Страница:
существует разрыв, производственные совещания умирают, кругом господствует
зажим и пр.".
Вот эти-то обобщения "Большевик" считает небольшевистскими, непролетарскими
и пр.
Теперь можно не сомневаться в том, что многие смоленские, шахтинские и пр.
рабкоры писали в "Правду" и в "Большевик" и об отрыве партии от масс, и о
зажиме и пр. Но, по всей вероятности, эти письма, как содержащие
"небольшевистские обобщения", просто бросались в корзину.
VI
Е. Ярославский ополчился на самокритику с другого конца. В "Правде" он
предупредительно сообщает о том, какая судьба ожидает непокорных обобщающих
критиков289.
Статья Ярославского написана в связи с заявлением группы бывших
оппозиционеров (Сафаров и др.), которые признают правильной нынешнюю линию
ЦК, но не хотят прямо признать ошибочными платформу оппозиции и ее прежние
выступления.
Этим полуоппозиционерам и четвертьоппозиционерам Ярославский объяснет, что
для возвращения в партию необходимо не только признание правильности
нынешней линии ЦК, но и осуждение прежней критики ошибок руководства,
признание правильности линии ЦК за все последние годы, признание ошибочными
всех утверждений оппозиции, очевидно и тех, в правильности которых за
последние месяцы убедилась вся партия.
Итак, в эпоху самокритики возврат в партию возможен только в случае отказа
от критики, даже от критики старых ошибок.
Если ЦК всерьез принимает то, что написано в его обращении о необходимости
"обеспечить свободу внутрипартийной критики, что исключает такого рода
методы, когда самостоятельная мысль и всякое критическое замечание заранее
отбрасываются как уклон", то единственным выводом отсюда является, наоборот,
немедленное возвращение в партию, без требования всяких отказов и покаяний,
всей ленинской оппозиции, которой "пришили", и довольно неудачно, мнимый
"социал-демократический уклон" за ее правильную и последовательную критику.
Иначе призыв к демократии будет дискредитирован в самом начале, демократия
останется такой же бумажной, как она была в 1923 - 1928 гг.
Порукой этому все Ярославские нашей партии.
VII
Уроки последних месяцев достаточно серьезны. Не только партийная масса, но и
часть партийного аппарата могла многому научиться.
Насаждать демократию сверху и по приказу нельзя. Для того, чтобы создать
здоровую внутрипартийную жизнь, мало одного обращения ЦК. Необходимо
провести ряд мероприятий в развитие этого обращения.
Прежде всего, нельзя проводить демократию руками того аппарата, который
зажимал партию, давил и истреблял всякое проявление демократизма. Нужно
основательно встряхнуть аппарат, выбросить из него не только пьяниц и
взяточников (до сих пор огонь критики направляется только в их сторону), но
и всех чиновников, оппортунистов и пр. и отобрать подлинно большевистские
элементы этого аппарата.
Далее необходимо восстановить в партии ленинскую оппозицию, которая
исключена именно за деловую критику и требование внутрипартийной демократии,
необходимо немедленно прекратить всякие репрессии, ссылки, аресты и пр.
Необходимо, как указывалось в платформе большевиков-ленинцев, отменить как
все ухудшения устава, проведенные между XIV и XV съездами (пп. 25, 33, 37,
42, 50 и т. д.), так и дальнейшие ухудшения, внесенные на XV партсъезде
(созыв партсъезда раз в два года вместо ежегодного, уничтожение обязательной
предсъездовской дискуссии, установленной X съездом и пр.)290.
Если ЦК серьезно намерен вступить на путь внутрипартийной демократии, то
указанные мероприятия должны быть немедленно проведены в жизнь. Без них
обращение ЦК останется обманом, политиканским маневром, ничего не стоящей
бумажкой, дискредитирующей партию.
Условия для действительной внутрипартийной демократии должны быть во что бы
то ни стало созданы. Каждый член партии должен требовать их скорейшего
осуществления. Время не терпит. Процессы разложения зашли довольно далеко.
Саботаж бюрократов и чиновников партаппарата должен быть сломлен.
Сопротивление ЦК необходимо преодолеть всеми мерами вплоть до созыва
чрезвычайного съезда партии.
Оздоровление партии, а значит и спасение первой социалистической революции,
зависит сейчас от активности рядовых партийцев.
Ленинская оппозиция призывает всех коммунистов, опираясь на обращение ЦК,
начать борьбу за подлинную внутрипартийную демократию, за ленинизм.
20 июня 1928 г.
СОДЕРЖАНИЕ
Левый курс в рабочем вопросе.
Хлебозаготовительный кризис и мелкобуржуазная политика партии.
Сталинская самокритика и ленинская внутрипартийная и рабочая демократия.
О правовом положении рабочих.
Промфинплан на 1927/28год. 6.Письмо Сапронова.
Рабочая жизнъ
7. Почему.
8.Паровозные мастерские.
9. Красная Нить.
10. Кроватный завод.
11. Кутузовка.
12. Канатка.Отовсюду
13. По вузам.
14. На Полтавщине.
15. Опровержение.
16. Протест из ссылки.
17. Отчет Красного Креста."Левый курс" в рабочем вопросе
Начавшийся после XV съезда новый курс должен был, казалось бы, захватить и
рабочий вопрос. Если бы мы имели действительно выправление классовой линии,
это бы отразилось в первую очередь улучшением материального положения
рабочего и ростом его политического удельного веса. В действительности же
параллельно с нажимом на крестьянство идет такой же нажим на рабочую силу,
приводящий к падению фонда зарплаты, т. е. к уменьшению доли рабочего в
общественном продукте, в увеличении нормы эксплуатации. В последний
операционный год рост производительности труда перегнал рост зарплаты
сильнее даже, чем это намечалось хозяйственным планом. В то время как
выработка с 1926/27 г. по 1927/28 г. выросла в среднем по всей
промышленности на 17,6%, рост зарплаты выражается, согласно данным
официальных экономистов, в 7,2%. По отдельным же отраслям промышленности
имеется соотношение еще менее благоприятное для рабочих. Так, например, в
химической промышленности продукция на одного рабочего выросла на 26%, а
зарплата лишь на 4,7%, в бумажной промышленности продукция выросла на 23,4%,
зарплата на 5%. В фарфоро-фаянсовом производстве выработка выросла на 13%, а
зарплата на 1%! И по поводу таких соотношений К. Розенталь пишет в органе ЦК
ВКП "Большевик" с нескрываемым торжеством: "Улучшения в деле использования
рабочей силы несомненны. Доля зарплаты в единице продукции уменьшается".
(Издержки на рабсилу на единицу продукта составляли в прошлом году 23,3
коп., а в нынешнем 24,3.)
Эту радость коммуниста по поводу уменьшения доли рабочего в товарной единице
можно было бы еще понять, если бы "лучшее использование рабочей силы"
вызывалось исключительно прогрессом техники. И в этом случае компартия и
профсоюзы должны были бы стараться, чтобы и рабочий выиграл от
усовершенствования производства. Но известно, насколько еще незначительна
роль рационализации и техники в росте нашей продукции. Тут всю заслугу по
уплотнению рабочего дня следует отнести за счет более интенсивной траты
трудовой энергии. Ставят ставку на физическое истощение рабочего и называют
это левым курсом, курсом на укрепление пролетарской диктатуры! С полным
удовлетворением тот же популяризатор экономической политики ЦК констатирует:
"По отдельным отраслям промышленности при общем росте продукции количество
рабочих уменьшается"! Неужели и количественное ослабление рабочего класса и
рост безработицы можесчитаться положительным явлением с точки зрения наших
своеобразных строителей социализма? Такой подход к развитию промышленности
ничем не отличается от капиталистического подхода, который базируется на
стремлении к максимальной эксплуатации раб[очей] силы с целью извлечения
наибольшей прибавочной ценности. Капиталистический уклон вождей компартии
проявился особенно отчетливо в докладе и прениях по промфинплану на
последнем пленуме ЦК КП(б)У. Докладчик Сухомлин упрекал хозяйственников,
которые не пересмотрели в колдоговорах норм выработки, говоря, что они идут
по линии наименьшего сопротивления. Он указывал, что эффект от пересмотра
норм не только в снижении расценок, но и в создании стимула к повышению
производительности труда. Ту же мысль со свойственным ему простецким
прямодушием высказал и Г.И. Петровский: "Наши нормы должны повлиять на
улучшение необходимых приспособлений в производстве и на развитие
изобретательности". И напомнил доброе старое время, "когда капиталист стегал
рабочего рублем", а рабочий изобретал, чтобы преодолеть голодные расценки. В
заключение он предложил периодическим снижением расценок побуждать рабочего
к увеличениюинтенсивноститруда. Кнутом голода наметил гнать носителя
диктатуры -- российский пролетариат -- к развитию производительности труда в
"социал истич
рабочего к увеличению производительности труда. Кнутом голода наметил гнать
носителя диктатуры - российский пролетариат - к развитию производительности
труда в "социалистической промышленности". Мы знаем, что новые колдоговоры
усиленно проводят в жизнь эти директивы вождей и радетелей рабочего класса.
Недаром докладчик от фабкома начинает свое сообщение о колдоговоре словами:
"Я не пришел сказать вам ничего хорошего, я пришел сказать о коллективном
договоре". (Это искреннее признание с возмущением цитировали на пленуме ЦК
КП(б)У[краины].) В результате пересмотра норм выработки зарплата всюду
снижена -- стимул для повышения производительности труда со стороны рабочих
дан достаточно энергичный. В среднем на Украине, по словам секретаря ВУСПС
Кузьменко, зарплата за первое только полугодие упала на 6%, а реальная плата
еще больше понизилась, так как индекс с 1 октября 1927 года по 1 января 1928
года повысился с 200 до 217,3. И в то время, как все члены ЦК единодушно
беспокоятся о том, как бы повысить нормы выработки, представитель
профорганов выражает по должности беспокойство о том, сможем ли мы
обеспечить плановые предположения по повышению зарплаты. В настоящее время
вследствие исключительного подъема в последний месяц цен на сельхозпродукты
индекс вырос еще больше. На пересмотре расценок промышленность может
произвести большую экономию. Куда пойдут эти суммы, снятые с запрлаты?
Частично на повышение заработка низших категорий, в гораздо большей мере --
на снижение себестоимости. Итак, боевая задача, поставленная перед
хозяйственниками партруководством, осуществляется довольно легким и простым
способом. Все могут быть довольны... кроме рабочих. "Снижение себестоимости
повышает реальную зарплату",-- говорят экономисты. Но чтобы снизить
себестоимость, они предварительно понижают и номинальную зарплату. Не
Тришкин ли это кафтан получается -- конечно для рабочего, кое-кто иной может
на этом переливании из "пустого в порожнее" заработать если не денежный, то
во всяком случае политический капитал? Последний раз ударив рабочего по
заработку, ничем не возместили этого удара хотя бы путем улучшения условий
труда и быта. Статистические данные за последние годы показывают сильный
"неуклонный рост количества несчастных случаев", пишет "Вестник труда" (No 3
-- 4 за 1928 год). "Уровень травматизма в нашей промышленности очень высок".
В среднем на тысячу рабочих приходится 172 несчастных случая, причем на
тяжелую индустрию выпадает особенно много увечий (в горной промышленности
296 на 1000 рабочих, в металлургической -- 240). Уплотнение рабочего дня,
проводимое в связи с введением семичасового раб[очего] дня и повышением
норм, -- неизбежно вызовет еще более резкий рост травматизма. И можно ли
рассчитывать на борьбу с этим злом наркомтрудовских и профессиональных
органов, если в прошлом году половина суммы, ассигнованой на охрану труда,
осталась неизрасходованной (по Украине)? В квартирных условиях рабочего тоже
идет процесс ухудшения. Ассигновки на жилстроительство в этом году меньше
прошлогодних. А рабочие Донбасса занимают лишь половину нормальной
жилплощади, а то и меньше. Нет ни одного мероприятия несмотря на "левый
курс", которое вело бы к улучшению положения рабочих. Правда, кое-где
сократили до семи часов рабочий день, но рабочие это благодеяние
почувствовали прежде всего
на падении зарплаты. Хотя манифест ЦИК СССР обещал сохранение зарплаты при
сокращении числа рабочих часов, но сохранение это требует уплотнения
рабочего дня. От таких "социалистических" мероприятий не откажется, пожалуй,
и капиталистическая Европа. Если от экономического положения рабочего мы
перейдем к его правовому положению, то картина получится еще более
красноречивая. Рабочий класс советской России, являющийся по конституции
хозяином в промышленности, на деле совершенно бесправен. У себя на фабрике
[он] выступает распыленными единицами перед единым фронтом хозяйственников,
партячеек и фабкомов. Характеристика, данная профсоюзам платформой "15-ти",
подтверждается шахтинским, смоленским, сталинским, артемов-ским и прочими
делами, заставившими ЦК и ЦКК признать, что "в ряде случаев" профорганы от
низовых до губернских (до центральных еще не добрались) являются пассивным
орудием не только в руках разложившихся хозяйственников, но и
контрреволюционных спецов, обслуживающих буржуазную эмиграцию и польскую
контрразведку. Парторганизации, возглавляемые ожиревшими чиновниками с
партбилетами, покровительствуют взяточничеству и негодяям, берущим мзду с
рабочих, насилующим работниц, ворам -- обворовывающим рабочих; сами
принимают участие в расхищении государственных средств, в разбазаривании
советской индустрии. Одуревшие от власти помпадуры распоряжаются на "своих"
фабриках, в своих округах, губерниях, как крепостники-помещики в родовых
имениях -- вплоть до восстановления "права первой ночи".
Гниение верхушки в первую очередь бьет по рабочему, унижает его, пожирает
его профессиональные права. Борьба в легальных формах невозможна, ибо из
"треугольника" выхода нет. Лицемерная и трусливая самокритика, проводимая
ныне, ничего не может дать для прекращения процесса распада. Критика масс
лишь тогда имеет цену, когда рабочие могут реагировать не только словом, но
и делом. Почему не поставили смоленских, сочинских, артемовских держателей
партбилетов на суд партийно-рабочей массы? Почему их дела разбирались
келейно, а не на предприятиях, почему негодяи, плодившие и прикрывавшие
самые возмутительные преступления против рабочих, опозорившие сов[етскую]
власть и коммунизм, не только не изъяты из советского общества, но даже не
исключены из партии?
Могут ли рабочие смотреть на партию и союзы, сохранившие в своих рядах
заведомых насильников и растратчиков, как на свои органы, обратятся ли туда
за защитой от других подобных же "хозяев"? Конечно, нет. Рабочие останутся и
после разоблачительной кампании в руках классово чуждых, враждебных делу
революции элементов. И эту крикливую кампанию они оценят по достоинству как
один из маневров запутавшегося в противоречиях беспочвенного и бесприципного
руководства, пытающегося спасти остатки своего гибнущего авторитета и
революционной репутации в рабо-
чих массах. Политика центральных органов по рабочему вопросу разоблачает
левый курс. Никакие меры не могут дать эффекта, если сам рабочий класс
остается под прессом материального и правового зажима. Первым шагом левого
курса должно быть улучшение материального положения рабочего, увеличение его
доли в национальном доходе, количественное укрепление рабочего класса,
уменьшение безработицы. Левый курс невозможен без решающего повышения
удельного веса рабочего в партии и в государстве, без обеспечения за ним
хозяйских прав на предприятии, без утверждения за рабочей массой
действительной власти над ее выборными органами (а не только права критики
после того, как выборное начальство проворовалось и созрело для
прокуратуры). Эти меры настоящей рабочей демократии не могут быть проведены
нынешним партийно-профессиональным аппаратом, враждебным массам,
страстающимся с буржуазией. Эти меры не могут быть проведены при сохранении
нынешнего лишенного классовой основы, беспринципного руководства,
укрепившегося на борьбе с революционным авангардом пролетариата, на разгроме
пролетарской части партии, построившего свое могущество на фактической
ликвидации партии как органа рабочего класса. Поэтому никакого доверия
революционным возгласам сталинских молодцов, никаких иллюзий насчет
выправления классовой линии руками "могильщиков революции"!
Политика партии сейчас в основном выражает интересы мелкой буржуазии, на
которую давит международный и внутренний капитал,-- оппозиция в своей
политике целиком исходит из интересов пролетариата.
С особенной яркостью мелкобуржуазная сущность политики ВКП проявилась в
хлебозаготовительной кампании текущего года. Еще задолго до XV съезда
оппозиция сигнализировала опасность со стороны растущей мощи кулака и
примыкающей к нему зажиточной части середнячества. Важнейшим показателем
такого роста являлась все большая концентрация хлебных излишков в руках
верхушечных слоев деревни. Уже летом 1926 г. 10% крестьянства владело 41,3%
хлебных излишков, в то время как 23% бедноты не имели никаких излишков
(журнал "Статистическое обозрение", орган ЦСУ СССР, 1927 год, No 2). Третий
урожайный (1927) год только увеличил массу этих запасов и удельный вес в них
кулака. Вот что говорил по этому поводу на августовском пленуме Пятаков:
"Т[овари]щ Рыков забыл упомянуть об одном очень грозном явлении, которое мы
имеем в этом году. Началось это в прошлом году, но в этом году продолжается.
Я говорю о накоплении натуральных запасов хлеба в руках зажиточной части
деревни. Если память мне не изменяет, эти натуральные запасы для этого года
исчислялись в 600 -- 700 миллионов пудов, а сейчас они уже исчисляются
цифрой в 870 млн пудов. Вы думаете, что беднота накопила этот хлеб?
Пустое, конечно, этот хлеб скопляется прежде всего в руках кулацкой верхушки
и в верхнем слое середняка, который уже граничит с кулаком".
На том же августовском пленуме и тоже по вопросу о хлебных излишках
т[овари]щ Смилга, между прочим, сказал: "Можно искать доступ к этим запасам,
представляя в распоряжение зажиточных слоев деревни дорогие машины,
трактора, жатки и т. д. Вместе с тем снабжать их усиленно потребительскими
товарами и с помощью этого вовлечь эти запасы в товарооборот. Такой подход
означал бы ничто иное, как экономическую победу кулака над государственным
хозяйством. Мне кажется, что хозяйственная обстановка текущего года диктует
другой подход к этому вопросу. В течение этого года нужно будет из этих
натуральных запасов путем ли налога или путем займа это вопрос конкретный,
решение которого будет зависеть от конкретной обстановки -- взять 150 -- 200
милл[ионов] пудов".
Из приведенных выше цитат видно, что оппозиция еще летом прошлого года
предвидела надвигавшийся хлебозаготовительный кризис, как результат растущей
мощи деревенской верхушки.
Рыков ответил Пятакову и Смилге, как истый представитель мелкобуржуазного
руководства. По его мнению, хлебные запасы -- это только "страховочный фонд
на случай неурожая... Беднота стремится по мере сил сделать запас на случай
повторения 1921 года..." Рыков даже заявил: "Если бы я был крестьянином
Саратовской или Царицынской губ[ернии], то что бы ни говорил Смилга, я
обязательно бы запасся хлебом, будь я в бедняцкой, середняцкой или кулацкой
группе".
Благославив таким образом процесс кулацкого накопления, Рыков добавляет:
"Смотреть на факт образования крестьянских хлебных запасов как на попытку
кулака бороться со строительством социализма -- совершенно неправильно".
Увы, такова логика мелкобуржуазных вождей. Мог ли Рыков в августе 1927 года
предвидеть, что в апреле 1928 года Сталину придется сказать нечто прямо
противоположное его (Рыковским) словам: "Вы видите, что заготовительный
кризис выражает собой первое в условиях нэпа, серьезное выступление
капиталистических элементов села против советской власти по одному из
важнейших вопросов нашего строительства по вопросу о хлебозаготовках"
(доклад Сталина на Московском партактиве "Об итогах апрельского пленума
ЦК").
То, о чем оппозиция предупреждала почти год тому назад, то Сталины и Рыковы
уразумели только после жесточайшего поражения, нанесенного им кулаком.
Теперь пора нам перейти к картине этого поражения, т. е. к картине
хлебозаготовительной кампании текущего года. Не успел еще закончиться XV
съезд, так лихо расправившийся с оппозицией, но не сумевший увидеть
опасность справа, как заготовительный кризис стал грозным фактом. До октября
ход хлебозаготовок протекал нормально, самотеком. Это обстоятельство
только укрепляло самоуверенность партийной верхушки. Но скоро спокойствие
последней сменилось паническим страхом. Кулак и близкая к нему зажиточная
группа крестьянства противопоставили свой "план" плану государственному. За
кулаком скоро последовало и середнячество -- заготовки резко сократились.
Так, за время от 1 октября по 1 января 1927/1928 г. было недобрано по
сравнению с тем же периодом прошлого года 138 млн пудов хлеба, и это
несмотря на третий урожай и наличие значительных запасов в деревне.
Катастрофа, о которой предупреждала оппозиция, становилась реальностью --
экспорт был сорван, и пролетарским центрам грозил голод. Партийно-советский
аппарат начал нервничать; следует одна черезвычайная мера за другой. Помимо
чрезвычайности эти меры отличаются полнейшим отсутствием классовой
пролетарской линии: 1) город оголяется от промтоваров, 80% которых бросаются
на село, дабы умилостивить кулака, соблазнить его товарным изобилием
(вспомнить приведенные выше слова т[овари]ща Смилги); 2) проводится
самообложение, обязательное для всех слоев деревни и, конечно, ложащееся
более тяжким бременем на маломощных ее членов; 3) крестьянский заем
фактически распространяется в принудительном порядке и, главное, опять-таки
среди всех слоев села; 4) во многих местах практикуется простой товарообмен,
когда кооперация отпускает товары только имеющим квитанцию ссыппункта о
проданном хлебе. В результате указанных мероприятий в феврале на фронте
хлебозаготовок был достигнут перелом; опасность голода для городов и армии
была временно ликвидирована, но план заготовок 1927/28 года остался далеко
не выполненным, и экспорт был окончательно сорван (смотреть "Экономическую
жизнь" от 30 апреля, конъюктуру за март и "Харьковский пролетариат" от 13
мая, речь Постышева291 на пленуме ОПК).
Необходимо также отметить, что отсутствие классовой линии в мероприятиях,
проведенных партией для усиления заготовок, нанесло чувствительный удар
смычке города и села (речь идет, конечно, о бедняцких и середняцких его
слоях)... Апрельский пленум ЦК не мог пройти мимо вопроса о
хлебозаготовительной кампании текущего года. Пленум констатировал факт
кризиса во втором сельскохозяйственном квартале и попытался найти причины
этого явления. Но что же получилось из этой робкой попытки? В основном
виновной оказалась оппозиция, "которая, мол, отвлекала партию от деловой
работы, навязывая ей дискуссию". Поистине, мудро!
Оппозиция все время предостерегала об опасности кулацкого накопления и
хозяйственного кризиса, в то время как Рыков покровительственно хлопал по
плечу запасавшегося кулака, а теперь виновата оппозиция! Этим мудрость
пленума отнюдь не исчерпалась: он одобрил все мероприятия Политбюро по
усилению заготовок и особенно подчеркнул целесообразность переброски всей
массы промтоваров из города в деревню. Чтобы избежать повторения кризисов в
будущем, пленум считает необходимым обратить особое внимание на производство
предметов широкого потребле-
ния и своевременного завоза их в деревню. Далее следует ряд "левых" фраз о
наступлении на кулака, о колхозном строительстве и т. п. Насколько непрочным
оказался успех, достигнутый партийно-советским аппаратом на фронте
хлебозаготовок в феврале текущего года, доказал последующий ход их развития.
За апрель было недобрано 60 -- 70 млн пудов хлеба, иначе говоря выполнено
только 25 -- 30% плана ("Экономическая жизнь", 29 апреля), первая пятидневка
мая дала дальнейшее снижение. Объяснять рецидив кризиса сезонными причинами
не берется даже официальная печать. Для нас такое явление не представляется
неожиданностью. Опасность хлебозаготовительного и всякого другого кризиса в
СССР может быть ликвидирована только при выдержанной пролетарской линии, на
основе подлинной диктатуры рабочего класса. Нельзя проводить "левый курс",
срывая даже тот куцый план индустриализации, который намечен был на текущий
год, а план этот уже сорван -- партия капитулировала перед деревенской
верхушкой, усилив темп развития легкой индустрии за счет тяжелой (см.
промышленный план на 1927/28 год). Нельзя, наконец, осуществлять "левый
курс", подвергая всевозможным репрессиям оппозицию, выражающую интересы
пролетариата,-- в таких условиях "левый курс" превращается во вредную
фикцию, в прикрытие действительного процесса, выражающегося в постепенной
зажим и пр.".
Вот эти-то обобщения "Большевик" считает небольшевистскими, непролетарскими
и пр.
Теперь можно не сомневаться в том, что многие смоленские, шахтинские и пр.
рабкоры писали в "Правду" и в "Большевик" и об отрыве партии от масс, и о
зажиме и пр. Но, по всей вероятности, эти письма, как содержащие
"небольшевистские обобщения", просто бросались в корзину.
VI
Е. Ярославский ополчился на самокритику с другого конца. В "Правде" он
предупредительно сообщает о том, какая судьба ожидает непокорных обобщающих
критиков289.
Статья Ярославского написана в связи с заявлением группы бывших
оппозиционеров (Сафаров и др.), которые признают правильной нынешнюю линию
ЦК, но не хотят прямо признать ошибочными платформу оппозиции и ее прежние
выступления.
Этим полуоппозиционерам и четвертьоппозиционерам Ярославский объяснет, что
для возвращения в партию необходимо не только признание правильности
нынешней линии ЦК, но и осуждение прежней критики ошибок руководства,
признание правильности линии ЦК за все последние годы, признание ошибочными
всех утверждений оппозиции, очевидно и тех, в правильности которых за
последние месяцы убедилась вся партия.
Итак, в эпоху самокритики возврат в партию возможен только в случае отказа
от критики, даже от критики старых ошибок.
Если ЦК всерьез принимает то, что написано в его обращении о необходимости
"обеспечить свободу внутрипартийной критики, что исключает такого рода
методы, когда самостоятельная мысль и всякое критическое замечание заранее
отбрасываются как уклон", то единственным выводом отсюда является, наоборот,
немедленное возвращение в партию, без требования всяких отказов и покаяний,
всей ленинской оппозиции, которой "пришили", и довольно неудачно, мнимый
"социал-демократический уклон" за ее правильную и последовательную критику.
Иначе призыв к демократии будет дискредитирован в самом начале, демократия
останется такой же бумажной, как она была в 1923 - 1928 гг.
Порукой этому все Ярославские нашей партии.
VII
Уроки последних месяцев достаточно серьезны. Не только партийная масса, но и
часть партийного аппарата могла многому научиться.
Насаждать демократию сверху и по приказу нельзя. Для того, чтобы создать
здоровую внутрипартийную жизнь, мало одного обращения ЦК. Необходимо
провести ряд мероприятий в развитие этого обращения.
Прежде всего, нельзя проводить демократию руками того аппарата, который
зажимал партию, давил и истреблял всякое проявление демократизма. Нужно
основательно встряхнуть аппарат, выбросить из него не только пьяниц и
взяточников (до сих пор огонь критики направляется только в их сторону), но
и всех чиновников, оппортунистов и пр. и отобрать подлинно большевистские
элементы этого аппарата.
Далее необходимо восстановить в партии ленинскую оппозицию, которая
исключена именно за деловую критику и требование внутрипартийной демократии,
необходимо немедленно прекратить всякие репрессии, ссылки, аресты и пр.
Необходимо, как указывалось в платформе большевиков-ленинцев, отменить как
все ухудшения устава, проведенные между XIV и XV съездами (пп. 25, 33, 37,
42, 50 и т. д.), так и дальнейшие ухудшения, внесенные на XV партсъезде
(созыв партсъезда раз в два года вместо ежегодного, уничтожение обязательной
предсъездовской дискуссии, установленной X съездом и пр.)290.
Если ЦК серьезно намерен вступить на путь внутрипартийной демократии, то
указанные мероприятия должны быть немедленно проведены в жизнь. Без них
обращение ЦК останется обманом, политиканским маневром, ничего не стоящей
бумажкой, дискредитирующей партию.
Условия для действительной внутрипартийной демократии должны быть во что бы
то ни стало созданы. Каждый член партии должен требовать их скорейшего
осуществления. Время не терпит. Процессы разложения зашли довольно далеко.
Саботаж бюрократов и чиновников партаппарата должен быть сломлен.
Сопротивление ЦК необходимо преодолеть всеми мерами вплоть до созыва
чрезвычайного съезда партии.
Оздоровление партии, а значит и спасение первой социалистической революции,
зависит сейчас от активности рядовых партийцев.
Ленинская оппозиция призывает всех коммунистов, опираясь на обращение ЦК,
начать борьбу за подлинную внутрипартийную демократию, за ленинизм.
20 июня 1928 г.
СОДЕРЖАНИЕ
Левый курс в рабочем вопросе.
Хлебозаготовительный кризис и мелкобуржуазная политика партии.
Сталинская самокритика и ленинская внутрипартийная и рабочая демократия.
О правовом положении рабочих.
Промфинплан на 1927/28год. 6.Письмо Сапронова.
Рабочая жизнъ
7. Почему.
8.Паровозные мастерские.
9. Красная Нить.
10. Кроватный завод.
11. Кутузовка.
12. Канатка.Отовсюду
13. По вузам.
14. На Полтавщине.
15. Опровержение.
16. Протест из ссылки.
17. Отчет Красного Креста."Левый курс" в рабочем вопросе
Начавшийся после XV съезда новый курс должен был, казалось бы, захватить и
рабочий вопрос. Если бы мы имели действительно выправление классовой линии,
это бы отразилось в первую очередь улучшением материального положения
рабочего и ростом его политического удельного веса. В действительности же
параллельно с нажимом на крестьянство идет такой же нажим на рабочую силу,
приводящий к падению фонда зарплаты, т. е. к уменьшению доли рабочего в
общественном продукте, в увеличении нормы эксплуатации. В последний
операционный год рост производительности труда перегнал рост зарплаты
сильнее даже, чем это намечалось хозяйственным планом. В то время как
выработка с 1926/27 г. по 1927/28 г. выросла в среднем по всей
промышленности на 17,6%, рост зарплаты выражается, согласно данным
официальных экономистов, в 7,2%. По отдельным же отраслям промышленности
имеется соотношение еще менее благоприятное для рабочих. Так, например, в
химической промышленности продукция на одного рабочего выросла на 26%, а
зарплата лишь на 4,7%, в бумажной промышленности продукция выросла на 23,4%,
зарплата на 5%. В фарфоро-фаянсовом производстве выработка выросла на 13%, а
зарплата на 1%! И по поводу таких соотношений К. Розенталь пишет в органе ЦК
ВКП "Большевик" с нескрываемым торжеством: "Улучшения в деле использования
рабочей силы несомненны. Доля зарплаты в единице продукции уменьшается".
(Издержки на рабсилу на единицу продукта составляли в прошлом году 23,3
коп., а в нынешнем 24,3.)
Эту радость коммуниста по поводу уменьшения доли рабочего в товарной единице
можно было бы еще понять, если бы "лучшее использование рабочей силы"
вызывалось исключительно прогрессом техники. И в этом случае компартия и
профсоюзы должны были бы стараться, чтобы и рабочий выиграл от
усовершенствования производства. Но известно, насколько еще незначительна
роль рационализации и техники в росте нашей продукции. Тут всю заслугу по
уплотнению рабочего дня следует отнести за счет более интенсивной траты
трудовой энергии. Ставят ставку на физическое истощение рабочего и называют
это левым курсом, курсом на укрепление пролетарской диктатуры! С полным
удовлетворением тот же популяризатор экономической политики ЦК констатирует:
"По отдельным отраслям промышленности при общем росте продукции количество
рабочих уменьшается"! Неужели и количественное ослабление рабочего класса и
рост безработицы можесчитаться положительным явлением с точки зрения наших
своеобразных строителей социализма? Такой подход к развитию промышленности
ничем не отличается от капиталистического подхода, который базируется на
стремлении к максимальной эксплуатации раб[очей] силы с целью извлечения
наибольшей прибавочной ценности. Капиталистический уклон вождей компартии
проявился особенно отчетливо в докладе и прениях по промфинплану на
последнем пленуме ЦК КП(б)У. Докладчик Сухомлин упрекал хозяйственников,
которые не пересмотрели в колдоговорах норм выработки, говоря, что они идут
по линии наименьшего сопротивления. Он указывал, что эффект от пересмотра
норм не только в снижении расценок, но и в создании стимула к повышению
производительности труда. Ту же мысль со свойственным ему простецким
прямодушием высказал и Г.И. Петровский: "Наши нормы должны повлиять на
улучшение необходимых приспособлений в производстве и на развитие
изобретательности". И напомнил доброе старое время, "когда капиталист стегал
рабочего рублем", а рабочий изобретал, чтобы преодолеть голодные расценки. В
заключение он предложил периодическим снижением расценок побуждать рабочего
к увеличениюинтенсивноститруда. Кнутом голода наметил гнать носителя
диктатуры -- российский пролетариат -- к развитию производительности труда в
"социал истич
рабочего к увеличению производительности труда. Кнутом голода наметил гнать
носителя диктатуры - российский пролетариат - к развитию производительности
труда в "социалистической промышленности". Мы знаем, что новые колдоговоры
усиленно проводят в жизнь эти директивы вождей и радетелей рабочего класса.
Недаром докладчик от фабкома начинает свое сообщение о колдоговоре словами:
"Я не пришел сказать вам ничего хорошего, я пришел сказать о коллективном
договоре". (Это искреннее признание с возмущением цитировали на пленуме ЦК
КП(б)У[краины].) В результате пересмотра норм выработки зарплата всюду
снижена -- стимул для повышения производительности труда со стороны рабочих
дан достаточно энергичный. В среднем на Украине, по словам секретаря ВУСПС
Кузьменко, зарплата за первое только полугодие упала на 6%, а реальная плата
еще больше понизилась, так как индекс с 1 октября 1927 года по 1 января 1928
года повысился с 200 до 217,3. И в то время, как все члены ЦК единодушно
беспокоятся о том, как бы повысить нормы выработки, представитель
профорганов выражает по должности беспокойство о том, сможем ли мы
обеспечить плановые предположения по повышению зарплаты. В настоящее время
вследствие исключительного подъема в последний месяц цен на сельхозпродукты
индекс вырос еще больше. На пересмотре расценок промышленность может
произвести большую экономию. Куда пойдут эти суммы, снятые с запрлаты?
Частично на повышение заработка низших категорий, в гораздо большей мере --
на снижение себестоимости. Итак, боевая задача, поставленная перед
хозяйственниками партруководством, осуществляется довольно легким и простым
способом. Все могут быть довольны... кроме рабочих. "Снижение себестоимости
повышает реальную зарплату",-- говорят экономисты. Но чтобы снизить
себестоимость, они предварительно понижают и номинальную зарплату. Не
Тришкин ли это кафтан получается -- конечно для рабочего, кое-кто иной может
на этом переливании из "пустого в порожнее" заработать если не денежный, то
во всяком случае политический капитал? Последний раз ударив рабочего по
заработку, ничем не возместили этого удара хотя бы путем улучшения условий
труда и быта. Статистические данные за последние годы показывают сильный
"неуклонный рост количества несчастных случаев", пишет "Вестник труда" (No 3
-- 4 за 1928 год). "Уровень травматизма в нашей промышленности очень высок".
В среднем на тысячу рабочих приходится 172 несчастных случая, причем на
тяжелую индустрию выпадает особенно много увечий (в горной промышленности
296 на 1000 рабочих, в металлургической -- 240). Уплотнение рабочего дня,
проводимое в связи с введением семичасового раб[очего] дня и повышением
норм, -- неизбежно вызовет еще более резкий рост травматизма. И можно ли
рассчитывать на борьбу с этим злом наркомтрудовских и профессиональных
органов, если в прошлом году половина суммы, ассигнованой на охрану труда,
осталась неизрасходованной (по Украине)? В квартирных условиях рабочего тоже
идет процесс ухудшения. Ассигновки на жилстроительство в этом году меньше
прошлогодних. А рабочие Донбасса занимают лишь половину нормальной
жилплощади, а то и меньше. Нет ни одного мероприятия несмотря на "левый
курс", которое вело бы к улучшению положения рабочих. Правда, кое-где
сократили до семи часов рабочий день, но рабочие это благодеяние
почувствовали прежде всего
на падении зарплаты. Хотя манифест ЦИК СССР обещал сохранение зарплаты при
сокращении числа рабочих часов, но сохранение это требует уплотнения
рабочего дня. От таких "социалистических" мероприятий не откажется, пожалуй,
и капиталистическая Европа. Если от экономического положения рабочего мы
перейдем к его правовому положению, то картина получится еще более
красноречивая. Рабочий класс советской России, являющийся по конституции
хозяином в промышленности, на деле совершенно бесправен. У себя на фабрике
[он] выступает распыленными единицами перед единым фронтом хозяйственников,
партячеек и фабкомов. Характеристика, данная профсоюзам платформой "15-ти",
подтверждается шахтинским, смоленским, сталинским, артемов-ским и прочими
делами, заставившими ЦК и ЦКК признать, что "в ряде случаев" профорганы от
низовых до губернских (до центральных еще не добрались) являются пассивным
орудием не только в руках разложившихся хозяйственников, но и
контрреволюционных спецов, обслуживающих буржуазную эмиграцию и польскую
контрразведку. Парторганизации, возглавляемые ожиревшими чиновниками с
партбилетами, покровительствуют взяточничеству и негодяям, берущим мзду с
рабочих, насилующим работниц, ворам -- обворовывающим рабочих; сами
принимают участие в расхищении государственных средств, в разбазаривании
советской индустрии. Одуревшие от власти помпадуры распоряжаются на "своих"
фабриках, в своих округах, губерниях, как крепостники-помещики в родовых
имениях -- вплоть до восстановления "права первой ночи".
Гниение верхушки в первую очередь бьет по рабочему, унижает его, пожирает
его профессиональные права. Борьба в легальных формах невозможна, ибо из
"треугольника" выхода нет. Лицемерная и трусливая самокритика, проводимая
ныне, ничего не может дать для прекращения процесса распада. Критика масс
лишь тогда имеет цену, когда рабочие могут реагировать не только словом, но
и делом. Почему не поставили смоленских, сочинских, артемовских держателей
партбилетов на суд партийно-рабочей массы? Почему их дела разбирались
келейно, а не на предприятиях, почему негодяи, плодившие и прикрывавшие
самые возмутительные преступления против рабочих, опозорившие сов[етскую]
власть и коммунизм, не только не изъяты из советского общества, но даже не
исключены из партии?
Могут ли рабочие смотреть на партию и союзы, сохранившие в своих рядах
заведомых насильников и растратчиков, как на свои органы, обратятся ли туда
за защитой от других подобных же "хозяев"? Конечно, нет. Рабочие останутся и
после разоблачительной кампании в руках классово чуждых, враждебных делу
революции элементов. И эту крикливую кампанию они оценят по достоинству как
один из маневров запутавшегося в противоречиях беспочвенного и бесприципного
руководства, пытающегося спасти остатки своего гибнущего авторитета и
революционной репутации в рабо-
чих массах. Политика центральных органов по рабочему вопросу разоблачает
левый курс. Никакие меры не могут дать эффекта, если сам рабочий класс
остается под прессом материального и правового зажима. Первым шагом левого
курса должно быть улучшение материального положения рабочего, увеличение его
доли в национальном доходе, количественное укрепление рабочего класса,
уменьшение безработицы. Левый курс невозможен без решающего повышения
удельного веса рабочего в партии и в государстве, без обеспечения за ним
хозяйских прав на предприятии, без утверждения за рабочей массой
действительной власти над ее выборными органами (а не только права критики
после того, как выборное начальство проворовалось и созрело для
прокуратуры). Эти меры настоящей рабочей демократии не могут быть проведены
нынешним партийно-профессиональным аппаратом, враждебным массам,
страстающимся с буржуазией. Эти меры не могут быть проведены при сохранении
нынешнего лишенного классовой основы, беспринципного руководства,
укрепившегося на борьбе с революционным авангардом пролетариата, на разгроме
пролетарской части партии, построившего свое могущество на фактической
ликвидации партии как органа рабочего класса. Поэтому никакого доверия
революционным возгласам сталинских молодцов, никаких иллюзий насчет
выправления классовой линии руками "могильщиков революции"!
Политика партии сейчас в основном выражает интересы мелкой буржуазии, на
которую давит международный и внутренний капитал,-- оппозиция в своей
политике целиком исходит из интересов пролетариата.
С особенной яркостью мелкобуржуазная сущность политики ВКП проявилась в
хлебозаготовительной кампании текущего года. Еще задолго до XV съезда
оппозиция сигнализировала опасность со стороны растущей мощи кулака и
примыкающей к нему зажиточной части середнячества. Важнейшим показателем
такого роста являлась все большая концентрация хлебных излишков в руках
верхушечных слоев деревни. Уже летом 1926 г. 10% крестьянства владело 41,3%
хлебных излишков, в то время как 23% бедноты не имели никаких излишков
(журнал "Статистическое обозрение", орган ЦСУ СССР, 1927 год, No 2). Третий
урожайный (1927) год только увеличил массу этих запасов и удельный вес в них
кулака. Вот что говорил по этому поводу на августовском пленуме Пятаков:
"Т[овари]щ Рыков забыл упомянуть об одном очень грозном явлении, которое мы
имеем в этом году. Началось это в прошлом году, но в этом году продолжается.
Я говорю о накоплении натуральных запасов хлеба в руках зажиточной части
деревни. Если память мне не изменяет, эти натуральные запасы для этого года
исчислялись в 600 -- 700 миллионов пудов, а сейчас они уже исчисляются
цифрой в 870 млн пудов. Вы думаете, что беднота накопила этот хлеб?
Пустое, конечно, этот хлеб скопляется прежде всего в руках кулацкой верхушки
и в верхнем слое середняка, который уже граничит с кулаком".
На том же августовском пленуме и тоже по вопросу о хлебных излишках
т[овари]щ Смилга, между прочим, сказал: "Можно искать доступ к этим запасам,
представляя в распоряжение зажиточных слоев деревни дорогие машины,
трактора, жатки и т. д. Вместе с тем снабжать их усиленно потребительскими
товарами и с помощью этого вовлечь эти запасы в товарооборот. Такой подход
означал бы ничто иное, как экономическую победу кулака над государственным
хозяйством. Мне кажется, что хозяйственная обстановка текущего года диктует
другой подход к этому вопросу. В течение этого года нужно будет из этих
натуральных запасов путем ли налога или путем займа это вопрос конкретный,
решение которого будет зависеть от конкретной обстановки -- взять 150 -- 200
милл[ионов] пудов".
Из приведенных выше цитат видно, что оппозиция еще летом прошлого года
предвидела надвигавшийся хлебозаготовительный кризис, как результат растущей
мощи деревенской верхушки.
Рыков ответил Пятакову и Смилге, как истый представитель мелкобуржуазного
руководства. По его мнению, хлебные запасы -- это только "страховочный фонд
на случай неурожая... Беднота стремится по мере сил сделать запас на случай
повторения 1921 года..." Рыков даже заявил: "Если бы я был крестьянином
Саратовской или Царицынской губ[ернии], то что бы ни говорил Смилга, я
обязательно бы запасся хлебом, будь я в бедняцкой, середняцкой или кулацкой
группе".
Благославив таким образом процесс кулацкого накопления, Рыков добавляет:
"Смотреть на факт образования крестьянских хлебных запасов как на попытку
кулака бороться со строительством социализма -- совершенно неправильно".
Увы, такова логика мелкобуржуазных вождей. Мог ли Рыков в августе 1927 года
предвидеть, что в апреле 1928 года Сталину придется сказать нечто прямо
противоположное его (Рыковским) словам: "Вы видите, что заготовительный
кризис выражает собой первое в условиях нэпа, серьезное выступление
капиталистических элементов села против советской власти по одному из
важнейших вопросов нашего строительства по вопросу о хлебозаготовках"
(доклад Сталина на Московском партактиве "Об итогах апрельского пленума
ЦК").
То, о чем оппозиция предупреждала почти год тому назад, то Сталины и Рыковы
уразумели только после жесточайшего поражения, нанесенного им кулаком.
Теперь пора нам перейти к картине этого поражения, т. е. к картине
хлебозаготовительной кампании текущего года. Не успел еще закончиться XV
съезд, так лихо расправившийся с оппозицией, но не сумевший увидеть
опасность справа, как заготовительный кризис стал грозным фактом. До октября
ход хлебозаготовок протекал нормально, самотеком. Это обстоятельство
только укрепляло самоуверенность партийной верхушки. Но скоро спокойствие
последней сменилось паническим страхом. Кулак и близкая к нему зажиточная
группа крестьянства противопоставили свой "план" плану государственному. За
кулаком скоро последовало и середнячество -- заготовки резко сократились.
Так, за время от 1 октября по 1 января 1927/1928 г. было недобрано по
сравнению с тем же периодом прошлого года 138 млн пудов хлеба, и это
несмотря на третий урожай и наличие значительных запасов в деревне.
Катастрофа, о которой предупреждала оппозиция, становилась реальностью --
экспорт был сорван, и пролетарским центрам грозил голод. Партийно-советский
аппарат начал нервничать; следует одна черезвычайная мера за другой. Помимо
чрезвычайности эти меры отличаются полнейшим отсутствием классовой
пролетарской линии: 1) город оголяется от промтоваров, 80% которых бросаются
на село, дабы умилостивить кулака, соблазнить его товарным изобилием
(вспомнить приведенные выше слова т[овари]ща Смилги); 2) проводится
самообложение, обязательное для всех слоев деревни и, конечно, ложащееся
более тяжким бременем на маломощных ее членов; 3) крестьянский заем
фактически распространяется в принудительном порядке и, главное, опять-таки
среди всех слоев села; 4) во многих местах практикуется простой товарообмен,
когда кооперация отпускает товары только имеющим квитанцию ссыппункта о
проданном хлебе. В результате указанных мероприятий в феврале на фронте
хлебозаготовок был достигнут перелом; опасность голода для городов и армии
была временно ликвидирована, но план заготовок 1927/28 года остался далеко
не выполненным, и экспорт был окончательно сорван (смотреть "Экономическую
жизнь" от 30 апреля, конъюктуру за март и "Харьковский пролетариат" от 13
мая, речь Постышева291 на пленуме ОПК).
Необходимо также отметить, что отсутствие классовой линии в мероприятиях,
проведенных партией для усиления заготовок, нанесло чувствительный удар
смычке города и села (речь идет, конечно, о бедняцких и середняцких его
слоях)... Апрельский пленум ЦК не мог пройти мимо вопроса о
хлебозаготовительной кампании текущего года. Пленум констатировал факт
кризиса во втором сельскохозяйственном квартале и попытался найти причины
этого явления. Но что же получилось из этой робкой попытки? В основном
виновной оказалась оппозиция, "которая, мол, отвлекала партию от деловой
работы, навязывая ей дискуссию". Поистине, мудро!
Оппозиция все время предостерегала об опасности кулацкого накопления и
хозяйственного кризиса, в то время как Рыков покровительственно хлопал по
плечу запасавшегося кулака, а теперь виновата оппозиция! Этим мудрость
пленума отнюдь не исчерпалась: он одобрил все мероприятия Политбюро по
усилению заготовок и особенно подчеркнул целесообразность переброски всей
массы промтоваров из города в деревню. Чтобы избежать повторения кризисов в
будущем, пленум считает необходимым обратить особое внимание на производство
предметов широкого потребле-
ния и своевременного завоза их в деревню. Далее следует ряд "левых" фраз о
наступлении на кулака, о колхозном строительстве и т. п. Насколько непрочным
оказался успех, достигнутый партийно-советским аппаратом на фронте
хлебозаготовок в феврале текущего года, доказал последующий ход их развития.
За апрель было недобрано 60 -- 70 млн пудов хлеба, иначе говоря выполнено
только 25 -- 30% плана ("Экономическая жизнь", 29 апреля), первая пятидневка
мая дала дальнейшее снижение. Объяснять рецидив кризиса сезонными причинами
не берется даже официальная печать. Для нас такое явление не представляется
неожиданностью. Опасность хлебозаготовительного и всякого другого кризиса в
СССР может быть ликвидирована только при выдержанной пролетарской линии, на
основе подлинной диктатуры рабочего класса. Нельзя проводить "левый курс",
срывая даже тот куцый план индустриализации, который намечен был на текущий
год, а план этот уже сорван -- партия капитулировала перед деревенской
верхушкой, усилив темп развития легкой индустрии за счет тяжелой (см.
промышленный план на 1927/28 год). Нельзя, наконец, осуществлять "левый
курс", подвергая всевозможным репрессиям оппозицию, выражающую интересы
пролетариата,-- в таких условиях "левый курс" превращается во вредную
фикцию, в прикрытие действительного процесса, выражающегося в постепенной