Страница:
завершено): как в первом, так и во втором случае мы видим перед собою
сводничество, и эти оба сводничества психологически ничем одно от другого не
отличаются. Да, я утверждаю: нет ни одной матери, которой было бы абсолютно
неприятно, когда какой-нибудь посторонний человек, даже с самыми низкими
намерениями и недостойными видами, добивается обладания ее дочерью и
соблазняет ее.
Характер отношений одного пола к известным чертам, присущим другому,
служит нам в качестве надежного критерия для определения того, какие
характерные черты свойственны одному только полу и какие общи обоим. И вот
до сих пор в нашем исследовании женщина фигурировала в качестве единственной
свидетельницы того, что очень многие черты, которые люди приписывали ей,
являются исключительной принадлежностью мужчины. Теперь же привлечем к
ответу и мужчину. Пусть он своим отношением к явлению сводничества докажет
нам, что эта черта чисто и исключительно женская. Правда, будут и
исключения, но они относятся или к женственным мужчинам, или к одному
случаю, который будет разобран впоследствии. Истинный мужчина с глубоким
отвращением относится к явлению сводничества и смотрит на него, как на
исключительное призвание и специальность женщины. Его отношение нисколько не
меняется от того, что в особом случае решается вопрос о будущности его
дочери, которую он хотел бы видеть вполне пристроенной. Отсюда можно видеть,
что истинные психические признаки женского пола действуют на мужчину далеко
не притягивающе, наоборот, они сильно отталкивают его, если он сознает их.
Совершенно другое дело у женщины. Чисто мужские свойства, какими они
являются в действительности, сами по себе уже притягивают женщину, и вот
почему мужчине следует пересоздать женщину с тем, чтобы он мог ее любить.
Но явление сводничества имеет более глубокие корни. Приведенные мною
примеры исчерпывают значение этого слова лишь в его обычном употреблении. На
самом деле эта черта пропитывает сущность женщины в более значительных
размерах. Тут я хочу указать прежде всего на то, как женщины сидят в театре:
они находятся в напряженном ожидании, "добудут" ли друг друга двое
влюбленных и как они этого достигнут. Эта черта ничем не отличается от
сводничества. В ней проявляется не что иное, как желание, чтобы мужчина и
женщина сошлись где бы то ни было. Но она заходит еще дальше: чтение
чувственных, скабрезных стихов или романов и сопровождающее его у женщин
необыкновенное напряженное ожидание момента полового акта есть не что иное,
как сводничество двух героев книги, тоническое возбуждение при мысли о
копуляции и положительная оценка факта полового общения. В этом не следует
видеть логическую, формальную аналогию. Я советую посмотреть, насколько
одинаковы для женщины оба эти случая с психологической стороны. Возбуждение
матери в день свадьбы ее дочери совершенно аналогично тому, которое
испытывает женщина при чтении Прево или "Katzensteg" Зудермана- Бывает, что
и мужчины читают подобные романы в целях детумесценции, но их чтение
принципиально отличается от чтения женщин. Здесь чтение направлено на
приобретение более живой и ясной картины полового акта, но при нем мужчина
остается совершенно равнодушным ко всякой перемене отношений между главными
лицами произведения, его чувства не меняются от того, достигли ли эти лица
какой-нибудь близости в своих отношениях или всякая связь между ними
совершенно невозможна. Радость, захватывающая до потери дыхания при всяком
приближении к осуществлению этой цели, тяжелое разочарование при всяком
припятствии к половому удовлетворению - черты несомненно женские, но не
мужские. Эти черты проявляются у женщины при всяком душевном волнении,
вызванном представлением о половом акте, безразлично, относится ли это
представление к действительным или вымышленным лицам.
Неужели люди никогда не думали над тем, почему женщины так охотно, так
"бескорыстно "сводят других женщин с мужчинами? Удовольствие, которое они
испытывают при этом, покоится на своеобразном возбуждении их при мысли о
чужой половой встрече.
Но изложением главной точки зрения, которой придерживаются женщины при
чтении книг, мы не исчерпали еще всех проявлений сводничества, которые
сказываются в поведении женщин. Если в теплые летние вечера влюбленные
парочки ищут уединения в поэтических местах, на скамьях тенистых садов, то
женщина, случайно проходящая мимо, чутко настораживается. Стоит ей заметить
одну такую парочку, как у нее пробуждается любопытство, и она не в состоянии
оторвать глаз от нее: мужчина же в подобных случаях брезгливо
отворачивается, так как чувствует себя задетым в своей стыдливости. То же
явление имеет место, когда женщина встречает такую парочку на улице: она
оборачивается и долго провожает ее глазами. Это желание присматриваться,
обернуться при каждом таком случае есть сводничество не в меньшей мере, чем
все то, что было до сих пор подведено под это понятие. Мы обыкновенно
отворачиваемся от всего того, на что нам почему-либо неприятно смотреть. Но
женщины именно особенно охотно всматриваются в влюбленную парочку и
накрывают ее на поцелуях и других проявлениях любви, так как они жаждут
полового акта вообще (не только для себя). Мы уже указывали, что человек
обращает внимание только на то, что он положительно оценивает. Женщина,
которая следит за двумя влюбленными, с нетерпением ждет развязки,
результатов, т.е. она предвидит, надеется, желает чего-то. Одна знакомая мне
женщина, которая давно уже была замужем, отказала своей горничной от места
по той причине, что та впустила к себе любовника, но перед тем она долго, с
живейшим участием прислушивалась за дверью к разговору, который происходил
между горничной и ее любовником. Эта женщина, таким образом, внутренне
одобрила все то, что происходило на ее глазах, и потом только решила
выбросить ее на улицу. Это можно объяснить, конечно, ее желанием соблюсти
элементарные правила благопристойности, но я думаю, что здесь не последнюю
роль сыграл и мотив зависти, правда, бессознательной: эта дама не желала
подарить часы наслаждения пострадавшей девушке.
Мысль о половом акте, в какой бы он форме не выразился (хотя бы его
совершали животные), всегда принимается женщиной, но никогда ею не
отвергается, она его нисколько не отрицает, не чувствует никакого отвращения
даже к самой отвратительной стороне этого процесса и не дает себе труда
изменить сейчас же как-нибудь характер и содержание своих мыслей в этом
направлении. Представление о половом акте овладевает ею всецело до тех пор,
пока это представление не сменится дружными, аналогичными по содержанию
представлениями. Этим мы исчерпали большую часть психической жизни женщины,
которая многим представляется столь загадочной. Потребность лично
участвовать и половом акте является самой жгучей потребностью женщины, но
это только частный случай ее глубочайшего, ее единственно жизненного
интереса, направленного ни половой акт вообще, частный случай ее желания,
чтобы этот акт совершался возможно чаще, безразлично кем, когда и где.
Эта всеобщая потребность женщины направлена в большей или меньшей
степени на один из двух моментов: или на половой акт, или на ребенка. В
первом случае представление об одном только половом акте делает женщину
проституткой и сводницей. Во втором случае она мать. Но этого не следует
понимать в том смысле, что женщина сама хочет стать матерью. Нет. Поскольку
женщина приближается к типу матери, постольку мысль ее о всяком браке,
который она или знает, или сама создала, будет связана с фактом рождения
детей. Истинная мать в то же время и истинная бабушка (хотя бы она сама
осталась девой. Вспомните неподражаемую "тетю Юлю" Иоганна Тесмана в
ибсеновской "Гедде Габлер"). Всякая истинная мать живет для всего рода - она
мать всего человечества: она приветствует всякую беременность. Проститутка
же хочет видеть всех женщин не беременными, а проституированными, как она
сама.
Тот факт, что личная половая жизнь женщины вполне подчинена ее влечению
к сводничеству и представляет лишь частный случай последнего, ясно
обнаруживается в ее отношении к женатым мужчинам. Нет ничего более
противного для женщин, так как все они сводницы, как холостое состояние
мужчины. Вот почему они так сильно стараются его поженить. Но стоит ему
вступить в брак, как он теряет значительную долю интереса для них, хотя бы
он раньше очень сильно им нравился. Далее, предположим, что женщина уже
вышла замуж. Казалось бы, что тогда нет никакого основания делать какое-либо
различие между женатым и холостым мужчиной, так как при подобных
обстоятельствах ни один мужчина не может входить в рассчеты женщины самой
пристроиться. И тем не менее неверная жена вряд ли станет кокетничать с
мужем другой женщины, разве только если она захочет отбить его у последней
тем, чтобы торжествовать одержанную над ней победу. Таким образом вполне
доказано, что главную роль играет у женщины сводничество. Вот почему
нарушение брака так редко совершается при участии женатых мужчин: ведь они
уже вполне удовлетворяют той идее, которая лежит в основе сводничества.
Сводничество наиболее общая черта женщины: желание стать тещей гораздо
сильнее стремления женщины к материнству, интенсивность и объем которого
превозносили не по заслугам.
Многие найдут, пожалуй, преувеличенным то значение, которое я придаю
этому в равной степени комическому и отвратительному явлению, а пафос
аргументации, лишенным всякой мотивировки. Но нужно ясно представить себе
то, о чем идет речь. Сводничество - это черта, раскрывающая всю сущность
женщины. Ее следует подвергнуть самому Детальному анализу и обосновать, а не
только принять к сведению, как это обыкновенно делают, и обойти совершенно
молчанием. Для большинства людей это несомненный факт, что "женщина любит
чуть-чуть посводничать". Но центр тяжести лежит в том, что именно в этом и
ни в чем другом заключается основная сущность женщины. После тщательно
изучения разнообразных женских типов, помимо тех подразделений, которые были
разобраны до сих пор, я пришел в тому заключению, что нет абсолютно ни
одного положительного общеженского качества, кроме сводничества, под которым
следует понимать деятельность, проводимую в интересах идеи полового акта
вообще.
Всякое определение понятия женственности, которое в потребности лично
пережить половой акт и находиться в обладании мужчины видело бы
исключительную и единственную сущность ее, было бы слишком узким. Всякое
определение, которое утверждает, что единственным содержанием женщины
является ребенок или муж или оба вместе, было бы слишком широко. Всеобщая и
истинная сущность женщины всецело и исчерпывающе характеризуется понятием
сводничества, т.е. определенной миссии, находящейся в услужении идеи
физического общения. Всякая женщина сводничает. Это свойство женщины быть
посланницей, представительницей идеи полового акта присуще ей во всех ее
возрастах и переживает даже климакс: старуха продолжает сводить, но уже не
себя, а других. Почему люди представляют себе старую женщину в виде
совершенной, типичной сводницы, об этом я уже говорил. Призвание
старухи-сводницы не приобретается вместе с преклонным возрастом. Это
призвание скорее выделяется и остается в качестве единственного свойства,
благодаря отпадению всех других влияний, связанных с потребностями и
запросами личной жизни: чистая деятельность во имя нечистой идеи.
Я позволю себе теперь сделать сводку всех тех положительных
результатов, к которым мы пришли в исследовании половой жизни женщины. Мы
видели, что все интересы ее исключительно и непрерывно вращаются в сфере
половой жизни, что как с физической, так и психической точки зрения вся
сущность ее является одной только сексуальностью. Далее мы пришли к тому
неожиданному результату, что женщина непрестанно испытывает ощущения,
аналогичные с ощущениями полового акта, во всех частях своего тела и
благодаря всевозможным предметам. Все тело женщины в целом оказалось, как мы
видели, только набором ее отдельных половых частей. Вот тут-то выступает
центральная роль, которую играет идея полового акта в мышлении женщины,
Половой акт есть единственное, чему женщина всегда и везде дает безусловно
положительную оценку. Женщина есть носительница идеи полового общения
вообще. Высшая ценность, которую женщина придает идее полового акта, не
ограничивается сферой половой жизни одного индивидуума или сферой своей
собственной половой жизни. Она простирается на всех людей, она не
индивидуальна, а сверх индивидуальна, она является, так сказать, да простят
мне осквернение этом слова, трансцендентальной функцией женщины. Ибо если
женственность и сводничество одно и то же, то женственность есть вместе с
тем универсальная сексуальность. Половой акт есть высшая ценность женщины,
которую она старается всегда и повсюду осуществить. Ее собственная половая
жизнь представляет собою только ограниченную часть этого безграничного
хотения.
Мы указывали, что мужчина выше всего ставит чистоту и непорочность. Он
в силу свойственной ему эротической потребности жаждет видеть в женщине
олицетворение этой высшей идеи девственности. Но этому чисто мужскому идеалу
целомудрия соответствует на стороне женщины неизменное стремление
осуществить половое общение. Противоположность между этими двумя идеалами
настолько ясна, что ее не может закрыть от нас никакой туман эротической
иллюзии. А вместе с тем в процесс изучения истинной сущности женщины
постоянно вторгается один фактор, который окончательно разбивает всякие
надежды на успех- Этот именно фактор, который служит сильнейшим препятствием
к постижению основных черт природы женщины, является одной из самых сложных
проблем о женщине: проблемой бездонной лживости ее.
Мы приступим теперь к ее разбору. Как ни трудна, как ни отважна эта
попытка, она должна нас привести к тому главному корню, из которого
вырастает, как сводничество (в самом широком смысле, при котором собственная
половая жизнь является лишь более ярким и заметным частным случаем), так и
лживость, вечно скрывающая от глаз даже самой женщины! - жажду полового
акта. Возникновение обоих явлений из этого последнего корня должно
обнаружиться пред нами в
свете единого конечного принципа.
Все то, что дало нам исследование в качестве положительного
непреложного результата, приходится опять ставить под сомнение. Мы отказали
женщине в самонаблюдении, но, без сомнения, существуют женщины, которые
очень зорко следят за своими переживаниями, Мы отказали ей в любви к истине,
но есть такие женщины, которые тщательно избегают всякой лжи. Мы утверждали,
что женщине чуждо сознание вины. Но мы знаем, что женщины способны изводить
и жестоко упрекать себя по поводу самых ничтожных пустяков. Что касается
грешниц, бичующих свое тело, то о них мы имеет самые достоверные сведения.
Мы говорили, что чувство стыда свойственно только мужчине. Но ведь следует
задаться вопросом: не дает ли опыт каких-нибудь оснований предполагать, что
женская стыдливость, то чувство стыда, которое, по мнению Гамерлинга,
присуще исключительно женщине, есть бесспорный факт, который делает
возможным и даже вероятным иное толкование явлений? Далее: как можно
отрицать религиозность женщин, когда существует столько "religieuses"? Как
можно отрицать за ней строго нравственную чистоту, когда существует столько
добродетельных женщин, о которых повествуют народная песня и история? Можно
ли утверждать, что женщина сексуальна, что она приписывает высшую ценность
моменту сексуальности, в то время, как всем известно, что многие женщины
сильно возмущаются при всяком намеке на половые темы, что она с горечью и
отвращением бежит от того места, где сводничество и разврат распустили свои
сети? Можно ли говорить серьезно обо всем этом, когда женщина очень часто
отказывается от лич-
ной половой жизни, гораздо чаще, чем это делают мужчины, когда у многих
из них этот акт вызывает одно только чувство омерзения?
Вполне очевидно, что все перечисленные антиномии ставят перед нами один
и тот же вопрос, от решения которого вполне зависят окончательные результаты
нашем исследования о женщине. Далее совершенно понятно, что если хотя бы
одна только женщина оказалась бы по внутренней природе своей асексуальной
или стоящей в действительном отношении к идее нравственности, самоценности,
то все положения, высказанные нами в этой книге о женщинах, безнадежно
потеряли бы всеобщую применимость свою в качестве психической характеристики
женского пола. И этим самым мы окончательно одним ударом потеряли бы всю
позицию, занятую нами в этой книге. Все приведенные выше явления, будто бы
противоречащие нашим выводам, должны быть основательно исследованы и
удовлетворительным образом разъяснены. Следует далее показать, что основа
всех этих явлений, вызывающих самые разноречивые и двусмысленные толкования,
кроется в существе той женской природы, которая была прослежена здесь во
всех ее проявлениях.
Чтобы постичь природу этих обманчивых противоречий, стоит только
подумать о том, насколько легче женщины поддаются влиянию со стороны других
людей, насколько сильно они подвержены даже влиянию впечатлений. Эта
чрезвычайная восприимчивость всего чужого, эта легкость перенимания чужих
взглядов еще недостаточно оценена в нашей книге. Ж прилаживается к М в той
же степени, как футляр к драгоценностям. Его взгляды становятся ее
взглядами, его симпатии - ее симпатиями, его антипатии - ее антипатиями.
Каждое слово его становится для нее событием, причем тем более значительным,
чем сильнее он действует на нее в половом смысле- В этом влиянии со стороны
мужчины женщина не видит некоторого уклонения от линии своего собственного
развития, она не противится ему, как постороннему вмешательству, она не
стремится освободиться от него, как от непрошенного вторжения в ее
внутреннюю духовную жизнь, она не стыдится быть рецептивной. Совершенно
напротив: она чувствует себя счастливой при одной мысли, что она может быть
такой. Она требует от мужчины, чтобы он заставил ее рециптировать и в
духовной области. Она всегда охотно примыкает к кому-нибудь и ее ожидание
мужчины есть ожидание того момента, когда она может стать совершенно
пассивной.
Женщины перенимают все свои мысли и взгляды не от одного только
любимого мужчины (от нет - охотнее всего), они перенимают их от отца и
матери, дяди и тети, братьев и сестер, близких родственников и далеких
знакомых. Женщина рада, когда кто-нибудь создает в ней определенный взгляд.
Взрослые, замужние женщины, словно маленькие дети, подражают друг другу во
всем, будто бы это так и должно быть.
Начиная с туалета, прически, осанки, вызывающей внимание, и кончая
магазинами, в которых они покупают, и рецептами, по которым они готовят пищу
- все служит для них предметом подражания. В таком стремлении копировать
друг друга они остаются далеки от чувства, что нарушают какие-то обязанности
по отношению к себе. Это чувство имело бы место только в том случае, если бы
они обладали известной индивидуальностью, которая подчиняется исключительно
своим собственным законам. Теоретическое содержание женского мышления и
женской деятельности всецело покоится на традиции и усвоении взглядов других
людей. Женщина ревностно перенимает эти взгляды и достаточно придерживается
их, так как самостоятельного убеждения, основанного на объективном
наблюдении вещей, она не в состоянии приобрести, а потому и не может
оставить его при изменившейся точке зрения. Она никогда не подымается над
своей мыслью. Она хочет, чтобы ей было поднесено готовое мнение, за которое
цепко ухватывается. Вот почему женщины особенно возмущаются, когда люди
нарушают установленные порядки и обычаи, каково бы ни было содержание этих
институтов. Я хочу поделиться одним примером, взятым у Герберта Спенсера.
Этот пример особенно забавен в сопоставлении с женским движением. Как у
многих индейских племен Северной и Южной Америки, так и у дакотов мужчины
занимаются охотой и военным промыслом, все же тяжелые и грязные работы
оставлены на попечение женщин. Но последние не жалуются, да и не чувствуют
своего приниженного состояния. Они, напротив, так сильно проникнуты мыслью о
правильности и закономерности такого порядка вещей, что самым глубоким
оскорблением и кровной обидой, которую можно нанести женщине дакотке,
является следующая: "Гнусная женщина... я видела, как твой муж тащил дрова к
себе домой, чтобы затопить печку. Где была его жена, что он вынужден был
превратиться в женщину?"
Эта необычайная определяем ость женщины при помощи всего, лежащего вне
ее, в основе своей совершенно тождественна с тем фактом, что она легче и
чаще поддается внушению, чем мужчина. Все это соответствует той пассивной
роли, которую женщина играет как в самом половом акте, так и во всех
стадиях, предшествующих ему. В этом выражается общая пассивность женской
природы, благодаря которой женщины в конечном итоге усваивают и акцептируют
даже те мужские оценки, к которым они по существу не имеют никакого
отношения. Женщина насквозь проникается взглядами мужчины и ее собственная
идейная жизнь пропитывается чуждыми ей элементами. В глубокой лживости своей
природы она является поборницей нравственности, но этого нельзя даже назвать
лицемерием, так как этим признанием нравценности она не прикрывает ничего
антиморального, а усваивает и применяет совершенно гетерономный завет. Все
это вместе взятое может, поскольку женщина сама лишена правильной оценки
явлений, протекать очень гладко и легко, может вызвать обманчивую видимость
высшей нравственности. Но дело сильно осложняется, когда все это приходит в
коллизию с единственной врожденной общеженской оценкой - высшей оценкой
полового акта.
Утверждение между людьми полового общения, как высшей ценности,
протекает у женщины совершенно бессознательно. Ведь у женщины этому
утверждению не противостоит, как у мужчины, возможность его отрицания, иными
словами, нет той двойственности, которая необходима для фиксации. Ни одна
женщина не знает, никогда не знала да и не может знать, что она собственно
делает, когда удовлетворяв своему влечению к сводничеству. Женственность
совершенно тождественна сводничеству. Вот почему женщине пришлось бы
выступить из пределов своей собственной личности, чтобы подметить и понять
тот факт, что она сводничает. Таким образом, глубочайшее хотение женщины,
истинное значение и смысл ее существования остается вне пределов ее
сознания. Нет никаких препятствий к тому, чтобы мужская отрицательная оценка
сексуальности вполне покрыла в сознании женщины ее собственную
положительную. Рецептивность женщины заходит так далеко, что она в состоянии
отрицать тот единственный положительный элемент, который составляет
исключительную природу женщины.
Но ложь, которую совершает женщина, приписывая себе взгляд мужского
общества на сексуальность, на бесстыдство и объявляя мужской критерий всех
поступков своим собственным - эта ложь никогда не осознается ею. Женщина
приобретает вторую натуру, не предполагая даже, что это не ее истинная
натура. Она серьезно убеждена, что представляет собою что-то: она глубоко
уверена в искренности и изначальности своего нравственного поведения и
суждения. Так глубоко засела эта ложь, эта органическая или, если можно так
выразиться, эта онтологическая лживость женщины. В этом пункте женщины
вводят в заблуждение, кроме других, еще и себя. Дело в том, что нельзя
безнаказанно подавлять извне свою природу таким образом, да еще
искуственными мерами. Но гигиена не оставляет женщину без кары за подобное
отрицание своей природы: она наказует ее истерией.
Из всех неврозов и психозов истерические явления представляют для
психолога самую увлекательную тему. Они бесконечно сложнее, а потому и
заманчивее, чем меланхолия, которую относительно легко вызвать в своих
переживаниях, или простая паранойя.
Почти все психиатры питают упорное недоверие к различным
психологическим анализам. Уже a limine они допускают объяснение явлений с
помощью патологического изменения в тканях или отравлений пищей, но они
отказывают психологического элементу в первичной действенности. Но так как
до сих пор еще не доказано, что психический элемент должен занимать второе
место в сравнении с физическим, все указания на принцип "сохранения энергии"
решительно отвергнуты самыми выдающимися физиками, то этот предрассудок
можно, по справедливости, оставить без внимания. Выяснение "физического
механизма" истерии может пролить свет на различные стороны этого явления, а
пожалуй и на все явление. Тот факт, что все данные, которыми мы располагаем
в настоящее время по вопросу об истерии, найдены именно путем такого
сводничество, и эти оба сводничества психологически ничем одно от другого не
отличаются. Да, я утверждаю: нет ни одной матери, которой было бы абсолютно
неприятно, когда какой-нибудь посторонний человек, даже с самыми низкими
намерениями и недостойными видами, добивается обладания ее дочерью и
соблазняет ее.
Характер отношений одного пола к известным чертам, присущим другому,
служит нам в качестве надежного критерия для определения того, какие
характерные черты свойственны одному только полу и какие общи обоим. И вот
до сих пор в нашем исследовании женщина фигурировала в качестве единственной
свидетельницы того, что очень многие черты, которые люди приписывали ей,
являются исключительной принадлежностью мужчины. Теперь же привлечем к
ответу и мужчину. Пусть он своим отношением к явлению сводничества докажет
нам, что эта черта чисто и исключительно женская. Правда, будут и
исключения, но они относятся или к женственным мужчинам, или к одному
случаю, который будет разобран впоследствии. Истинный мужчина с глубоким
отвращением относится к явлению сводничества и смотрит на него, как на
исключительное призвание и специальность женщины. Его отношение нисколько не
меняется от того, что в особом случае решается вопрос о будущности его
дочери, которую он хотел бы видеть вполне пристроенной. Отсюда можно видеть,
что истинные психические признаки женского пола действуют на мужчину далеко
не притягивающе, наоборот, они сильно отталкивают его, если он сознает их.
Совершенно другое дело у женщины. Чисто мужские свойства, какими они
являются в действительности, сами по себе уже притягивают женщину, и вот
почему мужчине следует пересоздать женщину с тем, чтобы он мог ее любить.
Но явление сводничества имеет более глубокие корни. Приведенные мною
примеры исчерпывают значение этого слова лишь в его обычном употреблении. На
самом деле эта черта пропитывает сущность женщины в более значительных
размерах. Тут я хочу указать прежде всего на то, как женщины сидят в театре:
они находятся в напряженном ожидании, "добудут" ли друг друга двое
влюбленных и как они этого достигнут. Эта черта ничем не отличается от
сводничества. В ней проявляется не что иное, как желание, чтобы мужчина и
женщина сошлись где бы то ни было. Но она заходит еще дальше: чтение
чувственных, скабрезных стихов или романов и сопровождающее его у женщин
необыкновенное напряженное ожидание момента полового акта есть не что иное,
как сводничество двух героев книги, тоническое возбуждение при мысли о
копуляции и положительная оценка факта полового общения. В этом не следует
видеть логическую, формальную аналогию. Я советую посмотреть, насколько
одинаковы для женщины оба эти случая с психологической стороны. Возбуждение
матери в день свадьбы ее дочери совершенно аналогично тому, которое
испытывает женщина при чтении Прево или "Katzensteg" Зудермана- Бывает, что
и мужчины читают подобные романы в целях детумесценции, но их чтение
принципиально отличается от чтения женщин. Здесь чтение направлено на
приобретение более живой и ясной картины полового акта, но при нем мужчина
остается совершенно равнодушным ко всякой перемене отношений между главными
лицами произведения, его чувства не меняются от того, достигли ли эти лица
какой-нибудь близости в своих отношениях или всякая связь между ними
совершенно невозможна. Радость, захватывающая до потери дыхания при всяком
приближении к осуществлению этой цели, тяжелое разочарование при всяком
припятствии к половому удовлетворению - черты несомненно женские, но не
мужские. Эти черты проявляются у женщины при всяком душевном волнении,
вызванном представлением о половом акте, безразлично, относится ли это
представление к действительным или вымышленным лицам.
Неужели люди никогда не думали над тем, почему женщины так охотно, так
"бескорыстно "сводят других женщин с мужчинами? Удовольствие, которое они
испытывают при этом, покоится на своеобразном возбуждении их при мысли о
чужой половой встрече.
Но изложением главной точки зрения, которой придерживаются женщины при
чтении книг, мы не исчерпали еще всех проявлений сводничества, которые
сказываются в поведении женщин. Если в теплые летние вечера влюбленные
парочки ищут уединения в поэтических местах, на скамьях тенистых садов, то
женщина, случайно проходящая мимо, чутко настораживается. Стоит ей заметить
одну такую парочку, как у нее пробуждается любопытство, и она не в состоянии
оторвать глаз от нее: мужчина же в подобных случаях брезгливо
отворачивается, так как чувствует себя задетым в своей стыдливости. То же
явление имеет место, когда женщина встречает такую парочку на улице: она
оборачивается и долго провожает ее глазами. Это желание присматриваться,
обернуться при каждом таком случае есть сводничество не в меньшей мере, чем
все то, что было до сих пор подведено под это понятие. Мы обыкновенно
отворачиваемся от всего того, на что нам почему-либо неприятно смотреть. Но
женщины именно особенно охотно всматриваются в влюбленную парочку и
накрывают ее на поцелуях и других проявлениях любви, так как они жаждут
полового акта вообще (не только для себя). Мы уже указывали, что человек
обращает внимание только на то, что он положительно оценивает. Женщина,
которая следит за двумя влюбленными, с нетерпением ждет развязки,
результатов, т.е. она предвидит, надеется, желает чего-то. Одна знакомая мне
женщина, которая давно уже была замужем, отказала своей горничной от места
по той причине, что та впустила к себе любовника, но перед тем она долго, с
живейшим участием прислушивалась за дверью к разговору, который происходил
между горничной и ее любовником. Эта женщина, таким образом, внутренне
одобрила все то, что происходило на ее глазах, и потом только решила
выбросить ее на улицу. Это можно объяснить, конечно, ее желанием соблюсти
элементарные правила благопристойности, но я думаю, что здесь не последнюю
роль сыграл и мотив зависти, правда, бессознательной: эта дама не желала
подарить часы наслаждения пострадавшей девушке.
Мысль о половом акте, в какой бы он форме не выразился (хотя бы его
совершали животные), всегда принимается женщиной, но никогда ею не
отвергается, она его нисколько не отрицает, не чувствует никакого отвращения
даже к самой отвратительной стороне этого процесса и не дает себе труда
изменить сейчас же как-нибудь характер и содержание своих мыслей в этом
направлении. Представление о половом акте овладевает ею всецело до тех пор,
пока это представление не сменится дружными, аналогичными по содержанию
представлениями. Этим мы исчерпали большую часть психической жизни женщины,
которая многим представляется столь загадочной. Потребность лично
участвовать и половом акте является самой жгучей потребностью женщины, но
это только частный случай ее глубочайшего, ее единственно жизненного
интереса, направленного ни половой акт вообще, частный случай ее желания,
чтобы этот акт совершался возможно чаще, безразлично кем, когда и где.
Эта всеобщая потребность женщины направлена в большей или меньшей
степени на один из двух моментов: или на половой акт, или на ребенка. В
первом случае представление об одном только половом акте делает женщину
проституткой и сводницей. Во втором случае она мать. Но этого не следует
понимать в том смысле, что женщина сама хочет стать матерью. Нет. Поскольку
женщина приближается к типу матери, постольку мысль ее о всяком браке,
который она или знает, или сама создала, будет связана с фактом рождения
детей. Истинная мать в то же время и истинная бабушка (хотя бы она сама
осталась девой. Вспомните неподражаемую "тетю Юлю" Иоганна Тесмана в
ибсеновской "Гедде Габлер"). Всякая истинная мать живет для всего рода - она
мать всего человечества: она приветствует всякую беременность. Проститутка
же хочет видеть всех женщин не беременными, а проституированными, как она
сама.
Тот факт, что личная половая жизнь женщины вполне подчинена ее влечению
к сводничеству и представляет лишь частный случай последнего, ясно
обнаруживается в ее отношении к женатым мужчинам. Нет ничего более
противного для женщин, так как все они сводницы, как холостое состояние
мужчины. Вот почему они так сильно стараются его поженить. Но стоит ему
вступить в брак, как он теряет значительную долю интереса для них, хотя бы
он раньше очень сильно им нравился. Далее, предположим, что женщина уже
вышла замуж. Казалось бы, что тогда нет никакого основания делать какое-либо
различие между женатым и холостым мужчиной, так как при подобных
обстоятельствах ни один мужчина не может входить в рассчеты женщины самой
пристроиться. И тем не менее неверная жена вряд ли станет кокетничать с
мужем другой женщины, разве только если она захочет отбить его у последней
тем, чтобы торжествовать одержанную над ней победу. Таким образом вполне
доказано, что главную роль играет у женщины сводничество. Вот почему
нарушение брака так редко совершается при участии женатых мужчин: ведь они
уже вполне удовлетворяют той идее, которая лежит в основе сводничества.
Сводничество наиболее общая черта женщины: желание стать тещей гораздо
сильнее стремления женщины к материнству, интенсивность и объем которого
превозносили не по заслугам.
Многие найдут, пожалуй, преувеличенным то значение, которое я придаю
этому в равной степени комическому и отвратительному явлению, а пафос
аргументации, лишенным всякой мотивировки. Но нужно ясно представить себе
то, о чем идет речь. Сводничество - это черта, раскрывающая всю сущность
женщины. Ее следует подвергнуть самому Детальному анализу и обосновать, а не
только принять к сведению, как это обыкновенно делают, и обойти совершенно
молчанием. Для большинства людей это несомненный факт, что "женщина любит
чуть-чуть посводничать". Но центр тяжести лежит в том, что именно в этом и
ни в чем другом заключается основная сущность женщины. После тщательно
изучения разнообразных женских типов, помимо тех подразделений, которые были
разобраны до сих пор, я пришел в тому заключению, что нет абсолютно ни
одного положительного общеженского качества, кроме сводничества, под которым
следует понимать деятельность, проводимую в интересах идеи полового акта
вообще.
Всякое определение понятия женственности, которое в потребности лично
пережить половой акт и находиться в обладании мужчины видело бы
исключительную и единственную сущность ее, было бы слишком узким. Всякое
определение, которое утверждает, что единственным содержанием женщины
является ребенок или муж или оба вместе, было бы слишком широко. Всеобщая и
истинная сущность женщины всецело и исчерпывающе характеризуется понятием
сводничества, т.е. определенной миссии, находящейся в услужении идеи
физического общения. Всякая женщина сводничает. Это свойство женщины быть
посланницей, представительницей идеи полового акта присуще ей во всех ее
возрастах и переживает даже климакс: старуха продолжает сводить, но уже не
себя, а других. Почему люди представляют себе старую женщину в виде
совершенной, типичной сводницы, об этом я уже говорил. Призвание
старухи-сводницы не приобретается вместе с преклонным возрастом. Это
призвание скорее выделяется и остается в качестве единственного свойства,
благодаря отпадению всех других влияний, связанных с потребностями и
запросами личной жизни: чистая деятельность во имя нечистой идеи.
Я позволю себе теперь сделать сводку всех тех положительных
результатов, к которым мы пришли в исследовании половой жизни женщины. Мы
видели, что все интересы ее исключительно и непрерывно вращаются в сфере
половой жизни, что как с физической, так и психической точки зрения вся
сущность ее является одной только сексуальностью. Далее мы пришли к тому
неожиданному результату, что женщина непрестанно испытывает ощущения,
аналогичные с ощущениями полового акта, во всех частях своего тела и
благодаря всевозможным предметам. Все тело женщины в целом оказалось, как мы
видели, только набором ее отдельных половых частей. Вот тут-то выступает
центральная роль, которую играет идея полового акта в мышлении женщины,
Половой акт есть единственное, чему женщина всегда и везде дает безусловно
положительную оценку. Женщина есть носительница идеи полового общения
вообще. Высшая ценность, которую женщина придает идее полового акта, не
ограничивается сферой половой жизни одного индивидуума или сферой своей
собственной половой жизни. Она простирается на всех людей, она не
индивидуальна, а сверх индивидуальна, она является, так сказать, да простят
мне осквернение этом слова, трансцендентальной функцией женщины. Ибо если
женственность и сводничество одно и то же, то женственность есть вместе с
тем универсальная сексуальность. Половой акт есть высшая ценность женщины,
которую она старается всегда и повсюду осуществить. Ее собственная половая
жизнь представляет собою только ограниченную часть этого безграничного
хотения.
Мы указывали, что мужчина выше всего ставит чистоту и непорочность. Он
в силу свойственной ему эротической потребности жаждет видеть в женщине
олицетворение этой высшей идеи девственности. Но этому чисто мужскому идеалу
целомудрия соответствует на стороне женщины неизменное стремление
осуществить половое общение. Противоположность между этими двумя идеалами
настолько ясна, что ее не может закрыть от нас никакой туман эротической
иллюзии. А вместе с тем в процесс изучения истинной сущности женщины
постоянно вторгается один фактор, который окончательно разбивает всякие
надежды на успех- Этот именно фактор, который служит сильнейшим препятствием
к постижению основных черт природы женщины, является одной из самых сложных
проблем о женщине: проблемой бездонной лживости ее.
Мы приступим теперь к ее разбору. Как ни трудна, как ни отважна эта
попытка, она должна нас привести к тому главному корню, из которого
вырастает, как сводничество (в самом широком смысле, при котором собственная
половая жизнь является лишь более ярким и заметным частным случаем), так и
лживость, вечно скрывающая от глаз даже самой женщины! - жажду полового
акта. Возникновение обоих явлений из этого последнего корня должно
обнаружиться пред нами в
свете единого конечного принципа.
Все то, что дало нам исследование в качестве положительного
непреложного результата, приходится опять ставить под сомнение. Мы отказали
женщине в самонаблюдении, но, без сомнения, существуют женщины, которые
очень зорко следят за своими переживаниями, Мы отказали ей в любви к истине,
но есть такие женщины, которые тщательно избегают всякой лжи. Мы утверждали,
что женщине чуждо сознание вины. Но мы знаем, что женщины способны изводить
и жестоко упрекать себя по поводу самых ничтожных пустяков. Что касается
грешниц, бичующих свое тело, то о них мы имеет самые достоверные сведения.
Мы говорили, что чувство стыда свойственно только мужчине. Но ведь следует
задаться вопросом: не дает ли опыт каких-нибудь оснований предполагать, что
женская стыдливость, то чувство стыда, которое, по мнению Гамерлинга,
присуще исключительно женщине, есть бесспорный факт, который делает
возможным и даже вероятным иное толкование явлений? Далее: как можно
отрицать религиозность женщин, когда существует столько "religieuses"? Как
можно отрицать за ней строго нравственную чистоту, когда существует столько
добродетельных женщин, о которых повествуют народная песня и история? Можно
ли утверждать, что женщина сексуальна, что она приписывает высшую ценность
моменту сексуальности, в то время, как всем известно, что многие женщины
сильно возмущаются при всяком намеке на половые темы, что она с горечью и
отвращением бежит от того места, где сводничество и разврат распустили свои
сети? Можно ли говорить серьезно обо всем этом, когда женщина очень часто
отказывается от лич-
ной половой жизни, гораздо чаще, чем это делают мужчины, когда у многих
из них этот акт вызывает одно только чувство омерзения?
Вполне очевидно, что все перечисленные антиномии ставят перед нами один
и тот же вопрос, от решения которого вполне зависят окончательные результаты
нашем исследования о женщине. Далее совершенно понятно, что если хотя бы
одна только женщина оказалась бы по внутренней природе своей асексуальной
или стоящей в действительном отношении к идее нравственности, самоценности,
то все положения, высказанные нами в этой книге о женщинах, безнадежно
потеряли бы всеобщую применимость свою в качестве психической характеристики
женского пола. И этим самым мы окончательно одним ударом потеряли бы всю
позицию, занятую нами в этой книге. Все приведенные выше явления, будто бы
противоречащие нашим выводам, должны быть основательно исследованы и
удовлетворительным образом разъяснены. Следует далее показать, что основа
всех этих явлений, вызывающих самые разноречивые и двусмысленные толкования,
кроется в существе той женской природы, которая была прослежена здесь во
всех ее проявлениях.
Чтобы постичь природу этих обманчивых противоречий, стоит только
подумать о том, насколько легче женщины поддаются влиянию со стороны других
людей, насколько сильно они подвержены даже влиянию впечатлений. Эта
чрезвычайная восприимчивость всего чужого, эта легкость перенимания чужих
взглядов еще недостаточно оценена в нашей книге. Ж прилаживается к М в той
же степени, как футляр к драгоценностям. Его взгляды становятся ее
взглядами, его симпатии - ее симпатиями, его антипатии - ее антипатиями.
Каждое слово его становится для нее событием, причем тем более значительным,
чем сильнее он действует на нее в половом смысле- В этом влиянии со стороны
мужчины женщина не видит некоторого уклонения от линии своего собственного
развития, она не противится ему, как постороннему вмешательству, она не
стремится освободиться от него, как от непрошенного вторжения в ее
внутреннюю духовную жизнь, она не стыдится быть рецептивной. Совершенно
напротив: она чувствует себя счастливой при одной мысли, что она может быть
такой. Она требует от мужчины, чтобы он заставил ее рециптировать и в
духовной области. Она всегда охотно примыкает к кому-нибудь и ее ожидание
мужчины есть ожидание того момента, когда она может стать совершенно
пассивной.
Женщины перенимают все свои мысли и взгляды не от одного только
любимого мужчины (от нет - охотнее всего), они перенимают их от отца и
матери, дяди и тети, братьев и сестер, близких родственников и далеких
знакомых. Женщина рада, когда кто-нибудь создает в ней определенный взгляд.
Взрослые, замужние женщины, словно маленькие дети, подражают друг другу во
всем, будто бы это так и должно быть.
Начиная с туалета, прически, осанки, вызывающей внимание, и кончая
магазинами, в которых они покупают, и рецептами, по которым они готовят пищу
- все служит для них предметом подражания. В таком стремлении копировать
друг друга они остаются далеки от чувства, что нарушают какие-то обязанности
по отношению к себе. Это чувство имело бы место только в том случае, если бы
они обладали известной индивидуальностью, которая подчиняется исключительно
своим собственным законам. Теоретическое содержание женского мышления и
женской деятельности всецело покоится на традиции и усвоении взглядов других
людей. Женщина ревностно перенимает эти взгляды и достаточно придерживается
их, так как самостоятельного убеждения, основанного на объективном
наблюдении вещей, она не в состоянии приобрести, а потому и не может
оставить его при изменившейся точке зрения. Она никогда не подымается над
своей мыслью. Она хочет, чтобы ей было поднесено готовое мнение, за которое
цепко ухватывается. Вот почему женщины особенно возмущаются, когда люди
нарушают установленные порядки и обычаи, каково бы ни было содержание этих
институтов. Я хочу поделиться одним примером, взятым у Герберта Спенсера.
Этот пример особенно забавен в сопоставлении с женским движением. Как у
многих индейских племен Северной и Южной Америки, так и у дакотов мужчины
занимаются охотой и военным промыслом, все же тяжелые и грязные работы
оставлены на попечение женщин. Но последние не жалуются, да и не чувствуют
своего приниженного состояния. Они, напротив, так сильно проникнуты мыслью о
правильности и закономерности такого порядка вещей, что самым глубоким
оскорблением и кровной обидой, которую можно нанести женщине дакотке,
является следующая: "Гнусная женщина... я видела, как твой муж тащил дрова к
себе домой, чтобы затопить печку. Где была его жена, что он вынужден был
превратиться в женщину?"
Эта необычайная определяем ость женщины при помощи всего, лежащего вне
ее, в основе своей совершенно тождественна с тем фактом, что она легче и
чаще поддается внушению, чем мужчина. Все это соответствует той пассивной
роли, которую женщина играет как в самом половом акте, так и во всех
стадиях, предшествующих ему. В этом выражается общая пассивность женской
природы, благодаря которой женщины в конечном итоге усваивают и акцептируют
даже те мужские оценки, к которым они по существу не имеют никакого
отношения. Женщина насквозь проникается взглядами мужчины и ее собственная
идейная жизнь пропитывается чуждыми ей элементами. В глубокой лживости своей
природы она является поборницей нравственности, но этого нельзя даже назвать
лицемерием, так как этим признанием нравценности она не прикрывает ничего
антиморального, а усваивает и применяет совершенно гетерономный завет. Все
это вместе взятое может, поскольку женщина сама лишена правильной оценки
явлений, протекать очень гладко и легко, может вызвать обманчивую видимость
высшей нравственности. Но дело сильно осложняется, когда все это приходит в
коллизию с единственной врожденной общеженской оценкой - высшей оценкой
полового акта.
Утверждение между людьми полового общения, как высшей ценности,
протекает у женщины совершенно бессознательно. Ведь у женщины этому
утверждению не противостоит, как у мужчины, возможность его отрицания, иными
словами, нет той двойственности, которая необходима для фиксации. Ни одна
женщина не знает, никогда не знала да и не может знать, что она собственно
делает, когда удовлетворяв своему влечению к сводничеству. Женственность
совершенно тождественна сводничеству. Вот почему женщине пришлось бы
выступить из пределов своей собственной личности, чтобы подметить и понять
тот факт, что она сводничает. Таким образом, глубочайшее хотение женщины,
истинное значение и смысл ее существования остается вне пределов ее
сознания. Нет никаких препятствий к тому, чтобы мужская отрицательная оценка
сексуальности вполне покрыла в сознании женщины ее собственную
положительную. Рецептивность женщины заходит так далеко, что она в состоянии
отрицать тот единственный положительный элемент, который составляет
исключительную природу женщины.
Но ложь, которую совершает женщина, приписывая себе взгляд мужского
общества на сексуальность, на бесстыдство и объявляя мужской критерий всех
поступков своим собственным - эта ложь никогда не осознается ею. Женщина
приобретает вторую натуру, не предполагая даже, что это не ее истинная
натура. Она серьезно убеждена, что представляет собою что-то: она глубоко
уверена в искренности и изначальности своего нравственного поведения и
суждения. Так глубоко засела эта ложь, эта органическая или, если можно так
выразиться, эта онтологическая лживость женщины. В этом пункте женщины
вводят в заблуждение, кроме других, еще и себя. Дело в том, что нельзя
безнаказанно подавлять извне свою природу таким образом, да еще
искуственными мерами. Но гигиена не оставляет женщину без кары за подобное
отрицание своей природы: она наказует ее истерией.
Из всех неврозов и психозов истерические явления представляют для
психолога самую увлекательную тему. Они бесконечно сложнее, а потому и
заманчивее, чем меланхолия, которую относительно легко вызвать в своих
переживаниях, или простая паранойя.
Почти все психиатры питают упорное недоверие к различным
психологическим анализам. Уже a limine они допускают объяснение явлений с
помощью патологического изменения в тканях или отравлений пищей, но они
отказывают психологического элементу в первичной действенности. Но так как
до сих пор еще не доказано, что психический элемент должен занимать второе
место в сравнении с физическим, все указания на принцип "сохранения энергии"
решительно отвергнуты самыми выдающимися физиками, то этот предрассудок
можно, по справедливости, оставить без внимания. Выяснение "физического
механизма" истерии может пролить свет на различные стороны этого явления, а
пожалуй и на все явление. Тот факт, что все данные, которыми мы располагаем
в настоящее время по вопросу об истерии, найдены именно путем такого