Страница:
партийно-классовым потоком и немедленно стали на свои посты. Они были
"проверены" гораздо более основательно, чем одними днями Октября...
Но "летопись" тов. Троцкого, равно как и примечания к ней, изображают
неправильно не только пропорции внутри партии, но и подготовку
"большевизации" самого тов. Троцкого (нас интересует здесь, разумеется,
только политическая позиция).
Из примечаний к книге тов. Троцкого мы узнаем, напр., что "статьи Л. Д.
Троцкого, написанные в Америке, почти целиком "предвосхитили" (!)
политическую тактику революционной с.-д. Основные выводы этих статей почти
до деталей (!) совпадают с теми политическими перспективами, которые были
развиты тов. Лениным в знаменитых "Письмах издалека".
Мы узнаем, что "в ходе войны все уменьшались разногласия между точкой зрения
"Нашего слова" и Лениным".
Мы узнаем, с другой стороны, целый ряд подробностей об ошибках "Правды",
ряда большевиков и т. д.
Но мы чрезвычайно мало будем осведомлены после прочтения книжки, в чем же
были разногласия, которые "все уменьшались"; и мы прямо будем введены в
заблуждение, если поверим, что тов. Троцкий "предвосхитил", как выражается
ужасно услужливый редактор книги и автор примечаний тов. Ленцнер, ленинскую
линию (Ленин и не знал, говоря языком тов. Троцкого, что он "совершает
плагиат").
Между тем вопрос о позиции во время войны дает ключ и к ряду других
вопросов, вводя нас в ту лабораторию, где формировались лозунги, сыгравшие
вскоре исключительную, можно сказать, всемирно-историческую роль.
Постараемся напомнить кое-что из этой области.
1. "Мир" или "гражданская война". Это первое разногласие, разногласие очень
принципиальное, ибо здесь как раз и видно, кто и как "предвосхищал" и
события, и "тактику революционной социал-демократии". Лозунг гражданской
войны, который был поставлен Лениным и большевиками ЦК еще в самом начале
войны, был специфическим лозунгом большевизма, лозунгом, который проводил
грань
между действительными революционерами и всеми оттенками не только
шовинистов, но и интернационалистов мещанского, пацифистского,
"гуманитарного", ищущего сближения с центристскими элементами, толка. Только
резкая постановка вопроса о гражданской войне позволяла отобрать кадры таких
революционеров, которые стали впоследствии ядром коммунистических партий.
Тов. Троцкий был самым решительным образом против этого лозунга, считая его
узким, непригодным для массовой проповеди и т. д. Это ли "предвосхищение"
ленинской позиции?
Пораженчество и борьба с ним. Второй отличительной особенностью
большевистской позиции было положение, что революционные соц.-демократы
(теперь мы бы сказали "коммунисты") должны в империалистской войне желать
поражения, прежде всего, своему правительству. Тов. Троцкий определял эту
позицию как национализм навыворот или национализм с отрицательным знаком.
Однако теперь совершенно ясен глубокий смысл этой ленин-ской позиции,
корнями своими уходящий к основным истокам большевистской мысли. Именно к
основным истокам ее. Стоит только посмотреть, напр., на недавно
опубликованную полемику Ленина с Плехановым по поводу проекта программы
РСДРП (Ленинский сборник, No 2), чтобы понять это. В полемике с Плехановым
В.И. упрекает плехановский проект в том, что это учебник, а не объявление
войны; там говорится о капитализме вообще, а нам нужна война против русского
капитализма -- таков смысл этой полемики со стороны В.И. Почему настаивал на
этом Ленин? Именно пото-му, что он был борцом, а не декламатором. Лозунг
поражения своего правительства был объявлением войны всякому, хотя бы и
скрытому под тюфяками благородных фраз, пацифизму, всякой, хотя бы искрытой
искуснейшими масками, оборонческой позиции. Это был наиболее резкий разрыв,
разрыв на деле всякой связи со "своим" буржуазным государством. И именно
такой позицией обусловливаласьна деле, на живом примере,
интернационалистская позиция большевизма. Это было второе принципиальное
расхождение Троцкого с большевиками.
3.Единство с меньшевистской фракцией Чхеидзе. Уже во время войны тов.
Троцкий продолжал стоять за единство с такими элементами, как фракция
Чхеидзе, не имея мужества пойти на решительный организационный разрыв,
который был необходимой предпосылкой правильной политики. Недаром Ленин так
боялся, что некоторые товарищи поддадутся на удочку троцкизма. Любопытно
также и то, что тов. Троцкий еще в мае 1917 г. не понимал своих прежних
ошибок. Так, на стр. 380 разбираемой книги мы читаем: "7 мая 1917 г.
открылась общегородская конференция объединенных с.-д. (большевиков и
интернационалистов). Конференция приветствовала тов. Троцкого,
присутствовавшего в качестве гостя. Отвечая на приветствие, тов. Троцкий
заявил, что для него, всегда стоявшего за необходимость единства с.-д. сил
(курсив наш. Ред.), само по себе единство не является самоцелью, и в формулу
эту должно быть вложено революционное содержание" и т. д. (стр. 380)*.
Отсюда с полной ясностью вытекает, что тов. Троцкий не только не проклинал
своей борьбы за единство с ликвидаторами и т. д., но эту свою громаднейшую
ошибку, губительную ошибку, подводил чуть ли не как базис для объединения с
большевиками, на этот раз, к счастью, соглашаясь вложить в "формулу"
"революционное содержание".
К сожалению, та же недооценка всей глубины ошибок в организационном вопросе
(она целиком проявилась у тов. Троцкого в прошлогодней дискуссии) сквозит
даже теперь. Тов. Троцкий оправдывается от упреков "какого-нибудь из
глубокомысленных дьячков вроде тов. Сорина", упреков в борьбе против
большевистской "кружковщины", методом более чем странным: "Возражение мое в
статье было таково: кружковщина, как наследие прошлого, существует, но,
чтобы она стала меньше, межрайонцам нужно прекратить обособленное
существование". Итак, уже призывая к объединению с большевиками, тов.
Троцкий порицал большевистскую кружковщину, как злое наследие злого
прошлого. Но "отказываемся ли мы от наследства"? Ни капли. Ибо эта так
называемая кружковщина была на самом деле методом создания нашей партии, т.
е. организационным принципом большевизма. И если тов. Троцкий на 65 стр.
своего "Предисловия" пишет, что он признал "свои большие организационные
ошибки", а на стр. 66 оправдывает обвинение дореволюционного большевизма в
"кружковщине", то это значит, что он еще не свел концов с концами и не
извлек еще всех уроков из истории нашей партии. Но он и не сможет этого
сделать , если днем рождения партии будет считать день ее объединения с
межрайонкой или даже славные дни Октября, когда сам тов. Троцкий в муках
рождался как большевик.
4. Борьба с циммервальдской левой. Наконец, следует упомянуть и о позиции
тов. Троцкого в "мировом масштабе". Ведя борьбу с шовинистами,
социал-патриотами и т. д., тов. Троцкий был издевательски настроен по
отношению к циммервальдской левой. Он считал ее тоже "кружковщиной" и
большевистской дурью, которая уже совсем мало приспособлена к "заграничным
условиям". Еще в Америке, где, по уверениям тов. Ленцнера , тов. Троцкий
предвосхитил позицию тов. Ленина, он вел активную борьбу против
солидаризации с циммервальдской левой. Этот "раскол" с "центристами от
Циммервальда" тов. Троцкий одобрить не мог. Между тем товарищи-редакторы
"Семнадцатого года" отнюдь не позаботились о том, чтобы осветить для
международного пролетариата и этот пункт нашей партийной истории, который
для Интернационала так же важен, как и вопрос о гражданской войне, о
пораженчестве и т. д.
'Речь идет о так называемых "межрайонцах", которые существовали параллельно
большевикам и отстаивали в это время единство с "левыми" меньшевиками. Вошли
вместе с тов. Троцким после июльских дней в большевистскую партию.
который для Интернационала так же важен, как и вопрос о гражданской войне, о
пораженчестве и т. д.
*Речь идет о так называемых "межрайонцах", которые существовали параллельно
большевикам и отстаивали в это время единство с "левыми" меньшевиками. Вошли
вместе с тов. Троцким после июльских дней в большевистскую партию.
Ибо речь шла ни больше ни меньше, как о выборе между Вторым и Третьим
Интернационалом.
5. Концепция "перманентной революции". Тов. Троцкий, оказывается, не только
"предвосхитил" ленинскую позицию, но и оказался прав по одному из
существеннейших пунктов нашей революционной теории и одновременно нашей
революционной стратегии, именно по вопросу о "перманентной революции". Тов.
Троцкий пишет по этому поводу следующее:"Ленин дал еще накануне 1905 г.
своеобразию русской революции выражение в формуле демократической диктатуры
пролетариата и крестьянства. Сама по себе эта формула, как показало все
дальнейшее развитие, могла иметь значение лишь как этап к социалистической
диктатуре пролетариата, опирающегося на крестьянство" (XVII). Что сей сон
означает? В 1905 году была борьба между большевиками, выставившими лозунг:
"Диктатура пролетариата и крестьянства" -- с одной стороны, группой Троцкого
-- Парвуса, выставившей лозунг: "Долой царя, а правительство -- рабочее!" --
с другой, и поляками во главе с Розой Люксембург, которые выставили формулу:
"Пролетариат, опирающийся на крестьянство" -- с третьей. Кто же оказался
прав? Тов. Троцкий уклоняется от того, чтобы дать решительный ответ, ответ
всеми словами. Но косвенно он "утверждает" именно свою правоту: ленинская
формула могла быть "лишь" (!) этапом к формуле Троцкого. Но вот это-то и
неверно, что тов. Троцкий оказался правым. Он оказался именно неправ, и
именно "дальнейшее развитие" доказало его неправоту. Ибо специфичность
позиции тов. Троцкого как раз в том и заключалась, что он хотел перескочить
через такой "этап", через который перескочить было нельзя (забывал "мелочь":
крестьянство)."Недостаточно быть революционером и сторонником социализма или
коммунистом вообще,-- писал тов. Ленин,-- надо уметь найти в каждый момент
то особое звено цепи, за которое надо всеми силами ухватиться, чтобы
удержать всю цепь и подготовить прочно переход к следующему звену"
(Сочинения, т. XV, с. 223). Но именно этого и не давали лозунги тов.
Троцкого. Он "перемахивал" через то "особое звено", за которое нужно было
всеми силами уцепиться, он недооценивал роли крестьянства, а поэтому
практически изолировался и от рабочих: "Лозунги превосходные, увлекательные,
опьяняющие,-- почвы под ними нет,-- вот суть революционной фразы" (Ленин.
Сочинения, т. XV, с. 100). И из того, что через много лет и после того, как
мы перешагнули через определенный этап, началась социалистическая революция,
отнюдь не следует, что тов. Троцкий был прав. Такое утверждение одновременно
противоречило бы действительности и опиралось бы на непонимание сути тактики
большевизма, всей его, если так можно выразиться, политической методологии,
которая соединя-
ет упорное движение к одной великой цели, с суровой трезвенностью
отбрасывающей прочь все предрассудки и все лишнее в оценке каждой конкретной
ситуации. И здесь тов. Троцкий оказался неправ. И здесь его книга совершенно
неверно ориентирует читателя. Мы уже не говорим о том, что тов. Троцкий
умалчивает, как его "перманентная" и ультралевая фраза сочеталась с весьма
правой политикой и с ожесточенной борьбой против большевиков.
Одним из практических стержней, на которых построено "Предисловие" тов.
Троцкого, является стремление, мягко выражаясь, "оспорить" политику
Исполкома Коминтерна. Дана задача: взять реванш за проигранную в 1923 г.
дискуссию, выступив уже не только против линии ЦК, но и против линии
Коминтерна в целом. Для этого можно исказить и смысл важнейших эпизодов
классовой борьбы пролетариата в Германии и в Болгарии. Здесь можно намекнуть
и на то, что ошибки отдельных наших товарищей в 1917 г. предопределили
неуспехи коммунистов в Германии и в Болгарии в 1923 г. Схема рассуждений,
если ее освободить от облекающих словесных одежд вуалеобразного типа, здесь
довольно проста. X, Y, Z ошибаются в Октябре русском. X, Y, Z руководят
теперь Коминтерном. Коминтерн проиграл сражения а, Ь, с. Следовательно, в
этом виноваты X, Y, Z, которые продолжают здесь свои русско-октябрьские
традиции. В этом der langen Rede kurzer Sinn (короткий смысл длинной речи).
Рамка этого совершенно смехотворного силлогизма наполнена конкретным
содержанием. Нужно поэтому критически осветить это содержание, и тогда сама
собой рушится и вся затейливая постройка тов. Троцкого.
Пункт I. Болгария. Тов. Троцкий пишет:"Мы имели в прошлом году два
жестоких поражения в Болгарии: сперва партия, по соображениям
доктринерски-фаталистического (наш курсив. Ред.) характера, упустила
исключительно благоприятный момент для революционного действия (восстание
крестьян после июльского переворота Цанкова); затем, стремясь исправить
ошибку, партия бросилась в сентябрьское восстание, не подготовив для него ни
политических, ни организационных предпосылок" (XII). Как легко увидит
читатель, здесь за основу поражения берется: 1) меньшевистский фатализм, 2)
бесшабашный оптимизм ("без подготовки" etc.). Обе эти черты даны также при
характеристике типов октябрьского оппортунизма. Итак, "смычка" с русским
Октябрем и теперешним коминтерновским руководством дана полностью и целиком.
Однако присмотримся поближе к фактам. Первое поражение было в результате
того, что болгарская партия совершенно неправильно подходила к крестьянству,
не сумела оценить ни его движения, ни роли Земледельческого Союза в его
целом, ни его левого крыла. Она стояла скорее на позиции: "Долой короля, а
правитель-
ство -- рабочее". В решительную минуту, когда нужно было взять руководство и
подняться на гребне громадной крестьянской волны, партия заявила, что она
нейтральна, ибо борьба идет между буржуазией города и буржуазией деревни, а
пролетариат здесь ни при чем. Таковы были "соображения" болгарской
компартии. Они зафиксированы, все это можно проверить документально. Если
брать аналогии с нашим Октябрем (кстати сказать, теперь-то мы уж должны,
казалось бы, научиться более осторожному обращению с аналогиями), то скорее
нужно было бы брать корниловские дни (Керенский = Стамбулийский, Корнилов =
Цанков). Но здесь, если судить даже по изложению самого же тов. Троцкого,
слишком заступались за Керенского, не понимая "грани" между борьбой против
Корнилова и защитой Керенского. В Болгарии же была сделана противоположная
ошибка.
В чем же тут "уроки Октября"?
К тому же, товарищи, сидящие в ИККИ, в корниловские дни занимали совершенно
правильную позицию, а весь ИККИ в целом совершенно правильно критиковал и
подгонял болгарскую компартию.
Второе поражение в Болгарии -- факт, и тов. Троцкий описывает условия, при
которых оно разразилось. Но, скажите на милость, тов. Троцкий, что же вы
поддерживаете здесь старую формулу Плеханова времен его меньшевистского
упадка: "Не надо было браться за оружие"?
Надо или не надо было болгарским коммунистам браться за оружие?
Да или нет?
Тов. Троцкий не отвечает. По-нашему, браться за оружие было надо, так как
только такой ценой можно было удержать связи со стихийно шедшим в бой
крестьянством. Времени же на подготовку не было. Вот действительная картина
событий. "Уроки" тов. Троцкого здесь ни при чем.
Пункт II. Германия. Еще интереснее вопрос о прошлогоднем октябрьском
поражении германского пролетариата:
"Мы наблюдали там во второй половине прошлого года классическую (наш курсив.
Ред.) демонстрацию того, как можно упустить совершенно исключительную
революционную ситуацию всемирно-исторического значения" (XII).
Итак, по тов. Троцкому, ошибка состояла в том, что был упущен "классический"
момент. Нужно было во что бы то ни стало вести на решающую битву, и тогда
победа была бы за нами. Тут тов. Троцкий проводит полную аналогию с Октябрем
в России: там тянули -- и здесь тянули; там под давлением Ленина решились,
выступили и победили; здесь -- без давления Ленина -- не решились и упустили
момент, а теперь -- под влиянием русско-октябрьских традиций -- расписывают,
что силы были недостаточны для решающего боя. Такова схема "германских
событий" у тов. Троцкого.
Однако и здесь перед нами налицо "царство схематизации" и скучное царство
серой абстракции. Тов. Троцкий изображает, как писалась бы история, если бы
в русском ЦК противники восстания очутились в большинстве: оказалось бы, что
и сил было мало, и враг был ужасно страшен и т. д.
Все это лишь внешне убедительно. Да, так, вероятно, писалась бы история. Но
это вовсе не доказательство того, что силы немецкой революции не были
переоценены в октябре 1923 г.
Неверно именно то, что момент был "классическим". Ибо гораздо сильнее, чем
мы думали, оказалась социал-демократия. Аналогия с русским Октябрем здесь
вообще мало уместна. В Гер-мании не было вооруженных солдат, стоящих за
революцию; не было в наших руках лозунга мира; не было
аграрно-крестьянско-го движения; не было такой партии, как у нас. Но, кроме
всего этого, оказалось, что социал-демократия еще не изжила себя. Вот эти
конкретные факты нужно было опровергнуть. Во время решающих событий ИККИ
стоял именно за октябрьскую линию. Когда она провалилась в силу объективных
условий и когда она провалилась "более чем следует", в силу правого
руководства, тогда тов. Троцкий, на деле поддерживавший именно правое,
оппортунистическое, капитулянтское крыло и неоднократно боровшийся против
левых*, подводит "глубокий" теоретический базис под свою концепцию и
замахивается ею на руководящие круги Коминтерна. Так извлекать уроки не
годится ни из русского, ни из немецкого "Октября".
И совсем уж не годится настаивать на некоторых своих ошибках, на которых еще
и по сей час настаивает тов. Троцкий.
Одним из уроков (действительных уроков) германского Октября является тот
урок, что перед выступлением нужна величайшая раскачка масс. Между тем эта
работа очень отставала. В Гамбурге, напр., во время восстания не было ни
стачек, ни советов. По всей Германии советы отсутствовали, ибо, по мнению
тов. Троцкого, так и следовало делать -- их "заменяли" фабзавкомы. На самом
же деле фабзавкомы не могли заменить советов, ибо не сплачивали всей массы,
вплоть до самых отсталых и индифферентных, так, как это делают Советы в
критические и острые моменты классовой борьбы.
* * *
Книга тов. Троцкого призывает к изучению Октября. Сам по себе этот лозунг не
представляет ничего нового. Он уместен и для наших партийных рядов, он
уместен и для наших иностранных товарищей. Но книга тов. Троцкого, вернее,
ее предисловие, претендует на роль спутника в деле этого изучения. И тут мы
должны решительно сказать: этой роли она выполнить не может. Она лишь собьет
с толку тех товарищей, которые за внешней стройностью из-
* Здесь -- такой же "метод" политики, как и в дореволюционное время: "левая
позиция на словах, правая -- в делах".
ложения проглядят полное смещение пропорций, искажение действительной
партийной истории. Это -- не зеркало партии. Это -- ее кривое зеркало.
Но появление этого "кривого зеркала" отнюдь не случайно. После всего
вышесказанного нетрудно видеть, куда, как выражался Ленин, "растут"
намеченные тов. Троцким выводы.
В самом деле. Если, как неправильно изображает дело тов. Троцкий, в октябре
1917 г. что-либо путное можно было сделать только против ЦК, то не может ли
повториться и теперь такая ситуация? Где гарантия того, что руководство
будет правильно? И правильно ли оно сейчас? Ведь "единственная" проверка --
это октябрь 1917 г. Так можно ли доверять тем, кто этой проверки не
выдержал? И не благодаря ли руководству этих вождей Коминтерн терпит
поражение и в Болгарии, и в Германии? Не нужно ли "изучать Октябрь" так,
чтобы прощупать именно эти вопросы?
Вот комплекс тех "проблем", к которым исподволь подводит читателя тов.
Троцкий после неудавшейся лобовой атаки прошлого года. Но тов. Троцкий может
быть вполне уверен, что партия сумеет вовремя оценить эту тихую сапу. Партия
хочет работы, а не новых дискуссий. Партия хочет подлинного большевистского
единства.
Речь по докладу тов. Варги 25 мая 1925 г.
Тт.! Очень трудно высказываться по такому сложному вопросу, будучи связанным
рамками чужого доклада, а доклад к тому же довольно абстрактно построен и
еще более абстрактно изложен. Так что здесь будет с моей стороны неизбежна
некоторая импровизация в рамках чужой схемы, да еще не очень хорошо мной
усвоенной. Это все очень усложняет изложение.
Мне кажется, главным дефектом доклада т. Варги является именно абстрактность
не только изложения, но и самого существа. Он ставил такой вопрос:
развиваются ли капиталистические производительные силы или нет? и взвешивал
мировую продукцию для 1900 года, 1913 года и для 1924 года, причем он
суммировал Америку, Европу, Азию и Австралию,-- это для решения вопроса о
стабилизации капитализма не годится. Революционную ситуацию таким путем
измерить нельзя,-- можно измерить мировую продукцию, но не революционную
ситуацию, потому что революционная ситуация в Европе, в данных исторических
условиях, определяется в очень значительной мере антагонизмом американской и
европейской продукции, а внутри Европы -- взаимоотношением германской
продукции и английской продукции, конкуренцией между Францией и Англией и
проч. Эти антагонизмы и определяют ближайшим образом революционную ситуацию,
по крайней мере в ее экономической основе. Что производительные силы в
Америке возросли за последнее десяти-
летие -- в этом нельзя сомневаться; что производительные силы в Японии
выросли за время войны и растут сейчас -- сомнения нет; в Индии тоже росли и
растут. А в Европе? В Европе в общем и целом не растут.
Поэтому основной вопрос решается не суммированием продукции, а анализом
экономического антагонизма: суть в том, что Америка, а отчасти Япония,
загоняет Европу в тупой переулок, не дают выхода ее производительным силам,
частично выросшим за время войны. Я не знаю, обратили ли вы внимание на
недавнюю речь одного из виднейших американских экспортеров Юлиуса Барнеса,
который имеет близкое отношение к американскому министерству торговли.
Барнес говорил, кажется, на съезде американских торговых палат и предлагал
на Брюсе, конференции американским представителям такую программу развить:
"Мы хотим Европу умиротворить, но в то же время мы хотим отдельным странам
Европы отвести определенные участки на мировом рынке, чтобы они не
сталкивались с американской продукцией". Это его почти буквальные слова.
Чтобы Германия не сталкивалась на рынках с американской продукцией, с
американскими товарами, мы, американцы, укажем Германии -- Советскую Россию
и т. д. Это не пустые слова, потому что Европа в чрезвычайной степени
зависит от Америки. Конечно, не может быть и речи о том, чтобы Америке
удалось организовать хаос мирового рынка и таким образом обеспечить
устойчивость капитализма на долгие годы, если не навсегда. Наоборот,
оттесняя европейские страны на все более и более узкие участки, Америка
подготовляет новое, еще небывалое обострение международных отношений, и
америко-европейских и внутриевропейских. Но в данной стадии развития Америка
осуществляет целый ряд своих империалистических целей "мирным", почти
"филантропическим путем".
Возьмем вопрос о стабилизации валюты, что является наиболее яркой чертой так
называемой стабилизации капитализма. Богатейшая страна Европы -- Англия --
стабилизовала ныне свой фунт стерлингов, но как она его стабилизовала? Она
получила для этого в Нью-Йорке заем, кажется, в 300 млн долл., так что если
бы английский фунт стерлингов пошатнулся, то спасать его должен американский
капитал, а это значит, что английский фунт стерл. становится сейчас игрушкой
в руках американской биржи, которая может в любой момент потрясти его. То,
что было официально применено по отношению к Германии, то, что назрело по
отношению к Франции,-- система Дауэса,-- сейчас, по крайней мере частично,
намечается и по отношению к Англии. Это, конечно, вовсе не значит, что
Америке удастся довести до конца и стабилизовать "дауэсизацию" Европы. Об
этом не может быть и речи. Наоборот, дауэсизация, дающая сегодня перевес
"пацифистским" тенденциям, обостряет безвыходность Европы и подготовляет
величайшие взрывы.
Равным образом и т. Айзенштадт не права, когда она берет за общие скобки
развитие производительных сил Америки и Европы. Полуразрушенный Реймсский
собор отличается от построенного в Нью-Йорке небоскреба? А там построен
небоскреб, потому что разрушение в Европе произведено было при помощи
американского динамита. Прилив золота в Америку вовсе не означал
соответственного развития производительных сил Европы. Эти два параллельных
явления: обескровление Европы и обогащение Америки -- нельзя механически
суммировать, нельзя складывать разрушенные ценности Европы с ценностями,
накопленными в Америке, и хотя т. Айзенштадт возражала в той части т. Варге,
но, в сущности, она только увенчала его ошибку. Он ведь тоже складывает
ценности Европы и Америки, тогда как они сейчас экономически и политически
"проверены" гораздо более основательно, чем одними днями Октября...
Но "летопись" тов. Троцкого, равно как и примечания к ней, изображают
неправильно не только пропорции внутри партии, но и подготовку
"большевизации" самого тов. Троцкого (нас интересует здесь, разумеется,
только политическая позиция).
Из примечаний к книге тов. Троцкого мы узнаем, напр., что "статьи Л. Д.
Троцкого, написанные в Америке, почти целиком "предвосхитили" (!)
политическую тактику революционной с.-д. Основные выводы этих статей почти
до деталей (!) совпадают с теми политическими перспективами, которые были
развиты тов. Лениным в знаменитых "Письмах издалека".
Мы узнаем, что "в ходе войны все уменьшались разногласия между точкой зрения
"Нашего слова" и Лениным".
Мы узнаем, с другой стороны, целый ряд подробностей об ошибках "Правды",
ряда большевиков и т. д.
Но мы чрезвычайно мало будем осведомлены после прочтения книжки, в чем же
были разногласия, которые "все уменьшались"; и мы прямо будем введены в
заблуждение, если поверим, что тов. Троцкий "предвосхитил", как выражается
ужасно услужливый редактор книги и автор примечаний тов. Ленцнер, ленинскую
линию (Ленин и не знал, говоря языком тов. Троцкого, что он "совершает
плагиат").
Между тем вопрос о позиции во время войны дает ключ и к ряду других
вопросов, вводя нас в ту лабораторию, где формировались лозунги, сыгравшие
вскоре исключительную, можно сказать, всемирно-историческую роль.
Постараемся напомнить кое-что из этой области.
1. "Мир" или "гражданская война". Это первое разногласие, разногласие очень
принципиальное, ибо здесь как раз и видно, кто и как "предвосхищал" и
события, и "тактику революционной социал-демократии". Лозунг гражданской
войны, который был поставлен Лениным и большевиками ЦК еще в самом начале
войны, был специфическим лозунгом большевизма, лозунгом, который проводил
грань
между действительными революционерами и всеми оттенками не только
шовинистов, но и интернационалистов мещанского, пацифистского,
"гуманитарного", ищущего сближения с центристскими элементами, толка. Только
резкая постановка вопроса о гражданской войне позволяла отобрать кадры таких
революционеров, которые стали впоследствии ядром коммунистических партий.
Тов. Троцкий был самым решительным образом против этого лозунга, считая его
узким, непригодным для массовой проповеди и т. д. Это ли "предвосхищение"
ленинской позиции?
Пораженчество и борьба с ним. Второй отличительной особенностью
большевистской позиции было положение, что революционные соц.-демократы
(теперь мы бы сказали "коммунисты") должны в империалистской войне желать
поражения, прежде всего, своему правительству. Тов. Троцкий определял эту
позицию как национализм навыворот или национализм с отрицательным знаком.
Однако теперь совершенно ясен глубокий смысл этой ленин-ской позиции,
корнями своими уходящий к основным истокам большевистской мысли. Именно к
основным истокам ее. Стоит только посмотреть, напр., на недавно
опубликованную полемику Ленина с Плехановым по поводу проекта программы
РСДРП (Ленинский сборник, No 2), чтобы понять это. В полемике с Плехановым
В.И. упрекает плехановский проект в том, что это учебник, а не объявление
войны; там говорится о капитализме вообще, а нам нужна война против русского
капитализма -- таков смысл этой полемики со стороны В.И. Почему настаивал на
этом Ленин? Именно пото-му, что он был борцом, а не декламатором. Лозунг
поражения своего правительства был объявлением войны всякому, хотя бы и
скрытому под тюфяками благородных фраз, пацифизму, всякой, хотя бы искрытой
искуснейшими масками, оборонческой позиции. Это был наиболее резкий разрыв,
разрыв на деле всякой связи со "своим" буржуазным государством. И именно
такой позицией обусловливаласьна деле, на живом примере,
интернационалистская позиция большевизма. Это было второе принципиальное
расхождение Троцкого с большевиками.
3.Единство с меньшевистской фракцией Чхеидзе. Уже во время войны тов.
Троцкий продолжал стоять за единство с такими элементами, как фракция
Чхеидзе, не имея мужества пойти на решительный организационный разрыв,
который был необходимой предпосылкой правильной политики. Недаром Ленин так
боялся, что некоторые товарищи поддадутся на удочку троцкизма. Любопытно
также и то, что тов. Троцкий еще в мае 1917 г. не понимал своих прежних
ошибок. Так, на стр. 380 разбираемой книги мы читаем: "7 мая 1917 г.
открылась общегородская конференция объединенных с.-д. (большевиков и
интернационалистов). Конференция приветствовала тов. Троцкого,
присутствовавшего в качестве гостя. Отвечая на приветствие, тов. Троцкий
заявил, что для него, всегда стоявшего за необходимость единства с.-д. сил
(курсив наш. Ред.), само по себе единство не является самоцелью, и в формулу
эту должно быть вложено революционное содержание" и т. д. (стр. 380)*.
Отсюда с полной ясностью вытекает, что тов. Троцкий не только не проклинал
своей борьбы за единство с ликвидаторами и т. д., но эту свою громаднейшую
ошибку, губительную ошибку, подводил чуть ли не как базис для объединения с
большевиками, на этот раз, к счастью, соглашаясь вложить в "формулу"
"революционное содержание".
К сожалению, та же недооценка всей глубины ошибок в организационном вопросе
(она целиком проявилась у тов. Троцкого в прошлогодней дискуссии) сквозит
даже теперь. Тов. Троцкий оправдывается от упреков "какого-нибудь из
глубокомысленных дьячков вроде тов. Сорина", упреков в борьбе против
большевистской "кружковщины", методом более чем странным: "Возражение мое в
статье было таково: кружковщина, как наследие прошлого, существует, но,
чтобы она стала меньше, межрайонцам нужно прекратить обособленное
существование". Итак, уже призывая к объединению с большевиками, тов.
Троцкий порицал большевистскую кружковщину, как злое наследие злого
прошлого. Но "отказываемся ли мы от наследства"? Ни капли. Ибо эта так
называемая кружковщина была на самом деле методом создания нашей партии, т.
е. организационным принципом большевизма. И если тов. Троцкий на 65 стр.
своего "Предисловия" пишет, что он признал "свои большие организационные
ошибки", а на стр. 66 оправдывает обвинение дореволюционного большевизма в
"кружковщине", то это значит, что он еще не свел концов с концами и не
извлек еще всех уроков из истории нашей партии. Но он и не сможет этого
сделать , если днем рождения партии будет считать день ее объединения с
межрайонкой или даже славные дни Октября, когда сам тов. Троцкий в муках
рождался как большевик.
4. Борьба с циммервальдской левой. Наконец, следует упомянуть и о позиции
тов. Троцкого в "мировом масштабе". Ведя борьбу с шовинистами,
социал-патриотами и т. д., тов. Троцкий был издевательски настроен по
отношению к циммервальдской левой. Он считал ее тоже "кружковщиной" и
большевистской дурью, которая уже совсем мало приспособлена к "заграничным
условиям". Еще в Америке, где, по уверениям тов. Ленцнера , тов. Троцкий
предвосхитил позицию тов. Ленина, он вел активную борьбу против
солидаризации с циммервальдской левой. Этот "раскол" с "центристами от
Циммервальда" тов. Троцкий одобрить не мог. Между тем товарищи-редакторы
"Семнадцатого года" отнюдь не позаботились о том, чтобы осветить для
международного пролетариата и этот пункт нашей партийной истории, который
для Интернационала так же важен, как и вопрос о гражданской войне, о
пораженчестве и т. д.
'Речь идет о так называемых "межрайонцах", которые существовали параллельно
большевикам и отстаивали в это время единство с "левыми" меньшевиками. Вошли
вместе с тов. Троцким после июльских дней в большевистскую партию.
который для Интернационала так же важен, как и вопрос о гражданской войне, о
пораженчестве и т. д.
*Речь идет о так называемых "межрайонцах", которые существовали параллельно
большевикам и отстаивали в это время единство с "левыми" меньшевиками. Вошли
вместе с тов. Троцким после июльских дней в большевистскую партию.
Ибо речь шла ни больше ни меньше, как о выборе между Вторым и Третьим
Интернационалом.
5. Концепция "перманентной революции". Тов. Троцкий, оказывается, не только
"предвосхитил" ленинскую позицию, но и оказался прав по одному из
существеннейших пунктов нашей революционной теории и одновременно нашей
революционной стратегии, именно по вопросу о "перманентной революции". Тов.
Троцкий пишет по этому поводу следующее:"Ленин дал еще накануне 1905 г.
своеобразию русской революции выражение в формуле демократической диктатуры
пролетариата и крестьянства. Сама по себе эта формула, как показало все
дальнейшее развитие, могла иметь значение лишь как этап к социалистической
диктатуре пролетариата, опирающегося на крестьянство" (XVII). Что сей сон
означает? В 1905 году была борьба между большевиками, выставившими лозунг:
"Диктатура пролетариата и крестьянства" -- с одной стороны, группой Троцкого
-- Парвуса, выставившей лозунг: "Долой царя, а правительство -- рабочее!" --
с другой, и поляками во главе с Розой Люксембург, которые выставили формулу:
"Пролетариат, опирающийся на крестьянство" -- с третьей. Кто же оказался
прав? Тов. Троцкий уклоняется от того, чтобы дать решительный ответ, ответ
всеми словами. Но косвенно он "утверждает" именно свою правоту: ленинская
формула могла быть "лишь" (!) этапом к формуле Троцкого. Но вот это-то и
неверно, что тов. Троцкий оказался правым. Он оказался именно неправ, и
именно "дальнейшее развитие" доказало его неправоту. Ибо специфичность
позиции тов. Троцкого как раз в том и заключалась, что он хотел перескочить
через такой "этап", через который перескочить было нельзя (забывал "мелочь":
крестьянство)."Недостаточно быть революционером и сторонником социализма или
коммунистом вообще,-- писал тов. Ленин,-- надо уметь найти в каждый момент
то особое звено цепи, за которое надо всеми силами ухватиться, чтобы
удержать всю цепь и подготовить прочно переход к следующему звену"
(Сочинения, т. XV, с. 223). Но именно этого и не давали лозунги тов.
Троцкого. Он "перемахивал" через то "особое звено", за которое нужно было
всеми силами уцепиться, он недооценивал роли крестьянства, а поэтому
практически изолировался и от рабочих: "Лозунги превосходные, увлекательные,
опьяняющие,-- почвы под ними нет,-- вот суть революционной фразы" (Ленин.
Сочинения, т. XV, с. 100). И из того, что через много лет и после того, как
мы перешагнули через определенный этап, началась социалистическая революция,
отнюдь не следует, что тов. Троцкий был прав. Такое утверждение одновременно
противоречило бы действительности и опиралось бы на непонимание сути тактики
большевизма, всей его, если так можно выразиться, политической методологии,
которая соединя-
ет упорное движение к одной великой цели, с суровой трезвенностью
отбрасывающей прочь все предрассудки и все лишнее в оценке каждой конкретной
ситуации. И здесь тов. Троцкий оказался неправ. И здесь его книга совершенно
неверно ориентирует читателя. Мы уже не говорим о том, что тов. Троцкий
умалчивает, как его "перманентная" и ультралевая фраза сочеталась с весьма
правой политикой и с ожесточенной борьбой против большевиков.
Одним из практических стержней, на которых построено "Предисловие" тов.
Троцкого, является стремление, мягко выражаясь, "оспорить" политику
Исполкома Коминтерна. Дана задача: взять реванш за проигранную в 1923 г.
дискуссию, выступив уже не только против линии ЦК, но и против линии
Коминтерна в целом. Для этого можно исказить и смысл важнейших эпизодов
классовой борьбы пролетариата в Германии и в Болгарии. Здесь можно намекнуть
и на то, что ошибки отдельных наших товарищей в 1917 г. предопределили
неуспехи коммунистов в Германии и в Болгарии в 1923 г. Схема рассуждений,
если ее освободить от облекающих словесных одежд вуалеобразного типа, здесь
довольно проста. X, Y, Z ошибаются в Октябре русском. X, Y, Z руководят
теперь Коминтерном. Коминтерн проиграл сражения а, Ь, с. Следовательно, в
этом виноваты X, Y, Z, которые продолжают здесь свои русско-октябрьские
традиции. В этом der langen Rede kurzer Sinn (короткий смысл длинной речи).
Рамка этого совершенно смехотворного силлогизма наполнена конкретным
содержанием. Нужно поэтому критически осветить это содержание, и тогда сама
собой рушится и вся затейливая постройка тов. Троцкого.
Пункт I. Болгария. Тов. Троцкий пишет:"Мы имели в прошлом году два
жестоких поражения в Болгарии: сперва партия, по соображениям
доктринерски-фаталистического (наш курсив. Ред.) характера, упустила
исключительно благоприятный момент для революционного действия (восстание
крестьян после июльского переворота Цанкова); затем, стремясь исправить
ошибку, партия бросилась в сентябрьское восстание, не подготовив для него ни
политических, ни организационных предпосылок" (XII). Как легко увидит
читатель, здесь за основу поражения берется: 1) меньшевистский фатализм, 2)
бесшабашный оптимизм ("без подготовки" etc.). Обе эти черты даны также при
характеристике типов октябрьского оппортунизма. Итак, "смычка" с русским
Октябрем и теперешним коминтерновским руководством дана полностью и целиком.
Однако присмотримся поближе к фактам. Первое поражение было в результате
того, что болгарская партия совершенно неправильно подходила к крестьянству,
не сумела оценить ни его движения, ни роли Земледельческого Союза в его
целом, ни его левого крыла. Она стояла скорее на позиции: "Долой короля, а
правитель-
ство -- рабочее". В решительную минуту, когда нужно было взять руководство и
подняться на гребне громадной крестьянской волны, партия заявила, что она
нейтральна, ибо борьба идет между буржуазией города и буржуазией деревни, а
пролетариат здесь ни при чем. Таковы были "соображения" болгарской
компартии. Они зафиксированы, все это можно проверить документально. Если
брать аналогии с нашим Октябрем (кстати сказать, теперь-то мы уж должны,
казалось бы, научиться более осторожному обращению с аналогиями), то скорее
нужно было бы брать корниловские дни (Керенский = Стамбулийский, Корнилов =
Цанков). Но здесь, если судить даже по изложению самого же тов. Троцкого,
слишком заступались за Керенского, не понимая "грани" между борьбой против
Корнилова и защитой Керенского. В Болгарии же была сделана противоположная
ошибка.
В чем же тут "уроки Октября"?
К тому же, товарищи, сидящие в ИККИ, в корниловские дни занимали совершенно
правильную позицию, а весь ИККИ в целом совершенно правильно критиковал и
подгонял болгарскую компартию.
Второе поражение в Болгарии -- факт, и тов. Троцкий описывает условия, при
которых оно разразилось. Но, скажите на милость, тов. Троцкий, что же вы
поддерживаете здесь старую формулу Плеханова времен его меньшевистского
упадка: "Не надо было браться за оружие"?
Надо или не надо было болгарским коммунистам браться за оружие?
Да или нет?
Тов. Троцкий не отвечает. По-нашему, браться за оружие было надо, так как
только такой ценой можно было удержать связи со стихийно шедшим в бой
крестьянством. Времени же на подготовку не было. Вот действительная картина
событий. "Уроки" тов. Троцкого здесь ни при чем.
Пункт II. Германия. Еще интереснее вопрос о прошлогоднем октябрьском
поражении германского пролетариата:
"Мы наблюдали там во второй половине прошлого года классическую (наш курсив.
Ред.) демонстрацию того, как можно упустить совершенно исключительную
революционную ситуацию всемирно-исторического значения" (XII).
Итак, по тов. Троцкому, ошибка состояла в том, что был упущен "классический"
момент. Нужно было во что бы то ни стало вести на решающую битву, и тогда
победа была бы за нами. Тут тов. Троцкий проводит полную аналогию с Октябрем
в России: там тянули -- и здесь тянули; там под давлением Ленина решились,
выступили и победили; здесь -- без давления Ленина -- не решились и упустили
момент, а теперь -- под влиянием русско-октябрьских традиций -- расписывают,
что силы были недостаточны для решающего боя. Такова схема "германских
событий" у тов. Троцкого.
Однако и здесь перед нами налицо "царство схематизации" и скучное царство
серой абстракции. Тов. Троцкий изображает, как писалась бы история, если бы
в русском ЦК противники восстания очутились в большинстве: оказалось бы, что
и сил было мало, и враг был ужасно страшен и т. д.
Все это лишь внешне убедительно. Да, так, вероятно, писалась бы история. Но
это вовсе не доказательство того, что силы немецкой революции не были
переоценены в октябре 1923 г.
Неверно именно то, что момент был "классическим". Ибо гораздо сильнее, чем
мы думали, оказалась социал-демократия. Аналогия с русским Октябрем здесь
вообще мало уместна. В Гер-мании не было вооруженных солдат, стоящих за
революцию; не было в наших руках лозунга мира; не было
аграрно-крестьянско-го движения; не было такой партии, как у нас. Но, кроме
всего этого, оказалось, что социал-демократия еще не изжила себя. Вот эти
конкретные факты нужно было опровергнуть. Во время решающих событий ИККИ
стоял именно за октябрьскую линию. Когда она провалилась в силу объективных
условий и когда она провалилась "более чем следует", в силу правого
руководства, тогда тов. Троцкий, на деле поддерживавший именно правое,
оппортунистическое, капитулянтское крыло и неоднократно боровшийся против
левых*, подводит "глубокий" теоретический базис под свою концепцию и
замахивается ею на руководящие круги Коминтерна. Так извлекать уроки не
годится ни из русского, ни из немецкого "Октября".
И совсем уж не годится настаивать на некоторых своих ошибках, на которых еще
и по сей час настаивает тов. Троцкий.
Одним из уроков (действительных уроков) германского Октября является тот
урок, что перед выступлением нужна величайшая раскачка масс. Между тем эта
работа очень отставала. В Гамбурге, напр., во время восстания не было ни
стачек, ни советов. По всей Германии советы отсутствовали, ибо, по мнению
тов. Троцкого, так и следовало делать -- их "заменяли" фабзавкомы. На самом
же деле фабзавкомы не могли заменить советов, ибо не сплачивали всей массы,
вплоть до самых отсталых и индифферентных, так, как это делают Советы в
критические и острые моменты классовой борьбы.
* * *
Книга тов. Троцкого призывает к изучению Октября. Сам по себе этот лозунг не
представляет ничего нового. Он уместен и для наших партийных рядов, он
уместен и для наших иностранных товарищей. Но книга тов. Троцкого, вернее,
ее предисловие, претендует на роль спутника в деле этого изучения. И тут мы
должны решительно сказать: этой роли она выполнить не может. Она лишь собьет
с толку тех товарищей, которые за внешней стройностью из-
* Здесь -- такой же "метод" политики, как и в дореволюционное время: "левая
позиция на словах, правая -- в делах".
ложения проглядят полное смещение пропорций, искажение действительной
партийной истории. Это -- не зеркало партии. Это -- ее кривое зеркало.
Но появление этого "кривого зеркала" отнюдь не случайно. После всего
вышесказанного нетрудно видеть, куда, как выражался Ленин, "растут"
намеченные тов. Троцким выводы.
В самом деле. Если, как неправильно изображает дело тов. Троцкий, в октябре
1917 г. что-либо путное можно было сделать только против ЦК, то не может ли
повториться и теперь такая ситуация? Где гарантия того, что руководство
будет правильно? И правильно ли оно сейчас? Ведь "единственная" проверка --
это октябрь 1917 г. Так можно ли доверять тем, кто этой проверки не
выдержал? И не благодаря ли руководству этих вождей Коминтерн терпит
поражение и в Болгарии, и в Германии? Не нужно ли "изучать Октябрь" так,
чтобы прощупать именно эти вопросы?
Вот комплекс тех "проблем", к которым исподволь подводит читателя тов.
Троцкий после неудавшейся лобовой атаки прошлого года. Но тов. Троцкий может
быть вполне уверен, что партия сумеет вовремя оценить эту тихую сапу. Партия
хочет работы, а не новых дискуссий. Партия хочет подлинного большевистского
единства.
Речь по докладу тов. Варги 25 мая 1925 г.
Тт.! Очень трудно высказываться по такому сложному вопросу, будучи связанным
рамками чужого доклада, а доклад к тому же довольно абстрактно построен и
еще более абстрактно изложен. Так что здесь будет с моей стороны неизбежна
некоторая импровизация в рамках чужой схемы, да еще не очень хорошо мной
усвоенной. Это все очень усложняет изложение.
Мне кажется, главным дефектом доклада т. Варги является именно абстрактность
не только изложения, но и самого существа. Он ставил такой вопрос:
развиваются ли капиталистические производительные силы или нет? и взвешивал
мировую продукцию для 1900 года, 1913 года и для 1924 года, причем он
суммировал Америку, Европу, Азию и Австралию,-- это для решения вопроса о
стабилизации капитализма не годится. Революционную ситуацию таким путем
измерить нельзя,-- можно измерить мировую продукцию, но не революционную
ситуацию, потому что революционная ситуация в Европе, в данных исторических
условиях, определяется в очень значительной мере антагонизмом американской и
европейской продукции, а внутри Европы -- взаимоотношением германской
продукции и английской продукции, конкуренцией между Францией и Англией и
проч. Эти антагонизмы и определяют ближайшим образом революционную ситуацию,
по крайней мере в ее экономической основе. Что производительные силы в
Америке возросли за последнее десяти-
летие -- в этом нельзя сомневаться; что производительные силы в Японии
выросли за время войны и растут сейчас -- сомнения нет; в Индии тоже росли и
растут. А в Европе? В Европе в общем и целом не растут.
Поэтому основной вопрос решается не суммированием продукции, а анализом
экономического антагонизма: суть в том, что Америка, а отчасти Япония,
загоняет Европу в тупой переулок, не дают выхода ее производительным силам,
частично выросшим за время войны. Я не знаю, обратили ли вы внимание на
недавнюю речь одного из виднейших американских экспортеров Юлиуса Барнеса,
который имеет близкое отношение к американскому министерству торговли.
Барнес говорил, кажется, на съезде американских торговых палат и предлагал
на Брюсе, конференции американским представителям такую программу развить:
"Мы хотим Европу умиротворить, но в то же время мы хотим отдельным странам
Европы отвести определенные участки на мировом рынке, чтобы они не
сталкивались с американской продукцией". Это его почти буквальные слова.
Чтобы Германия не сталкивалась на рынках с американской продукцией, с
американскими товарами, мы, американцы, укажем Германии -- Советскую Россию
и т. д. Это не пустые слова, потому что Европа в чрезвычайной степени
зависит от Америки. Конечно, не может быть и речи о том, чтобы Америке
удалось организовать хаос мирового рынка и таким образом обеспечить
устойчивость капитализма на долгие годы, если не навсегда. Наоборот,
оттесняя европейские страны на все более и более узкие участки, Америка
подготовляет новое, еще небывалое обострение международных отношений, и
америко-европейских и внутриевропейских. Но в данной стадии развития Америка
осуществляет целый ряд своих империалистических целей "мирным", почти
"филантропическим путем".
Возьмем вопрос о стабилизации валюты, что является наиболее яркой чертой так
называемой стабилизации капитализма. Богатейшая страна Европы -- Англия --
стабилизовала ныне свой фунт стерлингов, но как она его стабилизовала? Она
получила для этого в Нью-Йорке заем, кажется, в 300 млн долл., так что если
бы английский фунт стерлингов пошатнулся, то спасать его должен американский
капитал, а это значит, что английский фунт стерл. становится сейчас игрушкой
в руках американской биржи, которая может в любой момент потрясти его. То,
что было официально применено по отношению к Германии, то, что назрело по
отношению к Франции,-- система Дауэса,-- сейчас, по крайней мере частично,
намечается и по отношению к Англии. Это, конечно, вовсе не значит, что
Америке удастся довести до конца и стабилизовать "дауэсизацию" Европы. Об
этом не может быть и речи. Наоборот, дауэсизация, дающая сегодня перевес
"пацифистским" тенденциям, обостряет безвыходность Европы и подготовляет
величайшие взрывы.
Равным образом и т. Айзенштадт не права, когда она берет за общие скобки
развитие производительных сил Америки и Европы. Полуразрушенный Реймсский
собор отличается от построенного в Нью-Йорке небоскреба? А там построен
небоскреб, потому что разрушение в Европе произведено было при помощи
американского динамита. Прилив золота в Америку вовсе не означал
соответственного развития производительных сил Европы. Эти два параллельных
явления: обескровление Европы и обогащение Америки -- нельзя механически
суммировать, нельзя складывать разрушенные ценности Европы с ценностями,
накопленными в Америке, и хотя т. Айзенштадт возражала в той части т. Варге,
но, в сущности, она только увенчала его ошибку. Он ведь тоже складывает
ценности Европы и Америки, тогда как они сейчас экономически и политически