Тырин Михаил Юрьевич. Желтая линия

   — Закрепляюсь! — сообщил Пок. Он делал подвижную петлю на скобе, приваренной снаружи кабины.
   «Как бы не свалиться, — мимоходом подумал я. — Костей потом не соберешь».
   Мы не видели, как Пок перебрался на тело червя. Либо перепрыгнул, либо острожно перешел по гарпунам.
   — Порядок! — крикнул Джи. — Ребята, к насосу, живо!
   Щербатин первым начал протискиваться в машинное отделение. У меня было несколько секунд, чтобы выглянуть наружу. Пок взялся за гофрированный шланг-хобот, что висел спереди кабины, и теперь осторожно втыкал острый металлический конец в тело червя.
   Я вслед за Щербатиным влез в машинный отсек. Мы скорчились в тесноте, нащупывая рукоятки насоса.
   — Качайте, качайте! — донесся голос капитана.
   Насос сначала шел совсем легко, потом в нем захлюпало, и рукоятки стали тормозиться. Ну-Ну приложил ухо к корпусу, потом выглянул в кабину.
   — Нету ничего! — крикнул он Дядюшке. — Глубже надо.
   Качать стало тяжело — пульпа пошла в баки. Через минуту я понял, что выдыхаюсь. Если бы стоять, широко расставив ноги, тогда ничего. Но в положении полусидя и на весу физическая работа превратилась в пытку.
   — Не сачкуй! — разозлился Щербатин, заметив, как слабеет мой трудовой пыл. — Я за тебя уцим зарабатывать не буду.
   Силы кончались, но снова откуда-то брались. У меня болела спина, бока, шея. И руки, конечно. Насос с аппетитным чавканьем перегонял червячью пульпу, она выползала через неплотности, и скоро под ногами стало скользко. Вдобавок завоняло желчью.
   Потом насос начал снова хлюпать, и вскоре качать стало легко.
   — Все, кончайте! — дал отмашку Ну-Ну. — Надо место менять.
   Мы со Щербатиным, обессиленные, вывалились в кабину. Руки тряслись, как после отбойного молотка.
   — Уморились, — улыбнулся Дядюшка Лу. — Ну, отдохните пока. Червя долго доить нельзя. Два бака уже полные. Надо ждать, пока пульпа снова придет.
   Я молил, чтобы ожидание продлилось подольше. После насоса я готов был заснуть и спать долго-долго.
   Но тут вдруг в кабине появился Пок. Его тоже трясло — от холода. Щербатин нашел в себе немного сил, чтобы помочь ему влезть в люк.
   — Холодно как, — выдохнул Пок, растирая руки. Потом полез за пазуху и вытащил кусок чего-то черного, блестящего и мокрого.
   — О-о, а вот и вкусненькое! — обрадовался Дядюшка.
   Пок вытирал об одежду большой кривой нож. Я понял, что он отрезал кусочек от червя, чтобы порадовать нас свеженьким мясом.
   — Сейчас, сейчас… — пообещал капитан, вытаскивая откуда-то предмет, более всего похожий на большую мясорубку. — Приготовим, покушаем… Червя-то доить пока нельзя, пусть себе ползет.
   Мясорубку закрепили прямо на капитанском кресле. Джи поделил кусок на части и присыпал каким-то зеленым порошком. Капитан начал крутить рукоятку, из раструба поползла темная масса с зелеными вкраплениями. Джи подставлял под нее картонные тарелки, время от времени досыпая в мясорубку новые порции порошка.
   — Беня, ты проголодался? — тихо спросил Щербатин.
   — Я бы не сказал.
   — Вот и я тоже не очень голодный.
   — А отказываться неудобно…
   Капитан все крутил рукоятку, а черная масса все лезла и лезла. Я заметил, как повеселел экипаж, с каким нетерпением наши спутники глядят на любимое блюдо. Даже Ну-Ну высунул голову из своей железной каморки и беспокойно принюхивался, словно боялся оказаться без порции.
   — У всех профессий есть свои достоинства и недостатки, — глубокомысленно проговорил Дядюшка. — Только у нас да у охотников есть возможность иногда откушать свежатинки. Там, в центре, таким продуктом питаются только после четвертого холо.
   — А чем — до четвертого?
   — Вы — синтетикой, — сочувственно улыбнулся Дядюшка. — Станете побогаче, будете получать еду из червячной пульпы и другой органики. Ну а для десятого холо, например, выводят специальных животных и выращивают особые растения. До этого вам еще долго расти.
   Мы со Щербатиным выразительно переглянулись. Дома мы без всяких холо жрали картошку и другие «особые растения».
   — А синтетика была не так уж плоха, — не разжимая зубов, проговорил Щербатин.
   — Ну, кушайте. — Дядюшка протянул нам по тарелке. — Пользуйтесь удачным случаем. И Поку скажите спасибо.
   — Спасибо тебе, Пок, — задумчиво вздохнул Щербатин, осторожно нюхая деликатес.
   — Наверно, очень вкусно, — добавил я для пущей вежливости.
   Я не успел даже как следует разглядеть блюдо, как вдруг оно оказалось у меня на лице. Я и не понял, как это произошло, просто тарелка выпрыгнула из рук и прилипла к носу. Через долю секунды по ушам пропилил оглушительный скрежет, и мы все повалились с ног.
   Далее все происходило, как в замедленном кино. Дядюшка, Джи и Пок вдруг непостижимым образом отдалились от меня где-то на метр. Потом я заметил, что между нами разрыв в полу и он стремительно растет. Ну-Ну пронзительно вскрикнул и рухнул в этот разрыв, моментально исчезнув из вида. Я бы тоже упал, потому что пол вдруг резко накренился, но Щербатин схватил меня за шиворот.
   Ледоход разорвался на две части. Червяк, по всей видимости, заметил трещину в стене и решил ее разведать, свернув из ровного и просторного тоннеля. Об край этой трещины и шарахнуло нашего «Добывателя уцим».
   Я не сразу успел испугаться. Я машинально схватился за какую-то железку — это оказалась штанга, застрявшая в ледяной стене — и еще несколько секунд видел, как удаляется оторванная кабина, прицепившаяся к телу червя. Еще я успел увидеть, как из нее выпал и сгинул во мраке наш капитан, за ним — Джи, ну а дальше просто отключились бортовые лампочки и все потонуло в темноте.
   Я висел в этой темноте, уцепившись за холодную железяку, словно утопающий за соломинку. Штанга медленно накренялась, ломая хрупкий лед.
   — Беня! — заорал где-то рядом Щербатин.
   — Я здесь!
   — Я тоже здесь. Она падает!
   — Кто?
   — Машина падает.
   Оставшаяся часть ледохода, видимо, еще держалась на своих крючьях. Но я уже слышал, как осыпается лед, как он скрипит, как медленно отпускает вцепившиеся в него распорки.
   — Беня-а-а! Я пада-а-а…
   Он сорвался. Но звук его голоса удалялся медленно. Похоже, он не падал в бездну, а просто скользил по ледяному желобу.
   — Щербатин!
   Ответа не последовало. Я покрепче вцепился в свою железку. Я, наверно, мог держаться за нее сколько угодно, целую вечность — лишь бы не свалиться вниз, в темноту, в неизвестность. Сил бы хватило — так мне казалось.
   Но лед не хотел меня держать. Он ломался, медленно осыпаясь, стуча маленькими хрупкими кусочками где-то внизу. Вдруг рядом что-то оглушительно ухнуло, треснуло, заскрежетало. Через секунду я услышал внизу приглушенный удар и шум падающего льда. Я понял — машина тоже свалилась со стены. Очередь за мной.
   Штанга пришла в движение. Сначала медленно, потом все быстрее, быстрее она выкорчевывалась из ледяной стены. Я попытался вскарабкаться, я забил ногами по воздуху в нелепых попытках зацепиться хоть за что-нибудь.
   Но ноги ощутили только пустоту. Через мгновение я оказался без всякой опоры.
   Не могу утверждать, что за те несколько секунд перед глазами прошла вся моя жизнь. Да, жизнь прошла, но не та, что была. Я увидел жизнь, которая могла бы быть.
   Я увидел и высокие светлые города, и толпы друзей, и улыбки женщин, я почувствовал запах утреннего леса из окна, я услышал шорох груды исписанных листов, которые шевелит на столе ветер… И еще много чего хорошего — такого, что у меня бывает только в мечтах. Но постоянно на передний план выползала физиономия Щербатина. И он говорил мне с глумливой улыбкой: «Беня, я сделаю из тебя человека».
   Сделал. Спасибо.
   И вдруг я понял, что жив. Да, я падал, я ударялся о лед, я катился по нему, куда-то проваливался. Орал, помню. И почему-то остался жив.
   Вокруг было светло. Я лежал на толстом-толстом ковре из какого-то моха или лишайника, и этот лишайник светился. Несильно, не так, как электрическая лампочка. Но он был повсюду, поэтому везде было светло.
   — Цел? — раздался рядом голос Щербатина.
   Я молча встал. Встал сам, не обращая внимания на боль, терзающую все тело. Щербатин был рядышком, он стоял, морщась и потирая бока и плечи. Я смотрел на него. Он смотрел на меня. Я искал ругательства, которые могли бы выразить хоть часть того чувства, что клокотало у меня внутри.
   Таких ругательств не находилось. Все казались слишком вежливыми.
   Я смотрел на него, а он на меня.
   — Ну хватит, — проронил он наконец. — Ты же сам мечтал пережить крушение корабля, забыл уже?
   — Сволочь, — неслышно выдохнул я.
   Я сел на землю — синяки и ушибы напоминали о себе. Я посмотрел вокруг: неровная бугристая поверхность, сплошь заросшая светящимися растениями. Ледяные столбы, спускающиеся из черноты. Гигантские сосульки, влага, осторожный стук капель.
   — А здесь и не холодно, — беспечно произнес Щербатин, снимая теплую промысловую робу.
   Свет от растений не давал теней, и от этого окружающий мир казался нереальным, искусственным, как компьютерная игра. Или как кино. Неподалеку уродливым пауком темнели останки ледохода. Штанги и распорки беспомощно торчали в стороны.
   Щербатин сначала терпел то нервное напряжение, которое исходило от меня, потом оно стало его бесить. Он что-то забормотал, зачертыхался. И наконец взорвался.
   — Ну все, хватит! — заорал он. — Хватит! Ты знал, на что шел. Ты видел, что это опасно. И ты сам этого хотел.
   — Я не шел, — тихо и внятно ответил я. — Ты меня вел.
   — А раз сам ходить не можешь, тогда молчи!
   — А я и молчу.
   — Слишком выразительно молчишь.
   Мы вдруг оба притихли. Я бы даже сказал, потухли, как прогоревшие свечи. Я сидел и рассеянно потирал свои шишки. Щербатин ходил взад-вперед, мельтеша перед глазами.
   — Ну все, — спокойно сказал он. — Есть соображения?
   — Нет.
   — Тогда вставай и пошли. Можешь идти?
   — Я никуда не пойду.
   — Как? — У моего приятеля просто отпала челюсть.
   — Я буду сидеть и ждать помощи. Если мы начнем бродить, нас не найдут. Нужно сидеть на одном месте и ждать.
   — Ждать? — еще больше изумился Щербатин. — Чего ждать?
   — Помощи. Потерпела аварию машина. Пострадали шесть человек. Нас должны искать. Поэтому не будем усложнять работу спасателям и блуждать по этому подземелью.
   Щербатин несколько раз кивнул с очень странным выражением лица.
   — Все сказал? А теперь послушай меня. Никто нас спасать не будет. Ни одного идиота не найдется лезть в эти пещеры ради кучки разнорабочих с нулевым холо. Никто не станет долбить лед на несколько километров и вытаскивать безвестного поэта. Это ясно?
   — Неясно.
   — Зато правильно. А поэтому мы сейчас встанем и пойдем искать людей. Если наша машина разбилась, значит, могли разбиться и другие. Если мы остались живы, то и другие тоже смогли спастись. И, возможно, они продолжают где-то тут жить и как-то кормиться. Ты ведь хочешь кушать?
   — Потерплю.
   — Не замечал за тобой особой терпеливости. Через час начнешь ныть и просить, чтобы я раздобыл тебе обед. А поэтому вставай, дорогой мой, и — шагом марш за мной!
   Он подошел к разбитому ледоходу и оторвал одну из распорок с острым наконечником.
   — Будет у нас вроде оружия на всякий случай. Тяжелая штука, понесем по очереди. Ну вставай, пошли. Э-эх, жаль, не нарисовали и здесь желтую полосу. Привела бы куда надо.
   Ну, естественно, я встал и пошел. Остаться без Щербатина для меня означало бы верную смерть.
   Мы шли и шли, а призрачный мир вокруг практически не менялся. Здесь, наверно, и времени не существовало — зачем оно? Иногда что-то происходило — например, где-то далеко обрушивалась ледяная глыба. Или вдруг начинало хлюпать под ногами. Или нам приходилось перебираться через ручей, в котором змеились светящиеся водоросли.
   Ледяной потолок над нами то уходил высоко во мрак, то опускался так, что можно было потыкать в него нашим «копьем». Столбы и сосульки порою срастались в стены, так что нам приходилось идти через коридоры. Светящийся мох шуршал под ногами, отломанные веточки падали и медленно гасли.
   Потом вдруг Щербатин, шедший впереди, зацепился за что-то ногой.
   — Ну и ну! — сказал он, поднимая находку. — Вот она — последняя весточка от незабвенного Дядюшки Лу, нашего доблестного капитана.
   Он держал в руках Дядюшкин халат. Я машинально взглянул наверх, но там была только чернота.
   — Хочешь? — спросил Щербатин. Мне было все равно.
   — Ну тогда я поношу. — Он натянул халат на себя. — Кажется, впору.
   Что и говорить, странное зрелище мы представляли. Два путника в призрачном свете: один в золотом халате и с копьем, другой — понурый и поникший, со всем смирившийся.
   — Щербатин. — Я остановился. — Посмотри. Этого следовало ожидать.
   Впереди громоздились останки ледохода. Нашего ледохода. Естественно, что, идя без ориентиров, мы сделали круг.
   — Тихо. — Щербатин вдруг насторожился. Я присел на корточки.
   Здесь были люди, несколько человек. Они ползали среди светящихся растений и, видимо, собирали останки нашего кораблекрушения.
   — Зря мы ушли, Щербатин, — сказал я. — Наше место уже захватили аборигены.
   — Они его и так бы захватили, — ответил он и смерил меня взглядом. — С такими-то защитниками…
   Нас заметили. Худые оборванные фигуры вдруг зашевелились совсем рядом, заблестели глаза. Костлявые пальцы сжимали палки или пики вроде нашей.
   — Проваливайте, — сипло проговорил один незнакомец.
   — Да мы… — Щербатин шагнул вперед, но едва не наткнулся грудью на пику.
   — Проваливайте.
   — Это наш ледоход, — клялся Щербатин. — Мы только что на нем…
   — Это не ваш ледоход. Проваливайте.
   Аборигены вообще не желали с нами разговаривать. Придвигаясь маленькими шажками, помахивая пиками и дубинами, они оттесняли нас от трофеев. Я мог их понять. Когда еды на всех мало, любой незнакомец — враг.
   — Ты вроде людей искал? — произнес я, когда нас отогнали и ледоход скрылся из вида. — Нашел, поздравляю. Хорошо, хоть не раздели.
   — Мы идиоты, Беня.
   — За всех не говори.
   — Нет, я за всех скажу. Ты тоже идиот. Ты тоже не догадался, что в машине мог сохраниться ящик с комбикормом.
   — О-о, черт! — простонал я. — Но ведь мог и не сохраниться?
   — Да, Беня, мог и не сохраниться. Будем утешать себя этим. Два идиота…
   Мы побродили немного, потом посидели. Потом снова отправились бродить. Нашли почерневшие обрывки бумажного носка.
   — Надо было хоть спросить, что они тут жрут, — подал голос Щербатин.
   — В данный момент — наш комбикорм.
   — Давай, что ли, присядем.
   Видимо, голод уже начал пробирать. Ноги не хотели ходить, руки — шевелиться. Наступила апатия. Мы сидели прямо на светящихся растениях и даже не разговаривали.
   Потом я прилег. Но лежать было не очень удобно, я снял теплую куртку и подстелил под себя. И, кажется, уснул.
   Сколько спал, не знаю. Но когда открыл глаза, послышался какой-то гул. Щербатин был рядом, он тоже прислушался. Мы оба решили, что очередная ледяная глыба обрушилась с потолка. Впрочем, для нас этот потолок был небом.
   А глыба оказалась вовсе и не глыбой.
   Мы решили, что начался какой-то катаклизм. С потолка-неба очень быстро опустилось нечто черное, огромное и подвижное. Там, где оно касалось светящихся зарослей, оставались черные полосы и кучи поднятого грунта. Ледяная крошка вперемешку с громадными кусками валилась непрерывным потоком, это был настоящий ледопад.
   Мы со Щербатиным, естественно, уже удирали изо всех своих слабых сил. Он даже позабыл про пику.
   — Все, стой, — выдавил вдруг он. — Не могу….
   — Что… — Я тоже тяжело дышал. — Что это было?
   — Это червяк. — Щербатин с шумным выдохом опустился на колени. — Это чертов ледяной червяк, он жрет свою траву.
   — Он мог нас придавить и даже не заметить.
   — Мог, Беня…
   Мы посидели, отдышались. Переглянулись.
   — Ну пошли, что ли, поглядим, — вздохнул Щербатин. — Он уже, наверно, не вернется. Он там все сожрал.
   Мы ходили по вспоротой земле, присыпанной ледком. Медленно угасали обломки светящихся веточек. Было жутко видеть это: так, наверно, выглядит земля после бомбежки.
   Щербатин нашел свою пику и нехотя поднял ее, словно не очень стремился принимать на себя лишнюю тяжесть.
   — Посидим, — предложил он.
   Мы сперва помалкивали. Щербатин задумчиво обнюхивал обломок светящейся ветки, потом лизнул его, попробовал укусить. Наконец бросил под ноги.
   — Щербатин, — вяло проговорил я, — вот скажи: тебе плохо было в твоей пятикомнатной квартире?
   — Плохо, — просто ответил он.
   — Что, даже хуже, чем здесь и сейчас?
   — Хуже.
   — Не понимаю… — пробормотал я. — Ну ладно я — спьяну, можно сказать, сюда попал. Но ты! Сознательно ведь!
   Щербатин воспроизвел нечто среднее между вздохом и стоном. Мы не понимали друг друга.
   — Что у тебя там осталось, Беня? — проговорил он, стараясь выглядеть спокойным и терпеливым наставником.
   — Жизнь! — воскликнул я. — Нормальная человеческая жизнь! Ты что, идиот?
   — Жизнь, — кивнул мой приятель. — Хорошо. Нормальная жизнь. Дай-ка я попробую ее себе представить. Итак…
   Он прищурился, подперев голову кулаком.
   — Итак, — повторил он, — жизнь. Утро. Ты просыпаешься в несвежей постели. И из холодильника наверняка воняет. Это твое утро. Оно начинается с затхлых простыней и такого же холодильника. Продолжать?
   — Зачем?
   — Буду продолжать. Работа. Нет, дорога на работу. В троллейбусе ты смотришь на красивых женщин. Ты думаешь: «Когда-нибудь, может быть…» Верно?
   — Все смотрят!
   — Верно. Смотрят, а потом действуют. Ты — просто смотришь. Тебе ничего не светит, ты это знаешь и поэтому только смотришь. Дальше — работа…
   — Да заткнись же ты!
   — Тихо, тихо… Слушай. Работа. Начать с того, что в твоем театре здороваться с тобой, пожалуй, не считает нужным даже вахтер. С тобой не пьют. И курить ты ходишь один…
   — Я не курю!
   — Соболезную. Даже в этом ты в стороне от коллектива. Над тобой посмеиваются. Стоит тебе просто споткнуться на лестнице, это превращается в местный анекдот. Так?
   — Щербатин, хватит, — с угрозой проговорил я.
   — Хорошо, хорошо. — Я заметил, как он отставил пику подальше. — Похоже, я угадал все в точности. Но самое ужасное, что это ты назвал нормальной жизнью! Для тебя это норма, Беня!
   — Я не это имел в виду!
   — Да знаю я, что ты имел… Ну, теперь скажи — чем хуже сидеть тут со мной и думать, как выбраться отсюда? Беня, учти, что мы будем хотя бы бороться. Пробовать. Ведь там ты и этого не делал.
   — А если делал?
   — Да перестань, не верю. О, чуть не забыл! Твоя жена, Беня! От тебя ведь убежала жена. Уверен, это потрясающая история. Немедленно расскажи ее мне. — Он даже уселся поудобней, готовясь слушать.
   — Щербатин, я не собираюсь это вспоминать.
   — Ну, пожалуйста! — взмолился он и потер ладошки от нетерпения.
   — Ладно, — проговорил я после непродолжительной паузы. — Раз уж тебя так разбирает… Это и вправду потрясающая история. Меня до сих пор трясет.
   — Ну давай же, давай!
   — Прихожу домой. Шкафы вывернуты, в серванте пусто. Я сразу понял, что она ушла. А потом увидел кассету на телевизоре — явно для меня положили. Я пошел к соседу — у меня видео нет…
   — Естественно, — обронил Щербатин.
   — Включаю. Там — она во весь экран. Улыбается. Говорит: «Смотри, дурачок, и учись». Отходит — и с учителем физкультуры… В разных позах. В спортзале. На кожаном мате. На коне. Долго, со стонами. Никогда не слышал, чтоб она так стонала…
   — И это естественно.
   — Меня тут словно паралич прохватил. Прихожу в себя — сосед на свою кассету копию переписывает.
   — А дальше?
   — А все.
   — А ты? — изумился Щербатин.
   — Что я?
   — Так и жил? Так ничего и не понял?
   — Что я должен понять?! Черт возьми, я ждал от тебя сочувствия, а не нравоучений. Больше никогда и ничего не стану рассказывать.
   — Беня, Беня… — Он устало покачал головой. И вдруг повел по сторонам глазами. — Слушай, мне это кажется или?..
   Он прислушался. Я тоже.
   — Какой-то стук, а? Или глючит?
   — Вообще, да, — неуверенно согласился я. — И уже давно. Я думал, капли падают…
   — А ну… — Он поднялся, подхватив пику.
   Мы принялись ходить взад-вперед, определяя, откуда идет звук. Я остановился возле гигантского ледяного столба, наполовину обрушенного. Похоже, его зацепил во время обеда червь. Я уже почти прошел мимо и вдруг встал как вкопанный.
   Это было невероятно. Внутри столба что-то двигалось, дергалось и прыгало. Стук шел изнутри.
   Я так испугался, что бросился бежать. Из моего горла вырывался бессвязный крик — я пытался позвать Щербатина. Он и сам бежал ко мне, догадавшись, что дело неладно.
   —Ну?!
   — Там! — только и смог выдавить я.
   Вдвоем было не так страшно. Я набрался смелости подойти, хотя и держался за спиной Щербатина.
   — Там человек, Беня, — сказал он.
   — Вижу.
   — За работу. — Он перевел дух и поплевал на ладони.
   Пика вгрызалась в лед, но он был прочным, сплошным, и отковырнуть большой кусок удавалось редко. Через несколько минут я сменил Щербатина и тут же убедился, насколько этот труд тяжел. Столб был огромным — как дом, он уходил вверх, в черную пустоту. Я со своей железкой ковырялся у его подножия, словно муравей с соломинкой.
   Мы со Щербатиным сменили друг друга уже по два раза. Человек внутри, похоже, заметил наши старания. Он больше не колотился о стены ледяного склепа, терпеливо дожидаясь освобождения.
   Наконец очередной удар Щербатина вывернул и обрушил здоровенную глыбу. Образовалось отверстие размером с форточку, из него к нам протянулись две тонкие, посиневшие от холода ручонки. Щербатин осторожно тюкал железкой, расширяя проход.
   — Бог послал нам женщину, Беня, — сказал он.
   Это и в самом деле была женщина. Миниатюрная дамочка с короткой стрижкой. Сколько ей лет, я понять не смог. Может, двадцать, а может — тридцать пять. Это была типичная женщина без возраста.
   Она упала нам в руки сама не своя от холода и страха. На ней я увидел нечто похожее на военную форму, и, судя по всему, это облачение мало спасало ее от холода вечной мерзлоты. На рукаве я заметил эмблему — шесть звездочек, вписанных в треугольник.
   — Спокойно, девочка, — добродушно произнес Щербатин и закутал ее в свой богатый золотой халат.
   Некоторое время мы только разглядывали ее, жалели, гладили ладони и бормотали успокаивающие слова. И очень скоро пленница начала приходить в себя.
   — Там Иль! — проговорила она и протянула маленький пальчик в сторону ледяного столба. — И оборудование. Там рамка, генератор и все наши запасы.
   Щербатин послал в мою сторону едва заметный, но красноречивый взгляд. Я пожал плечами и полез вместе с пикой внутрь столба.
   Природная келья, в которой неизвестно сколько просидела наша новая знакомая, была объемом не больше кабины лифта. Я сразу увидел угол железного ящика, вмерзшего в лед. Ящик оказался большим, выковыривать его пришлось бы долго. Еще я увидел того, кого дамочка назвала Иль.
   Скорченное тело висело в прозрачной синеве льда. Глубоко — я едва различал очертания. Вряд ли человек, целиком вмороженный в лед, прожил хотя бы пять минут. Об этом я и сказал, вернувшись к Щербатину и женщине.
   — Бедный Иль, — всхлипнула дамочка, уткнув лицо в ладони. Потом быстро подняла на нас глаза. — Надо достать оборудование. Там рамка телепортатора и генератор.
   — Телепортатор?! — Щербатин аж переменился в лице. Вскочил, отобрал у меня пику и бросился выдалбливать ящик.
   — Вы поможете мне установить технику? — Женщина обратила ко мне умоляющие глаза.
   — Вы еще спрашиваете! — живо отозвался я.
   Мы больше не разговаривали. Женщина куталась в халат, ее по-прежнему колотила дрожь, глаза бездумно смотрели в пустоту. Я решил не тревожить ее расспросами. Успеется. Минут через десять вернулся взмыленный Щербатин.
   — Тяжко, — сообщил он, покачав головой. — Отдохну малость. Иди теперь ты поколоти.
   Я, естественно, поколотил, хотя толку от моих стараний было куда меньше, чем от работы Щербатина. Ящик уже чуть-чуть шатался, он явно был очень тяжелым. Присутствие замороженного Иля нервировало. Мне казалось, он ревностно следит сквозь ледяную корку, аккуратно ли я обхожусь с его имуществом.
   Силы наконец иссякли, и я отправился отдыхать. Щербатина и дамочку я застал за довольно оживленным разговором.
   — Много здесь людей? — спрашивала она.
   — Мы видели с десяток, — отвечал мой приятель. — Но мы здесь сами недавно. Еще даже толком не осмотрелись.
   — А ваш экипаж — все погибли?
   — Не видели их с тех пор, как ледоход развалился на части. Может статься, что и живы. Я несмело присел рядом.
   — Слышь, Беня, сама судьба нам улыбнулась, — безмятежно проговорил Щербатин. — Эта сеньорита специально отправлена сюда, чтобы вызволять потерпевших крушение.
   — Я же говорил, что нужно ждать спасателей!
   — Нет-нет, я не спасатель! — Женщина энергично покачала головой. Потом протянула мне руку. — Меня зовут Кох-Иль. Инспектор-агент войскового кадрового управления.
   — Кох-Иль, — повторил я. — Очень приятно. И как же вы попали сюда из своего военного управления?
   — Я уже все выяснил, — ответил за нее Щербатин. — Ее контора занимается набором военнослужащих для регулярной армии. Поскольку здесь, во льдах, по расчетам военных, бродит не меньше пяти тысяч таких же неудачников, штаб решил открыть специальный вербовочный пункт…