Толкиен Джон Рональд Руэл. Возвращение государя

утесом, и хмурые ущелья, подернутые дымкой. Он сонно вслушивался в шум воды,
в смутный шепот деревьев, в треск расседающегося камня - и чуял огромное
молчанье, ожидающее, пока все эти шумы стихнут. Ему вообще-то нравились
горы, а лучше сказать - нравилось, как они возникают за обочиной рассказов о
дальних странах; но теперь его придавила несусветная тяжесть взаправдашнего
Средиземья, и больше всего на свете он хотел бы оказаться у себя, возле
камина, в уютной комнатушке.
Он очень устал: ехали-то они медленно, однако же почти не отдыхали. Три
долгих, томительных дня трясся он по тропам вверх и вниз, через перевалы,
длинными долинами и звенящими бесчисленными бродами. Ежели дорога была
пошире, он ехал рядом с конунгом, не замечая, что многие конники усмехались,
глядя на это соседство: хоббит на лохматеньком сером пони и повелитель
Ристании на большом белом коне. А он разговаривал с Теоденом, рассказывал
ему о себе, о своих и прочие хоббитанские байки, потом слушал рассказы о
Мустангриме и о подвигах ристанийских витязей. Но чаще всего, как и нынче,
Мерри ехал сам по себе, за конунгом, говорить было не с кем, и он
вслушивался в медленную звучную речь ристанийцев, доносившуюся сзади. Многие
слова он вроде бы узнавал, только звучали они и звонче, и протяжнее, а
вместе никак не складывались. Иногда чей-нибудь ясный голос заводил песню, и
у Мерри взыгрывало сердце, хоть он и не понимал, о чем поется.
Очень ему было все-таки одиноко, особенно теперь, на закате дня. Он
думал, куда же в этом непонятном мире подевался Пин, где Арагорн, Леголас и
Гимли. И внезапным холодом полоснула мысль: а Сэм с Фродо - они-то где?
"Совсем я про них забыл, - укорил он себя. - Они же из всех нас главные, я и
пошел-то им в помощь, и вот теперь они за сотни миль, спасибо еще, если
живы". Он испуганно поежился.

- Вот и Укрывище! - молвил Эомер. - Близок конец пути.
Кони стали. Через узкую горловину ущелья, как сквозь высокое окно,
едва-едва был виден крутой спуск в меркнущую долину. Внизу, возле реки,
вспыхивал и угасал крохотный огонек.
- Да, конец пути близок, - подтвердил Теоден, - и это - начало нового
пути. Прошлой ночью было полнолуние, а наутро я поеду в Эдорас, на войсковой
сбор.
- Прими мой совет, - негромко сказал Эомер, - возвратись потом сюда,
пережди здесь победу или поражение.
- Нет, - усмехнулся Теоден, - нет, сын мой, ибо так я буду тебя
называть, ты уж не будь советником наподобие Гнилоуста! - Он выпрямился в
седле и оглянулся на длинный строй ратников, терявшийся в сумерках. - Давно
я не водил вас в поход, многие дни стеснились в годы, но теперь-то я клюку
отбросил. Коли нас победят, что мне толку скрываться в горах? А коли мы
победим, то нестрашно мне и погибнуть, исполнив свой долг до конца. Однако ж
будет об этом. Нынче я ночую в Укрывище, и есть еще у нас хотя бы один
мирный вечер. Едем!

Уже почти стемнело, когда они спустились. Снеговая протекала у
западного края долины, и вскоре тропа привела их к броду, где вода бурлила
среди камней. Брод охраняли; воины выпрыгивали из-за темных скал и, завидев
их, радостно возглашали:
- Конунг Теоден! Конунг Теоден! Властитель Ристании возвратился!
Протяжно затрубил рог, и гулким эхом отозвалась долина. За рекой
зажигались огни.
И вдруг с высот дружно грянули трубы: казалось, они поют под единым
сводом, и слитный трубный гром раскатился по каменным склонам.
Так возвратился с победою властитель Мустангрима в Дунхерг, в свое
высокогорное Укрывище. Последняя рать Ристании была в сборе; проведав о
приближении конунга, воеводы встретили его у переправы, как и велел
Гэндальф. Впереди ехал Дунгир, здешний правитель.
- Государь, - сказал он, - три дня назад на рассвете примчался с запада
в Эдорас Светозар, и Гэндальф несказанно обрадовал нас вестью о твоей
победе. Но он приказал от лица твоего поторопить сбор. А затем нагрянул
крылатый Призрак.
- Крылатый Призрак? - повторил Теоден. - Мы тоже видели его, но посреди
ночи, еще когда Гэндальф был с нами.
- Может статься, вы его и видели, государь, - сказал Дунгир. - Он ли
был тогда или другой, но исчадьем мрака, подобьем чудовищной птицы явился он
в то утро над Эдорасом, и страх объял всех до единого. Ибо он снизился к
Медусельду, почти до самого купола, и раздался вопль, оледенивший сердца.
Тогда-то Гэндальф и посоветовал нам не собираться на равнине, а встретить
тебя здесь, в горном Укрывище. И не зажигать ни костров, ни факелов помимо
крайней нужды - так мы и сделали, потому что повелительны были его слова и
мы услышали в них твое веление. Здесь, над долиною, чудища не появлялись.
- Вы рассудили верно, - сказал Теоден. - Я сейчас еду в Укрывище, и
прежде, чем отойду ко сну, надо мне встретиться с воеводами и сенешалями.
Созовите их у меня как можно скорее!

Теперь дорога вела прямиком на восток - по долине, где она была шириною
не более полумили. Кругом лежали поля и травяные сумеречно-серые луга, и за
дальним краем ложбины Мерри увидел утесистый отрог Старкгорна, некогда
разрезанный рекой.
Равнина была заполнена людьми. Они толпились у дороги, приветственными
кликами встречая конунга и западных ратников; а поодаль виднелись ряды
палаток и шатров, стояли за частоколами кони и стройно было составлено
оружие: копья торчали, как древесная поросль. Сумерки застилали многолюдный
лагерь, с гор веяло ночной прохладой, однако же фонари не горели и не пылали
костры. Расхаживали часовые в длинных плащах.
Сколько же их тут собралось, ристанийцев? - задумался Мерри. В
сгущавшейся тьме на глазок было не прикинуть, но вроде бы большое,
многотысячное войско. А пока он вертел головой, дружина конунга оказалась
возле огромной скалы у восточного края долины; дорога вдруг пошла в гору, и
Мерри изумленно поднял взгляд. Таких дорог он еще не видывал: верно, люди
проложили ее во времена совсем уж незапамятные. Змеею вилась она вверх,
врезаясь в отвесную скалу. Крутая, точно лестница, она открывала обзор то
спереди, то сзади. Лошади этот подъем кое-как одолевали; можно было втащить
и повозки, но никакой враг ниоткуда не смог бы обойти защитников, разве что
с воздуха. На каждом повороте дороги высились грубые изваяния:
человекоподобные фигуры сидели, поджав ноги и сложив толстые руки на пухлых
животах. Черты лица у многих с годами стерлись, лишь черные глазные дыры
взирали на мимоезжих. Конники их вниманием не удостаивали. Назывались они
Пукколы, колдовской силы не имели, страха никому не внушали; и Мерри
провожал изумленным и почти что жалостным взглядом эти выступавшие из
сумрака фигуры.
Потом он глянул назад и увидел, что взобрался уже высоко, и все равно в
тумане видно было, как снизу идут конники - нескончаемой вереницей идут и
расходятся по лагерю. Лишь конунг с приближенными ехали вверх, в Укрывище.
Наконец они выехали на край обрыва, а дорога вела все вверх, крутым
склоном к скалистой расселине, а за нею расстилалась долина. Звалась она
Фириэнфельд - широкая это была и красивая долина, травянистая, поросшая
вереском, над бурным ложем Снеговой, по южным склонам Старкгорна и северным
отлогам зубчатого хребта Ирензаги; туда-то и направлялись конники, и перед
ними вздымался Двиморберг, Гора Призраков с ее одетыми мрачным сосняком
кручами. Долину пересекал двойной ряд неуклюжих каменных вех; дорога между
ними уходила в сумрак и пропадала среди сосен. Отважься кто-нибудь по ней
поехать - он вскоре оказался бы в лесной мгле Димхолта, увидел бы зловещий
столп и зияющие Запретные врата.
Таков был угрюмый Дунхерг, сооруженный древним людским племенем, о
котором ни песни, ни сказания не сохранили памяти. И неведомо было, что
воздвигали древние строители - то ли город, то ли тайный храм, то ли царскую
усыпальницу. Трудились они в Темные Века, задолго до того, как приплыли
корабли к западным берегам и дунаданцы основали Гондор, и давным-давно
сгинул этот народ, одни лишь Пукколы упрямо сидели на изгибах дороги.
Мерри взглянул на каменные зубья, на их неровный строй: они исчернели и
выветрились, те покосились, другие упали, третьи надломились или искрошились
- ни дать ни взять голодный старческий оскал. Он подумал, зачем бы им тут
торчать, и понадеялся, что конунг не поедет между ними в густеющую темень.
Потом он различил по обеим сторонам дороги множество палаток и навесов, но
расположены они были поодаль от сумрачного леса и даже теснились к обрыву.
Большая часть лагеря находилась справа, где Фириэнфельд распластался вширь,
а слева палаток было поменьше, и среди них высился шатер. Оттуда выехал
навстречу им конник, и они свернули с дороги.
Конник приблизился, и Мерри увидел, что это женщина - длинные перевитые
волосы ее блистали в сумерках, но она была в шлеме, одета в кольчугу,
опоясана мечом.
- Привет тебе, властитель Мустангрима! - воскликнула она. - Всем
сердцем радуюсь твоему возвращению.
- Нерадостный у тебя голос, Эовин, - молвил конунг. - Ты чем-то
опечалена?
- Нет, все идет как должно, - отвечала она и вправду глухим голосом,
словно превозмогая слезы; да едва ли, подумал Мерри, вон у нее какое суровое
лицо. - Все как должно. Конечно, людям тяжко было в одночасье собираться в
дальний путь и покидать родные дома. Многие горько роптали - давно уж не
звучал призыв на брань средь наших зеленых равнин, - но непокорства не было.
Ополченье, как видишь, в сборе. И ночлег твой готов: я наслышана о вашей
победе и знала, когда тебя ждать.
- А, стало быть, Арагорн приехал! - воскликнул Эомер. - Он еще здесь?
- Нет, здесь его нету, - сказала Эовин, отвернувшись и глядя на
сумрачные вершины, южные и восточные.
- А где же он? - спросил Эомер.
- Не знаю, - сказала она. - Он прискакал ночью и уехал вчера на
рассвете, солнце еще не встало из-за гор. И где он теперь - не знаю.
- Ты горевала, дочь, - снова сказал Теоден. - О чем твоя печаль? Была
ли, скажи, речь о той дороге? - и он указал на чернеющий путь между каменных
вех к Двиморбергу. - Была ли речь о Стезе Мертвецов?
- Да, государь, - ответила Эовин. - Он ушел в смертную тьму, из которой
нет возврата. Я не сумела его отговорить. И где он теперь - не знаю.
- Значит, пути наши разошлись, - сказал Эомер. - Он сгинул во тьме, и
биться мы будем без него, обделенные надеждой.

Медленно, в безмолвии проехали они наверх травянистым вересковым лугом
и спешились возле шатра конунга. Все было для всех приготовлено, а о Мерри
позаботились особо: для него разбили палатку возле огромного шатра. Там он и
сидел один-одинешенек, и мимо него проходили люди - на совет к конунгу.
Темнело все больше, западные вершины высились в звездных венцах, и
непроглядная тьма застилала восток. Уже почти исчезли из виду каменные
зубья, но за ними из ночной мглы проступала черная громада Двиморберга.
- Что еще за Стезя Мертвецов? - тихо разговаривал Мерри сам с собой. -
Какая такая Стезя? Да, а вот я-то один остался не при деле из всего нашего
Отряда. Всех судьба разбросала: Гэндальф с Пином отправились воевать на
востоке, Сэм и Фродо - в Мордор, а Бродяжник, Леголас и Гимли уехали Стезей
Мертвецов. Наверно, скоро выпадет и мой черед. Знать бы хоть, о чем они там
совещаются, что надумал конунг. А то я ведь теперь с ним повязан - куда он,
туда и я.
Невеселые мысли шли ему на ум, а вдобавок он еще вдруг ужасно
проголодался и решил выйти поглядеть, неужто же он один здесь такой
голодный. Но в это время грянула труба, и его, оруженосца конунга, вызвали
прислуживать государю за столом.

В глубине шатра, за узорчатыми занавесями, были разостланы шкуры, и за
низеньким столом сидели Теоден, Эомер и Эовин, а с ними Дунгир, правитель
Укрывища. Мерри занял свое место позади конунга, но вскоре тот, очнувшись от
глубокой задумчивости, с улыбкой обернулся к нему.
- Иди сюда, сударь мой Мериадок! - сказал он. - Негоже тебе стоять.
Покуда мы пребываем в моих владениях, ты будешь сидеть возле меня и тешить
мне сердце своими рассказами.
Хоббита усадили на скамью по левую руку от конунга, но до рассказов
дело не дошло. Трапеза была молчаливая, слова роняли скупо; наконец Мерри
собрался с духом и все-таки задал вопрос, вертевшийся у него на языке.
- Уже дважды, государь, слышал я о Стезе Мертвецов, - сказал он. - Что
это за Стезя? И куда отправился этой Стезею Бродяж... то есть Арагорн?
Конунг лишь вздохнул, и тщетно Мерри ждал ответа; потом Эомер сказал:
- Куда он отправился, нам, увы, неведомо. А Стезя Мертвецов... ты сам
нынче ехал по ней. Нет, не ищи в моих словах зловещего смысла! Просто дорога
наверх, с которой мы свернули, ведет через Димхолт к Запретным вратам. А что
за ними - никто не знает.
- Да, этого не знает никто, - подтвердил Теоден. - Лишь древние,
полузабытые преданья хранят об этом неясную память. В нашем роду, в роду
Эорла, отцы искони рассказывали их сыновьям, и если правдивы старинные были,
то за вратами под Двиморбергом лежит тайный путь в горные недра. Но к вратам
и подступиться никто не смеет с тех пор, как вошел в них Бальдор, сын Брего.
Брего устроил празднество в честь воздвиженья Медусельда, и Бальдор, осушив
лишний рог вина, сгоряча поклялся проникнуть в тайну Горы Призраков. Навеки
пропал он с глаз людских, и остался без наследника высокий престол в
златоверхом дворце.
Говорят в народе, что покойники Темных Веков крепко стерегут от живых
проход к своим сокровенным чертогам, а бывает, они выходят наружу и
призрачными тенями спускаются вниз по дороге. Тогда жители Укрывища в страхе
запирают двери и завешивают окна. Но мертвецы появляются редко - лишь в
тревожные и кровавые времена.
- Из Укрывища доносят, - тихо промолвила Эовин, - что недавно, в
безлунную ночь, на гору взъехало большое войско в диковинных доспехах.
Откуда оно взялось, никто не знает: воины промчались меж каменных вех к
Двиморбергу, словно их там заждались.
- Да Арагорн-то зачем туда поехал? - не унимался Мерри. - Неужели
совсем уж неизвестно?
- Разве что тебе, его другу, от него самого известно что-нибудь, о чем
не ведаем мы, - отозвался Эомер. - А если нет - никто из живых тебе ответа
не даст.
- Вовсе не таким запомнила я его, когда впервые увидела во дворце, -
сказала Эовин. - Он постарел и посуровел. И был точно одержимый: казалось,
ему слышен замогильный зов.
- Может статься, и был слышен, - сказал Теоден, - сердце мое чует, что
мы с ним больше не свидимся. И все же ему, прирожденному властителю, должно
быть, уготован высокий жребий. Утешься, дочь, - я вижу, ты горько скорбишь о
нашем госте, - утешься, ибо рассказывают, что, когда эорлинги явились с
севера и поднялись к истокам Снеговой, примечая места для будущих крепостей,
Брего и сын его Бальдор проехали за Укрывище сквозь Димхолт и достигли
черных Врат. Возле них сидел древний-древний старец, высокий и царственный,
безмолвный и недвижный - точь-в-точь обветшалый истукан. Так и рассудили
Брего с Бальдором и хотели было проехать мимо, но вдруг раздался голос будто
из-под земли - старец, к их изумленью, молвил на всеобщем языке: Путь
закрыт.
Они остановились, взглянули на старца и увидели, что он еще жив, но к
ним он взора не обратил. Путь закрыт, повторил, голос. Он проложен теми,
кто давно уже мертв, и мертвецы устерегут его, покуда не исполнятся сроки.
Путь закрыт.
А когда исполнятся сроки? - спросил Бальдор, но ответа не дождался:
старец замертво рухнул ничком. И с тех пор мы больше ничего не проведали о
призрачных стражах горных недр. Однако же, может статься, ныне сроки
исполнились, и Арагорну путь откроется.
- Как узнать, не входя во Врата, откроется путь или нет? - сказал
Эомер. - А я туда не пошел бы, даже если б стоял один против всех полчищ
Мордора и больше некуда было податься. Что за напасть, какая одержимость
одолела витязя из витязей в нынешний роковой час! Неужели мало кругом
нечисти, что надо искать ее под землей? Война вот-вот грянет, а он...
Эомер смолк: снаружи послышался шум, кто-то выкликнул имя Теодена, и
стража его расспрашивала.

Вскоре начальник стражи отвел завесу шатра.
- Государь, - сказал он, - из Гондора прибыл посланец. Просит немедля
допустить его к тебе.
- Пусть войдет! - велел Теоден.
Вошел высокий ратник, и Мерри едва не вскрикнул: на миг ему почудилось,
будто перед ними вживе предстал Боромир. Приглядевшись, он увидел, что это,
конечно же, незнакомец, но и вправду очень похожий на Боромира - рослый,
статный, сероглазый. На нем был темно-зеленый плащ конника поверх
мелкосетчатой кольчуги, с венца шлема мерцала серебряная звездочка. В руке
он держал черноперую стрелу с зазубренным и обагренным стальным
наконечником.
Став на одно колено, он протянул стрелу конунгу.
- Привет тебе, властитель Мустангрима, исконный наш друг и верный
соратник! - молвил он. - Я, Хиргон, посланец Денэтора, вручаю тебе это
знамение войны. Великая беда грозит Гондору. Никогда прежде мустангримцы не
отказывали нам в подмоге, но на сей раз Денэтор просит вас собрать все ваши
силы и явиться как можно скорее - иначе Гондор падет!
- Багряная Стрела! - проговорил Теоден, принимая ее дрогнувшей рукой;
весть была хоть и заведомая, но оттого не менее грозная. - На моем веку
Багряной Стрелы в Ристанию ни разу не присылали! Неужто на нас вся надежда?
А как мыслит Денэтор - велики ли наши силы и скоро ли мы сможем явиться?
- Про то тебе лучше знать, государь, - сказал Хиргон. - Но, наверно, на
днях Гондор будет окружен, и коли не хватит у тебя сил прорвать мощную
осаду, то государь Денэтор велел сказать тебе, что лучше бы ристанийскому
воинству стоять на стенах, чем лечь под стенами!
- Разве не знает он, что нам привычнее биться верхом в поле, и еще -
что народ наш рассеян по горам, долам и равнинам и наших конников мигом не
соберешь? Верно ли, Хиргон, что повелитель Минас-Тирита знает всегда больше,
чем говорит? Ибо мы, как видишь, уже в сборе, весть твоя не застала нас
врасплох. У нас побывал Гэндальф Серый, и мы изготовились ехать на восток,
на великую битву.
- Ведает обо всем этом властодержец Денэтор или нет - мне знать не
дано, - отвечал Хиргон. - Мой государь не шлет вам повелений, он просит вас
во имя старой дружбы и во исполнение давних клятв, ради собственного
спасения свершить все, что в ваших силах. Нам доносят, что многие восточные
цари привели свои рати под начало Мордора. От северных краев до равнины
Дагорлада разгорается пожар войны. С юга идут хородримцы, все наше побережье
настороже, и невелика будет нам подмога оттуда. Поспешите же! Ведь у стен
Минас-Тирита решится общая судьба, и если там мы врага не сдержим, то черный
потоп захлестнет цветущие равнины Ристании и даже здесь, в горах, никто не
укроется.
- Мрачные известия, - сказал Теоден, - хотя новостями их не назовешь.
Впрочем, скажи Денэтору, что, если бы Ристании и не грозила опасность, мы
все равно пришли бы к нему на подмогу. Но битвы с предателем Саруманом были
кровопролитны, а ведь надо еще позаботиться о северных и восточных границах
- сам же говоришь, что война надвигается отовсюду. У Черного Властелина
достанет войска и Минас-Тирит обложить, и обрушиться на нас с севера,
перейти Андуин за Каменными Гигантами.
Чересчур осмотрительны мы все же не будем. И не промедлим. Наутро
назначен смотр, после него сразу выступаем. Будь все иначе, я отправил бы
наперехват врагу десять тысяч конных копьеносцев. Боюсь, придется послать
меньше - нельзя же оставить крепости вовсе без охраны. Но шесть тысяч с
лишком поедут за мной - скажи Денэтору, что нынче войско поведет в Гондор
сам конунг, и будь что будет. Надо лишь, чтобы дальняя дорога не обессилила
людей и коней, поэтому с завтрашнего утра минет не меньше недели, прежде чем
вы услышите с севера боевой клич сынов Эорла.
- Неделя! - воскликнул Хиргон. - Что ж, тебе виднее. Однако через семь
дней вы, похоже, прискачете к разрушенным стенам - ну, хотя бы помешаете
оркам и чернолицым пировать в Белой Крепости.
- На худой конец хоть пировать помешаем, - сказал Теоден. - Но будет: я
приехал с поля брани, одолев долгий путь, и изрядно утомился. Оставайся в
лагере на ночь. Утром увидишь ристанийское ополчение, и зрелище это тебя
взбодрит, а отдых укрепит твои силы. Утро вечера мудренее: за ночь думы
проясняются.

С этими словами конунг встал; за ним поднялись остальные.
- Ступайте отдыхать, - сказал он, - покойной вам ночи. И тебя, сударь
мой Мериадок, на сегодня отпускаю. Зато поутру, чуть свет, будь готов
явиться ко мне.
- Явлюсь по первому зову, - сказал Мерри, - и, если надо будет, готов
ехать с тобою даже Стезей Мертвецов.
- Остерегайся зловещих слов! - покачал головой конунг. - Быть может, не
одна дорога заслуживает этого имени. Но я тебя с собою в дорогу не звал.
Доброй ночи!
- Нет уж, не останусь я здесь дожидаться их возвращения! - твердил себе
Мерри. - Ни за что не останусь, ни за что! - И, повторяя это на разные лады,
он наконец заснул в своей палатке.
Разбудил его дружинник, тряся за плечо.
- Проснись, проснись, господин хольбитла! - звал он, и Мерри вдруг
очнулся от глубокого сна и сел на постели. "Темно-то еще как", - подумал он.
И спросил:
- Что случилось?
- Конунг ждет тебя.
- Да ведь еще солнце не взошло, - удивился Мерри.
- Нет, господин хольбитла, не взошло и сегодня не взойдет. Такая
наползла темь, будто солнце и вовсе погасло. Но встанет ли солнце, нет ли, а
время идет своим ходом. Поторопись!
Наспех одевшись, Мерри выглянул из палатки. В потемках, в мутно-бурой
мгле, все виделось черным и серым, нигде ни единой тени; царило мертвящее
затишье. Сплошная хмарь затянула небеса, лишь далеко на западе чуть брезжило
из-под низкого рваного края тучи, как бы сквозь крюковатые пальцы. Тяжко
нависал слепой и темный небосвод, и меркли последние дальние отсветы.
Потом Мерри заметил, что кругом стоят серолицые люди, угрюмо или
испуганно поглядывая вверх и вполголоса переговариваясь. Он сильно приуныл и
пробрался к шатру конунга. Хиргон был уже там, рядом с ним стоял другой
гонец, одетый так же и похожий на него, только пониже и плечистее. Когда
Мерри вошел, он говорил конунгу:
- Из Мордора надвинулась она, государь. Вчера поползла, на закате. С
Истфольдского всхолмья видел я, как она поднялась и потом нагоняла меня,
застилая небо и угашая звезды. Весь край отсюда до Изгарных гор объят
темнотой, и сумрак сгущается. Видно, война уже началась.

Настало молчанье, и наконец конунг вымолвил:
- Да, чему быть, того не миновать: значит, вот-вот она грянет, великая
битва наших дней, и многое сгубит она безвозвратно. Что ж, теперь хоть нет
нужды скрываться. Поскачем во весь опор напрямик по равнине. Смотр начинаем
сейчас, опоздавших ждать не будем. Достанет ли припасов там у вас в
Минас-Тирите? А то ведь быстро ехать можно лишь налегке, взяв самую малость
воды и съестного.
- Припасов достанет с избытком, - отвечал Хиргон. - Берите как можно
меньше и скачите как можно быстрее!
- Созывай герольдов, Эомер, - сказал Теоден. - Строиться к походу!
Эомер вышел; вскоре в Укрывище зазвучали трубы, и десятки других
откликнулись снизу, но трубное пенье уже не казалось Мерри, как накануне,
зычным и властным хором. Глухое и сиплое, зловещее завывание тонуло в душной
мгле.

Конунг обратился к Мерри.
- Я еду на войну, сударь мой Мериадок, - сказал он. - Через час-другой
отправляемся в путь. Ты свободен от моей службы, но приязни моей не теряешь.
Оставайся здесь и, если угодно тебе, послужи царевне Эовин - она будет
править вместо меня.
- Да как же так, государь, - запинаясь, произнес Мерри. - Я ведь принес
клятву на мече! Нет, конунг Теоден, не свободен я от твоей службы. Да и
друзья мои все поехали на битву, стыдно было бы мне здесь отсиживаться.
- Но мы поедем на больших, быстрых скакунах, - сказал Теоден. - Ты с
таким не управишься, одной отваги для этого мало.
- Тогда привяжите меня к седлу или как-нибудь там к стремени, -
упорствовал Мерри. - Бежать-то уж больно далеко, но раз нельзя ехать,
давайте я побегу - только вот ноги, наверно, собью и опоздаю недели на две.
- Чем так, я тебя лучше бы довез на Белогриве, - усмехнулся Теоден. -
Ладно, езжай со мною в Эдорас, поглядишь на Медусельд - сперва мы туда
отправимся. Да пока что и Стибба не оплошает: настоящая скачка начнется
потом, на равнине.
Тут поднялась Эовин.
- Пойдем, Мериадок! - сказала она. - Пойдем, примеришь доспех, что я
тебе подобрала. - Они вышли вместе. - Всего одна просьба была ко мне у
Арагорна, - продолжала Эовин, когда они шли между шатрами, - он попросил
снарядить тебя на битву. Надеюсь, ты останешься доволен, и уверена, что
доспех тебе непременно пригодится.
Она подвела Мерри к одной из палаток для стражи конунга, и оружничий
вынес оттуда маленький шлем, круглый щит и прочее снаряжение.
- Кольчуги по твоему росту не нашлось, - сказала Эовин, - и выковать на
тебя панцирь уже не успеем; зато вот тебе плотная кожаная куртка, ремень и
кинжал. Меч у тебя есть.
Мерри поклонился, и царевна подала ему шит чуть поменьше того, какой в
свое время получил Гимли, с белым конем на зеленом поле.
- Облачайся в доспех, - сказала она, - и да сослужит он тебе добрую
службу! Прощай же, Мериадок! Но, быть может, мы с тобой еще встретимся.

В густеющем сумраке строилось ристанийское ополчение у восточной
дороги. Тревога сжимала сердца, и многих терзал страх. Но крепки духом были
ристанийцы и преданы своему государю: даже в Укрывище, где приютили женщин,
детей и стариков из Эдораса, почти не было слышно ни рыданий, ни ропота.
Грозную судьбу встречали молча, лицом к лицу.