Тихонова Карина. Тайна осенней звезды

   Трудно устоять на ногах.
   Я медленно развернулась, кое-как впихнула ноги под приборную доску и захлопнула дверцу. С некоторым суеверным страхом повернула ключ зажигания, и машина откликнулась ровным гулом мотора.
   Все в порядке. Можно ехать.
   Минуту я соображала, куда мне отправиться. Может быть, вернуться на радиостанцию и взять интервью у ее владельца? Вот и повод для продолжения знакомства!
   Но тут возмутилось мое самолюбие.
   «Нет! – решительно ответило оно. – Это уже просто неприлично! Потерпи хотя бы пару дней!»
   Я с тяжелым вздохом согласилась. Выехала с обочины на дорогу и поехала в город. Домой.
   Вечером ко мне явился Лешка.
   – Как дела? – поинтересовался он мрачно.
   – Нормально, – ответила я.
   – Новости есть?
   – Ты про кого? Про Терехина? – уклонилась я от лобовой атаки. Я прекрасно понимала, что им движет другой интерес. Он хочет знать, познакомилась ли я с господином Дердекеном. И если да, то какое впечатление он на меня произвел.
   – Про Терехина? – повторил Лешка удивленно. И тут же сообразил:
   – Ах, да! Терехин!
   Помолчал и спросил безо всякого любопытства:
   – Нашла криминал?
   – Наоборот, – ответила я. – Ничего подобного. Профессор Штерн дает голову на отсечение, что смерть наступила от сердечного приступа.
   – Выходит, у пациента было сердце, – сделал вывод Лешка.
   – Было, – согласилась я.
   – А так – не сказал бы.
   – Ты, что, был с ним знаком? – удивилась я.
   Лешка замялся.
   – Не близко. Терехин состоял членом яхт-клуба. Ну, виделись с ним, конечно.
   – Понятно.
   Мы немного помолчали. В мою комнату заглянула мама и бодро позвала:
   – Молодежь! К столу!
   – Пошли, – поддержала я. – Я еще ничего не ела.
   Мы переместились на кухню. Лешка, как свой человек и почти что член семьи (в глазах родителей), настаивает на отсутствии церемоний. Поэтому в столовой мы едим только по великим праздникам.
   – Как твое приобретение? – спросил Лешка.
   – Ты о чем? – не поняла я.
   – Я о машине цвета «баклажан», – ехидно напомнил Лешка. – Она еще на ходу?
   Родители переглянулись и расхохотались. Первое, что я довела до их сведения, едва переступив порог, была весть о поломке моего автомобиля.
   Правда, про Ивана Дердекена я им рассказать не успела.
   – Что? Уже сломалась? – радостно встрепенулся Лешка. Он очень любит оказываться правым. – Приказала долго жить?
   – Сломалась посреди дороги, как ты и предсказывал, – подтвердила я. Меня просто подмывало согнать с Лешки дурацкую спесь, поэтому я и заложила для него небольшую мину-ловушку.
   – Ага!
   Лешка возликовал.
   – Вечно ты считаешь себя умней других! Я же тебе говорил: бери фольксваген!
   Я фальшиво пригорюнилась.
   – Ладно, – снизошел Лешка. – Будет урок на будущее. Давай ключи, я отгоню твою рухлядь в автосервис.
   – Зачем? – удивилась я.
   – Как зачем? – в свою очередь удивился Лешка. – А куда еще?.. На свалку?
   – Зачем на свалку? Машина в прекрасной форме!
   Лешка посмотрел на меня и неуверенно засмеялся.
   – Кто тебе сказал?
   – Мастер, – ответила я невозмутимо.
   – Какой мастер?
   – Который машину починил. Посреди дороги.
   – Ты встретила на дороге мастера? – не поверил Лешка. – Вот везучая! Как кошка!
   – Ну, не то чтобы он бы профессиональным мастером, – протянула я. – Просто есть мужчины, у которых руки растут из правильного места.
   Лешка машинально взял бутерброд, который подсунул ему отец и откусил краешек.
   – Дорого взял? – поинтересовался он небрежно.
   – Ничего не взял.
   Лешка отложил недоеденный бутерброд.
   – Странствующий авторыцарь в поисках девы, попавшей в беду, – язвительно высказался он в пространство.
   – Вот именно, – ответила я.
   Лешка с горечью шмыгнул носом.
   – Он, конечно, пригасил тебя на чашку кофе?
   Честное слово, если бы я не знала Лешку два года с хвостиком, я бы подумала, что он ревнует!
   – К сожалению, нет, – ответила я.
   – Даже так?
   – Даже так.
   Родители безмолвно следили за нашей перепалкой, но тут мама сочла своим долгом вмешаться.
   – Ая – приличная девушка, – сказала она внушительно. – Ая прекрасно знает, что знакомиться на улице некрасиво.
   – Почему? – спросила я дерзко.
   – Ая! – укорила мама.
   – Почему некрасиво познакомиться с человеком, который помог тебе в сложной ситуации? По-моему, человека это характеризует только с хорошей стороны!
   Мама не нашлась, что ответить. Зато Лешка спросил с кривой усмешкой:
   – Познакомилась?
   – Сказала же, нет, – ответила я с досадой. Сделала паузу и добавила:
   – Но кто это был – поняла.
   – И кто же это был?
   Я сделал еще одну паузу.
   – Иван Дердекен!
   – Господи! – сказала мама и начала размешивать сахар в чашке. – Напустила туману! А ларчик просто открывался!
   – И какой он из себя? – спросил отец, до этого молчавший.
   – Потрясающий! – ответила я искренне.
   – То есть красивый? – заинтересовалась мама. – Я слышала, что он красивый.
   – Он очень привлекательный мужчина, – подтвердила я сдержанно. Но сдерживала себя вовсе не из-за Лешки. Боялась показаться чрезмерно восторженной.
   – Очень привлекательный, – повторила я. – Знаешь, в таком скандинавском стиле. Высокий, светловолосый, загорелый, голубоглазый... Викинг, одним словом.
   – О чем вы говорили? – спросила мама.
   Я пожала плечами.
   – Да ни о чем! Мам, ну о чем можно говорить с человеком, которого видишь впервые в жизни! Он разобрался с поломкой, отказался от денег и уехал.
   Мне стало грустно. Действительно, даже рассказать нечего.
   Лешка постучал ложкой по блюдечку. Если бы это сделала я, мама немедленно призвала бы меня к порядку.
   – Ты, что, не взяла у него интервью? – спросил он, не глядя мне в глаза.
   – Не успела, – ответила я. – Я сообразила, что это Дердекен только в тот момент, когда машина отъехала.
   И объяснила:
   – У него на машине надпись: «Осенняя звезда». И эмблема.
   – Значит, мне про него сказали правду, – удовлетворенно заметила мама.
   – Правду, правду, – подтвердила я. – Мужчина – загляденье. Но дело даже не во внешности. Понимаете...
   Я поискала слова:
   – Он... Он невероятно обаятелен. Такая харизма волшебная, просто оторопь берет!
   – Я пошел, – сказал Лешка, стремительно срываясь с места.
   – Как? – запаниковала мама. – Уже уходишь?
   – Да, у меня есть кое-какие дела, – ответил Лешка, не глядя на меня. – Обещал сводить Ксюшу в кино.
   Мама поперхнулась. Обычно имена Лешкиных девочек в нашем доме не упоминаются.
   Я опустила голову, чтобы скрыть улыбку. Лешка решил меня уколоть. Смешно.
   – Ну, если обещал... – сказала мама холодно. По-моему, Лешкины слова задели только ее.
   – До свидания, – отрывисто произнес Лешка.
   – Заходи! – отвела я жизнерадостно.
   А отец ничего не сказал. Только посмотрел сначала на Лешку, а потом на меня.
   Мама вышла вслед за гостем, чтобы закрыть дверь. Проводила Лешку и вернулась обратно.
   – Ну, знаете! – сказала она, усаживаясь на место. – Это уже наглость!
   – Что наглость? – поинтересовалась я кротко.
   – Упоминать здесь имена своих...
   Мама поискала слова.
   – Девиц!
   – А, по-моему, ты отлично знала об их существовании, – ответила я, с аппетитом поглощая бутерброд.
   – Ну, знала, – вынуждена была согласиться мама.
   – Тогда почему тебя это возмущает?
   Мама не нашлась, что ответить. Еще раз фыркнула и вышла из кухни.
   – Один-один, – сказал отец, за вечер почти ни разу не раскрывший рта.
   – В смысле?
   Он посмотрел на меня.
   – Не притворяйся. Ты хотела уколоть Лешку, и уколола. Он ответил тебе тем же.
   Я засмеялась и попросила:
   – Только маме не сообщай о своих догадках. А то она решит, что мы действительно друг в друга влюблены.
   – А это не так?
   Я пожала плечами.
   – Пап, я могу говорить только за себя. Я в Лешку не влюблена. Уколоть его мне, действительно, хотелось, но только потому, что он слишком заносится. Вот и все.
   – Это правда? – настойчиво переспросил папа.
   – Пап!
   Я приложила ладонь к груди.
   – Клянусь тебе!
   – Бедный парень, – сказал отец неожиданно.
   Я так поразилась, что опустила на стол недоеденный бутерброд.
   – Он далеко не бедный...
   – Я не в том смысле, – ответил отец и вылез из-за стола. – Посуду помоешь?
   Я кивнула. Ничего не понимаю. Хоть убейте.
 
   Можете считать меня бездушной скотиной, но выспалась я отлично. И Лешкины переживания (если он переживает из-за меня) ничуть не испортили мне сон.
   Проснувшись, я немного полежала в кровати, разглядывая потолок. Как приятно, что не надо никуда торопиться! Как приятно быть самой себе хозяйкой!
   Итак, какие у меня на сегодня планы?
   Память услужливо предоставила мне картинку: белый «шевроле-пикап» проезжает мимо меня, на его боку красуется логотип новой радиостанции: желто-красный кленовый лист.
   Я помотала головой и отогнала искушение. Нет. Не время пока знакомиться с господином Дердекеном. Он, наверное, привык к тому, что женщины носятся за ним по пятам. А я постараюсь стать приятным исключением.
   Значит, придется ждать. Сколько? Не знаю. День, два, три... До тех пор, пока я не почувствую себя готовой к встрече с новым городским радиомагнатом.
   Значит, сегодня начнем собирать материал о последних днях жизни господина Терехина. Что я вообще знаю о нем?
   Странно, но почти ничего. Наш журнал, конечно, писал о великом человеке, но статьи были не мои. По-моему, по Терехину специализировалась Ася Курочкина. Интересно, почему шеф поручил расследование мне, а не ей? Она должна была хорошо знать и покойного магната, и его окружение!
   Я почесала переносицу.
   Ася Курочкина...
   Журналистка она, конечно, неплохая. Бойкое перо и тому подобное... Еще Ася обладает весьма привлекательной внешностью. У меня вообще складывается ощущение, что шеф сознательно подбирал в журнал молодых и красивых сотрудников. Понять его, конечно, можно. Молодым и красивым гораздо легче установить контакт с нужным человеком. При этом шеф не устает напоминать нам основное правило журналистики: никаких личных отношений с объектом.
   Я это правило свято соблюдаю. Думаю, что остальные корреспонденты тоже. Вот только насчет Аси не уверена.
   У Аси есть одна нехорошая черта: она девушка завистливая. Причем, ей кажется, что всех вокруг судьба наделила незаслуженными подарками. А про нее, самую красивую и талантливую, почему-то забыла.
   Раньше мы с Асей вместе ходили обедать в небольшое кафе, расположенное на набережной. Потом я решила прекратить наши совместные вылазки. Общение с Асей оказалось тяжелым испытанием.
   К примеру, проезжает мимо нас сверкающая иномарка, за рулем которой сидит молодая и привлекательная девушка. Ася немедленно расстраивается, швыряет на скатерть столовые приборы и спрашивает:
   – Нет, ты скажи, вот за что ей все это?
   – Ты знаешь эту барышню? – спрашиваю я в ответ.
   И Ася, как правило, отвечает:
   – Понятия не имею, кто она такая!
   – Тогда чего злишься, – говорю я примирительно. – Может, девушка свой автомобиль честно заработала!
   – Заработала, – язвительно подтверждает Ася. – Только каким местом она его заработала? Знаешь?
   – Не знаю, – отвечаю я сухо.
   – А я знаю! – уличает незнакомку Ася. – Только за столом не скажу! Чтобы аппетит не испортить!
   Но аппетит у меня портился без ее уточнений.
   Интересно, что скажет Ася, увидев меня за рулем «нивы» цвета «баклажан»?
   Впрочем, «ниву» она переживет. Зато, если бы я заявилась в редакцию на новеньком «фольксвагене»! Вот тогда Ася бы точно получила инфаркт!
   Я засмеялась, откинула одеяло и отправилась умываться.
   Странно все-таки что шеф отстранил Асю от разработанной тематики. То есть от господина Терехина. Насколько я помню, Ася писала о нем раза четыре. Значит, собирала кое-какую информацию.
   Попросить у нее помощи?
   Я прополоскала рот, выплюнула остатки зубной пасты и покачала головой.
   Нет. Просить помощи у Аси бесполезно. Она не станет мне помогать из принципиальных соображений. Даже больше того: она наверняка уже считает меня своим личным врагом.
   – Знаешь, как она получила это расследование? – спросит Ася кого-нибудь из наших коллег. – Сказала бы я, каким местом, только аппетит тебе портить не хочется!
   Да. Именно так она и скажет.
   Я пожала плечами, разглядывая собственное отражение в зеркале. Что делать? Переживем!
   Выходит, все материалы по покойному Терехину придется собирать самой.
   Начнем, пожалуй, с примы нашего театра оперетты. С Алины Брагарник.
   Я вышла из своей комнаты и потопала на кухню. Мама уже отбыла на работу, у отца сегодня отгул. Он дожидался меня, сидя за кухонным столом с газетой в руках.
   – Привет! – сказала я и чмокнула отца в щеку.
   – Привет! – отозвался отец, складывая газету. – Голодная?
   – Еще какая!
   – Тогда садись. Я тебя накормлю.
   Я уселась за стол и в очередной раз испытала чувство неловкости. Кормить отца полагалось бы мне, взрослой двадцатипятилетней девице. Но я привыкла к тому, что для предков я маленькая девочка, и не делаю никаких попыток изменить статус-кво.
   – Что на завтрак? – спросила.
   – Сырники. Устроит?
   – Еще как!
   Я окинула взглядом стол, поднялась с табуретки и достала из холодильника сметану. Внесла свою лепту в сервировку, так сказать.
   – Как спала? – поинтересовался отец, накладывая на тарелку аппетитные румяные кругляши.
   – Отлично! – бодро отозвалась я.
   Отец поставил тарелку передо мной.
   – И совесть тебя не мучила? – продолжал он.
   – Не-а, – ответила я беспечно и взялась за сырники. – О! Вкусно!..
   Отец осуждающе молчал. Я доела сырники, отставила тарелку в сторону и спросила:
   – А чай ты заварил?
   Папа вздохнул.
   – Нет, Айка, ты все-таки непрошибаемая девица. Смотрю на тебя и поражаюсь: неужели я породил такого скорпиона?
   – Ты породил Рыбу, – напомнила я. У меня день рождения в марте.
   – Я не в том смысле, – отмахнулся отец. – В кого ты такая замороженная?
   – В тебя, – ответила я. – Ты забываешь про свою холодную латышскую кровь.
   Папа не нашелся, что ответить на такой наглый выпад, и даже слегка подавился.
   Дело в том, что папа – этнический латыш, хотя родился в России и никакого языка, кроме русского, не знает. Экзотическая фамилия «Витола» долго воспринималась моими коллегами, как журналистский псевдоним. Отец – бывший милиционер, хотя говорят, что бывших милиционеров не бывает. Сейчас он преподает в милицейском училище. Домашнее прозвище отца «латышский стрелок», но он на него ничуть не обижается. Мне даже кажется, что оно ему льстит.
   – Почему ты считаешь, что латышская кровь – холодная? – спросил папа.
   – Это клише, – объяснила я. – То есть распространенное мнение. И как почти всякое распространенное мнение, это клише неправильное.
   Я разлила чай в две чашки, подвинула одну к отцу и продолжала.
   – Ну, например, существует такое клише: «тонкие нервные пальцы пианиста». Слышал, да?
   – И слышал, и читал.
   – Прекрасно. Так вот, могу тебе авторитетно заявить: пианисты это клише на дух не выносят. От него веет дремучей безграмотностью. Помню, я писала статью о лауреате конкурса Шопена, который был родом из нашего города. Так вот, парень меня заклинал не употреблять этого выражения. И показывал мне свои руки, кстати, довольно плотные, с короткими и толстенькими пальчиками. Именно такое строение руки считается наиболее удобным для пианистов. Еще бы! Пальцам приходится выдерживать сумасшедшую нагрузку! Вес всего тела! Тонкие и нервные конечности уже давно бы переломались...
   – Ты мне зубы не заговаривай, – оборвал меня отец. – Начала утреннюю лекцию!
   Я отхлебнула чай.
   – И стрелки не переводи, – продолжал обличать меня папа. – Я о чем с тобой говорил?
   – Ни о чем не говорил, – ответила я угрюмо. – Ты спрашивал, не стыдно ли мне.
   – Вот! И ты прекрасно поняла, что я имею в виду!
   – Не поняла, – попробовала отбиться я.
   – Я о Лешке!
   Я закатила глаза. Начинается!
   – Па-ап, ну что я сделала, – заныла я противным голосом.
   – Не скули! – строго осадил меня отец. – Я что хочу сказать тебе, Айка... Не притворяйся, что ты не видишь очевидного.
   Я смирилась с тем, что избежать разговора не удастся. Вздохнула и уселась поудобней.
   – «Очевидное» это что?
   – Парень в тебя влюблен, – так же строго сказал отец.
   – Пап, он влюблен во все смазливые мордашки, которые встречает на своем пути.
   – Неправда!
   – Откуда ты знаешь? – удивилась я. – Ты, что, имел разговор с Лешкой? Он перед тобой раскрыл душу?
   Папа спохватился.
   – Нет, конечно, Алексей мне ничего не говорил...
   – Тогда откуда такая уверенность?
   – Я – мужчина, – ответил отец после короткого раздумья. – Поэтому понимаю его лучше, чем ты.
   – Растолкуй, – попросила я. Меня внезапно охватила холодная злость. Интересно, до каких пор простирается родительская бесцеремонность? До каких пор родители будут вмешиваться в мои дела, как в свои собственные?
   – Все эти девочки – не более, чем способ привлечь к себе твое внимание.
   – А-а-а, – протянула я. – Понима-аю... Раньше девочки существовали потому, что Лешка меня не знал. Теперь они существуют потому, что он хочет привлечь мое внимание. Очень удобная позиция!
   – Глупая позиция, – проявил лояльность отец. – Но Лешка еще ребенок, он не понимает, что таким образом ничего не добьется. По крайней мере, от тебя.
   – Это точно! – подтвердила я. – Ничего не добьется!
   – Айка, если он тебе не нужен, перестань с ним общаться, – сказал отец.
   Я оторопела.
   – Пап, ты чего? Мы же друзья!
   – Ничего подобного! – отрубил отец. – Никакие вы не друзья! Парень в тебя влюблен и надеется, что сможет вызвать ответное чувство. Поэтому и таскается к нам каждый день. А ты...
   Отец запнулся.
   – Что я? – спросила я тихо. Меня начала душить обида. Похоже, что мой собственный папочка занял место на противоположной баррикаде. Это нечестно. У Лешки свой отец имеется, пускай он его и защищает!
   – Ты об этом догадываешься, – ответил папа. – И тебя такое положение дел устраивает. Даже немного веселит. Эдакая рыбка в банке: смотреть можно, трогать нельзя...
   Я отодвинула от себя недопитую чашку.
   – Что ты предлагаешь? – спросила я, глядя отцу в глаза. – Дать себя потрогать?
   Отец смутился.
   – Ая! Не говори пошлости!
   – Я называю вещи своими именами, – ответила я резко. – Раз уж у нас пошел такой откровенный разговор... Итак, что же я должна сделать, чтобы Лешка не страдал и не мучился? Научи, мой мудрый родитель! Я вся внимание!
   – Если он тебе не нужен как мужчина, прекрати эти игры в дружбу, – ответил отец очень твердо. – Поверь: ни к чему хорошему они не приведут. Это я знаю по личному опыту.
   В тот момент я была слишком злой, чтобы обратить внимание на последние слова отца и придать им какое-то значение.
   – Послушай, – начала я, изо всех сил сдерживая рвущуюся наружу злость, – тебе не кажется, что вы с матерью наступаете мне на горло?
   – Как это? – опешил отец.
   – Так это! – почти закричала я. – Я же вздохнуть не могу без вашего на то одобрения! Пап! Мне двадцать пять лет! Я взрослая, понимаешь? Чего вы от меня хотите? Я не пью, не курю, не шляюсь по мальчикам, не веду антиобщественный образ жизни... Господи, я до такой степени правильная, что самой тошно! Что вам еще нужно? Сделать из меня святую? Ну, давайте я постригусь в монахини! Честное слово, после жизни в нашем доме любой монастырь покажется притоном!
   – Ая! – попытался перебить меня отец. Вид у него был довольно жалкий.
   – Хватит! – отрезала я. – Правду говорят: взрослые дети должны любить родителей на расстоянии! Я это давно обдумывала, а сейчас понимаю: тянуть дальше некуда. Скоро вы мне начнете выдавать кислород строго дозированными порциями. Потому что так будет лучше для моего здоровья.
   – Ая!
   – Все! – припечатала я. – Сегодня же сниму квартиру и перееду!
   – Куда?! – застонал папа.
   – Неважно! К черту на рога! Лишь бы подальше от ваших бесконечных нотаций!
   Я выскочила из-за стола и рванула в свою комнату. Выхватила из-под дивана спортивную сумку, распахнула гардероб и выдернула оттуда джинсы с парой свитеров. Запихала их в сумку, со скрежетом застегнула заедающую молнию и вывалилась в коридор.
   Там меня ждал папочка, вид у него был испуганный и растерянный. Но мне было уже все равно. Есть предел и моему терпению.
   – Пока! – сказала я, не глядя на него. – Устроюсь – позвоню.
   – Ая!
   Я повернула ключ, распахнула дверь и выскочила из квартиры. Побежала вниз по лестнице с такой скоростью, словно боялась передумать.
   Если говорить откровенно, то я тоже хороша. Роль маленькой избалованной девочки, которой все подают на блюдечке, развратила меня и лишила самостоятельности. Меня устраивало отсутствие бытовых проблем, меня устраивало, что родители все решают за меня, меня устраивало, что не нужно думать, как жить. С сегодняшнего дня все будет иначе.
   Я внезапно остановилась, пораженная этой мыслью. Черт! Как страшно становиться взрослой!
   А надо. Никуда не денешься.
   Я ударила ногой подъездную дверь и вышла на улицу. По щекам катились слезы обиды, злости и страха.
   Вот так и началась моя взрослая жизнь.
 
   Я дошла до машины, открыла заднюю дверь и швырнула на сиденье полупустую сумку. Уселась за руль, выехала со двора и задумалась.
   Куда теперь?
   Мир лежал предо мной во всей своей безграничности. К моим услугам были любые параллели и меридианы, но меня интересовала одна маленькая конкретная точка: место, где я смогу хотя бы переночевать.
   Конечно, случись со мной подобный казус днем раньше, я немедленно позвонила бы Лешке. Он бы немного поворчал для приличия, отругал меня за невнимание к родителям, а потом обязательно решил все бытовые проблемы, которые я себе создала.
   Нашел бы квартиру, заплатил за нее, привез мне полную сумку продуктов, поинтересовался бы, сколько у меня наличных, выдал недостающую для нормальной жизни сумму...
   В общем, принял бы на себя все родительские заботы.
   Но это могло быть раньше. До вчерашнего вечера. После того, как я уколола Лешку именем Ивана Дердекена, ни о каком обращении за помощью не может быть и речи. Не потому, что Лешка не поможет.
   Потому, что я гордая.
   – У советских собственная гордость, – сказала я вслух. – На буржуев смотрим свысока!
   Цитата из Маяковского меня немного рассмешила и успокоила. В конце концов, все не так страшно. У меня множество знакомых, которые наверняка не дадут умереть от голода и замерзнуть на улице. Плохо, что денег мало. От зарплаты после покупки машины почти ничего не осталось, но это тоже не проблема. Попрошу у шефа аванс в счет гонорара за статью, он даст. До следующей получки как-нибудь дотяну. Подумаешь, придется немного попоститься! Даже полезно! А то я в последнее время начала обрастать жирком...
   Я вздохнула.
   Нужно было собраться, не торопясь. Белье какое-нибудь прихватить, дезодорант... Я же цивилизованная девушка, не могу допустить, чтобы от меня несло потом!
   «Ничего, купишь,» – сказал внутренний голос.
   Я снова вздохнула.
   Легко сказать, «купишь»! А деньги? У меня их и так почти не осталось! А, ладно... Придумаю что-нибудь.
   Я развернула машину и поехала в редакцию.
   Шеф встретил меня удивленной гримасой.
   – Ты чего явилась? – спросил он недовольно. – Хочешь сказать, что расследование закончено?
   – Игорь Константинович, – сказала я без предисловий, – дайте денег.
   Шеф даже притормозил от удивления.
   – Что ты сказала? – переспросил он, словно не поверил своим ушам.
   – Я говорю, аванс дайте в счет гонорара! – повторила я очень четко и раздельно.
   – Зачем?!
   Я разозлилась окончательно. Швырнула на пол сумку, уселась в кресло для посетителей и разревелась.
   Шеф на мгновение впал в кому, потом быстренько из нее вышел, выскочил из-за стола и налил в стакан воды.
   – Ну, Майечка, ну, деточка, не надо, – заворковал он, подсовывая мне под нос стакан. – Успокойся, моя хорошая, дядя Игорь рядом...
   Я невольно хрюкнула и отстранила стакан. Еще один взрослый с родительским комплексом.
   Шеф уселся передо мной на корточки и спросил, заглядывая в глаза:
   – В чем дело?
   – Я ушла из дома, – ответила я.
   Шеф поднялся на ноги и вернулся в свое кресло.
   – Та-а-ак, – протянул он зловеще.
   Я прижала руки к груди.
   – Игорь Константинович! Достали! Сил моих больше нет!
   – Вот и Лариска мне тоже самое заявила, – сказал шеф, глядя в окно. – Собрала вещи и умотала к своему парню.
   Я издала душераздирающий вздох. Похоже, сочувствия от начальника мне не дождаться. Он целиком и полностью на стороне моих предков. Неужели денег не даст?
   – Говорю ей: окончишь институт, тогда делай что хочешь! – продолжал шеф вполголоса. У меня возникло неприятное ощущение, что он забыл о моем присутствии. – Диплом получи, на работу устройся – потом все что угодно! Хоть Саня, хоть Маня, хоть сивый мерин!..
   Я почесала нос. Помнится, мои предки говорили то же самое. Просто слово в слово. И чем все кончилось? Спас меня диплом от бесконечных нотаций и поучений? Как бы не так!