Однако ничего такого не последовало, только слышались легкие металлические постукивания по керамической крышке унитаза. Потом звуки смолкли на несколько мгновений, и раздалось шумное сопение. Еще и еще. И еще. Потом опять постукивание, опять сопение. Я так про себя еще подумал, ну и тяжело же у человека все выходит, мне бы его состояние.
   И тут в туалетную комнату заходит еще кто-то и звонко так говорит:
   - Валодья, ну скока можна та уже, все на сцене тебя на выход ждут!!!
   А Валодья из соседней кабинки хриплым голосом Высоцкого отвечает:
   - Да щас Золот, погоди, дай хоть штаны подтянуть, бегу, бегу!!!
   "Золот" убежал, Володя немного еще повошкался, пошелестел чем-то в карманах и тоже вышел из отхожего места. Я думаю, вот ни фига себе (матершинных-то слов я еще тогда и в помине не знал), ни фига себе, думаю. Так ведь это Владимир Высоцкий своей собственной персоной в соседней ячейке общества сидел!
   Вот будет чо пацанам рассказать завтра!
   Я тихохонько так, в смысле не шумно, но быстро, не подтягивая узких школьных брюк, вывалился из своей ячейки и затрусил в соседнюю, знаменитую, за бумагой, вытереть накопившееся в промеждупопиях.
   Захожу туда, ничем всё не отличается от моей, только запах какой-то аптечный немного. Чистая такая, нетронутая вся. Я бумагу, значится, взял, все свои грязные дела сделал. И тут гляжу, за унитазом что-то поблескивает. Три слова! О ба на! Очки-капельки! Да точно, как на той фотке, где он с Мариной Влади. Поднял их, смотрю, а они в каком-то белом порошке, точно таком же, как некоторые части крышки унитаза. На сахарную пудру чем-то похоже. Ну, я думаю, дай-ка, попробую, чем великая душа забавлялася здесь. Указательным пальцем, слюной смоченным, с душек сахар собрал, вторым безымянным с крышки, и в рот оба. Не вкусный сахар, на аспирин похож чем-то.
   Посидел я еще немного на толчке, подумал о чем-то главном, о маме, о папе, о дедушке с бабушкой. И вдруг мне так хорошо стало, совсем как во время моей поездки в Артек и встречи там с Фиделем Кастро. Тепло на душе, песни кто-то внутри поёт - "Кони привередливые", "До свиданья лето, до свидания", еще что-то типа, - "...и ты молчишь, и я молчу, но ты серьёзно, а я шучу".
   И побрёл я, предварительно положив очки в кармашек школьных тёмно-синих брюк, по длинным коридорам Театра Драмы. И не дошел я до престижного 24 места в третьем ряду. А побрёл прямо на знакомую улицу Социалистическую, где пели птицы в чистом зорин-зомановском уфимском небе, где ходили красивые девочки в коротких юбках, где стояли мужчины около пивларька в нательных обвисших майках, в тренировочных брюках, ага с ними, мой догадливый читатель, с обвисшими коленками, улыбались мне или чему-то своему, курили легко и свободно. Счастье это для них? Я думаю!
   Девочка месила песок в песочнице.
   Счастье для нее?
   Счастье!
   И тут меня стошнило.
   И всё.
   Очнулся я только на следующее утро с жестоким наркоотравлением в палате номер 15 Городской больницы номер 9. Может и наоборот - палате номер 9 больницы номер 15. Я маленький был тогда, мало чо помнил. Помню только, что мать тогда мне устроила похохотать. "Где, - говорит, посматривая искоса на отца, - ты шлялся, яблоко от яблоньки недалеко укатившееся?" А я стою и молчу так себе, молчу, и сжимаю счастливо в кармане брюк сильными подростковыми руками очки-капельки французской фирмы "Сара-Луиза".
   Это было прекрасное чувство постижения чего-то нового и недоступного никому наслаждения. Индеец Дон Хуан отдыхает. Как бы это по точнее выразиться - одна и единственная возможность, словно в лотерее, выиграть главный приз один раз, а потом никогда, сколько ни старайся, не выиграть и копеечки. Поэтому это и не действует на меня сейчас. Точнее это не действует, так как нужно.
   От кокса меня просто тошнит.
   На самом деле меня тошнит от всех наркотиков. Чтобы победить в себе отвращение к наркоте и выглядеть нормальным таким пацаном на всевозможных тусовках я использовал все возможные средства. От Psalocybe mexicana до Datura inoxia, от простого кактуса пейот, до грибов meteloides.
   Закодировал меня Владимир Семёнович, царство ему небесное, и никогда мне сейчас не догнать в этом модном нынче в России наркоупотреблении Витьку Пелевина.
 
   ВАНУА-ЛЭВУ
 
   Про наркотики это верно. При мне пробовал и героиниться и кислоты с грибами тоннами проглатывал, ничего не берет. Полная атрофация организма к наркоте. Вот не повезло то!
   И еще. Удивительно, но на следующий день спектакль "Гамлет" чуть было не отменили по причине отсутствия пропитанных шпал в виде Владимира Высоцкого. Оказывается, как мне потом рассказала его мамочка, куратор театра, Высоцкого сразу узнали в ресторане "Уфа" во время его лёгкого ужина с друзьями и коллегами после спектакля. И подсели к его с коллегами столику простые рабочие парни, из какого то Бодайбо, что ли? Ну, посидели тихонько за лёгким ужином и дружеской беседой. Гитара откуда-то появилась, легкий ужин перерос в тяжёлый.
   А ночью Володя улетел с рабочими парнями на эти прииски, в этот Бодайбо давать частный концерт за легкий недорогой ужин.
   Гамлета за него на следующий день играл Золотухин.
   Хорошо, кстати, как мать сказала, сыграл.
 
   МГ.
 
   ПХЕНЬЯН
 
   Аудиенция с Великим Вождем и Учителем пролетела мгновенно. Нас привели в огромный Зал Приемов Дворца Правительства, предварительно обыскав с ног до головы и чуть не отняв у меня последний подарок Любимому Другу. Порекомендовали еще на хорошем русском, что неплохо было бы помыться или хотя бы почистить зубы перед встречей с "Самим".
   "Вы бы водонасос в вашей пятизвёздочной гостинице починили, тогда бы мы помылись" - достойный ответ.
   Простонародная чебурашка "Андроповской" нелепо смотрелась в наших липких после кимчи руках на фоне блистающего великолепием Зала, выполненного в лучших интерьерно-архитектурных традициях Иосифа Виссарионовича. Мы с Петром решительно встали нашими узкими грудями, или грудьми, на защиту студенческих интересов Советской Молодежи, до крика с пеной у рта. Мы эту бутылочку через такие километры, тернии протащили через три границы, не притронулись и даже не заглядывали на этот подарок, чтобы не захлебнуться, чтобы донести его до Великих рук. Так что хой куа вам на палочке, а подарок найдет своего адресата!
   Ну, оставили нам этот подарок, и я гордо и достойно держал его на вытянутых руках, стоя в центре зала.
   "Сам", наш такой долгожданный, любимый, вошел мягкой, не старческой походкой из боковой двери, одетый в свой знаменитый военный френч в сопровождении двух молодых чиновников-ганьбу в темных костюмах, со значками с ликом хозяина на лацканах. Остановился около нас в метре или полутора, оглядел с ног до головы, задержал взгляд на "Андроповской", усмехнулся чему-то своему и подошел поближе. Двое молодых сразу вытащили из карманов толстые, черной кожи блокноты и приготовились записывать.
   Отец протянул мягкую, но сильную, как конец у негра руку сначала Петюне, а потом мне.
   Петя стоял, счастливо улыбаясь и тихо покачиваясь, время от времени, задевая моё костлявоё, молодое, полное сил плечо, своим не менее костлявым и молодым.
   И вот Ким стал негромко, но веско ворковать на своем корейском языке. Ну, мы по-корейски-то хорошо понимаем. Через переводчика.
   "Это, как я понимаю, - сказал Вождь, - и есть, то, зачем вы ехали сюда за столько километров, - пожать мою руку". И негромко засмеялся, оглядев лучезарным взглядом присутствующих. Все, как по команде засмеялись, а двое в тёмном застрочили в блокнотах.
   "Пусть это рукопожатие, - мягко продолжил Любимый Ким Ир Сэн, - будет символическим рукопожатием между нашими великими, могущественными странами! Антитеза любой данной вещи придаёт нам несметные силы и смысл созидания. Свет не имеет значения без тьмы, так же как жизнь бессмысленна без смерти, наши руки без рукопожатий и наши страны друг без друга. Если в детстве, в школе ваши учителя научили вас плавать, то используйте эту немногословную возможность постичь мир и отправляйтесь на ближайший пляж сразу же после занятий с вашим добрым учителем. Смотрите, как волны накатываются на берег одна за другой. Каждая волна имеет рождение, достигает своего максимума, а затем скатывается вниз. И только волна революционно настроенного народа способна хранить вечную мощь солидарности со смертью и всегда оставаться непослушной стихией революции. В каждой волне, о которой мы думаем как о человеческой борьбе за светлое будущее, заключена личность, состоящая целиком и полностью из энергии продвижения вперед и вверх. Она не способна умереть, движение и энергия продолжаются, наступает следующая жизнь в следующем комплексе борьбы, который в свою очередь умирает и заменяется другим комплексом - комплексом великой победы Чучхе!"
   Зашуршали перья ручек, а потом раздались легкие непродолжительные аплодисменты.
   Это было так просто и понятно, что мы все, затаив дыхание, прониклись этой доброй и сладостной мыслью о вечности бытия. Я, как бы находясь в гипнозе, выставил вперед руку с бутылкой водки и тихо произнес. "Дорогой и Любимый Учитель! Разрешите жидкости этой маленькой бутылки быть каплей огромной волны солидарности Советской молодежи и студентов Свердловского Архитектурного Института с Вами и Вашим многострадальным в великой Борьбе за счастье и равенство Народа в идеях Чучхе в частности и Вами, как его Классным Руководителем!"
   Петро, как бы находясь в гипнозе, медленно произнес в подарок Вождю свою хайку, или хоку про Императора Дзо и его беременную дочь, которую он специально по случаю сочинил в вагоне номер 3 СВ поезда Москва-Пекин.
   Ким Ир Сэн бережно, по братски принял чебурашку из мой рук и произнес какую-то фразу на своём собственном корейском языке, из которой мы только поняли слово "андроповская". Все вокруг тихонько рассмеялись. Мы с Петюней, как два идиота на корейской свадьбе, недоуменно переглядывались и глупо улыбались. Ким что-то тихо произнес сопровождению и в комнату вбежал невысокий худощавый фотограф с камерой "Кэнон-300", но сделанной в Северной Корее. Мы сгрудились в едину кучу, улыбнулись-чиииррззз и обмякли под яркой вспышкой.
   Ким вяло махнул в нашу сторону рукой, потрепал (одновременно причем) меня по правой щеке, а Петра по левой, повернулся и медленным, но уверенным шагом победителя покинул помещение в сопровождении одного из тёмных человеков.
   Другой молодой чемодан с блокнотом в руке учтиво склоня лобастую, как у Сенеки голову, сказал нам следующее. "Дорогой Учитель благодарит Вас за визит и желает Вас добрый обратный пути. Надеемся, что Вам понравилось у нас. Он так же благодарит Вас за подарок. Учитель рассмеялся тому, что все его визитёры, не только из Советского Союза, но и других стран дарят ему алкогольный напиток разного свойства. Все дарят дорогой напиток. А Ваш подарок ему очень нравится, так как в его коллекция алкоголя нет водка "андроповской", и он Вам очень признателный за этот. Учитель сказал, что выпьет, как это у Вас, "стопарь" Вашего подарка, когда придет его очередь Вашей бутылки. У Вождя большая коллекция. Он пьет "стопарь" каждый день из новой бутылки. Вождь так же спрашивает, какой бы подарок вы хотели привезти из Народной Демократической Республики Корея?"
   Я вытянулся в струнку и, срывающимся на фальцет голосом произнёс:
   - Нам бы маечек с эмблемами будущего Фестиваля Молодёжи и Студентов. Пять штук. Размеры хочу лардж, лардж, экстралардж, смол и мидиум.
   - Маечки получите в самолёте через два часа. Спасибо, до свидания.
   - До свидания.
   И тут Петюня опять высунулся своим длинным языком и спрашивает:
   - А когда товарищ Ким Ир Сэн нашей водочки
   отведает?
   Молодой нехотя повернулся, уже уходя, и заглянул в свой блокнот. Полистав странички с некоторой гримасой брезгливости, произнес, глядя на нас, комсомольцев.
   - Очередь вашей бутылки "андроповской" водки настанет для Вождя не скоро, во время обеда 8-го июля 1994 года, сразу после стопарик рома "Бефитер", который ему в немеренный количество подарил по Великобританской Королевской почте Её Величество Королева Мат.
 
   ВАНУА-ЛЭВУ
 
   Майку эту красную с эмблеммой Международного Фестиваля Молодежи и Студентов Егорка наш носил долго в Амстердаме. Тинэйджеры любят всякие там необычные прибамбасы, которых ни у кого другого нет. Потом мы на год поехали в Стокгольм, я там контракт получила от сети Эллос, фоткаться для каталогов, ну и еще иногда на подиуме попой крутить. Одним словом, когда Егорка пошел там в "Бритишь Скул" в этой маечке красной, на следующий день мне позвонили и говорят, что неплохо было бы эту маечку красную скрутить потуже и куда подальше засунуть, пока у вас проблем не обвалилось с пребыванием в нашей сугубо демократической стране. Я спрашиваю типа, в чем проблема? А мне типа отвечают, вы когда-нибудь переводили с корейского то, что там мелкими иероглифами написано. Будь-то я корейский знаю. А написано там, фрау Мария, прямёхонько под "Международным Фестивалем Молодёжи и Студентов", если в вольном переводе, что-то типа "Идите в жопу проклятые капиталистические сволочи!" А если не в вольном, так и того хуже.
   Так что после этого случая маечка размером "лардж" покоилась в Мишкиной реликвенной торбе вместе со всеми другими драгоценностями. Только раз в году, 8 июля, в день смерти Ким Ир Сэна он, напившись до усрачки, натягивал её на свой целлюлитный живот, запирался в своей студии или на кухне и плакал навзрыд так сильно и утробно, что аж соседи пару раз полицаев к нам вызывали. В наше "Общество Бухих".
 
   ПЕКИН
 
   В гостиницу "Победа" на проспект Сынни нас не повезли. На большой черной машине, предположительно марки Мерседес-300, сделанной в Северной Корее комсомольцев повезли в аэропорт. Хо и Чо, милые девушки, стояли перед серебряной птицей Ил-2 с красно-бело-синим звездатым фюзеляжем и держали в руках наши юношеские рюкзаки. Хо держала Петрухин, Чо - мой.
   Тяжело завывая старым механическим нутром, бомбардировщик взмыл в синее небо Кореи сегодня и неуверенно взял курс на северо-запад, на Пекин.
   Два часа полёта обратно прошли намного быстрее, чем два часа полёта сюда под впечатлением только что проведённой встречи с Дорогим Учителем. Глаза наши наверно так сильно горели в полумраке салона, что девочки напротив отводили в сторону свои красивые корейские взгляды. Руки не дрожали больше, мысли прояснились, гордыня усмирилась. Вот Отец Алексей, царство ему небесное, порадовался бы сейчас.
   Перед самой посадкой на бывшей военной базе под Пекином мы, пошептавшись, решили осчастливить наших экскурсоводов Советскими сувенирами. Петя подарил Хо свои старые наручные часы "Полёт", я подарил Чо свои не менее старые часы "Командирские". Счастье озорно засветилось в щелочках молодых глаз, как у Ленина после удачно проведенной Революции.
   У трапа в Пекине два старых друга-близнеца бесцеремонно затолкали нас в еще одну черную машину, не дав как следует попрощаться с Хо и Чо, и повезли к посольству КНДР забирать обратно взад отшмонанные фотоаппараты, плэйеры, колюще-режущие швейцарские ножи и бутылку водки.
   Мы честно ожидали встретиться в тёмном посольском указе с корейскими близнецами, однако приветствовал нас в скорбном поклоне секретарь посольства и выдал самолично синий пластиковый пакет со всей всячиной.
   Водки в пакете не было.
   "Выжрали, мерзкие корейские свиньи!" - сквозь зубы прошипел Петя. Громко же спросил:
   - А где те двое приятных молодых людей, которые встречали нас в первый раз? Мы бы хотели преподнести им сувениры.
   - Два молодой человек, - натянуто проговорил секретарь близорукими губами, - оказались не хороший последователями идей Чучхе. Более того, они оказались вполне обычный алкоголик. Два день назад они сначала ослепнуть, а потом умереть в своей комнате от отравления водкой. Наверное, они купить этот напиток на чёрный рынок на улице Кан Джю. Там много дешёвый водка продавать. Родина не будет жалеть о такой потеря. Родине не нужны алкоголики.
   - А какую водку они пили, - похолодевшим до температуры -30 голосом спросил я.
   - Какую водку? Русская ваша водка. Я и не знаю, я не пить водка. Она был с такой зелёный этикетка. Новый фасон. Полиция её забрал.
   На ватных ногах, с белыми лицами и зелёными трясущимися губами, стараясь не смотреть друг другу в продвинутые глаза, мы вышли к стоящему авто. Даже непробиваемые охранники сопровождения не могли не заметить перемен, творящихся с нами. Поэтому они не стали грубо, как прежде заталкивать нас в тачку, а просто открыли заднюю дверь, и рукой попросили занять места.
   Мы молчали до самого поезда, молчали, ватно вползая в вагон, даже не ответили на весёлое приветствие того же самого начальника поезда и проводника. В купе номер 3, вагона номер 9 СВ на столе стояли две бутылки "Белого Аиста".
   И это было последнее, что я запомнил об этой поездке.
 
   Великий вождь и Любимый Учитель товарищ Ким Ир Сэн скончался по официальной версии 8 июля 1994 года в своём загородном доме в провинции Хахмын от острого сердечного приступа.
   Петр Малков и я, Михаил Уржаков, никогда больше не играли в, своего рода, водочные лотереи, русские-андроповские рулетки, то есть покупки спиртного с тёплых бабушкиных рук на улицах.
   Петр особенно избегал цыганок, если не сказать больше - Цыганский посёлок города Екатеринбурга, Россия, Земля, Солнечная Система, Млечный Путь.
   И каялся и клял себя при каждом удобном и не удобном случае.
 
   Такие дела.
 
   СВЕРДЛОВСК
 
   Покаяться опять надобно мне.
   Я оказался по стечению обстоятельств одним из трёх человек, кто пристрастил Бориса Николаевича Ельцина к бурбону "Джек Дэниелс", блэк лейбл, двадцать долларов за бутылку 0.75. И этим его пристрастием, по всей видимости, помог развалу Великого Могучего, имею в виду не Бориса Николаевича, а СССР.
   Приучила его полюбить дринькать янтарный напиток наша бригада художников оформителей Свердловского Архитектурного в составе меня, Михаила Уржакова, в то время по кликухе "Мишель-рот-куринной-жопкой", Лёхи Леринмана, по кличке "Лёха Ленинмаркс", и Олега Бошкарёва, по кличке "Интеллигент-в-сисю-пьяный".
   Бригада наша оформляла под гребенку городские магазины "Овощи-Фрукты". Под гребёнку, потому что использовали мы новаторский, стахановский метод - один трафарет огромного помидора, огурца, луковицы, банана и прочей "снеди" (как говорил Ленинмаркс) на все магазины. И выглядели магазы посему совсем как одноликие рестораны "Макдональдс" в солнечной Канаде, Земля, Солнечная Система, Млечный путь. Деньги платили нам не малые - 120 рваных за стену. Это тебе не туалеты общественные чистить в Ленино.
   Так вот, однажды, покрасив очередную стену магазина на улице Бардина и получив бобы (120 минус подоходный и за бездетность), давали мы "сильную" в престижно-элитарной квартире Бошкарёва. А престижно элитарной квартира Бошкарёва была по причине её нахождения в престижно-элитарном доме, номер забыл, на набережной Исетского пруда. В доме проживала политическая интеллигенция города-героя Свердловска. Бошкарёв-старший, будучи каким-то из секретарей партячейки, жил на третьем этаже, а двумя этажами выше проживала семья Бориса Николаевича. Дом охранял мент у входа. Совсем как в СИЗО.
   Когда наши запасы плодово-ягодных вин подошли к своему традиционно быстрому концу, бригада традиционно быстро добралась до экзотического папкиного запаса в холодильнике "Бош". Сами папка с мамкой получали грязевые ванны в этот ноябрьский денёк в далёком городе Кисловодске, СССР, Земля Солнечная Система. Пльзенское пиво решено было не пить, не идти на понижение, а спробовать какой-то американский напиток с черной этикеткой, по цвету напоминавший коньяк. Налили по рюмке, хлопнули, и чуть не сблевали друг другу в жилетку. Так уж он напомнил сивуху, что мы жбанили в деревне Рахмангулово на уборке картофана еще на абитуре. Закусили морской капустой и побежали, тяжело переставляя натруженные алкоголем ноги, в подъезд - курить "Астру".
   Стоим, курим, трендим за жизнь. И так затренделись, что не заметили, как над нами возвеличилась высокая, в длинном кожаном плаще, узкоплечая фигура Первого Секретаря.
   - Ну, шта..., Олег вы тут, понимаешь..., расхлестались? Напились как ....ээээ....поросята в сисю пьяные, понимаешь. Поздно уже. Вы что же, не учитесь што ли? Шумите! Танюшка моя вот уже вторые сутки из дома не выходит, к сессии, понимаешь, готовиться, сосредоточиться не может из-за вас. Хочешь...ээээ....отцу неприятностей навалить? А шта... я ведь устрою.
   - Борис Николаевич, - Интеллигент в Сисю Пьяный мелко затряс головой, - да мы сегодня экзамен все втроём на пятёрки сдали. Тоже перед этим две ночи не спали, вот с устатку и срубило нас.
   - А шта сдавали то - смягчился Ельцин.
   - Да Историю КПСС и Политэкономию, - ни на секунду не задумываясь, выпалил Ленинмаркс.
   - О! Танюшка тоже сдаёт завтра её же. Все меня просит подсказать, а я уж...эээ...понимаешь, забыл всё. А шта пили то? Гадость дешёвую, поди?
   - Сморозите себе, эта... здоровье.
   - Да нет, Борис Николаевич, благородный американский напиток - "Джек Данил", отец из командировки, из Венгрии привёз, - Олег уже понял, шта беда проходит стороной.
   - Шта за "Джек" такой? - вздохнул Николаич, - Ну-ка, дай....ээээ...поглядеть.
   Интеллигент полетел на вялых ногах в кухню и приволок коричневую, прямоугольную бутылку.
   - А шта рюмку то не принёс? - с укоризной выдавил из себя Первый. - Ладно, стой, не беги, - увидев не скоординированные телодвижения, Олега.
   Отвинтил пробку, засунул пол дула во влажный рот и сделал храбрый, сладкий глоток.
   Помолчал.
   Долго молчал.
   Засунул пол дула во влажный рот. Глоток ни сколько не хуже первого.
   - Ээээ.... я пойду Танюшке скажу, что вы её, понимаешь, по поводу завтрашнего экзамена проконсультируете.
   - Да какие дела, Борис Николаевич, - засуетились, затарабанили мы, - поможем, обязательно поможем!
   Первый пошел грузно наверх, и через минуту представлял нам, (мне и Ленинмарксу, Олежка то её уже знал) Танечку-красавицу. Высокая, стройная блондинка, с большими, прекрасными, немного навыкате, добрыми глазами, она могла бы стать украшением любого журнала, даже "Корея Сегодня". Загорелое лицо Танюши на фоне розовой водолазки смотрится свежо и рубиновые глаза плещутся на лице задорно, с наглецой знающей себя красоты.
   Вот тогда я подумал, опустив глаза, чтобы не выдать чувства своими, красивыми, но мутными зрачками, что никогда не будет у меня, дурака, такой красивой, ладной жены.
   - Ну, шта, замерли, идите, понимаешь...., грызите эту КПСС и Политэкономию. А я пойду, пройдусь. Завтра сессия Облсовета, надо вступительное...ээээ...понимаешь, слово обдумать.
   - Да иди уже, папа, - томногрудно сказала Танюша. - Мы справимся.
   Первый пошел. В кармане его плаща отчетливо фигурировала своими прямоугольными боками бутылка "Джека Дэниелса".
   Танька затолкала нас своими учебниками в проем дверей, махнула папе на прощанье ручкой и потом, легко плюхнувшись в кухне на стул и оглядев с некоторой неприязнью бутылки плодово-ягодных, вопросила,
   - Ну что, мальчики, с чего начнём?
   - Есть пиво, - тихо сказал Интеллигент, - и... коньяк. Только папа строго настр...
   - Начнём с коньяка, - перебила его Танюшка.
   "Зис ис май тайп оф вумэн". Это уже я подумал.
   Шта случилось потом, как проходила подготовка к завтрашнему экзамену, лучше не говорить. Убьют.
   Эх, Танюха! На следующий день ведь на пятёрку отчиталась по этой Истории и Политэкономии. Ни какой "Курвазье", (два малыша по 0,75 выпили), её не брал.
   Я, кстати сказать, к тому времени не был еще таким лакированным алкоголиком, как сейчас, или даже годом позже этого события, способным переносить все невзгоды боевого неординарного питья в любых неординарных условиях.
   Всякое употребление "жёсткого" спиртного поверх плодово-ягодных вин действовало на меня однозначно. Сумбурная тошнота и короткий глубокий сон после этого. Поэтому многие меня замечали спящего в туалетах в общежитии на Июльской 22.
   То же самое произошло и здесь, хотя я всеми силами старался держать свой желудок в руках. Однако когда элитарная компания переместилась в мягкую гостиную, и усталое, омраченное постоянным напряжением тело утонуло в велюровом чешском гарнитуре, силы покинули меня, и я невнятно удалился туда, где должны находиться такие как я.
   Через небольшой промежуток времени, равный короткому, но крепкому сну алкоголика, тело вышло из точки отсчета протрезвления, туалета, со страшной вонью и сухостью во рту.
   Тело прошло по длинному коридору с множеством дверей. Остановилось вперед одной, что вела в гостиную, и тупо уставилось на полуголых людей, сидевших на полу, на ковре вокруг двух бутылок французского конька и трёх банок горбуши и учебников по Политэкономии.
   Ленинмаркс, Интеллигент и Танюшка сидели и играли в карты на раздевание.
   Звучала лёгкая музыка в исполнении ВИА "Земляне".
   Тело, по-английски, без прощания, вынесло меня на лестничную клетку, и на уровне первого этажа, напротив милиционера-охранника, душа в теле осознала, что её зовут Михрюта Уржаков. Круглые часы над ментом показывали два часа с чем-то ночи.
   На набережной Исетского пруда в эту ноябрьскую ночь было сыро, плохо падал снег. "Шел тихий снег и падал на ресницы вам..." - запелось мне. Но в продолжении своего запева я вдруг услышал откуда-то справа, от стоящей неподалеку "Волги" с номерами 00-01 "...всё можут короли, всё можут короли...".