Страница:
тяжелого удара именно с этой стороны (отход Л.П.С[еребрякова], эволюция
взглядов Е.А.[Преображенского]), до намеков на заигрывание Л[ьва]
Д[авидови]ча с молодежью до перспектив "секты ленинцев" (В.А.)3, до
"опасности ревизии Ленина слева" и пр. и пр. -- далеко. Вот здесь-то и
заложены наши с Вами расхождения.
Вы пишете, что я, по-вашему, должен был бы "признать опасность и слева
и справа". Совершенно правильно. И я это признаю и в письме, на которое Вы
отвечаете, об этом писал. А вот Вы, как я уже Вам заявлял, признаете только
опасность "слева" (с моей точки зрения, сильно преувеличивая ее) и
совершенно не замечаете опасности справа. Кстати, Вы пишете: "На мое
утверждение, что у нас в оппозиции опасность слева, а не справа, Вы
отвечаете совершенно по-детски указанием на колебания товарищей Ищенко и
Теплова и на неизвестное мне письмо... к Л.Д. [Троцкому], которое Вы
определяете как совершенно "пятаковское с оттеночком сафаровщины".
На это я Вам скажу: прежде всего почему-то Вы опустили стоявшее у меня
имя Серебрякова, а затем почему это перечисление в подтверждение
существования левой опасности трех имен Вами не является "детским
указанием", а перечисление мною -- да является (как говорят местечковые
евреи).
В письме к тов. Абрамскому Вы говорите о том, что Лев Дав[идович] не
видит опасности ультралевизны и не хочет с нею бороться. Это не совсем
верно. Когда Л. Д. [Троцкий] из письма в письмо разъясняет, как должна
относиться оппозиция к тому, что сейчас происходит, когда он пишет "Что же
дальше?"4, с которым Вы солидаризируетесь, и заявление конгрессу, которое Вы
подписываете, то это, по-моему, и есть (наряду с другим) борьба с
ультралевизной. В одном из своих писем Л. Д. [Троцкий] пишет:
"Сдвиг в политике ВКП и К[оммунистического] И[нтернационала] будет
иметь крупнейшее значение и может стать даже исторической вехой".
"...Недопустим формально отрицательный подход к левому сдвигу: "ничего,
мол, не произошло, одни махинации, все останется по-прежнему"".
"Нет, произошли и происходят крупнейшие события: сдвиги в партии
отражают глубокие сдвиги в классах, многое говорит за то, что накопившееся
количество готовится перейти в некоторое новое качество. Конечно, в этом
процессе будут еще свои подъемы и спуски. Но ясно одно: даже и
немногочисленные кадры, если они вооружены ясным пониманием обстановки в
целом, если они насквозь проникнуты пониманием своей исторической миссии и
если они в то же время умеют или учатся пойти в ногу с прогрессивным
движением в партийной массе и рабочем классе... такие кадры могут сыграть в
нынешнем и в неизбежном переломе решительную роль" и т. д. в таком же духе
(из письма Л. Д. Троцкого от 17 июля с. г.)5.
Разве это не борьба с "левой опасностью"? Я допускаю, что Л[ьву]
Д[авидови]чу просто неизвестны вывихи отдельных товарищей и что, если бы до
него дошли такие письма, как письмо к Вам Нечаева, Рубашкина и др[угих], то
он реагировал бы на них соответствующим образом.
Далее, Вы указывали на то, что Лев Д[авидович] в своем заявлении
конгрессу "не дотронулся до самого главного проверочного средства левого
курса, а именно: положения рабочего класса". Справедливое указание. Но я
думаю, что Л.Д.[Троцкий] не по несогласию или забывчивости не включил этого
вопроса в свой документ, а в силу общей нашей беды. Ведь мы очень мало
знаем, вернее ничего почти не знаем о материальном и бытовом положении
рабочих. Я вот видел Ваше письмо, в котором Вы зло ругались по этому поводу.
Целиком поддерживаю Вас в данном случае.
Это, пожалуй, все, что я смог высказать в ответ на Ваше письмо. Когда я
писал, я не собирался ни увертываться, ни играть в прятки. Есть ли здесь
что-либо не наше, "децистское" или от какого-нибудь самобытного "уклона" от
общей нашей линии, -- судите сами.
Вы прилагали копии Вашего письма товарищам Абрамскому и Рубашкину. Я, в
свою очередь, разошлю их некоторым нашим друзьям. Кстати, с письмом Вашим
Рубашкину, высказавшемуся за организацию второй партии, я целиком и
полностью согласен, чего не могу сказать о письме Абрамскому, с рядом мест
которого я не согласен.
Что же касается Вашей работы о демократической диктатуре, то, не входя
пока что в оценку ее по существу, должен откровенно заявить, что мне не
нравится самый факт появления этой работы и тем более в данное время.
Простите, друг, но Вы, по-моему, надумываете опасность ревизии Ленина слева.
Такой опасности у нас нет. А вот опасность от самой постановки этого вопроса
-- неоспорима. Ведь т[ак] наз[ываемый] "исторический троцкизм" является
главным пугалом в руках наших противников и той удочкой, на которую ловятся
не только простаки из "монолитчиков", а иной раз и наши единомышленники.
Нельзя забывать и того, что все отходящие от оппозиции начинают с указания
на "возрождение исторического троцкизма", а докатываются до проработки нас в
стиле Стецкого и Марецкого, Слепкова и Ярославского.
Вам ведь хорошо известно, что никто из нас нигде и никогда не
солидаризировался со взглядами Льва Дав[идовича] в период первой революции и
никто из нас не считал себя хотя бы в какой-нибудь степени ответственным за
теорию "перманентной революции". Так на это смотрел и сам Л.Д.[Троцкий].
Только Вы составляли исключение и публично защищали дооктябрьскую концепцию
тов. Троцкого. И я очень жалею, что именно Вы начали воскрешать старые и так
"проработанные" в последние годы разногласия по вопросу об оценке движущих
сил революции. Я глубочайше убежден, что Вы совершили большую ошибку, т. к.
не сомневаюсь, что Ваша "переоценка ценностей", вернее заявление об этой
переоценке, да еще с намеками на "ревизию Ленина слева" принесет величайший
вред нашему движению.
Ну теперь все. Ежели что не понравилось, не сетуйте на меня. Я знаю,
что Вы там порою не особенно хорошо себя чувствуете, но политика ведь такая
штука, которая требует от людей, даже и спаянных общностью основных идей и
совместной борьбой, -- крепких нервов. Вы ведь это отлично знаете.
Если Вы не обременены очень -- пишите и уж во всяком случае засылайте
копии своих писем и текущих работ. Я буду рад получить все это и обещаю, как
и раньше, по мере возможности, знакомить с Вашими письмами товарищей,
состоящих со мною в переписке (не говоря уже о товарищах по колонии). Также
обещаю и делиться с Вами всякими новостями. С нетерпением буду ждать Вашей
китайской работы. Кстати, о Вашей работе. Я давно собирался сделать на этот
счет предложение.
Почему бы Вам, по примеру Льва Дав[идовича], не заняться в промежутках
между основными работами воспоминаниями. У Вас ведь счастливая революционная
участь, и Вы о многом можете рассказать. Если бы Вы взялись за эту работу,
то у Вас вышли бы не голые мемуары, а полезнейшая книжка, в которой Вы
сумели бы осветить как историю революционного движения в период развития и
распада соц[иал]-демократии, возникновения и развития современного
коммунизма в основных странах, так и вопросы стратегии и тактики
пролетарского авангарда. А это было бы в высокой степени полезно. Вы ведь в
своих письмах часто ссылаетесь на опыт тех или иных партий последних
десятилетий, а между тем исторические примеры, на которые Вы указываете
сплошь и рядом, многим товарищам неизвестны. Так бывает не только тогда,
когда речь идет о предвоенном периоде или более поздних, но иной раз и
тогда, когда в пример берутся отдельные этапы в борьбе за коммунизм в
послеоктябрьский период. Чтобы не быть голословным, укажу, что мне
приходилось сталкиваться с рядом наших товарищей, считающихся вполне
подготовленными и занимавшх более менее видное положение в наших рядах,
которые, однако, или не знали, или совершенно забыли даже такие этапы в
развитии Коминтерна (я бы сказал, и в развитии наших взглядов), как III
конгресс Коминтерна с его борьбой с теорией офензивы, основанием тактики
единого фронта и пр.
А вопрос германской революции, опыт Венгрии, Баварии, Саксонии,
Болгарии, Эстонии и пр. и пр.
Меня очень обрадовало, что Лев Дав[идович] в своей критике проекта
программы К[оммунистического] И[нтернационала] все эти вопросы не только
поставил, а и осветил светом марксистской критики. Но этого еще
недостаточно. И Вы бы смогли написать много полезного. Право же,
принимайтесь за такую работу.
Наша колония, кстати сказать, в настоящее время пополнившаяся еще на
два человека (теперь нас 6 человек), шлет Вам привет, а я, помимо привета,
обнимаю Вас крепко. Ваш И.Врачев
Какое-то "страшное" письмо писали Вы в конце августа Вуйовичу. До меня
дошли слухи. Не найдете ли возможным сообщить?
Дорогие товарищи! До нашей Воронежской группы ссыльных оппозиционеров
дошло письмо тов. Сапронова от 5/VIII, адресованное тов. Нечаеву, и выдержки
из письма тов. В.М.Смирнова, относящегося, очевидно, к тому же периоду.
Ознакомившись с этими письмами и всесторонне продумав выдвигаемые в них
положения, мы считаем своим революционным долгом сказать вам следующее.
1. Никогда еще с момента Октябрьской победы страна диктатуры
пролетариата не была в большей опасности, чем в переживаемый период. Мы
стоим перед фактом трусливой капитуляции высших органов партии и соввласти
перед капиталистическими силами, возросшими на дрожжах оппортунистического
руководства.
Лишь этот грозный факт и общее к нему отношение может быть в данный
момент решающим критерием для определения дальнейших путей оппозиции и для
создания соответствующих политическим задачам взаимоотношений между
отдельными оппозиционными течениями.
2. Мы считаем, что на данном историческом этапе наши принципиальные
разногласия имеют больше политических предпосылок к изживанию, чем к
дальнейшему нарастанию. Ликвидировать между собой несущественные ныне
политические счеты прошлого для революционного дела будущего -- первейший
долг оппозиции. Такое сознание живет в среде большевиков-ленинцев, и мы
уверены, что оно разделяется всеми товарищами, примыкающими к группе "15".
Высказанное нами положение находит свое подтверждение также в начальной
части письма тов. Сапронова к Нечаеву от 5/VIII, где он пишет: "Ты пишешь
"если бы удалось нам сговориться насчет одной общей позиции. Никаких других
причин к раздельному существованию больше не имеется" -- совершенно
правильно. И желание оппозиционеров к этому есть -- тоже правильно".
Из приведенных строк письма тов. Сапронова мы видим, что он считает
даже возможным подтвердить несколько преувеличенное в настоящий момент
утверждение Нечаева о полном отсутствии причин к раздельному нашему
существованию. Какие же, однако, шаги предпринимает тов. Сапронов и его
ближайшие друзья из группы "15" для ликвидации бепринципного раздельного
существования двух родственных оппозиционных групп? На этот вопрос остальная
часть его письма дает неожиданный и довольно-таки безотрадный ответ. Не
формулируя сколько-нибудь существенного пункта принципиальных,
организационных или тактических расхождений между большевиками-ленинцами и
группой "15" на данной стадии развития политической борьбы, автор письма тем
не менее ухитряется в излишне возбужденном тоне цепляться за устаревшие
эпизоды, чтобы резко противопоставить себя другим и сердито поругивать
руководителей нашей оппозиционной группы, позволяя себе даже прибегнуть к
методам полемики, часто применяемым бухаринской гвардией и
верноподданническим сталинским аппаратом.
Очевидно, из своего горячего стремления прекратить беспричинное
раздельное существование тов. Сапронов решается в своем письме утверждать,
что наши вожди не желали подачи общего заявления конгрессу, что наши вожди
ориентируются лишь на левый курс, что тов. Троцкий желает брать
ответственность за левый курс, что у нас много противоречий между оценкой
состояния партии и нашей дальнейшей ориентацией на нее, между стремлением
защиты платформы и нашего отказа от фракций, что наша группа игнорирует
"раб[очий] вопрос" и даже, представьте себе, что мы против восстановления
группы "15" в партии и против возвращения ее из ссылки. Так по существу
выглядит аргументация тов. Сапронова против раздельного нашего
существования.
Для тов. Смирнова же вопроса о прекращении войны не только не
существует, но, напротив, он как бы весь озабочен еще большим разжиганием и
обострением ненужной драки. Тов. В.М.Смирнов в своем артиллерийском наскоке,
исключающем всякие элементы политической честности и добропорядочности,
называет заявление тов. Троцкого конгрессу капитулянтским, своим признанием
левого курса поддерживающим мелкую буржуазию и т. п. смертные грехи.
Если бы все эти приведенные характеристики, а особенно характеристики
тов. Смирнова, не представляли собой обычной демагогии, клеветы, подтасовки,
грубой фальсификации, пустого напыщенного кривляния и сплошной истерии, то
мы в действительности имели бы неопровержимые аргументы за сохранение
раздельного существования, а не обратно. Справедливый анализ всех этих
измышлений разоблачает без остатка всю их беспочвенность и показывает нам
всем, что если в природе и не имеется реальных мотивов для раздельного
существования, то у некоторых имеются сильные стремления к беспочвенным
политсклокам, парализующим здоровое полит[ическое] развитие и желаемое
большевистское единство.
3. Об общем заявлении конгрессу. Только при слабом рассудке и полном
беспамятстве можно выдвигать обвинение в нежелании выступать с общим
заявлением конгрессу. Условия ссылки не только исключали возможность
серьезной согласительной работы между нашими течениями в предконгрессовский
период, но исключали даже возможность даже какой бы то ни было
договоренности между руководителями одной и той же группы. Появление
отдельного заявления со стороны наших товарищей Смилги и Радека, снявших его
по ознакомлении с заявлением тов. Троцкого, достаточно характеризует
техническую сторону этого дела. Кто же не знает, что огромное большинство
наших товарищей присоединилось к документам тов. Троцкого только на
основании одной заключительной части заявления и с остальными частями его
ознакамливалось фактически уж во время, а часто после конгресса. Кто же не
помнит, что начавшаяся после XV съезда лихорадочно конвульсивная и
исключительно зигзагообразная политика партии сделала свой наиболее крутой
поворот вправо как раз в предконгрессовские дни, когда продумывались и
писались заявления конгрессу. Естественно, впоследствии это видоизменяло
принципиальную трактовку отдельных частей. Можно ли, сохранив остатки
добросовестности, разводить капризы насчет какого-то нежелания с нашей
стороны совместного выступления? Если уж кто скандалит против совместного
выступления, так это не наши товарищи. Читайте рассуждения тов. В. Смирнова
и вы в этом убедитесь.
"По поводу совместного заявления, -- пишет он, -- я считаю это
абсолютно невозможным. Ибо компрометировать себя всякими троцкистскими
благоглупостями, которые при данном положении там будут в изобилии, слуга
покорный, даже в том случае, если бы там вытравлен был душок
капитулянтства... Вся развиваемая в письме теория есть не что иное, как
прокламирование дорожки к капитуляции" и т. д.
В связи с этим заявлением тов. Смирнова мы спрашиваем вас, что общего в
этой позиции грубого отказа от совместного выступления с
"капитулянтами"-троцкистами с позицией тов. Сапронова, не видящим причин к
раздельному существованию, но жалующимся на мифический отказ Троцкого от
совместного с тов. Сапроновым выступления? Мы спрашиваем вас также, какой
смысл, кроме беспринципного шельмования наших товарищей могут иметь в
жесточайших условиях ссылки беспочвенные претензии о желании или нежелании
совместного выступления на конгрессе?
4. О письме тов. Троцкого от 5/V о левом курсе6 и о несении за него
ответственности. В августе месяце после того как товарищи Сапронов и Смирнов
имели уже неоднократную возможность ознакомиться и даже изучить материалы,
посланные тов. Троцким в адрес конгресса, включая сюда и его послесловие к
"Что же дальше?", -- они все же продолжают выступать со своими надоедливыми
придирками за восхваление левого курса, как бы имевшим место в письмах тов.
Троцкого от 9/V, 22/V, 3/VI и 21/VI7 "за уступки мелкой буржуазии" и
"готовность брать ответственность" за левый курс. Упомянутые выше письма
тов. Троцкого хорошо известны оппозиции и вряд ли нужно еще кому-нибудь
доказывать политическую бессовестность такого толкования. Ограничимся лишь
несколькими выдержками из "Что же дальше?" и послесловия, написанного 22
июня с. г. Вот что там сказано: "Совершенно преступным легкомыслием было бы
думать, что мы уже имеем перед собой сколько-нибудь продуманный,
сколько-нибудь последовательный, сколько-нибудь обеспеченный курс
революционной пролетарской политики. Далеко нет. Мы имеем нечто более
серьезное, чем верхушечный маневр в духе 5-го декабря [19]23 года, но нечто
гораздо менее значительное, чем последовательный курс в духе платформы
оппозиции. Как же назвать тот поворот? Пока мы не можем назвать его иначе,
как зигзагом". И дальше: "...значит ли это, что нынешний зигзаг исключает
возможность развития его в левый курс. Скажем открыто: поскольку дело
зависит от предвидения и последовательности руководства, не только его
политика последних годов, но и сегодняшнее его поведение должны скорее
склонить к скептическому ответу на поставленный вопрос" ("Что же дальше?").
В "Послесловии", написанном после июльского пленума ЦК, мы читаем: "Логика
правого курса может в короткий срок стать несокрушимой, какие бы то ни было
иллюзии, фальшивые надежды на партийность правых, всякие вообще надежды на
авось, упущение времени, затушевывание противоречий, недомолвки,
дипломатничание -- означают усыпление рабочих, прямую поддержку врагу,
сознательную или бессознательную помощь термидору. Речью Рыкова,
комментирующей постановления июльского пленума, правые бросили перчатку
Октябрьской революции. Надо понять это. Надо поднять перчатку, надо сейчас
же, немедленно, со всего размаха ударить правых по рукам". По поводу письма
тов. Троцкого от 9/V, которое тов. Сапронов нарочито пытается сбрасывать в
одну кучу с остальными его письмами и заявлениями, посланными конгрессу,
тов. Троцкий говорит в письме от 30 августа, адресованном другу 3. Д.8:
"...я полностью согласен с вами насчет необходимости серьезной дискуссии по
основным вопросам. Кроме пользы, от этого ничего не будет. И "молодые" уже
довольно широко пользуются этим правом дискуссии. Я получил от них ряд
серьезных писем за чрезмерную уступчивость по адресу Преображенского, и в
основном они правы. Я передипломатничал, стараясь избежать в острый момент
по острому вопросу внутренней дискуссии под стеклянным колпаком!
5. О партии, о 16-ом окт[ября] и о фракционности. Добрая половина
письма тов. Сапронова занята злобными, но не совсем внятными придирками по
поводу характеристики состояния партии и орг[анизационных] наших выводов, из
этой характеристики вытекающих. Тут на вид недоуменные, но с излишним
пристрастием поставленные вопросы о нашей тактике 16 окт[ября], о разговорах
о двух партиях, о сохранении платформы после капитуляции Зиновьева и
Каменева, об отказе от фракционности и т. д. Но ведь всем известно, что вся
наша тактика со времени нашего разрыва исходила из основной принципиальной
установки на глубокую парт[ийную] реформу как предпосылку реформы
сов[етского] государства. Нас с вами история разделила именно у этого
тупика. Вы уже с 16 октября пытались исходить из фактического наступления
термидора, чем обрекли себя на бессмысленное топтание на месте. Вы, с одной
стороны, не обнаружили ни воли, ни стремления к легальным формам преодоления
внутрипартийной реакции, а с другой -- не проявили достаточной храбрости для
решительного разрыва с партией и мобилизации рабочего класса вне этой партии
против нее. Таким образом, с лишком два года вы пребывали в щелях
политической истории. Мы же считали, и совершенно правильно считали, что
пока известные политические лимиты, отделяющие партию пролетарской диктатуры
от партии диктатуры мелкой буржуазии (термидор) не нарушены, говорить об
осуществлении термидора преждевременно, и становились потому на путь
реформы. Мы были с еще большевистской партией против ликвидаторов
большевизма. А вы-то, товарищи, не скажете ли нам, с кем шли вы, начиная с
16-го октября? И шли вы вообще куда-нибудь с того времени? Нам думается, что
нет. Вы ждали приближения термидора, чтобы доказать этим свою правоту. Вы,
пожалуй, скоро дождетесь его, но и его наступление никак не принесет вам
оправдание. Обязанность революционеров в пролетарском государстве (да и не
только в пролетарском) не состоит вовсе не в том, чтобы поджидать
контрреволюцию, а в том, чтобы пресечь ей дорогу и в корне уничтожить ее. Во
всяком случае в августе [19]23 г., а тем более теперь в середине октября, мы
не имеем никаких оснований более заниматься праздным воспоминанием оттенков
спора 16 окт[ября] [19]23 г. Переживаемый период требует от нас объединенных
и активных действий. Официальное партийное руководство фактически переходит
роковые исторические лимиты, и путь внутрипартийной реформы становится все
менее надежным. В цитированном уже выше Послесловии к "Что же дальше?" тов.
Троцкий писал: "Победа правого крыла была бы последней ступенькой к
термидору. От победы правого крыла наверх диктатуре пролетариата уже нельзя
было бы подняться одними лишь методами партийной реформы"9. Сегодня об этом
надо кричать еще громче, так громко, чтобы разбудить уснувшую бдительность
пролетариата, теряющего свое завоеванное господство.
6. О рабочем вопросе. В этих письмах имеются даже "намеки" на
игнорирование и невнимание к рабочему вопросу в документах тов. Троцкого,
посланных конгрессу. Но это, действительно, чудовищно. На этакую форму
демагогии и неловко отвечать. Здесь полностью воскрешаются худшие традиции
грубого экономизма, анархического синдикализма, узкой цеховщины и худшей
махаевщины10, для которых характерно выдергивание вопросов рабочей экономики
из общего комплекса революционно-политической борьбы пролетариата. Напрасно
вы только намекаете, товарищи, по такому серьезному вопросу стоило бы
сказать полным голосом. Назовите класс, которому, вы полагаете, посвящает
свое внимание тов. Троцкий, обращаясь к конгрессу.
Ну, а на ребяческие и смехотворные упреки, что тов.Троцкий не желает
возвращения группы "15" из ссылки и восстановления ее в партии -- мы не
считаем нужным останавливаться и проходим мимо.
Но в письме тов. Смирнова имеются новые нотки, прав-да, неслыханные до
сих пор от кого-нибудь из группы "15",но весьма популярные в устах Рыкова,
Сталина, Бухарина. Ру-гая нещадно Троцкого за его послание конгрессу, тов.
Смирновкак бы между прочим роняет такие слова: "Дурацкая теорияо том, что
события в Западной Европе сейчас же непосредст-венно и неизвестно какими
путями отражаются на нас (пора-жение германской революции -- реакция у нас;
полевение масстеперь, глупенький расчет, что это сейчас же вызовет и
нашевозрождение, которое якобы уже началось "левым курсом")"и т. д. Как
явственно напоминают эти речи опостылевшие пе-репевы рыцарей построения
социализма в одной стране! Уже-ли, товарищи дорогие, эту галиматью следует
принять за вашуобщую точку зрения?
Мы искренне убеждены, что это не ваша точка зрения. Мы также уверены,
что немногие из вас будут стоять за дальнейшее раздувание разногласий,
которые давно уже пора ликвидировать без остатка. Наступают дни решительных
боев за большевистскую партию, за диктатуру пролетариата. Мы считаем, что
нет у нас непримиримых принципиальных разногласий и давайте их больше не
выдумывать. Довольно склоки. Время настойчиво призывает к революционному
единству, к большевистской решительности.
Воронежская группа ссыльных большевиков-ленинцев (оппозиционеров)
Воронеж, 12 октября 1928 г.
Статья Н.Бухарина "Заметки экономиста", помещенная в "Правде" от 30/IX,
представляет исключительный интерес.
Интерес этой статьи состоит не в обилии новых мыслей по случаю
окончания хозяйственного года; статьи Бухарина этим свойством никогда не
отличались. Напрасно читатель будет искать в этой статье и большевистского
освещения хозяйственных вопросов; Бухарин давно разучился мыслить и писать
по-ленински.
И тем не менее интерес этой статьи несомненен. Он состоит в самом
факте, времени и условиях ее появления. В этой статье Бухарин выступает не в
качестве официоза "железного", "монолитного" и пр[очее] ЦК ВКП. Он выступает
в качестве идеолога правого крыла партии, или правых примиренцев, как одной
из разновидностей этого крыла. Его статья является полемическим ответом
центристам (Сталину, Молотову, Куйбышеву и др[угим]). Она появляется в
печати после того как центристы уже развернули по стране усиленную кампанию
взглядов Е.А.[Преображенского]), до намеков на заигрывание Л[ьва]
Д[авидови]ча с молодежью до перспектив "секты ленинцев" (В.А.)3, до
"опасности ревизии Ленина слева" и пр. и пр. -- далеко. Вот здесь-то и
заложены наши с Вами расхождения.
Вы пишете, что я, по-вашему, должен был бы "признать опасность и слева
и справа". Совершенно правильно. И я это признаю и в письме, на которое Вы
отвечаете, об этом писал. А вот Вы, как я уже Вам заявлял, признаете только
опасность "слева" (с моей точки зрения, сильно преувеличивая ее) и
совершенно не замечаете опасности справа. Кстати, Вы пишете: "На мое
утверждение, что у нас в оппозиции опасность слева, а не справа, Вы
отвечаете совершенно по-детски указанием на колебания товарищей Ищенко и
Теплова и на неизвестное мне письмо... к Л.Д. [Троцкому], которое Вы
определяете как совершенно "пятаковское с оттеночком сафаровщины".
На это я Вам скажу: прежде всего почему-то Вы опустили стоявшее у меня
имя Серебрякова, а затем почему это перечисление в подтверждение
существования левой опасности трех имен Вами не является "детским
указанием", а перечисление мною -- да является (как говорят местечковые
евреи).
В письме к тов. Абрамскому Вы говорите о том, что Лев Дав[идович] не
видит опасности ультралевизны и не хочет с нею бороться. Это не совсем
верно. Когда Л. Д. [Троцкий] из письма в письмо разъясняет, как должна
относиться оппозиция к тому, что сейчас происходит, когда он пишет "Что же
дальше?"4, с которым Вы солидаризируетесь, и заявление конгрессу, которое Вы
подписываете, то это, по-моему, и есть (наряду с другим) борьба с
ультралевизной. В одном из своих писем Л. Д. [Троцкий] пишет:
"Сдвиг в политике ВКП и К[оммунистического] И[нтернационала] будет
иметь крупнейшее значение и может стать даже исторической вехой".
"...Недопустим формально отрицательный подход к левому сдвигу: "ничего,
мол, не произошло, одни махинации, все останется по-прежнему"".
"Нет, произошли и происходят крупнейшие события: сдвиги в партии
отражают глубокие сдвиги в классах, многое говорит за то, что накопившееся
количество готовится перейти в некоторое новое качество. Конечно, в этом
процессе будут еще свои подъемы и спуски. Но ясно одно: даже и
немногочисленные кадры, если они вооружены ясным пониманием обстановки в
целом, если они насквозь проникнуты пониманием своей исторической миссии и
если они в то же время умеют или учатся пойти в ногу с прогрессивным
движением в партийной массе и рабочем классе... такие кадры могут сыграть в
нынешнем и в неизбежном переломе решительную роль" и т. д. в таком же духе
(из письма Л. Д. Троцкого от 17 июля с. г.)5.
Разве это не борьба с "левой опасностью"? Я допускаю, что Л[ьву]
Д[авидови]чу просто неизвестны вывихи отдельных товарищей и что, если бы до
него дошли такие письма, как письмо к Вам Нечаева, Рубашкина и др[угих], то
он реагировал бы на них соответствующим образом.
Далее, Вы указывали на то, что Лев Д[авидович] в своем заявлении
конгрессу "не дотронулся до самого главного проверочного средства левого
курса, а именно: положения рабочего класса". Справедливое указание. Но я
думаю, что Л.Д.[Троцкий] не по несогласию или забывчивости не включил этого
вопроса в свой документ, а в силу общей нашей беды. Ведь мы очень мало
знаем, вернее ничего почти не знаем о материальном и бытовом положении
рабочих. Я вот видел Ваше письмо, в котором Вы зло ругались по этому поводу.
Целиком поддерживаю Вас в данном случае.
Это, пожалуй, все, что я смог высказать в ответ на Ваше письмо. Когда я
писал, я не собирался ни увертываться, ни играть в прятки. Есть ли здесь
что-либо не наше, "децистское" или от какого-нибудь самобытного "уклона" от
общей нашей линии, -- судите сами.
Вы прилагали копии Вашего письма товарищам Абрамскому и Рубашкину. Я, в
свою очередь, разошлю их некоторым нашим друзьям. Кстати, с письмом Вашим
Рубашкину, высказавшемуся за организацию второй партии, я целиком и
полностью согласен, чего не могу сказать о письме Абрамскому, с рядом мест
которого я не согласен.
Что же касается Вашей работы о демократической диктатуре, то, не входя
пока что в оценку ее по существу, должен откровенно заявить, что мне не
нравится самый факт появления этой работы и тем более в данное время.
Простите, друг, но Вы, по-моему, надумываете опасность ревизии Ленина слева.
Такой опасности у нас нет. А вот опасность от самой постановки этого вопроса
-- неоспорима. Ведь т[ак] наз[ываемый] "исторический троцкизм" является
главным пугалом в руках наших противников и той удочкой, на которую ловятся
не только простаки из "монолитчиков", а иной раз и наши единомышленники.
Нельзя забывать и того, что все отходящие от оппозиции начинают с указания
на "возрождение исторического троцкизма", а докатываются до проработки нас в
стиле Стецкого и Марецкого, Слепкова и Ярославского.
Вам ведь хорошо известно, что никто из нас нигде и никогда не
солидаризировался со взглядами Льва Дав[идовича] в период первой революции и
никто из нас не считал себя хотя бы в какой-нибудь степени ответственным за
теорию "перманентной революции". Так на это смотрел и сам Л.Д.[Троцкий].
Только Вы составляли исключение и публично защищали дооктябрьскую концепцию
тов. Троцкого. И я очень жалею, что именно Вы начали воскрешать старые и так
"проработанные" в последние годы разногласия по вопросу об оценке движущих
сил революции. Я глубочайше убежден, что Вы совершили большую ошибку, т. к.
не сомневаюсь, что Ваша "переоценка ценностей", вернее заявление об этой
переоценке, да еще с намеками на "ревизию Ленина слева" принесет величайший
вред нашему движению.
Ну теперь все. Ежели что не понравилось, не сетуйте на меня. Я знаю,
что Вы там порою не особенно хорошо себя чувствуете, но политика ведь такая
штука, которая требует от людей, даже и спаянных общностью основных идей и
совместной борьбой, -- крепких нервов. Вы ведь это отлично знаете.
Если Вы не обременены очень -- пишите и уж во всяком случае засылайте
копии своих писем и текущих работ. Я буду рад получить все это и обещаю, как
и раньше, по мере возможности, знакомить с Вашими письмами товарищей,
состоящих со мною в переписке (не говоря уже о товарищах по колонии). Также
обещаю и делиться с Вами всякими новостями. С нетерпением буду ждать Вашей
китайской работы. Кстати, о Вашей работе. Я давно собирался сделать на этот
счет предложение.
Почему бы Вам, по примеру Льва Дав[идовича], не заняться в промежутках
между основными работами воспоминаниями. У Вас ведь счастливая революционная
участь, и Вы о многом можете рассказать. Если бы Вы взялись за эту работу,
то у Вас вышли бы не голые мемуары, а полезнейшая книжка, в которой Вы
сумели бы осветить как историю революционного движения в период развития и
распада соц[иал]-демократии, возникновения и развития современного
коммунизма в основных странах, так и вопросы стратегии и тактики
пролетарского авангарда. А это было бы в высокой степени полезно. Вы ведь в
своих письмах часто ссылаетесь на опыт тех или иных партий последних
десятилетий, а между тем исторические примеры, на которые Вы указываете
сплошь и рядом, многим товарищам неизвестны. Так бывает не только тогда,
когда речь идет о предвоенном периоде или более поздних, но иной раз и
тогда, когда в пример берутся отдельные этапы в борьбе за коммунизм в
послеоктябрьский период. Чтобы не быть голословным, укажу, что мне
приходилось сталкиваться с рядом наших товарищей, считающихся вполне
подготовленными и занимавшх более менее видное положение в наших рядах,
которые, однако, или не знали, или совершенно забыли даже такие этапы в
развитии Коминтерна (я бы сказал, и в развитии наших взглядов), как III
конгресс Коминтерна с его борьбой с теорией офензивы, основанием тактики
единого фронта и пр.
А вопрос германской революции, опыт Венгрии, Баварии, Саксонии,
Болгарии, Эстонии и пр. и пр.
Меня очень обрадовало, что Лев Дав[идович] в своей критике проекта
программы К[оммунистического] И[нтернационала] все эти вопросы не только
поставил, а и осветил светом марксистской критики. Но этого еще
недостаточно. И Вы бы смогли написать много полезного. Право же,
принимайтесь за такую работу.
Наша колония, кстати сказать, в настоящее время пополнившаяся еще на
два человека (теперь нас 6 человек), шлет Вам привет, а я, помимо привета,
обнимаю Вас крепко. Ваш И.Врачев
Какое-то "страшное" письмо писали Вы в конце августа Вуйовичу. До меня
дошли слухи. Не найдете ли возможным сообщить?
Дорогие товарищи! До нашей Воронежской группы ссыльных оппозиционеров
дошло письмо тов. Сапронова от 5/VIII, адресованное тов. Нечаеву, и выдержки
из письма тов. В.М.Смирнова, относящегося, очевидно, к тому же периоду.
Ознакомившись с этими письмами и всесторонне продумав выдвигаемые в них
положения, мы считаем своим революционным долгом сказать вам следующее.
1. Никогда еще с момента Октябрьской победы страна диктатуры
пролетариата не была в большей опасности, чем в переживаемый период. Мы
стоим перед фактом трусливой капитуляции высших органов партии и соввласти
перед капиталистическими силами, возросшими на дрожжах оппортунистического
руководства.
Лишь этот грозный факт и общее к нему отношение может быть в данный
момент решающим критерием для определения дальнейших путей оппозиции и для
создания соответствующих политическим задачам взаимоотношений между
отдельными оппозиционными течениями.
2. Мы считаем, что на данном историческом этапе наши принципиальные
разногласия имеют больше политических предпосылок к изживанию, чем к
дальнейшему нарастанию. Ликвидировать между собой несущественные ныне
политические счеты прошлого для революционного дела будущего -- первейший
долг оппозиции. Такое сознание живет в среде большевиков-ленинцев, и мы
уверены, что оно разделяется всеми товарищами, примыкающими к группе "15".
Высказанное нами положение находит свое подтверждение также в начальной
части письма тов. Сапронова к Нечаеву от 5/VIII, где он пишет: "Ты пишешь
"если бы удалось нам сговориться насчет одной общей позиции. Никаких других
причин к раздельному существованию больше не имеется" -- совершенно
правильно. И желание оппозиционеров к этому есть -- тоже правильно".
Из приведенных строк письма тов. Сапронова мы видим, что он считает
даже возможным подтвердить несколько преувеличенное в настоящий момент
утверждение Нечаева о полном отсутствии причин к раздельному нашему
существованию. Какие же, однако, шаги предпринимает тов. Сапронов и его
ближайшие друзья из группы "15" для ликвидации бепринципного раздельного
существования двух родственных оппозиционных групп? На этот вопрос остальная
часть его письма дает неожиданный и довольно-таки безотрадный ответ. Не
формулируя сколько-нибудь существенного пункта принципиальных,
организационных или тактических расхождений между большевиками-ленинцами и
группой "15" на данной стадии развития политической борьбы, автор письма тем
не менее ухитряется в излишне возбужденном тоне цепляться за устаревшие
эпизоды, чтобы резко противопоставить себя другим и сердито поругивать
руководителей нашей оппозиционной группы, позволяя себе даже прибегнуть к
методам полемики, часто применяемым бухаринской гвардией и
верноподданническим сталинским аппаратом.
Очевидно, из своего горячего стремления прекратить беспричинное
раздельное существование тов. Сапронов решается в своем письме утверждать,
что наши вожди не желали подачи общего заявления конгрессу, что наши вожди
ориентируются лишь на левый курс, что тов. Троцкий желает брать
ответственность за левый курс, что у нас много противоречий между оценкой
состояния партии и нашей дальнейшей ориентацией на нее, между стремлением
защиты платформы и нашего отказа от фракций, что наша группа игнорирует
"раб[очий] вопрос" и даже, представьте себе, что мы против восстановления
группы "15" в партии и против возвращения ее из ссылки. Так по существу
выглядит аргументация тов. Сапронова против раздельного нашего
существования.
Для тов. Смирнова же вопроса о прекращении войны не только не
существует, но, напротив, он как бы весь озабочен еще большим разжиганием и
обострением ненужной драки. Тов. В.М.Смирнов в своем артиллерийском наскоке,
исключающем всякие элементы политической честности и добропорядочности,
называет заявление тов. Троцкого конгрессу капитулянтским, своим признанием
левого курса поддерживающим мелкую буржуазию и т. п. смертные грехи.
Если бы все эти приведенные характеристики, а особенно характеристики
тов. Смирнова, не представляли собой обычной демагогии, клеветы, подтасовки,
грубой фальсификации, пустого напыщенного кривляния и сплошной истерии, то
мы в действительности имели бы неопровержимые аргументы за сохранение
раздельного существования, а не обратно. Справедливый анализ всех этих
измышлений разоблачает без остатка всю их беспочвенность и показывает нам
всем, что если в природе и не имеется реальных мотивов для раздельного
существования, то у некоторых имеются сильные стремления к беспочвенным
политсклокам, парализующим здоровое полит[ическое] развитие и желаемое
большевистское единство.
3. Об общем заявлении конгрессу. Только при слабом рассудке и полном
беспамятстве можно выдвигать обвинение в нежелании выступать с общим
заявлением конгрессу. Условия ссылки не только исключали возможность
серьезной согласительной работы между нашими течениями в предконгрессовский
период, но исключали даже возможность даже какой бы то ни было
договоренности между руководителями одной и той же группы. Появление
отдельного заявления со стороны наших товарищей Смилги и Радека, снявших его
по ознакомлении с заявлением тов. Троцкого, достаточно характеризует
техническую сторону этого дела. Кто же не знает, что огромное большинство
наших товарищей присоединилось к документам тов. Троцкого только на
основании одной заключительной части заявления и с остальными частями его
ознакамливалось фактически уж во время, а часто после конгресса. Кто же не
помнит, что начавшаяся после XV съезда лихорадочно конвульсивная и
исключительно зигзагообразная политика партии сделала свой наиболее крутой
поворот вправо как раз в предконгрессовские дни, когда продумывались и
писались заявления конгрессу. Естественно, впоследствии это видоизменяло
принципиальную трактовку отдельных частей. Можно ли, сохранив остатки
добросовестности, разводить капризы насчет какого-то нежелания с нашей
стороны совместного выступления? Если уж кто скандалит против совместного
выступления, так это не наши товарищи. Читайте рассуждения тов. В. Смирнова
и вы в этом убедитесь.
"По поводу совместного заявления, -- пишет он, -- я считаю это
абсолютно невозможным. Ибо компрометировать себя всякими троцкистскими
благоглупостями, которые при данном положении там будут в изобилии, слуга
покорный, даже в том случае, если бы там вытравлен был душок
капитулянтства... Вся развиваемая в письме теория есть не что иное, как
прокламирование дорожки к капитуляции" и т. д.
В связи с этим заявлением тов. Смирнова мы спрашиваем вас, что общего в
этой позиции грубого отказа от совместного выступления с
"капитулянтами"-троцкистами с позицией тов. Сапронова, не видящим причин к
раздельному существованию, но жалующимся на мифический отказ Троцкого от
совместного с тов. Сапроновым выступления? Мы спрашиваем вас также, какой
смысл, кроме беспринципного шельмования наших товарищей могут иметь в
жесточайших условиях ссылки беспочвенные претензии о желании или нежелании
совместного выступления на конгрессе?
4. О письме тов. Троцкого от 5/V о левом курсе6 и о несении за него
ответственности. В августе месяце после того как товарищи Сапронов и Смирнов
имели уже неоднократную возможность ознакомиться и даже изучить материалы,
посланные тов. Троцким в адрес конгресса, включая сюда и его послесловие к
"Что же дальше?", -- они все же продолжают выступать со своими надоедливыми
придирками за восхваление левого курса, как бы имевшим место в письмах тов.
Троцкого от 9/V, 22/V, 3/VI и 21/VI7 "за уступки мелкой буржуазии" и
"готовность брать ответственность" за левый курс. Упомянутые выше письма
тов. Троцкого хорошо известны оппозиции и вряд ли нужно еще кому-нибудь
доказывать политическую бессовестность такого толкования. Ограничимся лишь
несколькими выдержками из "Что же дальше?" и послесловия, написанного 22
июня с. г. Вот что там сказано: "Совершенно преступным легкомыслием было бы
думать, что мы уже имеем перед собой сколько-нибудь продуманный,
сколько-нибудь последовательный, сколько-нибудь обеспеченный курс
революционной пролетарской политики. Далеко нет. Мы имеем нечто более
серьезное, чем верхушечный маневр в духе 5-го декабря [19]23 года, но нечто
гораздо менее значительное, чем последовательный курс в духе платформы
оппозиции. Как же назвать тот поворот? Пока мы не можем назвать его иначе,
как зигзагом". И дальше: "...значит ли это, что нынешний зигзаг исключает
возможность развития его в левый курс. Скажем открыто: поскольку дело
зависит от предвидения и последовательности руководства, не только его
политика последних годов, но и сегодняшнее его поведение должны скорее
склонить к скептическому ответу на поставленный вопрос" ("Что же дальше?").
В "Послесловии", написанном после июльского пленума ЦК, мы читаем: "Логика
правого курса может в короткий срок стать несокрушимой, какие бы то ни было
иллюзии, фальшивые надежды на партийность правых, всякие вообще надежды на
авось, упущение времени, затушевывание противоречий, недомолвки,
дипломатничание -- означают усыпление рабочих, прямую поддержку врагу,
сознательную или бессознательную помощь термидору. Речью Рыкова,
комментирующей постановления июльского пленума, правые бросили перчатку
Октябрьской революции. Надо понять это. Надо поднять перчатку, надо сейчас
же, немедленно, со всего размаха ударить правых по рукам". По поводу письма
тов. Троцкого от 9/V, которое тов. Сапронов нарочито пытается сбрасывать в
одну кучу с остальными его письмами и заявлениями, посланными конгрессу,
тов. Троцкий говорит в письме от 30 августа, адресованном другу 3. Д.8:
"...я полностью согласен с вами насчет необходимости серьезной дискуссии по
основным вопросам. Кроме пользы, от этого ничего не будет. И "молодые" уже
довольно широко пользуются этим правом дискуссии. Я получил от них ряд
серьезных писем за чрезмерную уступчивость по адресу Преображенского, и в
основном они правы. Я передипломатничал, стараясь избежать в острый момент
по острому вопросу внутренней дискуссии под стеклянным колпаком!
5. О партии, о 16-ом окт[ября] и о фракционности. Добрая половина
письма тов. Сапронова занята злобными, но не совсем внятными придирками по
поводу характеристики состояния партии и орг[анизационных] наших выводов, из
этой характеристики вытекающих. Тут на вид недоуменные, но с излишним
пристрастием поставленные вопросы о нашей тактике 16 окт[ября], о разговорах
о двух партиях, о сохранении платформы после капитуляции Зиновьева и
Каменева, об отказе от фракционности и т. д. Но ведь всем известно, что вся
наша тактика со времени нашего разрыва исходила из основной принципиальной
установки на глубокую парт[ийную] реформу как предпосылку реформы
сов[етского] государства. Нас с вами история разделила именно у этого
тупика. Вы уже с 16 октября пытались исходить из фактического наступления
термидора, чем обрекли себя на бессмысленное топтание на месте. Вы, с одной
стороны, не обнаружили ни воли, ни стремления к легальным формам преодоления
внутрипартийной реакции, а с другой -- не проявили достаточной храбрости для
решительного разрыва с партией и мобилизации рабочего класса вне этой партии
против нее. Таким образом, с лишком два года вы пребывали в щелях
политической истории. Мы же считали, и совершенно правильно считали, что
пока известные политические лимиты, отделяющие партию пролетарской диктатуры
от партии диктатуры мелкой буржуазии (термидор) не нарушены, говорить об
осуществлении термидора преждевременно, и становились потому на путь
реформы. Мы были с еще большевистской партией против ликвидаторов
большевизма. А вы-то, товарищи, не скажете ли нам, с кем шли вы, начиная с
16-го октября? И шли вы вообще куда-нибудь с того времени? Нам думается, что
нет. Вы ждали приближения термидора, чтобы доказать этим свою правоту. Вы,
пожалуй, скоро дождетесь его, но и его наступление никак не принесет вам
оправдание. Обязанность революционеров в пролетарском государстве (да и не
только в пролетарском) не состоит вовсе не в том, чтобы поджидать
контрреволюцию, а в том, чтобы пресечь ей дорогу и в корне уничтожить ее. Во
всяком случае в августе [19]23 г., а тем более теперь в середине октября, мы
не имеем никаких оснований более заниматься праздным воспоминанием оттенков
спора 16 окт[ября] [19]23 г. Переживаемый период требует от нас объединенных
и активных действий. Официальное партийное руководство фактически переходит
роковые исторические лимиты, и путь внутрипартийной реформы становится все
менее надежным. В цитированном уже выше Послесловии к "Что же дальше?" тов.
Троцкий писал: "Победа правого крыла была бы последней ступенькой к
термидору. От победы правого крыла наверх диктатуре пролетариата уже нельзя
было бы подняться одними лишь методами партийной реформы"9. Сегодня об этом
надо кричать еще громче, так громко, чтобы разбудить уснувшую бдительность
пролетариата, теряющего свое завоеванное господство.
6. О рабочем вопросе. В этих письмах имеются даже "намеки" на
игнорирование и невнимание к рабочему вопросу в документах тов. Троцкого,
посланных конгрессу. Но это, действительно, чудовищно. На этакую форму
демагогии и неловко отвечать. Здесь полностью воскрешаются худшие традиции
грубого экономизма, анархического синдикализма, узкой цеховщины и худшей
махаевщины10, для которых характерно выдергивание вопросов рабочей экономики
из общего комплекса революционно-политической борьбы пролетариата. Напрасно
вы только намекаете, товарищи, по такому серьезному вопросу стоило бы
сказать полным голосом. Назовите класс, которому, вы полагаете, посвящает
свое внимание тов. Троцкий, обращаясь к конгрессу.
Ну, а на ребяческие и смехотворные упреки, что тов.Троцкий не желает
возвращения группы "15" из ссылки и восстановления ее в партии -- мы не
считаем нужным останавливаться и проходим мимо.
Но в письме тов. Смирнова имеются новые нотки, прав-да, неслыханные до
сих пор от кого-нибудь из группы "15",но весьма популярные в устах Рыкова,
Сталина, Бухарина. Ру-гая нещадно Троцкого за его послание конгрессу, тов.
Смирновкак бы между прочим роняет такие слова: "Дурацкая теорияо том, что
события в Западной Европе сейчас же непосредст-венно и неизвестно какими
путями отражаются на нас (пора-жение германской революции -- реакция у нас;
полевение масстеперь, глупенький расчет, что это сейчас же вызовет и
нашевозрождение, которое якобы уже началось "левым курсом")"и т. д. Как
явственно напоминают эти речи опостылевшие пе-репевы рыцарей построения
социализма в одной стране! Уже-ли, товарищи дорогие, эту галиматью следует
принять за вашуобщую точку зрения?
Мы искренне убеждены, что это не ваша точка зрения. Мы также уверены,
что немногие из вас будут стоять за дальнейшее раздувание разногласий,
которые давно уже пора ликвидировать без остатка. Наступают дни решительных
боев за большевистскую партию, за диктатуру пролетариата. Мы считаем, что
нет у нас непримиримых принципиальных разногласий и давайте их больше не
выдумывать. Довольно склоки. Время настойчиво призывает к революционному
единству, к большевистской решительности.
Воронежская группа ссыльных большевиков-ленинцев (оппозиционеров)
Воронеж, 12 октября 1928 г.
Статья Н.Бухарина "Заметки экономиста", помещенная в "Правде" от 30/IX,
представляет исключительный интерес.
Интерес этой статьи состоит не в обилии новых мыслей по случаю
окончания хозяйственного года; статьи Бухарина этим свойством никогда не
отличались. Напрасно читатель будет искать в этой статье и большевистского
освещения хозяйственных вопросов; Бухарин давно разучился мыслить и писать
по-ленински.
И тем не менее интерес этой статьи несомненен. Он состоит в самом
факте, времени и условиях ее появления. В этой статье Бухарин выступает не в
качестве официоза "железного", "монолитного" и пр[очее] ЦК ВКП. Он выступает
в качестве идеолога правого крыла партии, или правых примиренцев, как одной
из разновидностей этого крыла. Его статья является полемическим ответом
центристам (Сталину, Молотову, Куйбышеву и др[угим]). Она появляется в
печати после того как центристы уже развернули по стране усиленную кампанию