасада, не обошла вниманием уютный вестибюль с красивым зеленым уголком.
– Ладно, – сказала я. – Теперь ведите меня в студию.
– Там передача идет!
– Вранье! – оборвала я. – Вы сегодня не вещаете. Я проверила.
Джокер снова скользнул по мне сердитым взглядом.
– Идите вперед, – велел он.
Мы миновали вестибюль. Коридор привел нас к узкой винтовой лестнице, почти незаметной в полу.
– Что это? – спросила я, оборачиваясь. – Подвал?
– Спускайтесь, – ответил Джокер коротко.
Я пошла вниз.
Лестница оказалась не только крутой и узкой, но и очень длинной. Чем ниже я опускалась, тем страшней мне становилось. Уж не знаю, что на меня повлияло: дыхание Джокера за спиной или мысль о том, что мы находимся глубоко под землей. Но жить стало неуютно.
– Куда мы идем? – не выдержала я и остановилась.
Маленькие глазки Джокера сверкнули в полутьме. Он стоял на две ступени выше, его лысая макушка находилась на одном уровне с моей. Наверное, этот факт придавал ему уверенности в себе.
– Боитесь? – спросил он злорадно.
– Я?!
Я гордо фыркнула, развернулась и продолжила спуск.
Помню, как-то раз мне попалась на глаза рекламная аннотация нового заграничного фильма. Текст гласил: «Это фильм о мужчине, который опускался все ниже и ниже, пока не достиг самого дна».
Реклама меня заинтриговала, и я потопала в кинотеатр. А там уже выяснилось, что меня разыграли кинолохотронщики. Фильм рассказывал о трудовых буднях водолазов, и оказался на редкость занудным!
А почему я о нем вспомнила? Потому что я, как тот водолаз, опускалась все ниже и ниже. И в конце концов, достигла дна.
Лестница кончилась. Я стояла перед закрытой дверью, похожей на водонепроницаемую переборку подводной лодки. Я невольно присвистнула, разглядывая тяжелую груду металла.
– Ничего себе! – сказала я. – Вы, что, храните там свой золотой запас?
Джокер не ответил. Прохромал к двери, достал из кармана странный ключ, похожий на отмычку. Покосился на меня и загородился собственной спиной. Я отвернулась.
– Ася тоже здесь снимала? – спросила я, не оборачиваясь.
– Снимала, – ответил Джокер неприязненно.
Распахнул тяжеленную дверь, посторонился и пригласил:
– Входите!
– Нет уж! – ответила я твердо. – Только после вас!
Нервы. Это просто нервы. Но почему-то мне кажется, что как только я переступлю порог, карлик захлопнет за мной дверь и повернет в замке ключ.
– Боитесь? – снова спросил Джокер. На этот раз я не стала лукавить.
– Боюсь. Жуткое место. Не студия, а копи царя Соломона.
Джокер тихонько хихикнул. Вошел в темную комнату и пошарил справа от себя.
Студия озарилась неярким светом настенных бра.
Я перешагнула высокий порог. Обвела взглядом просторное помещение, и негромко произнесла:
– Вот это да!
Студия была оформлена хорошим декоратором. Всю стену напротив входа занимали огромные органные трубы, уходящие под самый потолок. Теперь я поняла, почему лестница уводила так глубоко под землю. Высокий потолок в студии должен создавать хорошую акустику. Наверное, в этом зале можно записывать даже оркестровую музыку.
– Нравится?
Я вздрогнула. Совсем забыла о своем маленьком провожатом. Я повернулась к нему, кивнула и признала:
– Очень здорово. Даже не ожидала.
Джокер заковылял к стеклянной перегородке, за которой находился пульт. Включил дополнительные светильники, спросил:
– Технику снимать будете?
Я покосилась на маленький закуток звукорежиссера. Пульт как пульт. Ничего интересного. То есть не сомневаюсь, что техника у Дердекена на уровне, но моим домохозяйкам она вряд ли интересна. Зато зал обалденный!
– Зал эффектней, – ответила я, доставая фотоаппарат. – Можно я здесь поснимаю?
– Если Иван Леонидович разрешил, значит, можно, – ответил Джокер.
– Он разрешил! – напомнила я. – Он сказал, что я могу снимать где угодно!
Карлик пожал плечами.
– Вот и снимайте! Разве я мешаю?
Я отошла к порогу. Села на высокую ступеньку и прицелилась объективом в органные трубы.
– Прямо, Большой зал Консерватории, – сказала я, делая снимок.
– Лучше, – равнодушно заметил Джокер. – У них орган на грани вымирания. А у нас новенький.
– Ну, качество инструмента не всегда определяется его новизной... Возьмите, к примеру, скрипки Страдивари.
– У нас не скрипка, – пренебрежительно откликнулся Джокер. – У нас – орган.
– Настоящий? – спросила я и сменила ракурс.
Джокер обиделся.
– Конечно!
– Круто.
Я нащелкала десять кадров и обнаружила, что пленка кончилась.