Страница:
– Вот именно. Он говорит, что, когда Терехина привезли, вдова потребовала гримера. В общем, нельзя было его выставлять напоказ с... с таким выражением лица.
Шеф снова замолчал. Его глаза, не отрываясь, буравили точку в столе.
– Может, все дело в том, что он почувствовал себя очень плохо? – предположила я. – Ну, и испугался!
– Может, конечно, – откликнулся шеф, но как-то вяло. – Однако мне кажется...
Он понизил голос.
– Понимаешь, Терехин тем вечером отпустил телохранителей. И не сказал, куда едет.
– Если не сказал куда, значит, к любовнице, – уверенно определила я.
– Вот именно!
Шеф поднял указательный палец.
– А ты помнишь, кто у него любовница?
– Нет, – ответила я, добросовестно порывшись в памяти.
– Алина Брагарник! – напомнил шеф почтительным голосом.
Я присвистнула.
Алина Брагарник – прима нашего театра оперетты. Сколько ей лет, не знает никто. Если смотреть из зрительного зала – не больше двадцати.
Если судить по количеству и качеству любовников...
Даже затрудняюсь сказать. Мама помнит, что Алина была фавориткой городского мэра еще при старом режиме. Тогда мэр назывался «председателем горисполкома». (Честное слово, я рада, что старый режим приказал долго жить. Выговорить такое словосочетание можно только после второго стакана!)
В общем, подсчитать возраст Алины Брагарник пока не удалось никому.
– Значит, – начала я развивать гипотезу, – вы считаете, что Терехин неожиданно приехал к любовнице, увидел ее без грима и...
Я остановилась, потому что шеф сильно хлопнул ладонью по столу.
– Извините, – быстро покаялась я. – Профессиональный цинизм.
Шеф фыркнул, как тюлень.
– Соплячка, – сказал он, остывая. – Ей серьезное дело поручают, а она шуточки шутит.
– Какое дело? – насторожилась я.
– Редакция решила провести собственное расследование.
Я состроила понимающее лицо. Ну, конечно! Собственное расследование вошло в моду с подачи столичных коллег и стало пользоваться успехом у читателей. Разве мы можем остаться в стороне?
– Что хочет выяснить редакция? – спросила я.
– Во-первых...
Шеф загнул толстый короткий палец. Когда он это делает, я всегда испытываю острый душевный дискомфорт. Мне кажется, что палец сейчас поломается.
– ... нужно узнать в подробностях, что он делал в последний день своей жизни.
– Понятно.
– Во – вторых...
Шеф повторил трюк с пальцем.
– ... нужно узнать, какие отношения у него были с окружающими людьми. Под окружающими я понимаю жену, любовницу, конкурентов и коллег по работе.
– Значит, новая радиостанция нас тоже интересует? – уточнила я.
– И ее владелец особенно! – подчеркнул шеф. – Ходят упорные слухи, что покойный Терехин пытался выжить его из города. И даже прибегнул к помощи Азика.
Азик – это наш местный бандит. Точнее говоря, глава преступного сообщества. Зовут его Азиз Турсун-Заде, хотя полное имя известно только прессе и милиции. Все остальные жители города называют его просто Азик. У Азика имеется собственный ресторанчик на берегу залива, небольшой загородный отель и цех по производству колбасных изделий. Это его официальные источники дохода. Остальное – для души.
Внешне Азик невысокий кругленький мужчинка, главную часть которого составляет большой объемный зад. Один мой милицейский осведомитель выдал хохму: стражи порядка называют Азика «маленький Турсун с большим Заде». За глаза, разумеется. Подобной обиды Азик не простил бы даже родной милиции.
– И что из этого вышло? – заинтересовалась я. – Азик надавил?
– Не знаю, – ответил шеф. – Никто не знает. Знал только Терехин, но, как видишь, умер. Еще знает Азик, но у него не спросишь.
– Остается только глава новой радиостанции, – договорила я. – Надеюсь, он знает, давили на него или нет.
– Вот именно!
Шеф повозил руками по столу. Мне показалось, что он чувствует себя как-то беспокойно.
– Ты его уже видела? Я имею в виду Дердекена?
– Нет, – ответила я. – Но кое-что слышала.
– Что слышала?
Я почесала нос.
– Слышала, что у него недурное суденышко, – начала я добросовестно.
– Ага!
– Слышала, что он...
Я снова почесала нос. Все. Больше Лешка ничего не сказал.
– В общем, говорят, что он какой-то скользкий, – завершила я.
– Ага! – повторил шеф.
Встал с кресла и прошелся по кабинету. Остановился у окна и стал смотреть на улицу.
– Постарайся с ним познакомиться, – сказал он, не оборачиваясь.
– С Дердекеном?
– С Дердекеном, – повторил шеф. – Девушка ты серьезная, основному правилу журналистики тебя учить не нужно...
– В журналистике все правила основные, – сказала я. – Какое вы имеете в виду?
– Я имею в виду, не вступать с объектом в личные отношения, – сухо ответил шеф.
Я только засмеялась.
– Зря смеешься, – сказал шеф и повернулся ко мне. – Говорят, он красавец. Роковой мужчина.
– Не терплю красавцев, – легко ответила я. – Можно идти?
– Давай, работай, – разрешил шеф. – На все про все – неделя. Да, еще!..
Шеф потоптался на месте.
– Попытайся узнать насчет диагноза смерти Терехина.
– Так вы думаете...
– Ничего я не думаю! – оборвал меня шеф. Вернулся в кресло и придвинул к себе свежую газету.
Я поняла, что разговор окончен и покинула кабинет.
Неделя... Неделя – это хорошо. Это значит, что можно не приходить на работу к половине девятого. Это значит, что мне не нужно сидеть за компьютером в редакции. Это значит, что я могу разъезжать на моей новой машинке сколько захочу.
В интересах дела, конечно.
Я выскочила из редакции, запрыгнула в мою новую машинку и выехала со стоянки.
Итак, куда бы мне поехать в интересах дела?
«Заеду к Лешке, – решила я. – Покажу ему, что машинка в полном порядке. Зря он вчера надо мной издевался.»
До яхт-клуба я доехала быстро. Наша редакция расположена в старинном особняке, стоящем на набережной, оттуда до Лешки двадцать минут пешего ходу. А на машине пять минут.
Я припарковалась на служебной автостоянке. Сторож, который прекрасно знал меня в лицо, сделал приветственный жест.
– Привет! – крикнула я, вылезая из машины. – Хозяин тут?
– А как же! – ответил сторож. – С раннего утра!
– И чего ему не спится, – пробормотала я себе под нос. – Интересно, нимфы на него не обижаются?
Я дошла до причала. Яхты всех размеров выстроились передо мной как на параде. Я лишний раз порадовалась за Лешку: работы, конечно, много, зато и денежки капают. Даже можно сказать, не капают, а льются.
Мое внимание привлекла большая парусная яхта, которую я раньше не видела. Белоснежные борта с двух сторон перечеркивала странная надпись: «айSтар». Бред какой-то. Винегрет. Помесь кириллицы с латинским алфавитом.
– Что бы это значило? – спросила я сама себя вслух.
– Это значит «ледяная звезда», – ответил Лешка за моим плечом.
Я быстро обернулась.
– Привет!
– Привет, – ответил мой приятель.
Как обычно, он был одет в любимую рваную тельняшку и не менее рваные джинсы, закатанные до колен.
– А! – сообразила я. – Значит, английское «эс» относится к двум словам? «Айс Стар»?
– Значит, так, – подтвердил Лешка хмуро.
Я еще раз полюбовалась яхтой.
– Красавица.
– Да, – согласился Лешка. – Судно отличное.
– Чье?
Лешка почесал переносицу.
– Нового радиомагната, – ответил он язвительно. – Этого, как его...
Он сделал вид, что не может вспомнить фамилию.
– Дердекена, – подсказала я.
– Его.
Я снова осмотрела яхту. Красивое судно. «Ледяная звезда»...
– Красивое название, – сказала я. – А радиостанция называется «Осенняя звезда». Что это у него сплошные звезды в лейблах?
– Зазвездился, – объяснил мне Лешка. – Наворовал столько денег, что чувствует себя светилом.
Я насмешливо покосилась на приятеля. Интересная реакция. Похоже, что он нового клиента ревнует. Интересно, к кому? Или к чему? До сих пор сильной конкуренции среди молодых предпринимателей у Лешки не было. Может, этим и объясняется его неприязнь?
– Сколько ему лет? – спросила я.
Лешка пожал плечами.
– Не помню. Кажется, лет сорок.
– Сорок?
Я почувствовала легкое разочарование. Немолод Иван Дердекен, весьма не молод... То есть в моих глазах, конечно. В двадцать пять лет все, что находится за пределами тридцати шести, кажется старостью.
А в одном очень хорошем фильме было сказано, что в сорок лет жизнь только начинается... Неужели правда?
– Вот стукнет тебе сорок, тогда и узнаешь, – сказал внутренний голос.
Я отмахнулась. Когда это будет! Если мне вообще когда-нибудь стукнет сорок... Как-то не верится, что такое возможно.
– Сорок, – подтвердил Лешка неприязненно.
– Старый, – пожаловалась я.
– Старый... для чего?
Я шутливо долбанула Лешку по предплечью.
– Не говори пошлости!
– У меня создалось ощущение, что ты примеряешь его на себя, – сообщил Лешка, глядя в сторону.
– Я примеряю его для своей статьи, – ответила я сухо. – Шеф велел пролить луч света на эту темную фигуру.
Лешка хмыкнул.
– Значит, ты собираешься с ним познакомиться?
– Долг прежде всего, – сказала я философски.
Лешка снова хмыкнул.
– Ну, да, – произнес он, по-прежнему не глядя мне в глаза. – Долг платежом красен...
Я взяла Лешку за плечи и развернула к себе.
– А ну-ка посмотри на меня.
Он воровато стрельнул глазами по моему лицу.
– Тебе не стыдно? – спросила я строго. – Что за безнравственные намеки?
– Я не за твою нравственность переживаю, – хмуро сказал Лешка.
– А за чью? За Дердекенскую?
Лешка снова стрельнул в меня взглядом.
– Ты красивая, – пожаловался он.
– И что? Спасибо за комплимент, конечно, но ты забываешь главное правило журналистики:
Я подняла палец и процитировала шефа:
– «Никаких личных отношений с объектом!»
Лешка отреагировал как-то странно. Он почему-то покраснел и, сильно заикаясь, произнес:
– А я? Я д-для т-тебя тоже об...об...
Он сделал над собой усилие и, наконец, выговорил:
– Объ...ект?
Я вздохнула. Мне показалось, что Лешка меня упрекнул в нашей дружбе.
– Леш... Ты, конечно, был объектом. Но, во-первых, это было в далеком прошлом. Два года назад. С тех пор я ничего про тебя не писала. Так что мы вполне можем позволить себе оставаться приятелями. По-моему, ничего аморального в наших дружеских отношениях нет.
Лешка покраснел так отчаянно, что я даже испугалась.
– Приятелями? – переспросил он. И тут же сам ответил:
– Ну, конечно! Какой же я идиот!
– Леш, ты говоришь загадками! – заметила я строго.
Лешка отвернулся. Минуту мы молчали, потом он спокойно сказал:
– Ты права. Я, действительно, болтаю всякую ерунду. Не обращай внимания.
Окончательно взял себя в руки, повернулся ко мне и спросил:
– Чем я могу тебе помочь?
Я умильно сложила губки.
– Как ты думаешь, Дердекен сильно обидится, если сфотографирую его кораблик?
– Я так не думаю, – ответил Лешка ровным голосом. – Никакого запрещения на съемку кораблей в уставе клуба нет, владельцы подобных указаний не оставляли. На борт, конечно, я тебя пустить не могу, это частная собственность...
– Само собой!
– Но снаружи можешь пощелкать, – закончил Лешка.
Я достала фотоаппарат.
– Леш!
– А?
– Это парусная яхта?
– Парусно-моторная, – ответил Лешка. – Сейчас мало кто ставит паруса, если есть хороший двигатель.
– А зачем он поставил?
Лешка пожал плечами.
– Недобитый романтик. Говорит, что закончил питерскую мореходку.
– Да ты что? – заинтересовалась я и прицелилась объективом в «Ледяную звезду». – А что он еще тебе сказал?
Лешка немного помолчал.
– Ну, ты и лиса, – ответил он наконец. – Опять информацию собираешь?
– Просто интересно, – ответила я и переменила ракурс.
Лешка вздохнул.
– Да он, в общем, ничего особенного о себе не рассказывал. Знаю, что бывший моряк, вот и все.
– То есть работал на судне? – уточнила я.
– Я так понял.
– А на каком? В какой должности?
– Понятия не имею. Спроси у него сама.
– Спрошу, – пообещала я и в последний раз щелкнула яхту.
Убрала фотоаппарат в сумку, застегнула молнию. Лешка проводил мою мыльницу неодобрительным взглядом.
– Вам не стыдно до сих пор пользоваться таким старьем? – спросил он строго.
– Ты же знаешь: шеф работает в режиме строгой экономии, – ответила я.
– Ваш шеф – просто скряга, каких мало! – вспылил Лешка.
– Вот и прояви благородство: подари журналу приличную технику! – тут же поддела я. И добавила:
– Как патриот родного города. Вспомни, какую статью я о тебе написала! Дамочки описались слезами!
Лешка фыркнул. К нему начало возвращаться хорошее настроение.
– Да, уж... Расписала, как икону...
– Вот и прояви ответную любовь, – снова подначила я.
Лешка посмотрел на меня странным взглядом.
– Уговорила. Проявлю.
– Ура! – сказала я. Поднялась на цыпочки и чмокнула Лешку в щеку. Лешка немедленно покраснел.
– Все-таки я отличный журналист, – похвастала я.
– Ага! И ноги у тебя длинные, и мордочка симпатичная...
– Леш!
Я скроила жалостливую гримасу.
– Я же не виновата, что у меня длинные ноги!
Лешка пожал плечами.
– Я тебя и не обвиняю! Я хочу сказать, что все внешние атрибуты профессии у тебя имеются!
Я почесала нос. Обидеться или нет? Решила не обижаться.
– Имеются! – подтвердила я. – Даже машина!
Лешка скривился.
– Господи, совсем забыл про эту развалюху... Хоть бы не напоминала! Приличные журналисты ездят на приличных тачках!
– В кино! – напомнила я. – А в нашем скромном королевстве, подержанная «Нива» – вполне приличная машина.
– Да возьми ты мой «фольксваген»! – завелся Лешка. – Сколько раз предлагал! Безотказная тачка, не подведет на дороге, удобная, комфортная...
– И дорогая, – договорила я.
– Что в этом плохого?
Я отвела за ухо прядь волос, которая выбилась из-под заколки.
– А если я в аварию попаду? Если машина окажется убитой? Тогда что?
Лешка смотрел на меня, не отрываясь. Было в его взгляде что-то такое, отчего я опустила глаза.
– Тогда, Айка, я тебя задушу, – ответил он серьезно.
Я рассмеялась, но тут же оборвала смех. Он получился каким-то неестественным.
– Знаю я тебя, – сказала я неуверенно. – Подстроишь аварию, а потом будешь нашим бесплатным рекламодателем до скончания времен.
– Не смешно, – сказал Лешка.
– Не смешно, – мгновенно согласилась я.
Из всех наших рекламодателей Лешка был самым щедрым и исправным плательщиком. Можно сказать, что он обеспечивал кассу на сорок процентов. Если не на пятьдесят.
– Мы все тебя нежно любим, – сказала я неловко.
– Вот как? А если перейти на личности?
– Если перейти на личности, то больше всех тебя любит наш главный бухгалтер, – бодро отрапортовала я.
– А еще?
– А еще шеф.
Лешка снова посмотрел на меня странным взглядом, который мне сильно не нравился. Мне вообще не нравятся его попытки перевести наши хорошие отношения в личное русло. Что за глупость – пытаться сделать из меня еще одну рядовую нимфу? Лично я считаю, что достойна большего!
– Леш, не надо, – сказала я тихо.
– Почему?
– Потому! Я не собираюсь записываться под стотысячным номером, – ответила я жестко.
– А кто тебе сказал...
– Все! – оборвала я категорично. – Разговор окончен!
– Почему все и всегда решаешь ты? – завелся Лешка. – У меня, что, нет права на собственное мнение?
– В этом вопросе нет!
– Почему?
– По кочану!
Я разозлилась окончательно.
– Тебе, что, девочек мало? Только на моей памяти их сменилось пять штук!
– Ага! – уличил меня Лешка. – А говорила сто тысяч!
– Я образно говорила! И ты это прекрасно понял!
– Ты для меня не девочка...
– Вот спасибо!
– Я не то хотел сказать...
– В общем, так!
Я немного помедлила и договорила:
– Разбирайся со своей личной жизнью без меня.
Лешка обиженно поджал губы. Я немного смягчилась.
– Леш!
Он не откликнулся.
– Леш!
– Что тебе? – огрызнулся он.
– Не будем ссориться! – попросила я заискивающе. – Пожалуйста! У нас так хорошо получается быть друзьями!
– У нас могло бы получиться что-то еще...
– Нет, Леша, – ответила я твердо. – Оставь эти глупости. Ты относишься к категории мужчин, которым мало одной женщины. Мало не по причине физиологических потребностей, а мало потому...
Я поискала слова.
– Потому, что мало! У тебя слишком щедрый, легкий и подвижный характер, чтобы ты мог посвятить себя одному человеку. Тебе всегда нужен будет гарем. Один человек тебе быстро надоест.
Я посмотрела на Лешку. Его лицо было непроницаемым.
– Ты слишком большая личность, чтобы удовольствоваться одной женщиной. Какой бы замечательной она ни была, – добавила я меду.
Лешка поднял глаза. Его губы скривились в безрадостной усмешке.
– Вот, значит, что ты про меня думаешь.
– Ничего плохого я про тебя не думаю, – быстро ответила я. – Даже наоборот. Я думаю, что ты замечательный друг. И в этом качестве ты меня устраиваешь на сто процентов. Давай не будем искать добра от добра.
Лешка снова усмехнулся.
– И давай не будем больше выяснять отношения, – попросила я. – Леш! Нам же так хорошо болтать о том и о сем! Нам интересно общаться! Не разрушай все это! Тебя заклинило на мне из принципа: ты привык получать, что хочешь, вот и все... А ты выброси меня из сферы своих личных интересов, и все будет прекрасно!
– Думаешь? – хмуро спросил Лешка.
– Уверена! – пообещала я с жаром.
– Даже так, – с иронией пробормотал мой приятель. Вздохнул и добавил:
– Разговор окончен.
– Здорово! – обрадовалась я. – Друзья?
– Друзья, – подтвердил Лешка.
– Без задних мыслей?
– И без передних.
Я снова стукнула Лешку по предплечью и примирительно сказала:
– Пошляк!
– Что делать? – ответил Лешка, глядя в море пустым взглядом. – Я слишком большая личность, чтобы вмещать в себя только положительные качества.
– Ладно, я поехала, – оборвала я Лешку. Разговор вибрировал на грани фола и вполне мог обернуться ссорой. Ссориться с Лешкой мне ужасно не хотелось. Это было все равно, что остаться без компаса посреди океана.
– Счастливо, – пожелал Лешка тусклым голосом.
Я не ответила. Развернулась и побежала на автостоянку, где меня дожидалась моя «нива» цвета «баклажан».
После разговора с Лешкой я ощутила потребность подкрепить свои силы. Выяснения отношений всегда отнимают у меня массу нервов, а трата нервов должна чем-то компенсироваться. Лично я компенсирую шоколадом, по рецепту Марины Цветаевой.
Я заехала в кофейню на набережной, заказала себе чашку горячего шоколада и с наслаждением выпила ее всю до капельки. Мысленно подсчитала калории и вздохнула.
Обед отменяется.
Мысль огорчила, но ненадолго. Ради шоколада я могу пожертвовать чем угодно.
Итак, что мы имеем? Мы имеем фотографии хорошей парусно-моторной яхты под названием «Ледяная звезда». Очень романтично. Домохозяйкам это понравится.
Еще я теперь знаю, что новому радиомагнату сорок лет. Что это мне дает? Это дает возможность предположить, что у мужчины в таком зрелом возрасте должна иметься семья. Однако до сих пор Иван Дердекен светился на городских тусовках в гордом одиночестве.
Опять-таки, это ничего не значит. Семья могла остаться в другом городе до тех пор, пока позиции Ивана Дердекена на новом месте не упрочатся.
Почему меня так зациклило на семействе нового радиомагната? Да потому, что это заинтересует читательниц нашего журнала! И шеф меня на хлеб намажет, если я пропущу семейную анкету нашего нового клиента!
Иван Дердекен... Действительно, странная фамилия. Похожа на немецкую. Нужно съездить и осмотреть новую радиостанцию. Насколько я знаю, она расположена где-то за городом. Вроде бы Дердекен построил там небольшую хибарку в два этажа. Народ говорит, что хибарка неплохая. В стиле модерн. Вещать они начали недавно, буквально пару месяцев назад. Говорят, что покойный Терехин к появлению конкурента отнесся весьма неприязненно. Что и говорить, человек он был нервный, неуживчивый, делиться не любил. Они с Азиком давно разрезали наш город на сферы влияния, поэтому появление нового претендента их ничуть не обрадовало. Странно, что Терехин так вовремя умер... То есть вовремя для Ивана Дердекена. Интересно, начнется ли у них с Азиком драка за Терехинское наследство? Если начнется, то гангстерский Чикаго покажется по сравнению с нашим городком просто компьютерной игрушкой. Азик – человек обидчивый, и что-то мне подсказывает, что смерть Терехина он воспримет как личное оскорбление.
Нет, все-таки нужно взглянуть на господина Дердекена. Слишком быстро начали вращаться городские сенсации вокруг его таинственной фигуры.
Но сначала, пожалуй, нужно заглянуть в городскую клинику. У меня там есть хороший знакомый.
Антон Григорьевич Штерн – главный врач городской больницы – отличный хирург. «Золотые руки» – это даже мягко сказано. Его бессчетное количество раз пытались переманить ведущие столичные клиники, но Антон Григорьевич каждый раз отвечал категорическим отказом. Он человек старой закалки, и считает, что каждый должен приносить пользу на своем месте. По принципу «где родился, там и сгодился». Я его знаю очень давно: с раннего детства. Антон Григорьевич – хороший папин приятель.
В общем, есть надежда разжиться информацией по поводу смерти Терехина.
Я вырулила со стоянки кафе и направилась прямиком к городской больнице.
Мне повезло. Антон Григорьевич только что закончил операцию и отдыхал положенные полчаса в своем кабинете. Меня в больнице хорошо знали, поэтому пропустили к нему беспрепятственно.
– О! Майка! – встретил меня Антон Григорьевич радостным восклицанием. – Привет!
Мы чмокнулись. Штерн оглядел меня внимательным взглядом.
– Цветешь, как роза!
– Спасибо.
– Я очень рад тебя видеть, – закончил он. Проводил меня к креслу и спросил:
– Чаю?
– С удовольствием.
Антон Григорьевич высунулся из кабинета и вполголоса попросил:
– Люсенька, душа моя, нам по стаканчику... С лимоном.
Вернулся ко мне, уселся в кресло напротив и спросил:
– Когда на свадьбу позовешь?
– Когда найду, с кем рядом сесть, – ответила я.
Антон Григорьевич удивился:
– А разве ты его еще не нашла? Я думал...
Тут он оборвал себя, потому что в кабинет вошла секретарша с большим деревянным подносом. Разгрузила на столе чайные принадлежности, улыбнулась мне и скрылась за дверями.
– Как родители? – спросил Штерн, уловив мое нежелание говорить на личные темы.
– Все так же, – ответила я с тяжелым вздохом.
– А чего ты хотела? – мгновенно разобрался Антон Григорьевич в моих переживаниях. – Ты у них одна! Поэтому и опекают!
Я снова вздохнула. Это я и сама понимаю. Но легче от этого не становится.
– Терпи! – посоветовал Штерн. Отхлебнул немного чая и договорил:
– Или замуж выходи, прости за рефрен...
Я взяла чашку и сделала вежливый глоток. Пить не хотелось, но приступать к делу прямо с порога показалось мне не слишком вежливым.
– До чего я рада вас видеть! – начала я издалека.
Антон Григорьевич насмешливо сощурился.
– Ой!
– Честное слово! – заверила я.
– С чего бы это?
– Ну, хотя бы с того, что вы единственный человек, который называет меня по имени! Дома все до сих пор сюсюкают: «ая» да «ая»... Надоело, честное слово!
– Майка, не тяни, – посоветовал Штерн. – Я твои заходы-выходы наизусть знаю. Спрашивай, что нужно, у меня через десять минут обход начинается.
Я отставила чашку в сторону.
– От чего умер Терехин?
Штерн фыркнул.
– Ну, конечно! Мог бы и сам сообразить, зачем ты ко мне явилась!
– Я не...
– Ладно! – оборвал он меня добродушно. – Понимаю, работа такая.
Он постучал пальцами по столу.
– Майка, честное слово, никакого криминала! Я понимаю, твой шеф жаждет сенсации, но...
Штерн помедлил.
– Но сенсации не будет, – договорил он твердо. – У Терехина был сильнейший сердечный приступ. Смерть наступила почти мгновенно. Никакого криминала, никакой таинственности.
– А чего ж его перед смертью перекосило от страха? – поинтересовалась я невинно.
Штерн нахмурился.
– Уже разнюхала! – сказал он неодобрительно.
– Работа такая! – вернула я шайбу.
– О-хо-хо...
Антон Григорьевич снова побарабанил пальцами по столу.
– Мое имя в своих трудах не упоминай, – предупредил он.
– Дядя Антон! И так понятно! – упрекнула я.
– В общем...
Он поколебался.
– В общем, выражение лица у него было довольно странное. Он действительно чего-то испугался. Я бы сказал, смертельно испугался.
– То есть он умер от испуга?
– Он умер от сильнейшего сердечного приступа, – повторил Штерн. – От чего наступил это сердечный приступ – не знаю. Терехин на здоровье не жаловался, у нашего кардиолога не наблюдался. Не знаю, может быть где-то в столице...
Штерн с сомнением пожал плечами.
– Но повторю еще раз: не похоже.
– То есть здоровый и молодой мужчина испугался до такой степени, что получил смертельный сердечный приступ? – не поверила я. – Прямо Гастон Леру, не иначе!
Шеф снова замолчал. Его глаза, не отрываясь, буравили точку в столе.
– Может, все дело в том, что он почувствовал себя очень плохо? – предположила я. – Ну, и испугался!
– Может, конечно, – откликнулся шеф, но как-то вяло. – Однако мне кажется...
Он понизил голос.
– Понимаешь, Терехин тем вечером отпустил телохранителей. И не сказал, куда едет.
– Если не сказал куда, значит, к любовнице, – уверенно определила я.
– Вот именно!
Шеф поднял указательный палец.
– А ты помнишь, кто у него любовница?
– Нет, – ответила я, добросовестно порывшись в памяти.
– Алина Брагарник! – напомнил шеф почтительным голосом.
Я присвистнула.
Алина Брагарник – прима нашего театра оперетты. Сколько ей лет, не знает никто. Если смотреть из зрительного зала – не больше двадцати.
Если судить по количеству и качеству любовников...
Даже затрудняюсь сказать. Мама помнит, что Алина была фавориткой городского мэра еще при старом режиме. Тогда мэр назывался «председателем горисполкома». (Честное слово, я рада, что старый режим приказал долго жить. Выговорить такое словосочетание можно только после второго стакана!)
В общем, подсчитать возраст Алины Брагарник пока не удалось никому.
– Значит, – начала я развивать гипотезу, – вы считаете, что Терехин неожиданно приехал к любовнице, увидел ее без грима и...
Я остановилась, потому что шеф сильно хлопнул ладонью по столу.
– Извините, – быстро покаялась я. – Профессиональный цинизм.
Шеф фыркнул, как тюлень.
– Соплячка, – сказал он, остывая. – Ей серьезное дело поручают, а она шуточки шутит.
– Какое дело? – насторожилась я.
– Редакция решила провести собственное расследование.
Я состроила понимающее лицо. Ну, конечно! Собственное расследование вошло в моду с подачи столичных коллег и стало пользоваться успехом у читателей. Разве мы можем остаться в стороне?
– Что хочет выяснить редакция? – спросила я.
– Во-первых...
Шеф загнул толстый короткий палец. Когда он это делает, я всегда испытываю острый душевный дискомфорт. Мне кажется, что палец сейчас поломается.
– ... нужно узнать в подробностях, что он делал в последний день своей жизни.
– Понятно.
– Во – вторых...
Шеф повторил трюк с пальцем.
– ... нужно узнать, какие отношения у него были с окружающими людьми. Под окружающими я понимаю жену, любовницу, конкурентов и коллег по работе.
– Значит, новая радиостанция нас тоже интересует? – уточнила я.
– И ее владелец особенно! – подчеркнул шеф. – Ходят упорные слухи, что покойный Терехин пытался выжить его из города. И даже прибегнул к помощи Азика.
Азик – это наш местный бандит. Точнее говоря, глава преступного сообщества. Зовут его Азиз Турсун-Заде, хотя полное имя известно только прессе и милиции. Все остальные жители города называют его просто Азик. У Азика имеется собственный ресторанчик на берегу залива, небольшой загородный отель и цех по производству колбасных изделий. Это его официальные источники дохода. Остальное – для души.
Внешне Азик невысокий кругленький мужчинка, главную часть которого составляет большой объемный зад. Один мой милицейский осведомитель выдал хохму: стражи порядка называют Азика «маленький Турсун с большим Заде». За глаза, разумеется. Подобной обиды Азик не простил бы даже родной милиции.
– И что из этого вышло? – заинтересовалась я. – Азик надавил?
– Не знаю, – ответил шеф. – Никто не знает. Знал только Терехин, но, как видишь, умер. Еще знает Азик, но у него не спросишь.
– Остается только глава новой радиостанции, – договорила я. – Надеюсь, он знает, давили на него или нет.
– Вот именно!
Шеф повозил руками по столу. Мне показалось, что он чувствует себя как-то беспокойно.
– Ты его уже видела? Я имею в виду Дердекена?
– Нет, – ответила я. – Но кое-что слышала.
– Что слышала?
Я почесала нос.
– Слышала, что у него недурное суденышко, – начала я добросовестно.
– Ага!
– Слышала, что он...
Я снова почесала нос. Все. Больше Лешка ничего не сказал.
– В общем, говорят, что он какой-то скользкий, – завершила я.
– Ага! – повторил шеф.
Встал с кресла и прошелся по кабинету. Остановился у окна и стал смотреть на улицу.
– Постарайся с ним познакомиться, – сказал он, не оборачиваясь.
– С Дердекеном?
– С Дердекеном, – повторил шеф. – Девушка ты серьезная, основному правилу журналистики тебя учить не нужно...
– В журналистике все правила основные, – сказала я. – Какое вы имеете в виду?
– Я имею в виду, не вступать с объектом в личные отношения, – сухо ответил шеф.
Я только засмеялась.
– Зря смеешься, – сказал шеф и повернулся ко мне. – Говорят, он красавец. Роковой мужчина.
– Не терплю красавцев, – легко ответила я. – Можно идти?
– Давай, работай, – разрешил шеф. – На все про все – неделя. Да, еще!..
Шеф потоптался на месте.
– Попытайся узнать насчет диагноза смерти Терехина.
– Так вы думаете...
– Ничего я не думаю! – оборвал меня шеф. Вернулся в кресло и придвинул к себе свежую газету.
Я поняла, что разговор окончен и покинула кабинет.
Неделя... Неделя – это хорошо. Это значит, что можно не приходить на работу к половине девятого. Это значит, что мне не нужно сидеть за компьютером в редакции. Это значит, что я могу разъезжать на моей новой машинке сколько захочу.
В интересах дела, конечно.
Я выскочила из редакции, запрыгнула в мою новую машинку и выехала со стоянки.
Итак, куда бы мне поехать в интересах дела?
«Заеду к Лешке, – решила я. – Покажу ему, что машинка в полном порядке. Зря он вчера надо мной издевался.»
До яхт-клуба я доехала быстро. Наша редакция расположена в старинном особняке, стоящем на набережной, оттуда до Лешки двадцать минут пешего ходу. А на машине пять минут.
Я припарковалась на служебной автостоянке. Сторож, который прекрасно знал меня в лицо, сделал приветственный жест.
– Привет! – крикнула я, вылезая из машины. – Хозяин тут?
– А как же! – ответил сторож. – С раннего утра!
– И чего ему не спится, – пробормотала я себе под нос. – Интересно, нимфы на него не обижаются?
Я дошла до причала. Яхты всех размеров выстроились передо мной как на параде. Я лишний раз порадовалась за Лешку: работы, конечно, много, зато и денежки капают. Даже можно сказать, не капают, а льются.
Мое внимание привлекла большая парусная яхта, которую я раньше не видела. Белоснежные борта с двух сторон перечеркивала странная надпись: «айSтар». Бред какой-то. Винегрет. Помесь кириллицы с латинским алфавитом.
– Что бы это значило? – спросила я сама себя вслух.
– Это значит «ледяная звезда», – ответил Лешка за моим плечом.
Я быстро обернулась.
– Привет!
– Привет, – ответил мой приятель.
Как обычно, он был одет в любимую рваную тельняшку и не менее рваные джинсы, закатанные до колен.
– А! – сообразила я. – Значит, английское «эс» относится к двум словам? «Айс Стар»?
– Значит, так, – подтвердил Лешка хмуро.
Я еще раз полюбовалась яхтой.
– Красавица.
– Да, – согласился Лешка. – Судно отличное.
– Чье?
Лешка почесал переносицу.
– Нового радиомагната, – ответил он язвительно. – Этого, как его...
Он сделал вид, что не может вспомнить фамилию.
– Дердекена, – подсказала я.
– Его.
Я снова осмотрела яхту. Красивое судно. «Ледяная звезда»...
– Красивое название, – сказала я. – А радиостанция называется «Осенняя звезда». Что это у него сплошные звезды в лейблах?
– Зазвездился, – объяснил мне Лешка. – Наворовал столько денег, что чувствует себя светилом.
Я насмешливо покосилась на приятеля. Интересная реакция. Похоже, что он нового клиента ревнует. Интересно, к кому? Или к чему? До сих пор сильной конкуренции среди молодых предпринимателей у Лешки не было. Может, этим и объясняется его неприязнь?
– Сколько ему лет? – спросила я.
Лешка пожал плечами.
– Не помню. Кажется, лет сорок.
– Сорок?
Я почувствовала легкое разочарование. Немолод Иван Дердекен, весьма не молод... То есть в моих глазах, конечно. В двадцать пять лет все, что находится за пределами тридцати шести, кажется старостью.
А в одном очень хорошем фильме было сказано, что в сорок лет жизнь только начинается... Неужели правда?
– Вот стукнет тебе сорок, тогда и узнаешь, – сказал внутренний голос.
Я отмахнулась. Когда это будет! Если мне вообще когда-нибудь стукнет сорок... Как-то не верится, что такое возможно.
– Сорок, – подтвердил Лешка неприязненно.
– Старый, – пожаловалась я.
– Старый... для чего?
Я шутливо долбанула Лешку по предплечью.
– Не говори пошлости!
– У меня создалось ощущение, что ты примеряешь его на себя, – сообщил Лешка, глядя в сторону.
– Я примеряю его для своей статьи, – ответила я сухо. – Шеф велел пролить луч света на эту темную фигуру.
Лешка хмыкнул.
– Значит, ты собираешься с ним познакомиться?
– Долг прежде всего, – сказала я философски.
Лешка снова хмыкнул.
– Ну, да, – произнес он, по-прежнему не глядя мне в глаза. – Долг платежом красен...
Я взяла Лешку за плечи и развернула к себе.
– А ну-ка посмотри на меня.
Он воровато стрельнул глазами по моему лицу.
– Тебе не стыдно? – спросила я строго. – Что за безнравственные намеки?
– Я не за твою нравственность переживаю, – хмуро сказал Лешка.
– А за чью? За Дердекенскую?
Лешка снова стрельнул в меня взглядом.
– Ты красивая, – пожаловался он.
– И что? Спасибо за комплимент, конечно, но ты забываешь главное правило журналистики:
Я подняла палец и процитировала шефа:
– «Никаких личных отношений с объектом!»
Лешка отреагировал как-то странно. Он почему-то покраснел и, сильно заикаясь, произнес:
– А я? Я д-для т-тебя тоже об...об...
Он сделал над собой усилие и, наконец, выговорил:
– Объ...ект?
Я вздохнула. Мне показалось, что Лешка меня упрекнул в нашей дружбе.
– Леш... Ты, конечно, был объектом. Но, во-первых, это было в далеком прошлом. Два года назад. С тех пор я ничего про тебя не писала. Так что мы вполне можем позволить себе оставаться приятелями. По-моему, ничего аморального в наших дружеских отношениях нет.
Лешка покраснел так отчаянно, что я даже испугалась.
– Приятелями? – переспросил он. И тут же сам ответил:
– Ну, конечно! Какой же я идиот!
– Леш, ты говоришь загадками! – заметила я строго.
Лешка отвернулся. Минуту мы молчали, потом он спокойно сказал:
– Ты права. Я, действительно, болтаю всякую ерунду. Не обращай внимания.
Окончательно взял себя в руки, повернулся ко мне и спросил:
– Чем я могу тебе помочь?
Я умильно сложила губки.
– Как ты думаешь, Дердекен сильно обидится, если сфотографирую его кораблик?
– Я так не думаю, – ответил Лешка ровным голосом. – Никакого запрещения на съемку кораблей в уставе клуба нет, владельцы подобных указаний не оставляли. На борт, конечно, я тебя пустить не могу, это частная собственность...
– Само собой!
– Но снаружи можешь пощелкать, – закончил Лешка.
Я достала фотоаппарат.
– Леш!
– А?
– Это парусная яхта?
– Парусно-моторная, – ответил Лешка. – Сейчас мало кто ставит паруса, если есть хороший двигатель.
– А зачем он поставил?
Лешка пожал плечами.
– Недобитый романтик. Говорит, что закончил питерскую мореходку.
– Да ты что? – заинтересовалась я и прицелилась объективом в «Ледяную звезду». – А что он еще тебе сказал?
Лешка немного помолчал.
– Ну, ты и лиса, – ответил он наконец. – Опять информацию собираешь?
– Просто интересно, – ответила я и переменила ракурс.
Лешка вздохнул.
– Да он, в общем, ничего особенного о себе не рассказывал. Знаю, что бывший моряк, вот и все.
– То есть работал на судне? – уточнила я.
– Я так понял.
– А на каком? В какой должности?
– Понятия не имею. Спроси у него сама.
– Спрошу, – пообещала я и в последний раз щелкнула яхту.
Убрала фотоаппарат в сумку, застегнула молнию. Лешка проводил мою мыльницу неодобрительным взглядом.
– Вам не стыдно до сих пор пользоваться таким старьем? – спросил он строго.
– Ты же знаешь: шеф работает в режиме строгой экономии, – ответила я.
– Ваш шеф – просто скряга, каких мало! – вспылил Лешка.
– Вот и прояви благородство: подари журналу приличную технику! – тут же поддела я. И добавила:
– Как патриот родного города. Вспомни, какую статью я о тебе написала! Дамочки описались слезами!
Лешка фыркнул. К нему начало возвращаться хорошее настроение.
– Да, уж... Расписала, как икону...
– Вот и прояви ответную любовь, – снова подначила я.
Лешка посмотрел на меня странным взглядом.
– Уговорила. Проявлю.
– Ура! – сказала я. Поднялась на цыпочки и чмокнула Лешку в щеку. Лешка немедленно покраснел.
– Все-таки я отличный журналист, – похвастала я.
– Ага! И ноги у тебя длинные, и мордочка симпатичная...
– Леш!
Я скроила жалостливую гримасу.
– Я же не виновата, что у меня длинные ноги!
Лешка пожал плечами.
– Я тебя и не обвиняю! Я хочу сказать, что все внешние атрибуты профессии у тебя имеются!
Я почесала нос. Обидеться или нет? Решила не обижаться.
– Имеются! – подтвердила я. – Даже машина!
Лешка скривился.
– Господи, совсем забыл про эту развалюху... Хоть бы не напоминала! Приличные журналисты ездят на приличных тачках!
– В кино! – напомнила я. – А в нашем скромном королевстве, подержанная «Нива» – вполне приличная машина.
– Да возьми ты мой «фольксваген»! – завелся Лешка. – Сколько раз предлагал! Безотказная тачка, не подведет на дороге, удобная, комфортная...
– И дорогая, – договорила я.
– Что в этом плохого?
Я отвела за ухо прядь волос, которая выбилась из-под заколки.
– А если я в аварию попаду? Если машина окажется убитой? Тогда что?
Лешка смотрел на меня, не отрываясь. Было в его взгляде что-то такое, отчего я опустила глаза.
– Тогда, Айка, я тебя задушу, – ответил он серьезно.
Я рассмеялась, но тут же оборвала смех. Он получился каким-то неестественным.
– Знаю я тебя, – сказала я неуверенно. – Подстроишь аварию, а потом будешь нашим бесплатным рекламодателем до скончания времен.
– Не смешно, – сказал Лешка.
– Не смешно, – мгновенно согласилась я.
Из всех наших рекламодателей Лешка был самым щедрым и исправным плательщиком. Можно сказать, что он обеспечивал кассу на сорок процентов. Если не на пятьдесят.
– Мы все тебя нежно любим, – сказала я неловко.
– Вот как? А если перейти на личности?
– Если перейти на личности, то больше всех тебя любит наш главный бухгалтер, – бодро отрапортовала я.
– А еще?
– А еще шеф.
Лешка снова посмотрел на меня странным взглядом, который мне сильно не нравился. Мне вообще не нравятся его попытки перевести наши хорошие отношения в личное русло. Что за глупость – пытаться сделать из меня еще одну рядовую нимфу? Лично я считаю, что достойна большего!
– Леш, не надо, – сказала я тихо.
– Почему?
– Потому! Я не собираюсь записываться под стотысячным номером, – ответила я жестко.
– А кто тебе сказал...
– Все! – оборвала я категорично. – Разговор окончен!
– Почему все и всегда решаешь ты? – завелся Лешка. – У меня, что, нет права на собственное мнение?
– В этом вопросе нет!
– Почему?
– По кочану!
Я разозлилась окончательно.
– Тебе, что, девочек мало? Только на моей памяти их сменилось пять штук!
– Ага! – уличил меня Лешка. – А говорила сто тысяч!
– Я образно говорила! И ты это прекрасно понял!
– Ты для меня не девочка...
– Вот спасибо!
– Я не то хотел сказать...
– В общем, так!
Я немного помедлила и договорила:
– Разбирайся со своей личной жизнью без меня.
Лешка обиженно поджал губы. Я немного смягчилась.
– Леш!
Он не откликнулся.
– Леш!
– Что тебе? – огрызнулся он.
– Не будем ссориться! – попросила я заискивающе. – Пожалуйста! У нас так хорошо получается быть друзьями!
– У нас могло бы получиться что-то еще...
– Нет, Леша, – ответила я твердо. – Оставь эти глупости. Ты относишься к категории мужчин, которым мало одной женщины. Мало не по причине физиологических потребностей, а мало потому...
Я поискала слова.
– Потому, что мало! У тебя слишком щедрый, легкий и подвижный характер, чтобы ты мог посвятить себя одному человеку. Тебе всегда нужен будет гарем. Один человек тебе быстро надоест.
Я посмотрела на Лешку. Его лицо было непроницаемым.
– Ты слишком большая личность, чтобы удовольствоваться одной женщиной. Какой бы замечательной она ни была, – добавила я меду.
Лешка поднял глаза. Его губы скривились в безрадостной усмешке.
– Вот, значит, что ты про меня думаешь.
– Ничего плохого я про тебя не думаю, – быстро ответила я. – Даже наоборот. Я думаю, что ты замечательный друг. И в этом качестве ты меня устраиваешь на сто процентов. Давай не будем искать добра от добра.
Лешка снова усмехнулся.
– И давай не будем больше выяснять отношения, – попросила я. – Леш! Нам же так хорошо болтать о том и о сем! Нам интересно общаться! Не разрушай все это! Тебя заклинило на мне из принципа: ты привык получать, что хочешь, вот и все... А ты выброси меня из сферы своих личных интересов, и все будет прекрасно!
– Думаешь? – хмуро спросил Лешка.
– Уверена! – пообещала я с жаром.
– Даже так, – с иронией пробормотал мой приятель. Вздохнул и добавил:
– Разговор окончен.
– Здорово! – обрадовалась я. – Друзья?
– Друзья, – подтвердил Лешка.
– Без задних мыслей?
– И без передних.
Я снова стукнула Лешку по предплечью и примирительно сказала:
– Пошляк!
– Что делать? – ответил Лешка, глядя в море пустым взглядом. – Я слишком большая личность, чтобы вмещать в себя только положительные качества.
– Ладно, я поехала, – оборвала я Лешку. Разговор вибрировал на грани фола и вполне мог обернуться ссорой. Ссориться с Лешкой мне ужасно не хотелось. Это было все равно, что остаться без компаса посреди океана.
– Счастливо, – пожелал Лешка тусклым голосом.
Я не ответила. Развернулась и побежала на автостоянку, где меня дожидалась моя «нива» цвета «баклажан».
После разговора с Лешкой я ощутила потребность подкрепить свои силы. Выяснения отношений всегда отнимают у меня массу нервов, а трата нервов должна чем-то компенсироваться. Лично я компенсирую шоколадом, по рецепту Марины Цветаевой.
Я заехала в кофейню на набережной, заказала себе чашку горячего шоколада и с наслаждением выпила ее всю до капельки. Мысленно подсчитала калории и вздохнула.
Обед отменяется.
Мысль огорчила, но ненадолго. Ради шоколада я могу пожертвовать чем угодно.
Итак, что мы имеем? Мы имеем фотографии хорошей парусно-моторной яхты под названием «Ледяная звезда». Очень романтично. Домохозяйкам это понравится.
Еще я теперь знаю, что новому радиомагнату сорок лет. Что это мне дает? Это дает возможность предположить, что у мужчины в таком зрелом возрасте должна иметься семья. Однако до сих пор Иван Дердекен светился на городских тусовках в гордом одиночестве.
Опять-таки, это ничего не значит. Семья могла остаться в другом городе до тех пор, пока позиции Ивана Дердекена на новом месте не упрочатся.
Почему меня так зациклило на семействе нового радиомагната? Да потому, что это заинтересует читательниц нашего журнала! И шеф меня на хлеб намажет, если я пропущу семейную анкету нашего нового клиента!
Иван Дердекен... Действительно, странная фамилия. Похожа на немецкую. Нужно съездить и осмотреть новую радиостанцию. Насколько я знаю, она расположена где-то за городом. Вроде бы Дердекен построил там небольшую хибарку в два этажа. Народ говорит, что хибарка неплохая. В стиле модерн. Вещать они начали недавно, буквально пару месяцев назад. Говорят, что покойный Терехин к появлению конкурента отнесся весьма неприязненно. Что и говорить, человек он был нервный, неуживчивый, делиться не любил. Они с Азиком давно разрезали наш город на сферы влияния, поэтому появление нового претендента их ничуть не обрадовало. Странно, что Терехин так вовремя умер... То есть вовремя для Ивана Дердекена. Интересно, начнется ли у них с Азиком драка за Терехинское наследство? Если начнется, то гангстерский Чикаго покажется по сравнению с нашим городком просто компьютерной игрушкой. Азик – человек обидчивый, и что-то мне подсказывает, что смерть Терехина он воспримет как личное оскорбление.
Нет, все-таки нужно взглянуть на господина Дердекена. Слишком быстро начали вращаться городские сенсации вокруг его таинственной фигуры.
Но сначала, пожалуй, нужно заглянуть в городскую клинику. У меня там есть хороший знакомый.
Антон Григорьевич Штерн – главный врач городской больницы – отличный хирург. «Золотые руки» – это даже мягко сказано. Его бессчетное количество раз пытались переманить ведущие столичные клиники, но Антон Григорьевич каждый раз отвечал категорическим отказом. Он человек старой закалки, и считает, что каждый должен приносить пользу на своем месте. По принципу «где родился, там и сгодился». Я его знаю очень давно: с раннего детства. Антон Григорьевич – хороший папин приятель.
В общем, есть надежда разжиться информацией по поводу смерти Терехина.
Я вырулила со стоянки кафе и направилась прямиком к городской больнице.
Мне повезло. Антон Григорьевич только что закончил операцию и отдыхал положенные полчаса в своем кабинете. Меня в больнице хорошо знали, поэтому пропустили к нему беспрепятственно.
– О! Майка! – встретил меня Антон Григорьевич радостным восклицанием. – Привет!
Мы чмокнулись. Штерн оглядел меня внимательным взглядом.
– Цветешь, как роза!
– Спасибо.
– Я очень рад тебя видеть, – закончил он. Проводил меня к креслу и спросил:
– Чаю?
– С удовольствием.
Антон Григорьевич высунулся из кабинета и вполголоса попросил:
– Люсенька, душа моя, нам по стаканчику... С лимоном.
Вернулся ко мне, уселся в кресло напротив и спросил:
– Когда на свадьбу позовешь?
– Когда найду, с кем рядом сесть, – ответила я.
Антон Григорьевич удивился:
– А разве ты его еще не нашла? Я думал...
Тут он оборвал себя, потому что в кабинет вошла секретарша с большим деревянным подносом. Разгрузила на столе чайные принадлежности, улыбнулась мне и скрылась за дверями.
– Как родители? – спросил Штерн, уловив мое нежелание говорить на личные темы.
– Все так же, – ответила я с тяжелым вздохом.
– А чего ты хотела? – мгновенно разобрался Антон Григорьевич в моих переживаниях. – Ты у них одна! Поэтому и опекают!
Я снова вздохнула. Это я и сама понимаю. Но легче от этого не становится.
– Терпи! – посоветовал Штерн. Отхлебнул немного чая и договорил:
– Или замуж выходи, прости за рефрен...
Я взяла чашку и сделала вежливый глоток. Пить не хотелось, но приступать к делу прямо с порога показалось мне не слишком вежливым.
– До чего я рада вас видеть! – начала я издалека.
Антон Григорьевич насмешливо сощурился.
– Ой!
– Честное слово! – заверила я.
– С чего бы это?
– Ну, хотя бы с того, что вы единственный человек, который называет меня по имени! Дома все до сих пор сюсюкают: «ая» да «ая»... Надоело, честное слово!
– Майка, не тяни, – посоветовал Штерн. – Я твои заходы-выходы наизусть знаю. Спрашивай, что нужно, у меня через десять минут обход начинается.
Я отставила чашку в сторону.
– От чего умер Терехин?
Штерн фыркнул.
– Ну, конечно! Мог бы и сам сообразить, зачем ты ко мне явилась!
– Я не...
– Ладно! – оборвал он меня добродушно. – Понимаю, работа такая.
Он постучал пальцами по столу.
– Майка, честное слово, никакого криминала! Я понимаю, твой шеф жаждет сенсации, но...
Штерн помедлил.
– Но сенсации не будет, – договорил он твердо. – У Терехина был сильнейший сердечный приступ. Смерть наступила почти мгновенно. Никакого криминала, никакой таинственности.
– А чего ж его перед смертью перекосило от страха? – поинтересовалась я невинно.
Штерн нахмурился.
– Уже разнюхала! – сказал он неодобрительно.
– Работа такая! – вернула я шайбу.
– О-хо-хо...
Антон Григорьевич снова побарабанил пальцами по столу.
– Мое имя в своих трудах не упоминай, – предупредил он.
– Дядя Антон! И так понятно! – упрекнула я.
– В общем...
Он поколебался.
– В общем, выражение лица у него было довольно странное. Он действительно чего-то испугался. Я бы сказал, смертельно испугался.
– То есть он умер от испуга?
– Он умер от сильнейшего сердечного приступа, – повторил Штерн. – От чего наступил это сердечный приступ – не знаю. Терехин на здоровье не жаловался, у нашего кардиолога не наблюдался. Не знаю, может быть где-то в столице...
Штерн с сомнением пожал плечами.
– Но повторю еще раз: не похоже.
– То есть здоровый и молодой мужчина испугался до такой степени, что получил смертельный сердечный приступ? – не поверила я. – Прямо Гастон Леру, не иначе!