— Его зовут Варп. Бывший штурмовик, низведен с пятого до второго холо за массовый расстрел союзников. Нигде не работает, питается комбикормом, занимается неизвестно чем. Идеальный портрет для террориста. Где он живет, мне тоже известно. И я хочу с ним познакомиться.
   — Зачем?
   — Не знаю, — вздохнул Щербатин. — Просто очень хочу.
   — Ладно, пойдем вместе.
   Мы возвращались домой, и я думал, что Щербатина ждет тихая и уютная Лисса, что он расскажет ей, как прошел день, а она будет гладить его по волосам, слушать, заглядывать в глаза… Зачем ему этот клуб, зачем случайные и неинтересные знакомства, если есть такое?
   Я подумал, что, пожалуй, тоже заведу помощника. Будет с кем перекинуться парой слов вечерами.
   В коридоре мы столкнулись с комендантом. Почему-то вместо дежурной лакейской улыбки на его лице появился испуг. Он лихорадочно обернулся и бочком-бочком попытался скрыться у себя.
   — Что такое? — нахмурился Щербатин, бесцеремонно схватив его за одежду.
   — А… — Комендант забегал глазами и словно уменьшился в размере. — Ничего, ничего…
   — Черт… — Щербатин отшвырнул его и бросился к своей квартире.
   Мы тут же наткнулись на двоих крепких мужчин в черной форме, которые тащили по коридору побледневшую от испуга Лиссу.
   — В чем дело?! — рявкнул Щербатин.
   — Отойдите, пожалуйста, — спокойно проговорил один из «черных».
   — Нет уж, извините. Никуда я не отойду.
   — Мы сотрудники службы социального надзора. Предлагаем вам отойти в сторону и не мешать нам.
   — С какой стати? Это мой домашний помощник.
   Я смотрел на Лиссу. При виде Щербатина она немного приободрилась, надеясь, что этот сильный и надежный человек сейчас примет меры, и все будет в порядке.
   — А-а, гражданин Щерба? — Инспектор взглянул на него с насмешкой и с сожалением. — Эта женщина обвиняется в грубом нарушении социального порядка, и мы ее забираем. К вам претензий нет, поэтому отойдите и не мешайте нам делать свою работу.
   — Какого еще порядка? Я имею право знать!
   «Черные» переглянулись. Статус Щербатина обязывал их уважительно к нему относиться, но я чувствовал, мысленно они над ним потешаются.
   — У вашей помощницы первое холо. Ей запрещено вступать в интимные отношения с мужчинами.
   — Не ваше дело!
   — Наше, потому что она беременна. Или вам об этом неизвестно?
   Повисла тягостшая пауза. Я с изумлением уставился на Щербатина — он тяжело дышал, его губы дрожали.
   — Мне это известно, — наконец сказал он. — Вы следили за мной?
   — Конечно! С тех пор, как вы взяли в помощники женщину. Ни один умный гражданин не возьмет в помощники лицо противоположного пола, это всегда чревато неприятностями для обоих.
   — И что теперь? — Щербатин весь напрягся.
   — Эта гражданка пока не может иметь детей, потому что неспособна их прокормить. Поэтому к ней будут применены меры медицинского характера. Затем она будет лишена холо и отправлена на отработку в один из промышленных районов.
   — Что?! — выдавил Щербатин. — Про какие меры вы тут толкуете?
   — Медицинские меры по удалению плода. Как видите, мы все вам объяснили, — сказал инспектор. — Теперь отойдите наконец.
   Щербатин не отходил. Изнутри он весь кипел и вот-вот мог взорваться. Рядом с ним страшно было стоять, он содрогался, как проснувшийся вулкан. Я заметил, что из дверей тайком выглядывают любопытные соседи.
   — Нет, нет, подождите! — Щербатин выставил перед собой руки. — Давайте решим все здесь. У меня шестое холо, я могу прокормить и ее, и ребенка.
   — Формально вы не имеете к ребенку ни малейшего отношения. И к ней тоже. Не понимаю, чем вы так озабочены.
   — Как это «не имею отношения»? — изумился он.
   — Вы для нее посторонний человек. Особенно если учесть разницу в холо. Вы не можете обещать, что станете содержать ее ребенка. А значит, это бремя пришлось бы принять обществу. Зачем я вам это объясняю? Текст закона и комментарии доступны каждому гражданину.
   — Отпустите ее, — тихо, но внушительно проронил Щербатин.
   — Вы мешаете исполнению закона, гражданин Щерба, — раздраженно произнес инспектор. — Отойдите, или вам будет вынесено предупреждение.
   — Предупреждение? — Щербатин хищно улыбнулся. Я взглянул на него и просто оторопел: рядом со мной стоял настоящий ивенк, свирепый .воин болот, не знающий страха и боли. — Не бойся, — сказал он Лиссе. — Я не отдам тебя им.
   — Эта женщина не стоит того, чтобы идти на конфликт с социальным надзором, — с усмешкой заговорил инспектор. — Завтра же она будет таскать носилки с песком…
   Я не успел остановить Щербатина, да и не очень-то хотелось. Его квадратный кулак с такой силой врезался в грудную клетку инспектора, что тот отлетел шагов на пять и приземлился на спину, судорожно хватаясь за ребра. Щербатин шагнул ко второму, но тот отступил, выпустив девушку.
   — Беня, уведи ее, — крикнул Щербатин. — Спрячь где-нибудь.
   Я поспешно оттащил Лиссу в сторону, но не спешил уходить. Поверженный инспектор поднялся, и они вдвоем двинулись на моего приятеля. Он ударил с такой силой, что один из пришельцев перевернулся в воздухе и с грохотом рухнул на пол. Второй чудом увернулся и повис у Щербатина на шее. Я решил было, что нужно вмешаться, однако не потребовалось. Щербатин встряхнул плечами, и его противник грохнулся затылком о стену.
   — Беня, уведи ее! — снова крикнул он.
   Оба инспектора вдруг словно одумались. Поднялись, отошли на несколько шагов, даже отряхнули друг друга.
   — Вы осознаете, что вы сейчас совершили? — спросил один, едва шевеля разбитыми губами.
   — Применяю медицинские меры.
   — Вы будете низведены не меньше чем на одну ступень. Если же вы и дальше намерены…
   — Всего на одну? — картинно обрадовался Щербатин. — А если так? — И он, шагнув вперед, с усилием столкнул обоих незваных гостей лбами. Раздался стук, от которого меня передернуло. Инспекторы беззвучно свалились на пол, не подавая признаков жизни.
   — Мы с Лиссой уходим, Беня, — сказал Щербатин. — Пока эти двое отдыхают, мы успеем куда-нибудь исчезнуть.
   — Куда?
   — Молчи, Беня! Иди к себе и не высовывайся. Ты не при делах, тебя трогать не станут.
   Он обнял Лиссу и повлек ее к лестнице. «Не бойся», — услышал я его шепот. Я тяжело вздохнул и направился за ними.
   — Беня, отвали! — зарычал Щербатин. — Не лезь не в свое дело.
   — У нас дела всегда были общими, — ответил я.
   Мы спускались по лестнице, когда нам навстречу выскочила целая ватага «черных курток». Их было человек пять. Щербатин швырнул девчонку мне в руки, а сам пару раз наподдал гостей ногой, после чего я услышал грохот падающих по ступенькам тел.
   — Назад! — крикнул Щербатин. — Уйдем через балконы.
   Мы рванули в первую попавшуюся дверь и оказались в комнате коменданта. Он сам забился в угол, с ужасом глядя на нас. Щербатин щелкнул замком, потом сунулся к окну.
   — Ждут, — с ненавистью процедил он. — Копошатся, как тараканы.
   Под окном стояло несколько машин, между ними суетились «черные куртки». Усмирять Щербатина приехал целый отряд.
   — Ты им подмогу вызвал? — спросил Щербатин у коменданта, который заторможенно хлопал глазами в углу. — Молодец, хорошо родине служишь.
   — Зря вы это… — выдавил комендант. — Лучше бы не вмешивались.
   — Заткни варежку, гнида.
   — Какие планы? — поинтересовался я, но Щербатин только отмахнулся.
   Некоторое время он нервно шагал от стены к стене, то и дело подскакивая к окну. Он что-то бормотал, перебирал варианты, с досадой тряс головой. Загнанный зверь — иначе не скажешь.
   — Эх! — Он ударил кулаком в ладонь. — Стать бы снова танком. Хоть минут на десять…
   — Ну а дальше что?
   — А дальше — антропланом. И улететь к едрене фене…
   — Щербатин, нам некуда деться. Везде первым делом проверяют номера, а твой номер, ручаюсь, уже обвели черной рамочкой. Давай спустим на тормозах, пока не поздно.
   Щербатин остановился, сверкнув на меня глазами.
   — Я не отдам ее! — зарычал он. — Ты слышал, что они говорили про медицинские меры? Не тебе объяснять, что такое больница для бедных. Пусть меня лучше пристрелят, пусть я не буду думать, что она переживает там, у этих живодеров!
   — Тебя не пристрелят, — тихо сказал я. — Просто опустят на прежнее место. Не надо драматизма, Щербатин, здесь все происходит очень буднично.
   — Заткнись!
   И я заткнулся. Мне действительно не стоило лезть с рассуждениями. Каким бы безрассудным ни казался Щербатин, он по-человечески прав. Бессмысленно сражаться с властями, но как отдать им перепуганную дрожащую девчонку, которой больше не на кого надеяться в этом мире? Как жить после этого, кем себя считать?
   — Ты — это я, — неслышно проговорили мои губы.
   — Они все подъезжают, — цедил Щербатин, глядя в окно. — Целое войско собрали. Что они будут делать — взрывать дом?
   — Зря вы… — пискнул комендант.
   — Так! — Щербатин застыл посреди комнаты. — Надо шевелиться. Захватываем машину, другого пути нет. Беня, иди домой.
   — Нет.
   — Хорошо, я так и думал. Я иду впереди и расчищаю дорогу. Ты ведешь Лиссу. Я сажаю вас в машину и прикрываю, пока вы не уедете. Сможешь сам вести? Потом встретимся где-нибудь…
   — Бред, Щербатин, полный бред.
   — Тогда заткнись и иди домой. Не хочешь? Все, некогда рассуждать.
   Он поднял над головой кресло и с размаха рассадил его об пол. Вытащил из груды обломков палку потяжелее и шагнул к двери. Задержавшись на мгновение, он посмотрел на девчонку.
   — Не бойся, я тебя не отдам.
   Повернув ручку замка, он ударом ноги открыл дверь и выскочил из комнаты. И тут же с ходу огрел кого-то своей палкой. Я услышал крики и грохот.
   — Беня, за мной! Береги мою девочку!
   Обняв Лиссу и крепко сжав ее руку, я вывел ее в коридор. В глазах зарябило от «черных курток». «Не прорвемся», — мелькнула паническая мысль.
   — Беня, не стой! Двигайся за мной, живо, живо!
   Взгляд метался от щербатинской спины к стенам, к которым отлетали «черные куртки». Явно соцнадзор не знал, что такое разгневанный ивенк, иначе не полезли бы с голыми руками.
   Мы уже были почти на лестнице, когда Щербатин вдруг зашатался и выронил дубину. Я хотел подхватить его, но тут лицо стало мокрым, в рот просочилась какая-то кислая влага. Секунда-другая, и я ощутил, что конечности отнимаются. Двигаться стало тяжело, словно на меня навесили десяток кругов от штанги.
   Все как будто заволокло туманом. Я видел Щербатина — он ковырялся на полу, как муха на клею, и злобно, но бессильно рычал. Вокруг суетились «черные куртки», равнодушно поглядывали на нас, помогали подняться своим. Потом я увидел Лиссу, ее уводили. Она не кричала, не плакала, не вырывалась, но до последнего момента смотрела на Щербатина. А он рычал, ворочался, но так и не смог встать.
   Я думал, что на нас наденут кандалы и отволокут куда-нибудь. Однако нас не тронули. Через пару минут мы остались одни, если не считать соседей, которые вытягивали шеи из-за дверей. Парализующий состав продолжал действовать. Мы еще долго сидели, время от времени пробуя силы, но сил не хватало даже перевернуться на другой Проявился комендант. Медленно прошелся вокруг нас, сокрушенно качая головой.
   — Завтра съезжать будете? — произнес он. И, не дождавшись ответа, продолжал: — Конечно, будете. Интересно, сколько ступеней вы сегодня потеряли?
   Он подождал, что мы' на это скажем. Но мы только скрипели зубами и силились пошевелиться.
   — Ладно, — сказал комендант. — Завтра проверим ваши номерочки.
   — Эй, помоги хоть до кровати доползти, — прохрипел Щербатин, но наш домоуправ не удостоил его ответом.
   Мы продолжали копошиться на полу под взглядами обитателей дома. Щербатин все цедил какие-то проклятия, но при этом был просто жалок в своем бессилии. Однако действие химсостава стало ослабевать. Щербатину удалось, опираясь на стену, подняться. Собравшись с силами, он помог подняться и мне, после чего мы заковыляли к его квартире.
   — Я ее найду, — пообещал он, взгромоздясь на стул перед терминалом. — Я ее все равно вытащу.
   Защелкали клавиши, замелькали таблицы на экране, но через минуту раздался негодующий возглас Щербатина:
   — Мой пароль накрылся!
   — Нас уже начали лишать привилегий?
   — Скорее просто поменяли комбинацию. Думаю, я залез куда не надо еще в прошлый раз, когда искал Варпа. А ну, Беня, тащи костыли сюда, попробуем через твой пароль.
   — Я не знаю никаких паролей!
   — Знаешь. Ты же отвечаешь за почтовую рассылку. Просто включи мне свое хозяйство, а дальше я сам.
   Он продолжал чертыхаться, бить по клавишам и грозить кому-то ужасными карами. Наконец я услышал его вкрадчивый возглас: «Ага!»
   — Неужели что-то нашел? — спросил я.
   — А куда она денется? Последний раз ее номер проверялся в центре временной изоляции. Ублюдки, они уже лишили ее холо!
   — Где она сейчас? Надеюсь, мы не будем брать штурмом городскую тюрьму?
   — Ее отправили в больницу промышленного сектора. Нужно торопиться. Я знаю, где это.
   — Щербатин! — Я схватил его за руку и пристально посмотрел в глаза. — Щербатин, куда ты хочешь торопиться? Опомнись. Во-первых, у тебя ноги еще подгибаются. Подумай здраво…
   — Беня! — От стряхнул мою руку, и его лицо перекосилось от злости. — Я тебе уже говорил, чтобы ты не лез в мои дела? Вот и не лезь, сиди со своим здравым смыслом, а меня не трогай.
   — Ты хочешь ее украсть? Или отбить?
   — Да, и то и другое.
   — И что дальше? Допустим, ты увезешь ее из больницы — а потом? Будешь всю жизнь прятать под кроватью?
   Он откинулся на спинку стула, задумавшись. Я решил, что он внял трезвым мыслям, и попробовал его окончательно в них утвердить:
   — Щербатин, похоже, ты хочешь только, чтобы тебе отстрелили башку и совесть больше тебя не мучила. Но ей ты этим не поможешь…
   — Помолчи, — сухо сказал Щербатин.
   Я украдкой следил за ним. Он думал, но явно не над моими трезвыми доводами и аргументами. У него имелись свои аргументы.
   — Ночь уже скоро, — проговорил он. — В больницу спешить смысла нет. Ее там все равно трогать до утра не будут.
   — Щербатин, может, ты все-таки…
   — Да помолчи, Беня! Спешить незачем, и это хорошо. Будет время подготовиться.
   Он встал, повел плечами, разминая их после химического паралича. Затем подошел к шкафу, вытащил свой ивенкский наряд и осмотрел его со всех сторон. Переодевшись, он отломил несколько листков от куста капусты, завернул их в мокрую тряпочку и положил в карман. Я уже понял, куда он собирается идти.
   — Ты, Беня, должен сидеть здесь и не высовывать нос. Тебе и так уже досталось… В общем, не лезь.
   Он подергал накидку, убирая лишние складки, и вышел за дверь, аккуратно ее прикрыв.
   Несколько секунд я смотрел в окно, где уже сгустилась тьма. Поезда в подземке сейчас ходят редко-редко. А воздушного транспорта вообще не дождешься. Щербатин даже не догадался позаботиться о такси.
   Я поднялся, ввел в терминал несколько команд и отправился догонять своего безумного приятеля. Проходя мимо своей двери, я задержался. Неизвестно, суждено ли нам сюда вернуться. Надо бы захватить самое дорогое.
   И, подойдя к своему капустному кусту, я осторожно отломил коробочку, в которой уже созрели семена.
   Мы двигались по полутемному коридору спящей рабочей казармы на самой окраине города. Меня прямо-таки передернуло, когда на входе потянуло знакомыми запахами старой одежды, сырости и плесени.
   — Ты знаешь, в какой он комнате? — спросил я.
   — Даже на какой кровати, — фыркнул Щербатин.
   В сумеречном помещении слышалось дыхание трех сотен человек. Я видел ряды кроватей, темные комки одежды, разбросанные лотки из-под еды. Все такое знакомое и такое обыкновенное. Казалось, время повернуло вспять и мы снова среди привычной обстановки, в которой провели столь долгие и безрадостные дни.
   — Здесь, — сказал Щербатин.
   — Кровать пуста, — констатировал я. — Чего и следовало ожидать.
   — Почему? Думаешь, наш друг на очередном задании партизанского подполья?
   — Да где угодно. В тюрьме, например.
   — Тихо! — Щербатин схватил меня за рукав. Послышались шаги, и через несколько секунд мы увидели Варпа. Он осторожно шел между рядами кроватей, полностью одетый, с тарелкой комбикорма в руке.
   — Здравствуй, брат, — тихо проговорил Щербатин.
   Варп резко остановился. Было видно, как он испуган и как неприятна ему эта встреча.
   — Не бойся, — продолжал Щербатин. — Мы хотели только поговорить.
   — Что вам нужно? — произнес Варп неровным от волнения голосом. — Сейчас ночь, я должен спать. Мне рано вставать, а вы мешаете. Я позову коменданта.
   — Тебе не нужно рано вставать, ты не ходишь на работу, — мягко возразил Щербатин. — Где мы можем поговорить?
   Варп положил еду на кровать, не отрывая от нас подозрительного взгляда. Немного подумав, он кивнул нам и направился к выходу.
   Мы оказались в тускло освещенной умывальной комнате. Под ногами хлюпала вода, из кранов с тихим звоном срывались капли. Здесь было мрачно и неуютно. На меня вновь накатило ощущение безнадежности, нищеты, скудных и безрадостных будней.
   — Что вам нужно? — повторил Варп. Казалось, он все готов отдать, лишь бы .от нас избавиться.
   — Не спеши, брат. — Щербатин полез под накидку и вытащил сверток с капустными листами. — Возьми, это тебе.
   У парня округлились глаза. Он сразу как-то смешался, лицо утратило напряженность и подозрительность. Теперь он боялся одного — как бы мы не забрали чудесный дар.
   — Это мне? — растерянно произнес он. — Правда?
   — Можешь съесть это прямо сейчас. Парочку листов оставь — положишь их в мокрую землю, и они приживутся.
   Мы смотрели, как он ест. Гордый и недоверчивый человек на какое-то время стал совершенно ручным. Но лишь на время.
   — Итак, что вы хотите? — спросил наконец Варп.
   Щербатин вытащил листок бумаги и зачитал вслух несколько имен, совершенно мне незнакомых.
   — Ты знаешь этих людей?
   — А что?
   — Ничего. Просто все они пришли сюда с Водавии. И все —.в чужой оболочке. Как и мы с тобой.
   — Может быть. И что из этого?
   — Я думал, вы вместе. Мы тоже надеемся быть с вами.
   — Зачем? — Мне показалось, Варп усмехнулся.
   — Странный вопрос. Мы хотим быть со своими.
   — Здесь нет своих. — В его голосе прорезалась неожиданная злость. — Я существую один, мне никого не нужно. И вы не нужны.
   Щербатин пристально посмотрел на него.
   — Ты что-то скрываешь от нас, брат. Доверься, очень тебя прошу. Ну или проверь нас как-нибудь…
   — Мне нечего скрывать. И незачем вам верить. Я никому не верю, я один.
   — Гордый сын болот… — с досадой пробормотал Щербатин. — Послушай меня. Мне нужно спасти и спрятать одного человека. Но я не знаю, куда. Я надеялся, что здесь есть люди, которые живут без социальных номеров, без комендантов, без надзора. Я готов уйти к ним.
   — Не думаю, что это так, — с усмешкой произнес Варп. — У вас двоих, кажется, немалое холо. Вы, наверно, и не пробовали жить без кормежки, без крыши над головой.
   — Вообще-то пробовали… — вставил я.
   — Что это за человек, о котором вы говорите? Он один из наших?
   — Нет, это женщина, — вздохнул Щерба-тин. — Это просто моя женщина. Сегодня ее лишили холо и разлучили со мной.
   — Ты бросишь все ради одной женщины? Я не могу этого понять. Ты говоришь очень странные вещи.
   — Я и сам не могу себя понять.
   — Такие люди есть, — неожиданно произнес Варп. — Я видел их за городом. Они бежали за поездом, надеясь облизать выброшенную тарелку. Ты хочешь спрятать среди них свою женщину?
   — О, черт… — Щербатин сокрушенно покачал головой. — Вообще-то, я говорил не о таких людях. Я думал, что… — Он махнул рукой и замолчал.
   Мы стояли молча, слушая, как звенят капли. Щербатин угрюмо глядел перед собой. Он надеялся, что Варп приоткроет для него новые потайные стороны жизни, но никаких подобных сторон не оказалось. Да и не могло быть. Полный тупик.
   — Ивенки, — сказал Варп, и это было так неожиданно, что мы вдрогнули. — Вы же настоящие ивенки, как и я, как и миллионы наших братьев, оставшихся там… Забудьте о том, что ваша душа когда-то принадлежала солдатам железной орды. Вы ивенки — и телом, и духом, и вы точно так же вкушаете листья тха, как и весь наш народ. Стыдитесь, что в такое время алчность закрыла вам глаза и связала руки. Тысячи наших женщин погибают под огнем танков, а вы заботитесь о безвестной дочери чужого народа? Неужели нет более достойного дела?
   — О чем ты говоришь? — насторожился Щербатин.
   — Мы не одни. Мы вместе со своим народом, который знает о нас и ждет наших действий. Мы — его посланники здесь. Каждый сам по себе, но мы связаны тайными узами, мы — невидимая армия. Нас становится больше с каждым днем. Они сами привели нас в свой мир и продолжают приводить. Враг вошел в нас, но мы убиваем его в себе. Наши женщины рожают новых воинов, и все они скоро будут здесь. Мы можем сжигать их города, мы можем душить их голыми руками и заливать их улицы кровью. Мы сильнее, чем они. Здесь каждый пятый — старик, а мы молоды. Нам дано все, что нужно для победы, — сила, воля, ненависть, любовь, храбрость. Мы ивенки! Когда вымрут и замолчат эти огромные города — лишь тогда мы сможем вернуться в свои дома. Но сейчас время войны. Каждый — поодиночке, каждый сам за себя. Растворитесь в море иноплеменников. Пока мы — крошечные огоньки, но вскоре мы сольемся в страшный пожар, который выжжет дотла эти дьявольские миры.
   Варп замолчал. Оказалось, все это время он говорил с закрытыми глазами, он был где-то далеко. Наверно, на Водавии. Мы ждали, что он опять заговорит, однако он молчал. Перед нами стоял самый настоящий ивенк, даже измятая роба не портила облик воина болот.
   — Что это значит? — осторожно произнес Щербатин. — Ты хочешь, чтобы мы что-то сделали? Подожгли дом или взорвали очередной звездолет…
   — Я должен повторить, чтобы быть понятым? — спросил в свою очередь Варп.
   — Нет, не нужно повторять. — Щербатин с недоумением посмотрел на меня.
   — Нам лучше уйти, — сказал я.
   — Пожалуй, да.
   — Подождите. — Варп открыл глаза. — Мне нет дела до ваших проблем. Но, ломая их порядок, вы служите своему народу. Для этого я вам кое-что дам. Идите за мной…
   Мы удивленно переглянулись и последовали за Варпом. Он отвел нас в самый низ здания — туда, где начинались лестницы в подземку. Некоторое время мы кружили по темным подвальным закоулкам. Наконец Варп сунул руку в щель между плитами и вытащил сверток.
   — Это все, что я могу сделать для вас. Больше никогда не приходите ко мне. Каждый — сам по себе. У каждого свой путь.
   Щербатин открыл сверток. Там лежало короткое плазмовое ружье — поцарапанное, с пятнами грязи и ржавчины. Щербатин присвистнул, он не ожидал такого подарка. Да и я тоже.
   Варп ушел, не сказав нам больше ни слова. Через минуту мы оказались на улице, где дул ветер и сыпала холодная водяная пыль.
   — Он сумасшедший? — спросил я.
   — Не думаю. Он настоящий ивенк. Хитро придумано, нечего сказать. Бывшие солдаты влезают в чужое тело и становятся врагами сами себе. Странно, что мы не стали такими же убежденными борцами. Что-то помешало.
   — Он же сказал, алчность.
   — Ну, алчность — не худший из пороков.
   — А я думаю, что его разум просто оказался очень примитивным и не смог противостоять второму «я». Он подчинился полностью — от пяток до макушки.
   — А мы с тобой, выходит, высокоорганизованные?
   — Надеюсь, что так. Интересно, сколько звездолетов он взорвет, пока его не прижмут?
   — Все-таки странно это, — покачал головой Щербатин. — Очень странно. Не верю я, что он совсем один. Не так-то просто взорвать транспорт. Где он, например, берет взрывчатку? Я всерьез думал, что есть какая-то организация, ивенкское подполье…
   — Подполье мы уже видели, Щербатин.
   Он задумался на минуту, потом усмехнулся:
   — Хоть этот парень и псих, а порой говорил здравые вещи. Среди того бреда, который варится в его голове, есть нечто бесспорное.
   — Например?
   — Ивенки действительно сильнее. Почему, ты думаешь, Цивилизация до сих пор не задавила этих дикарей? Они сильнее. Это диалектика жизни. Бастионы империй держатся на порядке, здравомыслии, опыте предков… И всегда на рабском труде. Варвары противопоставляют этому дерзость, безрассудство, отрешенность от догм — молодость, одним словом. И, как правило, молодость побеждает. Сколько великих цивилизаций рухнуло под копытами варваров?
   — Не знаю, не считал. Думаешь, ивенки развалят все это хозяйство?
   — А чем черт не шутит?
   — Ну буду молиться за их удачу. Но сам не вмешаюсь.
   — Да, Беня, и вообще иди домой. У меня еще есть дела, а ты будешь только мешать.
   — Я, пожалуй, погляжу, как тебя пристрелят. А потом воспою твой подвиг в стихах.
   — Ну, если так, тогда пошли.
   Трудно представить более безотрадную картину, чем ночь, опустившаяся на окраины Цивилизации. Мы брели по узкой улочке, втиснутой между огромными и безжизненными, как скалы, домами. В окнах мерцал тусклый свет, но он не оживлял картину, а наоборот, угнетал, словно пламя свечей в усыпальнице.
   Я думал, что пора бы нам успокоиться, вернуться домой, уснуть — и будь, что будет. Завтра, похоже, нас ждут сюрпризы, но это только завтра. Сорвали злость — и ладно. Надо ведь как-то жить дальше.
   — Я подделаю божью милость, — сказал вдруг Щербатин.
   — Это еще как?
   — Не знаю. Надо пользоваться служебными возможностями. Я подделаю ей разрешение иметь ребенка и жить со мной. На первое время этого хватит, чтобы затыкать рот соцнадзору. Потом родится ребенок — не убьют же они его!