Страница:
Водила за рулём Мерседеса припух от такой наглости и прибавил хода. На спидометре у Жаклин стрелка замерла на максимуме 140. Больше двигатель тянуть не мог. Борьба моторов закончилась. Мерседес стал уходить в левый ряд, но как-то сутуло, не по военному. На последнем издыхании папелац попытался еще дернуться за большим братом, и тут случилось непоправимое. Видимо водитель Мерса сбросил немного скорость на въезде в тоннель и Жаклин, не успев затормозить, зацепила его задний бампер. При обычных скоростях ничего бы и не произошло, но вот когда идёшь под двести на городских улицах, случиться может всякое. Папелац сразу же от толчка свингануло, но Жаклин (молодец всё-таки, парижская драйверша) справилась с управлением и после двух разворотов встала как вкопанная на правой крайней полосе. Мерседес же как-то неуклюже от удара дернулся вправо, влево, такое ощущение, что двигался то на двух правых, а потом двух левых колёсах, туркнулся в центральную опору тоннеля, и тут уж его стало швырять от стены к опорам, что твой каучуковый мячик. С каждым новым ударом, на глазах у оцепеневших Жаклин и Сержа мячик из красиво сложенной, обтекаемой, округлой формы превращался в консервную банку. Жалкую, мятую, битую, с остатками дальневосточной кильки в ней.
Через несколько секунд всё закончилось, только непомерно большая груда железа продолжала изрыгать из-под себя вой не хотевшего преждевременной смерти двигателя внутреннего сгорания.
Жаклин первой вышла из оцепенения и нажала на газ. Папелац Рено, проехав трагические пару сотен метров, остановился у черного разбитого корыта. Невольные участники трагедии, а проще говоря, прямые виновники совершившегося, выползли из автомобиля с изрядно помятым передним бампером и медленно подошли к черному, умирающему, нервно постанывающему быку. Первое, что бросилось в глаза, это часть авто со стороны водительского сидения - большой кусок мяса с костью, округлой формы, прижатый помятым рулём к осколкам остатков лобового стекла. Из разбитой кровавой массы на тонких ниточках, как у сломанной куклы-марионетки, свисали два теннисных шарика. В момент, когда парижская школьница осознала, что это просто-напросто глазные яблоки водителя на тонких жилах и нервах, её желудок изрыгнул накопившееся и взбаламученное автогонкой "Бужеле" прямо на красивую светло сиреневую несовершеннолетнюю кофточку.
Через несколько минут Жаклин нашла себя уже сидевшей у стены тоннеля, а Серёга сграбастывал стройную фигуру её в свою сильную русскую охапку и тащил к голубой машине. Бросил вялое тело на заднее сиденье. Бухнулся за баранку. Дал газу.
С обоих концов тоннеля несся рёв полицейских, пожарных и скоропомощных сирен.
Макс выжал себе в бокал остатки второй бутылки Шираза, (мы сидели с ним в маленьком тихом кафе "Ля Рошь" напротив Дома Инвалидов), и тихо сказал:
- Но ухлопали их обоих, Мария, да еще и мать Жаклинкину Рошель, совсем не за то, что они торцанули "мерина". Тот водила-то совсем в дудочку бухой был. Странно, как он вообще за рулём мог сидеть. Так или иначе, въехал бы куда-нибудь. Дали бы лучше охраннику машиной рулить.
Помолчал. Я заказала третью бутылку. Глотнула немного сама из бокала, где только что плескалась минералка "Перьер" .
- Я видел эти фотографии, которые он сделал в то время, пока Жаклин целых две минуты в коме валялась у стены. И выскочившие глаза водителя, и охранник к куче собственного кала, и кое-что еще. Серж никому их не показывал достаточно долгое время. Только почти четыре месяца спустя, приехав в Париж, (Мишель твой тоже приехал тогда из Амстердама с ним встретиться) решил поделиться с нами наболевшим. Вот мы и стали первые и единственные, кто их и видел, эти фотки несчастные. Ну, это всё ничего. Папелац мой помятый так ведь никто никогда и не нашел, хотя и искали, судя по ежедневной прессе очень долго. Такого говна, как моя тачка по Парижу тысячами мотается, и побитые из них - каждая первая. Через месяц я на свалке скрутил новый бампер, даже цвет подошел, и всё шито-крыто стало. Потом я кумекать стал, что же они так к моему корыту прицепились, ведь никто же не видел момента столкновения. Всё что досталось полицаям - только выезжающая из-под моста подержанная машина боевой голубой раскраски, предположительно Рено, и еще свежие следы голубой краски на заднем бампере Мерседеса.
А потом, Мария, через пару месяцев, Жаклинка приносит какой-то английский журнал, (у меня с головой плохо сейчас, не помню какой, да и по-английски я плохо гуторю) со статьёй непонятно какого то урода (не помню по той же причине). Он сам из бывшей британской разведки, и оказывается, что после катастрофы у Ди не досчитались её сумочки, с которой та не расставалась никогда в жизни и не доверяла никому в жизни. А в сумочке этой, Мария, находились какие-то интересные, и весьма!, бумазеи о её и не только личной жизни, которые нам, смертным, читать бы совершенно не надобно. Я ведь не просто так это разглагольствую, просто знаю, что вдруг через месяц после принцессиной гибели, царство ей небесное, вдруг в "Дейли Телеграф" прошла информация о том, что Ди была беременна на втором месяце. И прямым доказательством этого послужила справка от какого-то врача, у которого Диана исповедовалась. В этом же журнале опубликовали фотографии разбитого Мерса с очень короткой дистанции. Таких фоток не было ни в одном из предыдущих описаний смерти. Такую информацию мог в "Телеграф" продать только Серж. Вот урод то! Совсем не нужно быть полным ступидито, чтобы понять, что после этой публикации его, идиота, стали чётко вычислять. Поэтому то он и приехал опять ко мне в Париж, вызвал твоего Мишеля из Амстердама и исповедовался нам во всём. Да! Но не во всём мне. Мишель с ним пил портвейн двое суток после нашей первой встречи, я же смог выдержать только одни сутки.
Ёбаные русские алкоголики, вас никогда не переубедить! Экскъюз муа!
На третьи сутки, после очищения тремя банками болгарского рассола из русского магазина на Сент Оноре, твой Мишель взял ТЖВ и укатил обратно в Амстердам. А из Амстердама он покатил ни куда-нибудь, а в Рашу. Это ведь транзитная точка его глубокомысленного полёта была. Если я не ошибаюсь.
Мариечка, прости, если я тебя так называю,
(да зови, как хочешь, дурак ты французский, плавленый)
но "есть у меня отшен болшой подозрений бар",
(Он по-английски то говорит, как конь в лужу насрал, а уж Мишкины прибамбасы то вообще звучат в его алкашном рту как, типа того что - "ёс у меньа отчен больчо пидор зрения бар")
как любил выражаться твой суженый (бывший), но сумочку эту от принцессы Дианы покойный Серж передал твоему покойному мужу в момент братания рассолом. А поскольку моя французская действительность не может бороться с рассольными братаниями, то я подозреваю, что Мишель твой забрал эту сумку Диановскую в Россию, совместно с негативами и фотографиями её же самой мёртвой в этом роскошном тоннеле. Там очень много в этой сумке было. Достаточно, чтобы заколбасить всех на право и налево. Особенно налево, если знаешь, что ничего тебе от этого колбасилова не грозит. И мне кажется, - Макс донельзя понизил свой пьяный французский голос, - в этой сумке находились дневники и воспоминания Дианы, с которыми она не расставалась ни на минуту.
- Черт с этой сумочкой, может и не правда всё это, а только домыслы твои. Ты мне скажи, что же еще "кое-что" было на пленке кроме этих кусков железа и ужастиков с водительскими глазами и говном подмоченного охранника? - я стала терять терпение.
- Стюпиде ты Мария. Стюпиде и есть. В сумочке этой всё дело. Может даже, а я более чем уверен, падение этого самолёта над Сиднеем с предполагаемым Мишелем на борту, тоже с сумочкой связана. Кто мы для них - песчинки. А на фотографиях, которые мы никогда больше не увидим, и никто больше не увидит, (если ты только не пороешься по сусекам где-нибудь на чердаке в его башкирской деревне, как её, Большеустьикинск, и найдешь их там), были еще конечно же мёртвый Доди Файет и практически мертвая Диана Спенсер. И лежали эти голубки на широких кожаных креслах, вдавленные в них грудами металлических изделий.
Лежали совершенно голые. Оба. И тела их,
Мария, нежно кровоточили друг на друга, совсем
как тела Ромео и Джульетты, которые так же
"гикнулись", как говорят у вас в России, в один
день.
А Серёга Пузанов, земля ему пухом, стал первым и единственным русским фотографом-папараци, сделавшим снимок полностью обнаженной принцессы. Так же как, наверняка, и полностью обнаженного Доди Файета.
А сейчас я пошёл своей дорогой в мой родной Холодильник, а ты береги себя, или хотя бы его детей.
Мне то уже всё равно, я не жилец, у меня тромб в мозгу.
Пока.
Такие дела.
И тут я припомнила, что в одном из пьяных бредней, Мишель мой, отросток болезный, пестицидами кормленый, лепетал мне, что если я хочу свою жизнь в безбедности закончить, (а ещё лучше, чтобы не ты, а Егор со Стешей) то типа того что, проверь чердак под крышей моего деда в Большеусьикинске, где сейчас Вовка Терентьев живёт, брат мой двоюродный. Тебе и детям нашим этих воспоминаний на всю жизнь хватит.
Я тогда это за полный бред приняла, а вот теперь мне это очень даже интересно, кажется. Жалко только что снесли этот старый дом уже братовья его и построили новые хоромы на этом месте.
Одна мысль меня сейчас гложет, по старой русской привычке, а им придерживаются братовья, дом положено полностью очистить перед сломом. Так что может мне и стоит с брательником Вовкой встретиться уан дэй в этом затрапезном Устьикинске. А может его самого на острова мои вызвать?
А Вовка?
МГ.
ИВДЕЛЬ
Николай Кондыба был "опущен" в первую же неделю отбывания срока в Ивделевской колонии строгого режима ИТК-16, и полеживал без передних зубов на нарах неподалёку от параши. Зубки ему повыбивали проклятые уголовники долгих лет отсидки, явно соскучившиеся по тёплым губам своих долгожданных любимых.
Еще ближе к параше возлежал другой "петушок", тоже Николай. Николай Коперников по прозвищу - "Толстозадый Колюн", совершивший в своё время нападение на Боевое знамя конвойной Части 6705 в городе Комсомольске-на-Амуре и заставивший посмертного героя Афганской войны еврея-майора Аркашу Бучнева есть свои фекалии.
ИЕРУСАЛИМ
Еврей Антон Горонков-Страшный тихо, как все порядочные ортодоксы, уехал в Израиль в 1992 году, выучив перед этим иврит на специальных курсах при Уральском Государственном Университете, и забавлял нас на попойках мудреными иудейскими высказываниями "иуд-хей-вав-хёй". Он долго там мыкался в поисках кого-то и чего-то, голодал и даже бросил пить временно, пока однажды не набрел на золотую жилу.
Как беженец из бывшего Союза он имел право учиться в каком либо Государственном Израильском учебном заведении практически бесплатно. Учебу оплачивала община, выделяя даже какую то стипендию, которой едва-едва хватало на пару тройку вечеров, проведенных с бутылкой.
Университет, где он учился, обладал самой роскошной библиотекой религиозной литературы в городе. Литературы было так много, так ее никто не читал, кроме горстки истинных последователей кошера, что библиотекари выдавали книги без записи, так как студенты их брали только на одну ночь перед экзаменом, и возвращали через неделю, как и полагается, слегка облив их кровью Христа.
Антон, как и все, взял пару книг "Зогар" и "Гемару", выбирая переплеты побогаче и картинки поинтереснее, и отправился на пляж, готовится к экзаменам.
Выйдя из ласкового Средиземного моря, он обнаружил группу отдыхающих американских идиотов из Алабамы, с интересом рассматривающих картинки в его мудрёных книгах. Идиоты, по Алабамски не смутившись, спросили его:
- Хау мачь?
Он, по Уральски мудро, не смутившись, ответил:
- Вери мачь!
- Гуд, гуд, ес, ес!
- Ес, ес обхс!
Начиная с этого дня, дела пошли в гору. Библиотекари нарадоваться не могли на такого страшного, но обаятельного, прилежного студента, берущего по пять, десять книг ежедневно, и активно грызущего гранит слова Божьего даже во время летних каникул.
Антон, тем временем, расширил поле своего бизнеса, отвозя каждую неделю коллекцию книг Иове Лозману, ранее известному в городе-герое Киеве под именем Иван Ничипоренко. Иова владел своим собственным киоском в соседнем городе и успешно торговал пакетиками со святой землей, слезами Христа и прочей скучной туристической повседневностью. Он охотно принял книги от Антона на комиссию, и уже в первую неделю шекели активно зазвенели в ранее пустом кармане Екатеринбургского бизнесмена.
Как ни странно, но книги большей своей частью покупались старыми солидными евреями, а не туристами из славной Алабамы. Иова через это поимел славу добропорядочного еврея, и к нему частенько, под закрытие, приходили старые пейсатые сограждане перекинуться последними новостями и выпить кошерной водочки под кошерный же малосольный огурчик.
Все бы это продолжалось довольно долго, если бы однажды один особо религиозно прилежный господин не обнаружил свои собственноручно сделанные пометки на полях только что купленной им Торы, в своё время активно штудируемой в вышеупомянутой библиотеке, во всех её 613 законах, соответствующим 613 частям души: 248 верхней её сферы и 365 нижней.
О бой, о бой! Ох, вэй, раздался плач и скрежет зубовный.
А ведь это дело совсем не приносящее чести благопристойному ортодоксальному комьюнити.
До полиции дело общим закрытым собранием и голосованием решили не доводить, зачем портить жизнь своим соседям и выносить сор из кибуц.
НАБЛЮДЕНИЕ
Я когда ведро помойное с сором в России из дома выносил, так бабки соседки на скамейке внизу постоянно смеялись надо мной:
- Все нормальные мужики в дом всё несут, а этот из дома!
Антон был выдворен из Университета тихо, без лишнего шума, дескать, взял академотпуск. Иове Лозману приостановили лицензию на продажу тураксессуаров, и он опять стал на время Иваном Ничипоренко. Сейчас работает подавальщиком в винной лавке у Аарона Московича, читай Никиты Пуло, в Иерусалиме и нисколько не жалеет об этом. Прислал мне вчера очередную открытку с рождественскими напутствиями не связываться никогда с преступными элементами из гойской среды.
Антону же остался только один выход, или всю жизнь ходить под взглядами полными укора и презрения своих еврейских сограждан, или идти служить в армию. Или пан, или пропал. Антон выбрал пана, хотя тот и явно поляк, а точнее внутреннюю полицию в славном городе Тель-Авиве, да пребудет он во веки.
ВАНУА-ЛЭВУ
Это все точно. Антошку я хорошо знала по его безоглядным тусэ в Свердловске в его холостяцкой квартире. Чумовой парубок был. Перед его отъездом в Израиль его квартиру купили в складчину фанаты группы Чай-ф, что-то наподобие Фан-клуба у них там сейчас. А все потому, что все обои однокомнатной холупы были записаны всякими смешными и не очень надписями и подписями всевозможных рок-селебретиз города на Исети. Начиная простенькими благодарностями за разделенный на неделю очаг и даже четверостишьями типа (я запомнила и цитирую всегда и всем, чтобы показаться бабой с чувством юмора)
Бывает, проснешься как птица -
Крылатой пружиной на взводе
И хочется петь и трудиться!...
Но к завтраку это проходит...
Песня Чай-фов "Не гони нас дядя из подъезда" была написана Володькой Шахриным и Володькой же Бегуновым как раз в правом нижнем углу комнаты, немного наискосок, так как там постоянно лежал запасной матрац для особо уставших от концертов рокеров, или желающих его, ложе, разделить с уставшими дамами. А таких иногда находилось в избытке.
Я, кстати, одна из них, такая уставшая девочка была частенько. Да еще Танька Гайдаренко, Глебушки Самойлова будущая, а ныне бывшая супруга.
Ну да ладно, забудем об этом, хотя и не легко.
После того, как Горонков свинтил в Земли, тусэ переместилось поначалу на Луначарского в "Зазеркалье" (остановка трамвая "Шевченко"), а после разгона зазеркалья на квартиру к Базану.
А уж когда Базана убило сосулькой (прямо в темечко вошла), свалившейся с крыши киноконцертного здания "Космос" во время выступления там группы "Вопли Видоплясова", то это послужило одной из отправных точек распада так называемого Свердловского Рок Клуба. Все кто мог, поразъехались по Москвам и Питерам, а кто остался, тусуется или в "Ирландском Дворике" с "Дублиным", либо в "Избе" у Олежки Елового, царство ему небесное.
Ваня Ничепоренко, кстати, о девочках, погиб ведь тоже под обломками русскоязычной дискотеки "Версаль" в Иерусалиме в 2001 году, 4 июня. Он стоял перед входом в здание, на своей машине подрабатывая извозом, когда потолки, начиная с четвертого этажа, собрались в гармошку, унеся жизнь более 200 человек. Иван бросился по геройски спасать народ из-под завалов, но сам получил небольшой бетонной плитой по голове, прямо вот сюда. Ну и умер геройской смертью.
Герой.
Такие дела.
МГ.
КОМСОМОЛЬСК-НА-АМУРЕ
В Вооруженных Силах СССР, в конвойной части ВВ МВД СССР 6705, что базируется в непроходимых лесах под городом героем Комсомольском-на-Амуре, что на Дальнем Востоке СССР, планета Земля, Солнечная Система, я совершил боевой геройский подвиг, который сейчас и навечно занесен в Боевую книгу части, и за который меня наградили орденом первой степени Отличника Боевой службы МВД СССР. И двухнедельным отпуском в родной и далекий город Свердловск.
17 сентября 1985 года в 02.35 после полуночи по Комсомольскому времени я спас от нападения и неминуемой гибели Боевое знамя части Љ 6705.
Дело было так. Каждая даже засраная часть Вооруженных Сил СССР имеет свое Боевое знамя, которое круглосуточно охраняет от нападения специальная рота или взвод, именуемый себя взводом Спецназ по охране Знамени. Мне угораздило туда попасть после того, как командир части подполковник, будущий полковник, а потом генерал-майор Макаревич, застукал весь караул по охране Знамени пьяным в сисю от поднятого клея БФ и одеколона Цветочный. В час ночи, приехав с проверкой в часть, а вернее привезя свою любовницу прапорщицу Светку-завхоза на предмет оттрахать ее на складе готовых продуктов, он поскользнулся и упал в блевотину начальника караула старшего сержанта Красноголовика в проходе КПП, чем неприятно и позорно рассмешил веселушку и простушку Свету.
Караул целиком посадили на Губу на пять суток, а престижное место охраны на это время заменили сермяжными конвойниками и другой сволочью, типа меня.
Я бы и с самого начала тащил службу на Флажке, уж больно она спокойная и престижная. Ростом я удался, не то, что девяносто процентов Восточно-Азиатского состава роты, да вот только с ногами у меня не все в порядке. Немного они у меня ониксом. В этом мы, кстати, или не кстати, сравни с Лехой Могилевским, но нисколько об этом не переживаем. Дело в том, что когда стоишь на посту со Знаменем под яркими лучами прожекторов извне и строгим оценивающим взглядом командира части снаружи, то все физические недостатки, над которыми подсмеивались твои друзья и недруги еще в школе, становятся очевидны и безобразны. Все становится безобразно в лучах Боевой гордыни. Гордиться, правда, там особенно нечего, если не считать тридцать пять предотвращенных путем смертоубийства побегов бежавших из ИТК заключенных.
Так что я от службы на посту "Номер один" был отстранен в пользу оформления Ленинских комнат и смены Политбюро на стенах оных. Но в суровую пору, когда все людские ресурсы были пьяны и гоняли вшей на гауптвахте, старое мне припомнили, и я занял своё почетное место в боевом строю по охране святыни.
На пост Номер один, суточный, трехсменный, неподвижный, под охраной состоит Боевое Знамя Части 6705, в застекленном футляре, опечатанное печатью 704, сейф печатью 54, (пост сдал, пост принял, правое плечо вперёд, шагом марш) я заступил в полночь 17 сентября 1985 года, вооруженный автоматом АК-74 с двумя полными магазинами, с пристегнутым штык-ножом.
В 00.47 я, заклинив сигнализацию штыком, пошел по малой нужде в туалет, перекурил на балконе в кабинете Начальника Штаба, и, полюбовавшись звездами, в 01.24 вернулся на пост, сообщив в караул, что никаких происшествий не произошло. Кому это знамя на хрен нужно. Кроме меня.
В 01.46 я поставил запариваться кипяточек с помощью двух бритв, на предмет попить чайковского с куражем (конфет-мампет, картошка-мартошка жареный, курица-жмурица жареный, панимаищ?), стыренным у Начальника Штаба.
Но попить мне чайковского не удалось. В 02.15 я услышал подозрительный звук открываемой двери с первого этажа, и чьи-то осторожные шаги.
Это пришел Колька Коперник, он же Толстозадый.
Толстозадый пришел немного раньше и я мысленно поблагодарил его, так как приди сейчас проверка в лице дежурного по полку или начальника караула, у меня уже не оставалось бы времени, чтобы спрятать макет ручной гранаты Ф-1, выкраденной из учебного кабинета. Граната тяжело оттягивала мне карман парадки.
Кличку "Толстозадый", Колюн получил за неимоверно крупную и непропорциональную по отношению ко всему телу, задницу. Настоящее его имя было дьявольски красиво - Николай Коперников. Этим, (не именем, а попой), он чем-то был сродни бухгалтерше Наде Городской, лишившейся девственности путем проникновения в девичью плоть холодного лома в рабочем поселке Ленино, что Свердловской области. Но об этом позже.
Колюн попал в хозяйственную роту, так как не мог бегать марш-броски, не мог стоять в карауле на вышке, потому что постоянно до слез засмеивался заключенными, не мог находиться долго без сладкого.
Решил я купить Коперника за свою годовую зарплату в армии, составлявшую семь рублей пятьдесят копеек в месяц. Это позволяло Колюну как-то сводить концы с концами, и покупать несколько незапланированных килограммов конфет-подушечек в местном военном киоске. Еще купил его своим чертовским обаянием, не называя его Толстозадый. Я его звал просто - Коперник.
ЦИТАТА
(из последнего письма Коперникова девушкам, перехваченного секретной частью политотдела)
Здравствуй Валенька, это твой Коперник. Пишу тебе из наряда по кухне.
На этом заканчиваю, служба.
Письмо Коперника девушке Вале.
Я стоял на посту, суточном, трехсменном, неподвижном, готовил себе чай, находясь в приседе. С поста я мог сойти, только заклинив штык-ножом систему сигнализации, шаг вправо, шаг влево грозил мощной сиреной в караульном помещении, на сигнал которой в течение двадцати пяти секунд, в полном вооружении выдвигается караул, готовый без предупреждения открыть огонь в первого встречного-поперечного.
Толстозадый зашел в зону охраны Боевого Знамени части 6705, выпил со мной кружку чая, закусив пригоршней подушечек. Руки его заметно дрожали, но, в общем, он выглядел молодцом. Впереди его ждала своеобразная финансовая независимость в размере 7 рублей 50 копеек в месяц, которую он собирался утаивать от всевидящего ока сержантского состава хозяйственной роты.
Всю получку за него получал старшина Урумбек Маменгалиев, точнее просто не выдавал деньги Колюну, ссылаясь на тяжелое финансовое состояние хозяйственной роты. Посылки от любимой мамы, переполненные всякими сладостями, любезно выставлялись Колюном на стол сержантского состава, следуя неуставному уставу - получив посылку, солдат должен сразу же проявить самоотверженность и верность воинскому братству. Правда, сам он так же любезно отказывался присутствовать на чаепитии, коротая это время с зубной щеткой и бритвой.
Выскабливая туалет или центральный проход между шконками, он всегда помнил, что в армии нужно иметь с собой зубную щетку обязательно. Зубы ли надо почистить, отхожее ли место - она должны быть всегда в сапоге и наготове. Закон. Чистя "очко" зубной щеткой, помни, что новая "Браун-электра" с ворсинками в разные стороны действует гораздо эффективнее и проникает во все даже самые укромные уголки полости унитаза и ЦРП.
Пояснение. ЦРП - Центральный Ротный Проход.
Вошка
( быль)
Были брат и сестра - Вася и Катя; и у них были вошки. Весной вошки пропали. Дети искали их везде, но не могли найти.
Один раз они играли подле амбара и услыхали - над головой кто-то орёт тонкими голосами. Вася влез по лестнице под крышу амбара и стал искать, а Катя стояла внизу и всё спрашивала:
- Нашёл? Нашел?
Наконец Вася закричал ей:
- Нашел! Наша кошка... и у неё наши вошки! Какие чудесные, как они выросли! Иди сюда скорее!
Катя побежала домой, достала молока и принесла вошкам. Но вошкам хватало и кошки, которую они еще не доели.
Вошек было пять. Когда они выросли немножко и стали выползать из дверей амбара, дети выбрали себе одну особь, серую с белыми лапками, и принесли в дом. Мать раздала всех остальных вошек соседям, а эту оставила детям. Дети кормили вошку комбикормом, играли с ней и клали с собой спать.
Один раз дети пошли играть на большую дорогу и взяли с собой вошку. Ветер шевелил жёлтую ботву на дороге, а вошка играла с соломой, и дети радовались на неё. Потом они нашли подле дороги чью-то ножку и забыли про вошку.
Через несколько секунд всё закончилось, только непомерно большая груда железа продолжала изрыгать из-под себя вой не хотевшего преждевременной смерти двигателя внутреннего сгорания.
Жаклин первой вышла из оцепенения и нажала на газ. Папелац Рено, проехав трагические пару сотен метров, остановился у черного разбитого корыта. Невольные участники трагедии, а проще говоря, прямые виновники совершившегося, выползли из автомобиля с изрядно помятым передним бампером и медленно подошли к черному, умирающему, нервно постанывающему быку. Первое, что бросилось в глаза, это часть авто со стороны водительского сидения - большой кусок мяса с костью, округлой формы, прижатый помятым рулём к осколкам остатков лобового стекла. Из разбитой кровавой массы на тонких ниточках, как у сломанной куклы-марионетки, свисали два теннисных шарика. В момент, когда парижская школьница осознала, что это просто-напросто глазные яблоки водителя на тонких жилах и нервах, её желудок изрыгнул накопившееся и взбаламученное автогонкой "Бужеле" прямо на красивую светло сиреневую несовершеннолетнюю кофточку.
Через несколько минут Жаклин нашла себя уже сидевшей у стены тоннеля, а Серёга сграбастывал стройную фигуру её в свою сильную русскую охапку и тащил к голубой машине. Бросил вялое тело на заднее сиденье. Бухнулся за баранку. Дал газу.
С обоих концов тоннеля несся рёв полицейских, пожарных и скоропомощных сирен.
Макс выжал себе в бокал остатки второй бутылки Шираза, (мы сидели с ним в маленьком тихом кафе "Ля Рошь" напротив Дома Инвалидов), и тихо сказал:
- Но ухлопали их обоих, Мария, да еще и мать Жаклинкину Рошель, совсем не за то, что они торцанули "мерина". Тот водила-то совсем в дудочку бухой был. Странно, как он вообще за рулём мог сидеть. Так или иначе, въехал бы куда-нибудь. Дали бы лучше охраннику машиной рулить.
Помолчал. Я заказала третью бутылку. Глотнула немного сама из бокала, где только что плескалась минералка "Перьер" .
- Я видел эти фотографии, которые он сделал в то время, пока Жаклин целых две минуты в коме валялась у стены. И выскочившие глаза водителя, и охранник к куче собственного кала, и кое-что еще. Серж никому их не показывал достаточно долгое время. Только почти четыре месяца спустя, приехав в Париж, (Мишель твой тоже приехал тогда из Амстердама с ним встретиться) решил поделиться с нами наболевшим. Вот мы и стали первые и единственные, кто их и видел, эти фотки несчастные. Ну, это всё ничего. Папелац мой помятый так ведь никто никогда и не нашел, хотя и искали, судя по ежедневной прессе очень долго. Такого говна, как моя тачка по Парижу тысячами мотается, и побитые из них - каждая первая. Через месяц я на свалке скрутил новый бампер, даже цвет подошел, и всё шито-крыто стало. Потом я кумекать стал, что же они так к моему корыту прицепились, ведь никто же не видел момента столкновения. Всё что досталось полицаям - только выезжающая из-под моста подержанная машина боевой голубой раскраски, предположительно Рено, и еще свежие следы голубой краски на заднем бампере Мерседеса.
А потом, Мария, через пару месяцев, Жаклинка приносит какой-то английский журнал, (у меня с головой плохо сейчас, не помню какой, да и по-английски я плохо гуторю) со статьёй непонятно какого то урода (не помню по той же причине). Он сам из бывшей британской разведки, и оказывается, что после катастрофы у Ди не досчитались её сумочки, с которой та не расставалась никогда в жизни и не доверяла никому в жизни. А в сумочке этой, Мария, находились какие-то интересные, и весьма!, бумазеи о её и не только личной жизни, которые нам, смертным, читать бы совершенно не надобно. Я ведь не просто так это разглагольствую, просто знаю, что вдруг через месяц после принцессиной гибели, царство ей небесное, вдруг в "Дейли Телеграф" прошла информация о том, что Ди была беременна на втором месяце. И прямым доказательством этого послужила справка от какого-то врача, у которого Диана исповедовалась. В этом же журнале опубликовали фотографии разбитого Мерса с очень короткой дистанции. Таких фоток не было ни в одном из предыдущих описаний смерти. Такую информацию мог в "Телеграф" продать только Серж. Вот урод то! Совсем не нужно быть полным ступидито, чтобы понять, что после этой публикации его, идиота, стали чётко вычислять. Поэтому то он и приехал опять ко мне в Париж, вызвал твоего Мишеля из Амстердама и исповедовался нам во всём. Да! Но не во всём мне. Мишель с ним пил портвейн двое суток после нашей первой встречи, я же смог выдержать только одни сутки.
Ёбаные русские алкоголики, вас никогда не переубедить! Экскъюз муа!
На третьи сутки, после очищения тремя банками болгарского рассола из русского магазина на Сент Оноре, твой Мишель взял ТЖВ и укатил обратно в Амстердам. А из Амстердама он покатил ни куда-нибудь, а в Рашу. Это ведь транзитная точка его глубокомысленного полёта была. Если я не ошибаюсь.
Мариечка, прости, если я тебя так называю,
(да зови, как хочешь, дурак ты французский, плавленый)
но "есть у меня отшен болшой подозрений бар",
(Он по-английски то говорит, как конь в лужу насрал, а уж Мишкины прибамбасы то вообще звучат в его алкашном рту как, типа того что - "ёс у меньа отчен больчо пидор зрения бар")
как любил выражаться твой суженый (бывший), но сумочку эту от принцессы Дианы покойный Серж передал твоему покойному мужу в момент братания рассолом. А поскольку моя французская действительность не может бороться с рассольными братаниями, то я подозреваю, что Мишель твой забрал эту сумку Диановскую в Россию, совместно с негативами и фотографиями её же самой мёртвой в этом роскошном тоннеле. Там очень много в этой сумке было. Достаточно, чтобы заколбасить всех на право и налево. Особенно налево, если знаешь, что ничего тебе от этого колбасилова не грозит. И мне кажется, - Макс донельзя понизил свой пьяный французский голос, - в этой сумке находились дневники и воспоминания Дианы, с которыми она не расставалась ни на минуту.
- Черт с этой сумочкой, может и не правда всё это, а только домыслы твои. Ты мне скажи, что же еще "кое-что" было на пленке кроме этих кусков железа и ужастиков с водительскими глазами и говном подмоченного охранника? - я стала терять терпение.
- Стюпиде ты Мария. Стюпиде и есть. В сумочке этой всё дело. Может даже, а я более чем уверен, падение этого самолёта над Сиднеем с предполагаемым Мишелем на борту, тоже с сумочкой связана. Кто мы для них - песчинки. А на фотографиях, которые мы никогда больше не увидим, и никто больше не увидит, (если ты только не пороешься по сусекам где-нибудь на чердаке в его башкирской деревне, как её, Большеустьикинск, и найдешь их там), были еще конечно же мёртвый Доди Файет и практически мертвая Диана Спенсер. И лежали эти голубки на широких кожаных креслах, вдавленные в них грудами металлических изделий.
Лежали совершенно голые. Оба. И тела их,
Мария, нежно кровоточили друг на друга, совсем
как тела Ромео и Джульетты, которые так же
"гикнулись", как говорят у вас в России, в один
день.
А Серёга Пузанов, земля ему пухом, стал первым и единственным русским фотографом-папараци, сделавшим снимок полностью обнаженной принцессы. Так же как, наверняка, и полностью обнаженного Доди Файета.
А сейчас я пошёл своей дорогой в мой родной Холодильник, а ты береги себя, или хотя бы его детей.
Мне то уже всё равно, я не жилец, у меня тромб в мозгу.
Пока.
Такие дела.
И тут я припомнила, что в одном из пьяных бредней, Мишель мой, отросток болезный, пестицидами кормленый, лепетал мне, что если я хочу свою жизнь в безбедности закончить, (а ещё лучше, чтобы не ты, а Егор со Стешей) то типа того что, проверь чердак под крышей моего деда в Большеусьикинске, где сейчас Вовка Терентьев живёт, брат мой двоюродный. Тебе и детям нашим этих воспоминаний на всю жизнь хватит.
Я тогда это за полный бред приняла, а вот теперь мне это очень даже интересно, кажется. Жалко только что снесли этот старый дом уже братовья его и построили новые хоромы на этом месте.
Одна мысль меня сейчас гложет, по старой русской привычке, а им придерживаются братовья, дом положено полностью очистить перед сломом. Так что может мне и стоит с брательником Вовкой встретиться уан дэй в этом затрапезном Устьикинске. А может его самого на острова мои вызвать?
А Вовка?
МГ.
ИВДЕЛЬ
Николай Кондыба был "опущен" в первую же неделю отбывания срока в Ивделевской колонии строгого режима ИТК-16, и полеживал без передних зубов на нарах неподалёку от параши. Зубки ему повыбивали проклятые уголовники долгих лет отсидки, явно соскучившиеся по тёплым губам своих долгожданных любимых.
Еще ближе к параше возлежал другой "петушок", тоже Николай. Николай Коперников по прозвищу - "Толстозадый Колюн", совершивший в своё время нападение на Боевое знамя конвойной Части 6705 в городе Комсомольске-на-Амуре и заставивший посмертного героя Афганской войны еврея-майора Аркашу Бучнева есть свои фекалии.
ИЕРУСАЛИМ
Еврей Антон Горонков-Страшный тихо, как все порядочные ортодоксы, уехал в Израиль в 1992 году, выучив перед этим иврит на специальных курсах при Уральском Государственном Университете, и забавлял нас на попойках мудреными иудейскими высказываниями "иуд-хей-вав-хёй". Он долго там мыкался в поисках кого-то и чего-то, голодал и даже бросил пить временно, пока однажды не набрел на золотую жилу.
Как беженец из бывшего Союза он имел право учиться в каком либо Государственном Израильском учебном заведении практически бесплатно. Учебу оплачивала община, выделяя даже какую то стипендию, которой едва-едва хватало на пару тройку вечеров, проведенных с бутылкой.
Университет, где он учился, обладал самой роскошной библиотекой религиозной литературы в городе. Литературы было так много, так ее никто не читал, кроме горстки истинных последователей кошера, что библиотекари выдавали книги без записи, так как студенты их брали только на одну ночь перед экзаменом, и возвращали через неделю, как и полагается, слегка облив их кровью Христа.
Антон, как и все, взял пару книг "Зогар" и "Гемару", выбирая переплеты побогаче и картинки поинтереснее, и отправился на пляж, готовится к экзаменам.
Выйдя из ласкового Средиземного моря, он обнаружил группу отдыхающих американских идиотов из Алабамы, с интересом рассматривающих картинки в его мудрёных книгах. Идиоты, по Алабамски не смутившись, спросили его:
- Хау мачь?
Он, по Уральски мудро, не смутившись, ответил:
- Вери мачь!
- Гуд, гуд, ес, ес!
- Ес, ес обхс!
Начиная с этого дня, дела пошли в гору. Библиотекари нарадоваться не могли на такого страшного, но обаятельного, прилежного студента, берущего по пять, десять книг ежедневно, и активно грызущего гранит слова Божьего даже во время летних каникул.
Антон, тем временем, расширил поле своего бизнеса, отвозя каждую неделю коллекцию книг Иове Лозману, ранее известному в городе-герое Киеве под именем Иван Ничипоренко. Иова владел своим собственным киоском в соседнем городе и успешно торговал пакетиками со святой землей, слезами Христа и прочей скучной туристической повседневностью. Он охотно принял книги от Антона на комиссию, и уже в первую неделю шекели активно зазвенели в ранее пустом кармане Екатеринбургского бизнесмена.
Как ни странно, но книги большей своей частью покупались старыми солидными евреями, а не туристами из славной Алабамы. Иова через это поимел славу добропорядочного еврея, и к нему частенько, под закрытие, приходили старые пейсатые сограждане перекинуться последними новостями и выпить кошерной водочки под кошерный же малосольный огурчик.
Все бы это продолжалось довольно долго, если бы однажды один особо религиозно прилежный господин не обнаружил свои собственноручно сделанные пометки на полях только что купленной им Торы, в своё время активно штудируемой в вышеупомянутой библиотеке, во всех её 613 законах, соответствующим 613 частям души: 248 верхней её сферы и 365 нижней.
О бой, о бой! Ох, вэй, раздался плач и скрежет зубовный.
А ведь это дело совсем не приносящее чести благопристойному ортодоксальному комьюнити.
До полиции дело общим закрытым собранием и голосованием решили не доводить, зачем портить жизнь своим соседям и выносить сор из кибуц.
НАБЛЮДЕНИЕ
Я когда ведро помойное с сором в России из дома выносил, так бабки соседки на скамейке внизу постоянно смеялись надо мной:
- Все нормальные мужики в дом всё несут, а этот из дома!
Антон был выдворен из Университета тихо, без лишнего шума, дескать, взял академотпуск. Иове Лозману приостановили лицензию на продажу тураксессуаров, и он опять стал на время Иваном Ничипоренко. Сейчас работает подавальщиком в винной лавке у Аарона Московича, читай Никиты Пуло, в Иерусалиме и нисколько не жалеет об этом. Прислал мне вчера очередную открытку с рождественскими напутствиями не связываться никогда с преступными элементами из гойской среды.
Антону же остался только один выход, или всю жизнь ходить под взглядами полными укора и презрения своих еврейских сограждан, или идти служить в армию. Или пан, или пропал. Антон выбрал пана, хотя тот и явно поляк, а точнее внутреннюю полицию в славном городе Тель-Авиве, да пребудет он во веки.
ВАНУА-ЛЭВУ
Это все точно. Антошку я хорошо знала по его безоглядным тусэ в Свердловске в его холостяцкой квартире. Чумовой парубок был. Перед его отъездом в Израиль его квартиру купили в складчину фанаты группы Чай-ф, что-то наподобие Фан-клуба у них там сейчас. А все потому, что все обои однокомнатной холупы были записаны всякими смешными и не очень надписями и подписями всевозможных рок-селебретиз города на Исети. Начиная простенькими благодарностями за разделенный на неделю очаг и даже четверостишьями типа (я запомнила и цитирую всегда и всем, чтобы показаться бабой с чувством юмора)
Бывает, проснешься как птица -
Крылатой пружиной на взводе
И хочется петь и трудиться!...
Но к завтраку это проходит...
Песня Чай-фов "Не гони нас дядя из подъезда" была написана Володькой Шахриным и Володькой же Бегуновым как раз в правом нижнем углу комнаты, немного наискосок, так как там постоянно лежал запасной матрац для особо уставших от концертов рокеров, или желающих его, ложе, разделить с уставшими дамами. А таких иногда находилось в избытке.
Я, кстати, одна из них, такая уставшая девочка была частенько. Да еще Танька Гайдаренко, Глебушки Самойлова будущая, а ныне бывшая супруга.
Ну да ладно, забудем об этом, хотя и не легко.
После того, как Горонков свинтил в Земли, тусэ переместилось поначалу на Луначарского в "Зазеркалье" (остановка трамвая "Шевченко"), а после разгона зазеркалья на квартиру к Базану.
А уж когда Базана убило сосулькой (прямо в темечко вошла), свалившейся с крыши киноконцертного здания "Космос" во время выступления там группы "Вопли Видоплясова", то это послужило одной из отправных точек распада так называемого Свердловского Рок Клуба. Все кто мог, поразъехались по Москвам и Питерам, а кто остался, тусуется или в "Ирландском Дворике" с "Дублиным", либо в "Избе" у Олежки Елового, царство ему небесное.
Ваня Ничепоренко, кстати, о девочках, погиб ведь тоже под обломками русскоязычной дискотеки "Версаль" в Иерусалиме в 2001 году, 4 июня. Он стоял перед входом в здание, на своей машине подрабатывая извозом, когда потолки, начиная с четвертого этажа, собрались в гармошку, унеся жизнь более 200 человек. Иван бросился по геройски спасать народ из-под завалов, но сам получил небольшой бетонной плитой по голове, прямо вот сюда. Ну и умер геройской смертью.
Герой.
Такие дела.
МГ.
КОМСОМОЛЬСК-НА-АМУРЕ
В Вооруженных Силах СССР, в конвойной части ВВ МВД СССР 6705, что базируется в непроходимых лесах под городом героем Комсомольском-на-Амуре, что на Дальнем Востоке СССР, планета Земля, Солнечная Система, я совершил боевой геройский подвиг, который сейчас и навечно занесен в Боевую книгу части, и за который меня наградили орденом первой степени Отличника Боевой службы МВД СССР. И двухнедельным отпуском в родной и далекий город Свердловск.
17 сентября 1985 года в 02.35 после полуночи по Комсомольскому времени я спас от нападения и неминуемой гибели Боевое знамя части Љ 6705.
Дело было так. Каждая даже засраная часть Вооруженных Сил СССР имеет свое Боевое знамя, которое круглосуточно охраняет от нападения специальная рота или взвод, именуемый себя взводом Спецназ по охране Знамени. Мне угораздило туда попасть после того, как командир части подполковник, будущий полковник, а потом генерал-майор Макаревич, застукал весь караул по охране Знамени пьяным в сисю от поднятого клея БФ и одеколона Цветочный. В час ночи, приехав с проверкой в часть, а вернее привезя свою любовницу прапорщицу Светку-завхоза на предмет оттрахать ее на складе готовых продуктов, он поскользнулся и упал в блевотину начальника караула старшего сержанта Красноголовика в проходе КПП, чем неприятно и позорно рассмешил веселушку и простушку Свету.
Караул целиком посадили на Губу на пять суток, а престижное место охраны на это время заменили сермяжными конвойниками и другой сволочью, типа меня.
Я бы и с самого начала тащил службу на Флажке, уж больно она спокойная и престижная. Ростом я удался, не то, что девяносто процентов Восточно-Азиатского состава роты, да вот только с ногами у меня не все в порядке. Немного они у меня ониксом. В этом мы, кстати, или не кстати, сравни с Лехой Могилевским, но нисколько об этом не переживаем. Дело в том, что когда стоишь на посту со Знаменем под яркими лучами прожекторов извне и строгим оценивающим взглядом командира части снаружи, то все физические недостатки, над которыми подсмеивались твои друзья и недруги еще в школе, становятся очевидны и безобразны. Все становится безобразно в лучах Боевой гордыни. Гордиться, правда, там особенно нечего, если не считать тридцать пять предотвращенных путем смертоубийства побегов бежавших из ИТК заключенных.
Так что я от службы на посту "Номер один" был отстранен в пользу оформления Ленинских комнат и смены Политбюро на стенах оных. Но в суровую пору, когда все людские ресурсы были пьяны и гоняли вшей на гауптвахте, старое мне припомнили, и я занял своё почетное место в боевом строю по охране святыни.
На пост Номер один, суточный, трехсменный, неподвижный, под охраной состоит Боевое Знамя Части 6705, в застекленном футляре, опечатанное печатью 704, сейф печатью 54, (пост сдал, пост принял, правое плечо вперёд, шагом марш) я заступил в полночь 17 сентября 1985 года, вооруженный автоматом АК-74 с двумя полными магазинами, с пристегнутым штык-ножом.
В 00.47 я, заклинив сигнализацию штыком, пошел по малой нужде в туалет, перекурил на балконе в кабинете Начальника Штаба, и, полюбовавшись звездами, в 01.24 вернулся на пост, сообщив в караул, что никаких происшествий не произошло. Кому это знамя на хрен нужно. Кроме меня.
В 01.46 я поставил запариваться кипяточек с помощью двух бритв, на предмет попить чайковского с куражем (конфет-мампет, картошка-мартошка жареный, курица-жмурица жареный, панимаищ?), стыренным у Начальника Штаба.
Но попить мне чайковского не удалось. В 02.15 я услышал подозрительный звук открываемой двери с первого этажа, и чьи-то осторожные шаги.
Это пришел Колька Коперник, он же Толстозадый.
Толстозадый пришел немного раньше и я мысленно поблагодарил его, так как приди сейчас проверка в лице дежурного по полку или начальника караула, у меня уже не оставалось бы времени, чтобы спрятать макет ручной гранаты Ф-1, выкраденной из учебного кабинета. Граната тяжело оттягивала мне карман парадки.
Кличку "Толстозадый", Колюн получил за неимоверно крупную и непропорциональную по отношению ко всему телу, задницу. Настоящее его имя было дьявольски красиво - Николай Коперников. Этим, (не именем, а попой), он чем-то был сродни бухгалтерше Наде Городской, лишившейся девственности путем проникновения в девичью плоть холодного лома в рабочем поселке Ленино, что Свердловской области. Но об этом позже.
Колюн попал в хозяйственную роту, так как не мог бегать марш-броски, не мог стоять в карауле на вышке, потому что постоянно до слез засмеивался заключенными, не мог находиться долго без сладкого.
Решил я купить Коперника за свою годовую зарплату в армии, составлявшую семь рублей пятьдесят копеек в месяц. Это позволяло Колюну как-то сводить концы с концами, и покупать несколько незапланированных килограммов конфет-подушечек в местном военном киоске. Еще купил его своим чертовским обаянием, не называя его Толстозадый. Я его звал просто - Коперник.
ЦИТАТА
(из последнего письма Коперникова девушкам, перехваченного секретной частью политотдела)
Здравствуй Валенька, это твой Коперник. Пишу тебе из наряда по кухне.
На этом заканчиваю, служба.
Письмо Коперника девушке Вале.
Я стоял на посту, суточном, трехсменном, неподвижном, готовил себе чай, находясь в приседе. С поста я мог сойти, только заклинив штык-ножом систему сигнализации, шаг вправо, шаг влево грозил мощной сиреной в караульном помещении, на сигнал которой в течение двадцати пяти секунд, в полном вооружении выдвигается караул, готовый без предупреждения открыть огонь в первого встречного-поперечного.
Толстозадый зашел в зону охраны Боевого Знамени части 6705, выпил со мной кружку чая, закусив пригоршней подушечек. Руки его заметно дрожали, но, в общем, он выглядел молодцом. Впереди его ждала своеобразная финансовая независимость в размере 7 рублей 50 копеек в месяц, которую он собирался утаивать от всевидящего ока сержантского состава хозяйственной роты.
Всю получку за него получал старшина Урумбек Маменгалиев, точнее просто не выдавал деньги Колюну, ссылаясь на тяжелое финансовое состояние хозяйственной роты. Посылки от любимой мамы, переполненные всякими сладостями, любезно выставлялись Колюном на стол сержантского состава, следуя неуставному уставу - получив посылку, солдат должен сразу же проявить самоотверженность и верность воинскому братству. Правда, сам он так же любезно отказывался присутствовать на чаепитии, коротая это время с зубной щеткой и бритвой.
Выскабливая туалет или центральный проход между шконками, он всегда помнил, что в армии нужно иметь с собой зубную щетку обязательно. Зубы ли надо почистить, отхожее ли место - она должны быть всегда в сапоге и наготове. Закон. Чистя "очко" зубной щеткой, помни, что новая "Браун-электра" с ворсинками в разные стороны действует гораздо эффективнее и проникает во все даже самые укромные уголки полости унитаза и ЦРП.
Пояснение. ЦРП - Центральный Ротный Проход.
Вошка
( быль)
Были брат и сестра - Вася и Катя; и у них были вошки. Весной вошки пропали. Дети искали их везде, но не могли найти.
Один раз они играли подле амбара и услыхали - над головой кто-то орёт тонкими голосами. Вася влез по лестнице под крышу амбара и стал искать, а Катя стояла внизу и всё спрашивала:
- Нашёл? Нашел?
Наконец Вася закричал ей:
- Нашел! Наша кошка... и у неё наши вошки! Какие чудесные, как они выросли! Иди сюда скорее!
Катя побежала домой, достала молока и принесла вошкам. Но вошкам хватало и кошки, которую они еще не доели.
Вошек было пять. Когда они выросли немножко и стали выползать из дверей амбара, дети выбрали себе одну особь, серую с белыми лапками, и принесли в дом. Мать раздала всех остальных вошек соседям, а эту оставила детям. Дети кормили вошку комбикормом, играли с ней и клали с собой спать.
Один раз дети пошли играть на большую дорогу и взяли с собой вошку. Ветер шевелил жёлтую ботву на дороге, а вошка играла с соломой, и дети радовались на неё. Потом они нашли подле дороги чью-то ножку и забыли про вошку.