Тихонова Карина. Тайна осенней звезды

   – Говорят, что в имени человека запрограммирована частичка его судьбы. Ты в это веришь?
   – Конечно! – ответил Иван, не раздумывая.
   – И ты не побоялся взять такой псевдоним?
   Иван откинулся на металлический поручень. Сложил руки на груди, уставился на меня сквозь полуопущенные ресницы. На его губах заиграла лукавая усмешка.
   – Как тебя называют дома? – спросил он неожиданно.
   Я удивилась.
   – Меня?
   – Тебя, тебя...
   – Ая, – призналась я смущенно и тут же зыркнула глазами в сторону Джокера: не смеется ли?
   Джокер не смеялся. Зато негромко рассмеялся Иван.
   – Ая? – перепросил он. – Какая прелесть. Почему тебя так называют?
   – Раньше я не выговаривала букву «эм», – объяснила я. – Вот так все и вышло.
   – А-я, – повторил Иван нараспев. Оживился и приподнял голову:
   – А что? Здесь запрограммированы некоторые черты твоего характера!
   – В двух буквах? – изумилась я.
   – Ну, да!
   Иван принялся загибать пальцы.
   – Ты человек крайностей. Либо черное, либо белое. Угадал?
   – Ну, может быть...
   – Не любишь канителиться. Скорая на расправу.
   – Ну, может быть...
   – И, наконец, в тебе скрыт огромный не реализованный потенциал.
   – Да? – обрадовалась я. – Откуда ты знаешь?
   – Смотри: во-первых, в твоем прозвище всего две буквы. Коротко и ясно. Второе: это не просто две буквы, а первая буква алфавита и последняя буква алфавита. Две крайние точки в одном прозвище. Понимаешь?
   – Понимаю.
   – Ну, и, наконец, между ними содержится весь оставшийся запас кириллицы. Как символ больших внутренних возможностей. Логично?
   – Логично, – признала я. И тут же спросила:
   – А легенда о «Летучем голландце»? В ней, что, есть какая-то реальная подоплека?
   – У каждой легенды есть реальная подоплека, – ответил Иван.
   – И у этой?
   – У этой их даже несколько.
   – Существовал такой человек, Ван Дер Декен? – догадалась я.
   Иван пожал плечами.
   – Наверное, существовал. Но началось все задолго до него. Все началось тогда, когда человек построил первую лодку. И пошло-поехало... Возьми, к примеру, викингов. Ты знаешь, что они хоронили своих вождей в лодках?
   – Нет, – ответила я заинтересованно. – Прямо в лодках?
   – Прямо в лодках, – подтвердил Иван. – Точнее, в драккарах. Между прочим, пренеприятная была процедура. Не стану рассказывать, тебе не понравится.
   – Человеческие жертвоприношения?
   – И не только. Ладно, не важно. Главное, что встретить в море судно с мертвым «морским королем» считалось у викингов хорошей приметой! Они вообще спали и видели, как присоединятся после смерти к команде какого-нибудь мертвого вождя.
   – Каждому свое, – заметила я. – А что было после викингов?
   – После викингов были португальцы. Они искали обходные пути в Индию.
   – Нашли?
   – А как же! Как раз мимо мыса Доброй Надежды! Отвратительное место, скажу я тебе.
   – Ты там был?
   – Где только я не был, – ответил Иван философски и вздохнул.
   – А потом? После португальцев?
   Тема начала меня по-настоящему интересовать. Маленький Джокер тихонько примостился рядом с нами. В руке у него была кружка с дымящимся чаем.
   – Что было потом? – повторила я.
   Иван, не отвечая, смотрел куда-то поверх моей головы.
   – Ну, что же ты? – подначил Джокер. – Расскажи ей про корабли чумы!
   – Корабли чумы? – переспросила я. – Что это такое? Иван!
   Иван молча отряхнул свитер.
   – Видите ли, милая девушка, – ответил Джокер вместо него, – в средние века по Европе гуляли разные нехорошие болезни. Как правило, их завозили корабли, пришедшие из других стран. Например, из Турции. В 1730 году там вспыхнула эпидемия чумы. В Лондоне стало известно, что из Мессины в Англию направилось «чумное» голландское судно. Когда корабль подошел к Плимутскому заливу, английская эскадра преградила ему путь и дала залп из бортовых орудий. Получив несколько пробоин, несчастный корабль был вынужден уйти в Атлантику.
   – Им не дали даже воды? – спросила я с ужасом.
   – Им не дали ничего, – ответил Джокер, и его глаза сверкнули в темноте. – Или вот еще пример: в 1773 году другое голландское судно зашло на Мальту за запасом воды и продовольствия. Портовые власти узнали, что капитан и четырнадцать матросов умерли от чумы. Судну приказали немедленно выйти в море, не дав даже сделать запаса воды. Оно взяло курс на Тунис. Но весть о чумном корабле уже разнеслась по всему Средиземноморью, и тунисский порт оказался для него закрыт. Тщетными оказались попытки двадцати трех оставшихся в живых моряков войти в Неаполитанский залив. Корабль обстреляли из пушек порта. Вот так отверженное судно начало свои бесконечные скитания. Никто не подпускал его к берегу. Без воды, без пищи, один за другим погибали моряки на борту обреченного судна. Впоследствии «чумной корабль» не раз видели у Азорских островов. Никем не управляемый, он несся под всеми парусами навстречу своей судьбе «Летучего голландца»... ^[3]
   – Господи, какой ужас! – сказала я тихо. – Выгоняли в океан без пищи, без воды... Господи!
   Я невольно перекрестилась.
   – Да, милая барышня, – поддакнул Джокер с некоторым злорадством. – Без пищи и воды... Между прочим, смерть от жажды – самая страшная из всех смертей. Особенно, когда вокруг море соленой воды... Вы, люди, ненавидите даже себе подобных.
   Я повернула голову и взглянула на собеседника.
   – Почему вы говорите в третьем лице? – спросила я резко. – Вы тоже человек!
   – Только наполовину! – ответил Джокер.
   – Почему? – не поняла я.
   Карлик с шутовской серьезностью развел руками.
   – Не дорос!
   Подумал и ядовито добавил:
   – А впрочем, спасибо за комплимент.
   – Все, хватит! – велел Иван. Джокер ухмыльнулся и поднял с палубных досок свою кружку.
   – Майка, – позвал Иван.
   Я подняла на него глаза.
   – Это было очень давно. Не грусти.
   Я не ответила.
   – Джо!
   – Слушаю, ваше величество, – откликнулся Джокер.
   – Развесели даму, – велел Иван.
   Карлик с готовностью подскочил на ноги.
   – Вы любите стихи? – спросил он меня.
   Я растерялась.
   – Стихи? Да, конечно...
   Карлик приосанился и объявил:
   – Экспромт!
   Выставил перед собой короткую ручку, заговорил с преувеличенным пафосом, помогая себе жестикуляцией:
   – Ах, Майя, вы прекрасней рая!
   Опустил руку и озабоченно спросил:
   – Ну, как?
   – Гениально! – ответила я кисло.
   – Иван, продолжай, – велел карлик. – Я обыграл имя нашей гостьи, ты обыграй ее прозвище. Слабо?
   Иван поднялся на ноги, подошел ко мне и подал руку. Поднял меня с палубных досок, не выпуская моей руки, договорил:

 
– ...И чувств высоких не тая,
Признаюсь в них от «а» до «я».
 

   Наклонил голову и почтительно поцеловал мою ладонь. У меня сладко замерло сердце.
   – Гениально! – ядовито восхитился Джокер. – Ты должен был заняться творчеством вплотную! Не бросать же талант на ветер! Майя, наш общий друг, его величество Дердекен в юности баловался рифмоплетством.
   – Сгинь, – велел Иван. Джокер снова ухмыльнулся, подхватил свою кружку и скрылся внизу.
   Я проводила взглядом маленькую неуклюжую фигурку и спросила:
   – А ты не слишком груб?
   – Не слишком, – ответил Иван. – Джокер ненавидит, когда с ним сюсюкают. Он усматривает в этом элемент жалости.
   – Понятно.
   Мы помолчали еще немного.
   – Ты действительно писал стихи? – спросила я тихо.
   Иван прикусил губу, разглядывая меня в упор. У меня снова замерло сердце. Сейчас он меня поцелует.
   Но поцелуя не последовало. Иван неожиданно хмыкнул и сказал:
   – Писал.
   – Прочитай! – попросила я. Несмотря на холодный вечерний воздух, щеки мои пылали.
   Иван обхватил ладонями затылок, запрокинул голову прямо в черное небо. Немного подумал и тихо произнес:
   – Моя холодная осенняя звезда...
   Он замолчал.
   – Ну? – поторопила я. – А дальше?
   – Все! – ответил Иван. Опустил руки и громко рассмеялся, увидев мое вытянувшееся лицо. – Хорошего понемножку, принцесса! По-моему, мне удалось перещеголять японцев. У них мысль умещается в три строчки, а я загнал в одну.
   – Гениально! – сказала я сердито. – Ты снова надо мной смеешься, да?
   – Ничуть, – ответил Иван. – На этот раз только чистая правда. За всю жизнь я написал только одну строчку, и считаю, что поступил очень мудро. Ты не согласна?
   Я негромко повторила:
   – «Моя холодная осенняя звезда»...
   – По-моему, отлично придумано, – озабоченно поделился Иван. – Коротко и ясно. Почему ты не хочешь меня похвалить? Я очень самолюбив, как любой нормальный поэт!
   – Звучит хорошо, – нерешительно признала я. И объективно добавила:
   – Но этого мало! И вообще, почему ты так любишь холодные осенние звезды? Радиостанцию назвал «Осенняя звезда», яхту – «Ледяная звезда»... Про стихотворение уже не говорю.
   – Я ведь родился в ноябре, – ответил Иван очень просто. – Так что нравится мне это или не нравится – звезда холодная. Светит, да не греет. Есть такие люди.
   – Ты такой? – спросила я тихо.
   Иван пожал плечами.
   – Не знаю, – ответил он. – Не разобрался пока. Будущее покажет.
   Он развернулся, пошел к рюкзаку, брошенному на палубе. Присел на корточки, достал из него небольшой радиоприемник.
   – Послушаем музыку? – предложил он.
   – А здесь возьмет? – удивилась я.
   – Конечно! Мы недалеко от берега.
   Иван включил приемник, беззвучный вечерний воздух наполнился свистом и радиопомехами. Я поморщилась.
   Иван уловил мое недовольство, поднял голову и виновато попросил:
   – Потерпи немного.
   Я кивнула. Развернулась к нему спиной, взялась за холодные поручни, огляделась вокруг.
   Огромные сверкающие звезды тонули в море, как драгоценные камни, небо на горизонте сомкнулось с водой.
   Мир плавно перевернулся. Не было глубины под моими ногами, была только головокружительная высота, наполненная сиянием незнакомых планет. И я бесстрашно летела между ними на маленькой «Ледяной звезде».
   Радиопомехи неожиданно прекратились. В наступившей тишине раздались неторопливые переборы гитарных струн: Ричард Мэркс запел старую добрую балладу «Now and Forever».
   Высокий чистый голос заполнил пространство между небом и водой, скрепил их серебряной звездной нитью. Простая неторопливая мелодия взлетела над морем, расшевелила неподвижный вечерний воздух. Мир, раньше казавшийся мне застывшим, внезапно ожил и обрел бессмертную душу.
   Только сейчас я почувствовала, что я – часть этого огромного мира. Не самостоятельное отдельное существо, гордое своей независимостью, а кусочек этого неба, капля этого моря, частица звездного света... Что я была здесь всегда и останусь навечно даже когда умру. Что я видела все это очень давно и увижу снова через столетия. Что я – часть круга, у которого нет конца и нет начала.
   – Почувствовала, да? – тихо спросил Иван за моей спиной.
   Я молча кивнула и обхватила себя обеими руками. Меня начала сотрясать крупная дрожь восторга и ужаса.
   Иван стоит прямо за моей спиной. Сейчас он дотронется до моих плеч, я повернусь...
   Кто сказал, что целоваться на втором свидании неприлично?!
   Я закрыла глаза и крепче стиснула пальцы, стараясь успокоиться. Майка, тебе двадцать пять! Двадцать пять! Приди в себя, ты же не сопливая девчонка! Ну! Перестань трястись!
   – Он обнимет меня тогда, когда кончится песня, – произнесла я про себя.
   Отзвучали последние переборы струн, голос растворился в холодной темноте. Я открыла глаза.
   Вот сейчас. Ну?!
   Руки Ивана дотронулись до моих плеч. Прикосновение было очень легким и совсем не походило на объятие.
   Боится? Стесняется? А может, я ему не нравлюсь?
   Я подняла руки к плечам. Но вместо теплых мужских ладоней, мои пальцы коснулись холодной ткани.
   Ветровка. Джентльмен беспокоится, как бы дама не простудилась.
   Я повернулась. Иван стоял в нескольких шагах от меня. Наступившая темнота спрятала его лицо.
   – Пора возвращаться, – сказал он негромко. – Ты замерзла.
   И побежал вниз по лестнице в каюту.
   Я изо всех сил прикусила губу. Меня душили слезы обиды и разочарования.
   Пол под ногами содрогнулся. Вновь ожило и заработало невидимое сердце корабля. «Ледяная звезда» плавно качнулась, сделала поворот, двинулась к невидимому берегу.
   Так закончилось мое второе свидание с капитаном Дердекеном.
 
   Берег приближался неотвратимо, как расставание.
   Я смотрела на длинную темную полосу, расцвеченную вечерними огнями, и с трудом сдерживала слезы.
   За все это время мы с Иваном не сказали друг другу ни слова.
   Маленький Джокер сновал по палубе между нами, разряжая обстановку рассказом анекдотов, я натянуто улыбалась. Иван стоял у руля и, по-моему, ни разу не взглянул в мою сторону.
   Ясно. Я его совершенно не привлекаю. Как женщина.
   Тогда какого черта он потащил меня на эту прогулку? Из дружеской заботы? Чтобы я подышала свежим воздухом?
   Черт бы тебя побрал, Иван Дердекен!
   Джокер нацепил на голову длинную вязаную шапочку, напоминавшую шутовской колпак. С ее конца свисал мохнатый бубон, похожий на колокольчик. Сходство с шутовской атрибутикой стало, таким образом, еще сильнее.
   Мы подошли к причалу. Яхта мягко задела правым бортом доски пристани, качнулась и остановилась.
   – Приехали, – сказал Иван.
   Я сбросила с себя ветровку, взялась руками за край свитера.
   – Не надо!
   Иван оставил руль и подошел ко мне.
   – Не надо, – повторил он. – Вечером холодно.
   – А как же...
   – Я заберу свитер, когда довезу тебя до дома, – нетерпеливо перебил Иван. – Хорошо?
   – Хорошо, – прошептала я. По большому счету мне было уже все равно. Бал окончен, гаснут свечи...
   Иван принес из каюты мою джинсовую куртку. Перекинул ее через руку, спросил:
   – Готова?
   – Готова! – ответила я покорно.
   – Тогда высаживаемся.
   Я хотела переступить с борта на деревянный трап, но тут вспомнила о том, что не попрощалась с Джокером. Обернулась, громко позвала:
   – Давид Самсонович!
   Назвать его «Джокером» у меня не поворачивался язык.
   Голова карлика высунулась из машинного отделения. На голове вызывающе торчал вязаный колпак.
   – До свидания! – сказала я все так же громко. – Спасибо за прогулку.
   – Удачи вам, милая барышня, – ответил Джокер. – Заходите пореже.
   – Джо! – резко одернул Иван.
   Голова карлика мгновенно провалилась в люк.
   – Прости его, – извинился Иван. – Джокера иногда заносит.
   – Ничего его не заносит, – ответила я. И добавила себе под нос:
   – Просто он тебя ревнует.
   – Что? – не понял Иван. – Прости, не расслышал.
   – Ничего, – ответила я и побежала по деревянному трапу.
   Иван последовал за мной. Мы молча шли по длинному, ярко освещенному причалу. Я смотрела себе под ноги и не обращала внимания на происходящее до тех пора, пока мой взгляд не наткнулся на чьи-то кроссовки. Кроссовки были до ужаса знакомые.
   Я подняла голову. Перед нами стоял Лешка.
   Боже мой! Никогда в жизни не видела его таким!
   Лешка был растрепанным, помятым и взвинченным. На его лице цвели нервные красные пятна, рыжие волосы вызывающе торчали во все стороны. Что касается одежды...
   М-да...
   Похоже, что он хватал первое, что попадется под руку. Брюки от вечернего «выходного костюма» причудливо сочетались с кроссовками и теплой байковой фуфайкой.
   Я затормозила, вопросительно глядя на моего бывшего приятеля. Остановился и Иван.
   – Почему вы не предупредили, что выходите в море? – спросил Лешка. Его голос дрожал от бешенства.
   Я высокомерно задрала брови.
   – А почему я должна тебя предупреждать?
   Лешка подарил мне бешеный взгляд.
   – Да не о тебе речь!
   Он кивнул подбородком на Ивана, стоявшего чуть позади меня:
   – Я тебя спрашиваю! Почему не предупредили администрацию, что судно выходит в море?! Ты, что, правил не знаешь? Почему рацию отключили?! А если бы штормовое предупреждение?!
   Лешка не договорил и закашлялся. Справился с приступом кашля и продолжал все так же свирепо:
   – Профессионал хренов! Ладно, на себя тебе плевать. А эту дуру зачем с собой потащил? Если бы с ней что-то случилось...
   Лешка подавился негодованием. Я затряслась от злости. Мало того, что мой бывший друг осмелился назвать меня дурой! Он вел себя так, словно я была его собственностью! Его вещью, которую без спроса забрал малознакомый человек!
   – Знаешь, что... – начала я зловеще.
   – Молчи, глупая! – перебил Лешка. – Ты ничего не понимаешь! Этот павлин распустил хвост и потащил тебя в море, никого не поставив в известность! Даже рацию не удосужился включить! Ты представляешь, что могло произойти? А все почему? Потому что ему захотелось повыпендриваться перед дамой! Что ты молчишь?!
   Я вздрогнула от яростного окрика. Открыла рот, но вовремя поняла, что обращаются не ко мне. Лешка смотрел на Ивана, стоявшего чуть позади, и в глазах его плескалась безбрежная ненависть.
   – Что ты молчишь?!
   Я похолодела. Сейчас произойдет что-то ужасное, непоправимое. Иван не тот человек, с которым можно разговаривать подобным тоном. Сейчас он оторвет Лешке голову. И виновата в этом буду только я. Потому что хотела стравить двух мужчин. Хотела, чтобы Лешка меня приревновал. Дура, кретинка, тупица, идиотка!
   – Что ты молчишь?!! – снова выкрикнул Лешка. Его буквально колотило от... от ревности?
   Иван мягко отстранил меня, шагнул вперед. Я в ужасе закрыла глаза.
   – Штаны застегни, – посоветовал Иван негромко и спокойно.
   Я открыла глаза. Взгляд уперся в пояс Лешкиных брюк. Пуговица застегнута, а головка молнии болтается внизу. Наверное, он ужасно торопился...
   Мысль пронеслась в голове очень быстро. Я поймала себя на том, что пялюсь на расстегнутую молнию Лешкиных брюк. Спохватилась и торопливо опустила взгляд.
   Лешка задохнулся. Ответный удар был сокрушительным. Поставить мужчину в глупое положение перед дамой гораздо страшнее, чем просто набить ему морду.
   Я бросила на приятеля быстрый взгляд исподлобья. Багровый румянец на его лице сменился бледностью. Лешка отступил на один шаг. Он был уничтожен.
   Я почувствовала невольную жалость к своему бывшему другу.
   – Мы свободны? – вежливо осведомился Иван.
   Лешка не ответил. Иван взял меня под локоть.
   – Ты идешь? – спросил он как ни в чем не бывало.
   – Да, – ответила я неловко. – Подожди меня в машине.
   – Ты уверена?
   – Да, – твердо сказала я.
   Уйти, после того как Лешку унизили, я не могла. Иван бросил внимательный взгляд сначала на Лешку, потом на меня.
   – Жду тебя, – сказал он негромко.
   Я кивнула.
   Иван прошел мимо нас упругим беззвучным шагом и канул в темноту.
   Мы еще немного помолчали. Потом я подняла на Лешку суровый взгляд и спросила:
   – Как ты посмел назвать меня дурой?
   Лешка молчал.
   – Как ты посмел устроить здесь истерику? – продолжала я.
   Лешка разомкнул бледные губы и хрипло ответил:
   – Вы могли погибнуть.
   – Тебе-то какое дело?!
   Приятель усмехнулся. На его щеках ходуном заходили твердые желваки.
   – Действительно, какое? – пробормотал он. Поднял на меня взгляд и спросил:
   – Ты с ним? Да?
   – Что ты имеешь в виду?
   – Ты все прекрасно поняла!
   – Ах, так!
   Я подалась вперед.
   – По какому праву ты меня об этом спрашиваешь?
   – По праву человека, который тебя любит, – твердо ответил Лешка.
   – В какой день недели ты меня любишь? – поинтересовалась я.
   Лешка растерялся.
   – То есть как это?
   – Так это! – выкрикнула я со злобой. Спохватилась, понизила тон и продолжала уже вполголоса:
   – У тебя, мой драгоценный, столько баб, что можно запутаться. По понедельникам Ксюша, по вторникам Ира Терехина...
   – Что? – переспросил Лешка. – При чем тут Ира Терехина?
   Я брезгливо поморщилась.
   – Хватит врать! Я вас сегодня видела!
   И, сменив тон, заботливо поинтересовалась:
   – Как пообедали? Нормально? Ресторан приличный? Ты меня ни разу туда не приглашал!
   – Сегодня днем? – переспросил Лешка. Покраснел и протянул:
   – А-а-а! Вот ты о чем!
   – Об этом, об этом, – закивала я. – Вернее, об этой... Кажется, сегодня очередь Иры Терехиной? Вот я тебя и спрашиваю: какой день на неделе ты выделил для меня? Обещаю тебе, что в этот день я не буду гулять с другим мужчиной!
   – Ира Терехина, – повторил Лешка и истерически расхохотался. – Господи! Майка, ты же ничего не поняла!
   – Заткнись, – велела я коротко. – Я тебе когда-нибудь выговаривала за твоих бесконечных баб?
   – К сожалению, нет, – признал Лешка.
   – Тогда какого хрена...
   Я спохватилась и поправилась:
   – Какого черта ты себе позволяешь меня контролировать? Кто ты мне? Кто я тебе?
   – Майка, давай поженимся, – сказал Лешка серьезно.
   Я усмехнулась. Права была официантка в кафе. Самый верный способ привязать к себе мужчину – это наставить ему рога!
   – И не мечтай, – ответила я высокомерно.
   – Майка!
   – И чтобы ты больше не смел называть меня дурой! Ясно?!
   – Ясно, – подтвердил Лешка. И добавил:
   – Ты не дура. Ты полная дура.
   – Сам ты...
   Я не договорила. Сорвалась с места и рванула к автостоянке. Вот и поговорили. Милый вечерок.
   Белый «шевроле» стоял пред воротами. Иван успел вывести машину со стоянки, и я его мысленно поблагодарила. Встречаться с предателем-сторожем, накапавшим на меня Лешке, было выше моих сил.
   Я открыла дверцу, плюхнулась на сиденье рядом с Иваном.
   – Все в порядке?
   Я молча кивнула. Меня раздирали надвое усталость и дикая злоба.
   Иван не стал задавать других вопросов. Тронул машину с места, и мы поехали прочь от яхт-клуба.
   Доехали до дома на набережной. Иван вышел из машины, обошел ее и открыл мне дверцу.
   – Какой Версаль! – не удержалась я. Злость переливалась через край и доставала всех, кто находился рядом.
   Иван не ответил. Взял меня под локоть и повел к подъезду.
   Мы стояли в лифте рядом и молчали. На лестничной площадке Иван достал ключи, отпер дверь. Зажег в прихожей свет, посторонился и пропустил меня.
   Я вошла в прихожую на ватных ногах. Упала на мягкий пуфик, стянула кроссовки.
   Иван вошел следом и прикрыл дверь. Прислонился плечом к стене, сунул руки в карманы и стал молча смотреть на меня.
   – Ничего, что я тут обосновалась, как дома? – спросила я. Под его взглядом я волновалась самым глупым и жалким образом. Начинала суетиться, говорить глупости...
   – Что ты молчишь? – спросила я с досадой.
   Иван вынул руки из карманов и присел передо мной на корточки. Взял мои ладони в свои и негромко спросил:
   – Ты на меня сердишься, да?
   Я невольно вспыхнула. Его проницательность переходила все границы!
   – За что?! – изумилась я так фальшиво, что самой стало неудобно.
   Иван чуть помедлил. Неужели он понял, что я ждала его поцелуя? Господи, какой позор! Какой стыд!
   – Не знаю, – ответил он наконец. – Просто чувствую, что в чем-то провинился.
   Я невольно выдохнула воздух. Слава богу! Он ни о чем не догадался!
   – Ты ошибаешься, – ответила я, не глядя в бирюзовые глаза прямо перед собой. – Просто день сегодня странный... Столько всего перемешалось...
   Тут я заметила, что Иван все еще держит мою руку. Выдернула ладонь и раздраженно договорила:
   – В общем, я устала.
   Иван тут же поднялся на ноги.
   – Действительно, как я не сообразил! – покаялся он. – Прости, Майка. Тебе нужно хорошенько выспаться.
   Я закусила губу и подняла на него опасливый взгляд. Издевается, нет?
   Лицо Ивана было серьезным.
   – Ты сердишься за Звягина? – спросил он.
   – За Звягина? – не поняла я.
   – Ну, да! Я его немного подразнил...
   Иван поджал плечами.
   – Согласись, он сам виноват! Не драться же мне с ним! Тем более при тебе!
   Я тяжело вздохнула.
   – А почему бы вам и не подраться? – устало спросила я. – Вы, мужчины, до сих пор предпочитаете выяснять отношения пещерным способом!
   – Мы с ним в разных весовых категориях, – сухо обронил Иван. И тут же умоляюще попросил:
   – Не сердись!
   – Иван, я не сержусь, – ответила я. – Лешка получил по мозгам совершенно заслуженно. Он не имел никакого права разговаривать таким тоном. Ни со мной, ни с тобой.
   Иван переступил с ноги на ногу.
   – Так что, все в порядке, – завершила я.
   – Точно?
   – Точно.
   Иван развернулся и открыл дверь.
   – Иван!
   Он замер на пороге и обернулся.
   – Давай я буду платить тебе за квартиру, – предложила я. И добавила, сгорая от стыда:
   – Только много не смогу... Зарплата не позволяет.
   Иван опустил голову и незаметно усмехнулся. Потом посмотрел на меня и вежливо сказал:
   – Спокойной ночи.
   Я поднялась с банкетки. Взялась рукой за горло и предупредила сдавленным голосом:
   – Я сейчас разревусь. Честное слово, разревусь! Скажи, что все в порядке!
   Иван выпустил ручку двери. Вернулся назад, обхватил теплыми ладонями мой затылок и прижал голову к себе. Мой нос уткнулся в грубую шерсть, пахнувшую морской солью и ветром.
   – Все в порядке, – сказал Иван очень мягко. – Тебе не о чем волноваться. Я обо всем позабочусь. Все будет хорошо.
   Он взял меня за щеки и поцеловал в лоб. Как покойника.
   А потом развернулся, шагнул за порог и побежал по лестнице. Я закрыла дверь только тогда, когда звук его шагов стих где-то внизу.