Тырин Михаил Юрьевич. Желтая линия

   — А ты?
   — А я в той операции не участвовал. Я, Беня, на этот раз здорово просчитался. — Он коротко вздохнул и взял новую бутылочку. — В общем, можешь теперь собой гордиться.
   Щербатин не обманул — уже через пару дней у меня появился собственный звукозаписывающий прибор. Это была металлическая коробочка с обрывком резинового кабеля и множеством ненужных выступов и отверстий. На специальную технику требовалось слишком много уцим, и мне досталась деталь от старого антротанка — устройство для протоколирования радиопереговоров.
   У этой штуки имелся один серьезный недостаток — чтобы шла запись, необходимо было постоянно подкручивать пальцами маленький ребристый вал. В танке он приводился в движение каким-то смежным механизмом, у меня же из всех механизмов имелись только пальцы. Зато и товар достался почти даром.
   Я таскал магнитофон в ранце, скрывая от офицеров и соратников, и все мечтал о моменте, когда отправлюсь в лагерь пленных и займусь собиранием фольклорного материала. Но момент не подворачивался, нам что ни день придумывали новую работу. То мы перекапывали какие-то электрические столбики на периметре, то охраняли неизвестно от кого переходы между секторами.
   Между тем «Крысолов» пополнялся новобранцами — такими же пугливыми и на все согласными солдатиками, каким был недавно и я. С особым интересом я отнесся к четырем весьма бледным и худосочным парням, которые всегда щурились, будто дневной свет резал им глаза. Этих бедолаг доставил телепорт — вытащил из-подо льда, как и меня в свое время.
   Однажды утром нас, как обычно, выстроили перед дверями. В «Крысолове» было уже около Двух десятков бойцов — почти полный комплект. Я с неудовольствием думал о том дне, когда нас признают боеготовным подразделением и вернут к привычной работе на болотах и дальних постах. Однако сегодня нас ждало нечто иное.
   Каждому выдали непривычный инструмент — метровую палку с толстой резиновой рукоятью и выходящим из нее мощным кабелем. К палке прилагалась уже знакомая мне электрическая батарея. Наш командир Отон-Лид долго и терпеливо показывал, как вставлять штекер в батарею и как затем регулировать мощность поворотами рукоятки. Потом предупредил — прежде чем пробовать, отойдите друг от друга подальше. Зацепишь контактами товарища, и товарищ улетит метров на десять.
   Нам выдали ручные разрядники, обыкновенные погонялки для скота. Правда, судя по размерам и мощности, гонять ими следовало не меньше, чем диплодоков.
   — Несем дежурство на территории копей, — сообщил Отон-Лид, и его слова прозвучали, как какое-то зловещее предостережение. Хотя ничего необычного в этом не было — мы часто попадали на хозработы.
   — Наша задача — обеспечение порядка и эффективности работы гражданских, — продолжал Отон-Лид. Это было уже забавно — как, интересно, мы обеспечим эффективную работу монтажников и инженеров? Будем гонять их электродубинками?
   Ясность наступила, когда наш статс-мастер сообщил наконец главное.
   — Помимо действительных граждан Цивилизации, сейчас на копях работает большое число кандидатов из числа местных жителей. Я имею в виду наших союзников. — Отон-Лид говорил осторожно, негромко, словно сдерживал сам себя.
   Казалось, вот-вот он сорвется и закричит: «Бейте их, душите, рвите на части!!!»
   Но он не закричал. Он продолжал внятно и неторопливо разъяснять ситуацию.
   — Выданным вам оборудованием пользуйтесь решительно, но только в необходимых случаях. Помните, что ульдры — наши союзники, конфликты для нас нежелательны. Необязательно применять электричество, иногда достаточно просто ударить. Действуйте по обстановке. Не давайте им собираться в группы больше трех человек. И всегда помните, что главное — это такт, сдержанность и вежливость.
   Следующие два часа мы провели в темном нутре вездехода, изнывая от духоты и тряски. Наша машина пристроилась в хвост большой колонне, перевозившей на копи новое оборудование. Прямо перед отправкой на крышу машины запрыгнули два до зубов вооруженных бойца с очками-детекторами на шлемах. По прибытии я заметил, что боец остался только один, да и он выглядит очень растерянно. О судьбе второго я боялся даже подумать.
   Копи выглядели впечатляюще. Это была огромная бетонированная воронка, похожая на чашу стадиона. В самом центре — темное жерло шахты, прикрытое навесом и окруженное приводами лебедок и транспортеров. Вокруг — великое множество строений, трапов, трубопроводов и решетчатых ферм.
   Работа кипела. Ульдры были повсюду, они походили на рыжих муравьев, забравшихся в тарелку с сахаром. Между ними тут и там выделялись своими зелеными куртками цивилизаторы, которые прохаживались с одной-единственной целью — не допустить, чтобы «дети природы» что-нибудь отчебучили. Этим нам предстояло заниматься ближайшие несколько дней.
   Нас начали расставлять по постам. Собственно, никаких постов не было — каждому отводился участок, на котором надлежало прохаживаться и обеспечивать порядок. Способ я уяснил очень быстро, когда на моих глазах сцепились два ульдра и начали рвать друг другу бороды. В ту же секунду к ним со всех сторон бросились соплеменники, которые жаждали принять участие в свалке. В любой момент могла возникнуть массовая драка, однако цивилизаторы были начеку. Замелькали электродубинки, засверкали искры, заорали от боли потерпевшие — и довольно быстро воцарилось нормальное рабочее состояние.
   Я понял, что лучше всегда быть начеку. Надвинув поглубже шлем и проверив застежку, я обмотал вокруг руки ремешок дубинки, чтоб не вырвали. И решил почаще оборачиваться, иначе могут застать врасплох.
   Прохаживаясь по своему участку, я постепенно начал выделять ритмы и ноты трудовой симфонии, происходившей на моих глазах. Над шахтой непрерывно трещал двигатель транспортера, поднимающего в металлических ковшах мокрую грязь из глубины. Еще один транспортер, ленточный, должен был отводить ее за пределы бетонированной воронки, но он стоял. Вместо него трудились ульдры, впрягаясь в большие железные корыта.
   Позже я узнал, что из этого грунта насыпается дорога через болото к ближайшему поселку. Наверняка специальная техника сделала бы все в десятки раз быстрее, но союзников следовало приучать к труду и честному заработку.
   Правда, приучались они довольно плохо. Стоило какому-нибудь надсмотрщику отвлечься, «дети природы» останавливались, принимались чесаться, ловить блох или развлекаться доступными способами — швырять друг в друга булыжники, например.
   Иногда ковш транспортера выносил на поверхность пару-тройку больших плотно завязанных мешков. Это, видимо, и был тот загадочный белый уголь. Мешки ульдрам не доверяли, специальные люди подъезжали на грузовых тележках и увозили ископаемое в неизвестном направлении.
   Гудели моторы, перекликались цивилизаторы, звенели железяки — жизнь била ключом. Мне здесь нравилось больше, чем в безмолвных болотах.
   Возможность отличиться представилась сразу же. Какой-то ульдр, волокущий на спине отрезок толстой металлической трубы, вдруг бросил свою ношу, снял одноразовый носок и начал сосредоточенно выковыривать что-то, угнездившееся между пальцами ног. Я прикрикнул, но он этого даже не заметил. Тогда я постучал по его спине дубинкой — он оглянулся, озадаченно поглядел на меня и вернулся к своим пальцам. Тут уж я разозлился и несильно дал ему палкой по спине. Он тут же вскочил и потащил свою трубу дальше.
   После этого меня окликнул Отон-Лид и жестами показал, что бить надо сильнее и лучше всего по голове. Про сдержанность и вежливость на этот раз он ничего не сказал.
   После обеда, когда руки уже болели от постоянного размахивания палкой, а горло — от крика, на другой стороне бетонной чаши произошла авария. Там проходила толстая гибкая труба, по которой из шахты выкачивали воду. Труба была вся в трещинах и заплатках, одна из заплаток вылетела, и в небо ударил грязный пенистый фонтан. Вода падала на бетон и тут же устремлялась на дно воронки, заливая шахту.
   Начался крик и беготня. Кто-то кричал, чтобы перекрыли воду, кто-то требовал остановить транспортеры, кто-то просто метался туда-сюда и махал руками, добавляя неразберихи.
   Больше всего разволновались ульдры, они дружно побросали свои дела и ринулись к фонтану. Каждый стремился побегать под грязными струями, поорать и потолкаться. Цивилизаторы оказались беспомощны — никто не хотел лезть в воду с высоковольтными разрядниками, а без оружия ульдров не успокоить.
   Вода продолжала хлестать, заливая шахту. Мимо меня пробежал человек в гражданской одежде, на ходу крича в рацию, чтобы где-то переключили помпу. Оказавшись рядом, он случайно глянул на меня и с досадой сказал, словно искал поддержки:
   — Вот же мудаки, да?
   — Да, — механически согласился я и с удивлением захлопал глазами.
   Наконец удалось что-то сделать. Фонтан ослаб, а затем и вовсе превратился в жалкий ручеек. К пробоине уже бежали двое рабочих с мотком материала для новой заплатки. Ульдры пока не расходились, они надеялись, что опять что-нибудь случится и вновь настанет час веселья.
   Человек с рацией снова прошел мимо меня, теперь уже неторопливр. Я успел разглядеть, что ему под сорок лет и что должность у него здесь хорошая — судя по качественной куртке с карманчиками и застежками. Я наконец очнулся.
   — Подождите!
   — Что такое? — Он недружелюбно обернулся.
   — Извините, пожалуйста… А откуда вы знаете это слово? Я имею в виду…
   Он сунул руки в карманы и от души расхохотался. Затем критически оглядел меня с ног до головы.
   — Что, парень, понравилось слово? Могу научить, я еще много таких знаю.
   — Да я и сам знаю много. Тоже могу научить.
   Он перестал улыбаться, его взгляд стал недоверчивым.
   — Уж не хочешь ли ты сказать, парень, что тебя принесла сюда нелегкая из какой-нибудь рязанской глубинки?
   — Да, вроде того.
   Он присвистнул, затем восхищенно покачал головой.
   — Чудеса. А не врешь? — Он вытер о рукав ладонь и протянул ее мне. — Ну, раз такое дело… Называй меня дядей Колей.
   — Пехотинец Бе… То есть Борис.
   — Ну, дела! — Он снова расхохотался. — Вот что, пехотинец Борис, сейчас ты пойдешь со мной.
   — Я на посту…
   — Чего? Каком еще посту? Где твой начальник?
   Я нашел глазами Отон-Лида.
   — Этот боец идет со мной, — безапелляционно объявил дядя Коля. Командир безразлично кивнул.
   — Ну, идем, Бориска. — Дядя Коля потер ладони, и мы направились к небольшой железной будке у самого края воронки. Это был вход в подземное хозяйство, где нам пришлось спуститься на несколько пролетов по гулкой железной лестнице. Наконец мы пришли в низкое квадратное помещение, в котором имелись столы, скамьи, шкафы и несколько экранов с мерцающим нечетким изображением.
   — Садись, Бориска, устраивайся. — Он полез по своим шкафам. — Да сними ты свой котелок, расслабься.
   Я опустил шлем на пол, осмотрелся. Хозяин явно не злоупотреблял чистотой. По углам лежали груды пустых лотков из-под еды, бутылочек и иного мусора. Само собой, валялись тут и использованные носки.
   Постепенно удалось разобрать изображение на экранах. Сквозь рябь и полосы проглядывали узкие ходы, залитые водой, где копошились люди, катались тележки, работали неведомые механизмы. Я видел самое сердце шахты.
   — Даю гарантию, Бориска, ты по этой штуке здорово соскучился. — Он сунул мне в лицо горлышко бутылки. В нос шибануло запахом ядреной самогонки.
   — Ну, как? — Он добродушно усмехнулся. — Чуешь русский дух? Не то что местные коктейли, точно?
   — Откуда?
   — Из змеевика, конечно. У меня много, — он кивнул на шкаф, где, как образцовые солдаты, ровным строем стояли одинаковые бутылочки. — Угощайся, Боря, на здоровье.
   Мне было приятно, что я здесь Боря, а не Бе-ня. Дядя Коля хлопотал, доставая из своих закромов какие-то яства. Легким движением он смахнул со стола несколько железяк и начал расставлять закуску.
   — Ну, черт побери! — продолжал восхищаться он. — Встретить земляка — и где? Здесь, в этой чертовой дыре!..
   — Нас тут вообще-то двое. Я с товарищем…
   — Сейчас все расскажешь. Бог ты мой, теперь хоть есть с кем поматериться за жизнь! Ты, кстати, откуда? Я из Владимирской области. Давай за родину, да?
   Самогонка отдавала химикатами, зато закуска оказалась просто изумительной. Даже на «дне рождения» у Щербатина я таких вкусных штук не пробовал. Рюмка за рюмкой, я описал дяде Коле наш со Щербатиным трудовой и боевой путь. Он смеялся, хлопал ладонями об колени, изумленно тряс головой и вообще живо реагировал на мое повествование.
   — Откуда такое богатство? — поинтересовался я, отправляя в рот очередной вкусный кусочек.
   — От щедрот Цивилизации, конечно, — усмехнулся дядя Коля. — С четвертым холо здесь можно вкусно покушать, не сомневайся, Бориска.
   — Четвертое? — Я радостно улыбнулся. Меня просто гордость взяла за простого русского мужика, достигшего такой немыслимой высоты.
   — Да, дорогой мой, я тут уже давно. Считай, с самого начала.
   — Так вам рвать когти отсюда надо! — удивился я. — С четвертым-то холо…
   Он снисходительно рассмеялся, покачал головой.
   — Вот как раз с четвертым холо мне лучше остаться здесь. Там я кто буду? Мелкой серой тенью, каких миллиарды. Получу комнатку с одним туалетом на этаж, ежемесячный абонемент в предприятие культурного питания, разрешение делать одного ребенка в десять лет… Мелко это все.
   — Но здесь… Чем лучше здесь?
   — Нет, Бориска, ты так и не понял. — Он стал абсолютно серьезен. — В нашей жизни главное — сделать ставку на нужную клеточку. Лично я поставил на эту клеточку. — Он потыкал пальцем в стол. — И думаю, не прогадал.
   — Я не понимаю.
   — Не вечно у меня будет этот подвал, сырые потолки и грязные железки. И у тебя не всегда будет эта дурацкая палка с проводом. — Дядя Коля пренебрежительно наподдал ногой мой разрядник.
   — При чем тут палка с проводом?
   Он хитро улыбнулся:
   — Отличное оружие, да? А еще бывают шариковые ружья или даже огнеметы, знаешь?
   — Знаю, — кивнул я. — Хорошо знаю. И что?
   — А хочешь посмотреть какую-нибудь историческую хронику? У меня есть доступ к инфоканалам, давай покажу.
   — Зачем?
   — А чтобы ты увидел — с огнеметами и шариками Цивилизация расширяла свои пределы еще триста-четыреста периодов назад. Это все старье. И танки ваши ходячие старье. И реапланы летают криво, как бумеранги, потому что старье.
   — Но почему?
   — Вот же непонятливый… Потому, что не хочет Цивилизация тратиться на этот мир, пока толком не разберет, для чего он ей нужен. Сюда свалили весь хлам — замшелую поломанную технику, технологии каменного века, легионы бесполезных необученных людей.
   — Но белый уголь…
   — Вот! Ты попал в точку. Все изменится, когда в освоенных мирах распробуют, что такое белый уголь и как его можно применить.
   — Я и сам не знаю, что это такое.
   — А никто не знает. Какая-то высокомолекулярная органика, макромолекулы и тому подобное. Образуется только в местных болотах. Я тут общался с одним яйцеголовым, он сказал, что белый уголь — считай, что твердая нефть. Сейчас его исследуют, а когда разберутся, тут такое начнется, Бориска!
   — Какое?
   — Это будет золотой век. Лучшие специалисты, новейшая техника — все будет здесь. Города, комфорт, развлечения. Вместо этой дубинки дадут тебе такое оружие, какого ты даже во сне не видел. Сам будешь в казарме пузо чесать, а твое ружье — по болотам прыгать и само врагов стрелять. Знаешь, что такое антропланы?
   — Нет.
   — Человек-стрекоза, только ракеты и всякие там излучатели во все стороны. Пролетит такая штука над болотом — внизу на пять гектаров все в клочья.
   — А кого именно в клочья?
   — А кого угодно. Всех несогласных. За любой ценный ресурс Цивилизация кому хочешь глотку порвет.
   — Дядь Коль, — я помрачнел, меня вдруг смутил его радостный тон, — а не боишься, что когда-нибудь они и нашу рязанскую глубинку вот так же, в клочья…
   — Ну, это вряд ли. Во-первых, далековато. Во-вторых, что там хорошего можно найти?
   — Мало ли? Ивенки вот тоже думали, что тут ничего хорошего нет.
   — Ну, ивенки сами хороши… Да что ты так разволновался? Ты там больше не живешь, забудь!
   — Не знаю, дядь Коль. Все-таки пили с тобой за родину.
   — Ну, это да… — Зайдя в логический тупик, он замолк и потянулся за бутылкой.
   — Ничего, что я пью на службе? — запоздало встревожился я.
   — А кто-нибудь тебе говорил, что самогонка запрещена? И мне никто не говорил. Успокойся.
   — А что до ивенков, — проговорил он через минуту, — то я до сих пор не пойму, чего им не хватает. Ну, представь: живешь ты в вонючем муравейнике, кругом земля, корни, жуки. Жрешь, что попало. Вышел на болото — там ульдры с дубинами. И вот появляемся мы — предлагаем тебе чистые дома, хорошую еду и безопасность. И все, что нужно, — не мешать, не путаться под ногами. Так ведь не хотят!
   — Может, плохо им объяснили?
   — По-всякому объясняли. Целый поселок для них выстроили вместо ихних термитников. Все хорошо, красиво, домики чистенькие, светлые, как игрушки. Не понравилось. Натащили туда земли, травы, червяков каких-то — опять сделали норы. Не понимают, как надо жить.
   — А может, наоборот? Может, лучше нас понимают? — Меня от самогона, как всегда, потянуло в философию.
   — И работать не хотят, — продолжал горевать дядя Коля. — Вот, что хочешь с ними делай — бей, ори, пинай, — они с места не сдвинутся. Ульдры — те попроще. Я, конечно, понимаю, колонизация дело всегда нелегкое и недоброе. Но если б у нас Америку не открыли, где бы сейчас были те индейцы? В хижинах!
   — Не знаю, дядь Коль. Ничего не могу сказать.
   Он задумчиво покатал по столу пустую бутылку и отшвырнул ее в угол.
   — А чего мы с тобой головы забиваем, Бориска? Наше с тобой дело — в люди выбиться. Времен хороших дождаться. Здесь будет шахта. Нормальная оборудованная шахта, а не эта крысиная нора. Я могу запросто стать ее начальником, потому что соображаю в этих делах. Тут поблизости еще три шахты, может, и они моими станут. Ты погляди, кто здесь работает — одни дебилы. Галактический пролетариат, мать его.
   — А мне что светит? — деликатно поинтересовался я.
   — Ну, во-первых, я смогу тебе помочь. Что ж я, земляка не вытащу? Да ты и сам, если в дурь не ударишься, можешь подняться. Тебя, Бориска, между прочим, в любой момент командиром группы сделать могут. А там и до сводного отряда недалеко.
   — Это с какой же радости?
   — Людей понадобится больше, люди понадобятся опытные. А где их взять? Да и ставки возрастут. Кадры — они везде решают все, мало-мальски проверенный человек — уже фигура.
   «Щербатина ему надо, — с тоской подумал я. — Вот они бы нашли общий язык. А я — что с меня взять? Я жизненные маршруты просчитывать не умею, я только по течению…»
   — Дядь Коль, а как ты попал в Цивилизацию? — спросил я.
   — Да так… наверно, как и ты.
   — Я случайно. Я спьяну. А ты?
   — Ну, тоже случайно. Ехал в грузовике, и какой-то дед в кузов попросился. Подвезли. А когда уходил, бумажку мне в руку сунул. Там телефончик и пара слов… сам знаешь, каких. Хотел выкинуть, а потом думаю, дай позвоню для смеха. Оказалось, все правда.
   — Очень интересно. Откуда же дед тот телефончик узнал?
   — Это вопрос. Главное, на вид — полное отребье, алкаш и бродяга.
   — Сдается мне, дядь Коль, много таких дедов бродит с бумажками по белому свету. Откуда только берутся?
   — Я так думаю, что нам лучше этого не знать, Бориска. Потому что в любой день сам таким дедом стать можешь. Будешь ходить, телефончики раздавать и локти кусать от досады.
   — Это как же? Я не понимаю.
   — И я пока не очень понимаю. Я только гляжу, что Цивилизация никого не наказывает. Она может только отогнать от общего корыта. Так что будь умницей, служи хорошо и вредных разговоров не заводи. Хорошо понял?
   — Чего ж непонятного?
   — Выпьем по последней, Бориска, за то, чтобы их ботаники поскорей уж разобрались с этим белым углем. Так получается, что моя жизнь теперь только от него и зависит. Я всего себя уже на эту клеточку поставил. — Он вытер губы и поднялся. — Пора мне в шахту прогуляться, посмотреть, что да как. И тебе надо на маршрут.
   — Конечно. — Я тоже встал.
   — Заходи, если что надо. Я земляка всегда выручу. И просто так заходи. Посидим, поболтаем.
   — А если я не один буду, можно?
   — А это смотря с кем. Оловянных солдатиков не приводи, не выношу. Они, как копилки с глазками.
   — Нет, я земляка приведу. Он вам понравится.
   Я взял свою дубинку и выбрался на поверхность. До наступления золотого века предстояло еще немало ею поработать.
   Через несколько дней команда «Крысолов» была полностью укомплектована и вооружена. По правилам, она уже считалась боеспособным подразделением, хотя я бы с такой оценкой не спешил. Большинство бойцов не имели никакого понятия о военной службе, некоторым приходилось поправлять шлем, потому что они надевали его задом наперед.
   По этой причине нас так и не пустили в болота, а оставили на комендантской службе. Мы вошли в состав бригады, которая обеспечивала порядок в одном из оккупированных поселков. Голубую форму нам, правда, не выдали, ограничились только лентами на шлемах.
   По моему убеждению, причина была другая. Наш командир Отон-Лид был человеком уже немолодым, солидным, с немалым холо. Возможно, ему требовалось просто набрать уцим до круглой суммы или дослужиться до какого-то звания, не знаю. Ясно было одно — в окопы он не стремился. А значит, и нам они не грозили.
   Служба досталась нетяжелая. По утрам мы ходили по домам с разрядниками и выгоняли ульдров на улицу, где заталкивали их в вагончики и отправляли на шахту. Занятие во всех смыслах гнусное, однако очень бодрит перед началом дня. Днем же приходилось просто прогуливаться по улицам и наказывать электрическими разрядами слишком шаловливых «детей природы». Ивенки в этом поселке тоже были, но их держали в закрытых охраняемых секторах. Любые попытки ассимилировать два народа неизменно кончались массовыми драками, брызгами крови на стенах и клоками выдранных рыжих волос повсюду.
   За несколько дней я здорово осмелел и привык к своей роли. Я уже мог, не задумываясь, влезть в толпу дерущихся ульдров и разбить им физиономии дубинкой. А иногда достаточно было только состроить свирепую рожу и заорать погромче, и они разбегались сами. Я их не боялся, а только ненавидел. И чем больше ненавидел, тем меньше боялся.
   Мой танковый магнитофон ждал своей очереди в ранце. Как-то раз Отон-Лид на целый день уехал на основную базу, оставив вместо себя Нуя. Само собой, договориться с Нуем о небольшой отлучке было легко.
   Я подошел к воротам охраняемого сектора и позвал охранника. Мне повезло — из будки выглянул тот самый Лиус, с которым меня знакомил кладовщик Фил. Лиус почесал лоб, всматриваясь в мое лицо, и наконец узнал.
   — Зря пришел, — с искренним сожалением проронил он. — Здесь девочек не выпускаем, условий нет. Приходи деньков через шесть-восемь, ребята хотят тут одну будку приспособить.
   — Мне не девочку, — сказал я. — Мне надо поговорить с кем-нибудь из пленных.
   — Поговорить? — Он удивился и даже, кажется, насторожился. — Зачем с ними говорить?
   Мне пришлось трясти магнитофоном и заводить басню о моей старой профессии собирателя звуков. Лиус слушал с таким замешательством, что меня чуть смех не разобрал. Я вытащил из ранца лоток с лепешками из червячной пульпы и пару бутылочек.
   — Вот, сувенир от болотной пехоты.
   — Ну, дело твое, — махнул рукой Лиус, приняв взятку, но не перестав удивляться. — Заходи в зону, говори, с кем хочешь.
   Высокие ворота из железной сетки приоткрылись, впуская меня в мир ивенков. Здесь все было таким же, как на главной базе, — тропинки, скамейки, приземистые здания, молчаливые и неторопливые заключенные. На меня почти не обращали внимания, пока я шел. Охранники с вышек молча глядели мне вслед.
   Я бродил достаточно долго, не зная, где остановиться и к кому обратиться со своим странным желанием. Вообще, была надежда, что они сами ни с того ни с сего запоют, как прошлый раз. Мне ужасно не хотелось их о чем-то просить.
   Наконец я увидел очень старого ивенка, заросшего седой бородой, морщинистого и сутулого. Он неподвижно, как восковая статуя, сидел на скамье и смотрел перед собой. Рядом были дети — несколько мальчишек. Они тоже сидели тихо, не играя и не балуясь.
   У кого еще просить о народных песнях, если не у стариков? Я вежливым кашлем попробовал привлечь к себе внимание, но старик не шевелился.
   — Эй! — Я тронул его плечо, и он наконец поднял глаза — прозрачные, блеклые, как выцветшая гимнастерка.
   — Вы не могли бы для меня спеть? — вежливо проговорил я, чувствуя себя полным идиотом.
   Я надеялся, что старик мудрый, что он проникнется сочувствием ко мне — любопытному собирателю фольклора, который, невзирая на войну, хочет сохранить для потомков сказания древнего народа. Или не древнего, какая разница?
   Старик некоторое время разглядывал меня с тревогой и недоверием. Потом он произнес несколько резких, отрывистых слов и снова отвел взгляд, словно я перестал существовать.
   — Я говорю, спеть… — пробормотал я, показывая магнитофон. — Вот сюда. Просто на память…
   Старик опять посмотрел на меня, потом повернулся к мальчишкам и что-то им крикнул, махнув рукой. Те встали, отошли на несколько шагов и снова уселись на траву.