Страница:
Алина пожала плечами.
– Я слышала, Азика перед смертью сильно напугали? – сказала она небрежно.
– Говорят, что да, – ответила я осторожно.
– Так же, как Толика?
Я молча посмотрела на нее. Глаза Алины подозрительно блестели, губы кривила нехорошая усмешка.
– Милицейские работники не нашли в смерти от сердечного приступа никакого криминала, – сказала я хрипло.
– Это потому, что милицейские работники не обладают двумя вещами, – спокойно ответила Алина. – Эрудицией и воображением.
– А если бы они ими обладали? – спросила я, и с удивлением обнаружила, что меня трясет озноб. Нервы, надо полагать.
– Если бы они этим обладали, то могли бы построить десяток вполне правдоподобных гипотез, – ответила Алина.
– Например?
– Ну, например...
Алина возвела к потолку зеленые кошачьи глаза.
– Например, театр.
– Театр? – не поняла я.
– Я где-то читала, что в одном лондонском театре зрители внезапно кинулись прочь из зала, – объяснила Алина невозмутимо.
– Почему? – не поняла я. – Пьеса была страшная?
Она усмехнулась.
– А вместе со зрителями спектакля на улицу высыпали жители ближайших домов.
– Почему?!
– Им показалось, что началось землетрясение, – объяснила Алина все так же невозмутимо.
Я взялась за голову. Какое землетрясение?! При чем тут Лондон?! При чем тут театр?!
– Ничего не понимаю, – сказала я наконец.
Алина посмотрела на меня долгим странным взглядом.
– Может, это и к лучшему, – пробормотала она себе под нос. Поднялась с кресла и любезно произнесла:
– Всего хорошего!
– Нет!
Я удержала ее за руку.
– Я не уйду, пока вы не ответите на все мои вопросы!
– Майя, я не настолько всеведущая, – терпеливо сказала Алина.
– Но вы же что-то знаете!
– Прости, мне пора собираться на спектакль, – оборвала меня Алина.
Я покорно поднялась с дивана, прижала к груди конверт и вышла в прихожую. Алина открыла мне дверь, я шагнула за порог и обернулась.
– Зачем вы мне все это рассказали? – спросила я.
Алина пожала плечами.
– Не знаю. Отвратительное человеческое качество: тщеславие. Захотелось выглядеть более информированной, чем это есть на самом деле.
Она посмотрела на меня и внушительно добавила:
– Будь осторожна!
– Ничего не понимаю! – произнесла я отчаянно. – И спросить не у кого!
– Между прочим, есть такое место, где даются ответы на все вопросы, – невозмутимо напомнила Алина, поправляя прическу.
– И как оно называется? – спросила я, мрачно усмехаясь. – Загробный мир?
– Оно называется «Интернет», – ответила Алина и захлопнула дверь.
Конверт, который передала мне Алина, лишил меня сна. Я спрятала его на дно своей спортивной сумки, а сумку закопала на самом дне своего объемного багажника.
Я точно знала: если я начну читать отчет детективного агентства, то заброшу все остальные дела. Заброшу свою работу, за которую мне деньги платят.
А еще я почему-то вспомнила про шкатулку Пандорры. Говорили глупым людям: не открывайте, ничего хорошего из этого не выйдет!
Но неуемное человеческое любопытство пересилило, люди открыли крышку и выпустили на свет множество болезней. В том числ, смертельных.
Почему-то мне кажется, что в конверте, переданном Алиной, скрыт какой-то смертельный вирус.
Не буду его читать.
Я добросовестно проделала всю порученную мне работу, и даже удостоилась похвалы шефа. Рекламодатель тоже остался доволен, шеф выплатил мне небольшие премиальные.
Материальная часть моего существования обрела фундамент. Сами знаете, когда под ногами прочное денежное основание, все остальные проблемы кажутся не такими уж существенными.
Работа отвлекала меня ровно два дня. После того как я сдала статьи и оказалась не у дел, лекарства от любопытства у меня не осталось.
Я ворочалась ночью без сна и страстно мечтала об одном: чтобы мою машину угнали вместе со всем содержимым багажника!
Но ни один городской автоугонщик не польстился на старую «ниву» цвета «баклажан».
В общем, что там говорить... Я сломалась!
Сломалась не сразу, а только через четыре дня после получения конверта. По-моему, это говорит о том, что воля у меня сильная.
Так или иначе, но я достала заветный конверт, дождалась, когда редакция опустеет, и прочитала все бумажки, сложенные в нем. От первой до последней.
То, что я прочитала, окончательно лишило меня сна.
Я просидела всю ночь на неразобранном диване, глядя остановившимся взглядом в оконное стекло. И опомнилась только тогда, когда за окном проступили неясные очертания хмурого утреннего пейзажа.
Я собрала бумажки, уложила их обратно в конверт и осмотрелась кругом.
Хотя здание, в котором находилась редакция, имело солидный возраст, каминов в нем не было. Разобрали много лет назад. А жаль.
Я задумчиво посмотрела на конверт.
Выбросить? Ни за что! Его нужно как-то уничтожить. Но как?
Я уселась на диван и потерла лоб. Как мне избавиться от этой напасти? Как?!
О, придумала!
Отдам конверт тому, кто имеет право на эти бумаги! Передам в собственные руки, и пускай делает с ними, что хочет!
Даже в мыслях я боялась назвать отпрыска Терехина по имени. Не знаю почему. Боялась, и все!
Я дождалась появления уборщицы, сунула конверт за пазуху и выскользнула на улицу.
Утро встретило меня крепким морозцем. Черт, зима на носу, а у меня нет зимних вещей! Придется ехать домой.
Я поежилась, но не от холода, а от угрызений совести. Каждый день я торжественно давала себе слово позвонить родителям, и каждый день откладывала звонок «на завтра». А на следующий день звонить оказывалось еще трудней, чем сегодня.
В общем, я прочно увязла в болоте, название которого «малодушие». Я понимала, что поступаю недостойно, и от этого совершала новую гадость: откладывала звонок родителям. И так до бесконечности.
«Свинья!»– сказала совесть в сотый раз. И я в сотый раз с ней согласилась.
Я уселась в машину. Бр-р-р, холодина какая! Нужно ехать домой. И не только за теплыми вещами. Нужно навести мосты, покаяться и извиниться перед предками. Вот отдам конверт владельцу и поеду домой. К папе и маме. Ура!
Мысль о доме приятно согрела душу. Я включила обогреватель, пошарила по волнам радиостанций. Нашла бодренькую песенку, тронула машину с места и поехала в пункт назначения.
В яхт-клуб.
Стоянка почему-то оказалась закрытой. Странно, клуб работает круглосуточно, и все службы при нем функционируют в том же режиме.
Я оставила машину перед воротами, вышла из салона и пошла по длинному причалу.
Вошла в здание, поздоровалась с охранниками. Мне показалось, что они выглядят как-то странно. Подавленными, что ли...
– Хозяин здесь? – спросила я, кивая на лестницу.
Охранники молча переглянулись. В мою душу змеей вползло нехорошее предчувствие.
– В чем дело?
Один охранник кашлянул, прочищая горло. Впрочем, ему это не помогло, голос все равно звучал сипло.
– Нету хозяина.
– А где он?
Охранники снова переглянулись.
– В милиции.
– Что?
Я даже засмеялась от неожиданности. Что за глупый розыгрыш?
Но мой смех никто не поддержал. Старший охранник пояснил:
– Его вчера арестовали.
– За что?!
Мой голос сорвался и дал петуха.
– За убийство.
– Господи, – прошептала я. Перекрестилась и повторила:
– Господи!
– Сами в шоке, – поддержал меня старший охранник. – Мы не верим, что он ее убил. Никто не верит.
Я подскочил на месте.
– Её? Кого «её»? О ком вы говорите?
Охранник удивился.
– Как это «о ком»? О вдове! О Терехиной!
– Терехину убили?!
Я плюхнулась на стул. Конверт выпал из-за пазухи и тяжело шлепнулся на пол. Я не сделала попытки его поднять. Не могла шевельнуться.
– А вы не знали?
Я молча и медленно покачала головой.
– Позавчера нашли, – поделился охранник.
– Сердечный приступ? – прошептала я непослушными губами.
– Яд, – коротко поправил меня охранник.
– Яд?
Я подняла руки и изо всех сжала виски. Я не сойду с ума. Ни за что не сойду. Я сильная.
Я опустила руки и недоверчиво оглядела охранников. Меня не покидала слабая надежда на розыгрыш.
– Это правда? – настойчиво переспросила я.
Охранники только развели руками.
– А почему арестовали Лешку? То есть Алексея Сергеевича, – поправилась я.
– Он не Алексей Сергеевич, – мрачно сказал охранник. – Он, оказывается, Алексей Анатольевич.
Я похолодела. Мне казалось, что этой маленькой подробности не знает никто, кроме меня и Алины Брагарник.
– Он, оказывается, сын покойного Терехина, – поделился охранник. Я молча рванула ворот свитера. Отчего-то мне стало трудно дышать.
– Откуда вы знаете? – спросила я.
Охранник пожал плечами.
– У меня брательник в милиции работает. Там все знают.
Я хрустнула пальцами. Все знают! А я, дура, раздумываю, как мне уничтожить этот конверт!
– Даже если он сын Терехина, – начала я, стараясь говорить спокойно, – то это ничего не значит. Зачем ему убивать вдову?
– Говорят, из-за наследства, – высказался охранник. – Вроде деньги они не поделили.
– Какие деньги? – сказала я безнадежно. – Терехин все продал за несколько дней до смерти! А деньги оставил маме! Понимаете? Маме, а не жене! Он с ней развестись собирался! С женой, не с мамой!
Я задохнулась и остановилась. Охранники переглянулись.
– Вы уже в курсе? – восхитился один. – Вот пресса работает! Уважаю!
Он сменил тон на деловой и пояснил:
– Говорят, Леха об этом не знал. Ну, о том, что вдова осталась на бобах. Решил получить все, что осталось от отца, вот и отравил его вдову.
– Чушь какая-то, – сказала я. – Абсолютная чушь! Бред сивой кобылы!
– Так у него яд нашли, – поделился охранник.
– Где?
Охранник кивнул головой в потолок, намекая на Лешкин кабинет.
– Там.
– Где?!
– В кабинете, – растолковал охранник словами.
– Где?! – рявкнула я. – В столе, под половицей, под сиденьем кресла? Где?!
Охранник немного поразмыслил.
– Вроде в кармане костюма, – задумчиво ответил он. – Но точно не скажу. Не упаковку, нет... Вроде просыпалось несколько кристалликов. В общем, уточню у брата.
Я поднялась со стула и направилась к выходу.
– Майя!
Я обернулась. Младший охранник торопливо собирал разбросанные по полу бумаги.
– Вы забыли!
Я приняла конверт, сунула его в карман и на негнущихся ногах покинула здание яхт-клуба.
Дошла до машины, уселась за руль. Куда теперь?
И отчетливо поняла: домой!
Трясущимися руками повернула ключ зажигания. Развернула машину так, что рассерженно взвизгнули старенькие тормоза, рванула с места.
Доехала до дома, выскочила из салона и, не закрыв машину, бросилась к подъезду. Взлетела на третий этаж, отчаянно забарабанила в дверь руками и ногами.
– Папа! Мама! Откройте!
Дверь распахнулась. На пороге стоял отец, из-за его плеча выглядывало бледное мамино лицо.
– Майка! – тихо сказал папа. – Доченька!
Отступил на шаг, пропуская меня в дом. Я перешагнула порог и крепко обхватила мамину шею. Меня начали сотрясать истерические рыдания.
– Мамуля! Прости меня!
– Майя...
Мама немедленно разревелась вслед за мной. Отец обнял меня сзади, и минут десять в воздухе реяли только нечленораздельные восклицания, перемешанные со слезами и поцелуями.
– Мамочка! Папка! Простите меня! Я такая сволочь!
– Ну что ты, что ты! Мы тоже хороши! Замучили тебя своими придирками!
Чмок, чмок...
– Я больше не буду!
– Доченька! Как хорошо, что ты приехала!
Чмок, чмок...
– Это мы виноваты.
– Ни в чем вы не виноваты! Я сама идиотка!
Чмок, чмок...
Занавес.
Через полчаса я сидела на кухне, укутанная в теплый банный халат. Передо мной стоял стол, накренившийся под тяжестью тарелок и тарелочек, на плите исходил яростным паром закипевший чайник. Мои босые ноги покоились в тазике с теплой водой, родители сновали по кухне, отыскивая профилактические средства от простуды.
– Нашла «Фервекс»...
– Выброси его, он старый. Дай «Колдрекс» разведу.
– Я сама разведу!
Я молча наблюдала, как родители, отпихивая друг друга, стремятся спасти родную дочь от ангины, и по лицу у меня бежали слезы. Честное слово, только сейчас я поняла, что человек на восемьдесят процентов состоит из жидкости! Я не поняла только одного: где она помещается в таком количестве?
Наконец, родители пришли к консенсусу. Папа развел порошок «Колдрекса», мама напоила меня из чашки, как маленькую. Я тихонько вздохнула от счастья.
Как дома хорошо!
Мама уселась напротив и взяла меня за руку. Отец присел рядом на корточки и взял другую руку. Мне казалось, что родители до сих пор не могут поверить, что я вернулась, поэтому все время стремятся до меня дотронуться.
– Доченька, какой чай заварить? – спросил папа.
– Какой хочешь, – сказала я.
– Ты ничего не ела! – встревожилась мама.
– Я пока не хочу. Потом, ладно? Дайте на вас посмотреть.
– Завари чай! – напомнила мама отцу. Тот послушно поднялся на ноги и достал заварной чайник.
– Ты похудела, – строго заметила мама. – Не ела ничего?
Мне стало смешно. По-моему, я только и делала, что обжиралась.
– Ела! Честное слово!
Мама махнула рукой.
– Всухомятку, не вовремя, урывками, что придется...
Тут же оборвала себя и испуганно заглянула мне в глаза: не сержусь ли?
Я тихонько засмеялась и поцеловала ее в щеку.
– Вы меня быстро откормите, – сказала я. – Пап, как насчет упитанного тельца по поводу возвращения блудной дочери?
– Все, что хочешь, – ответил отец, оборачиваясь. – Все, что пожелаешь.
– Как же я вас люблю! – сказала я. – Я даже не знала, что я вас так люблю!
– У тебя неприятности? – поинтересовался папа, стараясь говорить небрежно.
– Почему ты так решил?
– Просто у тебя было такое лицо...
Папа смутился и замолчал. Я вспомнила то, что произошло в яхт-клубе, и ответила:
– Неприятности не у меня. У Лешки. Его арестовали.
Родители молча переглянулись.
– Уже знаете? – поразилась я. – Похоже, я все узнаю последней!
– Майка, ты забыла, что я бывший милиционер, – неловко сказал отец.
– Ах, да! – спохватилась я. И потребовала:
– Рассказывай!
Отец сел на стул.
– Дело плохо, – сказал он глухо. – Его обвиняют в том, что он отравил Иру Терехину из-за наследства.
– Пап, не было там никакого наследства! – сказала я. – Терехин все продал еще до смерти! А деньги разбросал по разным счетам и оставил матери!
Отец удивился.
– Смотри-ка, ты хорошо информирована! О том, чей Лешка сын, ты тоже знаешь?
– Знаю, – ответила я угрюмо. Посмотрела на отца и спросила:
– А сам-то Лешка знал, чей он сын?
Отец молча пожал плечами.
– Говорят, у него в кармане нашли кристаллики яда, которым отравили Терехину, – сказал он после небольшой паузы.
– Яд ему могли подбросить.
– Кто?
– Тот, кто...
Я хотела сказать, «тот, кто убил Терехина и его компаньона». Но вовремя спохватилась и замолчала. Незачем втягивать родителей в эту темную историю. Разберусь сама.
– В общем, пока не знаю, – выкрутилась я.
– Надеюсь, ты не занимаешься расследованием? – встревожилась мама.
– Нет, конечно, нет, – успокоила я.
– Смотри! – пригрозила мама. – У меня лишней дочки нет!
А папа ничего не сказал. Только посмотрел на меня задумчивым взглядом.
– Устроишь мне свидание с Лешкой? – попросила я.
– Постараюсь, – ответил отец.
– Надеюсь, ты не веришь, что он убийца?
– Конечно, нет, – ответил отец очень спокойно.
– Слава богу, – пробормотала я.
Мама спросила:
– Что ты собираешься делать?
– Я собираюсь поддержать Лешку морально, – ответила я. – Я хочу, чтобы он знал: мы на его стороне. Что мы не верим в эту чушь. Что у него есть близкие люди.
– Молодец, – одобрил отец.
Я посмотрела на родителей и смущенно сказала:
– Знаете, что? Если бы Лешку не арестовали, я бы, наверное, никогда не поняла, что жить без него не могу.
Мама молча всплеснула руками. Папа спросил:
– А если его все-таки посадят?
Я помотала головой.
– Не посадят.
– Ты уверена?
– Уверена, – ответила я.
Хотя на самом деле такой уверенности у меня не было.
Квартира встретила меня полуокрытой дверью.
Я вошла в просторный овальный холл, громко позвала:
– Хозяева! Есть тут кто-нибудь?
В отдалении мелко зашаркали тапочки. Из длинной коридорной кишки выплыла нимфа по имени Ксюша.
– Ты? – не поверила она.
– Я, – согласилась я. – А почему дверь распахнута? Чем ты занимаешься?
– Вещи укладываю! – с вызовом ответила Ксюша и тут же зашаркала обратно.
Я пошла следом за ней в большую светлую спальню и огляделась.
На неубранной кровати лежал огромный дорогой чемодан, который Лешка привез из Канады. Чемодан был раскрыт, Ксюша тщательно набивала его объемное чрево разноцветными тряпками.
Я присела в угол, на стул и принялась молча наблюдать за ее ловкими движениями.
– Зачем явилась? – спросила Ксюша, не переставая укладываться.
– Так, – ответила я неопределенно.
– На меня посмотреть, себя показать, – догадалась Ксюша.
Я молчала, не сводя с нее взгляда.
– Довольна? – спросила Ксюша.
Я удивилась.
– Чем?
– Как чем? Получила, наконец, своего ненаглядного Лешеньку!
– Ты не забыла, что Лешенька в тюрьме? – кротко спросила я.
Ксюша нетерпеливо отмахнулась.
– Выйдет когда-нибудь! И забирай его со всеми потрохами! Дарю!
– Спасибо, – поблагодарила я. – Ты такая добрая.
В коридоре раздались шаги. Мужской голос интимно позвал:
– Ксюник! Ты где?
На паркете возникла тень мужской фигуры. Я с интересом посмотрела на Ксюшу. У Ксюши хватило совести покраснеть.
– В машине подожди, – велела она грубо.
– Почему? – удивился мужчина. Нас с ним разделяла открытая дверь спальни, поэтому мы друг друга не видели: он находился с одной стороны створки, я с другой.
– Еще не собралась? – продолжал мужчина. – Ксюник! Мы же договорились! А деньги все взяла?
– Иди в машину! – велела Ксюша, теряя терпение.
– Что с тобой? – спросил мужчина и шагнул в комнату. Теперь я видела его спину, облаченную в новенькую кожаную куртку.
– Ты чего такая дерганая? – игриво продолжал мужчина, приближаясь к Ксюше. Тут же сменил тон на деловой и спросил:
– А запонки не забыла уложить? У него были золотые запонки...
– Добрый день! – сказала я.
Мужчина резко обернулся. Его глаза испуганно обшарили меня с головы до ног.
– Ты кто? – спросил он недоверчиво.
– Голос твоей нечистой совести, – ответила я.
Мужчина повернулся к Ксюше.
– Что это значит? – спросил он с фальшивым театральным достоинством.
– Это значит, что запонки останутся со своим владельцем, – ответила я. И добавила:
– Идите отсюда. Быстренько. Иначе я позвоню следователю.
– Подожди в машине! – взмолилась Ксюша. – Я быстро!
Мужчина развернулся. Бросил на меня еще один взгляд, в котором нахальство смешалось с трусостью, и покинул комнату.
Хлопнула входная дверь.
Я закинула ногу на ногу, отряхнула юбку и небрежно спросила:
– Мародерствуем помаленьку?
– Не твое дело! – с ненавистью ответила Ксюша. – Мне этот пижон полгода мозги компосировал!
– Компостировал, – поправила я.
– Не важно! Полгода голову морочил! – изменила формулировку барышня. – Он, видишь ли, другую любит, но я могу тут жить, как дома! Ну, не козел?
– Давно ты это узнала? – поинтересовалась я.
– Что узнала?
– То, что он другую любит?
– Господи!
Ксюша пренебрежительно оттопырила нижнюю губку.
– Да с самого начала! Не дура, не обманешь!
– Но это не мешало тебе жить на его деньги, – напомнила я. Указала на доверху набитый чемодан и добавила:
– По-моему, ты недурно прибарахлилась.
Ксюша поперхнулась. Её глаза с ненавистью уставились на меня. Как ни странно, эта ненависть согрела мне душу. Так женщины смотрят только на счастливую соперницу.
– Я эти деньги отработала, – отрезала она.
Я тихо засмеялась.
– Что ж, вполне профессиональная логика. Ладно...
Я хлопнула себя по коленям. Поднялась со стула, подошла к кровати и велела:
– Забирай все, что заработала, только запонки оставь. Лешке их мать подарила, на окончание университета. Давай, давай! Не заставляй меня рыться в твоем барахле!
Ксюшины губы сжались в тонкую бледную полоску. Она сунула руку в боковой карман чемодана, вытряхнула оттуда небольшую ювелирную коробочку.
– Подавись!
– Топай отсюда, – велела я. – Только ключи оставь.
Ксюша резким движением разодрала молнию на сумочке. Достала оттуда связку ключей, швырнула их на кровать.
– Можно идти? – спросила она с ненавистью.
– Проваливай.
Ксюша с трудом застегнула раздутое пузо чемодана. Стащила его с кровати и торопливо поволокла к двери, словно боялась, что я передумаю и обыщу ее багаж.
Может, и нужно было обыскать, но меня одолела брезгливость. Я взяла ключи, вышла в прихожую и заперла за ней дверь. На два оборота.
Вернулась назад, прошлась по комнатам.
Кругом царил дикий разгром. То ли мародеры постарались, то ли милиция, то ли все вместе... Но потрудились славно.
Я закатала рукава, нашла на кухне передник и нацепила его на себя.
Все. Навожу порядок в квартире, в своей жизни, в Лешкиной жизни... Во всем!
День прошел продуктивно. Правда, спина почему-то перестала гнуться, словно в позвоночник забили длинный железный штырь, но чувство исполненного долга перевесило эту маленькую неприятность.
Я вернулась домой и получила еще один положительный энергетический заряд:
– Я договорился, – сказал отец. – Завтра в десять.
– Что в десять? – не поняла я.
– Ты же просила! – удивился отец. – Свидание с Лешкой! Забыла?
Я подошла к отцу, крепко обняла его за шею и поцеловала. Мы стукнулись лбами и одновременно рассмеялись.
Как ни странно, ночью я спала как убитая. Меня неожиданно охватило чувство такой уверенности в себе, какого я не помнила за всю предыдущую жизнь. Я точно знала, что поступаю правильно, и все тут. Это чувство давало мне право на спокойный сон и силы на дневные дела. На любые. В том числе опасные и неприятные.
Однако свидание с Лешкой к неприятным вещам не относилось.
Я перебрала весь гардероб, но оделась как обычно: в джинсы и свитер. Мне не хотелось подчеркивать торжественность момента своим внешним видом. В самом деле, что произошло? Ничего особенного! Ну, посадили парня по смешному обвинению. Подумаешь! Все это настолько смехотворно, что и говорить не стоит! Выпустят, как миленькие! Никуда не денутся!
Повторяя все это про себя, как заклинание, я ждала Лешку в комнате для посещений.
– Не может быть! – сказал Лешка, увидев меня.
Он остановился на пороге, как вкопанный, конвойный подтолкнул его в спину.
– Майка!
– Мне не разрешили тебя обнять, – пожаловалась я, вставая.
– А ты хотела?
– Очень, – ответила я горячо. – И не только обнять!
Лешка сделал шумное глотательное движение. Я смотрела на его лохматые рыжие вихры, на веснушчатый нос, и думала: как я не понимала раньше такой простой вещи? Да я жить без всего этого не могу! Без этих веснушек, без этих рыжих волос, без этих бесконечных подколок...
– Издеваешься? – осведомился Лешка, глядя под ноги. – Пришла добить меня морально?
– Леш, – позвала я.
Лешка поднял на меня хмурый взгляд.
– Я тебя ужасно люблю, – сказала я. – Я тебя так люблю, что сказать не могу!
Почему-то вместе с Лешкой покраснел и конвойный. Лешка оглянулся на него. Конвойный демонстративно уставился в потолок. По его губам забродила неопределенная кривая ухмылка.
– Ты бредишь? – спросил Лешка.
– Нет.
– И не издеваешься?
– Нет.
– Ты серьезно! – догадался Лешка.
Я чихнула и сказала:
– Какой же ты у меня умный!
– Майка!
Лешка рванулся навстречу, но тут же затормозил и оглянулся на конвойного. Конвойный все так же внимательно рассматривал трещины на потолке.
– Иди сюда, – сказала я. – Нам разрешили поздороваться.
Это было самое дурацкое объятие, какое только можно себе представить. Лешка все время оглядывался назад, потом начал отпихивать меня, бормоча, что он грязный и небритый... Потом снова притягивал меня к себе, хватал за щеки, заглядывал в глаза и спрашивал:
– Ты серьезно, да? Серьезно?
Наконец конвойный не выдержал и подал голос:
– У вас десять минут!
Мы сели за грубый деревянный стол. Лешка взял мою руку и стиснул ее так, что я тихо охнула.
– Прости, прости!
– Ерунда.
– Майка, я никого не убивал!
– Это я и без тебя знаю, – сказала я насмешливо.
– Понимаешь, Ирина явилась ко мне две недели назад. Почти сразу после смерти отца, – начал Лешка. Тут же остановился, посмотрел на меня и спросил:
– Знаешь уже?
– Кто твой отец? Знаю.
Лешка кивнул головой.
– В общем, явилась и говорит: «Вы сын моего мужа».
– Я слышала, Азика перед смертью сильно напугали? – сказала она небрежно.
– Говорят, что да, – ответила я осторожно.
– Так же, как Толика?
Я молча посмотрела на нее. Глаза Алины подозрительно блестели, губы кривила нехорошая усмешка.
– Милицейские работники не нашли в смерти от сердечного приступа никакого криминала, – сказала я хрипло.
– Это потому, что милицейские работники не обладают двумя вещами, – спокойно ответила Алина. – Эрудицией и воображением.
– А если бы они ими обладали? – спросила я, и с удивлением обнаружила, что меня трясет озноб. Нервы, надо полагать.
– Если бы они этим обладали, то могли бы построить десяток вполне правдоподобных гипотез, – ответила Алина.
– Например?
– Ну, например...
Алина возвела к потолку зеленые кошачьи глаза.
– Например, театр.
– Театр? – не поняла я.
– Я где-то читала, что в одном лондонском театре зрители внезапно кинулись прочь из зала, – объяснила Алина невозмутимо.
– Почему? – не поняла я. – Пьеса была страшная?
Она усмехнулась.
– А вместе со зрителями спектакля на улицу высыпали жители ближайших домов.
– Почему?!
– Им показалось, что началось землетрясение, – объяснила Алина все так же невозмутимо.
Я взялась за голову. Какое землетрясение?! При чем тут Лондон?! При чем тут театр?!
– Ничего не понимаю, – сказала я наконец.
Алина посмотрела на меня долгим странным взглядом.
– Может, это и к лучшему, – пробормотала она себе под нос. Поднялась с кресла и любезно произнесла:
– Всего хорошего!
– Нет!
Я удержала ее за руку.
– Я не уйду, пока вы не ответите на все мои вопросы!
– Майя, я не настолько всеведущая, – терпеливо сказала Алина.
– Но вы же что-то знаете!
– Прости, мне пора собираться на спектакль, – оборвала меня Алина.
Я покорно поднялась с дивана, прижала к груди конверт и вышла в прихожую. Алина открыла мне дверь, я шагнула за порог и обернулась.
– Зачем вы мне все это рассказали? – спросила я.
Алина пожала плечами.
– Не знаю. Отвратительное человеческое качество: тщеславие. Захотелось выглядеть более информированной, чем это есть на самом деле.
Она посмотрела на меня и внушительно добавила:
– Будь осторожна!
– Ничего не понимаю! – произнесла я отчаянно. – И спросить не у кого!
– Между прочим, есть такое место, где даются ответы на все вопросы, – невозмутимо напомнила Алина, поправляя прическу.
– И как оно называется? – спросила я, мрачно усмехаясь. – Загробный мир?
– Оно называется «Интернет», – ответила Алина и захлопнула дверь.
* * *
Последующие два дня я отчаянно боролась с собой.Конверт, который передала мне Алина, лишил меня сна. Я спрятала его на дно своей спортивной сумки, а сумку закопала на самом дне своего объемного багажника.
Я точно знала: если я начну читать отчет детективного агентства, то заброшу все остальные дела. Заброшу свою работу, за которую мне деньги платят.
А еще я почему-то вспомнила про шкатулку Пандорры. Говорили глупым людям: не открывайте, ничего хорошего из этого не выйдет!
Но неуемное человеческое любопытство пересилило, люди открыли крышку и выпустили на свет множество болезней. В том числ, смертельных.
Почему-то мне кажется, что в конверте, переданном Алиной, скрыт какой-то смертельный вирус.
Не буду его читать.
Я добросовестно проделала всю порученную мне работу, и даже удостоилась похвалы шефа. Рекламодатель тоже остался доволен, шеф выплатил мне небольшие премиальные.
Материальная часть моего существования обрела фундамент. Сами знаете, когда под ногами прочное денежное основание, все остальные проблемы кажутся не такими уж существенными.
Работа отвлекала меня ровно два дня. После того как я сдала статьи и оказалась не у дел, лекарства от любопытства у меня не осталось.
Я ворочалась ночью без сна и страстно мечтала об одном: чтобы мою машину угнали вместе со всем содержимым багажника!
Но ни один городской автоугонщик не польстился на старую «ниву» цвета «баклажан».
В общем, что там говорить... Я сломалась!
Сломалась не сразу, а только через четыре дня после получения конверта. По-моему, это говорит о том, что воля у меня сильная.
Так или иначе, но я достала заветный конверт, дождалась, когда редакция опустеет, и прочитала все бумажки, сложенные в нем. От первой до последней.
То, что я прочитала, окончательно лишило меня сна.
Я просидела всю ночь на неразобранном диване, глядя остановившимся взглядом в оконное стекло. И опомнилась только тогда, когда за окном проступили неясные очертания хмурого утреннего пейзажа.
Я собрала бумажки, уложила их обратно в конверт и осмотрелась кругом.
Хотя здание, в котором находилась редакция, имело солидный возраст, каминов в нем не было. Разобрали много лет назад. А жаль.
Я задумчиво посмотрела на конверт.
Выбросить? Ни за что! Его нужно как-то уничтожить. Но как?
Я уселась на диван и потерла лоб. Как мне избавиться от этой напасти? Как?!
О, придумала!
Отдам конверт тому, кто имеет право на эти бумаги! Передам в собственные руки, и пускай делает с ними, что хочет!
Даже в мыслях я боялась назвать отпрыска Терехина по имени. Не знаю почему. Боялась, и все!
Я дождалась появления уборщицы, сунула конверт за пазуху и выскользнула на улицу.
Утро встретило меня крепким морозцем. Черт, зима на носу, а у меня нет зимних вещей! Придется ехать домой.
Я поежилась, но не от холода, а от угрызений совести. Каждый день я торжественно давала себе слово позвонить родителям, и каждый день откладывала звонок «на завтра». А на следующий день звонить оказывалось еще трудней, чем сегодня.
В общем, я прочно увязла в болоте, название которого «малодушие». Я понимала, что поступаю недостойно, и от этого совершала новую гадость: откладывала звонок родителям. И так до бесконечности.
«Свинья!»– сказала совесть в сотый раз. И я в сотый раз с ней согласилась.
Я уселась в машину. Бр-р-р, холодина какая! Нужно ехать домой. И не только за теплыми вещами. Нужно навести мосты, покаяться и извиниться перед предками. Вот отдам конверт владельцу и поеду домой. К папе и маме. Ура!
Мысль о доме приятно согрела душу. Я включила обогреватель, пошарила по волнам радиостанций. Нашла бодренькую песенку, тронула машину с места и поехала в пункт назначения.
В яхт-клуб.
Стоянка почему-то оказалась закрытой. Странно, клуб работает круглосуточно, и все службы при нем функционируют в том же режиме.
Я оставила машину перед воротами, вышла из салона и пошла по длинному причалу.
Вошла в здание, поздоровалась с охранниками. Мне показалось, что они выглядят как-то странно. Подавленными, что ли...
– Хозяин здесь? – спросила я, кивая на лестницу.
Охранники молча переглянулись. В мою душу змеей вползло нехорошее предчувствие.
– В чем дело?
Один охранник кашлянул, прочищая горло. Впрочем, ему это не помогло, голос все равно звучал сипло.
– Нету хозяина.
– А где он?
Охранники снова переглянулись.
– В милиции.
– Что?
Я даже засмеялась от неожиданности. Что за глупый розыгрыш?
Но мой смех никто не поддержал. Старший охранник пояснил:
– Его вчера арестовали.
– За что?!
Мой голос сорвался и дал петуха.
– За убийство.
– Господи, – прошептала я. Перекрестилась и повторила:
– Господи!
– Сами в шоке, – поддержал меня старший охранник. – Мы не верим, что он ее убил. Никто не верит.
Я подскочил на месте.
– Её? Кого «её»? О ком вы говорите?
Охранник удивился.
– Как это «о ком»? О вдове! О Терехиной!
– Терехину убили?!
Я плюхнулась на стул. Конверт выпал из-за пазухи и тяжело шлепнулся на пол. Я не сделала попытки его поднять. Не могла шевельнуться.
– А вы не знали?
Я молча и медленно покачала головой.
– Позавчера нашли, – поделился охранник.
– Сердечный приступ? – прошептала я непослушными губами.
– Яд, – коротко поправил меня охранник.
– Яд?
Я подняла руки и изо всех сжала виски. Я не сойду с ума. Ни за что не сойду. Я сильная.
Я опустила руки и недоверчиво оглядела охранников. Меня не покидала слабая надежда на розыгрыш.
– Это правда? – настойчиво переспросила я.
Охранники только развели руками.
– А почему арестовали Лешку? То есть Алексея Сергеевича, – поправилась я.
– Он не Алексей Сергеевич, – мрачно сказал охранник. – Он, оказывается, Алексей Анатольевич.
Я похолодела. Мне казалось, что этой маленькой подробности не знает никто, кроме меня и Алины Брагарник.
– Он, оказывается, сын покойного Терехина, – поделился охранник. Я молча рванула ворот свитера. Отчего-то мне стало трудно дышать.
– Откуда вы знаете? – спросила я.
Охранник пожал плечами.
– У меня брательник в милиции работает. Там все знают.
Я хрустнула пальцами. Все знают! А я, дура, раздумываю, как мне уничтожить этот конверт!
– Даже если он сын Терехина, – начала я, стараясь говорить спокойно, – то это ничего не значит. Зачем ему убивать вдову?
– Говорят, из-за наследства, – высказался охранник. – Вроде деньги они не поделили.
– Какие деньги? – сказала я безнадежно. – Терехин все продал за несколько дней до смерти! А деньги оставил маме! Понимаете? Маме, а не жене! Он с ней развестись собирался! С женой, не с мамой!
Я задохнулась и остановилась. Охранники переглянулись.
– Вы уже в курсе? – восхитился один. – Вот пресса работает! Уважаю!
Он сменил тон на деловой и пояснил:
– Говорят, Леха об этом не знал. Ну, о том, что вдова осталась на бобах. Решил получить все, что осталось от отца, вот и отравил его вдову.
– Чушь какая-то, – сказала я. – Абсолютная чушь! Бред сивой кобылы!
– Так у него яд нашли, – поделился охранник.
– Где?
Охранник кивнул головой в потолок, намекая на Лешкин кабинет.
– Там.
– Где?!
– В кабинете, – растолковал охранник словами.
– Где?! – рявкнула я. – В столе, под половицей, под сиденьем кресла? Где?!
Охранник немного поразмыслил.
– Вроде в кармане костюма, – задумчиво ответил он. – Но точно не скажу. Не упаковку, нет... Вроде просыпалось несколько кристалликов. В общем, уточню у брата.
Я поднялась со стула и направилась к выходу.
– Майя!
Я обернулась. Младший охранник торопливо собирал разбросанные по полу бумаги.
– Вы забыли!
Я приняла конверт, сунула его в карман и на негнущихся ногах покинула здание яхт-клуба.
Дошла до машины, уселась за руль. Куда теперь?
И отчетливо поняла: домой!
Трясущимися руками повернула ключ зажигания. Развернула машину так, что рассерженно взвизгнули старенькие тормоза, рванула с места.
Доехала до дома, выскочила из салона и, не закрыв машину, бросилась к подъезду. Взлетела на третий этаж, отчаянно забарабанила в дверь руками и ногами.
– Папа! Мама! Откройте!
Дверь распахнулась. На пороге стоял отец, из-за его плеча выглядывало бледное мамино лицо.
– Майка! – тихо сказал папа. – Доченька!
Отступил на шаг, пропуская меня в дом. Я перешагнула порог и крепко обхватила мамину шею. Меня начали сотрясать истерические рыдания.
– Мамуля! Прости меня!
– Майя...
Мама немедленно разревелась вслед за мной. Отец обнял меня сзади, и минут десять в воздухе реяли только нечленораздельные восклицания, перемешанные со слезами и поцелуями.
– Мамочка! Папка! Простите меня! Я такая сволочь!
– Ну что ты, что ты! Мы тоже хороши! Замучили тебя своими придирками!
Чмок, чмок...
– Я больше не буду!
– Доченька! Как хорошо, что ты приехала!
Чмок, чмок...
– Это мы виноваты.
– Ни в чем вы не виноваты! Я сама идиотка!
Чмок, чмок...
Занавес.
Через полчаса я сидела на кухне, укутанная в теплый банный халат. Передо мной стоял стол, накренившийся под тяжестью тарелок и тарелочек, на плите исходил яростным паром закипевший чайник. Мои босые ноги покоились в тазике с теплой водой, родители сновали по кухне, отыскивая профилактические средства от простуды.
– Нашла «Фервекс»...
– Выброси его, он старый. Дай «Колдрекс» разведу.
– Я сама разведу!
Я молча наблюдала, как родители, отпихивая друг друга, стремятся спасти родную дочь от ангины, и по лицу у меня бежали слезы. Честное слово, только сейчас я поняла, что человек на восемьдесят процентов состоит из жидкости! Я не поняла только одного: где она помещается в таком количестве?
Наконец, родители пришли к консенсусу. Папа развел порошок «Колдрекса», мама напоила меня из чашки, как маленькую. Я тихонько вздохнула от счастья.
Как дома хорошо!
Мама уселась напротив и взяла меня за руку. Отец присел рядом на корточки и взял другую руку. Мне казалось, что родители до сих пор не могут поверить, что я вернулась, поэтому все время стремятся до меня дотронуться.
– Доченька, какой чай заварить? – спросил папа.
– Какой хочешь, – сказала я.
– Ты ничего не ела! – встревожилась мама.
– Я пока не хочу. Потом, ладно? Дайте на вас посмотреть.
– Завари чай! – напомнила мама отцу. Тот послушно поднялся на ноги и достал заварной чайник.
– Ты похудела, – строго заметила мама. – Не ела ничего?
Мне стало смешно. По-моему, я только и делала, что обжиралась.
– Ела! Честное слово!
Мама махнула рукой.
– Всухомятку, не вовремя, урывками, что придется...
Тут же оборвала себя и испуганно заглянула мне в глаза: не сержусь ли?
Я тихонько засмеялась и поцеловала ее в щеку.
– Вы меня быстро откормите, – сказала я. – Пап, как насчет упитанного тельца по поводу возвращения блудной дочери?
– Все, что хочешь, – ответил отец, оборачиваясь. – Все, что пожелаешь.
– Как же я вас люблю! – сказала я. – Я даже не знала, что я вас так люблю!
– У тебя неприятности? – поинтересовался папа, стараясь говорить небрежно.
– Почему ты так решил?
– Просто у тебя было такое лицо...
Папа смутился и замолчал. Я вспомнила то, что произошло в яхт-клубе, и ответила:
– Неприятности не у меня. У Лешки. Его арестовали.
Родители молча переглянулись.
– Уже знаете? – поразилась я. – Похоже, я все узнаю последней!
– Майка, ты забыла, что я бывший милиционер, – неловко сказал отец.
– Ах, да! – спохватилась я. И потребовала:
– Рассказывай!
Отец сел на стул.
– Дело плохо, – сказал он глухо. – Его обвиняют в том, что он отравил Иру Терехину из-за наследства.
– Пап, не было там никакого наследства! – сказала я. – Терехин все продал еще до смерти! А деньги разбросал по разным счетам и оставил матери!
Отец удивился.
– Смотри-ка, ты хорошо информирована! О том, чей Лешка сын, ты тоже знаешь?
– Знаю, – ответила я угрюмо. Посмотрела на отца и спросила:
– А сам-то Лешка знал, чей он сын?
Отец молча пожал плечами.
– Говорят, у него в кармане нашли кристаллики яда, которым отравили Терехину, – сказал он после небольшой паузы.
– Яд ему могли подбросить.
– Кто?
– Тот, кто...
Я хотела сказать, «тот, кто убил Терехина и его компаньона». Но вовремя спохватилась и замолчала. Незачем втягивать родителей в эту темную историю. Разберусь сама.
– В общем, пока не знаю, – выкрутилась я.
– Надеюсь, ты не занимаешься расследованием? – встревожилась мама.
– Нет, конечно, нет, – успокоила я.
– Смотри! – пригрозила мама. – У меня лишней дочки нет!
А папа ничего не сказал. Только посмотрел на меня задумчивым взглядом.
– Устроишь мне свидание с Лешкой? – попросила я.
– Постараюсь, – ответил отец.
– Надеюсь, ты не веришь, что он убийца?
– Конечно, нет, – ответил отец очень спокойно.
– Слава богу, – пробормотала я.
Мама спросила:
– Что ты собираешься делать?
– Я собираюсь поддержать Лешку морально, – ответила я. – Я хочу, чтобы он знал: мы на его стороне. Что мы не верим в эту чушь. Что у него есть близкие люди.
– Молодец, – одобрил отец.
Я посмотрела на родителей и смущенно сказала:
– Знаете, что? Если бы Лешку не арестовали, я бы, наверное, никогда не поняла, что жить без него не могу.
Мама молча всплеснула руками. Папа спросил:
– А если его все-таки посадят?
Я помотала головой.
– Не посадят.
– Ты уверена?
– Уверена, – ответила я.
Хотя на самом деле такой уверенности у меня не было.
* * *
На следующий день я поехала к Лешке. Не в тюрьму, а в дом, где он жил, когда был богатым и благополучным хозяином яхт-клуба.Квартира встретила меня полуокрытой дверью.
Я вошла в просторный овальный холл, громко позвала:
– Хозяева! Есть тут кто-нибудь?
В отдалении мелко зашаркали тапочки. Из длинной коридорной кишки выплыла нимфа по имени Ксюша.
– Ты? – не поверила она.
– Я, – согласилась я. – А почему дверь распахнута? Чем ты занимаешься?
– Вещи укладываю! – с вызовом ответила Ксюша и тут же зашаркала обратно.
Я пошла следом за ней в большую светлую спальню и огляделась.
На неубранной кровати лежал огромный дорогой чемодан, который Лешка привез из Канады. Чемодан был раскрыт, Ксюша тщательно набивала его объемное чрево разноцветными тряпками.
Я присела в угол, на стул и принялась молча наблюдать за ее ловкими движениями.
– Зачем явилась? – спросила Ксюша, не переставая укладываться.
– Так, – ответила я неопределенно.
– На меня посмотреть, себя показать, – догадалась Ксюша.
Я молчала, не сводя с нее взгляда.
– Довольна? – спросила Ксюша.
Я удивилась.
– Чем?
– Как чем? Получила, наконец, своего ненаглядного Лешеньку!
– Ты не забыла, что Лешенька в тюрьме? – кротко спросила я.
Ксюша нетерпеливо отмахнулась.
– Выйдет когда-нибудь! И забирай его со всеми потрохами! Дарю!
– Спасибо, – поблагодарила я. – Ты такая добрая.
В коридоре раздались шаги. Мужской голос интимно позвал:
– Ксюник! Ты где?
На паркете возникла тень мужской фигуры. Я с интересом посмотрела на Ксюшу. У Ксюши хватило совести покраснеть.
– В машине подожди, – велела она грубо.
– Почему? – удивился мужчина. Нас с ним разделяла открытая дверь спальни, поэтому мы друг друга не видели: он находился с одной стороны створки, я с другой.
– Еще не собралась? – продолжал мужчина. – Ксюник! Мы же договорились! А деньги все взяла?
– Иди в машину! – велела Ксюша, теряя терпение.
– Что с тобой? – спросил мужчина и шагнул в комнату. Теперь я видела его спину, облаченную в новенькую кожаную куртку.
– Ты чего такая дерганая? – игриво продолжал мужчина, приближаясь к Ксюше. Тут же сменил тон на деловой и спросил:
– А запонки не забыла уложить? У него были золотые запонки...
– Добрый день! – сказала я.
Мужчина резко обернулся. Его глаза испуганно обшарили меня с головы до ног.
– Ты кто? – спросил он недоверчиво.
– Голос твоей нечистой совести, – ответила я.
Мужчина повернулся к Ксюше.
– Что это значит? – спросил он с фальшивым театральным достоинством.
– Это значит, что запонки останутся со своим владельцем, – ответила я. И добавила:
– Идите отсюда. Быстренько. Иначе я позвоню следователю.
– Подожди в машине! – взмолилась Ксюша. – Я быстро!
Мужчина развернулся. Бросил на меня еще один взгляд, в котором нахальство смешалось с трусостью, и покинул комнату.
Хлопнула входная дверь.
Я закинула ногу на ногу, отряхнула юбку и небрежно спросила:
– Мародерствуем помаленьку?
– Не твое дело! – с ненавистью ответила Ксюша. – Мне этот пижон полгода мозги компосировал!
– Компостировал, – поправила я.
– Не важно! Полгода голову морочил! – изменила формулировку барышня. – Он, видишь ли, другую любит, но я могу тут жить, как дома! Ну, не козел?
– Давно ты это узнала? – поинтересовалась я.
– Что узнала?
– То, что он другую любит?
– Господи!
Ксюша пренебрежительно оттопырила нижнюю губку.
– Да с самого начала! Не дура, не обманешь!
– Но это не мешало тебе жить на его деньги, – напомнила я. Указала на доверху набитый чемодан и добавила:
– По-моему, ты недурно прибарахлилась.
Ксюша поперхнулась. Её глаза с ненавистью уставились на меня. Как ни странно, эта ненависть согрела мне душу. Так женщины смотрят только на счастливую соперницу.
– Я эти деньги отработала, – отрезала она.
Я тихо засмеялась.
– Что ж, вполне профессиональная логика. Ладно...
Я хлопнула себя по коленям. Поднялась со стула, подошла к кровати и велела:
– Забирай все, что заработала, только запонки оставь. Лешке их мать подарила, на окончание университета. Давай, давай! Не заставляй меня рыться в твоем барахле!
Ксюшины губы сжались в тонкую бледную полоску. Она сунула руку в боковой карман чемодана, вытряхнула оттуда небольшую ювелирную коробочку.
– Подавись!
– Топай отсюда, – велела я. – Только ключи оставь.
Ксюша резким движением разодрала молнию на сумочке. Достала оттуда связку ключей, швырнула их на кровать.
– Можно идти? – спросила она с ненавистью.
– Проваливай.
Ксюша с трудом застегнула раздутое пузо чемодана. Стащила его с кровати и торопливо поволокла к двери, словно боялась, что я передумаю и обыщу ее багаж.
Может, и нужно было обыскать, но меня одолела брезгливость. Я взяла ключи, вышла в прихожую и заперла за ней дверь. На два оборота.
Вернулась назад, прошлась по комнатам.
Кругом царил дикий разгром. То ли мародеры постарались, то ли милиция, то ли все вместе... Но потрудились славно.
Я закатала рукава, нашла на кухне передник и нацепила его на себя.
Все. Навожу порядок в квартире, в своей жизни, в Лешкиной жизни... Во всем!
День прошел продуктивно. Правда, спина почему-то перестала гнуться, словно в позвоночник забили длинный железный штырь, но чувство исполненного долга перевесило эту маленькую неприятность.
Я вернулась домой и получила еще один положительный энергетический заряд:
– Я договорился, – сказал отец. – Завтра в десять.
– Что в десять? – не поняла я.
– Ты же просила! – удивился отец. – Свидание с Лешкой! Забыла?
Я подошла к отцу, крепко обняла его за шею и поцеловала. Мы стукнулись лбами и одновременно рассмеялись.
Как ни странно, ночью я спала как убитая. Меня неожиданно охватило чувство такой уверенности в себе, какого я не помнила за всю предыдущую жизнь. Я точно знала, что поступаю правильно, и все тут. Это чувство давало мне право на спокойный сон и силы на дневные дела. На любые. В том числе опасные и неприятные.
Однако свидание с Лешкой к неприятным вещам не относилось.
Я перебрала весь гардероб, но оделась как обычно: в джинсы и свитер. Мне не хотелось подчеркивать торжественность момента своим внешним видом. В самом деле, что произошло? Ничего особенного! Ну, посадили парня по смешному обвинению. Подумаешь! Все это настолько смехотворно, что и говорить не стоит! Выпустят, как миленькие! Никуда не денутся!
Повторяя все это про себя, как заклинание, я ждала Лешку в комнате для посещений.
– Не может быть! – сказал Лешка, увидев меня.
Он остановился на пороге, как вкопанный, конвойный подтолкнул его в спину.
– Майка!
– Мне не разрешили тебя обнять, – пожаловалась я, вставая.
– А ты хотела?
– Очень, – ответила я горячо. – И не только обнять!
Лешка сделал шумное глотательное движение. Я смотрела на его лохматые рыжие вихры, на веснушчатый нос, и думала: как я не понимала раньше такой простой вещи? Да я жить без всего этого не могу! Без этих веснушек, без этих рыжих волос, без этих бесконечных подколок...
– Издеваешься? – осведомился Лешка, глядя под ноги. – Пришла добить меня морально?
– Леш, – позвала я.
Лешка поднял на меня хмурый взгляд.
– Я тебя ужасно люблю, – сказала я. – Я тебя так люблю, что сказать не могу!
Почему-то вместе с Лешкой покраснел и конвойный. Лешка оглянулся на него. Конвойный демонстративно уставился в потолок. По его губам забродила неопределенная кривая ухмылка.
– Ты бредишь? – спросил Лешка.
– Нет.
– И не издеваешься?
– Нет.
– Ты серьезно! – догадался Лешка.
Я чихнула и сказала:
– Какой же ты у меня умный!
– Майка!
Лешка рванулся навстречу, но тут же затормозил и оглянулся на конвойного. Конвойный все так же внимательно рассматривал трещины на потолке.
– Иди сюда, – сказала я. – Нам разрешили поздороваться.
Это было самое дурацкое объятие, какое только можно себе представить. Лешка все время оглядывался назад, потом начал отпихивать меня, бормоча, что он грязный и небритый... Потом снова притягивал меня к себе, хватал за щеки, заглядывал в глаза и спрашивал:
– Ты серьезно, да? Серьезно?
Наконец конвойный не выдержал и подал голос:
– У вас десять минут!
Мы сели за грубый деревянный стол. Лешка взял мою руку и стиснул ее так, что я тихо охнула.
– Прости, прости!
– Ерунда.
– Майка, я никого не убивал!
– Это я и без тебя знаю, – сказала я насмешливо.
– Понимаешь, Ирина явилась ко мне две недели назад. Почти сразу после смерти отца, – начал Лешка. Тут же остановился, посмотрел на меня и спросил:
– Знаешь уже?
– Кто твой отец? Знаю.
Лешка кивнул головой.
– В общем, явилась и говорит: «Вы сын моего мужа».