Тихонова Карина. Тайна осенней звезды

   – Кстати, а почему коллеги вашего сына не пришли его проводить? – спросила я.
   – Потому что Ирка решила никому ничего не сообщать, – ответила женщина.
   – Почему? – удивилась я.
   Женщина усмехнулась.
   – Наверное, потому что не хочет расспросов.
   – Относительно чего?
   – Относительно наследства. Люди, наверное, спросят, что с ними дальше будет?
   Я прикусила губу. Это, конечно, неприлично, но меня просто распирает от любопытства.
   – А вы знаете, что будет с наследством? – вырвалось у меня против воли.
   Женщина вздохнула.
   – Простите! – покаялась я.
   – Я не обижаюсь, – ответила мать Терехина. – У вас работа такая.
   Она посмотрела на меня странным нерешительным взглядом и попросила:
   – Ответьте мне, только откровенно...
   Она немного поколебалась.
   – Как вы относились к Толику?
   Я подумала.
   – Наверное, никак, – сказала я честно.
   Как ни странно, этот ответ женщину обрадовал.
   – Правда?
   – Правда.
   – И никакой неприязни, никакой антипатии?
   – Ничего подобного! – заверила я собеседницу. – Мы с ним никогда не встречались!
   – Все равно, – проговорила женщина. – Его тут чуть ли ни бандитом считают!
   «С чего бы это?» – подумала я с горькой иронией. А вслух сказала:
   – Подчиненные считали его прекрасным начальником.
   – Правда? – снова обрадовалась женщина.
   – Правда, – подтвердила я с энтузиазмом. – Я недавно разговаривала с Володей Сагалаевым...
   – Знаю его! – перебила мать Терехина.
   – Они все очень переживают смерть вашего сына, – договорила я. И добавила:
   – Искренне переживают.
   Женщина на мгновение задумалась. Потом подняла на меня глаза и неожиданно предложила:
   – Давайте помянем Толика!
   – Вы меня приглашаете? – удивилась я, сделав акцент на слове «меня».
   – Вас, – подтвердила женщина. – Кого мне еще приглашать? Иркины лизоблюды меня не интересуют. А больше на похороны никто не пришел.
   – Но я его совсем не знала...
   – Вот и хорошо, – перебила меня собеседница. – Значит, у вас нет повода его ненавидеть. Поехали?
   Я переступила с ноги на ногу. Ненавижу поминки.
   – Поехали, – ответила я. И неизвестно для чего добавила:
   – Спасибо.
   – Что вы! – отмахнулась женщина. – Это вам спасибо! Иначе я бы за столом одна сидела! Вы на машине?
   – Да, – ответила я с гордостью.
   – Вот и хорошо. А то у меня машину отобрали.
   Я чуть не подавилась. Хотела спросить «кто отобрал», но поняла, что вопрос прозвучит глупо.
   И так все ясно.
 
   Мать Терехина, Наталья Александровна, жила в престижном городском районе под названием «Санта-Барбара». Название было неофициальным; так, бредовая фантазия масс, элемент народного творчества.
   Все дома здесь были новорусскими постройками эпохи дикого российского капитализма. Широта архитектурного диапазона не поддавалась описанию: вот вам домик с мавританскими куполами и башенками, вот целый деревянный Кремль, а вот средневековый замок с узкими бойницами вместо окон. Я сбросила скорость до минимальной. Машина поползла по гладкой дороге поселка, а я завертела головой, рассматривая все эти архитектурные изыски.
   – Нравится? – спросила Наталья Александровна.
   – Нет, – ответила я, не успев подумать. Но тут же спохватилась:
   – Извините! Наверное, я просто завидую!
   Терехина невесело усмехнулась.
   – Не извиняйтесь, – сказала она. – Мне здесь тоже не нравится. Сорок раз просила Толика, чтобы он мне купил обыкновенную квартиру в обыкновенном доме. А он отказывался.
   – Почему? – спросила я. И сама ответила:
   – Положение обязывает...
   Терехина покачала головой.
   – Нет, – произнесла она с кривой улыбкой. – Толик пытался компенсировать неудавшуюся женскую судьбу.
   Я промолчала, но подумала, что для такой цели денег не хватило бы даже у Билла Гейтса.
   Наталья Александровна жила в небольшом уютном доме, при взгляде на который в памяти всплывало интеллигентное слово «коттедж». Двухэтажная кирпичная коробка оживлялась густыми вьющимися растениями, и часть ярких оранжевых цветов еще не опала. Зрелище было умиротворяющим. Я вышла из машины и засмотрелась на кирпичную стену, раскрашенную живым трепетным вьюном.
   – Нравится? – снова спросила Терехина.
   – Очень! – горячо сказала я. Это была чистая правда. В таком доме я бы жила с удовольствием.
   – Сколько вам лет? – спросила Наталья Александровна.
   – Двадцать пять.
   Она снова усмехнулась, но не обидно, не свысока. Так иногда усмехается отец, слушая мои рассуждения о жизни.
   – Входите, – пригласила Терехина.
   Я вошла следом за ней в полутемный холл.
   – Можете не разуваться, – предложила хозяйка, но я стянула туфли. Наталья Александровна открыла обувной шкафчик и достала оттуда уютные вязаные носочки.
   – Других нет, – сказала она.
   – Ничего, я люблю вязаные тапки.
   Мы миновали просторную прихожую и оказались на кухне. Все это время меня мучил только один вопрос: много ли в доме прислуги.
   – Я живу одна, – сказала хозяйка, словно угадав мои мысли.
   – А хозяйство?
   – Да какое тут хозяйство, – рассеяно ответила Наталья Александровна. – Вот в деревне у нас было хозяйство. А здесь...
   Она пренебрежительно махнула рукой и пояснила:
   – Я ведь деревенская барышня. Колхозница.
   – Вы не похожи на колхозницу, – сказала я вежливо.
   Она скупо улыбнулась.
   – Давно уехала. В пятнадцать лет. И осела в городе.
   Терехина открыла холодильник, достала оттуда салатницу, тарелку с нарезанной колбасой, соленья, бутылку запотевшей водки. Поставила все это на кухонный стол и спросила:
   – Вы водку пьете?
   Я кашлянула.
   – Я за рулем.
   – Ах, да...
   Наталья Александровна снова покопалась в холодильнике и вынула бутылку вина. Показала мне и сказала:
   – Легкое, полусухое. Правда, за помин души полагается водку пить...
   Она махнула рукой.
   – А! Ладно! Назад все равно не вернешь!
   Я хотела спросить, можно ли вымыть руки, но хозяйка сразу уселась за стол и пригласила:
   – Что же вы?
   Пришлось приступить к трапезе грязными руками. Я подцепила вилкой немного столичного салата и поковырялась в нем. Салат смотрелся аппетитно, но мне кусок в горло не лез. Не из гигиенических соображений. Просто не могу есть на поминках.
   – Ты, правда, будешь некролог писать? – спросила вдруг Терехина, переходя на «ты».
   Я чуть не подавилась зеленым горошком и закашлялась, прижав к губам бумажную салфетку.
   – Ну-у-у... Как вам сказать...
   – Прямо, – посоветовала Наталья Александровна. – Я же не дура и не слепая. Видела его лицо...
   Она налила себя полную стопку водки и опрокинула ее в рот одним движением. Я отпила немного вина.
   Наталья Александровна поморщилась, поставила стопку на стол и понюхала кусочек черного хлеба. Ее действия выглядели как-то странно, по-мужски.
   – Вы думаете, что его убили? – спросила я осторожно.
   Терехина посмотрела на меня.
   – А ты как думаешь? – спросила она насмешливо.
   – Пока не знаю.
   – Но хочешь узнать?
   Я промолчала. Чем дальше я зарывалась в эту историю, тем отчетливей понимала, что вляпываюсь в крупные неприятности. Но повернуть назад уже не могла. Из самолюбия.
   – Хочешь, – ответила за меня Терехина. – Поэтому и приехала.
   Она откинулась на спинку стула. Я внимательно рассматривала ее лицо. Наверное, в молодости она была красивой женщиной. Она и сейчас была хороша. Вернее, была бы хороша, если бы не жесткий взгляд запавших серых глаз. Когда она смотрела на собеседника, возникало неприятное ощущение, что в тебя целятся из пистолета.
   – Что ты хочешь знать? – спросила Терехина. – Давай говори! Если смогу, я отвечу!
   Я повозила руками по столу.
   – Наталья Александровна, я еще сама не знаю. Бреду, как в потемках. Может, вы расскажете мне, что считаете нужным? А я сориентируюсь по ходу.
   Терехина утвердительно кивнула.
   – Ну что ж, – сказала она нараспев.
   И негромко повторила:
   – Ну что ж...
   Подумала и начала:
   – В город я приехала в пятнадцать лет. Поступила в книжный техникум. Закончила его, устроилась на работу. Киоскером. Снимала угол у хозяйки... Знаешь, раньше было такое слово – «коечница»?
   – Нет, – ответила я тихо. – Никогда не слышала.
   Она вздохнула.
   – И слава богу, что не слышала. Жизнь, конечно, – не приведи господь. Промучилась год, уже стала подумывать, не вернуться ли назад, в деревню, как вдруг...
   Она помедлила.
   – Встретила одного парня.
   Она засмеялась и пожала плечами.
   – Ну, дальше можно не рассказывать. История старая, как мир. Ты мексиканские сериалы смотришь?
   – Иногда, – ответила я осторожно. Вдруг они ей нравятся.
   – Тогда сама все поняла. Погуляли с мальчиком полгода, а потом он меня бросил.
   – Почему?
   – Потому, что я ему не пара, – ответила Терехина нравоучительно. – Мальчик из интеллигентной семьи, папа преподаватель университета, мама врач... Какая там может быть деревенская простушка?
   Она встала со стула, подошла к окну и открыла форточку.
   – Толик родился недоношенный, – продолжала она спокойно, без слез. – Роды были тяжелые, уж не знаю почему. Знаешь...
   Терехина обернулась ко мне и присела на подоконник.
   – Я сначала думала оставить ребенка в роддоме. Ну, отказаться от него, – пояснила она, хотя и так было ясно. – А потом как увидела...
   Она задохнулась, стиснула руки на груди.
   – Маленький, сморщенный, несчастный комочек. И живой! Понимаешь, живой! Бросить его было бы такой... такой...
   Терехина мучительно поискала слово.
   – ...такой подлостью! – договорила она. – В общем, не смогла я написать отказ. Вот и все.
   Я промолчала, потому что вдруг ясно поняла, какие чувства одолевали деревенскую барышню в тот непростой момент. Странно. Откуда мне, избалованной дочке, знать такие вещи? Интуиция? Да, наверное. Женская интуиция.
   – Ну, хватит про меня, – сказала Терехина. – Ты не за тем приехала.
   Она вернулась назад и уселась на стул.
   – Толик учился хорошо, – продолжала она. – Он был способный мальчик. Но характер!
   Терехина покачала головой.
   – Мягко говоря, не простой. Он мог заниматься только двумя вещами: теми, которые ему нравились, и теми, которые легко давались. К примеру, у него была прекрасная память. Литература, история – сплошные пятерки! А геометрия ему не давалась. Там нужно было вдумываться. Он не любил. Поэтому выше тройки не поднялся.
   Терехина прервала рассказ, налила себе еще водки и залпом выпила. Ее щеки медленно раскраснелись.
   – Школу Толик закончил с тройками, – продолжала она чуть медленней. – Обидно. Способности у него были не хуже, чем у других, только усидчивости не было. А тут еще эта любовь...
   Она оборвала себя. Я навострила уши.
   – Я что-то об этом слышала, – призналась я. – О любви. Это правда, что у вашего сына есть ребенок?
   – Откуда ты знаешь? – удивилась Терехина. – Этой истории сто лет в обед!
   – Город у нас небольшой, кое-кто еще помнит, – ответила я уклончиво.
   Терехина фыркнула.
   – Да, уж, – сказала она насмешливо. – Наших людей медом не корми, дай посплетничать.
   Она заметно опьянела, но все еще четко контролировала себя.
   – Было дело, – признала она. – Толик тогда в армию ушел. А через три месяца Любка замуж выскочила.
   – Это его девушка? – уточнила я.
   Терехина утвердительно наклонила голову.
   – Она была старше на год или два... Точно не помню. В университете училась.
   Я наклонилась вперед.
   – А фамилия? – спросила я дрожащим от волнения голосом. – Фамилию ее вы помните?
   Терехина сморщилась.
   – Нет, – сказала она после минутного раздумья. – Фамилию не помню. Да и сменила она фамилию после замужества!
   Я разочарованно откинулась на спинку стула.
   – В общем, через три месяца Люба вышла замуж, и они с мужем переехали в другой город. Он был не местный, командировочный.
   – Его фамилию тоже не помните? – поинтересовалась я без всякой надежды.
   – Конечно, нет! Я же не знала...
   Терехина икнула.
   – Про ребенка, – договорила она через некоторое время.
   – А как узнали?
   Она пожала плечами, постучала по столу рукоятью серебряного ножа.
   – Слухи, слухи! Подруги у Любы остались... Ну, и написала им что-то...
   – Что?
   – Понятия не имею! Я эти письма не читала!
   Терехина сделала паузу и добавила:
   – Но слухи поползли. Что ребенок от Тольки.
   – Мальчик? Девочка? – спросила я жадно.
   Наталья Александровна недовольно пожевала губами.
   – Не знаю, – ответила она наконец. – Правда, не знаю. Я на Любку тогда так разозлилась!..
   Она сжала руки в кулаки и потрясла ими.
   – Просто придушила бы ее, если б увидела! Какого черта она сбежала? Если ребенок был от Толика, почему не пришла ко мне? Почему ничего не сказала? Неужели я бы ее бросила? Господи, да я сама через это прошла!..
   Она запнулась, стукнула кулаком по столу. Ее щеки стали багровыми.
   – Не волнуйтесь, – попросила я.
   – Легко сказать!
   Наталья Александровна налила себе полный стакан минералки и выпила ее залпом.
   – Легко сказать, – повторила она, но уже тише.
   Поставила стакан на стол и сморщила лоб.
   – О чем это я? – спросила она беспомощно.
   Ясно. Мы почти приехали. Нужно торопиться.
   – О ребенке, – напомнила я.
   – Да! О ребенке! – спохватилась Терехина и снова замолчала. Я решила брать инициативу в свои руки.
   – А что сказал Толик? Вы ему сразу рассказали?
   – Конечно!
   Терехина посмотрела на меня, как на ненормальную.
   – Конечно! – повторила она с силой. – Разве я могла такое скрыть?!
   – И как он отреагировал?
   Терехина фыркнула.
   – Так же, как и я! Обиделся! Она ему даже не написала, дура! Просто выскочила замуж и удрала из города!
   – Он ее искал?
   – Нет.
   Наталья Александровна немного остыла.
   – Честно говоря, это я ему отсоветовала.
   – Почему? – поразилась я.
   – Ну, как...
   Терехина помедлила.
   – У Любы был муж. Кто знает, может, он считал ребенка своим? А может, ребенок и был от него, а не от Толика? В любом случае, ломать чужую жизнь...
   Она не договорила и покачала головой.
   – Я как рассудила? Наш адрес она знает. Если будет туго, долго искать не придется. А если у нее все в порядке...
   Она снова умолкла, не договорив. Была у нее такая привычка: бросать фразу на половине.
   – Понятно, – ответила я задумчиво.
   Терехина подняла на меня тяжелый взгляд.
   – Осуждаешь? – спросила она насмешливо.
   Я криво улыбнулась.
   – Я, конечно, молодая и глупая, но не до такой же степени!
   Терехина, не отрываясь, смотрела на меня. Ее глаза немного потеплели.
   – Это хорошо, – сказала она одобрительно. – Это ты правильно рассуждаешь.
   Она поставила локти на стол и уложила подбородок в ладони.
   – А почему он решил искать своего ребенка только сейчас? – спросила я напрямик.
   – Потому что других детей не нажил, – ответила хозяйка рассудительно. – Женат был три раза, а детей ни одна стерва не родила. Одна, видишь ли, больная, вторая с ребенком от первого брака, ей больше не нужно... А Ирка вообще редкостная шалава. Она ему условие поставила: миллион долларов.
   – За ребенка? – уточнила я.
   – Ну, да! Дескать, рожу, но после того, как ты на мой счет положишь миллиончик.
   Терехина фыркнула и добавила:
   – Практичная девочка.
   – А почему он не нашел суррогатную мать? – спросила я. – Сейчас это не так сложно.
   Терехина развела руками.
   – Деньги, деньги! Все хотели от него только одного: денег! Побоялся связывать себя с посторонней незнакомой женщиной, мало ли что...
   – И поэтому решил разыскать свою первую любовь? – договорила я.
   Терехина молча кивнула.
   – Нашел?
   Она задумчиво провела рукой по лбу.
   – Не знаю. Вроде детективы вышли на след Любы. Мы с Толиком разговаривали неделю назад, он такой веселый был... Я спросила, какие новости, а он сказал: «Не телефонный разговор...»
   Она тяжело вздохнула.
   – Значит, нашел или почти нашел, – пробормотала я.
   – Конечно! – ответила Терехина. – Поэтому и умер!
   Скривила губы, саркастически процитировала:
   – От сердечного приступа!
   Отбросила шутовской тон и мрачно пробормотала:
   – От приступа! Как же!
   – Вы подозреваете его последнюю жену? – спросила я напрямик.
   Глаза Терехиной сверкнули.
   – А кого же еще?
   – Ну, мало ли? Компаньоны, конкуренты...
   – Нет! – возразила Терехина очень твердо. – Толик умер в тот момент, когда начал искать своего наследника. Понимаешь? Наследника!
   Она сделала многозначительную паузу.
   – Понимаю, – подтвердила я.
   – Ирке больше ничего не нужно, только деньги! И вдруг – нате вам! Деньги уплывают! К тому же, Толик решил с ней развестись.
   «Оп-ля!» – мысленно отметила я.
   – Почему ваш сын не написал завещание? – спросила я. – Разве он не понимал, что почти все отойдет к его жене?
   – Понимал, – подтвердила Терехина с вызовом. – Толик был умный мальчик. Он ей такую свинью подложил!..
   Она захихикала в кулак. Я снова навострила уши.
   – Свинью? Какую свинью?
   – Он все деньги мне оставил, – объяснила Терехина. – Раскидал их по разным банкам, по разным счетам, и все на мое имя. Где-то у меня записано...
   Терехина начала тяжело подниматься со стула. Я успела схватить ее за рукав.
   – Не надо! Я вам верю!
   Она снова упала на место.
   – Представляешь?..
   – Представляю, – ответила я. Почесала переносицу и нерешительно спросила:
   – А все остальное? Телеканал, газета, журнал, радиостанция... Это жене отойдет?
   – Нет, – ответила Терехина и даже расхохоталась от злорадства. – Толик все это продал.
   – Продал?! – чуть не закричала я. – Когда?! Кому?!.
   – Незадолго до смерти. Буквально за несколько дней.
   Терехина уложила голову на скрещенные руки. Я вскочила со стула и затрясла ее плечо.
   – Кому продал?! Наталья Александровна! Кому?
   Терехина с трудом подняла голову.
   – Господи, да оставь ты меня в покое, – пробормотала она недовольно. – Я спать хочу.
   – Кому продал?! – рявкнула я ей прямо в ухо.
   Терехина подскочила на стуле.
   – Чего ты орешь?! Приятелю своему! Этому, как его... Со смешной фамилией!
   Она пощелкала пальцами.
   – Дердекену? – спросила я дрожащим голосом.
   – Кто это? – не поняла Терехина.
   – Азику? Турсун-Заде? – продолжала допрашивать я.
   – Вот-вот!
   Терехина обрадовалась.
   – Точно! Заде...
   Она засмеялась. Оборвала смех и сердито сказала:
   – Все! Отстань от меня! Я спать хочу.
   Я вздохнула. Подхватила женщину под мышки и сказала:
   – Вставайте.
   Терехина застонала.
   – Теперь-то что тебе нужно?!
   – Довести вас до спальни, – ответила я. – Сидя спать неудобно.
   Через десять минут я выходила из дома Терехиной. От обилия полученной информации мои ноги заплетались косичкой. А говорят, никаких сенсаций в этом деле нет!
   Нате вам! Азик, оказывается, стал единоличным хозяином города!
   И стал им буквально накануне смерти Терехина. Совпадение?
   – Тогда почему он прячется? – спросила я вслух. – Рыло в пушку?..
   Но ответа на вопрос не нашла.
   Пока не нашла.
 
   Я покинула пределы престижного поселка и поехала куда глаза глядят.
   Да... Материала собирается все больше и больше, только меня это скорее пугает, чем радует.
   Итак, шансы вдовы стать главной подозреваемой резко увеличились.
   Получается, что Терехин погиб именно в тот момент, когда вознамерился развестись и оставить мисску неизвестного города с длинным носом. Да, но как же ей удалось спровоцировать сердечный приступ? Штерн определенно сказал, что уколов Терехину не делали, никаких лекарственных препаратов в его крови не обнаружили!
   И потом, я никак не могла выбросить из головы перекошенное лицо покойного. Сама не видела, но судя по отзывам очевидцев и по заколоченной крышке гроба, зрелище не для слабонервных.
   Чего же он так испугался?
   Загадка...
   Я доехала до набережной, вышла из салона и хлопнула дверью. Черт, снова забыла, что моя машинка уже не девушка! Поберечь бы ее надо.
   Я медленно пошла вдоль пляжной кромки. Мысли в голове теснились шумным нестройным потоком, и я хотела дать голове возможность немного успокоиться. Как говорила Скарлетт О’ Хара, «подумаю об этом завтра».
   Вот именно.
   Может, заглянуть к Лешке? Я дошла до автостоянки яхт-клуба и замедлила шаг.
   Интересно, Лешка еще на меня сердится? Проверить или не стоит?
   – Майка! – окликнул меня сторож.
   Я повернулась и помахала ему рукой.
   – Куда пропала?
   – Никуда, – ответила я. – Работаю.
   Сторож покивал головой. Я поколебалась, но не выдержала и спросила:
   – Хозяин здесь?
   – Здесь, – ответил сторож. Оглянулся и поманил меня к себе. Я подошла ближе.
   – Он теперь все время здесь, – сказал сторож шепотом.
   – То есть? – не поняла я.
   – Живет здесь! – пояснил собеседник. – Из дома ушел!
   Подумал и философски добавил:
   – А может, выгнали.
   Я ощутила недостойное ликование. Тут же задавила нехорошее чувство и удивилась: неужели я ревную Лешку к его многочисленным нимфам? Неужели он мне небезразличен как мужчина? Только этого мне не хватало!
   – Я думаю, что нас это не касается, – сказала я холодным тоном. Главным образом потому, что мне было стыдно за свое невольное ликование.
   Сторож моментально отодвинулся.
   – Я тоже так думаю, – поддакнул он поспешно.
   Я повернулась к нему спиной и, не торопясь, пошла к зданию клуба, над которым развевались морские флажки и вымпелы.
   Проходя мимо причала, бросила взгляд на яхты. «Ледяная звезда» лениво покачивалась на волнах. Красавица.
   Я вошла в большой уютный холл, отделанный деревом, поздоровалась с охранниками.
   – Хозяин у себя? – спросила я, кивая подбородком на лестницу, ведущую на второй этаж.
   – У себя, – подтвердил охранник.
   – Один?
   – Один.
   – Значит, можно его навестить, – резюмировала я.
   Поднялась по ступенькам, миновала длинный коридор и остановилась перед дверью Лешкиного кабинета. Стукнула в створку, прислушалась.
   – Да! – резко выкрикнул Лешка. Я вздрогнула.
   Похоже, приятель не в настроении. Может, не стоит его беспокоить?
   Пока я раздумывала, входить или нет, Лешка все решил сам. Распахнул дверь, уставился на меня воспаленными красными глазами.
   – Привет, – сказала я.
   Лешкино лицо немного смягчилось.
   – Привет.
   – Можно войти?
   Он молча посторонился. Повернулся ко мне спиной, быстренько прошел к столу и убрал с него чьи-то фотографии. Наверное, снимки очередной нимфы. Господи, мог бы и не убирать! Мне-то что за дело?
   Я вошла в небольшую комнату, где пахло деревом, где беспорядок выглядел уютным, а из окна открывался великолепный вид на море. Осмотрелась, легко вздохнула. Хорошо!
   Лешка уселся в кресло за столом.
   – Располагайся, – пригласил он.
   – Спасибо.
   Я плюхнулась в огромное кресло, стоявшее возле окна, и потянулась.
   – Что, не выспалась? – спросил Лешка.
   – Не выспалась, – призналась я.
   – Надо было дома спать, а не в рабочей конурке.
   Вот оно! Началось! Лешка, конечно, уже в курсе моих домашних неурядиц и решил меня повоспитывать. Еще один воспитатель на мою голову!
   Я здорово разозлилась.
   – Это не твое дело, где мне спать.
   – Почему? – удивился Лешка. – Мы же друзья!
   – У всего есть свои рамки, – сказала я наставительно. – Даже у дружбы.
   – Не говори ерунды! – отмел Лешка нетерпеливо. – О себе не думаешь, так хоть о родителях подумай!
   – Чего о них думать? – огрызнулась я. – Родители в восторге от моего ухода!
   Лешка разинул рот.
   – Кто тебе сказал такую чушь? – спросил он, когда справился с изумлением.
   – Это папочка сказал шефу, – ответила я. – А шеф передал мне.
   Лешка с сомнением погладил небритый подбородок.
   – Ну, не знаю, не знаю, – протянул он. – Не знаю, что сказали твоему шефу, знаю только, что твои предки сидят на валерьянке. Я вчера весь вечер у них провел. Успокаивал.
   – Ты такой благородный, – похвалила я. – Пускай предки тебя усыновят. Была у них плохая дочка, а теперь появится хороший сын.
   – Дура, – сказал Лешка беззлобно. – Они же тебя любят!
   – Любят, – согласилась я. – И я их люблю. Поэтому лучше нам сохранять дистанцию.
   Лешка пожал плечами.
   – Глупо, – сказал он. – Из-за чего сыр-бор? Подумаешь, отец что-то сказал, а тебе это не понравилось!
   Я бросила на Лешку быстрый взгляд. Интересно, он знает, из-за чего у нас вышли разборки с папочкой?
   – Папа тебе все рассказал? – спросил я небрежно.
   – Да нет, в общих чертах. Сказал, что сделал тебе замечание, тебе не понравилось. Ты психанула и собрала вещи.
   Я сложила руки на груди. Значит, в подробности папочка не вдавался. Очень хорошо. И я не стану вдаваться.
   – Леш, дело не в том, что папа сделал мне замечание, – сказала я терпеливо. – Дело в том, что таких замечаний я выслушиваю по десятку на день. Я для них все еще маленькая девочка, которую нужно воспитывать и направлять на путь истинный.
   – Подумаешь!
   Меня задел за живое его пренебрежительный тон.
   – Тебе хорошо рассуждать! – упрекнула я. – Твои предки живут отдельно!
   – И я по ним скучаю, – напомнил Лешка.