Забирко Виталий. Все пули мимо

   - Мы ехать Елисейские поля. Видеть Триумфальный арка...
   Вытираю голову платком, в окно выглядываю. Ночь, поток машин в пять рядов, огни реклам да витрин магазинов по обочинам. И всё. Ни черта больше не видать.
   - Какой там на хрен Триумфальный арка! - взрываюсь. - Завтра при свете дня покажешь. А сейчас я всю твою культурную программу ломаю. Нам бы пожрать да поспать. Только ресторан найди такой, чтоб с видом на Эйфелеву башню. Смотреть её хочу.
   Мсье Серьйожа замирает остолбенело, но Сашок ему моё требование на французский переводит. Как подозреваю, в более мягкой форме.
   Кивает мне мсье Серьйожа, улыбается.
   - Понимать желание. Устать дорога.
   Затем к шофёру окошко открывает и начинает что-то говорить.
   Я снова в окно выглядываю и наконец хоть какую-то достопримечательность вижу. Как раз возле парка ухоженного проезжаем, а в его глубине полукругом громадный такой дворец, снизу подсвеченный, высится.
   - Дворец Шайо, - объясняет Сашок, пока мсье Серьйожа указания шофёру даёт.
   Мне, в общем-то, по фене, как он там называется. Но хибарка, как со стороны посмотреть, клёвая. Одним словом, нищак.
   Ресторан мсье Серьйожа выбрал ничего себе, престижный. На каком-то там этаже современного здания высотного с видом обалденным на Париж ночной. Публика здесь степенная, чопорная, чуть ли не все во фраках, ну и обслуга ей под стать.
   Провёл нас метрдотель в кабинку с окном на всю стену, усадил. "Гориллы" мои, естественно, неподалёку устроились, и старший сразу шторой кабинку нашу задёрнул. Нечего, понимаешь, глазеть на нас аристократишкам местным. Чай, не цирк.
   А далее всё по европейским стандартам покатилось. На меню, официантом предложенное, я, естественно, рукой в сторону мсье Серьйожи махнул, мол, на его вкус надеюсь. Будь там даже по-русски пропечатано, что я в названиях блюд "а ля франсе" смыслю? Я ведь не Пупсик.
   Затем другой официант вкатывает столик на колёсиках, весь бутылками уставленный, и мсье Серьйожа начинает из каждой бутылки пробу снимать. Плеснёт ему официант на палец в фужер, мсье Серьйожа на язык пробует, рот полощет, словно определяет, не отравлено ли. А официант после каждой пробы бокал промывает, салфеткой вытирает и следующее вино предлагает. Сортов десять мсье Серьйожа, не дегустируя, отклонил, а из семи опробованных три оставить соблаговолил. Минут пятнадцать вся эта канитель длилась - я чуть слюной не захлебнулся. Наконец лучшее, по мнению мсье Серьйожи, вино официант по фужерам разлил, выбранные бутылки на столе оставил, а сам с тележкой укатил.
   Только тогда мсье Серьйожа бокал свой поднимает и тост вычурный насчёт русско-французского сотрудничества толкает. Чокаюсь я со всеми по-нашенски и, пока они по маленькому глоточку пригубливают, залпом вино в себя ввожу. Кислятина ещё та. И что в ней выдающегося французы находят?
   Пошарил я глазами по столу, а закуси - зась! Закуриваю тогда и говорю напрямик:
   - Значит, так, - дым в сторону мсье Серьйожи пускаю. - Не хрен тут рассусоливать да тары-бары европейские разводить. Жрать охота. Мы здесь все свои, выпендриваться не перед кем, потому пусть мечут на стол всё, что в печи.
   Опять не врубается мсье Серьйожа, словно я не по-русски изъясняюсь. Сашок переводит, и глаза у мсье Серьйожи, что у трески морской, из орбит вылезают.
   - Тут так не можно... - лепечет.
   - Да брось ты! - отмахиваюсь небрежно. - Сашок, организуй, будь добр. Да, и водочку не забудь.
   Сашок линяет из кабинета и в момент всё "организовывает". Через минуту стол от жратвы уже ломится, а мсье Серьйожа в осадок полный выпадает.
   Подзакусил я, да под водочку, и осоловел. Гляжу на спутников своих глазами добрыми, слушаю, как они вполголоса, чтоб мне, значит, насыщаться не мешать, условия контракта какого-то обсуждают. Цифрами миллионными, что горохом, сыплют, друг другу лыбятся и, похоже, все довольны, у всех свой интерес наблюдается. Хотя куда они, эти миллионы, от моей мошны денутся? На меня все работают.
   - А где тут лапки жабьи? - встреваю в разговор, взглядом блюда изучая. - И эти... как их... Во, улитки садовые?
   Опять не врубается мсье Серьйожа, но когда Сашок переводит, растерянно руками разводит.
   - Не готовить здесь...
   - Завтра чтоб организовал, - распоряжаюсь, отворачиваюсь от стола и в окно гляжу.
   Действительно, вид из окна ещё тот. Огни города великого в ночи перемигиваются, а апофеозом над ними Эйфелева башня, прожекторами освещённая, костью обглоданной возвышается. Посмотрел-посмотрел я на неё, и неожиданно грусть-тоска меня странная охватила. Будто сбылась моя мечта самая заветная, а что дальше делать, ради чего жить, не знаю.
   "А ведь жисть, кажется, удалась", - мелькает мысль светлая. Наливаю себе полную стаканяру водки, оприходую её и тут же намертво вырубаюсь, находя приют себе временный мордой в салате каком-то. Что Ломоть.
   36
   Поутру очнулся я в кровати огроменной - никак не меньше, чем человек на пять. И на такой мягкой перине, что как в болоте в ней утопаю, а выбраться по слабости житейской не могу. Голова трещит, в глазах всё плывёт туманом сизым, где руки-ноги находятся не только не понимаю, но и не ощущаю. Хочу рукой двинуть - нога поднимается, ногой - вроде хвостом несуществующим, типа львиного, с кисточкой, начинаю дрыгать. Попробовал пойти от противного - хвостом этим самым пошевелить. Ва-аще аут полный приключился - будто крылья стрекозиные на спине затрепыхались, на пол меня из кровати вывернуть норовя.
   - Эй, люди! - зову слабым голосом.
   На мой зов из тумана пятном белым дама нечёткая появляется, на столик возле кровати поднос ставит. А на подносе - лекарство вожделенное всех видов: пиво, водка, коньяк... Однако видит око, да зуб неймёт.
   - Вливай... - шепчу горлом пересохшим и рот широко разеваю, поскольку руки свои почему-то плавниками рыбьими ощущаю, которые лишь трепещут судорожно, но мне не подчиняются.
   Сестрой милосердия мне дама белая водку из штофа запотевшего в хрустальный стакан наливает, ко рту моему сердобольно подносит. Лавиной горной водка в организм ухает, и меня словно на электрический стул сажают да напряжение тысячевольтное врубают. При этом одновременно газ в камеру пускают и табуретку из-под ног вышибают.
   "Что же вы, падлы, - орёт всё моё естество, - меня на американский манер кончаете?! Я ведь в Европе, во Франции - гильотину подавай! Быстрее будет - всё мучиться меньше..."
   Чёрта с два меня кто послушался. Но, чувствую, вроде как напряжение в сети электрической падать начало, камера газовая проветриваться стала, а удавка горло ва-аще отпустила. Никак помилование поспело...
   Зрение моё наконец фокусируется, и вижу я, что в огромадном таком номере гостиничном нахожусь, а возле меня горничная миловидная суетится.
   Ничего из себя бабец, думаю, но где-то глубоко в сознании страх гнездится - уж не мерещится ли мне всё, не белая ли горячка, эта горничная? Протягиваю руку и попку её щупаю. Не-ет, с души камень падает, настоящая...
   Но она себя нестандартно ведёт. Вместо того, чтобы возмутиться там, либо по морде мне съездить, в кровать ко мне вдруг плюхается.
   - Ты чо, дура, - говорю ей, - какой же из меня сейчас мужик, с бодуна?
   Ни фига она по-русски не понимает, по-французски что-то лепечет, ручками жаркими меня обнимать начинает. Ну это уже ва-аще! Мне сейчас душ холодный край как нужен, а не объятья горячие! Освобождаюсь от её ручек, из кровати выбираюсь и вторую дозу в себя ввожу. Во это уже дело! Тут я себе и бутербродиком махоньким закусить позволяю и вроде человеком себя чувствовать начинаю.
   Нашёл я затем свою одежду в шкафу, сотню баксов горничной сунул и за двери выпроводил. Ну их, этих француженок, с их воспитанием европейским... Секс, видите ли, у них по утрам... По утрам похмеляться нужно!
   Перекусил я немного, что там на подносе было, и номер оглядел. Меблишка такая вычурная стоит, стиля то ли ампир, то ли рококо, то ли ренессанса раннего долбанного - хрен просечёшь, поскольку я в этом разбираюсь что в зуб ногой. Одним словом, клёвая. То ли старинная, то ли под старину. Ну шторы там тяжёлые висят, с кистями, зеркала, небось, венецианские... Короче, ничего так себе номерок, просторный, чистенький, ухоженный, из двух комнат - спальни, где я очнулся, и гостиной обширной, в которой двух "горилл" своих обнаружил, в креслах храпящих.
   Другой бы на моём месте пинками их растолкал и вмиг уволил. Я же по утрам благодушный бываю, да и что мне их "телохранение", если у меня на этот самый случай Пупсик есть? Пущай себе дрыхнут - тоже ведь люди, сам недавно в их шкуре был.
   Принял я душ холодный, побрился, оделся и в окно выглянул - самое время на Париж при свете дня поглядеть, красотами его полюбоваться. Одно дело - по телику видеть, другое - воочию.
   Что в душу мне плюнули. Вид из окна где-то этажа с третьего ещё тот оказался. Напротив, метрах в шести, стена дома громадного, обшарпанного, всю перспективу загораживает, а внизу улочка узкая, по которой машины с трудом проезжают, поскольку тротуары лотками овощными сплошь уставлены. Попробовал окно открыть, чтобы вдоль улицы посмотреть, - чёрта с два получилось. Намертво запечатано. Видно, вонь от овощей ещё та... Да и мухи там, небось, сонмами витают.
   Не успел я выматериться всласть, как мои сопровождающие в номере нарисовываются. Сашок, "бухгалтер" и мсье Серьйожа.
   - Доброе утро, Борис Макарович! - галдят вразнобой.
   Ничего я им не отвечаю, смотрю набычившись, что Ленин на буржуазию. Подлянку мне с видом из окна устроили, а теперь - утро доброе?! Погодите у меня, я вам тоже настроение попорчу.
   Видят они такой приём холодный, тушуются, с ноги на ногу переминаются. Наконец мсье Серьйожа вперёд выступает и предлагает:
   - Позвольте, Борис Макарович, вас распорядок день знакомить?
   - Валяй, - бурчу недовольно, сам в кресло сажусь, им, естественно, не предлагаю.
   Помялся-потоптался мсье Серьйожа, как понимаю, некоторую неловкость за мою бестактность испытывая, но, не дождавшись предложения присесть, начал:
   - Сейчас завтрак уютный ресторан на Монмартр. Потом маленький экскурс по Париж. Два часа пополудни подписаний контракт фирма "Рено" на партия "пежо". После обед ресторан "Националь". Вечер слушать "Тоска" в Гранд-Опера...
   - Стоп! - обрываю его. На фиг мне его обед в "Националь", когда Пупсик мне ежедневно оттуда блюда поставляет?
   - Ты на меня здесь хандру французскую не нагоняй, своей хватает, говорю. - Я сюда отдохнуть приехал, а не пахать, что папа Карло. Никаких там "Мэ" или "Жо" я не потерплю! А уж тем более тоски в опере.
   - Но контракт с фирма... - бледнеет, опупеневая, мсье Серьйожа. Полтора миллиард...
   - Для финансовых сделок у меня вон кто есть! - тычу пальцем в "бухгалтера". - Его и запрягай.
   "Бухгалтер" мой худосочный, доверием высоким облечённый, грудь колесом выпячивает, орлом гордым плечи расправляет.
   - Не беспокойтесь, Борис Макарович, - говорит, - всё сделаем на высшем мировом уровне. Максимум выгоды из контракта извлечём.
   - Не сомневаюсь, - бурчу. - А вот ты, мсье Серьйожа, сейчас меня в ресторан поведёшь, где вашим национальным жабьим блюдом угощают, а затем гидом по Парижу будешь. Биг Бен там покажешь, Нотру-Дам. Да поведаешь, кто такой этот самый Нотру был и кто ему давал.
   Сашок не выдерживает и хмыкает.
   - Это ещё чего? - смотрю на него подозрительно.
   - Ошибся ты, Борис, - поправляет он меня мягко, но в глазах смешливые бесенята так и пляшут. - Биг Бен находится в Лондоне.
   - Ну и хрен с ним! - отмахиваюсь раздражённо. - Значит, другую какую фигню, всемирно известную, покажет!
   - Но я не можель... - лепечет растерянно мсье Серьйожа. - Я должен быть подписаний контракт...
   - Что ты должен, решаю здесь я! - сатанею. - Ты, никак, считаешь себя незаменимым? Заруби на носу, мой представитель, - вновь тычу пальцем в "бухгалтера", - облечён самыми высокими полномочиями. И по рангу он выше тебя - ты перед ним отчитываешься, а не наоборот!
   Тут я спохватываюсь, просекая, что, пожалуй, зарываюсь. Это во всех наших дочерних фирмах моё слово закон. Но в "Рено" этом трахнутом люди-то нормальные (хотя, судя по товару, канализацией городской заведуют), и, может, без президента нашего французского филиала контракт подписывать не будут. Однако отступать некуда.
   - Будет, как я сказал! - рублю наотмашь, а про себя Пупсика прошу, чтобы он там за "бухгалтером" проследил и все углы острые при подписании контракта сгладил.
   - Теперь - следующее, - сбавляю чуть обороты. - Что ж это ты, мил ч'ловек, меня в конюшню какую-то определил?! Нормальной гостиницы не нашёл?
   - Это есть один из лучший меблированный комната... - оправдывается мсье Серьйожа.
   - Да?! - взрываюсь, с кресла вскакиваю и штору тяжёлую срываю. - А это что за задворки? Какого лешего я на помойку глазеть должен? Денег на приличную гостиницу пожалел?
   Выглядывает мсье Серьйожа в окно, плечами пожимает.
   - Таков есть Париж, - недоумевает. - Колорит...
   - Я твой колорит в гробу видал! Не хватало мне всю Европу пролететь, чтобы помойку французскую лицезреть! Желаю, чтоб из окна парк ухоженный был виден.
   - Для этого дворец снять надо, - иронизирует Сашок.
   Гляжу на него сердито, иронии не принимая, и вдруг как озарение на меня нисходит. А почему, собственно, и нет? Что я себе мелких шалостей по крупному счёту позволить не могу?
   - Значит, так и сделайте! - врубаю фигурально Сашку под самый дых, чтоб в следующий раз иронизировать неповадно было.
   - Что, серьёзно? - опешивает Сашок. Однако ирония в его тоне ещё чувствуется. Видно, не попал мой удар в солнечное сплетение.
   - А как иначе? - бурчу недовольно, что меня с полуслова не понимают. - Снимите хотя бы тот, мимо которого мы вчера вечером проезжали.
   И здесь, наконец, мой удар достигает цели - аккурат напрочь дыхалку Сашка сбивает.
   - Ап... ап... - ловит он ртом воздух, глаза ошалело выпучив. Дворец... Шайо?..
   - Ну да.
   - Так это резиденция президента Франции...
   Тут уж я несколько оторопеваю - надо же, впросак попал!
   - А что, - продолжаю, тем не менее, гнуть свою линию, - не получится?
   - Вряд ли... - осторожничает теперь на всякий случай Сашок.
   И правильно делает. Сказал бы "нет", я его, кровь из носу, заставил бы сделку эпохальную совершить. С помощью Пупсика - раз плюнуть. И начхать на международный резонанс.
   - Ладно, - оттаиваю, - другой какой дворец подберите.
   Начинают тут Сашок с мсье Серьйожей по-французски между собой о чём-то бухтеть да по телефону названивать. А я снова в кресло сажусь и за ними злорадно наблюдаю. Как-то они задачку мою архисложную решат?
   Не, оперативно справились. Минут через пять заглядывает в спальню один из "горилл" моих и докладывает:
   - Борис Макарович, тут какой-то француз к вам просится. Агент по недвижимости. Говорит, вызывали.
   - Пусть в гостиной подождёт, мы сейчас выйдем, - отвечает за меня Сашок, затем ко мне поворачивается и жест приглашающий делает: - Прошу.
   Выхожу в гостиную - действительно, французишка лощёный в чёрном смокинге, при бабочке и манишке белой нас дожидается. В руках кейс объёмистый держит, с ноги на ногу переминается. Смотрит он на нас глазками голубыми, учтивыми, и во всей его фигуре лакейское "чего изволите-с?" читается.
   Сашок кресло у стола отодвигает, предлагает мне: - Садитесь, Борис Макарович, - а затем что-то по-французски агенту по недвижимости коротко бросает.
   Сажусь я к столу, агент напротив устраивается. Кейс свой раскрывает и начинает передо мной проспекты красочные раскладывать.
   Батюшки-светы, и каких только замков в Париже и его предместьях герцоги да бароны средневековые не понастроили! На любой вкус - глаза разбегаются. Посмотрел я проспекты, полистал, наконец на одном из замков остановился. С башенками там готическими, окнами стрельчатыми да клумбами роскошными перед фасадом.
   - Этот, - пальцем тычу.
   Кивает многократно агент что болванчик китайский, лыбится угодливо на всю рожу и сумму несусветную называет. Я, хоть и ни бе ни ме по-французски, но этот момент чётко просекаю.
   - Оплати, - небрежно так "бухгалтеру" рукой машу.
   Но тот, мужик дока, хозяйское добро бережёт строго.
   - За сколько дней, Борис Макарович? - спрашивает.
   Тут и во мне бережливость совковского командированного просыпается.
   - Пока за сутки, а там посмотрим, - говорю и, чтоб скаредным особо не казаться, добавляю: - Может, там внутри, как здесь снаружи.
   Хихикаю я своей шутке, и все как один мой смех дружно подхватывают.
   37
   Короче, повёз нас мсье Серьйожа парижские достопримечательности показывать. Вначале, естественно, в кабак какой-то заглянули деликатесов французских отведать. Честно скажу, лапки жабьи ещё ничего на вкус оказались, а вот улитки - дерьмо собачье. Нормальный русский человек даже с голодухи на подобное не позарится. Да чо с них возьмёшь - французы, лягушатники... Небось, не в пещерах в доисторическую эпоху жили, а в болоте обитали, потому и жрут всё такое непотребное, выпендриваются.
   Покатили мы затем по городу. Мсье Серьйожа соловьём заливается, историю чуть ли не каждого булыжника в мостовой расписывая. А меня, как назло, истома опохмелочная обуяла. Вроде слушаю из вежливости, что он там про Палёный Рояль, Лавр, университет Срубонны да лес Бульонский треплется, а сам куняю потихоньку. Встрепенулся было, когда к Нотру-Дам подкатили. Ну, думаю, сейчас бордель, на весь мир знаменитый, увижу. Хрен с горчицей! Собором католическим этот Нотру-Дам на поверку оказался, без всякого намёка на таинство прелюбодеяния.
   Не успел я в себя прийти после расстройства такого, как меня второй раз надули, предложив по сену покататься. Размечтался я, фильмы их исторические припомнив, где бравые гренадеры с пастушками то в стожке каком, то на сеновале "катаются-кувыркаются". Однако опять ни фига подобного. Сено - названием реки оказалось, что через Париж протекает. Грязной такой реки, занюханной, что канава сточная.
   В общем, выпал я в осадок полный. Поэтому когда мсье Серьйожа предложил на театр "А де он?" посмотреть, я наотрез отказался. Чёрт его знает, сколько мы, судя по названию, этот театр "передвижной" по городу искать будем и найдём ли.
   - Достаточно с меня впечатлений, - говорю. - По самое некуда напичкался, аж черепушка раскалывается. Вези, так и быть, в "Националь" обедать, а вечером кабаре какое обеспечь. Хочу на француженок фривольных поглядеть, как они канкан наяривают.
   Хлопает ресницами мсье Серьйожа, не врубается.
   - Думаю, "Мулен Руж" подойдёт, - поясняет Сашок.
   - Что ещё за "Мыльный Рож"? - спрашиваю настороженно. Хватит мне лапшу на уши вешать в виде "сена", Нотру-Дам да университета финансово-испражняющего.
   - Это варьете престижное, - глотает усмешку Сашок. - Ручаюсь, тебе понравится.
   - Ну-ну... - ворчу недоверчиво. - Надеюсь, не брадобрейней окажется...
   Ну угодил мне Сашок! Вот уж душу потешил! Свой мужик в доску, хоть и пьёт редко.
   Короче, завалили мы вечером в этот самый "Мыльный Рож" всей кодлой, ложу оккупировали. Сидим в креслах плюшевых, публику рассматриваем. А публика вся в пух и прах разодета, бабы драгоценностями неподдельными сверкают - такое впечатление, что мы на них глазеть пришли, а не представление лицезреть.
   Э, думаю себе, опять мне нос натянули. Когда же оркестр симфонический заиграл, я совсем потух. Ну, зверею про себя потихоньку, ежели сейчас мне балет показывать начнут, обматерю Сашка на чём свет стоит и ложу принципиально покину. Может, заодно и мсье Серьйоже морду намылю, чтоб, значит, названию варьете долбанному соответствовал.
   Тут под менуэт и начали на сцену из-за кулис пары прифранчённые выплывать - что тебе народный ансамбль песни и пляски Моисеева хоровод завёл. Только мужики все во фраках, а бабы в кринолинах. Срываюсь я в сердцах с места и рот уж открываю, чтоб загнуть трёхэтажно, когда вдруг замечаю некоторое непотребство в туалете дамском. Вглядываюсь внимательней и так, с открытым ртом, назад в кресло и плюхаюсь. Чуть кондрашка меня не хватила! Это же надо такое удумать! Ну, приблизительно, как если бы ансамбль одного Моисеева с балетом другого Моисеева объединить, и всё это на сцену выплеснуть.
   Не знаю, кто мне в руки бинокль театральный сунул, поскольку я глаз от сцены оторвать не мог. Так почти всё представление с биноклем и просидел. Бабы-то на сцене вроде и в платьях пышных, но вырезы на них такие бессовестные, что просто удивительно, как одежда на теле держится. У одних вырез спереди до пупа, чтоб зрителю сиськи голые, зазывно торчащие, лицезреть можно было, у других вся спина вместе с задницей открыта, а у третьих спереди ниже талии вырез, и лобки, бритые и волосатые, напоказ выставлены. В общем, у кого какой товар по высшему разряду, тот на всеобщее обозрение и предлагается. Одним словом, срамота. Но на полную катушку.
   А я тоже - тюха! - канкан мне в панталонах подавай. Застыл в своём мироощущении Запада где-то на начале века, а цивилизация тем временем во-он куда шагнула!
   Всё первое отделение сценкам из жизни европейской великосветской посвящено было. Представляете себе такое: на сцене дама в вечернем туалете изысканном стоит, а ей лакей бокал шампанского предлагает. Берёт она бокал жестом царственным, томным, пресыщенным, пригубливает аристократически и с той же чопорностью назад на поднос бокал ставит. И всё. Вся сценка. Но восторг в зале неимоверный, потому как во время всего этого она в вырез платья писькой голой в публику светит. Крики "Браво! Браво!" - со всех сторон, однако вот аплодисментов почему-то не слышно. Как разумею, не до того мужикам сейчас - ручки шаловливые иным делом заняты.
   Второе отделение из жизни Востока было. И уже без мужиков на сцене. Я их понимаю и сочувствую: разве можно такое выдержать? Целый час на сцене с бабами эротически обнажёнными провести, мазурку с ними водить, шампанским потчевать и - ни-ни! Так и импотенцию недолго заработать. При таких "нагрузках" за вредность, как в горячем цеху, доплачивать надо.
   А бабы тем временем нам то ли гарем показывали, то ли сценки из жизни гурий рая исламского. На всех бабах шапочки восточные с пёрышками, морды шарфиками прозрачными закутаны, на телах да руках цепочки и браслетики позолоченные, на ногах туфельки с мысами загнутыми да шаровары разноцветные. Правда, шаровары необычные, особенные, типа нарукавников. Снизу, как и положено, на туфли ниспадают, а вверху на резинках. И резинки эти аккурат там ноги охватывают, где у баб обычно чулки заканчиваются. И всё. Такая вот одежда.
   Особый восторг у публики баба с пером страусовым в заднице вызвала. Её даже пару раз на "бис" вызывали. А мне больше баба на качелях под потолком понравилась, принцессу из себя изображающая. Диадема у неё на голове искрами звёздными блестит, по талии цепочка тонкая золотая струится, концами между ног свисая, и ничего больше. Покачивается принцесса на качелях и смотрит на публику с небес горних взглядом божественным. А фигурка у неё такая точёная, что ни взять, ни прибавить. Столяру какому высококлассному её всю жизнь своим "фуганком" строгать-строгать, стружки не снять.
   - Её хочу, - говорю хрипло и пальцем тычу.
   - Что? - не понимает мсье Серьйожа.
   Отрываю я с трудом глаза от бинокля, к французу поворачиваюсь. Достанет он меня, в конце концов, своим непониманием.
   - На вечер мне её обеспечь, - рублю тоном твёрдым, возражений не допускающим.
   - Что вы... - лепечет перепугано мсье Серьйожа. - Тут так не можно... Неприлично... Телохранители у каждой... А это - сама примадонна...
   - Можно подумать, - оскаливаюсь я в усмешке нехорошей, - ежели примадонна, то она и не трахается. За деньги всё прилично, - изрекаю сермяжную истину и взглядом своих сопровождающих обвожу. К Сашку не обращаюсь - он у меня для серьёзных дел, нечего его по "шестёрочным" поручениям посылать.
   Смотрю на "горилл" своих, оцениваю. А они сомлели уж от зрелища такого, цвет морд от синюшного до бледного всеми цветами радуги меняется с калейдоскопической скоростью, пот ручьями льётся, будто они уже по третьему вагону дров разгружают. Не, не для наших мужиков такое. Могут и с цепи сорваться.
   - Тебя как зовут? - спрашиваю сочувственно самого амбалистого "гориллу", который вроде за старшего среди них.
   - Василий... - шепчет он горлом пересохшим.
   Самое имячко для таких поручений, думаю.
   - Вот что, Вася, - говорю, - бери мсье Серьйожу и топай в дирекцию варьете. Что хочешь там говори, любые деньги сули, но ангажируй их примадонну для меня на ночь.
   А сам про себя к Пупсику за помощью обращаюсь, чтоб, значит, всё тип-топ было, да не сорвалось ненароком.
   Встаёт Вася с кресла, а самого качает. Но таки справляется со здоровым инстинктом продолжения рода, грабастает к себе под мышку мсье Серьйожу и, косолапя, будто весь день в седле гарцевал, к двери из ложи направляется.
   Минут через пятнадцать, аккурат представление закончилось, они возвращаются. Такое впечатление, что мордами в фойе поменялись. У Васи морда - респектабельная такая, спокойно-умиротворённая, а у мсье Серьйожи растерянная, бледная, с глазками недоумённо бегающими.
   - Получилось... - лепечет французишка пришибленно. - Кто бы мог подумать...
   - За пятьдесят тысяч. Через час её прямо в замок доставят, - басит довольно Вася и горделиво на мсье Серьйожу поглядывает. Мол, знай наших!
   - Так чего мы здесь расселись? - вскакиваю с места. - По коням!
   Хотя сам что жеребец застоявшийся мог бы всю сотню лье до замка, нами арендованного, на одном дыхании преодолеть. Впрочем, обмирает сердце в предчувствии сладком, мне сегодня более интересные "скачки" предстоят.
   У порога замка нас, как и полагается, привратник с буклями и в ливрее встретил. Передал с рук на руки так же одетому дворецкому, а тот в зал, шикарно обставленный, провёл, за стол, от жратвы ломящийся, усадил.