Страница:
объективные факторы так же неправильно, как и искать гарантий только в своем
субъективном радикализме, унаследованном от прошлого. При одном и том же
революционном заряде и при одних и тех же международных условиях партия
может лучше или хуже противостоять разлагающим тенденциям, в зависимости от
сознательности, с какой она относится к опасностям, и от активности, с какой
она борется против них.
Совершенно очевидно, что порожденная всей обстановкой разнородность
общественного состава партии не ослабляет, а, наоборот, чрезвычайно
обостряет все отрицательные стороны аппаратного курса. Нет и не может быть
другого средства к преодолению корпоративного и ведомственного духа
отдельных составных частей партии, как их активное сближение в режиме
партийной демократии. Поддерживая "штиль", разобщая всех и все, партийный
бюрократизм одинаково тяжело, хотя и no-разному бьет и по заводским ячейкам,
и по хозяйственникам, и по военным, и по учащейся молодежи.
Особенно остро, как мы видели, реагирует на бюрократизм учащаяся
молодежь. Не даром т. Ленин предлагал для борьбы с бюрократизмом широко
привлекать учащихся. По своему составу и связям учащаяся молодежь отражает
все социальные прослойки, входящие в нашу партию, и впитывает в себя их
настроения. По молодости и отзывчивости она склонна этим настроениям
немедленно же придавать активную форму. Как учащаяся молодежь, она стремится
объяснять и обобщать. Этим вовсе не сказано, что молодежь во всех своих
проявлениях и настроениях выражает здоровые тенденции. Если бы это было так,
это означало бы одно из двух: либо в партии все обстоит благополучно, либо
молодежь перестала отражать свою партию. Но нет ни того ни другого.
Рассуждение о том, что базой нашей являются не ячейки учебных заведений, а
ячейки фабрик и заводов, в принципе верно. Но когда мы говорим, что молодежь
является барометром, этим самым мы как раз и отводим ее политическим
проявлениям не основное, а симптоматическое значение. Барометр не создает
погоды, а только отмечает ее. Политическая погода создается в глубине
классов и в тех областях, где классы соприкасаются друг с другом. Заводские
ячейки создают прямую и непосредственную связь партии с основным для нас
классом, с промышленным пролетариатом. Деревенские ячейки в гораздо более
слабой степени создают связь с крестьянством. С ним же, главным образом,
связывают нас военные ячейки, поставленные, однако, в совершенно особые
условия. Наконец, учащаяся молодежь, вербуемая изо всех слоев и прослоек
советской общественности, отражает в своем пестром составе все плюсы и
минусы наши, и мы были бы тупицами, если бы не прислушивалась
внимательнейшим образом к ее настроениям. К этому нужно еще прибавить, что
значительная часть нашего нового студенчества состоит из членов партии с
достаточно серьезным для молодого поколения революционным стажем. И
совершенно напрасно сейчас наиболее ретивые аппаратчики фыркают на молодежь.
Она -- наша проверка и наша смена, и завтрашний день за нею.
Но вернемся, однако, к вопросу о партийном преодолении разнородности
отдельных частей и групп партии, разобщенных своими советскими функциями. Мы
сказали и снова здесь повторяем, что бюрократизм в партии вовсе не есть
отмирающее наследие какого-либо предшествующего периода, наоборот, это
явление по существу новое, вытекающее из новых задач партии, новых ее
функций, новых трудностей и новых ее ошибок.
Свою диктатуру пролетариат осуществляет через советское государство.
Коммунистическая партия является руководящей партией пролетариата, а,
следовательно, и его государства. И весь вопрос в том, как осуществлять это
руководство, не сплетаясь слишком тесно с бюрократическим аппаратом
государства и не подвергаясь в этом сплетении бюрократическому перерождению.
Коммунисты внутри партии и внутри государственного аппарата
сгруппированы по-разному. В государственном аппарате они находятся в
иерархической зависимости друг от друга и в сложных персональных
взаимоотношениях с беспартийными. Внутри партии все они являются
равноправными, поскольку дело идет об определении основных задач и методов
работы партии. Коммунисты работают у станка, входят в завком, управляют
предприятиями, трестом предприятий, синдикатом, стоят во главе ВСНХ и пр.
Поскольку же дело идет о руководстве хозяйством со стороны партии, она
учитывает -- должна учитывать -- опыт, наблюдение, мнение всех своих членов,
размещенных на разных ступенях административно-хозяйственной лестницы. В
этом и состоит основное, ни с чем не сравнимое преимущество нашей партии,
что она имеет возможность в каждый данный момент взглянуть на промышленность
глазами коммуниста-токаря от станка, коммуниста-профессионалиста,
коммуниста-директора, красного торговца и, сочетав воедино взаимно
дополняющий опыт всех этих работников, определить линию своего руководства
хозяйством вообще, данной его отраслью в частности.
Совершенно очевидно, что такого рода действительное партийное
руководство осуществимо только на основах живой и активной партийной
демократии. И наоборот, чем больше преобладания получают аппаратные методы,
тем больше руководство партии заменяется администрированием ее
исполнительных органов (комитетов, бюро, секретарей и пр.). Мы видим, как
при усилении такого курса все дела сосредоточиваются в руках небольшой
группы лиц, иногда одного секретаря, который назначает, смещает, дает
директивы, призывает к ответственности и пр. При таком перерождении
руководства основное и неоценимое преимущество партии -- ее многообразный
коллективный опыт -- отступает на задний план. Руководство получает чисто
организационный характер и вырождается нередко в простое командование и
дергание. Партийный аппарат входит во все более детальные задачи и вопросы
советского аппарата, живет его повседневными заботами, подвергается его
воздействию и из-за деревьев перестает видеть лес. Если партийная
организация, как коллектив, всегда богаче опытом, чем любой из органов
государственного аппарата, то этого вовсе нельзя сказать об отдельных
должностных лицах партаппарата. Наивно, в самом деле, думать, что секретарь,
в силу своего секретарского звания, воплощает в себе всю сумму знаний и
умений, необходимых для партийного руководства. На деле он создает себе
подсобный аппарат, с бюрократическими отделами, с бюрократической
информацией, бумажными справками, и этим аппаратом, сближающим его с
советским аппаратом, отгораживается от живой партии.
И происходит по известному немецкому выражению: "Ты думаешь, что
двигаешь других, а на самом деле двигают тебя". Весь переплет
бюрократической повседневности советского государства вливается в партийный
аппарат и создает в нем бюрократический сдвиг. Партия как коллектив не
ощущает своего руководства, ибо не осуществляет его. Отсюда недовольство или
недоумение даже в тех случаях, когда руководство по существу правильно. Но
оно не может удержаться на правильной линии, поскольку разменивается на
мелочи, не приобретая систематического планомерного и коллективного
характера. Таким образом, бюрократизм не только нарушает внутреннюю спайку
партии, но и ослабляет правильное воздействие ее на государственный аппарат.
Этого сплошь да рядом не замечают и не понимают те, кто громче всего кричат
о руководящей роли партии по отношению к советскому государству.
Вопрос о группировках и фракциях занял в дискуссии центральное место.
На этот счет надо высказаться со всей ясностью, так как вопрос очень острый
и ответственный. А ставится он сплошь да рядом фальшиво.
Мы являемся единственной партией в стране, и в эпоху диктатуры иначе
быть не может. Различные потребности рабочего класса, крестьянства,
государственного аппарата и его личного состава давят на нашу партию,
стремясь найти через ее посредство политическое выражение. Трудности и
противоречия развития, временная несогласованность интересов разных частей
пролетариата, или пролетариата в целом и крестьянства -- все это напирает на
партию через ее рабочие и крестьянские ячейки, через государственный
аппарат, через учащуюся молодежь. Даже эпизодические временные разногласия и
оттенки мнений могут выражать в какой-то отдаленной инстанции давление
определенных социальных интересов; эпизодические разногласия и временные
группировки мнений могут, при известных условиях, превратиться в устойчивые
группировки; эти последние могут, в свою очередь, раньше или позже
развернуться в организованные фракции; наконец, сложившаяся фракция,
противопоставляя себя другим частям партии, тем самым более поддается
давлению, идущему извне партии. Такова диалектика внутрипартийных
группировок в эпоху, когда коммунистическая партия по необходимости
монополизирует в своих руках руководство политической жизнью. Каков же
вывод? Если не хочешь фракций, -- не нужно постоянных группировок; если не
хочешь постоянных группировок, -- избегай группировок временных; наконец,
чтобы оберечь партию от временных группировок, нужно, чтобы в партии вообще
не было разногласий, ибо где два мнения, там люди всегда группируются. Но
как же, с другой стороны, избежать разногласий в полумиллионной партии,
которая руководит жизнью страны в исключительно сложных и трудных условиях?
Таково основное противоречие, коренящееся в самом положении партии
пролетарской диктатуры, и от этого противоречия нельзя отделаться одними
только формальными приемами.
Те сторонники старого курса, которые голосуют за резолюцию ЦК в
уверенности, что все останется no-старому рассуждают, примерно, так: вот
чуть-чуть приподняли над партией крышку аппарата, и сейчас же обнаружились
тенденции ко всяческим группировкам; надо снова поплотнее привинтить крышку.
Этой коротенькой мудростью проникнуты десятки речей и статей "против
фракционности". Эти товарищи в глубине души считают, что резолюция ЦК есть
либо политическая ошибка, которую можно замять, либо аппаратная уловка,
которую нужно использовать. Я думаю, что они грубейшим образом ошибаются. И
если что может внести величайшую дезорганизацию в партию, так это упорство в
старом курсе под видом почтительного принятия нового.
Партийное общественное мнение неизбежно вырабатывается в противоречиях
и разногласиях. Локализировать этот процесс только в аппарате, преподавая
затем партии готовые плоды в виде лозунгов, приказов и пр., значит идейно и
политически обессиливать партию. Делать всю партию участницей формирования
решений -- значит идти навстречу временным идейным группировкам с опасностью
их превращения в длительные группировки и даже во фракции. Как же быть?
Неужели нет выхода? Неужели нет места для партийной линии между режимом
партийного "штиля" и режимом фракционного расщепления партии? Нет, такая
линия есть, и вся задача внутрипартийного руководства состоит в том, чтобы
ее каждый раз -- особенно на повороте -- найти, в соответствии с данной
конкретной обстановкой.
Резолюция ЦК прямо говорит, что бюрократический режим в партии является
одним из источников фракционных группировок. Вряд ли эта истина нуждается
сейчас в доказательствах. Старый курс был очень далек от "развернутой"
демократии, и однако же он нимало не уберег партию не только от нелегальных
фракционных образований, но и от того взрыва дискуссии, который сам по себе
-- смешно было бы закрывать на это глаза! -- чреват образованием временных
или длительных группировок. Для предотвращения этого требуется, чтобы
руководящие партийные органы прислушивались к голосу широких партийных масс,
не считали всякую критику проявлением фракционности и не толкали этим
добросовестных и дисциплинированных партийцев на путь замкнутости и
фракционности. Но ведь такая постановка вопроса о фракциях означает
оправдание мясниковщины? -- слышим мы голос высшей бюрократической мудрости.
Разве? Но, во-первых, вся подчеркнутая нами фраза представляет собою точную
цитату из резолюции ЦК. А, во-вторых, с какого это времени объяснение
равносильно оправданию? Сказать, что нарыв явился результатом дурного
кровообращения, вследствие недостаточного притока кислорода, вовсе не значит
"оправдать" нарыв и признать его нормальной составной частью человеческого
организма. Вывод только один: нарыв надо вскрыть и дезинфицировать, а кроме
того -- и это еще важнее -- надо открыть окно, дабы свежий воздух мог лучше
окислять кровь. Но в том и беда, что наиболее боевое крыло старого
аппаратного курса глубоко убеждено в ошибочности резолюции ЦК, особенно в
той ее части, где бюрократизм объявляется одним из источников фракционности.
И если "старокурсники" не говорят этого вслух, то лишь по формальным
соображениям, -- как и вообще все их мышление проникнуто духом формализма,
который является идейной подкладкой бюрократизма.
Да, фракции представляют собою величайшее зло в наших условиях, а
группировки -- даже временные -- могут превратиться во фракции. Но
совершенно недостаточно, как свидетельствует опыт, объявить группировки и
фракции злом, чтобы этим самым сделать невозможным их возникновение. Нужна
известная политика, нужен правильный курс, чтобы добиться этого результата
на деле, применяясь каждый раз к конкретной обстановке.
Достаточно вдуматься, как следует быть, в историю нашей партии хотя бы
за время революции, т. е. за то именно время, когда фракционность стала
особенно опасной, -- и станет ясно, что борьба с этой опасностью ни в каком
случае не исчерпывается одним только формальным осуждением и запрещением
группировок.
Наиболее грозное разногласие возникло в партии в связи с величайшей
задачей мировой истории, задачей захвата власти осенью 1917 г. Острота
вопроса, при бешеном темпе событий, почти немедленно придала разногласиям
остро-фракционный характер: противники захвата власти, даже не желая того,
блокировались фактически с непартийными элементами, опубликовывали свои
заявления на страницах непартийной печати и пр. Единство партии было на
острие ножа. Каким образом удалось избежать раскола? Только быстрым
развитием событий и победоносной их развязкой. Раскол был бы неизбежен, если
бы события растянулись на несколько месяцев, а тем более, если бы восстание
закончилось поражением. Бурным наступлением партия, твердо руководимая
большинством ЦК, перешагнула через оппозицию, власть оказалась завоеванной,
и оппозиция, очень малочисленная, но высоко квалифицированная в партийном
смысле, встала на почву Октября. Фракционность и угроза раскола были в этом
случае побеждены не формально-уставным порядком, а революционным действием.
Второе крупное разногласие возникло в связи с вопросом о
брест-литовском мире. Сторонники революционной войны сплотились в подлинную
фракцию, со своим центральным органом и пр. Я не знаю, какое подобие
основания имеет всплывший недавно анекдот о том, как т. Бухарин почти что
собрался арестовать правительство т. Ленина. Вообще говоря, это немножко
похоже на плохую майнридовщину или на коммунистическую... пинкертоновщину.
Надо думать, Истпарт в этом разберется. Несомненно, однако, что
существование лево-коммунистической фракции представляло чрезвычайную
опасность для единства партии. Довести дело до раскола не представляло бы в
тот период большою труда и не требовало бы со стороны руководства...
большого ума: достаточно было просто объявить лево-коммунистическую фракцию
запрещенной. Партия применила, однако, более сложные методы: дискуссии,
разъяснения, проверки на политическом опыте, -- мирясь временно с таким
ненормальным и угрожающим явлением, как существование внутри партии
организованной фракции.
Мы имели в партии довольно сильную и упорную группировку по вопросам
военного строительства. По существу дела эта оппозиция была против
построения регулярной армии, со всеми вытекающими отсюда последствиями:
централизованным военным аппаратом, привлечением специалистов и пр.
Моментами борьба принимала крайне острый характер. Но и здесь, как в
Октябре, помогла проверка оружием. Отдельные угловатости и преувеличения
официальной военной политики были, не без воздействия оппозиции, смягчены --
не только без ущерба, но и с выгодой для централизованного строительства
регулярной армии. Оппозиция же постепенно рассосалась. Очень многие ее
активнейшие представители не только втянулись в военную работу, но и заняли
в ней ответственейшие посты.
Резко обозначились группировки в период памятной дискуссии о
профсоюзах. Сейчас, когда мы имеем возможность оглянуться на эту эпоху в
целом и осветить ее всем последующим опытом, становится совершенно
очевидным, что спор шел вовсе не о профсоюзах и даже не о рабочей
демократии: через посредство этих споров находило свое выражение глубокое
недомогание партии, причиной которого был слишком затянувшийся хозяйственный
режим военного коммунизма. Весь экономический организм страны был в тисках
безвыходности. Под покровом формальной дискуссии о роли профсоюзов и рабочей
демократии шли обходные поиски новых хозяйственных путей. Действительный
выход открылся в уничтожении продовольственной разверстки и хлебной
монополии и в постепенном высвобождении госпромышленности из тисков
главкократии. Эти исторические решения принимались единогласно, и они
целиком покрыли дискуссию о профсоюзах, тем более, что на основе нэпа самая
роль профсоюзов предстала в совершенно ином свете, и резолюцию о профсоюзах
пришлось радикально менять через несколько месяцев.
Наиболее длительный и некоторыми своими сторонами крайне опасный
характер имела группировка "рабочей оппозиции". В ней находили свое
перекошенное отражение и противоречия военного коммунизма, и отдельные
ошибки партии, и основные объективные трудности социалистического
строительства. Но и здесь дело вовсе не ограничилось одним лишь формальным
запретом. В области решений по вопросам партийной демократии были сделаны
формальные шаги, а в области чистки партии были сделаны фактические, в
высшей степени важные шаги навстречу тому, что было правильного и здорового
в критике и требованиях "рабочей оппозиции". А главное, благодаря тому, что
партия своими хозяйственными решениями и мероприятиями исключительной
важности покрыла в основном и существенном наметившиеся разногласия и
группировки, стало возможным, т. е. обещающим реальные результаты,
формальное запрещение фракционных образований на X съезде партии. Но само
собою разумеется, -- об этом свидетельствуют нам и опыт прошлого и здравый
политический смысл, -- одно лишь запрещение не заключало в себе не только
абсолютной, но и вообще сколько-нибудь серьезной гарантии предохранения
партии от новых идейных и организационных группировок. Основной гарантией
является правильность руководства, своевременное внимание ко всем запросам
развития, преломляющимся через партию, гибкость партийного аппарата, не
парализующего, а организующего партийную инициативу, не пугающегося голосов
критики и не застращивающего призраком фракционности: застращивание есть
вообще чаще всего продукт испуга! Постановление X съезда, запрещающее
фракционность может иметь только вспомогательный характер, но само по себе
оно еще не дает ключа ко всем и всяким внутренним затруднениям. Было бы
слишком грубым организационным фетишизмом думать, что одно лишь голое
постановление -- независимо от хода развитие партии, от ошибок руководства,
от консерватизма аппарата, от внешних влияний и пр. и пр. -- способно
оградить нас от группировок и фракционных потрясений. Такой подход сам по
себе уже глубоко бюрократичен.
Ярчайший пример сказанного дает история петроградской организации.
Вскоре после X съезда, которым были запрещены группировки и фракционные
образования, в Петрограде вспыхнула острая организационная борьба, приведшая
к двум резко противопоставленным друг другу группировкам. Самым простым было
бы, на первый взгляд, объявить одну из группировок (по крайней мере, одну)
вредной, преступной, фракционной и пр. Но ЦК категорически отказался от
такого метода, предлагавшегося ему из Петрограда. ЦК взял на себя прямое
посредничество между двумя петроградскими группировками и, в конце концов,
обеспечил -- правда, не сразу -- не только их сотрудничество, но и их
растворение в организации. Этого примера исключительной важности не
следовало бы забывать; он прямо-таки незаменим для прочищения кое-каких
бюрократических голов.
Выше мы сказали, что каждая сколько-нибудь серьезная и длительная
группировка в партии, тем более организованная фракция, имеет тенденцию
стать выражением каких-либо особых социальных интересов. Каждый неправильный
уклон, лежащий в основе группировки, может, при своем развитии, стать
выражением интересов враждебного или полувраждебного пролетариату класса. Но
все эго относится целиком и даже в первую голову к бюрократизму. Отсюда и
нужно начинать. Что бюрократизм есть неправильный, нездоровый уклон, это,
надо надеяться, бесспорно. А раз так, то в развитии своем он грозит сдвинуть
партию с правильного, т. е. классового, пути. Именно в этом его опасность.
Но чрезвычайно поучительно и, вместе с тем, очень тревожно, что те товарищи,
которые резче, настойчивее и подчас грубее всего настаивают на том, что
каждое разногласие, каждая группировка мнений, хотя бы и временная,
представляют собою выражение различных классовых интересов, не хотят
применять этот же критерий к бюрократизму. Между тем, здесь социальный
критерий уместнее всего, ибо в бюрократизме мы имеем вполне определившееся
зло, явный и бесспорно вредный уклон, официально осужденный, но ни в какой
степени не изжитый. Да и как его сразу изжить! Но если бюрократизм грозит,
как говорит резолюция ЦК, отрывом партии от масс, а следовательно, и
ослаблением классового характера партии, то уже отсюда вытекает, что борьба
против бюрократизма ни в каком случае не может быть заранее отождествлена с
какими-либо непролетарскими влияниями. Наоборот, стремление партии сохранить
свой пролетарский характер неизбежно должно порождать в самой же партии
отпор бюрократизму. Разумеется, под флагом этого отпора могут проводиться
разные тенденции, в том числе и неправильные, нездоровые, вредные. Раскрыть
эти вредные тенденции можно только марксистским анализом их идейного
содержания. Но подводить чисто формально отпор бюрократизму под группировку,
которая-де служит каналом чуждых влияний, значит быть самому заведомым
"каналом" бюрократических влияний.
Самую мысль, однако, что разногласия в партии, а тем более группировки,
означают борьбу разных классовых влияний, не нужно понимать слишком
упрощенно и грубо. По вопросу, скажем, о том, нужно ли было прощупать Польшу
штыком в 1920 г., у нас были эпизодические разногласия. Одни были за более
смелую политику, другие за более осторожную. Были ли тут разные классовые
тенденции? Вряд ли кто-нибудь рискнет это утверждать. Тут были разногласия в
оценке обстановки, сил, средств. Но основной критерий оценки был одинаков у
обеих сторон. Партия может нередко разрешать одну и ту же задачу разными
путями. И разногласия возникают насчет того, какой из этих путей будет
лучше, короче, экономнее. Такого рода разногласия могут, в зависимости от
характера вопроса, захватить широкие круги партии, но это вовсе не будет
непременно означать, что тут идет борьба двух классовых тенденций. Можно не
сомневаться, что у нас это еще случится не раз, а десятки раз впереди, ибо
путь перед нами трудный, и не только политические задачи, но и, скажем,
организационно-хозяйственные вопросы социалистического строительства будут
создавать разногласия и временные группировки мнений. Политическая проверка
всех оттенков марксистским анализом является для нашей партии всегда
необходимейшей предохранительной мерой. Но именно конкретная марксистская
проверка, а не косный шаблон, как орудие самообороны бюрократизма. Проверить
и профильтровать то неоднородное идейно-политическое содержание, которое
сейчас выступает против бюрократизма, и отмести все чуждое и вредное можно
будет тем успешнее, чем серьезнее мы вступим на путь нового курса. А это, в
свою очередь, не осуществимо без серьезного перелома в настроении и
самочувствии партаппарата. Мы же присутствуем, наоборот, при новом
наступлении партаппарата, который всякую критику старого, формально
осужденного, но еще не ликвидированного курса безапелляционно отводит
ссылкой на фракционность. Если фракционность опасна, -- а это так -- то
преступно закрывать глаза на опасность консервативно-бюрократической
фракционности. Именно против этой опасности в первую голову направлена
единогласно принятая резолюция ЦК.
Забота об единстве партии есть самая основная и жгучая забота
субъективном радикализме, унаследованном от прошлого. При одном и том же
революционном заряде и при одних и тех же международных условиях партия
может лучше или хуже противостоять разлагающим тенденциям, в зависимости от
сознательности, с какой она относится к опасностям, и от активности, с какой
она борется против них.
Совершенно очевидно, что порожденная всей обстановкой разнородность
общественного состава партии не ослабляет, а, наоборот, чрезвычайно
обостряет все отрицательные стороны аппаратного курса. Нет и не может быть
другого средства к преодолению корпоративного и ведомственного духа
отдельных составных частей партии, как их активное сближение в режиме
партийной демократии. Поддерживая "штиль", разобщая всех и все, партийный
бюрократизм одинаково тяжело, хотя и no-разному бьет и по заводским ячейкам,
и по хозяйственникам, и по военным, и по учащейся молодежи.
Особенно остро, как мы видели, реагирует на бюрократизм учащаяся
молодежь. Не даром т. Ленин предлагал для борьбы с бюрократизмом широко
привлекать учащихся. По своему составу и связям учащаяся молодежь отражает
все социальные прослойки, входящие в нашу партию, и впитывает в себя их
настроения. По молодости и отзывчивости она склонна этим настроениям
немедленно же придавать активную форму. Как учащаяся молодежь, она стремится
объяснять и обобщать. Этим вовсе не сказано, что молодежь во всех своих
проявлениях и настроениях выражает здоровые тенденции. Если бы это было так,
это означало бы одно из двух: либо в партии все обстоит благополучно, либо
молодежь перестала отражать свою партию. Но нет ни того ни другого.
Рассуждение о том, что базой нашей являются не ячейки учебных заведений, а
ячейки фабрик и заводов, в принципе верно. Но когда мы говорим, что молодежь
является барометром, этим самым мы как раз и отводим ее политическим
проявлениям не основное, а симптоматическое значение. Барометр не создает
погоды, а только отмечает ее. Политическая погода создается в глубине
классов и в тех областях, где классы соприкасаются друг с другом. Заводские
ячейки создают прямую и непосредственную связь партии с основным для нас
классом, с промышленным пролетариатом. Деревенские ячейки в гораздо более
слабой степени создают связь с крестьянством. С ним же, главным образом,
связывают нас военные ячейки, поставленные, однако, в совершенно особые
условия. Наконец, учащаяся молодежь, вербуемая изо всех слоев и прослоек
советской общественности, отражает в своем пестром составе все плюсы и
минусы наши, и мы были бы тупицами, если бы не прислушивалась
внимательнейшим образом к ее настроениям. К этому нужно еще прибавить, что
значительная часть нашего нового студенчества состоит из членов партии с
достаточно серьезным для молодого поколения революционным стажем. И
совершенно напрасно сейчас наиболее ретивые аппаратчики фыркают на молодежь.
Она -- наша проверка и наша смена, и завтрашний день за нею.
Но вернемся, однако, к вопросу о партийном преодолении разнородности
отдельных частей и групп партии, разобщенных своими советскими функциями. Мы
сказали и снова здесь повторяем, что бюрократизм в партии вовсе не есть
отмирающее наследие какого-либо предшествующего периода, наоборот, это
явление по существу новое, вытекающее из новых задач партии, новых ее
функций, новых трудностей и новых ее ошибок.
Свою диктатуру пролетариат осуществляет через советское государство.
Коммунистическая партия является руководящей партией пролетариата, а,
следовательно, и его государства. И весь вопрос в том, как осуществлять это
руководство, не сплетаясь слишком тесно с бюрократическим аппаратом
государства и не подвергаясь в этом сплетении бюрократическому перерождению.
Коммунисты внутри партии и внутри государственного аппарата
сгруппированы по-разному. В государственном аппарате они находятся в
иерархической зависимости друг от друга и в сложных персональных
взаимоотношениях с беспартийными. Внутри партии все они являются
равноправными, поскольку дело идет об определении основных задач и методов
работы партии. Коммунисты работают у станка, входят в завком, управляют
предприятиями, трестом предприятий, синдикатом, стоят во главе ВСНХ и пр.
Поскольку же дело идет о руководстве хозяйством со стороны партии, она
учитывает -- должна учитывать -- опыт, наблюдение, мнение всех своих членов,
размещенных на разных ступенях административно-хозяйственной лестницы. В
этом и состоит основное, ни с чем не сравнимое преимущество нашей партии,
что она имеет возможность в каждый данный момент взглянуть на промышленность
глазами коммуниста-токаря от станка, коммуниста-профессионалиста,
коммуниста-директора, красного торговца и, сочетав воедино взаимно
дополняющий опыт всех этих работников, определить линию своего руководства
хозяйством вообще, данной его отраслью в частности.
Совершенно очевидно, что такого рода действительное партийное
руководство осуществимо только на основах живой и активной партийной
демократии. И наоборот, чем больше преобладания получают аппаратные методы,
тем больше руководство партии заменяется администрированием ее
исполнительных органов (комитетов, бюро, секретарей и пр.). Мы видим, как
при усилении такого курса все дела сосредоточиваются в руках небольшой
группы лиц, иногда одного секретаря, который назначает, смещает, дает
директивы, призывает к ответственности и пр. При таком перерождении
руководства основное и неоценимое преимущество партии -- ее многообразный
коллективный опыт -- отступает на задний план. Руководство получает чисто
организационный характер и вырождается нередко в простое командование и
дергание. Партийный аппарат входит во все более детальные задачи и вопросы
советского аппарата, живет его повседневными заботами, подвергается его
воздействию и из-за деревьев перестает видеть лес. Если партийная
организация, как коллектив, всегда богаче опытом, чем любой из органов
государственного аппарата, то этого вовсе нельзя сказать об отдельных
должностных лицах партаппарата. Наивно, в самом деле, думать, что секретарь,
в силу своего секретарского звания, воплощает в себе всю сумму знаний и
умений, необходимых для партийного руководства. На деле он создает себе
подсобный аппарат, с бюрократическими отделами, с бюрократической
информацией, бумажными справками, и этим аппаратом, сближающим его с
советским аппаратом, отгораживается от живой партии.
И происходит по известному немецкому выражению: "Ты думаешь, что
двигаешь других, а на самом деле двигают тебя". Весь переплет
бюрократической повседневности советского государства вливается в партийный
аппарат и создает в нем бюрократический сдвиг. Партия как коллектив не
ощущает своего руководства, ибо не осуществляет его. Отсюда недовольство или
недоумение даже в тех случаях, когда руководство по существу правильно. Но
оно не может удержаться на правильной линии, поскольку разменивается на
мелочи, не приобретая систематического планомерного и коллективного
характера. Таким образом, бюрократизм не только нарушает внутреннюю спайку
партии, но и ослабляет правильное воздействие ее на государственный аппарат.
Этого сплошь да рядом не замечают и не понимают те, кто громче всего кричат
о руководящей роли партии по отношению к советскому государству.
Вопрос о группировках и фракциях занял в дискуссии центральное место.
На этот счет надо высказаться со всей ясностью, так как вопрос очень острый
и ответственный. А ставится он сплошь да рядом фальшиво.
Мы являемся единственной партией в стране, и в эпоху диктатуры иначе
быть не может. Различные потребности рабочего класса, крестьянства,
государственного аппарата и его личного состава давят на нашу партию,
стремясь найти через ее посредство политическое выражение. Трудности и
противоречия развития, временная несогласованность интересов разных частей
пролетариата, или пролетариата в целом и крестьянства -- все это напирает на
партию через ее рабочие и крестьянские ячейки, через государственный
аппарат, через учащуюся молодежь. Даже эпизодические временные разногласия и
оттенки мнений могут выражать в какой-то отдаленной инстанции давление
определенных социальных интересов; эпизодические разногласия и временные
группировки мнений могут, при известных условиях, превратиться в устойчивые
группировки; эти последние могут, в свою очередь, раньше или позже
развернуться в организованные фракции; наконец, сложившаяся фракция,
противопоставляя себя другим частям партии, тем самым более поддается
давлению, идущему извне партии. Такова диалектика внутрипартийных
группировок в эпоху, когда коммунистическая партия по необходимости
монополизирует в своих руках руководство политической жизнью. Каков же
вывод? Если не хочешь фракций, -- не нужно постоянных группировок; если не
хочешь постоянных группировок, -- избегай группировок временных; наконец,
чтобы оберечь партию от временных группировок, нужно, чтобы в партии вообще
не было разногласий, ибо где два мнения, там люди всегда группируются. Но
как же, с другой стороны, избежать разногласий в полумиллионной партии,
которая руководит жизнью страны в исключительно сложных и трудных условиях?
Таково основное противоречие, коренящееся в самом положении партии
пролетарской диктатуры, и от этого противоречия нельзя отделаться одними
только формальными приемами.
Те сторонники старого курса, которые голосуют за резолюцию ЦК в
уверенности, что все останется no-старому рассуждают, примерно, так: вот
чуть-чуть приподняли над партией крышку аппарата, и сейчас же обнаружились
тенденции ко всяческим группировкам; надо снова поплотнее привинтить крышку.
Этой коротенькой мудростью проникнуты десятки речей и статей "против
фракционности". Эти товарищи в глубине души считают, что резолюция ЦК есть
либо политическая ошибка, которую можно замять, либо аппаратная уловка,
которую нужно использовать. Я думаю, что они грубейшим образом ошибаются. И
если что может внести величайшую дезорганизацию в партию, так это упорство в
старом курсе под видом почтительного принятия нового.
Партийное общественное мнение неизбежно вырабатывается в противоречиях
и разногласиях. Локализировать этот процесс только в аппарате, преподавая
затем партии готовые плоды в виде лозунгов, приказов и пр., значит идейно и
политически обессиливать партию. Делать всю партию участницей формирования
решений -- значит идти навстречу временным идейным группировкам с опасностью
их превращения в длительные группировки и даже во фракции. Как же быть?
Неужели нет выхода? Неужели нет места для партийной линии между режимом
партийного "штиля" и режимом фракционного расщепления партии? Нет, такая
линия есть, и вся задача внутрипартийного руководства состоит в том, чтобы
ее каждый раз -- особенно на повороте -- найти, в соответствии с данной
конкретной обстановкой.
Резолюция ЦК прямо говорит, что бюрократический режим в партии является
одним из источников фракционных группировок. Вряд ли эта истина нуждается
сейчас в доказательствах. Старый курс был очень далек от "развернутой"
демократии, и однако же он нимало не уберег партию не только от нелегальных
фракционных образований, но и от того взрыва дискуссии, который сам по себе
-- смешно было бы закрывать на это глаза! -- чреват образованием временных
или длительных группировок. Для предотвращения этого требуется, чтобы
руководящие партийные органы прислушивались к голосу широких партийных масс,
не считали всякую критику проявлением фракционности и не толкали этим
добросовестных и дисциплинированных партийцев на путь замкнутости и
фракционности. Но ведь такая постановка вопроса о фракциях означает
оправдание мясниковщины? -- слышим мы голос высшей бюрократической мудрости.
Разве? Но, во-первых, вся подчеркнутая нами фраза представляет собою точную
цитату из резолюции ЦК. А, во-вторых, с какого это времени объяснение
равносильно оправданию? Сказать, что нарыв явился результатом дурного
кровообращения, вследствие недостаточного притока кислорода, вовсе не значит
"оправдать" нарыв и признать его нормальной составной частью человеческого
организма. Вывод только один: нарыв надо вскрыть и дезинфицировать, а кроме
того -- и это еще важнее -- надо открыть окно, дабы свежий воздух мог лучше
окислять кровь. Но в том и беда, что наиболее боевое крыло старого
аппаратного курса глубоко убеждено в ошибочности резолюции ЦК, особенно в
той ее части, где бюрократизм объявляется одним из источников фракционности.
И если "старокурсники" не говорят этого вслух, то лишь по формальным
соображениям, -- как и вообще все их мышление проникнуто духом формализма,
который является идейной подкладкой бюрократизма.
Да, фракции представляют собою величайшее зло в наших условиях, а
группировки -- даже временные -- могут превратиться во фракции. Но
совершенно недостаточно, как свидетельствует опыт, объявить группировки и
фракции злом, чтобы этим самым сделать невозможным их возникновение. Нужна
известная политика, нужен правильный курс, чтобы добиться этого результата
на деле, применяясь каждый раз к конкретной обстановке.
Достаточно вдуматься, как следует быть, в историю нашей партии хотя бы
за время революции, т. е. за то именно время, когда фракционность стала
особенно опасной, -- и станет ясно, что борьба с этой опасностью ни в каком
случае не исчерпывается одним только формальным осуждением и запрещением
группировок.
Наиболее грозное разногласие возникло в партии в связи с величайшей
задачей мировой истории, задачей захвата власти осенью 1917 г. Острота
вопроса, при бешеном темпе событий, почти немедленно придала разногласиям
остро-фракционный характер: противники захвата власти, даже не желая того,
блокировались фактически с непартийными элементами, опубликовывали свои
заявления на страницах непартийной печати и пр. Единство партии было на
острие ножа. Каким образом удалось избежать раскола? Только быстрым
развитием событий и победоносной их развязкой. Раскол был бы неизбежен, если
бы события растянулись на несколько месяцев, а тем более, если бы восстание
закончилось поражением. Бурным наступлением партия, твердо руководимая
большинством ЦК, перешагнула через оппозицию, власть оказалась завоеванной,
и оппозиция, очень малочисленная, но высоко квалифицированная в партийном
смысле, встала на почву Октября. Фракционность и угроза раскола были в этом
случае побеждены не формально-уставным порядком, а революционным действием.
Второе крупное разногласие возникло в связи с вопросом о
брест-литовском мире. Сторонники революционной войны сплотились в подлинную
фракцию, со своим центральным органом и пр. Я не знаю, какое подобие
основания имеет всплывший недавно анекдот о том, как т. Бухарин почти что
собрался арестовать правительство т. Ленина. Вообще говоря, это немножко
похоже на плохую майнридовщину или на коммунистическую... пинкертоновщину.
Надо думать, Истпарт в этом разберется. Несомненно, однако, что
существование лево-коммунистической фракции представляло чрезвычайную
опасность для единства партии. Довести дело до раскола не представляло бы в
тот период большою труда и не требовало бы со стороны руководства...
большого ума: достаточно было просто объявить лево-коммунистическую фракцию
запрещенной. Партия применила, однако, более сложные методы: дискуссии,
разъяснения, проверки на политическом опыте, -- мирясь временно с таким
ненормальным и угрожающим явлением, как существование внутри партии
организованной фракции.
Мы имели в партии довольно сильную и упорную группировку по вопросам
военного строительства. По существу дела эта оппозиция была против
построения регулярной армии, со всеми вытекающими отсюда последствиями:
централизованным военным аппаратом, привлечением специалистов и пр.
Моментами борьба принимала крайне острый характер. Но и здесь, как в
Октябре, помогла проверка оружием. Отдельные угловатости и преувеличения
официальной военной политики были, не без воздействия оппозиции, смягчены --
не только без ущерба, но и с выгодой для централизованного строительства
регулярной армии. Оппозиция же постепенно рассосалась. Очень многие ее
активнейшие представители не только втянулись в военную работу, но и заняли
в ней ответственейшие посты.
Резко обозначились группировки в период памятной дискуссии о
профсоюзах. Сейчас, когда мы имеем возможность оглянуться на эту эпоху в
целом и осветить ее всем последующим опытом, становится совершенно
очевидным, что спор шел вовсе не о профсоюзах и даже не о рабочей
демократии: через посредство этих споров находило свое выражение глубокое
недомогание партии, причиной которого был слишком затянувшийся хозяйственный
режим военного коммунизма. Весь экономический организм страны был в тисках
безвыходности. Под покровом формальной дискуссии о роли профсоюзов и рабочей
демократии шли обходные поиски новых хозяйственных путей. Действительный
выход открылся в уничтожении продовольственной разверстки и хлебной
монополии и в постепенном высвобождении госпромышленности из тисков
главкократии. Эти исторические решения принимались единогласно, и они
целиком покрыли дискуссию о профсоюзах, тем более, что на основе нэпа самая
роль профсоюзов предстала в совершенно ином свете, и резолюцию о профсоюзах
пришлось радикально менять через несколько месяцев.
Наиболее длительный и некоторыми своими сторонами крайне опасный
характер имела группировка "рабочей оппозиции". В ней находили свое
перекошенное отражение и противоречия военного коммунизма, и отдельные
ошибки партии, и основные объективные трудности социалистического
строительства. Но и здесь дело вовсе не ограничилось одним лишь формальным
запретом. В области решений по вопросам партийной демократии были сделаны
формальные шаги, а в области чистки партии были сделаны фактические, в
высшей степени важные шаги навстречу тому, что было правильного и здорового
в критике и требованиях "рабочей оппозиции". А главное, благодаря тому, что
партия своими хозяйственными решениями и мероприятиями исключительной
важности покрыла в основном и существенном наметившиеся разногласия и
группировки, стало возможным, т. е. обещающим реальные результаты,
формальное запрещение фракционных образований на X съезде партии. Но само
собою разумеется, -- об этом свидетельствуют нам и опыт прошлого и здравый
политический смысл, -- одно лишь запрещение не заключало в себе не только
абсолютной, но и вообще сколько-нибудь серьезной гарантии предохранения
партии от новых идейных и организационных группировок. Основной гарантией
является правильность руководства, своевременное внимание ко всем запросам
развития, преломляющимся через партию, гибкость партийного аппарата, не
парализующего, а организующего партийную инициативу, не пугающегося голосов
критики и не застращивающего призраком фракционности: застращивание есть
вообще чаще всего продукт испуга! Постановление X съезда, запрещающее
фракционность может иметь только вспомогательный характер, но само по себе
оно еще не дает ключа ко всем и всяким внутренним затруднениям. Было бы
слишком грубым организационным фетишизмом думать, что одно лишь голое
постановление -- независимо от хода развитие партии, от ошибок руководства,
от консерватизма аппарата, от внешних влияний и пр. и пр. -- способно
оградить нас от группировок и фракционных потрясений. Такой подход сам по
себе уже глубоко бюрократичен.
Ярчайший пример сказанного дает история петроградской организации.
Вскоре после X съезда, которым были запрещены группировки и фракционные
образования, в Петрограде вспыхнула острая организационная борьба, приведшая
к двум резко противопоставленным друг другу группировкам. Самым простым было
бы, на первый взгляд, объявить одну из группировок (по крайней мере, одну)
вредной, преступной, фракционной и пр. Но ЦК категорически отказался от
такого метода, предлагавшегося ему из Петрограда. ЦК взял на себя прямое
посредничество между двумя петроградскими группировками и, в конце концов,
обеспечил -- правда, не сразу -- не только их сотрудничество, но и их
растворение в организации. Этого примера исключительной важности не
следовало бы забывать; он прямо-таки незаменим для прочищения кое-каких
бюрократических голов.
Выше мы сказали, что каждая сколько-нибудь серьезная и длительная
группировка в партии, тем более организованная фракция, имеет тенденцию
стать выражением каких-либо особых социальных интересов. Каждый неправильный
уклон, лежащий в основе группировки, может, при своем развитии, стать
выражением интересов враждебного или полувраждебного пролетариату класса. Но
все эго относится целиком и даже в первую голову к бюрократизму. Отсюда и
нужно начинать. Что бюрократизм есть неправильный, нездоровый уклон, это,
надо надеяться, бесспорно. А раз так, то в развитии своем он грозит сдвинуть
партию с правильного, т. е. классового, пути. Именно в этом его опасность.
Но чрезвычайно поучительно и, вместе с тем, очень тревожно, что те товарищи,
которые резче, настойчивее и подчас грубее всего настаивают на том, что
каждое разногласие, каждая группировка мнений, хотя бы и временная,
представляют собою выражение различных классовых интересов, не хотят
применять этот же критерий к бюрократизму. Между тем, здесь социальный
критерий уместнее всего, ибо в бюрократизме мы имеем вполне определившееся
зло, явный и бесспорно вредный уклон, официально осужденный, но ни в какой
степени не изжитый. Да и как его сразу изжить! Но если бюрократизм грозит,
как говорит резолюция ЦК, отрывом партии от масс, а следовательно, и
ослаблением классового характера партии, то уже отсюда вытекает, что борьба
против бюрократизма ни в каком случае не может быть заранее отождествлена с
какими-либо непролетарскими влияниями. Наоборот, стремление партии сохранить
свой пролетарский характер неизбежно должно порождать в самой же партии
отпор бюрократизму. Разумеется, под флагом этого отпора могут проводиться
разные тенденции, в том числе и неправильные, нездоровые, вредные. Раскрыть
эти вредные тенденции можно только марксистским анализом их идейного
содержания. Но подводить чисто формально отпор бюрократизму под группировку,
которая-де служит каналом чуждых влияний, значит быть самому заведомым
"каналом" бюрократических влияний.
Самую мысль, однако, что разногласия в партии, а тем более группировки,
означают борьбу разных классовых влияний, не нужно понимать слишком
упрощенно и грубо. По вопросу, скажем, о том, нужно ли было прощупать Польшу
штыком в 1920 г., у нас были эпизодические разногласия. Одни были за более
смелую политику, другие за более осторожную. Были ли тут разные классовые
тенденции? Вряд ли кто-нибудь рискнет это утверждать. Тут были разногласия в
оценке обстановки, сил, средств. Но основной критерий оценки был одинаков у
обеих сторон. Партия может нередко разрешать одну и ту же задачу разными
путями. И разногласия возникают насчет того, какой из этих путей будет
лучше, короче, экономнее. Такого рода разногласия могут, в зависимости от
характера вопроса, захватить широкие круги партии, но это вовсе не будет
непременно означать, что тут идет борьба двух классовых тенденций. Можно не
сомневаться, что у нас это еще случится не раз, а десятки раз впереди, ибо
путь перед нами трудный, и не только политические задачи, но и, скажем,
организационно-хозяйственные вопросы социалистического строительства будут
создавать разногласия и временные группировки мнений. Политическая проверка
всех оттенков марксистским анализом является для нашей партии всегда
необходимейшей предохранительной мерой. Но именно конкретная марксистская
проверка, а не косный шаблон, как орудие самообороны бюрократизма. Проверить
и профильтровать то неоднородное идейно-политическое содержание, которое
сейчас выступает против бюрократизма, и отмести все чуждое и вредное можно
будет тем успешнее, чем серьезнее мы вступим на путь нового курса. А это, в
свою очередь, не осуществимо без серьезного перелома в настроении и
самочувствии партаппарата. Мы же присутствуем, наоборот, при новом
наступлении партаппарата, который всякую критику старого, формально
осужденного, но еще не ликвидированного курса безапелляционно отводит
ссылкой на фракционность. Если фракционность опасна, -- а это так -- то
преступно закрывать глаза на опасность консервативно-бюрократической
фракционности. Именно против этой опасности в первую голову направлена
единогласно принятая резолюция ЦК.
Забота об единстве партии есть самая основная и жгучая забота