Забирко Виталий. Все пули мимо

   Развеселились все, быстренько лист ватмана разграфили, фамилии свои вписывают, "ставки" делают. Тем временем девицы в зале с подносами появились и начали всех спиртным и закусками обносить. В общем, смех, веселье, дым коромыслом. А как иначе? Если сиднем сидеть да набычившись результатов ждать, так и кондрашка хватить может. В этом деле без расслабухи никак нельзя.
   Принял я пару рюмок, к листу ватмана, уже заполненному и к стене пришпиленному, подхожу, с цифрами знакомлюсь. Смотрю на них, и душа за свой штаб не нарадуется. Да что там радуется - поёт! Никто меньше пятидесяти процентов не написал, все, шельмецы, победу мне сразу в первом туре пророчат! Оно и понятно - пусть не угадают, зато пыль в глаза хозяину ещё ту пустят, мол, мы за вас завсегда горой стояли и стоять будем.
   Чуть не прослезился я от такого, когда вдруг вижу цифру ва-аще несусветную: сто два и три десятых процента. Кто это кроме меня здесь ещё "дурить" вздумал? Смотрю на фамилию - Сашок! Ну и стервец!
   Подзываю его к себе, пальцем в цифру тычу и журю так это с издевкой, по-барски:
   - Что ж это ты, голубчик, никак проценты считать не умеешь?
   А он, морда ехидная, скалится всеми тридцатью двумя зубами и изрекает нечто совсем архаическое:
   - Не токмо корысти ради, но во славу отечества для!
   - Чево?! - челюсть отвешиваю.
   - Служу президенту России! - рявкает тогда Сашок во всё горло, каблуками щёлкает, во фрунт вытягивается и начинает глазами меня есть.
   Но я тоже в таких ситуациях парень не промах. Подзываю молча к себе официантку, выбираю бокал самый объёмный, до краёв водкой наполняю и Сашку жестом взять предлагаю.
   - Благодарствуйте... - выдыхает Сашок, берёт двумя пальчиками бокал и одним махом его оприходует. Крякает залихватски, а затем бокалом об пол паркетный так грохает, что стекло мельчайшими осколками разбрызгивается.
   - Виват! - орут все.
   Ну чем тебе не Ассамблея Петьки Первого? А, собственно, почему бы и нет?
   В общем, всю ночь так прогужевали, тут и утро выборов наступило. Начали мои людишки, друг друга сменяя, в избирательный участок наведываться, за меня голоса отдавать. Надо бы и мне поехать, а я весь из себя никакой. То есть совсем не фурычу. Такое количество водки пополам с кофе принял, что мозги напрочь сварились - языком еле ворочаю, координация движений та ещё, но спать не могу. Брожу по залу неприкаянно от одной группки людей к другой и накачиваться спиртным продолжаю. Однако "по науке" это делаю, минералкой в желудке разбавляю, чтоб, как лечила, не сгореть. По теликам, по залу расставленным, ход голосования во всех участках страны показывают и то одного, то другого кандидата, за себя голосующего, демонстрируют. А я как морды своих соперников вижу, тут же рюмку и оприходую за провал их полный да за мою удачу. Лишь одна мыслишка в голове вертится: "Ну, Пупсик, милый, не подкачай!"
   Где-то в полдень Сашок ко мне подваливает, в сторону отводит и на ухо шепчет:
   - С телевидения звонят, интересуются, когда ты голосовать на участок приедешь. Все кандидаты уже проголосовали.
   Хочу я ему ответить, послать телевизионщиков куда подальше, но язык не ворочается.
   - Пф-ф... - выдыхаю только и руками развожу.
   Окинул меня Сашок взглядом критическим, головой понимающе покачал.
   - Ясно... Ладно, что-нибудь придумаем, - обещает и линяет куда-то.
   И ведь действительно придумал! Да ещё какую штуку забойную выкинул! Где-то минут через десять по телику сообщают, что к двенадцати часам дня проголосовали уже все кандидаты в президенты, кроме Пескаря Бориса Макаровича. Но он, как только что выяснили, голосовать не будет, так как отдавать свой голос за самого себя считает некорректным.
   Ну, молодец Сашок! Ну, голова! Ну, удумал! Такое сообщение вроде скрытой рекламы прошло. Небось те, кто до сих пор не определился за кого голос отдать, подумают: "А вот попался-таки среди кандидатов человек совестливый, за него и проголосую..." Знали бы они, в чём совесть моя сейчас заключается - ни бе, ни ме связать не могу, а ногами лишь кренделя по паркету выписываю!
   Что дальше было - не помню. Провал в памяти. Последним воспоминанием было, что Алиска ко мне подошла, под руку ласково взяла и вроде отдыхать увела. А может, и нет. Поскольку вынырнул я из провала беспамятства аккурат за пять минут до полуночи опять в том же зале, опять с рюмкой в одной руке, и опять под вторую руку меня Алиска поддерживает. Такое впечатление, что ничего в зале не изменилось, лишь время от полудня до полуночи корова языком слизала. Как в кино: тот же зал, те же лица, те же позы, но блымсь! - и вместо солнышка яркого за окном месяц светлый сияет.
   Правда, ещё тишина в зале неестественная, от которой, возможно, я и в себя пришёл. Стоят все, в телевизоры глазами вперились - результатов голосования ждут.
   И вот, наконец, появляется на экране диктор и начинает оглашать предварительные результаты:
   - Камчатка - шестьдесят два процента голосов за... Пескаря Бориса Макаровича!
   "Ура-а!!!" - дикий рёв в зале поднимается.
   - ...Приморский край - шестьдесят три процента...
   Алиска меня в объятьях душит, слёзы обильные на пиджак роняя.
   - ...Хабаровский край - пятьдесят девять процентов...
   Пробки из бутылок шампанского в потолок летят, меня качать начинают, и с каждым взлётом вверх я слышу:
   - Шестьдесят один процент... Шестьдесят процентов... Шестьдесят восемь... Шестьдесят... Шестьдесят два...
   Всё круче спираль торжества в зале раскручивается, по нарастающей, что тайфун с ласковым именем Боря. Ну а когда до Урала волна цунами победного докатилась, места в зале мало стало, и толпа во двор усадьбы выплеснулась.
   А там Сашок фейерверк такой закатил, что салют на восьмисотпятидесятилетие Москвы в сравнении с ним - пшик слабый. Но ярче всех огней антенна спутниковой связи оказалась: голубым сиянием пульсирует, кольца концентрические испускает, а они между собой молниями извилистыми перешарахиваются, начало эры Пескаря возвещая.
   62
   - Родно-ой! - слышу голос Алиски сквозь колокол набатный стучащей в голове сгустившейся крови. - Президе-ент мой! Пора вставать - дела державные ждут!
   С трудом сажусь на кровати, а веки поднять не могу - отяжелели, заразы, будто свинцом налились, и, кажется, как у гоголевского Вия до земли отросли. Пальцами лицо ощупал - да нет, вроде всё в порядке, но глаза, тем не менее, открываться не хотят.
   Тогда я веки ладонями прижимаю и рывком - раз! - на лоб их задираю. И вижу у себя прямо под носом поднос со стаканом хрустальным, божьей слезой до краёв наполненным, и вазочкой с огурчиками малосольными. А за подносом в тумане белом силуэт Алискин проглядывается. За время турне твёрдо усвоила основные правила реанимации.
   Протягиваю я было руки дрожащие к стакану, а веки блымсь! - и снова меня во мрак, головной болью пульсирующий, погружают. Попытался я во мраке том стакан руками нашарить, но где там - ориентации в пространстве никакой.
   Я тогда опять веки ладонями задираю, голову запрокидываю, рот открываю и командую Алиске:
   - Заливай!
   Залила она в меня "микстуру", покорёжился я минут пять, что в приступе падучей, но затем, вместе с потом холодным, мандраж меня отпустил. Глаза сами собой открылись, руки-ноги дрожать перестали. Беру я тогда огурец малосольный, сижу, хрупаю.
   - С первым днём президентства! - поздравляет Алиска и в щёку чмокает.
   - Угум-м... - бурчу вяло, поднимаюсь на ноги ватные и в душевую чапаю.
   Пока под душем плескался да затем брился, Алиска мне что-то сквозь дверь щебетала, но я особо не прислушивался. Знаю я эту болтовню бабскую, пустопорожнюю. Но как бриться закончил, остатки пены со щёк смыл и морду свою синюшно опухшую в зеркале во всей красе увидел, тут конец фразы одной и услышал:
   - ...а ещё Александр тебя ждёт и громадная толпа корреспондентов...
   "Куда с мордой такой к репортёрам выходить?" - думаю.
   - Гони всех к чёрту! - бурчу зло, выхожу из душевой и одеваться начинаю. - Есть дела поважнее государственных. Идём.
   Выходим мы из апартаментов наших, а у дверей Сашок круги выписывает, меня дожидается. Увидел нас и тут же шаг навстречу делает.
   Однако я жестом его повелительным останавливаю.
   - Потом! - бросаю голосом властным, президентским и направляюсь мимо, в коридор к комнатам Пупсика, куда вход всем строжайше запрещён.
   Алиску в "детской" оставляю, а сам в спальню вхожу. Что в печь мартеновскую, водой загашенную, попадаю. Жижа гаревая под ногами хлюпает, от разводов чёрных по стенам оторопь берёт, и не то что постели - кровати нет, один постамент шамотный от неё остался, на котором Пупсик скукожившись лежит. Тельце худенькое, рёбрышки выступают, кожа серая, дряблая - даже когда я его полуголодного подобрал, он лучше выглядел. Жив ли? - сердце ёкает. Но нет, тело тёплое, хоть дыхания и не слышно почти.
   Беру я его на руки, в "детскую" вношу, на диван кладу и начинаю полотенцем растирать. И тут замечаю, что у всех ампул, в кулачках зажатых, головки оплавлены. Да уж, видать, ад кромешный у него здесь ночью был, как только сам не сгорел...
   Всё, пацан, клятву ему про себя даю, теперь я к тебе редко обращаться буду. Конечно, можно было бы постепенно весь мир к себе любовью пропитать и властелином стать, но стоит ли? Скучно в таком возрасте в "куклы" играть, гораздо интересней живыми людьми управлять, волю их ломать, свою насаждая.
   Растёр я пацана до красноты, и, чувствую, вроде сердце его поживей забилось. Постанывать стал, задышал глубже. Укутал я его тогда хорошо, у изголовья тумбочку с лекарствами поставил и Алиске приказываю:
   - Сиди здесь. Как очнётся пацан - накорми. А если есть не захочет, насильно молоком напои.
   - Боренька, а как же встреча с журналистами? - тянет обиженно Алиска. - Я тоже поприсутствовать хочу...
   - Не будет никаких интервью! - рублю наотмашь. - Мне здоровье пацана важнее всего. Сиди!
   Хлопаю дверью в сердцах и выхожу.
   Сашок меня по-прежнему в коридоре караулит, но в этот раз навстречу не бросается, ждёт, когда сам соизволю к нему обратиться.
   - Ну, - спрашиваю, - так кто выиграл?
   Тут Сашок на меня глаза выпучивает и выдыхает с некоторой опаской:
   - Ты... Разве не помнишь?
   - Фу ты! - прыскаю. - Я тебя о "тотализаторе" спрашиваю.
   - А... - переводит дух Сашок облегчённо. - Не знаю. Да и вряд ли кто знает. По предварительным результатам у тебя шестьдесят два процента голосов, а в "тотализаторе" большая кучность возле этой цифры. Так что придётся подождать.
   - А бывший президент сколько набрал?
   - В "тотализаторе"? - хитро щурится Сашок.
   - Да будет тебе! - отмахиваюсь. - Не томи душу.
   - На втором месте лидер коммунистов - вдвое меньше тебя голосов получил, тридцать один процент. А у бывшего президента - чуть больше одного процента. На шестом месте.
   - Ха! - делаю жест непристойный. - Как мы им вставили? Знай наших!
   Сашок только улыбается.
   - Так что там у тебя ко мне? - наконец к его вопросу перехожу. Не просто же так он здесь ошивался, меня поджидая.
   - С корреспондентами встретиться необходимо, - руками разводит.
   Ну вот, и этот туда же! Сговорились они, что ли?
   - С моей-то сегодняшней мордой?! - врезаю ему напрямик.
   - Это мозги вправить трудно, а морду сменить легко, - ухмыляется Сашок, берёт меня под руку и в будуар Алискин увлекает.
   Что-то не врубаюсь я, при чём тут мозги вправленные и как он морду мою менять думает, но вопросов пока не задаю и на пуфик возле трюмо себя усадить позволяю.
   Тут как из-под земли фифочка в белом халатике появляется и с места в карьер начинает над мордой моей тампонами да кисточками щекотными колдовать. И минуты не прошло, как вижу в зеркале - свеж да румян господин президент, хоть на обложку журнала "За здоровый образ жизни" глянцуй. Глаза, правда, подкачали - мутные, кровью налитые.
   - Глаза, - подсказывает Сашок фифочке-кудеснице.
   А у неё, как понимаю, на все случаи жизни решения есть. Водружает мне на нос очочки лёгонькие со стёклами чуть затуманенными - и всё. Весьма респектабельный образец политического деятеля из меня выходит. Внешне, по крайней мере. Впрочем, подозреваю, что и внутреннее содержание у многих политических лидеров не выше моего, иначе на фига они все референтов держат?
   - Нормально... - киваю довольно. - Мне нравится... А о чём мы с журналистами гутарить будем? - вопрошаю.
   - Будешь на вопросы отвечать, - поясняет Сашок и рукой кудеснице знак делает - свободна, мол.
   Мгновенно та из комнаты испаряется, впрочем, как любой фее по её статусу и положено.
   - На какие такие вопросы? - интересуюсь конкретно.
   - На один лишь вопрос ответишь, - разъясняет Сашок и тут же мне всё подробно растолковывает.
   Брови у меня от изумления на лоб лезут.
   - Ты уверен, что именно таким образом поступать надо? - спрашиваю ошарашено.
   - Абсолютно.
   - Круто начинаем, - хмыкаю я и головой качаю.
   - Иначе нельзя. Только без ехидных улыбок, на полном серьёзе говори, - строго предупреждает Сашок.
   Стираю я с морды своей ухмылку довольную, мину многозначительную строю, и мы идём на встречу с прессой.
   Крыльцо высокое у особняка словно специально для таких случаев сделано. Внизу полукругом охрана стоит, толпу журналистов, человек сто, никак не меньше, сдерживает, а на ступеньках четверо "горилл" гарцуют, по сторонам зоркими соколами поглядывая и одновременно от возможного покушения меня телами загораживая.
   Как только мы с Сашком на ступеньках появились, гам несусветный поднялся, и репортёры на крыльцо что на штурм попёрли. Но оцепление выдержало натиск, хоть вначале и дрогнуло было.
   Сашок руку поднял, подождал, пока шум поутих, и говорит:
   - Только один вопрос. У вас две минуты.
   Пуще прежнего шум поднялся. Блики фотовспышек по глазам со всех сторон бьют, каждый корреспондентишка свой вопрос выкрикивает, в надежде, что именно на него соизволю ответ дать, сквозь оцепление микрофоны на штативах длинных, будто пики, ко мне тянутся... Короче, бедлам полный. Но, что поразительно, вопроса, который мне Сашок популярно осветил, я почему-то не слышу. И что же я должен делать? Впрочем, недолго думая, беру инициативу в свои руки и тоже, как Сашок, ладонь вверх поднимаю. Что по мановению волшебной палочки тишина устанавливается.
   - На многие вопросы, сейчас прозвучавшие, вы и сами ответы знаете, настолько они просты и очевидны. Поэтому освещу только один, как мне показалось, наиболее интересный: каким образом будет обставлена передача полномочий бывшего президента новому президенту. Отвечаю: НИ-КА-КИМ. Не будет никаких торжеств, поскольку бывший президент два месяца назад уже сложил свои полномочия. Поэтому я завтра же в чисто деловом, рабочем порядке приму дела у исполняющего обязанности президента и тем самым сразу вступлю в должность.
   Киваю всем - типа того, что спасибо за внимание, - разворачиваюсь круто и ухожу. Аудиенция, господа журналисты, окончена.
   На крыльце опять такая буря поднимается, что голос Сашка сквозь галдёж невообразимый еле прорывается:
   - Без комментариев... Без комментариев...
   63
   Поехали мы на следующий день "дела принимать". Целым кортежем впереди машина с мигалкой, затем наш лимузин и две машины сопровождения сзади. На крейсерской скорости пол-Москвы до Кремля без всякой заминки проскочили - везде нам "зелёную улицу" обеспечили.
   На душе настроение торжественное - как-никак во власть вступаю, - но в то же время и мандраж некоторый ощущается, наподобие того, когда с Сашком в первый раз на "разборку" ехал. Только мысли сейчас несколько другие - не имею ни малейшего представления, каким образом наш разговор с бывшим президентом сложится. Он мужик сверх меры честолюбивый, властный - а тут мало того, что по собственной глупости два года президентства потерял, так от меня вчера ещё оплеуху неслабую заполучил. Во, удар по самолюбию - как бы в ярость не впал...
   Видит Сашок моё такое настроение, ладонь на руку мою кладёт и говорит успокаивающе:
   - Говорить с "бывшим" я буду, а ты старайся помалкивать. Чем меньше слов скажешь, тем лучше получится.
   А мне только того и надо. Грудь колесом выпячиваю, на морду респектабельность вешаю. Ничего, похожу с полгодика в зиц-президентах при Сашке, наблатыкаюсь потихоньку манерам эшелона высшего, а там и сам вожжи в руки возьму да буду кобылой державной править.
   Въехали мы в Кремль, к парадному крыльцу резиденции президентской подкатили. В мгновение ока хмыри у машины нарисовываются, дверцы открывают, раскланиваются, улыбками слащавыми лучатся, а те, кто при погонах, ещё и честь отдают. Ну а как иначе - люди-то они холопские, на службе да при окладе, значит, надо новому хозяину свое рвение показать, чтобы куска пирога сладкого не лишиться.
   Выбираемся мы из лимузина, на дворовых, само собой, ноль внимания обращаем, по ступенькам шагом уверенным поднимаемся. Власть брать идём! Анфилада дверей двустворчатых что по волшебству перед нами распахивается, и когорта наша - мы с Сашком впереди и четверо "секьюрити" чуть сзади тараном мощным по коридору проходит, никакого сопротивления не испытывая. Что в фильме каком-то, где матросня Дворец Зимний брала. А где тут "временные" исполняющие?! Слазь! Кончилась ваша власть! Под впечатлением этой картины у меня в голове мысль навязчивая вертится: "Что же это за закономерность такая в России многострадальной, что коренная смена власти всегда на октябрь приходится? Что в семнадцатом, что в девяносто третьем, что сейчас..." Кошу глаз на Сашка и вижу на его лице такую целеустремлённость одухотворённую, что меня предчувствие нехорошее охватывает: тем ещё этот третий октябрь для Расеи будет...
   Вот и двери кабинета президентского. Входим мы с Сашком, "секьюрити" тут же за нами двери затворяют и снаружи остаются. Короче, всё путём идёт как и при любой криминальной "разборке".
   "Бывший" за столом глыбой сидит, на нас в упор взглядом немигающим смотрит. Ни "здрасте" нам не говорит, ни движения какого не делает, типа там гостей встретить, из-за стола выйти, руки пожать. Молча сидит, непоколебимо, а потому кому другому грозным казаться должен.
   Мы же на его "грозность" плевать хотели. Подходим к столу, напротив усаживаемся и тоже молча в него взгляды вперяем, словно в гляделки играть пришли.
   Наконец "бывший" не выдерживает.
   - Что же вы так, понимаешь, не по-людски со мной поступаете, - басит, позы не меняя. - Можно было передачу власти торжественно оформить. Для того и реформы демократические делали, чтобы цивилизованной страной выглядеть.
   А это у нас традиция такая, только в Расее практикуемая, - каждого "предыдущего" очередной "последующий" пинком в зад выпроваживает. Себя вспомни, как ты в своё время поступил, думаю я, но вслух ничего не говорю. Пусть Сашок выкручивается, раз сам вызвался разговор вести.
   И Сашок выкручивается, и с блеском. Спокойно так, с выражением бесстрастия полного на морде лица, говорит:
   - Согласно международному праву в данном случае ни о какой торжественной передаче власти речи идти не может. Поскольку де-юре вы перестали быть президентом ещё два месяца назад, то де-факто автоматически прекращается с того момента, когда новый президент входит в этот кабинет.
   Молчит "бывший", брови набасурманил, думает. Небось, как я, пытается врубиться, что это за "де-юра" и "де-факта" такие, которые власть у него из-под носа слямзили и "спасибо" не сказали.
   - У вас будут какие-то пожелания перед уходом, - ровным голосом спрашивает Сашок, - просьбы?
   Набычился "бывший", губами жуёт, с Сашка на меня, туда-сюда, взглядом прыгает.
   - Да, - наконец с натугой изрекает. - Урегулировать некоторые вопросы надо.
   - Какие?
   - Пенсию, жильё, охрану...
   Ни одна мышца на лице Сашка не дрогнула, а я с трудом удержался, чтобы не расхохотаться и морду респектабельную сохранить. Надо же, о чём думает! А как перед толпой распинался - никакой корысти для себя, всё во благо России!
   - А конкретнее можно?
   - Пенсию попрошу назначить мне в размере президентского оклада, оживает "бывший", свои интересы отстаивая. - Нынешнюю жилплощадь за мной закрепить. Ну и охрану в сорок человек для меня и моей семьи предоставить.
   - Всё?
   - Я человек нетребовательный, - хорохорится.
   - Про дачу забыли, - напоминает индифферентно Сашок.
   Тут глазки "бывшего" масляниться начинают, и на морде как бы удовлетворение некоторое проступает.
   - Если, понимаешь, посчитаете возможным, не откажусь, - хитрит, реноме радетеля россиян соблюдая.
   - Раз такое дело, поступим следующим образом, - скучным, бесцветным голосом начинает Сашок. - Поскольку из ваших еженедельных телеобращений к россиянам следует, что все ваши реформы и указы были направлены исключительно на благо всего народа, то и вам пенсия будет назначена на основе ваших указов на общем основании в размере среднестатистической. Государственный особняк, в свете тех же указов, придётся сдать - взамен получите квартиру в соответствии с общепринятыми нормами. Дачу предоставим обязательно - шесть соток в каком-нибудь садоводческом товариществе. Ну а охрана... Зачем она вам? От кого? Вы ведь так старались всем россиянам лучшую жизнь обеспечить, что вас, по идее, должны на руках носить. А вы охрана... Ну а если, не дай бог, в садовом товариществе какая-нибудь ссора на бытовой почве случится, скажем, сосед вдруг ни с того ни с сего вас по голове тяпкой приголубит, то мы задействуем все наши силы: и милицию, и следственные органы подключим и обидчика вашего по всей строгости закона накажем.
   Каменеет на некоторое время "бывший", но держится. И вдруг нечто вроде улыбки язвительной в наш адрес на лице у него проявляется. Будто мы чего-то такого не знаем, от чего ему по фиг и пенсия, и квартира, и охрана, и дача в придачу.
   Я-то действительно не знаю, но Сашок - мужик дока - сразу просекает ход мыслей "бывшего".
   - Да, забыл предупредить, - говорит. - Все ваши и вашей семьи банковские счета, как в России, так и за рубежом, временно арестованы.
   В самую точку Сашок попадает. Дёргается лицо "бывшего", губа копылится, голос срывается на тон повышенный, заносчивый, всему миру известный:
   - Все мои деньги, понимаешь, честно заработаны!
   - Вполне возможно, - с неожиданной покладистостью соглашается Сашок, но тут же врезает по полной программе: - Как и денежные вклады каждого россиянина-пенсионера, превратившиеся в пыль в результате ваших реформ. Тем не менее, арест с ваших счетов - если проверка покажет, что они действительно честно заработаны, - будет снят. Но не ранее чем мы возместим нанесённый вашими реформами ущерб всем пенсионерам.
   Скрипит зубами "бывший", желваками на морде усиленно двигает, молниями из глаз мечет, но по-прежнему за рамки приличий "протокола" не выходит. Тот ещё кремень.
   - Ну а вы почему молчите? - вдруг ко мне обращается. - Что за вас, понимаешь, секретарь распинается? Неужто новый президент старого никаким словом не уважит?
   - Почему же, уважу, - говорю степенно, слова растягивая, стараясь в тон Сашку попасть. - Пшёл вон.
   64
   В тот же день я первый свой указ подписал - об учреждении при президенте России должности государственного секретаря и назначении на эту должность Александра Николаевича Широкова. Тут, правда, казус небольшой приключился.
   - А это кто такой? - уже ручку над указом занеся, спрашиваю недоумённо и натыкаюсь на взгляд Сашка насмешливый.
   Вот, блин, да это же он! - краснею до кончиков ушей. Впервые, может, его отчество с фамилией узнал, хотя, небось, фамилия Широкова как доверенного лица кандидата на всех документах в двух избирательных кампаниях фигурировала. Но я-то этих бумаг не читал, не глядя подмахивал... Впрочем, стоп! Был ведь случай с Пупсиком, когда Сашок на пацана за знание его настоящего отчества взъелся - вроде оно тогда другим было...
   Быстренько с Пупсиком "связываюсь", и действительно - липа всё это. Протягиваю указ подписанный Сашку и вопрошаю с полной бесстрастностью на морде:
   - А почему не Александр Веньяминович Гольцов?
   Думал, прищучу Сашка по счёту "раз". Ни фига подобного. Знает он мои возможности, так просто его с панталыку не собьёшь.
   - А почему, например, Сталин, а не Джугашвили? - пожимает плечами.
   - Причём здесь какой-то Дж... Джушвили? - брови задираю. Вечно он какие-то аналогии заумные приводит.
   - Потому что Джугашвили - настоящая фамилия Сталина, - фыркает Сашок. - Может, ты и настоящей фамилии Ленина не знаешь?
   - А... Понял - кликуха подпольная, - киваю. И тут меня догадка ледяным холодом обжигает. - Слушай, а ты, случаем, не коммунист?!
   - Приехали... - морщится Сашок. - Не путай грешное с праведным. У Гитлера тоже настоящая фамилия другой была - Шикльгрубер.
   Затыкаюсь я тогда и молчу. И спрашивать не помышляю, кого он праведниками - коммунистов или фашистов, - а кого грешниками считает. И кто он сам. Как по мне, так хрен редьки не слаще.
   Ну а дальше рутина сплошняком покатилась. Ничего мне Сашок не доверил, всё на себя взвалил, мне лишь представительские функции оставил. И корреспондентов через пресс-службу от меня на некоторое время отмазал мол, дайте новому президенту в делах государственных, весьма запутанных его предшественником, разобраться, а уж потом он перед вами с программной речью выступит. Только он это сказал, как сразу запестрели газеты статьями глубокомысленными - пришел-де наконец к власти человек думающий, и теперь в России всё путём будет, то бишь не как всегда, а по-умному. И смех, и грех такое читать.