Страница:
Всё-таки паузу положенную он выдерживает, но когда понимает, что посетители с ним здороваться не желают, голову поднимает и на Сашка смотрит. Ох и не завидую я "главвреду", что он там в глазах Сашка увидел, поскольку взгляд он сразу отводит и корректно так вопрошает:
- Что вас к нам привело?
Сашок неторопливо кейс открывает, достаёт газетку и небрежно на стол перед "главвредом" швыряет.
- Ваша?
"Главвред" мельком на газетку покосился и начинает как заведённый монотонно бубнить:
- Да, это наша газета. Как понимаю, вас привело к нам несогласие с некоторыми политическими высказываниями на её страницах. Однако время изменилось, и в эпоху экономического плюрализма стереотип концепции политического мышления претерпевает...
Чешет он словами заковыристыми как по писаному. Горбачу-перестройщику до него далеко. Пожалуй, из политиков с ним сравниться может разве что этот... как его?.. Чёрт, запамятовал. Кажись, Мальчиш-Плохиш внучатый. Он тоже обожает заумь бисером сыпать, хотя его речь больше на словесный понос похожа, поскольку глубокого знания терминов за ней не ощущается. Зато сама текстура его речей хороша! Хотя, если разобраться, полностью у деда из сказочки его достопамятной содрана. Если "западный капитал" на "буржуины" заменить, а "иностранные инвестиции" на "бочку варенья" - один к одному монолог дедовского персонажа получится.
Ну ладно, понятно, что "главвреду" раз по десять на дню приходится пенсионеров возмущённых отшивать, которым его "эпоха экономического плюрализма" серпом по молоту. Но перед нами зачем выпендриваться, мы вроде на совков закоренелых не похожи?
Сашок послушал-послушал, как он про политическую открытость в условиях экономической нестабильности соловьём складно заливается, а потом прерывает его галиматью на полуслове ласковым таким голосом, от которого мороз по коже:
- Я не по поводу политических концепций. Статья, спрашиваю, ваша?
И пальчиком так это аккуратненько по заголовку над передовицей стучит.
"Главвред" недоумённо умолкает, на статью взгляд переводит и вдруг в морде лица меняется. Ртом воздух, что рыба на берегу, начинает ловить, а на морде красной пятна серые, словно трупные, проявляются. Просёк он в конце концов кто мы такие и зачем пришли. Нет, мужик, прав я был, когда тебя в первый раз увидел. Физиономист я неплохой. Язык у тебя подвешен, на терминах ты насобачился, но интеллекта в тебе ни на грош.
Тут, правда, и до меня дошло, зачем мы здесь. Слышал я об этой статейке гнусной про Бонзу. А как я наконец определился в своей роли, ногу за ногу закидываю, на стуле, что в кресле, разваливаюсь и сигарету нагло закуриваю.
Поднимает "главвред" на Сашка глаза округлившиеся и начинает лепетать:
- Так это... Поймите меня правильно... - руки заламывает, будто кается. - Это заказная статья из обладминистрации...
- Заказное знаешь, что бывает? - тихо отвечает ему Сашок, переходя на "ты".
Краснота и вовсе с морды "главвреда" линяет. Сереет весь, изваянием застывает, только пот градом по щекам катится. И я его здесь понимаю. Услышать подобные слова от мордоворота типа Сашка никому не пожелаю.
- Не делай больше так, - ласково советует Сашок, затем встаёт и к двери направляется.
"Значит, аудиенция закончена", - думаю себе, смачно давлю окурок прямо о полировку столешницы и тоже встаю.
У двери Сашок оборачивается и спрашивает:
- Я надеюсь, ты меня понял?
"Главвреда" только на мелкие кивки и хватает.
- Вот и ладненько, - подводит итог встрече Сашок. - Будем считать, что мы достигли консенсуса.
И мы выходим. Честно говоря, не ожидал, что Сашок-молчун именно так напоследок подколет "главвреда".
В приёмной секретарша как ни в чём не бывало продолжает стучать на машинке, но глазками на прощанье в меня всё-таки стреляет. Я, естественно, расплываюсь медовым пряником, дарю ей оскал свой самый лучезарный, и ручкой - вроде как до скорого свиданьица - делаю. Хотя, воблочка моя, ничего у нас с тобой в сложившейся ситуации не выгорит. Облом полный.
9
Довёз я Сашка до площади.
- Стоп, - говорит тут он. - Я здесь выйду.
Припарковываюсь я у бордюра и поворачиваюсь к нему, мол, какие дальнейшие указания будут? А Сашок на меня опять оценивающе смотрит, но на этот раз в его глазах читается вроде как и одобрение, но в то же время и некоторое недоумение. Будто никак он меня не расшифрует, что же я на самом деле такое.
- Прав я был, штучка ты ещё та, - наконец говорит он. - Но учти, в следующий раз чтобы никаких "пальчиков" ты за собой нигде не оставлял.
- Это как? - вскидываю брови, действительно ничего не понимая.
- Ты свой окурок, что о стол раздавил, так в кабинете и оставил? леденеет голосом Сашок.
- А! - наконец доходит до меня, и я ухмыляюсь. По-моему, у "главвреда" я свою роль хорошо отыграл. Однако вслух лишь оправдываюсь: Так мы же мирно разошлись...
- А если бы нет?! - жёстко обрезает Сашок. - Увижу ещё раз подобное фанфаронство во время дела, ты у меня этот окурок без кетчупа сжуёшь!
Киваю я молча в знак согласия, а внутренне весь содрогаюсь от брезгливости. Сашок мужик крутой, если что пообещал - сделает. Как пить дать.
- Ладно, - смягчается он. - Это были только цветочки, ягодки вечером срывать пойдём. В семь часов чтобы ты был здесь, на этом самом месте, без машины, но при "пушке". У тебя, насколько помню, "беретта"?
- Угу.
- Тогда до вечера.
Вылезает Сашок из машины и уходит. А я ещё минут пять за рулём оцепенело сижу. Словно нарк очумелый. По всем раскладкам выходит, что меня на роль боевика натаскивают. И первая проба, как понимаю, вроде неплохо прошла... Кажется, начинаю просекать логику стратегии Хозяина. Бросает он меня, проштрафившегося, что щенка в воду - справлюсь, выплыву, своим в доску стану, так как от крови мне вовек не отмыться. А грохнут по неопытности во время дела - невелика потеря.
Ладно, думаю. Хрен с ней, стратегией хозяйской. Я и раньше по лезвию ходил, только на славянское авось надеясь. Зато теперь против стратегии Бонзы есть у меня тактика Пупсика.
Короче, занялся я своими личными делами. Съездил на рынок, ребят для вида проконтролировал, как они службу несут, а затем взял Ломтя и пошёл с ним по рядам продукты закупать. Накупил всего, что надо, в машину загрузил и говорю Ломтю:
- Видел, что и сколько я покупал?
- Ну, видел, - кивает он, но к чему клоню не врубается.
- Теперь раз в неделю это будешь делать ты и мне домой завозить.
Тут глаза у Ломтя что две плошки делаются.
- У тебя никак баба постоянная завелась? - спрашивает обалдело. Может, и жениться надумал?
- С чего это ты взял? - теперь и я удивляюсь.
- Да что-то ты в последнее время с нами в кабаках не гужуешься. Всё домой норовишь.
- Мимо цели, - фыркаю. - Это ж где такая баба выищется, чтобы меня заарканить? Родственничек у меня нежданно-негаданно объявился. Сирота и калека. Сам по магазинам ходить не может, а мне недосуг. Кстати, не вздумай с продавцами шустрить - плати, что просят, а я тебе ещё и за доставку надбавлю.
Не стал я ему объяснять, что с ним будет, если удумает меня облапошить. По глазам вижу - свежа в памяти Ломтя моя разборка с Харей, и лишний раз об этом напоминать не требуется.
Махнул я Ломтю на прощание рукой и домой поехал. И только уже в подъезде, когда тяжеленные сумки по лестнице пёр, мне в голову стукнуло: бабку Маньку я рассчитал, продукты домой Ломоть доставлять будет, а вот насчёт хлеба я промашку дал. Молоко-то пастеризованное в холодильнике дней десять простоит, не испортится, а как хлеб свежим неделю сохранить - такого ещё не удумали.
Однако решение нахожу сразу и стучусь в квартиру лечилы. Дверь, естественно, его благоверная распахивает, но встречает меня уже совсем по-другому.
- Здравствуйте, соседушка, - елеем расплывается в умильной улыбке. Что вы хотели?
- Да вот, - леплю и ей ту же лепуху, что и Ломтю, - родственник у меня сейчас живёт, калека. А я часто в разъездах бываю, по два-три дня дома не ночую. Продуктами, как видите, - на сумки киваю, - я его обеспечиваю, а с хлебом, боюсь, не всегда может получиться. Вы не могли бы хлеб ему каждый день покупать?
- Что вы, что вы - само собой. Себе беру и ему возьму. Какие могут быть затруднения? Соседи мы, как-никак, - сочится радушием благоверная лечилы, но, чувствую, в тоне её некоторый напряг ощущается.
Ага, думаю себе, кажется, усекаю, в чём проблема. Достаю бумажку двадцатибаксовую и ей протягиваю.
- Тогда вот вам на первое время.
- Как можно, что вы, за хлеб... - приторно жеманится она, но баксы тут же исчезают в кармане халата. Я и руки её заметить не успел - как по волшебству.
- Спасибо, что не отказали, - бормочу, поскольку язык во рту уже еле ворочается. Столько слов угодливых пришлось произнести, что просто невтерпёж в ванную захотелось, чтобы рот там с мылом вымыть.
- Если что ещё понадобится, заходите, не стесняйтесь, - щебечет соседка, пока я дверь к себе в квартиру открываю.
"Нишкни, сука!" - взрывается во мне внутренний голос, но вслух выдавливаю из себя последнее, на что оказываюсь способен: Всенепременно, - и пытаюсь застывшими на лице мышцами изобразить обворожительную улыбку. Подозреваю, гримаса вышла ещё та...
У порога меня Пупсик встречает, сумки выхватывает и на кухню тащит.
- Обед уже на столе! - кричит оттуда.
Я недоумённо застываю на месте.
- А как ты догадался, что я так рано приду? - спрашиваю.
Он из кухни выглядывает, на меня удивлённо смотрит, но тут же взгляд потупляет, краснеет и объясняет так это стеснительно:
- Я ведь ваш каждый шаг за пределами квартиры контролирую... Чтобы ничего непредвиденного не случилось...
Тьфу, чёрт, одёргиваю себя. Ну и вопросы я глупые задаю. Пора бы и привыкнуть к его возможностям.
- Значит, - спрашиваю, - ты и о Ломте, и о соседке в курсе?
- Да... - смущается он ещё больше.
- Ладно. Тогда корми. Чем-то нас сегодня повар из "Националя" порадует?
10
Ровно в семь вечера я стоял на площади как штык и ждал Сашка. Насчёт "ровно в семь" это я, конечно, лапшу вешаю. Был я на площади без пятнадцати семь - как разумею, на "дело" опаздывают только трупы, - прогулялся, покурил на воздухе, а вот уж к месту рандеву подошёл за две минуты до назначенного времени. И тут же ко мне подкатывает тёмно-синяя "тойота" с напрочь чёрными стёклами. Задняя дверца открывается, и слышу изнутри голос Сашка:
- Садись, Борис.
Шустренько вскакиваю в машину, и мы трогаемся.
В салоне, кроме меня, четверо сидят. Сашок на переднем сиденье, рядом водила - белобрысый парень с постоянной усмешкой на губах, видно, тот ещё оторвила, в углу, на заднем сиденье - хмурый мордоворот с комплекцией Сашка, а между нами худенький, с виду ничем не примечательный паренёк. Пять раз с таким знакомься, бадью водки распей, а на улице потом не признаешь. Короче, из разряда "серых мышек". Но где-то я слышал, что именно такие "неприметные" и являются самыми крутыми боевиками.
- Знакомься, - говорит Сашок и начинает представлять: - Валентин, Евгений, Олег.
Валентином оказывается тот самый неприметный (всё-таки правильно я вычислил, если Сашок его первым назвал!), Евгением - хмурый амбал, ну а Олегом, естественно, водила. Я его по морде ехидной сразу про себя Олежкой окрестил.
- Наше вам, - хмыкает Олежка и делает рукой жест, будто приподнимает отсутствующую шляпу.
- А моё - тебе, - парирую.
Олежка недоумённо оглядывается, машина виляет.
- Но-но! - осаживает готового что-то недовольно ляпнуть водилу Сашок. - Твоё дело - машину вести, а не лясы точить!
Минуту едем молча.
- Пушку свою покажи, - вдруг тихим таким, невыразительным, как и он сам, голосом предлагает мне Валентин. Вот уж, действительно, глянешь на него - пустое место. И вроде всё из себя нечто невзрачное, но язык почему-то не поворачивается даже про себя его Вальком назвать. Поэтому молча достаю "беретту" и беспрекословно протягиваю ему.
Берёт он её и - шурх-шурх ручками, что фокусник - в мгновение ока чуть ли не на все составные части разобрал и тут же опять сложил.
- Поточная сборка, балансировка так себе, ствол не пристрелян, бесстрастно делает заключение он о моём оружии и возвращает его.
Я только плечами пожимаю.
- Любитель? - смотрит мне прямо в глаза Валентин. А глаза его серые пустые и холодные. Если они всегда у него такие, а, думаю, так оно и есть, - не везёт ему с бабами. Не любят тёлки роботов в штанах.
- Да... наверное... - бормочу неуверенно. А про себя думаю: любитель - тот хоть в тире стреляет, руку набивает, а я по воробьям лишь пару раз и пальнул.
- Тогда не очень с оружием шустри, - советует Валентин. - Сегодня держись за нашими спинами и действуй как подручный.
- Это как? - недоумеваю.
- А так, - гудит неожиданно басом из угла Женя-амбал. - Сцепился я, допустим, с кем-то, и мы в ступоре застыли. Вот тут ты этого кого-то бутылкой по башке или вилкой в задницу и уважь.
- Это ты-то в ступоре с кем-то застыл?! - ехидно подначивает Олежка, и машина снова виляет. - Ой, не смеши!
В этот раз Сашок смотрит на водилу долгим взглядом, а затем начинает раздельно ронять слова:
- Если ты, Олег, ещё один такой фортель выкинешь, то я сяду за руль, а ты пойдёшь в бар с ребятами. Ты меня понял?
Олежка понял. Прикипел к рулю, застыл в позе напряжённой, и такое впечатление, что на спидометре у него не "шестьдесят" - по городу разрешённых, а, по меньшей мере, "триста двадцать", и сам он в гонках "формулы-1" участвует.
Но и до меня тоже доходит, что это будет не прогулка к "главвреду". Тут жареным пахнет. Потому нарушаю субординацию и заявляю:
- Я, конечно, в первый раз с вами на дело иду. Однако полагаю, это не причина, чтобы не знать, куда и зачем мы едем. Или вы меня взяли в качестве жертвенной овцы?
Машина дёргается вместе с Олежкой. Нет, хреновый он водила, если с эмоциями за рулём совладать не может. Я бы на месте Сашка его заменил здесь нужен мужик с крепкими нервами, а этот, того и гляди, все столбы по пути посшибает.
А в салоне гробовое молчание. Которое для меня грозит перейти из иносказательного в действительное. Все ждут реакции Сашка, и она не замедляет сказаться. Разворачивается он ко мне что дредноут стодвадцатипушечный, медленно так это, обстоятельно, и одаривает таким взглядом, что видно в нём всю бездонность орудийного жерла. Короче, смешал он меня взглядом с дерьмом и прямо здесь, по сиденью, размазал. Однако в противоположность взгляду, Сашок неожиданно разряжает обстановку в салоне, говоря совсем другое:
- Ты прав, Борис. Нам статисты не нужны. Едем мы в бар "Незабудка", мозги хозяину его прочищать. После известных тебе событий он, видите ли, решил сменить нас на ребят из Центрального района. Достаточно информации?
- Ну... - мнусь я. Какой там достаточно! Что я там делать буду - вот вопрос. Не приходилось мне в подобных переделках бывать даже в качестве статиста. Но вслух, само собой, своих претензий не высказываю. Нарвусь ещё, как Олежка.
Но Сашок меня и здесь просекает.
- Твоя задача в баре - больше на нас смотреть и всё на ус мотать. Считай, что у тебя сегодня вечером стажировка.
И пока Женечка с Валентином лыбятся до ушей, одобряя непонятную мне шутку своего шефа, Олежка закладывает лихой вираж и тут же резко тормозит.
Сашок смотрит в окно и рубит:
- Всё, приехали. Выходим.
Пару раз мы с ребятами гудели в этой самой "Незабудке". Так себе бар. Четыре массивных стола, такие же громоздкие стулья, стойка, стены обшиты дранкой, паяльной лампой закопчённой, а чтобы сие непотребство казалось благопристойным, свет в зале приглушён до интимного полумрака. Подозреваю, если его включить на полную, то посетителей как ветром бы сдуло из этой конюшни. В общем, нажраться здесь "вумат" можно, но без особого удовольствия.
Входим. В зале пусто, лишь за одним столом в углу сидит парочка, шампанское вкушает и Глорию Гейнор под перемигивание блеклой цветомузыки слушает. За стойкой бармен от скуки бокалы протирает. Отрывается он от своего занятия, на нас смотрит и бокал роняет. Тот, естественно, вдребезги, но бармен и не думает шевелиться, чтобы, значит, осколки собрать. Истуканом застыл, глаза от Сашка оторвать не может.
А Сашок на него никакого внимания не обращает. Подходит к столу у стены и садится. Вроде зашёл простой смертный после трудового дня в бар перекусить, музычку послушать, водочки попить. Отдохнуть то есть от сумасшедшей нашей жизни. А если получится, то и отпуститься.
Садимся и мы рядом. Мол, вечер в компании веселей кажется.
Тут бармен в себя приходит и в мгновение ока в подсобке исчезает. Минут десять его не было - я уж и нервничать начал, не сбежал ли? Гляжу на Сашка, а тому хоть бы хны. Своё дело знает туго - ноль эмоций на лице.
Наконец бармен появляется. С мордой оштукатуренной, будто понос у него стойкий, но мужественно берётся за своё дело - бокалы протирать. Вслед за ним официант нарисовывается и к нам подплывает. Маленький, щупленький, волосики жиденькие на пробор зализаны, глазки бегают - ну один к одному половой времён Руси кабацкой.
- Что будете заказывать? - вопрошает.
- Для начала меню закажем, - шутку шутит Сашок.
Половой угодливо кивает, исчезает и тут же снова возникает перед нами словно из воздуха - папочку красную с золотым тиснением Сашку протягивает.
Берёт Сашок папочку, раскрывает, хмыкает удивлённо и с прищуром насмешливым на полового смотрит. А тот хоть и дрожит перед ним что лист осиновый, но на ногах из последних сил стойко держится.
Краем глаза заглядываю в меню. Батюшки-светы, это же шарахнуться можно! Все блюда там на языке иностранном каком-то пропечатаны. Ну, думаю, сейчас начнётся... Швырнёт Сашок меню в морду полового угодливого, а потом прямым рукоприкладством займётся.
Но ни фига подобного. Опускает он глаза на меню и вдруг начинает так бегло по-иностранному шпарить, что не только у полового, но и у всех нас челюсти отпали. Ну, а бармен второй бокал грохнул.
- ...А из напитков, - переходит на русский Сашок, закрывает и откладывает в сторону меню, - из вашего перечня, пожалуй, разве что "Шабли" подойдёт.
Я комок в горле проглатываю и уж не знаю, каким образом из меня вырывается:
- И водочки хорошо бы...
Смотрит на меня Сашок, что на деревенщину, в разговор господ вклинившуюся, но всё же снисходит до моей просьбы:
- Можно и водочки. "Адмиралтейской". Она здесь у вас указана. Кстати, напиток-то исконно русский, а посему в прейскуранте следует печатать его в славянской транскрипции, а не по-французски. Уважать себя и Расею надо.
Половой уж готов стартовать из низкого старта - в три погибели согнули его познания Сашка, - но Сашок его задерживает:
- Ещё одно. Музычка у вас здеся отбойная, - специально, как понимаю, Сашок на сленг переходит, чтобы полового окончательно добить. - Так ты, значица, кассету, как закончится, с начала поставь. И так весь вечер. Мы до-олго балдеть будем.
Фигушки стартанул половой. Дыхалку забило. Куда там ему стрелой нестись заказ выполнять - в согбенной позе еле-еле поплёлся в подсобку вихляющей походкой, будто на ходулях. Тот ещё нокдаун получил.
Продолжаем сидеть, но теперь уже заказ ждём. Музычку слушаем. Молчим. Вижу, парочка в углу, что шампанским баловалась, на нас взгляды настороженные бросает. Оно и понятно - что это за компания такая, которая в ожидании заказа парой-тройкой фраз не перебросится?
Тут как раз кассета заканчивается.
- Кхм-м... - прокашливается Женечка и выразительно так на бармена смотрит. Тот что ужаленный бросается к магнитофону, быстренько перематывает плёнку и по новой включает Глорию Гейнор. Женечка расплывается в милостивой улыбке и благодушно кивает. А бармен от его милости совсем в осадок выпадает и смахивает со стойки ещё пару бокалов. Глядишь, полчасика так посидим, он всю посуду перетрахает. Какой впечатлительный!
В это время распахивается входная дверь, и в кафе заваливают четверо амбалов. Все, словно в униформе, в кожанках и, как на подбор, комплекции Сашка с Женечкой. Короче, нам с Валентином не чета.
"Вот и десерт", - думаю я. Но неожиданно на душе спокуха полная. Случись такое с месяц назад, я бы уже под стол студнем оплыл. А теперь ничего, даже интересно как-то.
Осмотрелись амбалы, столик напротив нас оккупировали, но не чинно, как мы, а на стулья вполоборота сели и в нас зенками своими вперились. Парочка, кейфовавшая здесь в одиночестве до нас, шустренько так, шампанское не допив, слиняла по счёту "раз". Словно их и не было. А бармен прямо на глазах оттаял. Порозовел, твёрдость в руках-ногах появилась, и на нас недобрые косяки осмелился бросать. Мол, ну что, ребятки, как теперь насчёт вашей крутизны?
А мы никак не реагируем. Ребята Сашка люди закалённые и не к таким передрягам привыкшие - это их работа. А Сашок ва-аще непоколебимой глыбой сидит, и такие уверенность и спокойствие от него исходят, что мне передаются.
Тут как по команде и половой с тележкой из подсобки выплывает - видно в щёлочку какую подглядывал, ждал, когда "защитнички" хреновы, небось, по пейджеру вызванные, в бар заявятся. Повеселел половой, гоголем держится, и куда только его согбенность девалась. Подкатывает он к нам тележку и начинает приборы и закуски по столу расставлять. Но сам всё как-то сбоку оставаться норовит, чтобы, значит, амбалам прямую видимость не закрывать.
Накрыл половой стол, в ухмылке оскалился, приятного аппетита пожелал, но с глаз намылиться не успел.
- Минуточку, любезнейший, - останавливает его Сашок и берёт в руки штоф хрустальный с "Адмиралтейской". - Что-то мне эта бутылка не очень нравится. В последнее время водку подделывать стали да дерьмом народ поить. Так что, ты уж будь добр, - распечатывает Сашок штоф и наливает полный фужер, - отведай, рассей наши подозрения.
Челюсть у полового отпадает.
- Мне... мнэ... - начинает мычать он и по сторонам глазками бегать.
- Эй, мужик! - выручает полового один из амбалов. - Ты чо к человеку пристаёшь? Он на работе, ему пить нельзя.
Я делаю вид, что закуску к себе в тарелку собираюсь накладывать, и неторопливо, с этаким достоинством великосветским, будто на званом приёме в каком посольстве, беру в руку вилку. А Сашок амбалов и не слышит.
- Значит, не хочешь, - констатирует он. - Значит, всё-таки дерьмо нам подсовываешь...
- Товарищ не понимает, - доносится всё тот же голос из-за соседнего столика.
Два крайних амбала картинно так это поднимаются, чтоб, значит, всю их ширь видно было, и с ленцой наигранной делают по шагу в нашу сторону.
Вот тогда всё и происходит. Сашок вдруг с такой силой на них громоздкий стол толкает, что вся посуда, как была на столешнице расставлена, точно той же сервировкой на пол и грохается. А дубовый монстр, с полтонны весом, мимоходом сшибает на своём пути тележку с половым и на скорости железнодорожного экспресса врезается стык в стык в противоположный стол. Правда, между столами совершенно случайно два амбала вставших оказываются, им как раз по... Ну, в общем, почти пополам приходится. При этом хруст странный раздаётся, будто скорлупа трещит.
Я и глазом моргнуть не успеваю, как всё заканчивается. Оставшиеся амбалы и привстать не успели, а наши ребята уже рядом. Точнее, Валентин один всё "сработал". Взвился он в воздух со стула что пружина, от первого стола ногой оттолкнулся, а над вторым в полёте шпагат сделал. Аккурат подошвы его кроссовок к мордам амбалов припечатались.
Встаю и я, вилку в руках недоумённо верчу. Вот, а говорили, ежели кто в ступоре окажется, чтобы помог... Как же, успеешь за ними. Обидно, право слово.
Гляжу, все четверо амбалов надолго успокоены. Двое на столе лежат, лапки по нему раскинувши - похоже, теперь у них будут проблемы с воспроизводством. А двое других на стульях развалились, головы запрокинув, как в кабинете у стоматолога. Этим, наверное, придётся из Америки челюсти вставные выписывать. У нас-то хреновые делают...
Слышу, в ногах кто-то ворочается и постанывает. Половой по полу возится, никак на карачки приподняться не может. Носком ноги переворачиваю его навзничь и говорю так это ласково, Сашку подражая:
- Что же это ты, любезный, водочку пить отказался? Нехорошо, милок. Ай, нехорошо!
А сам вилку в руках машинально продолжаю вертеть.
Глядит на меня половой безумными глазами и вдруг вилку замечает.
- Не-ет! - орёт дурным голосом, "ствол" откуда-то выхватывает и без спросу, так, за здорово живёшь, начинает в меня с полутора метров палить.
Я и охнуть не успел. Вижу только вспышки в лицо, да сознание чисто рефлекторно счёт выстрелам ведёт: ...пять, шесть...
А затем мрак полный. И тишина. И только откуда-то издалека, словно сквозь вату, Глория Гейнор серафимом заоблачным мне отходную поёт.
11
Прихожу в себя. Нет, вроде жив. И никаких неприятных ощущений, как ежели бы пуля, скажем, в животе или ноздре застряла. Что он, холостыми палил, что ли?
Зрение после выстрелов в лицо восстанавливается, и вижу, что в ногах у меня половой с мордой расквашенной распростёрся, над ним Сашок склонился, руку ушибленную потирает, а рядом с Сашком Женечка и Валентин застыли. И все на меня обалдело смотрят. Понятно, что все - это кроме полового. Куда там с такой мордой что-либо видеть. В лучшем случае - сны, если пульс ещё есть. И тут замечаю, что не на меня ребята смотрят, а куда-то мне за спину.
Оборачиваюсь. Ни-и-фи-га-се-бе! Шесть дырок от пуль в стене аккурат мой силуэт обрисовали. Не знаю, как кому, а мне этот портрет оченно по душе пришёлся. Хоть и в авангардистском стиле, но лучше чем в реалистическом на памятнике на могилке. Да и сам со стороны посмотреть могу...
- Что вас к нам привело?
Сашок неторопливо кейс открывает, достаёт газетку и небрежно на стол перед "главвредом" швыряет.
- Ваша?
"Главвред" мельком на газетку покосился и начинает как заведённый монотонно бубнить:
- Да, это наша газета. Как понимаю, вас привело к нам несогласие с некоторыми политическими высказываниями на её страницах. Однако время изменилось, и в эпоху экономического плюрализма стереотип концепции политического мышления претерпевает...
Чешет он словами заковыристыми как по писаному. Горбачу-перестройщику до него далеко. Пожалуй, из политиков с ним сравниться может разве что этот... как его?.. Чёрт, запамятовал. Кажись, Мальчиш-Плохиш внучатый. Он тоже обожает заумь бисером сыпать, хотя его речь больше на словесный понос похожа, поскольку глубокого знания терминов за ней не ощущается. Зато сама текстура его речей хороша! Хотя, если разобраться, полностью у деда из сказочки его достопамятной содрана. Если "западный капитал" на "буржуины" заменить, а "иностранные инвестиции" на "бочку варенья" - один к одному монолог дедовского персонажа получится.
Ну ладно, понятно, что "главвреду" раз по десять на дню приходится пенсионеров возмущённых отшивать, которым его "эпоха экономического плюрализма" серпом по молоту. Но перед нами зачем выпендриваться, мы вроде на совков закоренелых не похожи?
Сашок послушал-послушал, как он про политическую открытость в условиях экономической нестабильности соловьём складно заливается, а потом прерывает его галиматью на полуслове ласковым таким голосом, от которого мороз по коже:
- Я не по поводу политических концепций. Статья, спрашиваю, ваша?
И пальчиком так это аккуратненько по заголовку над передовицей стучит.
"Главвред" недоумённо умолкает, на статью взгляд переводит и вдруг в морде лица меняется. Ртом воздух, что рыба на берегу, начинает ловить, а на морде красной пятна серые, словно трупные, проявляются. Просёк он в конце концов кто мы такие и зачем пришли. Нет, мужик, прав я был, когда тебя в первый раз увидел. Физиономист я неплохой. Язык у тебя подвешен, на терминах ты насобачился, но интеллекта в тебе ни на грош.
Тут, правда, и до меня дошло, зачем мы здесь. Слышал я об этой статейке гнусной про Бонзу. А как я наконец определился в своей роли, ногу за ногу закидываю, на стуле, что в кресле, разваливаюсь и сигарету нагло закуриваю.
Поднимает "главвред" на Сашка глаза округлившиеся и начинает лепетать:
- Так это... Поймите меня правильно... - руки заламывает, будто кается. - Это заказная статья из обладминистрации...
- Заказное знаешь, что бывает? - тихо отвечает ему Сашок, переходя на "ты".
Краснота и вовсе с морды "главвреда" линяет. Сереет весь, изваянием застывает, только пот градом по щекам катится. И я его здесь понимаю. Услышать подобные слова от мордоворота типа Сашка никому не пожелаю.
- Не делай больше так, - ласково советует Сашок, затем встаёт и к двери направляется.
"Значит, аудиенция закончена", - думаю себе, смачно давлю окурок прямо о полировку столешницы и тоже встаю.
У двери Сашок оборачивается и спрашивает:
- Я надеюсь, ты меня понял?
"Главвреда" только на мелкие кивки и хватает.
- Вот и ладненько, - подводит итог встрече Сашок. - Будем считать, что мы достигли консенсуса.
И мы выходим. Честно говоря, не ожидал, что Сашок-молчун именно так напоследок подколет "главвреда".
В приёмной секретарша как ни в чём не бывало продолжает стучать на машинке, но глазками на прощанье в меня всё-таки стреляет. Я, естественно, расплываюсь медовым пряником, дарю ей оскал свой самый лучезарный, и ручкой - вроде как до скорого свиданьица - делаю. Хотя, воблочка моя, ничего у нас с тобой в сложившейся ситуации не выгорит. Облом полный.
9
Довёз я Сашка до площади.
- Стоп, - говорит тут он. - Я здесь выйду.
Припарковываюсь я у бордюра и поворачиваюсь к нему, мол, какие дальнейшие указания будут? А Сашок на меня опять оценивающе смотрит, но на этот раз в его глазах читается вроде как и одобрение, но в то же время и некоторое недоумение. Будто никак он меня не расшифрует, что же я на самом деле такое.
- Прав я был, штучка ты ещё та, - наконец говорит он. - Но учти, в следующий раз чтобы никаких "пальчиков" ты за собой нигде не оставлял.
- Это как? - вскидываю брови, действительно ничего не понимая.
- Ты свой окурок, что о стол раздавил, так в кабинете и оставил? леденеет голосом Сашок.
- А! - наконец доходит до меня, и я ухмыляюсь. По-моему, у "главвреда" я свою роль хорошо отыграл. Однако вслух лишь оправдываюсь: Так мы же мирно разошлись...
- А если бы нет?! - жёстко обрезает Сашок. - Увижу ещё раз подобное фанфаронство во время дела, ты у меня этот окурок без кетчупа сжуёшь!
Киваю я молча в знак согласия, а внутренне весь содрогаюсь от брезгливости. Сашок мужик крутой, если что пообещал - сделает. Как пить дать.
- Ладно, - смягчается он. - Это были только цветочки, ягодки вечером срывать пойдём. В семь часов чтобы ты был здесь, на этом самом месте, без машины, но при "пушке". У тебя, насколько помню, "беретта"?
- Угу.
- Тогда до вечера.
Вылезает Сашок из машины и уходит. А я ещё минут пять за рулём оцепенело сижу. Словно нарк очумелый. По всем раскладкам выходит, что меня на роль боевика натаскивают. И первая проба, как понимаю, вроде неплохо прошла... Кажется, начинаю просекать логику стратегии Хозяина. Бросает он меня, проштрафившегося, что щенка в воду - справлюсь, выплыву, своим в доску стану, так как от крови мне вовек не отмыться. А грохнут по неопытности во время дела - невелика потеря.
Ладно, думаю. Хрен с ней, стратегией хозяйской. Я и раньше по лезвию ходил, только на славянское авось надеясь. Зато теперь против стратегии Бонзы есть у меня тактика Пупсика.
Короче, занялся я своими личными делами. Съездил на рынок, ребят для вида проконтролировал, как они службу несут, а затем взял Ломтя и пошёл с ним по рядам продукты закупать. Накупил всего, что надо, в машину загрузил и говорю Ломтю:
- Видел, что и сколько я покупал?
- Ну, видел, - кивает он, но к чему клоню не врубается.
- Теперь раз в неделю это будешь делать ты и мне домой завозить.
Тут глаза у Ломтя что две плошки делаются.
- У тебя никак баба постоянная завелась? - спрашивает обалдело. Может, и жениться надумал?
- С чего это ты взял? - теперь и я удивляюсь.
- Да что-то ты в последнее время с нами в кабаках не гужуешься. Всё домой норовишь.
- Мимо цели, - фыркаю. - Это ж где такая баба выищется, чтобы меня заарканить? Родственничек у меня нежданно-негаданно объявился. Сирота и калека. Сам по магазинам ходить не может, а мне недосуг. Кстати, не вздумай с продавцами шустрить - плати, что просят, а я тебе ещё и за доставку надбавлю.
Не стал я ему объяснять, что с ним будет, если удумает меня облапошить. По глазам вижу - свежа в памяти Ломтя моя разборка с Харей, и лишний раз об этом напоминать не требуется.
Махнул я Ломтю на прощание рукой и домой поехал. И только уже в подъезде, когда тяжеленные сумки по лестнице пёр, мне в голову стукнуло: бабку Маньку я рассчитал, продукты домой Ломоть доставлять будет, а вот насчёт хлеба я промашку дал. Молоко-то пастеризованное в холодильнике дней десять простоит, не испортится, а как хлеб свежим неделю сохранить - такого ещё не удумали.
Однако решение нахожу сразу и стучусь в квартиру лечилы. Дверь, естественно, его благоверная распахивает, но встречает меня уже совсем по-другому.
- Здравствуйте, соседушка, - елеем расплывается в умильной улыбке. Что вы хотели?
- Да вот, - леплю и ей ту же лепуху, что и Ломтю, - родственник у меня сейчас живёт, калека. А я часто в разъездах бываю, по два-три дня дома не ночую. Продуктами, как видите, - на сумки киваю, - я его обеспечиваю, а с хлебом, боюсь, не всегда может получиться. Вы не могли бы хлеб ему каждый день покупать?
- Что вы, что вы - само собой. Себе беру и ему возьму. Какие могут быть затруднения? Соседи мы, как-никак, - сочится радушием благоверная лечилы, но, чувствую, в тоне её некоторый напряг ощущается.
Ага, думаю себе, кажется, усекаю, в чём проблема. Достаю бумажку двадцатибаксовую и ей протягиваю.
- Тогда вот вам на первое время.
- Как можно, что вы, за хлеб... - приторно жеманится она, но баксы тут же исчезают в кармане халата. Я и руки её заметить не успел - как по волшебству.
- Спасибо, что не отказали, - бормочу, поскольку язык во рту уже еле ворочается. Столько слов угодливых пришлось произнести, что просто невтерпёж в ванную захотелось, чтобы рот там с мылом вымыть.
- Если что ещё понадобится, заходите, не стесняйтесь, - щебечет соседка, пока я дверь к себе в квартиру открываю.
"Нишкни, сука!" - взрывается во мне внутренний голос, но вслух выдавливаю из себя последнее, на что оказываюсь способен: Всенепременно, - и пытаюсь застывшими на лице мышцами изобразить обворожительную улыбку. Подозреваю, гримаса вышла ещё та...
У порога меня Пупсик встречает, сумки выхватывает и на кухню тащит.
- Обед уже на столе! - кричит оттуда.
Я недоумённо застываю на месте.
- А как ты догадался, что я так рано приду? - спрашиваю.
Он из кухни выглядывает, на меня удивлённо смотрит, но тут же взгляд потупляет, краснеет и объясняет так это стеснительно:
- Я ведь ваш каждый шаг за пределами квартиры контролирую... Чтобы ничего непредвиденного не случилось...
Тьфу, чёрт, одёргиваю себя. Ну и вопросы я глупые задаю. Пора бы и привыкнуть к его возможностям.
- Значит, - спрашиваю, - ты и о Ломте, и о соседке в курсе?
- Да... - смущается он ещё больше.
- Ладно. Тогда корми. Чем-то нас сегодня повар из "Националя" порадует?
10
Ровно в семь вечера я стоял на площади как штык и ждал Сашка. Насчёт "ровно в семь" это я, конечно, лапшу вешаю. Был я на площади без пятнадцати семь - как разумею, на "дело" опаздывают только трупы, - прогулялся, покурил на воздухе, а вот уж к месту рандеву подошёл за две минуты до назначенного времени. И тут же ко мне подкатывает тёмно-синяя "тойота" с напрочь чёрными стёклами. Задняя дверца открывается, и слышу изнутри голос Сашка:
- Садись, Борис.
Шустренько вскакиваю в машину, и мы трогаемся.
В салоне, кроме меня, четверо сидят. Сашок на переднем сиденье, рядом водила - белобрысый парень с постоянной усмешкой на губах, видно, тот ещё оторвила, в углу, на заднем сиденье - хмурый мордоворот с комплекцией Сашка, а между нами худенький, с виду ничем не примечательный паренёк. Пять раз с таким знакомься, бадью водки распей, а на улице потом не признаешь. Короче, из разряда "серых мышек". Но где-то я слышал, что именно такие "неприметные" и являются самыми крутыми боевиками.
- Знакомься, - говорит Сашок и начинает представлять: - Валентин, Евгений, Олег.
Валентином оказывается тот самый неприметный (всё-таки правильно я вычислил, если Сашок его первым назвал!), Евгением - хмурый амбал, ну а Олегом, естественно, водила. Я его по морде ехидной сразу про себя Олежкой окрестил.
- Наше вам, - хмыкает Олежка и делает рукой жест, будто приподнимает отсутствующую шляпу.
- А моё - тебе, - парирую.
Олежка недоумённо оглядывается, машина виляет.
- Но-но! - осаживает готового что-то недовольно ляпнуть водилу Сашок. - Твоё дело - машину вести, а не лясы точить!
Минуту едем молча.
- Пушку свою покажи, - вдруг тихим таким, невыразительным, как и он сам, голосом предлагает мне Валентин. Вот уж, действительно, глянешь на него - пустое место. И вроде всё из себя нечто невзрачное, но язык почему-то не поворачивается даже про себя его Вальком назвать. Поэтому молча достаю "беретту" и беспрекословно протягиваю ему.
Берёт он её и - шурх-шурх ручками, что фокусник - в мгновение ока чуть ли не на все составные части разобрал и тут же опять сложил.
- Поточная сборка, балансировка так себе, ствол не пристрелян, бесстрастно делает заключение он о моём оружии и возвращает его.
Я только плечами пожимаю.
- Любитель? - смотрит мне прямо в глаза Валентин. А глаза его серые пустые и холодные. Если они всегда у него такие, а, думаю, так оно и есть, - не везёт ему с бабами. Не любят тёлки роботов в штанах.
- Да... наверное... - бормочу неуверенно. А про себя думаю: любитель - тот хоть в тире стреляет, руку набивает, а я по воробьям лишь пару раз и пальнул.
- Тогда не очень с оружием шустри, - советует Валентин. - Сегодня держись за нашими спинами и действуй как подручный.
- Это как? - недоумеваю.
- А так, - гудит неожиданно басом из угла Женя-амбал. - Сцепился я, допустим, с кем-то, и мы в ступоре застыли. Вот тут ты этого кого-то бутылкой по башке или вилкой в задницу и уважь.
- Это ты-то в ступоре с кем-то застыл?! - ехидно подначивает Олежка, и машина снова виляет. - Ой, не смеши!
В этот раз Сашок смотрит на водилу долгим взглядом, а затем начинает раздельно ронять слова:
- Если ты, Олег, ещё один такой фортель выкинешь, то я сяду за руль, а ты пойдёшь в бар с ребятами. Ты меня понял?
Олежка понял. Прикипел к рулю, застыл в позе напряжённой, и такое впечатление, что на спидометре у него не "шестьдесят" - по городу разрешённых, а, по меньшей мере, "триста двадцать", и сам он в гонках "формулы-1" участвует.
Но и до меня тоже доходит, что это будет не прогулка к "главвреду". Тут жареным пахнет. Потому нарушаю субординацию и заявляю:
- Я, конечно, в первый раз с вами на дело иду. Однако полагаю, это не причина, чтобы не знать, куда и зачем мы едем. Или вы меня взяли в качестве жертвенной овцы?
Машина дёргается вместе с Олежкой. Нет, хреновый он водила, если с эмоциями за рулём совладать не может. Я бы на месте Сашка его заменил здесь нужен мужик с крепкими нервами, а этот, того и гляди, все столбы по пути посшибает.
А в салоне гробовое молчание. Которое для меня грозит перейти из иносказательного в действительное. Все ждут реакции Сашка, и она не замедляет сказаться. Разворачивается он ко мне что дредноут стодвадцатипушечный, медленно так это, обстоятельно, и одаривает таким взглядом, что видно в нём всю бездонность орудийного жерла. Короче, смешал он меня взглядом с дерьмом и прямо здесь, по сиденью, размазал. Однако в противоположность взгляду, Сашок неожиданно разряжает обстановку в салоне, говоря совсем другое:
- Ты прав, Борис. Нам статисты не нужны. Едем мы в бар "Незабудка", мозги хозяину его прочищать. После известных тебе событий он, видите ли, решил сменить нас на ребят из Центрального района. Достаточно информации?
- Ну... - мнусь я. Какой там достаточно! Что я там делать буду - вот вопрос. Не приходилось мне в подобных переделках бывать даже в качестве статиста. Но вслух, само собой, своих претензий не высказываю. Нарвусь ещё, как Олежка.
Но Сашок меня и здесь просекает.
- Твоя задача в баре - больше на нас смотреть и всё на ус мотать. Считай, что у тебя сегодня вечером стажировка.
И пока Женечка с Валентином лыбятся до ушей, одобряя непонятную мне шутку своего шефа, Олежка закладывает лихой вираж и тут же резко тормозит.
Сашок смотрит в окно и рубит:
- Всё, приехали. Выходим.
Пару раз мы с ребятами гудели в этой самой "Незабудке". Так себе бар. Четыре массивных стола, такие же громоздкие стулья, стойка, стены обшиты дранкой, паяльной лампой закопчённой, а чтобы сие непотребство казалось благопристойным, свет в зале приглушён до интимного полумрака. Подозреваю, если его включить на полную, то посетителей как ветром бы сдуло из этой конюшни. В общем, нажраться здесь "вумат" можно, но без особого удовольствия.
Входим. В зале пусто, лишь за одним столом в углу сидит парочка, шампанское вкушает и Глорию Гейнор под перемигивание блеклой цветомузыки слушает. За стойкой бармен от скуки бокалы протирает. Отрывается он от своего занятия, на нас смотрит и бокал роняет. Тот, естественно, вдребезги, но бармен и не думает шевелиться, чтобы, значит, осколки собрать. Истуканом застыл, глаза от Сашка оторвать не может.
А Сашок на него никакого внимания не обращает. Подходит к столу у стены и садится. Вроде зашёл простой смертный после трудового дня в бар перекусить, музычку послушать, водочки попить. Отдохнуть то есть от сумасшедшей нашей жизни. А если получится, то и отпуститься.
Садимся и мы рядом. Мол, вечер в компании веселей кажется.
Тут бармен в себя приходит и в мгновение ока в подсобке исчезает. Минут десять его не было - я уж и нервничать начал, не сбежал ли? Гляжу на Сашка, а тому хоть бы хны. Своё дело знает туго - ноль эмоций на лице.
Наконец бармен появляется. С мордой оштукатуренной, будто понос у него стойкий, но мужественно берётся за своё дело - бокалы протирать. Вслед за ним официант нарисовывается и к нам подплывает. Маленький, щупленький, волосики жиденькие на пробор зализаны, глазки бегают - ну один к одному половой времён Руси кабацкой.
- Что будете заказывать? - вопрошает.
- Для начала меню закажем, - шутку шутит Сашок.
Половой угодливо кивает, исчезает и тут же снова возникает перед нами словно из воздуха - папочку красную с золотым тиснением Сашку протягивает.
Берёт Сашок папочку, раскрывает, хмыкает удивлённо и с прищуром насмешливым на полового смотрит. А тот хоть и дрожит перед ним что лист осиновый, но на ногах из последних сил стойко держится.
Краем глаза заглядываю в меню. Батюшки-светы, это же шарахнуться можно! Все блюда там на языке иностранном каком-то пропечатаны. Ну, думаю, сейчас начнётся... Швырнёт Сашок меню в морду полового угодливого, а потом прямым рукоприкладством займётся.
Но ни фига подобного. Опускает он глаза на меню и вдруг начинает так бегло по-иностранному шпарить, что не только у полового, но и у всех нас челюсти отпали. Ну, а бармен второй бокал грохнул.
- ...А из напитков, - переходит на русский Сашок, закрывает и откладывает в сторону меню, - из вашего перечня, пожалуй, разве что "Шабли" подойдёт.
Я комок в горле проглатываю и уж не знаю, каким образом из меня вырывается:
- И водочки хорошо бы...
Смотрит на меня Сашок, что на деревенщину, в разговор господ вклинившуюся, но всё же снисходит до моей просьбы:
- Можно и водочки. "Адмиралтейской". Она здесь у вас указана. Кстати, напиток-то исконно русский, а посему в прейскуранте следует печатать его в славянской транскрипции, а не по-французски. Уважать себя и Расею надо.
Половой уж готов стартовать из низкого старта - в три погибели согнули его познания Сашка, - но Сашок его задерживает:
- Ещё одно. Музычка у вас здеся отбойная, - специально, как понимаю, Сашок на сленг переходит, чтобы полового окончательно добить. - Так ты, значица, кассету, как закончится, с начала поставь. И так весь вечер. Мы до-олго балдеть будем.
Фигушки стартанул половой. Дыхалку забило. Куда там ему стрелой нестись заказ выполнять - в согбенной позе еле-еле поплёлся в подсобку вихляющей походкой, будто на ходулях. Тот ещё нокдаун получил.
Продолжаем сидеть, но теперь уже заказ ждём. Музычку слушаем. Молчим. Вижу, парочка в углу, что шампанским баловалась, на нас взгляды настороженные бросает. Оно и понятно - что это за компания такая, которая в ожидании заказа парой-тройкой фраз не перебросится?
Тут как раз кассета заканчивается.
- Кхм-м... - прокашливается Женечка и выразительно так на бармена смотрит. Тот что ужаленный бросается к магнитофону, быстренько перематывает плёнку и по новой включает Глорию Гейнор. Женечка расплывается в милостивой улыбке и благодушно кивает. А бармен от его милости совсем в осадок выпадает и смахивает со стойки ещё пару бокалов. Глядишь, полчасика так посидим, он всю посуду перетрахает. Какой впечатлительный!
В это время распахивается входная дверь, и в кафе заваливают четверо амбалов. Все, словно в униформе, в кожанках и, как на подбор, комплекции Сашка с Женечкой. Короче, нам с Валентином не чета.
"Вот и десерт", - думаю я. Но неожиданно на душе спокуха полная. Случись такое с месяц назад, я бы уже под стол студнем оплыл. А теперь ничего, даже интересно как-то.
Осмотрелись амбалы, столик напротив нас оккупировали, но не чинно, как мы, а на стулья вполоборота сели и в нас зенками своими вперились. Парочка, кейфовавшая здесь в одиночестве до нас, шустренько так, шампанское не допив, слиняла по счёту "раз". Словно их и не было. А бармен прямо на глазах оттаял. Порозовел, твёрдость в руках-ногах появилась, и на нас недобрые косяки осмелился бросать. Мол, ну что, ребятки, как теперь насчёт вашей крутизны?
А мы никак не реагируем. Ребята Сашка люди закалённые и не к таким передрягам привыкшие - это их работа. А Сашок ва-аще непоколебимой глыбой сидит, и такие уверенность и спокойствие от него исходят, что мне передаются.
Тут как по команде и половой с тележкой из подсобки выплывает - видно в щёлочку какую подглядывал, ждал, когда "защитнички" хреновы, небось, по пейджеру вызванные, в бар заявятся. Повеселел половой, гоголем держится, и куда только его согбенность девалась. Подкатывает он к нам тележку и начинает приборы и закуски по столу расставлять. Но сам всё как-то сбоку оставаться норовит, чтобы, значит, амбалам прямую видимость не закрывать.
Накрыл половой стол, в ухмылке оскалился, приятного аппетита пожелал, но с глаз намылиться не успел.
- Минуточку, любезнейший, - останавливает его Сашок и берёт в руки штоф хрустальный с "Адмиралтейской". - Что-то мне эта бутылка не очень нравится. В последнее время водку подделывать стали да дерьмом народ поить. Так что, ты уж будь добр, - распечатывает Сашок штоф и наливает полный фужер, - отведай, рассей наши подозрения.
Челюсть у полового отпадает.
- Мне... мнэ... - начинает мычать он и по сторонам глазками бегать.
- Эй, мужик! - выручает полового один из амбалов. - Ты чо к человеку пристаёшь? Он на работе, ему пить нельзя.
Я делаю вид, что закуску к себе в тарелку собираюсь накладывать, и неторопливо, с этаким достоинством великосветским, будто на званом приёме в каком посольстве, беру в руку вилку. А Сашок амбалов и не слышит.
- Значит, не хочешь, - констатирует он. - Значит, всё-таки дерьмо нам подсовываешь...
- Товарищ не понимает, - доносится всё тот же голос из-за соседнего столика.
Два крайних амбала картинно так это поднимаются, чтоб, значит, всю их ширь видно было, и с ленцой наигранной делают по шагу в нашу сторону.
Вот тогда всё и происходит. Сашок вдруг с такой силой на них громоздкий стол толкает, что вся посуда, как была на столешнице расставлена, точно той же сервировкой на пол и грохается. А дубовый монстр, с полтонны весом, мимоходом сшибает на своём пути тележку с половым и на скорости железнодорожного экспресса врезается стык в стык в противоположный стол. Правда, между столами совершенно случайно два амбала вставших оказываются, им как раз по... Ну, в общем, почти пополам приходится. При этом хруст странный раздаётся, будто скорлупа трещит.
Я и глазом моргнуть не успеваю, как всё заканчивается. Оставшиеся амбалы и привстать не успели, а наши ребята уже рядом. Точнее, Валентин один всё "сработал". Взвился он в воздух со стула что пружина, от первого стола ногой оттолкнулся, а над вторым в полёте шпагат сделал. Аккурат подошвы его кроссовок к мордам амбалов припечатались.
Встаю и я, вилку в руках недоумённо верчу. Вот, а говорили, ежели кто в ступоре окажется, чтобы помог... Как же, успеешь за ними. Обидно, право слово.
Гляжу, все четверо амбалов надолго успокоены. Двое на столе лежат, лапки по нему раскинувши - похоже, теперь у них будут проблемы с воспроизводством. А двое других на стульях развалились, головы запрокинув, как в кабинете у стоматолога. Этим, наверное, придётся из Америки челюсти вставные выписывать. У нас-то хреновые делают...
Слышу, в ногах кто-то ворочается и постанывает. Половой по полу возится, никак на карачки приподняться не может. Носком ноги переворачиваю его навзничь и говорю так это ласково, Сашку подражая:
- Что же это ты, любезный, водочку пить отказался? Нехорошо, милок. Ай, нехорошо!
А сам вилку в руках машинально продолжаю вертеть.
Глядит на меня половой безумными глазами и вдруг вилку замечает.
- Не-ет! - орёт дурным голосом, "ствол" откуда-то выхватывает и без спросу, так, за здорово живёшь, начинает в меня с полутора метров палить.
Я и охнуть не успел. Вижу только вспышки в лицо, да сознание чисто рефлекторно счёт выстрелам ведёт: ...пять, шесть...
А затем мрак полный. И тишина. И только откуда-то издалека, словно сквозь вату, Глория Гейнор серафимом заоблачным мне отходную поёт.
11
Прихожу в себя. Нет, вроде жив. И никаких неприятных ощущений, как ежели бы пуля, скажем, в животе или ноздре застряла. Что он, холостыми палил, что ли?
Зрение после выстрелов в лицо восстанавливается, и вижу, что в ногах у меня половой с мордой расквашенной распростёрся, над ним Сашок склонился, руку ушибленную потирает, а рядом с Сашком Женечка и Валентин застыли. И все на меня обалдело смотрят. Понятно, что все - это кроме полового. Куда там с такой мордой что-либо видеть. В лучшем случае - сны, если пульс ещё есть. И тут замечаю, что не на меня ребята смотрят, а куда-то мне за спину.
Оборачиваюсь. Ни-и-фи-га-се-бе! Шесть дырок от пуль в стене аккурат мой силуэт обрисовали. Не знаю, как кому, а мне этот портрет оченно по душе пришёлся. Хоть и в авангардистском стиле, но лучше чем в реалистическом на памятнике на могилке. Да и сам со стороны посмотреть могу...