Страница:
почему творец и детище истории, представляют собою одно и то же существо.
Существо - это человек. Таким образом разрешен старый спор о том, что было
раньше: индивидуум или общество: оба даны вместе и одновременно.
Теперь я считаю совершенно доказанным, что гениальность есть высшая
нравственность. Гениальный человек - самый верный самому себе человек,
ничего о себе не забывающий, болезненно реагирующий на всякую ложь и
заблуждение. Но не это только. Он одновременно самый социальный человек,
самый одинокий и самый общительный. Гений - высшая форма бытия вообще, не
только в интеллектуальном, но и в моральном отношении. Гений самым
совершенным образом раскрывает идею человека. Он возвещает на вечные
времена, что есть человек: субьект, объектом которого является вся
вселенная.
Не следует заблуждаться. Сознание и только сознание уже само по себе
нравственно, бессознательность - аморальна, и наоборот, все аморальное
бессознательно. "Безнравственный rennii, "великий злодей" -сказка,
созданная, как возможность, великими людьми в определенные моменты их жизни
с тем, чтобы против воли творцов превратиться в пугало для слабых, пугливых
людей. Нет ни одного преступника, который дошел бы до сознания своего
преступления, который думал и говорил бы устами Гагена в "Сумерках богов"
перед трупом Зигфрида: "Да, я его убил, я, Гаген, убил его насмерть!"
Наполеон и Бэкон Беруланский, которых приводят в качестве опровержения этого
взгляда, непомерно переоценены или скверно поняты. И к Ницше, особенно там,
где он говорит о Борджиа, следует питать мало доверия в подобных делах.
Концепция Дьявола, Антихриста, Аримана, "радикального зла в человеческой
природе", производит потрясающее впечатление. К гению же она имеет то
отношение, что представляет собою его противоположность, Она - фикция,
рожденная в минуты решительной борьбы великих людей с преступником,
таившимся в них.
Универсальная апперцепция, всеобщее сознание, абсолютная вневременность
- это идеал и для "гениального" человека. Гениальность -внутренний
императив, факт, не получающий полного завершения в одном человеке. Поэтому
"гениальный" человек меньше, чем кто-либо другой, в состоянии просто
сказать: "Я - гений". Ибо гениальность есть не что иное, как полное
осуществление идеи человека, т. е. то, чем должен быть человек и чем он
принципиально в состоянии стать. Гениальность - высшая нравственность, а
потому она - долг каждого. Человек становится гением путем высшего акта
воли, тем, что он утверждает в себе всю вселенную. Гениальность есть то, что
"гениальные" люди сами взяли на себя: величайшая задача и величайшая
гордость, величайшее несчастье и величайшее, блаженство, которых только
может достигнуть человек. Это звучит несколько парадоксально: человек
гениален, если он того хочет.
Пожалуй, возразят мне: очень многие люди охотно превратились бы в
"оригинальных гениев", но одного желания, очевидно, мало. На это мы ответим:
если бы эти люди, которые "охотно превратились бы", имели более ясное
представление о том, к чему направлено их желание, если бы они поняли, что
гениальность есть ни что иное, как универсальная ответственность (а пока
предмет не совсем ясен, его можно только желать, но не хотеть), то надо
полагать, что подавляющее большинство этих людей откажется от своего
желания.
В этом кроется причина того, что столько гениальных людей сходят с ума.
(Глупцы, конечно, склонны приписать это поклонению культу Венеры или
спинномозговой дегенерации неврастеника). Это те, для которых слишком
обременительно стало тащить на своих плечах, подобно Атланту, всю вселенную,
а потому они менее значительные, менее выдающиеся, не величайшие и не
сильнейшие души. Но чем выше человек, тем глубже его падение. Гений есть
преодоление абсолютного ничто, темноты, мрака. Когда же он обезличивается и
исчезает, то наступает ночь, тем более глубокая и черная, чем обильнее и
ослепительнее
был свет, который он испускал. Гений сошедший с ума, не хочет дальше
оставаться гением, вместо нравственности он жаждет счастья. Всякое безумие
имеет своим источником невыносимые страдания, связанные с сознанием. Софокл
глубже всех отметил мотив, почему человек может желать своем собственного
помешательства.
Я заключаю эту главу прекрасными словами Пико Мирандолы пробуждающими в
нас память о возвышенном кантовском стиле. Очень может быть, что я своим
изложением облегчил понимание их. В своей речи "О человеческом достоинстве"
он описывает обращение Божества к человеку: "О, Адам, мы не дали тебе ни
истинного местопребывания, ни свойственного тебе облика, ни соответствующей
тебе обязанности: ты получишь и сохранишь то местопребывание, тот образ, то
занятие, какое сам изберешь по собственному желанию. Природа, законченная в
остальном, принудила тебя оставаться в рамках, предписанных нам законов, но
ты, не побуждаемый ровно никакими стеснениями, сам, по собственному
суждению, предпишешь себе свой закон, во власть которого я поставил тебя. Я
поставил тебя в средине мира, чтобы ты лучше мог наблюдать оттуда за всем
тем, что происходит в этом мире. А для того, чтобы ты сам, как бы свободный
и почтенный пластик и скульптор, мог нарядить себя в такую форму, в которой
ты лучше всего выглядел бы, я не создал тебя ни небесным, ни земным, ни
смертным, ни бессмертным. Ты можешь выродиться в низшее существо, к которому
принадлежит животное, но в то же время, по твоей собственной воле, ты можешь
и возродиться до существа высшего, к которому принадлежит Божество".
О, великая либеральность Бога Отца, о величайшее и удивительнейшее
счастье человека! Кому дано иметь то, что захочет, быть тем, чем пожелает!
Животные, рождаясь, приносят с собою из чрева матери все, чем суждено им
быть. Высшие же духи уже почти с самого начала были тем, чем они будут в
постоянной вечности. Отец указал человеку при его рождении на все семена и
все зародыши жизни. О каких он будет заботиться, те и будут цвести в нем и
принесут плоды: если они растительного мира - станет растением, если
чувственного мира - животным; если духовного - станет существом небесным,
если интеллектуального мира станет ангелом и сыном Божим. И если человек,
недовольный никаким родом творения, сочтет самого себя центром вселенной, то
став духом единым с Богом, предстанет в одинокое жилище Отца, который над
всем возвышается, на котором все зиждется.
Пора вернуться к основному вопросу нашего исследования. Разрешение его
теперь значительно облегчено предшествовавшим разбором различных
второстепенных явлений, который очень часто грозил увести нас далеко в
сторону от главной темы.
Следствия, вытекающие из развитых основных положений для
психологической характеристики полов, до того радикальны, что могут
отпугнуть от себя даже человека, который до сих пор соглашался с нашими
выводами. Здесь не место анализировать основания для подобного отношения к
ним. В этой главе я хочу выдвинуть наиболее веские аргументы, которые должны
будут окончательно убедить нас в правильности выставленного мною тезиса и
совершенно обессилить все возражения, которые он может вызвать.
Разбираемый нами вопрос вкратце заключается в следующем. Мы видели, что
логический и этический феномены, сливаясь в одну высшую ценность в понятии
истины, с неизбежностью приводят нас к принятию умопостигаемого "я",
какой-то души, как бытия высшей, сверхэмпирической реальности. Для существа,
которое подобно Ж, лишено логического и этического феноменов, нет оснований
для принятия подобного положения. Истинно женское существо не знает ни
логического ни нравственного императива. Слова: закон, долг, долг по
отношению к себе совершенно пустой звук для женщины. Отсюда правильно будет
заключить, что женщина лишена понятия сверхчувственной личности.
Абсолютная женщина лишена всякого "я". Это положение представляет собой
в известном отношении последний итог, к которому в конечном счете приводит
нас всякий анализ женщины. Правда, в такой краткой и сжатой формуле оно
звучит несколько резко, парадоксально и даже ново. Но можно быть вполне
уверенным, что в этом вопросе автор далеко не первый человек, который пришел
к подобному взгляду, хотя бы ему и пришлось самостоятельно прокладывать путь
для достижения той же истины, но открытой задолго до него.
Китайцы уже с давних пор отказываются признать за женщиной собственную
душу. Если вы спросите у китайца, сколько у него детей, то вы получите в
ответ точную цифру его сыновей, если же вся его семья состоит из дочерей, то
он объявляет себя совершенно бездетным. Теми же причинами, вероятно, следует
объяснить и изгнание Магометом женщин из рая и вызванное этим подчиненное
положение, которое женщина занимает в странах Ислама.
Из философов здесь прежде всем следует назвать Аристотеля. Для него
мужской принцип при зачатии есть элемент формирующий, активный элемент,
играющий роль Логоса, женский же играет роль пассивной материи. Если же
вдуматься несколько глубже а то, насколько сильно Аристотель отождествляет
душу с формой, энтелехией, изначально движущим началом, то ясно станет, как
близко подходит он к высказанному нами взгляду. Правда, свое воззрение на
женщину он излагает только там, где говорит о процессе оплодотворения, но мы
напрасно будем искать у него, как и у всех греков, кроме Эврипида, общей
точки зрения на характер женщины (не только на ее роль в акте
оплодотворения). Она, по-видимому, в очень слабой степени занимает их мысли.
Среди отцов церкви особенно отличались своим взглядом Тертуллиан и
Ориген, которые ставили женщину очень низко. Между тем Августин не мог
придерживаться подобного взгляда, в силу глубокой привязанности, которую он
питал к своей матери. В эпоху Возрождения взгляд Аристотеля снова приобрел
много сторонников, например, в лице Жана Вира (1518 - 1588 гг.). В то время
вообще лучше понимали этот взгляд, его воспринимали инстинктом, интуицией. В
нем не видели один только курьез, как это делает современная наука, которой
еще во многих отношениях придется преклониться перед Аристотелевской
антропологией.
В последние десятилетия аналогичный взгляд высказали Ибсен (в образе
Анитры, Риты и Ирены) и Август Стриндберг ("Верующие"). Но наибольшее
распространение мысли об отсутствии у женщины души сделала дивная сказка
Фукэ. Этот романтик позаимствовал материал для нее из Парацельса,
произведениями, которого он усердно занимался. Сказку эту переложили на
музыку Гофман, Гиршнер и Альберт Лортцинг. Ундина, лишенная души. Ундина -
вот платоновская идея женщины. Несмотря на бисексуальность, эта идея сильно
соответствует действительности. Очень распространенное выражение: "женщина
лишена характера" имеет в своей основе ту же мысль. Личность и
индивидуальность, (умопостигаемое) "я" и душа, воля и (умопостигаемый)
характер - все это одноименные понятия, которые присущи мужской половине
человеческого рода и чужды женской его половине.
Так как человеческая душа есть микрокосм, а люди, которые живут душой,
т. е, в которых жив весь мир, гениальны, то следует заключить, что Ж по
природе лишены гениальности. Мужчина таит в себе все и может, как выражается
Пико де Мирандола, особенно ярко развить в себе ту или другую черту. Он
может вознестись на неизмеримую высоту и может очень глубоко пасть; он может
превратиться в животное, в растение. даже в женщину, а потому мы и видим
женственных мужчин.
Но женщина никогда не может стать мужчиной. Таким образом, здесь
приходится сделать самое существенное ограничение в положениях, выставленных
нами в первой части этого труда. Я знаю много мужчин, которые по всему
своему психическому укладу, а не только в каком-нибудь определенном
отношении, совершенно похожи на женщину. Я видал также много женщин, которые
обладают чисто мужскими чертами, но среди них ни одной, которая в основе
своей не сохранила бы свою истинно-женскую природу, правда, эта
женственность удачно окутана тонкой пеленой, так что она тщательно скрыта не
только от подобной женщины, но и от постороннего взгляда. Человек может быть
(см. гл. 1 II части) или мужчиной или только женщиной, хотя бы он вмещал в
себе самые разнообразные качества обоих полов. Это бытие человека -основная
проблема нашего исследования - определяется сообразно его отношению к логике
и этике. Но в то время, как мужчина, взятый с анатомической точки зрения,
может психологически вполне походить на женщину, женщина никогда
психологически на мужчину походить не может, как бы мужествен ни был ее
внешний вид и как бы мало женственно ни было впечатление, которое она
производит.
Теперь мы можем с достоверностью дать окончательный ответ на вопрос об
одаренности полов: есть женщины с некоторыми чертами гениальности, но нет
женского гения, никогда его не было (даже у мужественных женщин, о которых
говорит история и первая часть нашего труда), никогда его и не будет. Кто в
этом вопросе проявит нерешительность и настолько расширит понятие
гениальности, что под него отчасти подойдут и женщины, тот тем самым
окончательно разрушит это понятие. Если вообще есть возможность отыскать
понятие гениальности и сохранить его во всей строгости и неизменности, то
мне кажется, что для этой цели необходимо придерживаться тех определений,
которые мы выставили в этом труде. Не могут ли эти определения приписать
гениальность такому существу, которое лишено души? Гениальность идентична
глубине. Достаточно только связать подлежащее - женщина, со сказуемым -
глубокая для того, чтобы каждый почувствовал в этом какое-то противоречие.
Женский гений есть поэтому contradictio in adjecto, так как гениальность
есть повышенная, высоко развитая, вообще осознанная мужественность.
Гениальный человек включает в себе все, а потому и женщину. Женщина же
представляет собою только часть вселенной, а потому, как часть, не может
содержать в себе целое. Женственность не может включать в себе гениальность-
Негениальность женщины с неумолимой последовательностью вытекает из того
факта, что она не монада, а потому и не отражение вселенной. Все предыдущие
главы говорят, как бы в один голос, в пользу того взгляда, что женщина
лишена души. Прежде всего третья глава доказала, что женщина живет генидами,
между тем как мужчина - расчлененным содержанием, что женский пол ведет
менее сознательную жизнь, чем мужской. Сознание есть одно из
гносеологических понятий, но вместе с тем единственное основное понятие
психологии. Гносеологическое сознание и обладание непрерывным "я",
трансцендентальный субъект и душа - понятия, взаимно заменяющие друг друга.
"Я" существует в том смысле, что оно само себя чувствует, познает себя в
содержании своего мышления: всякое бытие есть сознание. Но здесь следует
прибавить одно очень ценное пояснение к теории генид. Расчлененное
содержание сознания мужчины не следует себе представлять в виде развитого,
оформленного сознания женщины; это не актуальная форма того, что будто бы
потенциально скрывается в сознании женщины. В нем уже с самого начала лежит
нечто качественно отличное. Психическое содержание мужчины даже в стадии
гениды, которую оно всячески старается одолеть, проявляет склонность к
специфичности понятия. Весьма возможно, что всякое ощущение мужчины, даже на
самых ранних ступенях его развития, обладает стремлением выделиться в
понятие. Женщина же лишена этого стремления, как в своем восприятии, так в
мышлении.
Принципом всякой специфичности понятия являются логические аксиомы,
которые для женщины совершенно не существуют. Закон тождества, который
придает понятию однозначную определенность, для них лишен значения
путеводной нити. Они не признают нормой и principium contradictionis,
который ограничивает это понятие, как нечто самостоятельное, от всего сущего
и возможного. Отсутствием специфической определенности понятий в мышлении
женщины объясняется ее "чувствительность", которая способствует
возникновению самых неосновательных ассоциаций и сравнений предметов, ничего
общего между собою не имеющих. Даже женщины с наиболее богатой и наименее
ограниченной памятью никак не могут отказаться от этой склонности к
синэстезиям. Предположим, например, что какое -нибудь слово напоминало им
определенный цвет, или представление о человеке ассоциировалось у них с
представлением о какой-нибудь определенной пище - явление, которое очень
часто бывает у женщин. Но важнее всего то, что они вполне удовлетворяются
одной этой ассоциацией; у них нет желания выяснить, почему они напали именно
на такое сравнение, насколько оно вызвано фактическими отношениями предметов
друг к другу. Но еще меньше они думают о том, чтобы разобрать, какое
впечатление произвело на них это слово или этот человек. Эта
непритязательность и самоудовлетворенность находится в тесной связи с тем,
что раньше было названо бессовестностью женщины. Мы еще вернемся к этому
вопросу и постараемся выяснить его отношение к отсутствию определенности
понятия женщины.
Это вечное пребывание в сфере неуловимых чувств, это отрицание понятия
и понятливости, это самоубаюкивание без порывания к глубине придает зыбкому
стилю большинства современных писателей и художников характер женственности.
Мужское мышление основным образом отличается от женского потребностью в
прочных формах, а потому всякое "искусство настроений" есть "искусство"
бесформенное.
По этим соображениям психическое содержание мужчины не может быть
приравнено к более развитой форме генид женщины. Мысль женщины порхает между
различными предметами, сквозит по их поверхности, чего не делает мужчина,
который привык мыслить "в корень всех вещей"; она отведывает, лакомится,
осязает, но не схватывает истинной сущности предметов. Так как мышление
женщины преимущественно протекает в форме своеобразного вкушения, самым
выдающимся свойством женщины остается вкус. Вкус - исключительная
принадлежность женщины- В его развитии она может достигнуть даже известной
степени совершенства. Вкус требует сосредоточения внимания на самой
поверхности предметов, он направлен на однообразное строение целого и
никогда не останавливается на отдельных резко выделяющихся частях. Когда
женщина "понимает" мужчину, о возможности или невозможности такого понимания
речь впереди, то она старается понять, ход его мыслей. Так как при этом
нельзя достигнуть точной определенности понятий с ее стороны, то она вполне
удовлетворяется тем, что сказанное вызывает в ней ряд неустойчивых аналогий
и уверена, что поняла все. Это различие в мышлении мужчины и женщины не
следует себе объяснять тем, что оба эти рода мышления расположены на
различных линиях, что содержание мышления мужчины занимает линию, несколько
более удаленную, чем содержание мышления женщины. Это два совершенно
различных ряда, простирающихся на один и тот же объект: один - мужской,
вращающийся всецело в понятиях, другой - женский, находящийся совершенно вне
всяких понятий. Поэтому, если можно установить некоторое тождество
содержания развитого, дифференцированного, позднейшего с содержанием того же
порядка, но хаотическим, нерасчлененным, более ранним, то в применении к
различию способов мышления у мужчины и женщины это тождество не выдерживает
критики: мысли, выраженной в определенном понятии с одной стороны, т. е. у
мужчины, соответствует "чувство", лишенное всякого логического понятия,
гениды, на другой стороны, т. е. у женщины.
Природа женщины, существенной чертой которой является отсутствие
опреленности логических понятий, не менее убедительно, чем слабо развитая
сознательность ее, доказывает, что у женщины нет своего "я". Только понятие
превращает комплекс ощущений в объект. Оно делает его независимым от того,
существует ли он у меня в настоящее время, или нет. Наличность или
отсутствие комплекса ощущений находится в полнейшей зависимости от воли
человека: он закрывает глаза, затыкает уши - ни зрительное, ни звуковое
раздражение до него не доходит, он опьяняет себя или засыпает - тогда он обо
всем забывает. Только понятие освобождает комплекс ощущений от вечно
субъективного, психологически-относительного факта ощущения, только оно
создает вещи. Человеческий интеллект может противопоставить себе объект
только потому, что вся его деятельность протекает в сфере понятий, и
наоборот, только там может идти речь об объекте и субъекте и различиях между
ними, где существует сфера понятий. Во всех других случаях мы имеем целую
массу сходных или несходных между собою картин, которые без определенного
плана и порядка сливаются и переходят друг в друга. Понятие, таким образом,
превращает свободно реющие в воздухе впечатления в предметы, из ощущения
создает объект, которому противостоит субъект, пробующий свои силы на нем,
как на враге. Понятие играет конститутивную роль по отношению ко всему
реальному. Это положение не следует понимать в том смысле, что предмет
обладает реальностью постольку, поскольку он связан с идеей, лежащей по ту
сторону опыта, и является несовершенной проекцией, неудачным отражением ее.
Совершенно наоборот. Поскольку наш интеллект, как функция понятия,
простирается на какой-нибудь предмет, постольку он приобретает реальность.
Понятие есть "трансцендентальный объект" кантовской критики разума, который,
как таковой, соответствует "трансцендентальному субъекту". Только субъект
является источником той загадочной объектирующей функции, которая создает
кантовский "предмет X"- направление всякого познания. Функция эта совершенно
тождественна логическим аксиомам, в которых снова получает свое выражение
наличность субъекта. Principium contradictionis ограничивает понятие от
всего того, что не является его содержанием. Princiqium identitatis дает
возможность рассмотреть понятие так, как будто оно одно только и
существовало бы в мире. Сырой, необработанный комплекс ощущений не может
меня побудить к заключению, что он равен самому себе, но, с применением к
нему закона тождества он превращается уже в определенное понятие. Так
понятие придает соответствующее достоинство и строгость пестрому сочетанию
ощущений, всякому узору, сотканному из мыслей: понятие освобождает
содержание тем, что оно его связывает. Существует свобода объекта, как и
свобода субъекта. Оба соответствуют друг другу. Здесь снова раскрывается
перед нами тот факт, что, как в логике, так и в этике, всякая свобода
содержит в себе самоограничение. Человек становится свободным только тогда,
когда он сам превращается для себя в верховный закон. Только таким путем ему
удается избежать гетерономии, поставить себя вне зависимости от чужой воли,
которая неизбежно включает в себя произвол. Поэтому ФУНКЦИЯ понятия является
вместе с тем и мотивом самоуважения человека давая своему объекту, как
всеобщему предмету познания, полнейшую свободу и независимость, человек тем
самым как бы уважает самого себя. Когда двое мужчин спорят между собою, они
всегда ссылаются на какой-нибудь предмет. Только женщина этого не делает:
она носится с предметами и реет среди них, подчиняясь исключительно своему
желанию, она не может дать объекту свободу, так как сама ею не обладает.
Самостоятельность, приобретаемая ощущением, благодаря понятию, не
представляет собою освобождения от субъекта, а освобождение от
субъективности. Ведь понятие и есть именно то, о чем я мыслю, о чем я
говорю, что я могу написать. Это обстоятельство служит источником веры, что
я тем не менее еще нахожусь в некотором отношении к понятию, эта вера -
сущность всякого суждения. Имманентные психологи, Юм, Гексли, Мах,
Авенариус, совершенно разделались с понятием, отождествив его с общим
представлением, причем, между логическим и психологическим понятием они
никакой разницы не делают. Поэтому весьма характерно для них, что они
совершенно игнорируют самое суждение, как будто его совершенно не
существовало. С своей точки зрения ни никак не в состоянии понять элементы,
чуждые монизму ощущений, которые скрываются в каждом акте суждения. Каждое
суждение содержит в себе признание или отрицание, одобрение или неодобрение
определенных вещей, мера этого признания - идея истины, не может
одновременно заключаться в комплексах ощущений, которые подвержены нашему
суждению. Там, где нет ничего, кроме ощущений, все ощущения должны являться
равноценными и иметь право на одинаковое значение в построении реального
мира. Отсюда видно, что именно эмпиризм разрушает действительность опыта, а
позитивизм, несмотря на "солидность" и "добросовестность" своей фирмы должен
превратиться в настоящий нигилизм. Так очень часто бывает и с весьма
почтенными торговыми предприятиями, которые в конечном счете обнаруживают
свою беспочвенность и шарлатанство. В самом опыте еще не может заключаться
мысль об определенной мере опыта, об идее истины. Но всякое суждение
содержит в себе именно это притязание на истинность. Оно, несмотря на целый
Существо - это человек. Таким образом разрешен старый спор о том, что было
раньше: индивидуум или общество: оба даны вместе и одновременно.
Теперь я считаю совершенно доказанным, что гениальность есть высшая
нравственность. Гениальный человек - самый верный самому себе человек,
ничего о себе не забывающий, болезненно реагирующий на всякую ложь и
заблуждение. Но не это только. Он одновременно самый социальный человек,
самый одинокий и самый общительный. Гений - высшая форма бытия вообще, не
только в интеллектуальном, но и в моральном отношении. Гений самым
совершенным образом раскрывает идею человека. Он возвещает на вечные
времена, что есть человек: субьект, объектом которого является вся
вселенная.
Не следует заблуждаться. Сознание и только сознание уже само по себе
нравственно, бессознательность - аморальна, и наоборот, все аморальное
бессознательно. "Безнравственный rennii, "великий злодей" -сказка,
созданная, как возможность, великими людьми в определенные моменты их жизни
с тем, чтобы против воли творцов превратиться в пугало для слабых, пугливых
людей. Нет ни одного преступника, который дошел бы до сознания своего
преступления, который думал и говорил бы устами Гагена в "Сумерках богов"
перед трупом Зигфрида: "Да, я его убил, я, Гаген, убил его насмерть!"
Наполеон и Бэкон Беруланский, которых приводят в качестве опровержения этого
взгляда, непомерно переоценены или скверно поняты. И к Ницше, особенно там,
где он говорит о Борджиа, следует питать мало доверия в подобных делах.
Концепция Дьявола, Антихриста, Аримана, "радикального зла в человеческой
природе", производит потрясающее впечатление. К гению же она имеет то
отношение, что представляет собою его противоположность, Она - фикция,
рожденная в минуты решительной борьбы великих людей с преступником,
таившимся в них.
Универсальная апперцепция, всеобщее сознание, абсолютная вневременность
- это идеал и для "гениального" человека. Гениальность -внутренний
императив, факт, не получающий полного завершения в одном человеке. Поэтому
"гениальный" человек меньше, чем кто-либо другой, в состоянии просто
сказать: "Я - гений". Ибо гениальность есть не что иное, как полное
осуществление идеи человека, т. е. то, чем должен быть человек и чем он
принципиально в состоянии стать. Гениальность - высшая нравственность, а
потому она - долг каждого. Человек становится гением путем высшего акта
воли, тем, что он утверждает в себе всю вселенную. Гениальность есть то, что
"гениальные" люди сами взяли на себя: величайшая задача и величайшая
гордость, величайшее несчастье и величайшее, блаженство, которых только
может достигнуть человек. Это звучит несколько парадоксально: человек
гениален, если он того хочет.
Пожалуй, возразят мне: очень многие люди охотно превратились бы в
"оригинальных гениев", но одного желания, очевидно, мало. На это мы ответим:
если бы эти люди, которые "охотно превратились бы", имели более ясное
представление о том, к чему направлено их желание, если бы они поняли, что
гениальность есть ни что иное, как универсальная ответственность (а пока
предмет не совсем ясен, его можно только желать, но не хотеть), то надо
полагать, что подавляющее большинство этих людей откажется от своего
желания.
В этом кроется причина того, что столько гениальных людей сходят с ума.
(Глупцы, конечно, склонны приписать это поклонению культу Венеры или
спинномозговой дегенерации неврастеника). Это те, для которых слишком
обременительно стало тащить на своих плечах, подобно Атланту, всю вселенную,
а потому они менее значительные, менее выдающиеся, не величайшие и не
сильнейшие души. Но чем выше человек, тем глубже его падение. Гений есть
преодоление абсолютного ничто, темноты, мрака. Когда же он обезличивается и
исчезает, то наступает ночь, тем более глубокая и черная, чем обильнее и
ослепительнее
был свет, который он испускал. Гений сошедший с ума, не хочет дальше
оставаться гением, вместо нравственности он жаждет счастья. Всякое безумие
имеет своим источником невыносимые страдания, связанные с сознанием. Софокл
глубже всех отметил мотив, почему человек может желать своем собственного
помешательства.
Я заключаю эту главу прекрасными словами Пико Мирандолы пробуждающими в
нас память о возвышенном кантовском стиле. Очень может быть, что я своим
изложением облегчил понимание их. В своей речи "О человеческом достоинстве"
он описывает обращение Божества к человеку: "О, Адам, мы не дали тебе ни
истинного местопребывания, ни свойственного тебе облика, ни соответствующей
тебе обязанности: ты получишь и сохранишь то местопребывание, тот образ, то
занятие, какое сам изберешь по собственному желанию. Природа, законченная в
остальном, принудила тебя оставаться в рамках, предписанных нам законов, но
ты, не побуждаемый ровно никакими стеснениями, сам, по собственному
суждению, предпишешь себе свой закон, во власть которого я поставил тебя. Я
поставил тебя в средине мира, чтобы ты лучше мог наблюдать оттуда за всем
тем, что происходит в этом мире. А для того, чтобы ты сам, как бы свободный
и почтенный пластик и скульптор, мог нарядить себя в такую форму, в которой
ты лучше всего выглядел бы, я не создал тебя ни небесным, ни земным, ни
смертным, ни бессмертным. Ты можешь выродиться в низшее существо, к которому
принадлежит животное, но в то же время, по твоей собственной воле, ты можешь
и возродиться до существа высшего, к которому принадлежит Божество".
О, великая либеральность Бога Отца, о величайшее и удивительнейшее
счастье человека! Кому дано иметь то, что захочет, быть тем, чем пожелает!
Животные, рождаясь, приносят с собою из чрева матери все, чем суждено им
быть. Высшие же духи уже почти с самого начала были тем, чем они будут в
постоянной вечности. Отец указал человеку при его рождении на все семена и
все зародыши жизни. О каких он будет заботиться, те и будут цвести в нем и
принесут плоды: если они растительного мира - станет растением, если
чувственного мира - животным; если духовного - станет существом небесным,
если интеллектуального мира станет ангелом и сыном Божим. И если человек,
недовольный никаким родом творения, сочтет самого себя центром вселенной, то
став духом единым с Богом, предстанет в одинокое жилище Отца, который над
всем возвышается, на котором все зиждется.
Пора вернуться к основному вопросу нашего исследования. Разрешение его
теперь значительно облегчено предшествовавшим разбором различных
второстепенных явлений, который очень часто грозил увести нас далеко в
сторону от главной темы.
Следствия, вытекающие из развитых основных положений для
психологической характеристики полов, до того радикальны, что могут
отпугнуть от себя даже человека, который до сих пор соглашался с нашими
выводами. Здесь не место анализировать основания для подобного отношения к
ним. В этой главе я хочу выдвинуть наиболее веские аргументы, которые должны
будут окончательно убедить нас в правильности выставленного мною тезиса и
совершенно обессилить все возражения, которые он может вызвать.
Разбираемый нами вопрос вкратце заключается в следующем. Мы видели, что
логический и этический феномены, сливаясь в одну высшую ценность в понятии
истины, с неизбежностью приводят нас к принятию умопостигаемого "я",
какой-то души, как бытия высшей, сверхэмпирической реальности. Для существа,
которое подобно Ж, лишено логического и этического феноменов, нет оснований
для принятия подобного положения. Истинно женское существо не знает ни
логического ни нравственного императива. Слова: закон, долг, долг по
отношению к себе совершенно пустой звук для женщины. Отсюда правильно будет
заключить, что женщина лишена понятия сверхчувственной личности.
Абсолютная женщина лишена всякого "я". Это положение представляет собой
в известном отношении последний итог, к которому в конечном счете приводит
нас всякий анализ женщины. Правда, в такой краткой и сжатой формуле оно
звучит несколько резко, парадоксально и даже ново. Но можно быть вполне
уверенным, что в этом вопросе автор далеко не первый человек, который пришел
к подобному взгляду, хотя бы ему и пришлось самостоятельно прокладывать путь
для достижения той же истины, но открытой задолго до него.
Китайцы уже с давних пор отказываются признать за женщиной собственную
душу. Если вы спросите у китайца, сколько у него детей, то вы получите в
ответ точную цифру его сыновей, если же вся его семья состоит из дочерей, то
он объявляет себя совершенно бездетным. Теми же причинами, вероятно, следует
объяснить и изгнание Магометом женщин из рая и вызванное этим подчиненное
положение, которое женщина занимает в странах Ислама.
Из философов здесь прежде всем следует назвать Аристотеля. Для него
мужской принцип при зачатии есть элемент формирующий, активный элемент,
играющий роль Логоса, женский же играет роль пассивной материи. Если же
вдуматься несколько глубже а то, насколько сильно Аристотель отождествляет
душу с формой, энтелехией, изначально движущим началом, то ясно станет, как
близко подходит он к высказанному нами взгляду. Правда, свое воззрение на
женщину он излагает только там, где говорит о процессе оплодотворения, но мы
напрасно будем искать у него, как и у всех греков, кроме Эврипида, общей
точки зрения на характер женщины (не только на ее роль в акте
оплодотворения). Она, по-видимому, в очень слабой степени занимает их мысли.
Среди отцов церкви особенно отличались своим взглядом Тертуллиан и
Ориген, которые ставили женщину очень низко. Между тем Августин не мог
придерживаться подобного взгляда, в силу глубокой привязанности, которую он
питал к своей матери. В эпоху Возрождения взгляд Аристотеля снова приобрел
много сторонников, например, в лице Жана Вира (1518 - 1588 гг.). В то время
вообще лучше понимали этот взгляд, его воспринимали инстинктом, интуицией. В
нем не видели один только курьез, как это делает современная наука, которой
еще во многих отношениях придется преклониться перед Аристотелевской
антропологией.
В последние десятилетия аналогичный взгляд высказали Ибсен (в образе
Анитры, Риты и Ирены) и Август Стриндберг ("Верующие"). Но наибольшее
распространение мысли об отсутствии у женщины души сделала дивная сказка
Фукэ. Этот романтик позаимствовал материал для нее из Парацельса,
произведениями, которого он усердно занимался. Сказку эту переложили на
музыку Гофман, Гиршнер и Альберт Лортцинг. Ундина, лишенная души. Ундина -
вот платоновская идея женщины. Несмотря на бисексуальность, эта идея сильно
соответствует действительности. Очень распространенное выражение: "женщина
лишена характера" имеет в своей основе ту же мысль. Личность и
индивидуальность, (умопостигаемое) "я" и душа, воля и (умопостигаемый)
характер - все это одноименные понятия, которые присущи мужской половине
человеческого рода и чужды женской его половине.
Так как человеческая душа есть микрокосм, а люди, которые живут душой,
т. е, в которых жив весь мир, гениальны, то следует заключить, что Ж по
природе лишены гениальности. Мужчина таит в себе все и может, как выражается
Пико де Мирандола, особенно ярко развить в себе ту или другую черту. Он
может вознестись на неизмеримую высоту и может очень глубоко пасть; он может
превратиться в животное, в растение. даже в женщину, а потому мы и видим
женственных мужчин.
Но женщина никогда не может стать мужчиной. Таким образом, здесь
приходится сделать самое существенное ограничение в положениях, выставленных
нами в первой части этого труда. Я знаю много мужчин, которые по всему
своему психическому укладу, а не только в каком-нибудь определенном
отношении, совершенно похожи на женщину. Я видал также много женщин, которые
обладают чисто мужскими чертами, но среди них ни одной, которая в основе
своей не сохранила бы свою истинно-женскую природу, правда, эта
женственность удачно окутана тонкой пеленой, так что она тщательно скрыта не
только от подобной женщины, но и от постороннего взгляда. Человек может быть
(см. гл. 1 II части) или мужчиной или только женщиной, хотя бы он вмещал в
себе самые разнообразные качества обоих полов. Это бытие человека -основная
проблема нашего исследования - определяется сообразно его отношению к логике
и этике. Но в то время, как мужчина, взятый с анатомической точки зрения,
может психологически вполне походить на женщину, женщина никогда
психологически на мужчину походить не может, как бы мужествен ни был ее
внешний вид и как бы мало женственно ни было впечатление, которое она
производит.
Теперь мы можем с достоверностью дать окончательный ответ на вопрос об
одаренности полов: есть женщины с некоторыми чертами гениальности, но нет
женского гения, никогда его не было (даже у мужественных женщин, о которых
говорит история и первая часть нашего труда), никогда его и не будет. Кто в
этом вопросе проявит нерешительность и настолько расширит понятие
гениальности, что под него отчасти подойдут и женщины, тот тем самым
окончательно разрушит это понятие. Если вообще есть возможность отыскать
понятие гениальности и сохранить его во всей строгости и неизменности, то
мне кажется, что для этой цели необходимо придерживаться тех определений,
которые мы выставили в этом труде. Не могут ли эти определения приписать
гениальность такому существу, которое лишено души? Гениальность идентична
глубине. Достаточно только связать подлежащее - женщина, со сказуемым -
глубокая для того, чтобы каждый почувствовал в этом какое-то противоречие.
Женский гений есть поэтому contradictio in adjecto, так как гениальность
есть повышенная, высоко развитая, вообще осознанная мужественность.
Гениальный человек включает в себе все, а потому и женщину. Женщина же
представляет собою только часть вселенной, а потому, как часть, не может
содержать в себе целое. Женственность не может включать в себе гениальность-
Негениальность женщины с неумолимой последовательностью вытекает из того
факта, что она не монада, а потому и не отражение вселенной. Все предыдущие
главы говорят, как бы в один голос, в пользу того взгляда, что женщина
лишена души. Прежде всего третья глава доказала, что женщина живет генидами,
между тем как мужчина - расчлененным содержанием, что женский пол ведет
менее сознательную жизнь, чем мужской. Сознание есть одно из
гносеологических понятий, но вместе с тем единственное основное понятие
психологии. Гносеологическое сознание и обладание непрерывным "я",
трансцендентальный субъект и душа - понятия, взаимно заменяющие друг друга.
"Я" существует в том смысле, что оно само себя чувствует, познает себя в
содержании своего мышления: всякое бытие есть сознание. Но здесь следует
прибавить одно очень ценное пояснение к теории генид. Расчлененное
содержание сознания мужчины не следует себе представлять в виде развитого,
оформленного сознания женщины; это не актуальная форма того, что будто бы
потенциально скрывается в сознании женщины. В нем уже с самого начала лежит
нечто качественно отличное. Психическое содержание мужчины даже в стадии
гениды, которую оно всячески старается одолеть, проявляет склонность к
специфичности понятия. Весьма возможно, что всякое ощущение мужчины, даже на
самых ранних ступенях его развития, обладает стремлением выделиться в
понятие. Женщина же лишена этого стремления, как в своем восприятии, так в
мышлении.
Принципом всякой специфичности понятия являются логические аксиомы,
которые для женщины совершенно не существуют. Закон тождества, который
придает понятию однозначную определенность, для них лишен значения
путеводной нити. Они не признают нормой и principium contradictionis,
который ограничивает это понятие, как нечто самостоятельное, от всего сущего
и возможного. Отсутствием специфической определенности понятий в мышлении
женщины объясняется ее "чувствительность", которая способствует
возникновению самых неосновательных ассоциаций и сравнений предметов, ничего
общего между собою не имеющих. Даже женщины с наиболее богатой и наименее
ограниченной памятью никак не могут отказаться от этой склонности к
синэстезиям. Предположим, например, что какое -нибудь слово напоминало им
определенный цвет, или представление о человеке ассоциировалось у них с
представлением о какой-нибудь определенной пище - явление, которое очень
часто бывает у женщин. Но важнее всего то, что они вполне удовлетворяются
одной этой ассоциацией; у них нет желания выяснить, почему они напали именно
на такое сравнение, насколько оно вызвано фактическими отношениями предметов
друг к другу. Но еще меньше они думают о том, чтобы разобрать, какое
впечатление произвело на них это слово или этот человек. Эта
непритязательность и самоудовлетворенность находится в тесной связи с тем,
что раньше было названо бессовестностью женщины. Мы еще вернемся к этому
вопросу и постараемся выяснить его отношение к отсутствию определенности
понятия женщины.
Это вечное пребывание в сфере неуловимых чувств, это отрицание понятия
и понятливости, это самоубаюкивание без порывания к глубине придает зыбкому
стилю большинства современных писателей и художников характер женственности.
Мужское мышление основным образом отличается от женского потребностью в
прочных формах, а потому всякое "искусство настроений" есть "искусство"
бесформенное.
По этим соображениям психическое содержание мужчины не может быть
приравнено к более развитой форме генид женщины. Мысль женщины порхает между
различными предметами, сквозит по их поверхности, чего не делает мужчина,
который привык мыслить "в корень всех вещей"; она отведывает, лакомится,
осязает, но не схватывает истинной сущности предметов. Так как мышление
женщины преимущественно протекает в форме своеобразного вкушения, самым
выдающимся свойством женщины остается вкус. Вкус - исключительная
принадлежность женщины- В его развитии она может достигнуть даже известной
степени совершенства. Вкус требует сосредоточения внимания на самой
поверхности предметов, он направлен на однообразное строение целого и
никогда не останавливается на отдельных резко выделяющихся частях. Когда
женщина "понимает" мужчину, о возможности или невозможности такого понимания
речь впереди, то она старается понять, ход его мыслей. Так как при этом
нельзя достигнуть точной определенности понятий с ее стороны, то она вполне
удовлетворяется тем, что сказанное вызывает в ней ряд неустойчивых аналогий
и уверена, что поняла все. Это различие в мышлении мужчины и женщины не
следует себе объяснять тем, что оба эти рода мышления расположены на
различных линиях, что содержание мышления мужчины занимает линию, несколько
более удаленную, чем содержание мышления женщины. Это два совершенно
различных ряда, простирающихся на один и тот же объект: один - мужской,
вращающийся всецело в понятиях, другой - женский, находящийся совершенно вне
всяких понятий. Поэтому, если можно установить некоторое тождество
содержания развитого, дифференцированного, позднейшего с содержанием того же
порядка, но хаотическим, нерасчлененным, более ранним, то в применении к
различию способов мышления у мужчины и женщины это тождество не выдерживает
критики: мысли, выраженной в определенном понятии с одной стороны, т. е. у
мужчины, соответствует "чувство", лишенное всякого логического понятия,
гениды, на другой стороны, т. е. у женщины.
Природа женщины, существенной чертой которой является отсутствие
опреленности логических понятий, не менее убедительно, чем слабо развитая
сознательность ее, доказывает, что у женщины нет своего "я". Только понятие
превращает комплекс ощущений в объект. Оно делает его независимым от того,
существует ли он у меня в настоящее время, или нет. Наличность или
отсутствие комплекса ощущений находится в полнейшей зависимости от воли
человека: он закрывает глаза, затыкает уши - ни зрительное, ни звуковое
раздражение до него не доходит, он опьяняет себя или засыпает - тогда он обо
всем забывает. Только понятие освобождает комплекс ощущений от вечно
субъективного, психологически-относительного факта ощущения, только оно
создает вещи. Человеческий интеллект может противопоставить себе объект
только потому, что вся его деятельность протекает в сфере понятий, и
наоборот, только там может идти речь об объекте и субъекте и различиях между
ними, где существует сфера понятий. Во всех других случаях мы имеем целую
массу сходных или несходных между собою картин, которые без определенного
плана и порядка сливаются и переходят друг в друга. Понятие, таким образом,
превращает свободно реющие в воздухе впечатления в предметы, из ощущения
создает объект, которому противостоит субъект, пробующий свои силы на нем,
как на враге. Понятие играет конститутивную роль по отношению ко всему
реальному. Это положение не следует понимать в том смысле, что предмет
обладает реальностью постольку, поскольку он связан с идеей, лежащей по ту
сторону опыта, и является несовершенной проекцией, неудачным отражением ее.
Совершенно наоборот. Поскольку наш интеллект, как функция понятия,
простирается на какой-нибудь предмет, постольку он приобретает реальность.
Понятие есть "трансцендентальный объект" кантовской критики разума, который,
как таковой, соответствует "трансцендентальному субъекту". Только субъект
является источником той загадочной объектирующей функции, которая создает
кантовский "предмет X"- направление всякого познания. Функция эта совершенно
тождественна логическим аксиомам, в которых снова получает свое выражение
наличность субъекта. Principium contradictionis ограничивает понятие от
всего того, что не является его содержанием. Princiqium identitatis дает
возможность рассмотреть понятие так, как будто оно одно только и
существовало бы в мире. Сырой, необработанный комплекс ощущений не может
меня побудить к заключению, что он равен самому себе, но, с применением к
нему закона тождества он превращается уже в определенное понятие. Так
понятие придает соответствующее достоинство и строгость пестрому сочетанию
ощущений, всякому узору, сотканному из мыслей: понятие освобождает
содержание тем, что оно его связывает. Существует свобода объекта, как и
свобода субъекта. Оба соответствуют друг другу. Здесь снова раскрывается
перед нами тот факт, что, как в логике, так и в этике, всякая свобода
содержит в себе самоограничение. Человек становится свободным только тогда,
когда он сам превращается для себя в верховный закон. Только таким путем ему
удается избежать гетерономии, поставить себя вне зависимости от чужой воли,
которая неизбежно включает в себя произвол. Поэтому ФУНКЦИЯ понятия является
вместе с тем и мотивом самоуважения человека давая своему объекту, как
всеобщему предмету познания, полнейшую свободу и независимость, человек тем
самым как бы уважает самого себя. Когда двое мужчин спорят между собою, они
всегда ссылаются на какой-нибудь предмет. Только женщина этого не делает:
она носится с предметами и реет среди них, подчиняясь исключительно своему
желанию, она не может дать объекту свободу, так как сама ею не обладает.
Самостоятельность, приобретаемая ощущением, благодаря понятию, не
представляет собою освобождения от субъекта, а освобождение от
субъективности. Ведь понятие и есть именно то, о чем я мыслю, о чем я
говорю, что я могу написать. Это обстоятельство служит источником веры, что
я тем не менее еще нахожусь в некотором отношении к понятию, эта вера -
сущность всякого суждения. Имманентные психологи, Юм, Гексли, Мах,
Авенариус, совершенно разделались с понятием, отождествив его с общим
представлением, причем, между логическим и психологическим понятием они
никакой разницы не делают. Поэтому весьма характерно для них, что они
совершенно игнорируют самое суждение, как будто его совершенно не
существовало. С своей точки зрения ни никак не в состоянии понять элементы,
чуждые монизму ощущений, которые скрываются в каждом акте суждения. Каждое
суждение содержит в себе признание или отрицание, одобрение или неодобрение
определенных вещей, мера этого признания - идея истины, не может
одновременно заключаться в комплексах ощущений, которые подвержены нашему
суждению. Там, где нет ничего, кроме ощущений, все ощущения должны являться
равноценными и иметь право на одинаковое значение в построении реального
мира. Отсюда видно, что именно эмпиризм разрушает действительность опыта, а
позитивизм, несмотря на "солидность" и "добросовестность" своей фирмы должен
превратиться в настоящий нигилизм. Так очень часто бывает и с весьма
почтенными торговыми предприятиями, которые в конечном счете обнаруживают
свою беспочвенность и шарлатанство. В самом опыте еще не может заключаться
мысль об определенной мере опыта, об идее истины. Но всякое суждение
содержит в себе именно это притязание на истинность. Оно, несмотря на целый