УФА
 
   На городском конкурсе чтецов со своим стихотворением "Голуби" я занял почётное третье место. Баллы по пятибальной шкале распределились следующим образом:
   - Политическая направленность - 5 баллов
   - Выражение темы - 5 баллов
   - Интонация - 5 баллов
   - Грамотность слога - 3 балла
   Грамотность слога меня подвела, окаянная. Я не смог объяснить Гражданам Присяжным Заседателям значение простого выражения:
 
   Грива, как ветер, ласкает зазнобье.
 
   Сказали, что цыганщиной отдаёт.
 
   СВЕРДЛОВСК
 
   Женька Иванов тяжело побрел провожать Иринку Старкову после этой Новогодней вечеринки до дому до хаты в слабой надежде помочить конец в теплой постели. Поскольку большая комната у Ленки Злоебучки была занята столом с закусками и мной на нём, то встретить Новый Год по соседству со мной не представлялось возможным по причине скверного на этот счет характера Иринки. Не любит она наблюдателей, даже если это и свои люди.
   Женя повел Ирину домой, не к себе, конечно, где ждала его любимая жена Света, а по снежку по снежку в квартиру ее матери. Маму Ирина отослала на дачу. Мамочка была на даче со сторожем дачных участков Степаном Стакановичем, так его называли в простонародье, и пила пошлый Ахдам, за неимением лучшего. А в Иркиной квартире дожидался её уже четыре часа нудный до ужаса своими тостами и постоянными шампанскими грузин Гоги.
   Вот такая вот Санта Барбара.
   Ирина была не пьяна, Женя был в состоянии "выпимши", которое в дальнем зарубежье посчитали бы за глубокую алкогольную интоксикацию. Выражаясь языком Венички Ерофеева - Женя находился где-то между Комсомольской Площадью и Красной. С одной лишь разницей, что Женя-то уже видел труп Ленина, когда был там с пионерской экскурсией в Москву Школы номер два города Свердловска. Поэтому его сознание было занято только тем, как довести Ирину домой к маме, лечь, и может быть где-нибудь, что-нибудь, как-нибудь, куда-нибудь ... засунуть. Второе, что неотвязно и мучительно тревожило Женю последние вот уже два часа - активный, громкий и изрядно вонючий пердеж. Женя подозревал, что случилось это все по причине категорического не соединения нескольких продуктов, изрядно поглощаемых им во время вечеринки - селёдки под шубой, ерша и мандаринчиков.
   Во время хождения под луной вот уже Нового года, гонимый легкой метелью и желанием, наконец, то уже дойти когда-нибудь до желанной кровати, Женя, все-таки пытался оставаться джентльменом с большой буквы и не пердеть откровенно в присутствии Иринки. Поэтому он частенько спотыкался и падал в снег, громко орал в этот момент, ну и, соответственно, в этот самый момент падения и выводил из себя застоявшийся воздух, выпускал газ. Иринка весело хохотала над ним, принимая за нажравшегося водки идиота, вполне уже уверенная, что запустит великолепное динамо по приходу домой.
   Тяжело всползя на шестой этаж и отворив дверь маминой квартиры, парочка ввалилась с легким падением в узкий хрущевский коридор. Гоги на счастье уже свалил в ресторан "Петровские Залы" Сбросив с себя шубу, Ирка шепнула Иванову, - "я щас в туалет быстренько по своим делам, а ты пока располагайся". У Жени даже в глазах помутнело. Всю дорогу на шестой этаж он только и терпел и только и думал, что добежать до квартиры, до туалета и выпустить дух, а вместе с ним и может из тюбика еще кое-что выдавить, тогда уж совсем легко станет. Однако Ирина его опередила.
   Женя тихонько прошел по коридору, открыл дверь в маминой спальне. Темно, прохладно. Затворив за собой дверь, он, осторожно ступая по едва видимой дорожке лунного света, добрался до окна, расстегнул суровую молнию Мошковского Швейного Комбината и спустил с себя мокрые от частых падений в снег, брюки, затем трусы, нагнулся, широко раздвинул обеими руками ягодицы и, с наслаждением путника в пустыне, не пившего неделю воды и, добравшегося, наконец, до оазиса, громко и мощно выпустил из себя все, что накопилось в томящейся затворничеством душе. Комнату моментально наполнила густая, ядреная, мужицкая такая блин, вонь.
   Женя, с облегчением вздохнув, натянул брюки, схватил с журнального столика журнал, как оказалось потом, "Крестьянка", и, открыв пошире форточку, стал махать журналом, дабы разогнать накопившуюся в воздухе муть.
   В этот момент в комнату вошла Ирина, включила свет и весело спросила:
   - А!!! Так значит, вы уже познакомились, или еще нет. Это мой хороший друг Женя из Архитектурного Института, это моя сестра Александра, а это ее друг Петр. Ну, с Петром то ты, Женя, знаком, по-вашему Инстику.
   На кровати в маминой спальне сидели нагие, как Адам и Ева в ночь проклятья, сестра Саша и ее друг Петя. Они смотрели, не мигая на Женю, а глаза у них у обоих, я вам скажу, были ну прямо как у Надежды Константиновны Крупской, жены, как вы понимаете, самого Крупского.
 
   Об этом рассказал мне свидетель этого случая друг Петя - Петр Малков.
 
   ЛЕНИНО
 
   Надежда Городская скончалась от рака прямой кишки в августе 1997 года. Это я узнал от дяди Степана, который черканул мне пару строчек в Гонконг.
   Занимательное, кстати, письмо. Где-то в моём сундуке-коллекции лежит. Степан вполне мог бы забросить свою грязную работу хозяйственника и стать писателем.
   Я до последнего мучил себя мыслью о том, что опухоль развилась по нашей со Страшным вине. Однако в письме он меня утешил, сказав, что шишка в попе возникла от частого употребления газетной бумаги, вместо туалетной. А "свинец новостей" крайне вредно влияет на оголенные ткани и способствует развитию неизлечимых заболеваний.
 
   Такие дела.
 
   ВАНУА-ЛЭВУ
 
   Я сейчас покажу письмо из коллекции его реликвий пустопорожних, которое мы получили, живя в Гонконге от этого дурика картонного, дяденьки Степана, хозяйственника-кладовщика из Ленино.
   Адрес наш на улице Кюн-Фа-Ни Степан заполучил от Мишкиной матери. Так уж соскучился по душевному разговору. Миха то мой на задушевные разговоры был горазд, все его слова, как электроникой проверены, знал в какую точку уставших мозгов бить. За то его и бабы в те студенческие годы и любили. Дуры.
   Ну да ладно.
   Я ведь одна из них была.
   Вот письмецо со всеми ошибками и стилем, как доказательство, что всё так оно и было в этом Ленино.
   Хотя ничего такого уж супер в художественно-писательском стиле у Степана и нет.
 
   МГ.
 
   Село Ленино
   17 марта 1997 года
 
   Дорогой Миша!
 
   Спасибочки тебе за письмо. Я с удовольствием читаю твои послания, только вот приходят они совсем реденько последне время. Умолительная просьба, не шли мне послания открытками красивыми с зарубежными марками, сдаётся мне, что подворовывают у нас их в почтампе, мать их.
   Последнее твоё получил из Стокгольму, туда и письмецо своё застлал, а потом оказывается ты уже в Китайской Народной Республике. Это я от Нины услыхал. Она мне адресок-то и подкинула, когда я в Свердловске прошлой месяц находился.
   Значиться, никакие серые кошки между нами не пробегали? Ну и хорошо! А то я человек очень мнительный и мне порой, кажется, всякое такое, чего, может быть, в действительности и нету.
   Побеседовать бы с тобою с глазу на глаз, да пузырёк моей смородиновой осушить. Нет ведь, как нехристи через письменные буквы. Ну да на и том спасибо.
   Ну, немного о нашем житье-бытье.
   Вчера Корякинская корова подняла на рога тётку Настю. Помнишь еще, небось, такую. Проколола насквозь бок и сломала ногу. Опрямь на моих глазах. Я прыг в мой Жигуль - и повёз потерпевшую в районную больницу. Наша то ведь давно закрылась, почитай год, как ты в неметчину уехал.
   В Районной работает Юрка Цепалов, помнишь такого, спиртом нас разбавлял в тугое время. Хороший стал хирург. Он ведь по распределению после Медицинского попал в Ивдель. А там Зона на Зоне. После отсидки многие поближе к стенам родным остаются, да порезывают друг дружку частенько перьями. Так вот, у него практика то хороша приключилась по этому делу. Говорит, по две-три операции ежедневно проводил. За столом иногда даже засыпал. Ну, он Наську нашу то быстро подымет. Рога то коровьи, это не перья зэковские.
   А вот в соседней палате знашь кого видал? Надьку Городскую! Она то вот уже точно не жилец, Господи прости. Юрка говорит, что у ней рак в жопе приключился, какой-то там прямой кишки. Я уж грешным делом подумал, что от вашего с Антоном бесовского лома это приключилось злодейство. Нет, говорит, просто много у ней нашли свинца на оголенных местах, говорит - это все от газетной бумаги. Часто, вроде как, ей пользовалась в необходимых целях.
   Последние денёчки доживат, на каком то там наркотике. Но ничо, весёлая такая с него, правда худюшша стала - страсть Божья.
   Только вот холодно у них там, в больничке то. Работают не разоболокаясь. Бяда!
   А ведь начало марта в Ленино было настолько солнечным, теплым, что получилось диво-дивное - прилетели скворцы и грачи. По всем справочникам самый ранний прилет скворцов в наших краях обозначается 5 марта, а в этом году они появились 2 марта. Снег быстро-быстро уплывал, появились проталины, а потом опять февраль вернулся с метелью и морозюкой.
   Но отопление в больнице уже успели отключить.
   Никитка Скарлатов, ну помнишь нашего участкового, как только о болезни неизлечимой своей Надьки узнал, как умом тронулся. Не могу, говорит, в вашем дерьме, захолустье сидеть, и люди здесь хорошие заживо гниют, и я еще, как мент позорный всех на путя истинные всопровождаю. А путя истинные, похоже, все смертью заканчиваются. Попрощался он с Надькой, живой еще, и махнул, куда думаешь, в Чечню-матушку-её-в-качель. А ведь там климат такой, что без ружья во двор лучше не выходить.
   Уж как его районное начальство то ни пыталось удержать. И звание ему бросили младшого лейтенанта и Уазик новый 369-й. Нет, уехал родной свои нервы "зачистками" успокаивать.
   Потом, а дело то было почти год назад, слышу от прядсядателя нашего, алкаша Стяпана Африкановича - Никитка то в Ленинграде теперь, то есть в Петербурге, в ОМОНе чуть ли не большой начальник. Я адрес узнал, письма ему писать. Знаешь ведь, как люблю я это дело, бумагу марать. Он мне ответил, у меня аж мошонка от радостев затряслась.
   У него ведь в Питере свои связи в ментовке были с тех времен, когда он там, тогда еще в милицейском то батальоне служил, какого-то ублюдка рокера с женским именем Алиса по морде почистил, а тот его и засудил за енто. Потом его в наш район то и зафурычили участковым, как в Шушенскую ссылку.
   В Чечне же он отличился, какого-то ихнего бригадира, кажись тракториста какого-то, вывел на чистую воду. А тот вовсе и не тракторист был, а какой-то смертоубивца с большим стажем.
   Никитке сразу там опосля этого и звание подкинули, (сам знашь с денежным повышением), и орден на грудь его широкую. Правда и пулю он в животень получил во время операции по пресечению этого бандюгана, потерял, говорит метр кишок. Ну, кишок то у нас у всех под километр, как хирург Юрка мне разъяснил. Так что метром больше, метром меньше, одна хрень, прости меня за ругань мою старческую.
   Вот и в Питер его взяли с руками, ногами и кишками, прости Мишенька за коломбур. В то же прежнее отделение, откуда в своё время выперли, только теперь в Отряд Милиции Особого Назначения. О как!
   Никита рассказал, как ему повышение дали. Смяшно! Говорит, - "Молодежь какая-то малохольная с флагами красными, серпастыми, молоткастыми выползла на Гапоновскую площадь. А мы, значитца, в оцеплении стояли. Один прямо перед моим носом махает флагом то энтим, как веретеном. Чуть мне в глаз не заехал. Я ему говорю, ну-ка кончай махать и дергай-ка отсюда парень, пока я тебе этот черенок в жопу не воткнул. Не царское это время флагами махать". Паренёк то сразу в толпе и растворился. И со многими своими сотоварищами тоже. Короче сказывая, митинг весь тот от всей этой фразы растворился в небытие.
   Тут его начальство неподалёку стояло в его собственном лице. Услышали они эту беседу, а утром на разборе дел и говорят, - "Вот, берите пример со Скарлатова, - "...я тебе черенок в жопу воткну...", - если б побольше таких специалистов, так нам Кодекс не нужен будет...!"
   Одним словом, Михрюта, Никитке после этого случая старлея присвоили с опережением графика.
   Чего еще из новостёв то?
   Тебе, поди, летнее письмецо моё в Стокгольм то не пришло. Тебя там не было, а марки то почтовые, промежду прочим, денег стоят. Да ладно, шучу. Так вот летом прошлым у нас тут принеприятная история приключилась с Николаем Заболотиным. Ну, помнишь, Надькиного-то соседа, алконоса. Он ведь, вроде, прошлой весной за ум взялся, пить стал через раз. Ну, или скажем, реже, но больше. Устроился на молочный комбинат шоферить на молоковозке. В Красноуфимск молоко, да сливки возить. Завелась у него даже баба, какая-никакая. Вроде расписались даже. Здоровенная, ядреная тётка, со квартирой своей в Красноуфимске, Оксаной кличут. Из городу она сама, ага. Так что он ночь дома, ночь у неё перекантовывается. Ну, все вокруг у нас радоваются - мужика за ум взяла.
   Потом как-то пропала она вовсе, с неделю что ли. Николка то и сам запереживал, куда она подевалась?
   А еще через день в селе у нас эпидемь приключилась. Люди табунами стали падать с сильнейшими болями в животах. Бабка Мирониха с дедом своим Лёнькой так вообще окочурились, царство им небесное.
   Комиссия врачебная приехала из району на другой день, пили всю ночь у санэпидемврача Терентьева Володьки, а под утро собрали собрание и у всех так прямо и спросили - кто чо ел в последне время одинаковое. Ну, все тут вспомнили, что молоко пили Заболотинское, Николкино. Он ведь налево по бидону другому сливал молоко всем нашим. Я то слав Богу молоко не переношу - алерхея.
   Пошли всем селом, всем табуном как на Первомай к Николке. Он говорит, да не знаю я ни чо. Полезли в цистерну смотреть, чо за молоко там такое, а там, мамочки святы, баба его плавает, вздутая. Мирониха то с Лёнькой как раз в этот момент и попрощавкались с этим миром.
   Ну, Николай потом всё и расскажи, что пять дней назад они с Оксаной поссорились, на ночь глядя, и выгнал он ея из дому. Она и пропала из поля зренья. После этого ни в городе нет, ни у знакомых-друзей-собутыльников. А купаться то в молоке она давно уже полюбила. Кожа белая да шелковистая становиться. Это она в журнале "Крестьянка" вычитала. А Николке то чо, он цистерну наливает, а никогда ведь внутрь то не смотрит, и не чистит то уж тем боле.
   Ну, одним словом, до суда дело не дотащили, расценили как несчастный случай. Вот такие дела, как ты любишь говорить.
   Кольку с молокозавода, конечно, поперли. Да ему то что. Квартиру своей бывшей жены продал за большие деньги, люди сказавали, за три аж тыщщи долларов! Ну, у него башню то совсем после смерти супруги снесло, говорит, - "Ни копейки не потрачу на бездушные вещи. Хочу, чтобы память об Оксане добрыми воспоминаниями осталась". И что ты думаешь сделал Николка то - купил на все квартирные деньги тур по Европе. Щас это просто делается. Я ему еще твой Стокгольмский телефон хотел дать, потом передумал. Молодец я, да?
   Ну, поехал он туда на самолете, а вернулся поездом в цинковом гробе. Нет, ты представь, утонул тоже!
   Они были на каком-то там фестивале виноделов в Испании, город называется, кажись, Рекен. Так вот там фонтан в этом городе раз в год на сутки включают - из вина. Ну, вот в этом фонтане он и утопился, алкашь, прости Господи упокойную душу. Залез туда утром и не смог вылезти вечером.
   Самочувствие у меня какое-то невеселое. Ничего не веселит, на душе кошки скребут. Все мне кажется никчемным. А тут еще эта книга, которую ты по случайности оставил, про индейца этого, Дона Хуана. Ах, Бог ты мой, какая ж это печальная книга! Почитал я ее и совсем затосковал, потому что все мы покорны общему закону бытия.
   На сем буду заканчивать, а то письмо совсем толстенное выйдет, денег на марки не насобирать, в другую сторону света ведь полетит.
   Еще раз говорю, не пиши мне на открытках и не клей красивых марок. Воруют!
   Передавай лучше с оказией.
 
   Твой дядя Степан Золотов.
 
   P.S. Ты свою младшенькую Степаниду-то в честь меня назвал, или в честь Большеустьикинской бабки Степаниды?
 
   АРТЕК, Крым
 
   Фидель Кастро Рус, герой Кубинской Революции, занесен в книгу Рекордов Гиннеса за самую долгую политическую речь на Пятом съезде Кубинской Коммунистической Рабочей и Крестьянской Партии. Его выступление длилось не много не мало, а шесть часов и сорок три минуты.
   Ничего сложного в этом, конечно, нет, просто надо попробовать произнести, например фразу:
   - Будьте вы прокляты - Соединенные Штаты Америки!
   Всего лишь пять тысяч двести восемьдесят восемь раз.
   Фидель Кастро Рус, герой Кубинской Революции приехал с очередным дружественным визитом в страну Советов за очередной финансовой помощью и с грузом безвкусного сахара из тростника. Ему предстояли встречи с передовыми рабочими и колхозниками, научной и ненаучной интеллигенцией, а так же с веселыми и счастливыми детьми-мажорами в жемчужине Крыма - пионерском лагере Артек.
   В пионерском лагере Артек были только дети правильных родителей. В пионерском лагере Артек вставали в семь часов утра, делали зарядку, ели вкусные дыни и арбузы на завтрак, чтобы прочистить кишечник, потом спешили к морю на утренний заплыв, потом помогали колхозникам в сборе урожая винограда и шиповника, в то время пока колхозники пили вино из этого винограда. Потом пели песни и орали, как ошалелые, речёвки типа:
 
   кто шагает дружно в ряд
   пионерский наш отряд
   мы хотим учиться, не хотим жениться
   будь готов
   всегда готов
   как Гагарин и Титов.
 
   Еще мы играли в пионербол, жгли костры, пекли картофанчик, подглядывали за девочкиными туалетами, махались с местными за право подглядывать за этими туалетами, бросали дрожжи в туалеты пионервожатых на виноградных плантациях Крымского полуострова. Всё было весело и классно.
   Волосёшки на моей умной головке быстро выгорели под ласковым Крымским солнцем, рожица подрумянилась на сборе лечебного шиповника, очистилась от первых "откуданивозьмисьвзявшихся, противных" прыщей под воздействием арбузотерапии.
   Мальчик я был хор-о-о-о-о-ошенький. "Ножки ху-у-у-у-денькие, а жить то хо-о-о-о-чется, а жить то не-е-е-е с кем", - как сказал бы Пашка Матюхин.
   На пионерской линейке, посвященной прибытию высокого гостя, я звонко и картаво прочитал стихотворение почти своего собственного сочинения, которое заканчивалось словами - "Но Пасаран!!!", чем до слез умилил Кубинскую делегацию и Фиделя Кастро лично.
   Вот это стихотворение:
 
   Стоим с колхозным трактористом в поле
   Уже посеян хлеб в округе всей
   Стоим, молчим
   А в нас жестокой болью
   Саднят события тревожных наших дней
 
   Его спрошу я у коровьего загона
   Что скажешь о вояках Пентагона
   Стращающих нас бомбою нейтронной
   Несущих миру новую войну
 
   И он ответит тихо:
   - Душегубы!
   Для одного свою набить мошну бы
   Седлают в Пентагоне Сатану!
 
   И доверительно смотря из глаза в глаз
   Он тихо деловой повел рассказ
 
   Я версией такой располагаю
   Что до сих пор иные господа
   Как пауки плетут народам сети
   Злословят, лгут и угрожают плетью
   Жестокой, людям мирного труда
 
   Охочи жадно до чужого берега
   Торговцы смертью банковской Америки
   Для них любые козни хороши
   Они готовят бомбу для разбоя
   Чтоб землю умертвить и нас с тобою
   Дабы извлечь из крови барыши
 
   Он помолчал на миг
   Потупя очи
   Свернул цигарку, молча закурил
   Гектар земли засеять бы до ночи
   Ну, я пойду
   Прощайте, Михаил!
 
   НО ПАСАРАН!
   НО ПАСАРАН!
 
   Вечером я был отобран среди многочисленного числа претендентов, как один из лучших пионеров Лагеря Прибрежный в пионеркомплексе Артек на ночной костер с задушевными беседами лично с Фиделем Кастровичем.
 
   Когда луна восходит над Аю-Дагом, то и вправду кажется, что огромный дикий медведь припал к Черному морю, чтобы осушить его до дна, и без всяких препятствий перебежать к детям Пророка в такую далекую и близкую Турцию за очередной партией кожаных курток, лампасных штанов и исландских шарфов. Аю-Даг в переводе с местного крымско-татарского так и означает - "медведь, пьющий море и убегающий в Турцию за кожаными куртками".
 
   Медведь, кстати, по виду сбоку очень похож на черного мишку-косолапку, которого я завалил своим сильным пинком под его круглый, как у моей жены и у Андрея Макаревича, зад на поляне "у погибшего медведя" недалеко от Хурмулей, СССР, Земля, Солнечная система.
 
   Когда луна восходит над Аю-Дагом, небо становится ближе, а земля мрачнее. Даже цикады на время перестают петь свою нудную песню любви.
   И вот тогда становится так страшно одинокому тибетскому путнику в Крымско-татарских горах. Так же страшно, как в Тибетских - крымско-татарскому.
   Но никогда путнику, даже совсем юному подростку-школьнику, не будет страшно, если сидит он перед костром, укрывшись одним на двоих теплым клетчатым, мексиканским одеялом и чествует рядом теплое мужественное плечо революционера-коммуниста Фиделя Кастро.
   Вот так и я сидел, прижавшись к большому туловищу, и слушал замысловатые истории о злодеях- американцах, посягнувших на свободу и независимость далекой теплой Кубы. О том, как много крови и слез было пролито на многострадальную землю, о том, как поклялся Фидель перед всем народом, что не сбреет он свою бороду, до тех пор, пока живет на белом свете хоть один буржуй-капиталист.
   Фидель говорил долго, наверно решил побить свой рекорд Гиннеса, однако его переводчик, совсем молодой вьюноша, с очень странными, нежными манерами девушки и выпуклыми карасиными глазами, как у Надежды Константиновны Крупской, явно устал, и головка его красивая все чаще и чаще падала на впалую волосатую грудь.
   Перевод становился все более и более фривольный, с пропусками целых важных абзацев из истории Компартии Кубы и революционного движения.
   Видя это, Маргарита Михайловна, наша пионерская вожатая, зад которой мы только сегодня утром наблюдали в щелочку туалета для взрослых, похлопала громко в свои пухленькие, вечно влажные ладошки и закричала тоненьким голосочком, способным разбудить медведя, пьющего море:
   - Дети! А теперь споем нашему дорогому гостю, любимому и многоуважаемому Фиделю Кастро нашу любимую песенку об Абсолюте!
   И мы затянули:
 
   На горбатом Аю-Даге
   в вышине
   В абсолютно абсолютной
   тишине
   В старом дереве нашел себе приют
   Бородатый и усатый
   Абсолют!
 
   При слове Абсолют Фидель Кастро заметно оживился, и даже попытался нам подпевать:
 
   Абсолют!
   Абсолют!
 
   Заметно оживился и переводчик, достал небольшую серебряную фляжечку и быстро передал ее Фиделю. Фидель сделал сладкий глоток, и я, сидя, прижавшись к нему, почувствовал, как обмякло его могучее туловище, увидел, как увлажнились его сильные, добрые глаза. Его сильная рука обняла меня и крепче прижала к себе.
 
   Абсолют!
   Абсолют!
 
   Потом мы все, пионеры, сидели и пели задумчивую песню о нашей Родине:
 
   Родина, тебе я песню пою
   Родина, любовь и силу свою
 
   А Фидель Кастро сидел, и по его могучим щекам текли могучие слезы.
   Я сидел и думал: - "Вот какой великий человек сидит возле меня, человек, победивший противных американцев, прошедший огонь и воду, он плачет от счастья за наше счастливое детство, которое в скором будущем некоторые подонки обзовут детством потерянного поколения, суки такие".
   Я прижался к нему сильнее прежнего, обхватил его своими худенькими ручонками и заплакал тихонько, чтобы другие пионеры не заметили это ненароком и не рассказали о моей духовной неустойчивости пионерским вожакам на утренней пионерской линейке лагеря Прибрежный, что в Артеке, Крым, Земля, Солнечная система.
   Вдруг я почувствовал под мексиканским клетчатым одеялом, как его рука, рука революционера Фиделя Кастро с этими сильными и в то же время нежными пальцами легко скользнула мне в шорты. И стала нежно поглаживать поверх трусиков мой, вдруг ни с того ни с сего странно напрягшийся, отросточек, которым я парой минут до этого пользовался в ближайших кустах в совершенно примитивных целях.
   Это было так неожиданно, и так странно, как будто я находился и не здесь вовсе, в компании пионеров, а где-то в большом стеклянном сосуде портвейна Љ 777. Все вокруг меня сделалось слившимся в один зелёный, дурацкий, нефокусированый рисунок - костёр, разгоряченные, красные, некрасивые лица детей-пионеров, сладкие, добрые слезы вождя на красном нефокусированом лице.
   Совсем похоже на то, когда пейота объешься с Мускалитом.
   Я замер в ожидании чего-то большого в моей жизни, все моё подростковое тельце трепетало, но я еще крепче прижимался к революционеру.
   Мы сломали хребет фашистскому зверю, сломаем и вашему!
   А нежные пальчики его тем временем уже уверенно орудовали у меня в трусиках и трогательно теребили головку, прикрытую нежной кожицей, которой я давно бы лишился, живи я где-нибудь на берегах Мертвого моря.
   Я ничего не ощущал и не видел вокруг. Только мои губы упрямо повторяли:
 
   Родина, тебе я славу пою...
 
   В тот момент, когда песня достигла своего законного конца, законного конца достигло и мое блаженное состояние изнасилованного теплотой и любовью тельца. Я выгнул спинку, скрючил ножки и невольный крик вырвался вместе с последними словами: