Толкиен Джон Рональд Руэл. Возвращение государя

здесь властвовала тьма. Он опасливо шагнул раз-другой, вдруг впереди
полыхнуло, и кровавым отблеском озарились высокие черные своды. Сэм увидел,
что он в длинной пещере. Пол и стены рассекала широкая скважина, то
наливаясь огнем, то затухая, и мерно рокотал вулкан, точно в глубине его
работали могучие машины.
Снова полыхнула расселина, и на краю огненной бездны в багровом свете
стал виден Фродо - он стоял, прямой и неподвижный, как черное изваяние.
- Хозяин! - вскрикнул Сэм.
И Фродо молвил звучным и властным, совсем незнакомым Сэму голосом,
заглушившим гулы Роковой горы, раскатившимся под сводами пещеры:
- Я пришел. Но мне угодно поступить по-иному, чем было задумано. Чужой
замысел я отвергаю. Кольцо - мое!
Он надел Кольцо на палец и исчез. Сэм захлебнулся отчаянным криком;
сильный удар в спину сбил его с ног, отбросил в сторону, он расшиб голову о
каменный пол и лишился чувств, а черная тень перепрыгнула через него. И еще
многое случилось в этот миг.
Когда в Саммат-Науре, в самом сердце сумрачного края, объявился новый
хозяин Кольца, повелитель Барад-Дура вздрогнул, и содрогнулась его твердыня
от горных подножий до венчавшей ее железной короны. Внезапно опомнился
Черный Властелин, и Око его, пронизывая сумрак, воззрилось через равнину в
черное жерло пещеры - заветной пещеры владыки Мордора. Будто при взблеске
молнии увидел он, как глупо просчитался, и понял все расчеты своих врагов.
Ярость его взметнулась, как пламя, и черной тучей склубился удушливый страх.
Ибо он знал, что в этот роковой миг участь его висит на волоске.
Он отрешился от всех своих козней, от хитросплетений страха и обмана,
от войн и завоеваний, и зашаталось все его необъятное царство, ужаснулись
рабы, дрогнули полчища, и вожди, которых вела к победе единая воля,
растерянно опустили оружие. Они были забыты. Все помыслы их повелителя
обратились к Роковой горе. По зову его взвились и отлетели с поля битвы
Кольценосцы-назгулы, и крылатые вихри вперегонки помчались к Ородруину.

Сэм поднялся. Голова кружилась, глаза заливала кровь. Отерши ее, он
увидел странное и жуткое зрелище. У края бездны Горлум схватился с
невидимкой. Он извивался то возле самой скважины, то поодаль, падал,
вскакивал, снова падал. И не говорил ни слова, только злобно сипел.
Огонь заклокотал в глубине, дохнуло палящим жаром, багровый свет залил
пещеру. Вдруг длинные руки Горлума протянулись ко рту, блеснули и щелкнули
острые белые клыки. Фродо вскрикнул - и появился, стоя на коленях у огненной
скважины. А Горлум бешено плясал, воздев кверху Кольцо с откушенным пальцем.
Кольцо сверкало ярче солнца.
- Прелесть, прелесть, прелесть! - ликовал Горлум. - Моя прелесть! О моя
прелесть!
И, пожирая глазами свою сияющую добычу, он оступился, качнулся на краю
бездны и с воплем упал в нее; из глубины донесся вой "Пре-е-лесть!" - и
Горлума не стало.
Вулкан взревел, пламя вырвалось из расселины под самые своды пещеры.
Гул превратился в тяжкий грохот, и Гора задрожала. Сэм кинулся к Фродо,
подхватил его на руки и побежал к дверям. За черным порогом Саммат-Наура, с
вершины Горы его взору предстал весь Мордор, и он окаменел от изумленья и
ужаса.
На месте Барад-Дура крутился смерч, и посредине заверти виднелись башни
выше гор и зубчатые стены, воздвигнутые на могучих кряжах над глубокими
ущельями, площади и безглазые громады темниц, стальные и алмазные ворота - и
все это исчезло. Падали башни, и обваливались горы, в прах рассыпались
стены, дым и пары сползались огромными клубами, и мутный вал, вздымаясь до
небес, вскипел и обрушился на равнину. Прокатился гул, нарастая, разражаясь
ревом и грохотом. Земля потрескалась. Ородруин содрогнулся, и его расколотая
вершина извергла пламенный поток. Грянул гром, заполыхали молнии, хлестнул
темный ливень. И в середину огненного месива, вспарывая тучи надрывным воем,
вонзились, как черные стрелы, примчавшиеся Кольценосцы, вспыхнули, истлели и
сгинули.

- Да, это и вправду конец, Сэм Скромби, - промолвил голос рядом с ним.
Он обернулся и увидел Фродо, бледного, изможденного и спокойного. В глазах
его не было ни смертной натуги, ни безумия, ни страха. Бремя с него
свалилось, и он глядел, как в Хоббитании, в былые светлые дни.
- Хозяин! - воскликнул Сэм и упал на колени. Он забыл, что рушится мир,
и сердце его переполнила радость. Нет больше страшной ноши, хозяин спасен,
он снова стал самим собой, он освободился! И тут Сэм заметил его
искалеченную, окровавленную руку. - Бедная рука! - всхлипнул он. - И
главное, нечем перевязать, да и лекарств никаких нет. Пусть бы лучше откусил
у меня целую руку. Но с него теперь не спросишь, от него, поди, и пепла не
осталось.
- Да, - сказал Фродо. - А помнишь, Гэндальф говорил: Погодите, может,
Горлум еще зачем-то понадобится. И понадобился: ведь сам бы я не смог
уничтожить Кольцо, и все было б напрасно, хоть мы и достигли цели. Не надо
поминать его лихом! Поручение выполнено, и я больше всего рад, что ты со
мной. Вот и конец нашей сказке, Сэм.

ГЛАВА IV. НА КОРМАЛЛЕНСКОМ ПОЛЕ

Кругом бушевали полчища Мордора. Западное войско тонуло в безбрежном
море. Тускло светило багровое солнце, но и его затмевали крылья назгулов,
смертною тенью реявшие над землей. Арагорн, безмолвный и строгий, стоял у
знамени с думою то ли о прежних днях, то ли о дальних краях; и глаза его
сверкали, как звезды, разгоревшиеся во тьме. На вершине холма стоял
белоснежный Гэндальф, и тени обегали его. Вал за валом откатывался от
холмов, но все сильней и сокрушительней был натиск Мордора, все громче
яростные крики и бешеный лязг стали.
Вдруг встрепенулся Гэндальф, будто ему что-то привиделось, и обратил
взгляд на север, к бледным и чистым небесам. Он вскинул руки и громогласно
воскликнул, заглушая битвенный гул:
- Орлы летят! Орлы летят!
И недоуменно уставились на небо мордорские рабы, холопы и наемники.
А в небе явились Гваигир Ветробой и брат его Быстрокрыл, величайшие
орлы северного края, могущественнейшие потомки пращура Торондора, который
свил гнездо у неприступных вершин Окраинных гор - когда Средиземье еще
справляло праздник юности. И за ними двоими мчались стройные вереницы
родичей, орлов северных гор: мчались с попутным ветром. Из поднебесья они
обрушились на назгулов, и вихрем прошумели их широкие крылья.
Но назгулы, взметнувшись, скрылись во мраке Мордора, заслышав неистовый
зов из Черной Башни; и в этот миг дрогнули полчища Мордора, внезапно утратив
напор, - и замер их грубый хохот, и руки их затряслись, роняя оружие.
Власть, которая гнала их вперед, которая полнила их ненавистью и бешенством,
заколебалась, единая воля ослабла, и в глазах врагов они увидели свою
смерть.
А ополченцы Запада радостно вскрикнули, ибо в глубине тьмы просияла им
новая надежда. И с осажденных холмов ринулись сомкнутым строем гондорские
ратники, ристанийские конники и северные витязи, врезаясь, врубаясь в
смятенные вражеские орды. Но Гэндальф снова воздел руки и звучно возгласил:
- Стойте, воины Запада! Помедлите! Бьет роковой час!
Еще не отзвучал его голос, как земля страшно содрогнулась. Над башнями
Черных Ворот, над вершинами сумрачных гор взметнулась в небеса необъятная
темень, пронизанная огнем. Стеная, дрожала земля. Клыки Мордора шатнулись,
закачались - и рухнули; рассыпались в прах могучие бастионы, и низверглись
ворота, издали глухо, потом все громче и громче слышался тяжкий гул,
превращаясь в раскатистый оглушительный грохот.

- Царствование Саурона кончилось! - молвил Гэндальф. - Хранитель Кольца
исполнил поручение.
Ополченцы Запада взглянули на юг: в Мордоре чернее черных туч
воздвиглась огромная Тень, увенчанная молниями. Казалось, на миг она
заслонила небеса и царила над миром - и протянула к врагам грозную длань,
страшную и бессильную, ибо дунул навстречу Тени суровый ветер, и она,
расползаясь, исчезла; и все стихло.

Ополченцы склонили головы, а подняв глаза, с изумленьем увидели, что
вражеские полчища редеют, великая рать Мордора рассеивается, как пыль на
ветру. Когда гибнет потаенное и разбухшее существо, которое изнутри
муравейника заправляет этой копошащейся кучей, муравьи разбегаются кто куда
и мрут, жалкие и беспомощные; так разбегались и твари Саурона - орки, тролли
и зачарованные звери: одни убивали себя, другие прятались по ямам или с воем
убегали напропалую, чтобы укрыться в прежнем безбрежном мраке и где-нибудь
тихо издохнуть. А вастаки и южане из Руна и Хорода, закоренелые в
злодействе, давние, свирепые и неукротимые ненавистники Запада, увидели
суровое величие своих заклятых врагов, поняли, что битва проиграна, и
сомкнули строй, готовясь умереть в бою. Однако же многие их сородичи толпами
бежали на восток или бросали оружие и сдавались на милость победителя.
Гэндальф предоставил Арагорну и другим вождям довершать сраженье; сам
же он воззвал с вершины холма - и к нему спустился великий орел Гваигир
Ветробой.
- Дважды вынес ты меня из беды, друг мой Гваигир, - сказал Гэндальф. -
Помоги же, прошу тебя, в третий и последний раз. Я не буду тебе в тягость
более, чем тогда, в полете с Зиракзигила, где отгорела моя прежняя жизнь.
- Я донесу тебя, коли надо, на край света, - отвечал Гваигир, - будь ты
хоть каменный.
- Летим же, - сказал Гэндальф.- Возьми с собой брата и еще одного орла
- такого, что не отстанет. Ибо надо нам обогнать любой ветер и опередить
назгулов.
- Северный ветер могуч, но мы переборем его, - обещал Гваигир. И с
Гэндальфом на спине он помчался на юг, а за ним летели Быстрокрыл и юный
Менельдор. Над Удуном и Горгоротом летели они, над бурлящими руинами, а
впереди полыхала Роковая гора.

- Как я рад, что ты со мною, Сэм, - сказал Фродо. - Ну вот и конец
нашей сказке.
- Конечно, я с вами, хозяин, еще бы нет, - отозвался Сэм, бережно
прижимая к груди искалеченную руку Фродо. - И вы со мною, а как же. Да,
вроде кончилось наше путешествие. Только что же это выходит - шли, шли, при-
шли, а теперь ложись да помирай? Как-то это, сами понимаете, не по-нашему,
сударь.
- Что поделаешь, Сэм, - сказал Фродо. - Так оно и бывает. Всем надеждам
приходит конец, и нам вместе с ними. Еще чуть-чуть - и все. Где уж нам
уцелеть в этом страшном крушенье!
- Что верно, то верно, сударь, а все-таки давайте хотя бы отойдем
подальше от этой, как ее, Роковой, что ли, Расселины. Ноги-то у нас пока не
отнялись? Пошли, сударь, благо дорога еще цела!
- Ладно, Сэм, пошли. Куда ты, туда и я, - согласился Фродо; они встали,
и побрели по извилистой дороге, и едва свернули вниз, к дрожащему подножию,
как Саммат-Наур изрыгнул огромный клуб густого дыма. Конус вулкана расселся,
и кипящий поток магмы, грохоча, понесся по восточному склону.
Путь был отрезан. Фродо и Сэм теряли последние силы. Кое-как добрались
они до груды золы близ подножия, но уж оттуда деваться было некуда. Груда
эта была островком, который вот-вот сгинет в корчах Ородруина. Кругом
разверзалась земля и вздымались столбы дыма. Гора в содроганьях истекала
магмой, и медленно ползли на них пологими склонами огненные потоки,
наползали со всех сторон. Густо сыпал горячий пепел.
Они стояли бок о бок, и Сэм не выпускал руку хозяина, нежно поглаживая
ее. Он вздохнул.
- А что, неплохая была сказка, сударь? - сказал он. - Эх, послушать бы
ее! Скажут как-нибудь так: внимайте Повести о девятипалом Фродо и о Кольце
Всевластъя! - и все притихнут, вроде как мы, когда слушали в Разделе Повесть
об одноруком Берене и Волшебном Сильмарилле. Да, вот бы послушать! К тому же
не мы первые, не мы последние, дальше ведь тоже что-нибудь да будет.
Так он говорил наперекор предсмертному страху, а глаза его устремлялись
к северу, туда, где ветер далеко-далеко прояснял небо, ураганными порывами
разгоняя тяжкие тучи.

И зорким орлиным оком увидел их обогнавший ветер Гваигир, кружа над
Ородруином и гордо одолевая смертоносные вихри, увидел две крохотные
фигурки, стоявшие на холмике рука об руку; а вокруг, трясясь, разверзалась
земля и разливалось огненное море. И в тот самый миг, как он их увидел и
устремился к ним, они упали: то ли стало совсем невмочь, то ли задушил чад,
то ли, наконец отчаявшись, они скрыли глаза от смерти.
Они лежали рядом; и ринулись вниз Гваигир Ветробой и брат его
Быстрокрыл, а за ними смелый Менельдор. И в смутном забытьи, ни живы ни
мертвы, странники были исторгнуты из темени и огня.

Сэм очнулся в мягкой постели; над ним покачивались разлапистые ветви
бука, и сквозь юную листву пробивался зелено-золотой солнечный свет. Веяло
душистой свежестью.
Запах-то этот он вмиг распознал: запах был итилийский. "Батюшки! -
подумал он. - Вот уж заспался-то!" Он перенесся в тот день, когда разводил
костерок под солнечным пригорком, а все остальное забылось. Он потянулся и
глубоко вздохнул.
- Чего только не приснится! - пробормотал он. - Надо же, спасибо хоть
проснулся!
Он сел в постели и увидел, что рядом с ним лежит Фродо - лежит и спит,
закинув руку за голову, а другую - правую - положив на покрывало. И среднего
пальца на правой руке не было.
Нахлынула память, и Сэм вскрикнул:
- Да нет, какой там сон! Где ж это мы очутились? И тихо промолвил голос
над ним:
- Вы теперь в Итилии, под охраною Государя, и Государь ожидает вас.
И перед ним возник Гэндальф в белом облачении; белоснежную его бороду
освещало переливчатое солнце.
- Ну, сударь мой Сэммиум, как твои дела? - сказал он.
А Сэм откинулся на спину, разинул рот и покамест, от радости и
удивления, не знал, что и ответить. Потом наконец выговорил:
- Гэндальф! А я-то думал, тебя давным-давно в живых нет! Хотя и меня
тоже вроде бы в живых быть не должно. Всех ужасов, что ли, будто и не было?
Да что вообще случилось?
- Рассеялась Тень, нависавшая над миром, - сказал Гэндальф и засмеялся,
и смех его был как музыка, точно ручей зазвенел по иссохшей земле, и Сэм
долго-долго слышал этот живительный смех. Он услышал в нем радость,
нескончаемую и звонкую, звонче знакомых радостей. И расплакался. Слезы его
пролились, словно весенний дождь, после которого ярче сияет солнце; он
засмеялся и, смеясь, вскочил с постели.
- Как мои дела? - воскликнул он. - Да я уж и не знаю, как мои, а
вообще-то, вообще... - он раскинул руки, - ну, как бывает весна после зимы,
как теплое солнце зовет листья из почек, как вдруг затрубили все трубы и
заиграли все арфы! - Он запнулся и взглянул на хозяина. - А господин Фродо -
он что? Руку ему испортили - это надо же! Ну ладно, хоть прочее все цело.
Вот уж кому туго пришлось!
- Прочее все цело, Сэм, - сказал Фродо, смеясь и усаживаясь в постели.
- Соня ты, Сэм, и я, глядя на тебя, уснул, даром что проснулся спозаранку. А
теперь уж чуть не полдень.
- Полдень? - повторил Сэм, задумавшись. - Какого дня полдень?
- Нынче полдень четырнадцатого дня новой эры, - сказал Гэндальф, - или,
если угодно, восьмого апреля по хоббитанскому счислению. А в Гондоре с
двадцать пятого марта новая эра - со дня, когда сгинул Саурон, а вас спасли
из огня и доставили к Государю. Он вас вылечил и теперь ожидает вас. С ним
будете нынче трапезовать. Одевайтесь, я вас к нему поведу.
- К нему? - сказал Сэм. - А что это за Государь?
- Великий князь гондорский и властитель всех западных земель, - отвечал
Гэндальф. - Он возвратился и принимает под державу свою все древнее царство.
Скоро поедет короноваться, только вас дожидается.
- Надевать-то нам что? - спросил Сэм, глядя на кучу старого рваного
тряпья - их бывшие одежды, лежавшие у изножия постелей.
- Наденете, что было на вас, когда вы шли в Мордор, - отвечал Гэндальф.
- Храниться как святыня будет, Фродо, даже твое оркское отрепье. Здесь, в
западных странах, а стало быть, и во всем Средиземье, оно станет краше
шелков и атласов, почетней любого убранства. Но мы потом подыщем вам другую
одежду.
Он простер к ним руки, и заблистал тихий свет.
- Как, неужели? - воскликнул Фродо. - Это у тебя...
- Да, здесь оба ваших сокровища. Сэм их сберег, и они были найдены.
Дары владычицы Галадриэли: твой светильник, Фродо, и твоя шкатулка, Сэм.
Радуйтесь - вот они.

Хоббиты неспешно умылись и оделись, слегка подзакусили - и не отставали
от Гэндальфа. Из буковой рощи вышли они на продолговатый, залитый солнцем
луг, окаймленный стройными темнолиственными деревьями в алых цветах.
Откуда-то сзади слышался рокот водопада, а впереди между цветущих берегов
бежал светлый поток, скрывавшийся в роще за дальней окраиной луга, где
деревья, стеснившись, потом расступились и образовали аллею, и снова мерцала
вдали бегущая вода.
А за рощей они так и замерли, увидев строй витязей в сверкающих
кольчугах и рослых черно-серебряных стражей; и все они склонились перед
ними. Один из стражей затрубил в длинную трубу, а они шли и шли светлой
просекой возле звенящего потока. И вышли на зеленый простор; вдали
серебрилась в легкой дымке широкая река и виден был длинный лесистый остров,
у берегов которого стояли бесчисленные корабли. А поле обступило войско,
блистая ровными рядами. Когда хоббиты приблизились, сверкнули обнаженные
мечи, грянули о щиты копья, запели рога и фанфары, и воскликнули люди
многотысячным голосом:

Да здравствуют невысоклики! Хвала им превыше хвал!
Куйо и Перийан аннан! Аглар-ни перианнат!
Восхвалим же их великой хвалой - Фродо и Сэммиума!
Даур а Бергаэль, Конин эн Аннун! Эглерио!
Честь им и хвала!
Эглерио!
А лайта те, лайта те! Андаве лаитувальмет!
Честь и хвала!
Кормаколиндор, а лайта тариэнна!
Восхвалим же их, восхвалим Хранителей Кольца!

Фродо и Сэм закраснелись, глаза их сияли изумленьем; выйдя на поле, они
увидели, что посредине гудящего войска были воздвигнуты, дерн на дерне, три
высоких трона. За троном направо реяло бело-зеленое знамя, и на нем скачущий
конь; налево, на голубом знамени, плыл кораблем в дальнее море серебряный
лебедь; а над самым высоким троном на огромном плещущем черном знамени сияло
белое цветущее древо, осененное короной с семью блистающими звездами. На
троне сидел витязь, облаченный в броню, и громадный меч лежал у него на
коленях, а голова его была не покрыта. Они подошли, и он встал; и они узнали
его, хоть он и изменился: лицо у него было горделивое и радостное,
царственное лицо повелителя, и был он по-прежнему темноволосый и сероглазый.
Фродо кинулся ему навстречу, и Сэм ненамного отстал.
- Ну, дела! - крикнул он. - Бродяжник, он самый, не будь я хоббит!
- Да, он самый, - отвечал Арагорн. - Далекая, видишь, оказалась дорога
от Пригорья, где я тебе не понравился! Да, трудновато нам всем пришлось, но
тебе-то, пожалуй, труднее всех.
И затем, к изумлению и великому смущению Сэма, он преклонил перед ним
колено, а потом взял их за руки - Фродо за правую, Сэма за левую - и повел к
трону; посадил, обернулся к воинству и вождям и промолвил громче громкого:
- Воздайте им великую хвалу!
А когда отзвучал, разнесся и смолк восторженный клик, Сэм был поражен
пуще прежнего и счастлив, как никогда, ибо выступил вперед гондорский
песнопевец и, преклонив колена, испросил позволенья пропеть новую, небывалую
песнь. Но прежде сказал он:
- Внимайте! Внимайте, доблестные витязи, вожди и воины, князи и
правители; вы, воители Гондора, и вы, конники Ристании; вы, сыны Элронда, и
северные дунаданцы; вы, эльф и гном, и вы, великодушные уроженцы Хоббитании,
и весь свободный народ Запада - внимайте и слушайте. Ибо я спою вам о
девятипалом Фродо и о Кольце Всевластья.
Не веря своим ушам, Сэм звонко и радостно рассмеялся, вскочил и
воскликнул:
- О чудеса из чудес и слава небывалая! Да я и мечтать не смел, чтобы
такое сбылось!
И все воины тоже смеялись и плакали; над смехом их и плачем вознесся
чистый, ясный голос песнопевца - звончатый, серебряный, золотой. Звенела
эльфийская речь, звучали наречия Запада, сладостный напев блаженно ранил
сердца, и гореванье сливалось с восторгом, и блаженным хмелем пьянили слезы.

Наконец, когда солнце склонилось за полдень и протянулись тени
деревьев, песнопевец закончил песнь.
- Воздайте ж им великую хвалу! - воскликнул он и опустился на колени.
Встал Арагорн, заволновалось войско, и все пошли к накрытым столам, пошли
провожать пиршеством разгоревшийся день.
Фродо и Сэма отвели в шатер; они сняли истасканную, грязную одежду; ее
бережно свернули и унесли, и новое нарядное платье было дано им взамен.
Пришел Гэндальф, держа в руках, к удивлению Фродо, северный меч, эльфийский
плащ и мифрильную кольчугу - все, что забрали орки в Мордоре. А Сэму он
принес позолоченную кольчугу и почищенный, заштопанный плащ; и положил перед
ними оба меча.
- Никакого меча мне больше не нужно, - сказал Фродо.
- Нынче вечером придется быть при мече, - отозвался Гэндальф.
Фродо взял прежний кинжал Сэма, который в Кирит-Унголе сочли его
оружием.
- А Терн - тебе, Сэм, - сказал он.
- Нет, хозяин! Вы его получили от господина Бильбо вместе с этой
серебристой кольчугой; он бы сильно удивился, если б вы меч кому-нибудь
отдали.
Фродо уступил, и Гэндальф, словно оруженосец, преклонил колена, опоясал
его и Сэма мечами и надел им на головы серебряные венцы.
Так облаченные, явились они на великое пиршество - к главному столу
возле Гэндальфа, конунга Эомера Ристанийского, князя Имраиля и других
военачальников Западного ополченья; и тут же были Гимли и Леголас.
Постояли в молчании, обратившись лицом к западу; затем явились два
отрока-виночерпия, должно быть оруженосцы: один в черно-серебряном облачении
стража цитадели Минас-Тирита, другой в бело-зеленом. Сэм подивился, как это
такие мальцы затесались среди могучих витязей, но, когда они подошли ближе,
протер глаза и воскликнул:
- Смотрите-ка, сударь! Ну и дела! Да это же Пин, то бишь, прошу
прощенья, господин Перегрин Крол, и господин Мерри! Ну и выросли же они!
Батюшки! Видно, не нам одним есть чего порассказать!
- Нет, Сэм, не вам одним, - сказал Пин, радостно ему улыбаясь. - И уж
как мы станем рассказывать, так вы только держитесь - погодите, вот кончится
пир. А пока что возьмите в оборот Гэндальфа, он теперь вовсе не такой
скрытный, хотя больше смеется, чем говорит. Нам с Мерри недосуг - как вы,
может, заметили, мы при деле, мы - витязи Гондора и Ристании.

Долго длился веселый пир; когда же солнце закатилось и поплыла луна над
андуинскими туманами, проливая сиянье сквозь трепетную листву, Фродо и Сэм
сидели под шелестящими деревьями благоуханной Италии и далеко за полночь не
могли наговориться с Мерри, Пином и Гэндальфом, с Леголасом и Гимли. Им
рассказывали и рассказывали обо всем, что случилось без них с остальными
Хранителями после злополучного дня на Парт-Галене близ водопадов Рэроса; и
не было конца их расспросам и повести друзей.
Орки, говорящие деревья, зеленая нескончаемая равнина, блистающие
пещеры, белые замки и златоверхие чертоги, жестокие сраженья и огромные
корабли под парусами - словом, у Сэма голова пошла кругом. И все же, внимая
рассказам о чудесах, он нет-нет да и оглядывал Пина и Мерри, наконец не
выдержал, поднял Фродо и стал с ними мериться спина к спине. Потом почесал в
затылке.
- Да вроде не положено вам расти в ваши-то годы! - сказал он. - А вы
дюйма на три вымахали, гном буду!
- До гнома тебе далеко, - отозвался Гимли. - Чего тут удивляться - их
же поили из онтских источников, а это тебе не пиво лакать!
- Из онтских источников? - переспросил Сэм. - Все у вас онты да онты, а
что за онты - в толк не возьму. Ну ладно, недельку-другую еще поговорим,
глядишь, все и само разъяснится.
- Вот-вот, недельку-другую, - поддержал Пин. - Дойдем до Минас-Тирита и
запрем Фродо в башне - пусть записывает, не отлынивает. А то забудет потом
половину, и старина Бильбо ужас как огорчится.

Наконец Гэндальф поднялся.
- В руках Государя целебная сила, оно так, дорогие друзья, - сказал он.
- Но вы побывали в когтях у смерти, оттуда он и вызволил вас, напрягши все
силы, прежде чем вы погрузились в тихий сон забвенья. И хотя спали вы долго
и, похоже, отоспались, пора опять вам укладываться.
- Сэму-то и Фродо само собой, - заметил Гимли, - но и тебе, Пин, тоже.
Ты мне милей брата родного - еще бы, так уж я по твоей милости набегался,
век не забуду. И не забуду, как отыскал тебя на холме после битвы. Кабы не
гном Гимли, быть бы тебе в земле. Зато я теперь ни с чем не спутаю
хоббитскую подошву - только она и виднелась в груде тел. Отвалил я
здоровенную тушу, которая тебя придавила, смотрю - а ты как есть мертвый. Я
чуть себе бороду не вырвал от досады. А теперь ты всего-то день как на ногах
- давай, пошел спать. Я тоже пойду.
- А я, - сказал Леголас, - пойду бродить по здешнему прекрасному лесу,
то-то отдохну. Если позволит царь Трандуил, я приведу сюда лесных эльфов -
тех, кому захочется пойти со мной, - и край ваш станет еще краше. Надолго
ли? Ненадолго: на месяц, на целую жизнь, на человеческий век. Но здесь течет
Андуин и катит свои волны к Морю. В Море!

В Море, в морской простор! Чайки кричат и реют,
И белопенный прибой набегает быстрей и быстрее.
На западе, в ясной дали, закатное солнце алеет.
Корабль, серокрылый корабль! Слышишь ли дальние зовы,
Уплывших прежде меня призывные голоса?
Прощайте, прощайте, густые мои леса,
Иссякли дни на земле, и века начинаются снова.
А я уплыву за моря и брега достигну иного.
Там длинные волны лижут Последние Берега,
На Забытом острове слышен солнечный птичий гам -
В Эрессее, предвечно эльфийской, куда нет доступа людям,