Страница:
отдельных делегаций искали непосредственного контакта с ними. Так, например,
фостеровцы вошли в контакт с тельмановцами, польским большинством и т. д.
Соответствующая работа велась среди итальянских, французских и др[угих]
делегаций. Если попробовать в общих чертах охарактеризовать сущность
разногласий, можно сказать следующее: сторонники Пеппера благоговеют перед
ростом американского капитала и политическим господством американской
буржуазии, видят непреодолимые трудности для создания революционного
движения и для деятельности Коминтерна.
Эверт и его сторонники также благоговеют перед "окрепшим немецким
капиталом", считают, что немецкая буржуазия и социал-демократия окрепли на
длительный период, что вообще невероятно ожидать в ближайшие годы
революционных событий, что надо заняться повседневной работой на почве
длительного периода стабилизации капитализма, что Венское восстание было
изолированным случайным событием. Словом, существует некоторая общность в
оценке перспектив Эвертом и Пеппером. Интереснейшее место в речи Эверта было
то, где он специально в письменной декларации (которая должна быть помещена
как поправка к тезисам) указывает на необходимость более методической и
ясной разъяснительной кампании среди рабочих Западной Европы по поводу
"необычайных трудностей, на которые наталкивается строительство социализма в
СССР" и насчет нормальности того, что рабочий класс СССР еще находится в
тяжелых материальных условиях.
На наш взгляд, в этой декларации содержится попытка зафиксировать
формулу, прикрывающая намерения, подготовить общественное мнение рабочего
класса на возможность серьезнейших изменений во внутренней политике СССР.
Тактические разногласия вытекают до некоторой степени из общеполитических
разногласий. Главнейшее из них: переоценка влияния социал-демократических
течений; некоторый "экономизм", погоня за узко практическими лозунгами,
недооценка стачечного движения и т. д. В области политических и тактических
вопросов ищут теоретические обоснования в докладах и речах Бухарина.
Разногласия и фракционная борьба захватили низовые парторганизации в
Польше и в Германии, захватывают в Чехословакии. В низовых парторганизациях
борьба идет не на политической почве, а из-за личных склок и комбинаций.
Если о тезисах и речах на конгрессе в национальных низовых парторганизациях
почти ничего не знают и не интересуются, то о личных склоках информированы
достаточно. Бесспорно, что такое положение чревато опасностями для идейной и
политической жизни низовых парторганизаций. Сообщают, например, что в
польской партии в низовых организациях и в профсоюзах коммунисты и
сочувствующие на заводах называют друг друга сталинцами и бухаринцами.
Причем, польских бухаринцев их противники называют троцкистами. В германской
партии то же самое, с той только разницей, что называют друг друга
троцкистами. Во Франции до этого не дошло. Там в низовых организациях нет
еще такого деления. По-моему, следующие причины лежат в основе
усиливающегося кризиса в руководстве к[оммунистической] п[артии].
Воздействие на руководящие кадры к[оммунистической]п[артии]
оправившегося экономически и политически капита-лизма от послевоенного
кризиса.
Политическая и экономическая переоценка значения(речь идет о
соотношении классовых сил и характере и остротеклассовой борьбы) таких
явлений, как технический процесс ка-питалистического производства и
капиталистической рациона-лизации.
Переоценка силы политической реакции буржуазии и скеп-тицизм насчет
возможности развертывания революционногодвижения пролетариата.
Некоторое разочарование (при боязни сознаться в этом)в авторитете
руководства ИККИ и ВКП. От этого руководстваждали чудес. Поражение и
возросшие трудности, однако, удари-ли прямо по голове послушных
руководителей западноевропей-ских к[оммунистических] п[артий].
К[оммунистические] п[артии] в ряде стран все более изо-лируются от
рабочих масс. Изолировать к[оммунистические]п[артии] от рабочих масс есть в
то же время тактика буржуазиии ее правительств.
Развитие и последовавшее поражение китайской револю-ции, "дискуссия" в
ВКП и Интернационале; последние велисьтаким образом, что не только не
подняли идейный уровень пар-тии, а, наоборот, развратили их, внесли апатию и
разочарование.
Бюрократизм ответственейших органов и всего аппаратакомпартий.
В то время, когда руководство к[оммунистических] п[ар-тий] и аппарат
заставлял низовые парторганизации выноситьрешения против оппозиции в ВКП и
приклеивать к ней яр-лык -- "социал-демократический уклон", это руководство
велополитику отвлечения рабочих от тех вопросов, которые ставитперед ними
международное положение и положение даннойстраны.
Ужасающий низкий уровень развития руководящих кад-ров
к[оммунистических] п[артий]. В немецкой партии, напри-мер, тот, кто
мало-мальски делает усилия продвинуться в теоре-тических вопросах,
объявляется "брандлеровцем".
Об оппозиции в ВКП, о троцкистах и о документах Троцкого ни разу не
было ни малейшего замечания. Даже в речах многих раньше яростно нападавших
на оппозицию ораторов не было нападок на оппозицию. Только иногда у
Ломинадзе, отчасти у Эверта и Тельмана и у Бухарина, когда старались
что-нибудь доказывать, а выходило не очень убедительно, ораторы боязливо
оговаривались, "что если иначе формулировать -- получится троцкизм". В речах
Бухарина, Ломинадзе, Неймана, Куусинена,
1
Эрколи175 и др[угих] по программному вопросу, по
колониальному и по отчету ИККИ -- везде, в особенности по китайской
революции, все ораторы, поскольку они говорили о троцкизме, стояли
исключительно на оборонительной позиции, либо замазывали вопрос, либо
оправдывались. Китайскую революцию замазывали, говорили больше об Индии.
Документ Троцкого "Критика проекта программы" в делегациях не
обсуждался. Поскольку удалось установить, документ возбудил громадный
интерес. Некоторые англичане и американцы находят, что они давно не читали
такой интересный политический документ, изложенный таким яростно-памфлетным
агрессивным тоном. Итальянцы документ прорабатывали. Им не нравится только
то, что Троцкий их здорово обругал, и впечатление таково, что не потому,
правильно ли это или нет по существу, а потому, что о них сказано чересчур
сильно: там и Чан Кайши и Гильфердинг. Это их задело.
"Что же дальше"176 и "Послесловие"177 некоторые
делегации и ответственные товарищи из аппарата ИККИ оценивают примерно
следующим образом: ловко написанный и боевой документ. Особенное впечатление
произвело то место, где говорится, что имеются товарищи, старающиеся найти
ленинскую линию, с которой оппозиция готова вместе бороться. Иностранные
товарищи, с которыми удавалось поговорить более откровенно, толкуют это
место таким образом: не исключена возможность совместной работы в будущем
Троцкого и Сталина.
Кстати, один ответственный товарищ из аппарата ИККИ, сильно связанный с
секретариатом Сталина и очень дружный с Ломинадзе, в последний месяц
постоянно подчеркивает, а также намекает на это среди иностранных товарищей,
что если события развернутся и примут серьезный характер в СССР, то
неизбежна, не только возможна, но и неизбежна совместная работа Троцкого и
Сталина.
Уровень конгресса и выступающих ниже всякой критики. Парадные заверения
о верности Коминтерну. Скучно и грустно. Нет и не чувствуется направления
инспирирующей руки русской делегации. Русские товарищи спорят у себя дома.
На их заседаниях, вероятно, интересно. Они не то потеряли интерес к
конгрессу, не то, потому что самим трудно договариваться, дают нам
чувствовать, что конгресс какое-то тяжелое бремя, от которого они не могут
освободиться. Но оживить конгресс, чтобы он плодотворно работал, они тоже не
в состоянии. Что будем говорить нашим товарищам после возвращения? Ведь у
нас от-
ветственность большая за руководство нашими партиями. Доклад Бухарина
явно не удовлетворителен. Почему Бухарину не дали достаточно времени и
возможности подготовить хороший доклад? Мы высмеивали раньше Зиновьева за
его "две перспективы". А тут нет ни одной. Прямо взять да повеситься.
Заседания пленумов ИККИ были более интересны. Трагизм положения в том, что
нельзя, невозможно правду сказать о самых важных, самых существенных текущих
проблемах. Мы не смеем говорить. В этой атмосфере сказать подлинную правду
значит произвести эффект взорвавшейся бомбы. Впрочем, было бы недурно, если
бы значительная часть присутствующих на конгрессе исчезла бы с лица земли. Я
страшно удручен. Прямо не знаю, как выступить, что говорить, как поступить,
чтобы как-нибудь это положение изменить. Жаль, что нет здесь Бордиги. Он
выполнил бы большую историческую роль, он бы всем нам сказал правду.
Документы Троцкого чрезвычайно интересны. Здорово нас ругает, очень
умно разбирает "теорию строительства социализма в одной стране". Безобразие,
скандал, что программные материалы, критические статьи, примечания и т. д.
мы не получаем. Только вчера нам что-то раздали, но не всем. А ведь надо все
это прочитать и обдумать. Как же мы сумеем так, второпях, принять программу
Коминтерна. Просто волосы становятся дыбом. Насчет колониального вопроса --
я ведь содокладчик, так просто за две недели до конгресса решили и назначили
меня содокладчиком. Но до сих пор я не могу добиться встречи с Куусиненом,
главным докладчиком, чтобы с ним побеседовать. Не имею понятия, о чем он
будет говорить, не имею даже его тезисов.
Среди нашей делегации растет беспокойство, недовольство и скептицизм.
Нас беспокоит содержание доклада Бухарина, а также то, что в нем не сказано
или недостаточно ясно сказано. Также и некоторые неясные, двусмысленные
формулировки в тезисах. В докладе Бухарина центральное место уделяется
усилению междуимпериалистических противоречий и неизбежности войны. Очень
сильно подчеркнут прогрессивный рост и усиление капитализма и
междугосударственных противоречий. Сравнительно мало или почти ничего не
говорится насчет усиления роста внутренних экономических и
социально-политических противоречий в каждой стране (капиталистической).
Отсюда противопоставление. С одной стороны -- растущий империалистический
капитализм, с другой -- СССР. А где же место и значение международного
пролетариата и компартии? Отсюда вывод: СССР -- бастион, база международной
революции. По-
моему, неверно, это неправильно. СССР может быть только платформой,
примером, морально и материально помогающим фактором международной
революции, а не основой, не центром. Ведь в СССР революция победила. А в
ближайшем будущем надо подготовить революции в капиталистических странах.
Центр революции как раз в капиталистических странах. Неправильно думать,
представлять себе лист бумаги, на котором СССР, как масляное пятно,
автоматически расширяется. По-моему, эта неправильная установка исходит из
неправильной теории о построении социализма в одной стране.
Я читал критические замечания Троцкого. Он совершенно прав насчет
теории "социализма в одной стране". Зачем и как это случилось, что нас
заставили проглотить эту теорию? Против троцкизма надо было бороться, но
зачем эта теория? Мы страшно озабочены, мы ничего не знаем, что здесь
творится. Правду не можем говорить. Положение деликатное, почти невыносимое.
С конгресса мы вернемся и сделаем доклады. А если до этого или после этого
(наших докладов) неделю или месяц спустя тут в СССР начнется драка, нам
будут говорить: "Вы были там больше месяца, вы ничего не поняли, ничего не
узнали, ничего не спрашивали. Вам, вероятно, не доверяли, не сочли нужным
вас серьезно информировать. С вами не хотели считаться , разговаривать".
Нас беспокоят также эти штуки с пацифистскими конгрессами и
организациями. Ведь, с одной стороны, русские товарищи скептически смотрят
на возможность со стороны компартии серьезно бороться против опасности войны
и активно защищать СССР, а, с другой стороны, такое большое внимание, такие
большие иллюзии насчет разных пацифистских конгрессов. Нас не удивляет тезис
об опасности войны и о борьбе против этой опасности. В этом тезисе
нагромождено много противоречивых формул: очень много беллетристики. В
докладе и тезисах Бухарина неясно и недостаточно сказано насчет
социал-демократии. Подчеркивается, что необходим единый фронт только с ним,
а в действительности не осуждаются именно разные "левые" течения среди
социал-демократов. В резолюции IX пленума было подчеркнуто, что главный враг
-- это левая социал-демократия. А теперь об этом ни слова. Неужели
результаты германских выборов смогли подействовать так, что Коминтерн
оставил себе лазейку к "левым" социал-демократам.
Конечно, обо всех этих вещах только между нами. Очень деликатно и даже
опасно о таких вещах распространяться при такой атмосфере, тем более что
оппозиционеры бы это использовали в своих фракционных целях.
Мануильский как докладчик по делам ВКП заготовил тезисы. Первая часть
посвящена исключительно борьбе против оппозиции и троцкизма, вторая часть --
вопросам после XV съезда. Политбюро (или бюро русской делегации) обсуждало
эти тезисы. Вынесено решение выбросить вторую часть, ничего не говорить о
вопросах, возникших после XV съезда, оставить только вопрос о борьбе с
троцкизмом. Рыков страшно свирепо атаковал ту часть тезисов, где говорится,
что возросла и растет крестьянская беднота. И Рыков потребовал сохранить
этот проект как документ, так как создается теория, доказывающая, что в СССР
среди крестьянства развитие дает такие же социальные процессы, как и в
капиталистических странах. Тезисов Мануильского мы не читали.
Немедленно после 9 января178 Ленин ставит вопрос о характере
начавшихся революционных событий и о политике рабочего класса в них. Он
определяет русскую революцию 1905 г. как начало буржуазной революции,
которая, являясь "движением многих лет", может зажечь революционный пожар в
Европе, который, нося социалистический характер, "окажет обратное действие
на Россию и из эпохи нескольких революционных лет сделает эпоху нескольких
революционных десятилетий" (т. VI, с. 129). В этой революционной борьбе
пролетариат должен поставить себе задачей, в первую очередь, низвергнуть
революционным восстанием царизм; союзником его в этой борьбе будет
крестьянство:
"Если мы, революционный народ, т. е. пролетариат и крестьянство, хотим
"вместе бить" самодержавие, то мы должны также вместе добить, вместе убить
его, вместе отбить неизбежные попытки реставрировать его" (Ленин. Собр.
соч., т. VI, с. 137).
Вместе бить, добить, убить царизм и отбить попытки реставрации царизма
Ленин объединяет в одно понятие -- понятие революционно-демократической
диктатуры пролетариата и крестьянства. Для полного выяснения характера этого
понятия надо, в первую очередь, ответить на вопрос, почему эта предстоящая
революция должна считаться революцией буржуазной? Почему она не может
непосредственно привести к социализму? Ответ на этот вопрос Ленин дает в
"Двух тактиках"179, заявляя:
"Заметим, наконец, что, ставя задачей Временного революционного
правительства осуществление программы-минимум, резолюция тем самым устраняет
нелепые полуанархические мысли о немедленном осуществлении
программы-максимум, о завоевании власти для социалистического переворота.
Степень экономического развития России (условие объективное) и степень
сознательности и организованности широких масс пролетариата (условие
субъективное, неразрывно связанное с объективным) делают невозможным
немедленное полное освобождение рабочего класса. Только самые невежественные
люди могут игнорировать буржуазный характер происходящего демократического
переворота; только самые наивные оптимисты могут забывать о том, как еще
мало знает масса рабочих о целях социализма и способах его осуществления. А
мы все убеждены, что освобождение рабочих может быть делом только самих
рабочих; без сознательности и организованности масс, без подготовки и
воспитания их открытой классовой борьбой со всей буржуазией о
социалистической революции не может быть и речи. И в ответ на анархические
возражения, будто мы откладываем социалистический переворот, мы скажем: мы
не откладываем его, а делаем первый шаг к нему единственно возможным
способом по единственно верной дороге, именно, по дороге демократической
республики. Кто хочет идти к социализму по другой дороге, помимо
демократизма политического, тот неминуемо приходит к нелепым и реакционным
как в экономическом, так и в политическом смысле, выводам. Если те и другие
рабочие спросят нас в соответствующий момент: почему бы не осуществить нам
программы-максимум, мы ответим им указанием на то, как чужды еще социализму
демократические настроенные массы народа, как неразвиты еще классовые
противоречия, как неорганизованны еще пролетарии. Организуйте-ка сотни тысяч
рабочих по всей России, распространите сочувствие своей программе среди
миллионов. Попробуйте сделать это, не ограничиваясь звонками, но пустыми
анархическими фразами, -- и вы увидите тотчас же, что осуществление этой
организации, что распространение этого социалистического просвещения зависит
от возможно более полного осуществления демократических преобразований"
(Ленин, т. VI, с. 313-314).
Второй вопрос: почему в этой революции союзником является именно
крестьянство, а не либеральная буржуазия, как это утверждали меньшевики?
Ответ:
Марксизм учит пролетариат не отстранению от буржуазной революции, не
безучастию к ней, не предоставлению руководства в ней буржуазии, а,
напротив, самому энергичному
участию, самой решительной борьбе за последовательный пролетарский
демократизм, за доведение революции до конца. Мы не можем выскочить из
буржуазно-демократических рамок русской революции, но мы можем в громадных
размерах расширить эти рамки, мы можем и должны в пределах этих рамок
бороться за интересы пролетариата, за его непосредственные нужды и за
условия подготовки его сил к будущей полной победе. Есть буржуазная
демократия и буржуазная демократия. И земец-монархист, сторонник верхней
палаты180, "запрашивающий" всеобщее избирательное право, а
втайне, под сурдинку, заключающий с царизмом сделку на счет куцей
конституции, есть буржуазный демократ. И крестьянин, с оружием в руках
идущий против помещиков и чиновников, "наивно-республикански" предлагающий
"прогнать царя", есть тоже буржуазный демократ. Буржуазно-демократические
порядки бывают такие, как в Германии, и такие, как в Англии; такие, как в
Австрии, и такие, как в Америке или Швейцарии. Хорош был бы тот марксист,
который в эпоху демократического переворота прозевал бы эту разницу между
степенями демократизма и между различным характером той или иной формы его и
ограничился бы "умничанием" на счет того, что все же это "буржуазная
революция", "плоды буржуазной революции".
Ведь мы, марксисты, никоим образом не должны позволять себе обольщаться
словами: "революция" или "великая русская революция", как обольщаются ими
теперь многие русские демократы (вроде Гапона181). Мы должны дать
себе точный отчет в том, какие же реальные общественные силы противостоят
"царизму" (это вполне реальная и вполне понятная для всех сила) и способны
одержать "решительную победу" над ним. Такой силой не может быть крупная
буржуазия, помещики, фабриканты, "общество", идущее за освобожденцами. Мы
видим, что они даже и не хотят решительной победы. Мы знаем, что они не
способны по своему классовому положению на решительную борьбу с царизмом;
слишком тяжелым ядром на ногах является частная собственность, капитал,
земля, чтобы идти на решительную борьбу. Слишком нужен им царизм с его
полицейско-бюрократическими и военными силами против пролетариата и
крестьянства, чтобы могли они стремиться к уничтожению царизма.
Нет, силой, способной одержать "решительную победу над царизмом", может
быть только народ, т. е. пролетариат и крестьянство, если брать основные,
крупные силы, распределяя сельскую и городскую мелкую буржуазию (тоже
"народ") между тем и другим. "Решительная победа революции над царизмом"
есть революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства
(Ленин, т. VI, с. 334-335).
Этой перспективе и этой политической тактике противопоставлены были две
другие перспективы и две другие тактики. Меньшевики делали из понятия
буржуазной революции вывод, что союзником пролетариата в ней является
либеральная буржуазия. Ее власть должна быть результатом революционного
процесса. Поэтому пролетариат не может ставить себе задачи участия в
Революционном правительстве:
"Пролетариат не может получить ни всей, ни части политической власти в
государстве, покуда он не сделает социалистической революции. Это -- то
неоспоримое положение, которое отделяет нас от оппортунистического
жоресизма"182 (Мартынов. -- Цит. по Ленину, т. VI, с. 124).
Поэтому пролетариат может только давить на буржуазию:
Борьба за влияние на ход и исход буржуазной революции может выразиться
только в том, что пролетариат будет оказывать революционное давление на волю
либеральной и радикальной буржуазии, что более демократические "низы"
общества заставят его "верхи" согласиться довести буржуазную революцию до ее
логического конца. Она выразится в том, что пролетариат будет в каждом
случае ставить перед буржуазией дилемму: либо назад в тиски абсолютизма, в
которых она задыхается, либо вперед с народом" (Мартынов, "Две диктатуры".
Цит. по Ленину, т. VI, с. 126).
Этой меньшевистской концепции нет надобности здесь разбирать: история
вскрыла сущность ее полностью.
Диаметрально противоположной была концепция, сформулированная Парвусом
немедленно после январских событий, во вступлении к брошюре Троцкого "9
января":
"Революционный переворот в России могут совершить только рабочие.
Временное правительство в России будет правительством рабочей демократии.
Если социал-демократия будет во главе революционного движения русского
пролетариата, то это правительство будет социал-демократическим... Это будет
целостное правительство, созданное в революционный момент, когда
правительственная власть очень велика. За ним революционная армия рабочих,
только совершившая революционный переворот, развившая при этом беспримерную
в истории политическую энергию, и перед этим правительством будут вначале
политические задачи, объединившие для революционной борьбы весь русский
народ..." (Парвус. Россия и революция. Петербург, 1906, с. 141-142).
Кто же будет союзником пролетариата в этой борьбе? Демократические
элементы останутся при рабочих, но мы уже сказали раньше, что они в России
очень слабы. Крестьяне все
большими массами будут вовлечены в движение, но они только в состоянии
увеличить политическую анархию и, таким образом, ослабить правительство, они
не могут составить сомкнутой революционной армии" (Парвус, там же, с. 140).
В результате "Русский пролетариат начал революцию, на нем одном
держится ее развитие и успех" (Парвус, там же, с. 143).
В "Новой искре"183 (от 3 и 17 марта 1905 г.) Троцкий писал:
"Ждать, что революционные радикалы посыплются на нас из какого-то решета,
совершенно не приходится. Революция надвинулась, наступление стоит на
очереди, а мы одни. Где мы сильны, там организационно сильна революция; где
мы слабы, там организационно слаба она; где нас нет, там революция лишена
организации и руководства. У революции много неожиданностей, но и эти
неожиданности подчинены общим законам -- у нас нет почвы для самостоятельной
якобинской демократии; мы это понимали всегда, сами мы являемся продуктом
этого факта, им объясняется наша победоносная борьба с народницами,
народниками и социал-революционерами и наше почти полное революционное
одиночество" ("Искра" за два года, т. 2, с. 172-173).
С верным перемешано здесь неверное. Почвы для якобинства, т. е.
гегемонии мелкой буржуазии, не было. Но мы, т. е. пролетариат, не был
одиноким, ни в 1905 г., ни в 1917 г. не было его почти полного
революционного одиночества. Вывод, который тов. Троцкий делал из своего
ошибочного исходного положения, был тот же, что у Парвуса: "власть получат
те, которые руководили пролетариатом" (там же, с. 176.)
Между концепцией Парвуса и взглядами тов. Троцкого, признававшего в
совместной концепции за Парвусом "львиную долю" ("Наше
слово")184, существует разница в одном очень важном пункте.
Парвус считает, что "социал-демократическое Временное правительство не может
фостеровцы вошли в контакт с тельмановцами, польским большинством и т. д.
Соответствующая работа велась среди итальянских, французских и др[угих]
делегаций. Если попробовать в общих чертах охарактеризовать сущность
разногласий, можно сказать следующее: сторонники Пеппера благоговеют перед
ростом американского капитала и политическим господством американской
буржуазии, видят непреодолимые трудности для создания революционного
движения и для деятельности Коминтерна.
Эверт и его сторонники также благоговеют перед "окрепшим немецким
капиталом", считают, что немецкая буржуазия и социал-демократия окрепли на
длительный период, что вообще невероятно ожидать в ближайшие годы
революционных событий, что надо заняться повседневной работой на почве
длительного периода стабилизации капитализма, что Венское восстание было
изолированным случайным событием. Словом, существует некоторая общность в
оценке перспектив Эвертом и Пеппером. Интереснейшее место в речи Эверта было
то, где он специально в письменной декларации (которая должна быть помещена
как поправка к тезисам) указывает на необходимость более методической и
ясной разъяснительной кампании среди рабочих Западной Европы по поводу
"необычайных трудностей, на которые наталкивается строительство социализма в
СССР" и насчет нормальности того, что рабочий класс СССР еще находится в
тяжелых материальных условиях.
На наш взгляд, в этой декларации содержится попытка зафиксировать
формулу, прикрывающая намерения, подготовить общественное мнение рабочего
класса на возможность серьезнейших изменений во внутренней политике СССР.
Тактические разногласия вытекают до некоторой степени из общеполитических
разногласий. Главнейшее из них: переоценка влияния социал-демократических
течений; некоторый "экономизм", погоня за узко практическими лозунгами,
недооценка стачечного движения и т. д. В области политических и тактических
вопросов ищут теоретические обоснования в докладах и речах Бухарина.
Разногласия и фракционная борьба захватили низовые парторганизации в
Польше и в Германии, захватывают в Чехословакии. В низовых парторганизациях
борьба идет не на политической почве, а из-за личных склок и комбинаций.
Если о тезисах и речах на конгрессе в национальных низовых парторганизациях
почти ничего не знают и не интересуются, то о личных склоках информированы
достаточно. Бесспорно, что такое положение чревато опасностями для идейной и
политической жизни низовых парторганизаций. Сообщают, например, что в
польской партии в низовых организациях и в профсоюзах коммунисты и
сочувствующие на заводах называют друг друга сталинцами и бухаринцами.
Причем, польских бухаринцев их противники называют троцкистами. В германской
партии то же самое, с той только разницей, что называют друг друга
троцкистами. Во Франции до этого не дошло. Там в низовых организациях нет
еще такого деления. По-моему, следующие причины лежат в основе
усиливающегося кризиса в руководстве к[оммунистической] п[артии].
Воздействие на руководящие кадры к[оммунистической]п[артии]
оправившегося экономически и политически капита-лизма от послевоенного
кризиса.
Политическая и экономическая переоценка значения(речь идет о
соотношении классовых сил и характере и остротеклассовой борьбы) таких
явлений, как технический процесс ка-питалистического производства и
капиталистической рациона-лизации.
Переоценка силы политической реакции буржуазии и скеп-тицизм насчет
возможности развертывания революционногодвижения пролетариата.
Некоторое разочарование (при боязни сознаться в этом)в авторитете
руководства ИККИ и ВКП. От этого руководстваждали чудес. Поражение и
возросшие трудности, однако, удари-ли прямо по голове послушных
руководителей западноевропей-ских к[оммунистических] п[артий].
К[оммунистические] п[артии] в ряде стран все более изо-лируются от
рабочих масс. Изолировать к[оммунистические]п[артии] от рабочих масс есть в
то же время тактика буржуазиии ее правительств.
Развитие и последовавшее поражение китайской револю-ции, "дискуссия" в
ВКП и Интернационале; последние велисьтаким образом, что не только не
подняли идейный уровень пар-тии, а, наоборот, развратили их, внесли апатию и
разочарование.
Бюрократизм ответственейших органов и всего аппаратакомпартий.
В то время, когда руководство к[оммунистических] п[ар-тий] и аппарат
заставлял низовые парторганизации выноситьрешения против оппозиции в ВКП и
приклеивать к ней яр-лык -- "социал-демократический уклон", это руководство
велополитику отвлечения рабочих от тех вопросов, которые ставитперед ними
международное положение и положение даннойстраны.
Ужасающий низкий уровень развития руководящих кад-ров
к[оммунистических] п[артий]. В немецкой партии, напри-мер, тот, кто
мало-мальски делает усилия продвинуться в теоре-тических вопросах,
объявляется "брандлеровцем".
Об оппозиции в ВКП, о троцкистах и о документах Троцкого ни разу не
было ни малейшего замечания. Даже в речах многих раньше яростно нападавших
на оппозицию ораторов не было нападок на оппозицию. Только иногда у
Ломинадзе, отчасти у Эверта и Тельмана и у Бухарина, когда старались
что-нибудь доказывать, а выходило не очень убедительно, ораторы боязливо
оговаривались, "что если иначе формулировать -- получится троцкизм". В речах
Бухарина, Ломинадзе, Неймана, Куусинена,
1
Эрколи175 и др[угих] по программному вопросу, по
колониальному и по отчету ИККИ -- везде, в особенности по китайской
революции, все ораторы, поскольку они говорили о троцкизме, стояли
исключительно на оборонительной позиции, либо замазывали вопрос, либо
оправдывались. Китайскую революцию замазывали, говорили больше об Индии.
Документ Троцкого "Критика проекта программы" в делегациях не
обсуждался. Поскольку удалось установить, документ возбудил громадный
интерес. Некоторые англичане и американцы находят, что они давно не читали
такой интересный политический документ, изложенный таким яростно-памфлетным
агрессивным тоном. Итальянцы документ прорабатывали. Им не нравится только
то, что Троцкий их здорово обругал, и впечатление таково, что не потому,
правильно ли это или нет по существу, а потому, что о них сказано чересчур
сильно: там и Чан Кайши и Гильфердинг. Это их задело.
"Что же дальше"176 и "Послесловие"177 некоторые
делегации и ответственные товарищи из аппарата ИККИ оценивают примерно
следующим образом: ловко написанный и боевой документ. Особенное впечатление
произвело то место, где говорится, что имеются товарищи, старающиеся найти
ленинскую линию, с которой оппозиция готова вместе бороться. Иностранные
товарищи, с которыми удавалось поговорить более откровенно, толкуют это
место таким образом: не исключена возможность совместной работы в будущем
Троцкого и Сталина.
Кстати, один ответственный товарищ из аппарата ИККИ, сильно связанный с
секретариатом Сталина и очень дружный с Ломинадзе, в последний месяц
постоянно подчеркивает, а также намекает на это среди иностранных товарищей,
что если события развернутся и примут серьезный характер в СССР, то
неизбежна, не только возможна, но и неизбежна совместная работа Троцкого и
Сталина.
Уровень конгресса и выступающих ниже всякой критики. Парадные заверения
о верности Коминтерну. Скучно и грустно. Нет и не чувствуется направления
инспирирующей руки русской делегации. Русские товарищи спорят у себя дома.
На их заседаниях, вероятно, интересно. Они не то потеряли интерес к
конгрессу, не то, потому что самим трудно договариваться, дают нам
чувствовать, что конгресс какое-то тяжелое бремя, от которого они не могут
освободиться. Но оживить конгресс, чтобы он плодотворно работал, они тоже не
в состоянии. Что будем говорить нашим товарищам после возвращения? Ведь у
нас от-
ветственность большая за руководство нашими партиями. Доклад Бухарина
явно не удовлетворителен. Почему Бухарину не дали достаточно времени и
возможности подготовить хороший доклад? Мы высмеивали раньше Зиновьева за
его "две перспективы". А тут нет ни одной. Прямо взять да повеситься.
Заседания пленумов ИККИ были более интересны. Трагизм положения в том, что
нельзя, невозможно правду сказать о самых важных, самых существенных текущих
проблемах. Мы не смеем говорить. В этой атмосфере сказать подлинную правду
значит произвести эффект взорвавшейся бомбы. Впрочем, было бы недурно, если
бы значительная часть присутствующих на конгрессе исчезла бы с лица земли. Я
страшно удручен. Прямо не знаю, как выступить, что говорить, как поступить,
чтобы как-нибудь это положение изменить. Жаль, что нет здесь Бордиги. Он
выполнил бы большую историческую роль, он бы всем нам сказал правду.
Документы Троцкого чрезвычайно интересны. Здорово нас ругает, очень
умно разбирает "теорию строительства социализма в одной стране". Безобразие,
скандал, что программные материалы, критические статьи, примечания и т. д.
мы не получаем. Только вчера нам что-то раздали, но не всем. А ведь надо все
это прочитать и обдумать. Как же мы сумеем так, второпях, принять программу
Коминтерна. Просто волосы становятся дыбом. Насчет колониального вопроса --
я ведь содокладчик, так просто за две недели до конгресса решили и назначили
меня содокладчиком. Но до сих пор я не могу добиться встречи с Куусиненом,
главным докладчиком, чтобы с ним побеседовать. Не имею понятия, о чем он
будет говорить, не имею даже его тезисов.
Среди нашей делегации растет беспокойство, недовольство и скептицизм.
Нас беспокоит содержание доклада Бухарина, а также то, что в нем не сказано
или недостаточно ясно сказано. Также и некоторые неясные, двусмысленные
формулировки в тезисах. В докладе Бухарина центральное место уделяется
усилению междуимпериалистических противоречий и неизбежности войны. Очень
сильно подчеркнут прогрессивный рост и усиление капитализма и
междугосударственных противоречий. Сравнительно мало или почти ничего не
говорится насчет усиления роста внутренних экономических и
социально-политических противоречий в каждой стране (капиталистической).
Отсюда противопоставление. С одной стороны -- растущий империалистический
капитализм, с другой -- СССР. А где же место и значение международного
пролетариата и компартии? Отсюда вывод: СССР -- бастион, база международной
революции. По-
моему, неверно, это неправильно. СССР может быть только платформой,
примером, морально и материально помогающим фактором международной
революции, а не основой, не центром. Ведь в СССР революция победила. А в
ближайшем будущем надо подготовить революции в капиталистических странах.
Центр революции как раз в капиталистических странах. Неправильно думать,
представлять себе лист бумаги, на котором СССР, как масляное пятно,
автоматически расширяется. По-моему, эта неправильная установка исходит из
неправильной теории о построении социализма в одной стране.
Я читал критические замечания Троцкого. Он совершенно прав насчет
теории "социализма в одной стране". Зачем и как это случилось, что нас
заставили проглотить эту теорию? Против троцкизма надо было бороться, но
зачем эта теория? Мы страшно озабочены, мы ничего не знаем, что здесь
творится. Правду не можем говорить. Положение деликатное, почти невыносимое.
С конгресса мы вернемся и сделаем доклады. А если до этого или после этого
(наших докладов) неделю или месяц спустя тут в СССР начнется драка, нам
будут говорить: "Вы были там больше месяца, вы ничего не поняли, ничего не
узнали, ничего не спрашивали. Вам, вероятно, не доверяли, не сочли нужным
вас серьезно информировать. С вами не хотели считаться , разговаривать".
Нас беспокоят также эти штуки с пацифистскими конгрессами и
организациями. Ведь, с одной стороны, русские товарищи скептически смотрят
на возможность со стороны компартии серьезно бороться против опасности войны
и активно защищать СССР, а, с другой стороны, такое большое внимание, такие
большие иллюзии насчет разных пацифистских конгрессов. Нас не удивляет тезис
об опасности войны и о борьбе против этой опасности. В этом тезисе
нагромождено много противоречивых формул: очень много беллетристики. В
докладе и тезисах Бухарина неясно и недостаточно сказано насчет
социал-демократии. Подчеркивается, что необходим единый фронт только с ним,
а в действительности не осуждаются именно разные "левые" течения среди
социал-демократов. В резолюции IX пленума было подчеркнуто, что главный враг
-- это левая социал-демократия. А теперь об этом ни слова. Неужели
результаты германских выборов смогли подействовать так, что Коминтерн
оставил себе лазейку к "левым" социал-демократам.
Конечно, обо всех этих вещах только между нами. Очень деликатно и даже
опасно о таких вещах распространяться при такой атмосфере, тем более что
оппозиционеры бы это использовали в своих фракционных целях.
Мануильский как докладчик по делам ВКП заготовил тезисы. Первая часть
посвящена исключительно борьбе против оппозиции и троцкизма, вторая часть --
вопросам после XV съезда. Политбюро (или бюро русской делегации) обсуждало
эти тезисы. Вынесено решение выбросить вторую часть, ничего не говорить о
вопросах, возникших после XV съезда, оставить только вопрос о борьбе с
троцкизмом. Рыков страшно свирепо атаковал ту часть тезисов, где говорится,
что возросла и растет крестьянская беднота. И Рыков потребовал сохранить
этот проект как документ, так как создается теория, доказывающая, что в СССР
среди крестьянства развитие дает такие же социальные процессы, как и в
капиталистических странах. Тезисов Мануильского мы не читали.
Немедленно после 9 января178 Ленин ставит вопрос о характере
начавшихся революционных событий и о политике рабочего класса в них. Он
определяет русскую революцию 1905 г. как начало буржуазной революции,
которая, являясь "движением многих лет", может зажечь революционный пожар в
Европе, который, нося социалистический характер, "окажет обратное действие
на Россию и из эпохи нескольких революционных лет сделает эпоху нескольких
революционных десятилетий" (т. VI, с. 129). В этой революционной борьбе
пролетариат должен поставить себе задачей, в первую очередь, низвергнуть
революционным восстанием царизм; союзником его в этой борьбе будет
крестьянство:
"Если мы, революционный народ, т. е. пролетариат и крестьянство, хотим
"вместе бить" самодержавие, то мы должны также вместе добить, вместе убить
его, вместе отбить неизбежные попытки реставрировать его" (Ленин. Собр.
соч., т. VI, с. 137).
Вместе бить, добить, убить царизм и отбить попытки реставрации царизма
Ленин объединяет в одно понятие -- понятие революционно-демократической
диктатуры пролетариата и крестьянства. Для полного выяснения характера этого
понятия надо, в первую очередь, ответить на вопрос, почему эта предстоящая
революция должна считаться революцией буржуазной? Почему она не может
непосредственно привести к социализму? Ответ на этот вопрос Ленин дает в
"Двух тактиках"179, заявляя:
"Заметим, наконец, что, ставя задачей Временного революционного
правительства осуществление программы-минимум, резолюция тем самым устраняет
нелепые полуанархические мысли о немедленном осуществлении
программы-максимум, о завоевании власти для социалистического переворота.
Степень экономического развития России (условие объективное) и степень
сознательности и организованности широких масс пролетариата (условие
субъективное, неразрывно связанное с объективным) делают невозможным
немедленное полное освобождение рабочего класса. Только самые невежественные
люди могут игнорировать буржуазный характер происходящего демократического
переворота; только самые наивные оптимисты могут забывать о том, как еще
мало знает масса рабочих о целях социализма и способах его осуществления. А
мы все убеждены, что освобождение рабочих может быть делом только самих
рабочих; без сознательности и организованности масс, без подготовки и
воспитания их открытой классовой борьбой со всей буржуазией о
социалистической революции не может быть и речи. И в ответ на анархические
возражения, будто мы откладываем социалистический переворот, мы скажем: мы
не откладываем его, а делаем первый шаг к нему единственно возможным
способом по единственно верной дороге, именно, по дороге демократической
республики. Кто хочет идти к социализму по другой дороге, помимо
демократизма политического, тот неминуемо приходит к нелепым и реакционным
как в экономическом, так и в политическом смысле, выводам. Если те и другие
рабочие спросят нас в соответствующий момент: почему бы не осуществить нам
программы-максимум, мы ответим им указанием на то, как чужды еще социализму
демократические настроенные массы народа, как неразвиты еще классовые
противоречия, как неорганизованны еще пролетарии. Организуйте-ка сотни тысяч
рабочих по всей России, распространите сочувствие своей программе среди
миллионов. Попробуйте сделать это, не ограничиваясь звонками, но пустыми
анархическими фразами, -- и вы увидите тотчас же, что осуществление этой
организации, что распространение этого социалистического просвещения зависит
от возможно более полного осуществления демократических преобразований"
(Ленин, т. VI, с. 313-314).
Второй вопрос: почему в этой революции союзником является именно
крестьянство, а не либеральная буржуазия, как это утверждали меньшевики?
Ответ:
Марксизм учит пролетариат не отстранению от буржуазной революции, не
безучастию к ней, не предоставлению руководства в ней буржуазии, а,
напротив, самому энергичному
участию, самой решительной борьбе за последовательный пролетарский
демократизм, за доведение революции до конца. Мы не можем выскочить из
буржуазно-демократических рамок русской революции, но мы можем в громадных
размерах расширить эти рамки, мы можем и должны в пределах этих рамок
бороться за интересы пролетариата, за его непосредственные нужды и за
условия подготовки его сил к будущей полной победе. Есть буржуазная
демократия и буржуазная демократия. И земец-монархист, сторонник верхней
палаты180, "запрашивающий" всеобщее избирательное право, а
втайне, под сурдинку, заключающий с царизмом сделку на счет куцей
конституции, есть буржуазный демократ. И крестьянин, с оружием в руках
идущий против помещиков и чиновников, "наивно-республикански" предлагающий
"прогнать царя", есть тоже буржуазный демократ. Буржуазно-демократические
порядки бывают такие, как в Германии, и такие, как в Англии; такие, как в
Австрии, и такие, как в Америке или Швейцарии. Хорош был бы тот марксист,
который в эпоху демократического переворота прозевал бы эту разницу между
степенями демократизма и между различным характером той или иной формы его и
ограничился бы "умничанием" на счет того, что все же это "буржуазная
революция", "плоды буржуазной революции".
Ведь мы, марксисты, никоим образом не должны позволять себе обольщаться
словами: "революция" или "великая русская революция", как обольщаются ими
теперь многие русские демократы (вроде Гапона181). Мы должны дать
себе точный отчет в том, какие же реальные общественные силы противостоят
"царизму" (это вполне реальная и вполне понятная для всех сила) и способны
одержать "решительную победу" над ним. Такой силой не может быть крупная
буржуазия, помещики, фабриканты, "общество", идущее за освобожденцами. Мы
видим, что они даже и не хотят решительной победы. Мы знаем, что они не
способны по своему классовому положению на решительную борьбу с царизмом;
слишком тяжелым ядром на ногах является частная собственность, капитал,
земля, чтобы идти на решительную борьбу. Слишком нужен им царизм с его
полицейско-бюрократическими и военными силами против пролетариата и
крестьянства, чтобы могли они стремиться к уничтожению царизма.
Нет, силой, способной одержать "решительную победу над царизмом", может
быть только народ, т. е. пролетариат и крестьянство, если брать основные,
крупные силы, распределяя сельскую и городскую мелкую буржуазию (тоже
"народ") между тем и другим. "Решительная победа революции над царизмом"
есть революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства
(Ленин, т. VI, с. 334-335).
Этой перспективе и этой политической тактике противопоставлены были две
другие перспективы и две другие тактики. Меньшевики делали из понятия
буржуазной революции вывод, что союзником пролетариата в ней является
либеральная буржуазия. Ее власть должна быть результатом революционного
процесса. Поэтому пролетариат не может ставить себе задачи участия в
Революционном правительстве:
"Пролетариат не может получить ни всей, ни части политической власти в
государстве, покуда он не сделает социалистической революции. Это -- то
неоспоримое положение, которое отделяет нас от оппортунистического
жоресизма"182 (Мартынов. -- Цит. по Ленину, т. VI, с. 124).
Поэтому пролетариат может только давить на буржуазию:
Борьба за влияние на ход и исход буржуазной революции может выразиться
только в том, что пролетариат будет оказывать революционное давление на волю
либеральной и радикальной буржуазии, что более демократические "низы"
общества заставят его "верхи" согласиться довести буржуазную революцию до ее
логического конца. Она выразится в том, что пролетариат будет в каждом
случае ставить перед буржуазией дилемму: либо назад в тиски абсолютизма, в
которых она задыхается, либо вперед с народом" (Мартынов, "Две диктатуры".
Цит. по Ленину, т. VI, с. 126).
Этой меньшевистской концепции нет надобности здесь разбирать: история
вскрыла сущность ее полностью.
Диаметрально противоположной была концепция, сформулированная Парвусом
немедленно после январских событий, во вступлении к брошюре Троцкого "9
января":
"Революционный переворот в России могут совершить только рабочие.
Временное правительство в России будет правительством рабочей демократии.
Если социал-демократия будет во главе революционного движения русского
пролетариата, то это правительство будет социал-демократическим... Это будет
целостное правительство, созданное в революционный момент, когда
правительственная власть очень велика. За ним революционная армия рабочих,
только совершившая революционный переворот, развившая при этом беспримерную
в истории политическую энергию, и перед этим правительством будут вначале
политические задачи, объединившие для революционной борьбы весь русский
народ..." (Парвус. Россия и революция. Петербург, 1906, с. 141-142).
Кто же будет союзником пролетариата в этой борьбе? Демократические
элементы останутся при рабочих, но мы уже сказали раньше, что они в России
очень слабы. Крестьяне все
большими массами будут вовлечены в движение, но они только в состоянии
увеличить политическую анархию и, таким образом, ослабить правительство, они
не могут составить сомкнутой революционной армии" (Парвус, там же, с. 140).
В результате "Русский пролетариат начал революцию, на нем одном
держится ее развитие и успех" (Парвус, там же, с. 143).
В "Новой искре"183 (от 3 и 17 марта 1905 г.) Троцкий писал:
"Ждать, что революционные радикалы посыплются на нас из какого-то решета,
совершенно не приходится. Революция надвинулась, наступление стоит на
очереди, а мы одни. Где мы сильны, там организационно сильна революция; где
мы слабы, там организационно слаба она; где нас нет, там революция лишена
организации и руководства. У революции много неожиданностей, но и эти
неожиданности подчинены общим законам -- у нас нет почвы для самостоятельной
якобинской демократии; мы это понимали всегда, сами мы являемся продуктом
этого факта, им объясняется наша победоносная борьба с народницами,
народниками и социал-революционерами и наше почти полное революционное
одиночество" ("Искра" за два года, т. 2, с. 172-173).
С верным перемешано здесь неверное. Почвы для якобинства, т. е.
гегемонии мелкой буржуазии, не было. Но мы, т. е. пролетариат, не был
одиноким, ни в 1905 г., ни в 1917 г. не было его почти полного
революционного одиночества. Вывод, который тов. Троцкий делал из своего
ошибочного исходного положения, был тот же, что у Парвуса: "власть получат
те, которые руководили пролетариатом" (там же, с. 176.)
Между концепцией Парвуса и взглядами тов. Троцкого, признававшего в
совместной концепции за Парвусом "львиную долю" ("Наше
слово")184, существует разница в одном очень важном пункте.
Парвус считает, что "социал-демократическое Временное правительство не может