- Молодец! - хвалю. - Будет тебе за это премия.
   Вот и полетела одна пригоршня медяков.
   - Спасибо... - мнётся лечила, и по его виду понятно, что о чём-то просить собирается.
   - Что ещё? - поторапливаю. Если каждый мой "винтик" будет так передо мной комедию ломать, то на личную жизнь времени не останется. На фиг мне их проблемы?
   - Говорят, вы в Москву перебираетесь? - тянет он, а сам глаза в сторону отводит.
   - Ну? Короче. У меня через полчаса самолёт, - морщусь досадливо и руку мысленно отвожу, чтобы и вторую пригоршню медяков швырнуть.
   - А как же я? - наконец решается спросить лечила. - Мне расчёт брать?
   Растягиваю я рот в улыбке снисходительной, по плечу его треплю.
   - Не переживай, не выгоню, - подбадриваю. - Пакуй вещички, через неделю-другую к себе вызову. Контракт у нас с тобой надолго.
   Сажусь, довольный, в лимузин, одной рукой папку пухлую на сиденье швыряю, а другой - в уме вторую пригоршню медяков в карман прячу. Ещё пригодятся.
   Посмотрел я в самолёте эту папочку. Ни хрена не понял. Почерки на бумагах разные, в основном, корявые - голову сломаешь, пока в смысл написанного врубишься. А половина текста ва-аще на латыни - назначения всевозможных врачебных процедур, которыми над Пупсиком измывались. Ну а диагнозы, что год от года ему меняли, настоящим тёмным лесом для непосвящённого выглядят. Что, например, нормальному человеку может сказать фраза "...синестопатически-ипохондрический синдром, синдром психического автоматизма с параноидальным бредом"? Или ещё круче - "...эпилептиформный синдром, частые приступы, вероятно, на фоне перенесённого вирусного менингоэнцефаломиелополирадикулоневрита"? Короче, белиберда такая, что, зная значение некоторых слов лишь понаслышке, на голове волосы шевелятся. Понятно одно: не считали в диспансере Пупсика за человека, потому и эксперименты на нём разные ставили, всё новые и новые медицинские препараты применяя.
   Листал я, листал бумаги, пытаясь хоть пару фраз нормальных найти, которые позволили бы узнать, кто такой Пупсик, откуда он взялся, и кто его родители, но ничего не обнаружил. Даже имени его нигде не упоминается везде только как "пациент" либо "больной" проходит. Я уж совсем было папку хотел захлопнуть, как вдруг где-то посередине на дату под диагнозом очередным внимание обращаю, и она меня, что колом по темечку, по мозгам шибает. 14 апреля 1967 года. Как так, думаю, неужто ему более тридцати лет?! Ровесник он мне, что ли? Начинаю по новой бумаги листать, теперь только за датами обследований и назначений процедур следя, и всё глубже и глубже в прошлое опускаюсь. Аж оторопь берёт. 15 июня 1964 года... 21 августа 1959 года... 26 ноября 1955 года... 3 февраля 1953 года... 8 августа 1952 года... И именно по датам выхожу на листок поступления пациента в больницу. Крохи в листке информации, но хоть какие-то! А написано там, что "...22 декабря 1951 года в 23 часа 06 минут в ожоговое отделение областной больницы поступил пострадавший в результате пожара в строении № 7. Возраст пациента - ориентировочно 8-10 лет. Родители не известны". Далее диагноз, мне по личной практике знакомый: "...ожогов на теле не обнаружено, однако пациент находится в коматозном состоянии в эмбриональной позе. Дыхание учащённое, пульс слабого наполнения, на внешние раздражители не реагирует, все мышцы в гипертонусе".
   Ни-и-фи-га-се-бе! Выходит, он мне не то что в ровесники, а по возрасту в отцы годится! Если бы, конечно, имел принципиальную возможность меня сделать. А на вид-то ему и сейчас лет восемь-десять...
   Покопался я в бумагах ещё, но больше ничего существенного не обнаружил. Ладно, думаю себе, всё-таки ниточку какую-никакую откопал. За неё и дёрнем. Правда, с другого конца.
   Захлопываю папку и Сашка к себе в салон вызываю.
   - Вот тебе задание как раз для твоего отдела, - говорю, папочку любовно поглаживая. - Двадцать второго декабря тысяча девятьсот пятьдесят первого года в нашем городе произошёл пожар в строении номер семь. Узнай и доложи: что это за строение, почему случился пожар, фамилии пострадавших, ну и всё такое прочее, что этого случая так или иначе касается. Понятно?
   - Это-то понятно, - пожимает плечами Сашок и на папочку мою недоумённо косится. - Другое непонятно - что ты ищешь в столь далёком прошлом и зачем это тебе?
   Перехватываю его взгляд и папочку по столу подальше от него отодвигаю.
   - А вот это уже моё личное дело, - обрезаю жёстко всякие дальнейшие разговоры на эту тему. Мол, всяк сверчок знай свой шесток.
   48
   Прибыли мы в Москву под вечер. Хотя какой там вечер - время летнее, на часах шесть, так что солнышко вовсю не только светит, но и греет. Поехали в усадьбу - по московским меркам она недалеко оказалась, всего около часа езды. И к Думе, как Сашок объяснил, от неё примерно столько же будет. В общем, как вояки говорят, стратегически весьма удобно расположена. Что в город добираться, где судьбоносные для страны решения принимать придётся, что в аэропорт драпать, если в случае правительственного переворота ноги из страны уносить приспичит, - однохренственно и по времени и по расстоянию. Добротно себе Бонза что фронт, что тылы обеспечил.
   Ну а уж усадьбу такую забабахал, что любо-дорого посмотреть. По периметру ограда бетонная, под стену из камня дикого стилизованная, по углам ограды башни высятся сторожевые, с виду вроде декоративные, но где в случае чего спокойно по спаренному пулемёту разместить можно, а внутри особняк трёхэтажный, белокаменный, с колоннами, что храм какой древний, римско-греческий. И гостевые домики хоть и одноэтажные, но тоже белокаменные, с колоннами аттическими. Ну, там ещё вертолётная площадка, гараж подземный, строения подсобные, электростанция и прочая хренотень для полной автономности. А для отдыха - пруд зарыбленный, корт теннисный и поле для гольфа. Короче, год осаду какую можно за стенами усадьбы спокойно выдержать, ни в чём себе не отказывая. И всё это посреди леса, километрах в трёх от трассы, куда дорога по-европейски качественная и прямая, что стрела, проложена. Причём, дорога частная, перегороженная у съезда с шоссе шлагбаумом автоматическим, который лишь по закодированному сигналу дистанционного пульта управления поднимается.
   Подкатываем мы к воротам усадьбы, всю красоту её лицезреем, и тут Сашок поперёк чувствам моим фыркает:
   - Только рва с водой да подъёмного моста не хватает.
   - А мне нравится, - простодушно возражаю и этим раз и навсегда Сашка обезоруживаю. По барабану мне его вкусы утончённые. Нам, татарам, абы нашему сердцу мило было, а на чужое мнение чихать с колокольни высокой хотели.
   Въезжаем на территорию усадьбы, и я, по привычке, начинаю первым делом домик гостевой себе для жилья подбирать. Однако Сашок опять против шерсти мне вякать начинает.
   - Не солидно, Борис, тебе в гостевом домике жить, - губу копылит. Столичная элита этаких выкрутасов не понимает, за плебея прослывёшь.
   - Да? - окрысиваюсь. - Это чтоб я, как в особняке на "фазенде", вечно на клерков своих натыкался, когда из спальни до писсуара чапаю? Нет уж, увольте! Плевать мне, что аристократы московские обо мне думать будут, личная жизнь дороже.
   - Так в усадьбе места для офиса не предусмотрено, - снисходительно ухмыляется Сашок. - Офис в Москве находится. Поэтому особняк в полном твоём распоряжении - охрана и обслуга лишь по вызову будут нос на хозяйскую половину совать.
   - Да? - удивляюсь несказанно. - Тогда ладно. Давай попробуем.
   Осмотрел я апартаменты особняка и доволен остался. Весьма фешенебельно выглядят - видать, дизайнер добротный проектировал и обставлял, со стажем, вкусом, опытом и понятием. Зелёная там комната, голубая, оранжевая... Мебель везде в тон основному цвету подобрана, и, что удивительно, рука настоящего мастера в этом чувствуется: вроде и просторно, но пустоты особой, то бишь лишней, в комнатах не наблюдается, и в противовес - где мебель массивная стоит, её громоздкость не ощущается. Короче, нормально мужик поработал. Хоть и за деньги, как просекаю, крутые, но на совесть.
   Зато когда ужин нам в гостиную подали, я рассвирепел аки тигр. Понятно, что лучше Пупсика никто моих вкусов не знает, но то, что нам подали, даже помоями назвать нельзя. Впрочем, московские повара всегда отвратительно готовили - привыкли в совке на общепит горбатиться, себя не забывая, и теперь их хрен перевоспитаешь. Разве что в третьем-пятом поколении.
   Сдёрнул я скатерть с ужином со стола на пол и мажордому выволочку отменную устроил.
   - Не ждали вас, - бубнит под нос, оправдываясь, мажордом. - Только на строителей готовили...
   - Да такую жратву не то что люди, - рычу, - собаки хавать не будут, а свиньи, ежели отважатся, так через час копыта отбросят! Если и завтрак подобный подадите, всех к чёртовой бабушке уволю!
   В общем, поужинали мы с Сашком всухомятку копчёностями заморскими, по паре стопок пропустили - так сказать, новоселье обмыли - и спать каждый в свою комнату отправились. Хотелось, конечно, не пару стопок опрокинуть, а хотя бы пару стаканов засосать, но я сдержался. Всё-таки завтра "на работу"...
   К счастью, завтрак вполне приемлемый подали. Конечно, до Пупсика местным кулинарам далеко, но, с другой стороны, заказанный с вечера мой фирменный завтрак - яичницу с беконом и помидорами - как испортить можно? Я и ума не приложу, откуда в таком случае руки торчать должны.
   Перехватил я наскоро, кофе, к удивлению, вполне сносным запил, и поехали мы в Думу. Мы - это я, Сашок и трое "секьюрити".
   Не успели и километра по моей частной дороге проехать, как, гляжу, на обочине бомж замызганный руку вверх тянет, голосует, значит. Шофёр на него, естественно, ноль внимания, "секьюрити" же подобрались, полы пиджаков пораспахивали - как бы бомж не швырнул чего, - а я гляделки свои вовсю на него вытаращил. Это что, в столице само собой разумеющееся, чтоб лимузины бомжей по их просьбе куда надо подбрасывали?!
   Проносимся мы мимо, я в морду бомжа немытую, с двухнедельной щетиной заглядываю и вдруг узнаю его. Это же мой писака!
   - Стоп! - ору так, что перепуганный водила по тормозам изо всех сил врезает, и машину чуть ли не поперёк дороги разворачивает.
   - Сдавай назад! - командую.
   Сдаёт водила, а я сквозь заднее стекло пристально на дорогу смотрю. Откуда здесь писаке моему взяться, каким-таким образом он в Москву добраться мог - не с неба же упал?
   А он, хмырь ещё тот, и шагу машине навстречу не делает, стоит, ухмыляется.
   Открываю я дверцу, "секьюрити" тоже вроде бы рыпнуться за мной хотят, но я их стреножу:
   - Сидите. Там вам делать нечего - сам разберусь.
   Вылезаю из лимузина, к писаке подхожу.
   - Здравствуйте, Борис Макарович! - лучится радушием писака. - С новосельем вас!
   Киваю снисходительно, но молчу, продолжения жду.
   - Вот, очередная порция вашего жизнеописания, - достаёт он из-за пазухи стопку листков мятых.
   Беру я ошарашено эту кипу и шизею про себя тихо. Это же надо - ради двадцати баксов в такую даль переться! Небось, билет на поезд раз в двадцать больше стоит. Впрочем, судя по одёжке писаки, он сюда зайцем в товарняке добирался, причём в вагоне открытом, угольком затоваренным.
   Протягиваю ему машинально двадцатку, он берёт, но в этот раз не благодарит, а укоряет легонько:
   - Что вы, Борис Макарович, такая такса разве что для провинции приемлема! Москва - город дорогой, тут моё творчество полтинника стоит.
   Безоговорочно добавляю ещё тридцать баксов, сверху донизу его фигуру оглядываю и вдруг чувствую - червячок к нему жалостливый во мне шевелиться начинает. Писака-то мой совсем опустился: костюмчик грязный, рваный, лицо опухшее, в щетине двухнедельной крошки какие-то белые застряли - наверняка только водкой питается, лишь корочкой хлебной занюхивая, да в канавах ночует. Там же на машинке и "мемуар" мой шлёпает.
   - Ты где остановился? - спрашиваю сочувственно.
   - Есть места, - скалится писака, - где творческих людей ещё привечают, - и машет рукой в лес куда-то.
   - Может, ко мне в усадьбу переберёшься? - предлагаю спонтанно. Сносно жить будешь.
   - Нет уж! - смеётся писака и головой отрицательно мотает. - Я - птица вольная, в клетке хирею. Полёт мысли высокой лишь на свободе возможен, а на хозяйских харчах мозги мхом обрастать начинают.
   Кланяется он мне с достоинством, в карман баксы прячет.
   - За денежку спасибочки, - говорит. - И... и до скорого свиданьица!
   Разворачивается он и походкой независимой в лес направляется.
   Как же, птица вольная, думаю себе язвительно, в спину ему глядя. Держи карман шире! На меня по заказу пашешь, деньги за это получаешь. Вот тут тебе и вся воля твоя. В обоих смыслах, гусь ты мой лапчатый...
   49
   В канцелярии Думы клерк какой-то невзрачный быстренько мне документы оформил, выдал под расписку карточку для электронного голосования и давай затем агитировать в проправительственный блок вступать. Мол, мне как бизнесмену крупному самая туда дорога.
   Знаем мы эти альянсы кладбищенские, думаю себе. Шаг вправо, шаг влево - ахтунг, фойер! - и только ошмётки кровавые в разные стороны полетят. Однако смекалка природная не велит наотрез отказываться, потому корректненько так отвечаю, что подумаю над столь лестным предложением, но пока независимым депутатом останусь.
   - Смотрите, - продолжает улещивать клерк, - в двух комитетах у нас места зампредседателей зарезервированы, одно можем вам предложить.
   "У кого это - у нас? Ты вроде из обслуги, к депутатскому корпусу не принадлежишь..." - чуть не срывается с языка, но благоразумие вновь уста мне опечатывает. Вот она, "пятая колонна" в Думе! Все "шестёрки" здесь на госслужбе находятся - а значит, правительству напрямую подчиняются.
   - Буду иметь в виду, - улыбаюсь многообещающе, и мы расстаёмся с виду весьма довольные друг другом.
   Заседание Думы началось для меня очень даже приятственно. Спикер представил всем присутствующим нового коллегу, то бишь меня, попросил любить и жаловать, а также выразил надежду, что, хотя до каникул и осталось всего две недели, я приму посильное участие в законокрючкотворстве. Похлопали мне в ладоши депутаты жиденько, раскланялся я, сосед - лысенький бодрячок - руку пожал.
   На том "торжественная" часть закончилась, и началась сплошная рутина. На повестке дня весьма животрепещущий вопрос оказался - закон о запрещении использования чиновниками всех рангов автомобилей с правосторонним управлением, который уже пару раз обсуждали-утверждали, однако президент по своей привычке вредной артачиться всё никак не подписывал и взад возвращал. Может, возвращая, он имел в виду самый что ни на есть прямой смысл, поскольку, как просекаю, эту бумагу только в сортире для зада использовать можно, но тогда почему так прямо и не сказал? Ох уж мне эти игры аппаратные! Главное, позаковыристей завернуть, а о пользе для державы никто и не думает. Зато накал страстей какой! Нацпатриоты глотку рвут, что этим самым законом они отечественное автомобилестроение на должную высоту вознесут, а дерьмократы им палки в колёса вставляют - а как же, мол, с правами человека в этом вопросе? Ущемлять изволите, господа русофилы!
   Внове для меня все эти перипетии да баталии словесные, потому сижу, слушаю, уши развесив, и гляжу, моргалами лупая, как передо мной спектакль небывалый раскручивается, за который мне ещё и доплачивают.
   А сосед мой спокойненько газетку почитывает и, несмотря что с виду бодрячок вроде, позёвывает. Видать, то ли перепил намедни, то ли приелось ему уже здесь всё. Лишь один раз голову поднял, когда на трибуну лидер фракции право-коричневых взобрался.
   - А... Наш анти-Катон доморощенный, - бурчит сосед язвительно и фразу загадочную добавляет: - ...посему "Карфаген должен быть"* восстановлен.
   __________
   *Древнеримский сенатор Марк Порций Катон, яростный сторонник развязывания 3-й Пунической войны, каждую свою речь в Сенате заканчивал словами: "...кроме того, считаю, что Карфаген должен быть разрушен".
   И снова - бац, в газетку свои очи вперяет.
   Ну и выдал этот оратор! Видать, не зря лишь на него одного мой сосед внимание обратил. За такую интермедию я бы и сам доплатил, если бы запросили. Всем по мордам оратор фигурально надавал - и левым и правым поровну досталось. Никого не забыл. Вначале он на закон обрушился: мол, видит он в нём большевистскую струнку борьбы с правым уклонизмом. Это, говорит, что ж такое делается? Это нам уже знакомо, это мы в тридцатые годы проходили! Вначале коммуняки с автомобилями за их правосторонний "уклон" расправятся, а затем и на людей инакомыслящих свою доктрину перекинут. Но потом и правым мозги вставил по самое некуда, своего конька любимого оседлав, о гибели единой и неделимой державы скорбя. Видит-де он в распаде государства великого руку заговора жидо-массонского. Мол, еврей "Перес-" "-тройку" восточнославянскую взнуздал, шенкелями пришпорил, а когда у "тройки" пена бешеная из-под удил клочьями полетела, "Перес" долбанный в Беловежской пуще постромки-то и обрезал. Неситесь, мол, славяне, во чисто поле во весь опор сломя голову...
   Спикер Думы оратора распалившегося осторожненько осаживает, что тот не совсем по теме выступает, однако слова не лишает. Как просекаю, такой поворот антиправительственный ему что бальзам на раны.
   А мой лысенький сосед, хоть от газеты глаз не отрывает, но под нос себе резюмирует:
   - Сам-то ты каких кровей, обличитель хренов? В графу пятую личного дела загляни...
   В общем, комедия на всю страну. Правильно сделали, что "Мосфильм" и все прочие киностудии иже с ним разогнали. Даже Голливуду такую "фильму", что у нас в Думе крутят, вовек не сварганить. Кишка тонка.
   В перерыве я и с места не успел встать, как ко мне фифочка деловая с папочкой тонкой в руках подруливает. Ничего так из себя бабец, всё при ней. Платьице карденовское фигурку ладную облегает, формы аппетитные подчёркивая, на морде макияж соответствующий, в ушах серёжки с первого взгляда простенькие, но с бриллиантами, на шейке тоненькой цепочка с кулончиком серёжкам под стать... Короче, фифочка то ли из шмар крутых, то ли из львиц светских - просто удивительно, что она в Думе делает, ведь посторонних в зал заседания не пускают.
   Может, лелею себя надеждой, приглянулся ей, и она сейчас на раут вечерний меня куда фаловать начнёт?
   Фига с два! Размечтался!
   - Борис Макарович, - безапелляционно начинает она с места в карьер, будто мы с пелёнок знакомы и не одно стадо коров вместе пасли, - вы в какой комиссии участвовать желаете?
   Здесь она папочку на стол передо мной кладёт, раскрывает и начинает тараторить по писаному:
   - Есть у нас вакантные места в комиссиях по делам национальностей, по делам молодёжи, по делам беженцев, по социальным вопросам...
   "А в комиссии по сексуальным вопросам вакансий нет?" - чуть не брякаю я, но, глядя ей в мордашку, бюрократически одухотворённую, язык вовремя прикусываю. С такой шашни заведи, так она под тобой не кейф ловить будет, а кадровые перестановки в уме мастырить.
   - Я пока приглядываться буду, - со вздохом тяжким прерываю её речь напористую.
   - Ка-ак?! - впивается она в меня взглядом возмущённо неистовым, и в глазах чуть ли не ужас вселенский читается, будто я ей перед всем честным народом громогласно переспать предложил.
   - Временно, - поправляюсь я, говоря как можно мягче. - А вы мне перечень комиссий думских оставьте, чтобы я выбрать мог.
   Молча оставляет она мне кипу листочков и с видом оскорблённой в лучших чувствах девственницы гордо удаляется.
   Синий чулок! Один остов от бабы в тебе, а остальное - кибернетическое устройство. Хотя остов ничего себе... Из таких верные революционные подруги выковываются, поскольку вся энергия сексуальная у них на воцарение торжества "правого дела" сориентирована, а не на продолжение рода человеческого. Гранату куда швырнуть либо штыком кого пырнуть - лучше их нет, но в постель никому тащить не советую. Разве что там о политике подискутировать...
   В полной удручённости беру я эти листки и - чтобы вы думали? плетусь, баран-бараном, с работой комиссий думских знакомиться. А куда денешься, надо хотя бы видимость заинтересованности в делах государственных проявлять...
   Посмотрел я по перечню, в каком зале какая комиссия заседает, выбрал комиссию по законотворчеству - как просекаю, именно с неё мне и надо знакомство начинать, чтобы в курс проблем войти, - и почапал. Что осуждённый к высшей мере на плаху.
   Вхожу. Зал размеров средних, как две комнаты классных в школе, столы, что парты, в три ряда расставлены, а за ними, кто где, человек тридцать сидят, выступающего, занудным голосом что-то по бумажке бубнящего, слушают. Те, кто поближе к нему уселись, вид делают, что вроде конспектируют, а остальные кто чем занимаются. Кто скучает исподтишка, кто между собой вполголоса треплется, а кто и дремлет откровенно. В общем, кипит работа, ключом бьёт.
   Сел я тихонько на стульчик с краешку, к двери поближе, уши навострил - врубиться в тарабарщину выступающего пытаюсь. Как же вникнешь, держи карман шире! Из его уст сплошная абракадабра сыплется: "...В целях повышения эффективности указанного законопроекта предусмотреть обязательную ежемесячную отчётность всех государственных органов по их работе с юридическими и физическими лицами, а также обязать к неукоснительному исполнению пунктов: а), б), в) и г) - нижеперечисленные госструктуры..." Ну и всё такое прочее, за которым суть закона напрочь не просматривается.
   Посидел я так, посидел и от речи монотонной, вялотекущей в транс гипнотический впал. Даже чудиться стало, будто опускаюсь я на карачки и медленно-медленно, что кролик в пасть удава, к выступающему ползу. И вдруг краем задурманенного сознания отмечаю, как ко мне какой-то депутатишка, со стула на стул пересаживаясь, передвигается.
   С трудом из паутины гипноза освобождаюсь и в него взор вперяю. Молоденький такой депутатишка, белобрысенький, щёчки, что у девушки, кровь с молоком. В костюмчике сереньком, с нуля, при галстуке, в очочках с оправой золотистой. На лацкане "поплавок" институтский красуется, а на морде - такая значительность непоколебимая, которую разве у пациентов дурдома увидишь. Тот ещё "законотворец". От горшка два вершка, но букву закона, видать, с пелёнок выписывать хотел. Оно, как погляжу, у всех здесь зуд такой характерный, у кого в детстве с писанием плохо получалось. Может, им лучше к урологу обратиться?
   - Вы тоже сюда со своим предложением? - шёпотом спрашивает он, наконец рядом усаживаясь. Но по морде видно, что до лампочки ему мои "предложения", его своими поделиться так и распирает.
   Двигаю я плечами неопределённо - вроде "да", но вроде и "возможно", хотя и за "нет" тоже вполне сойдёт. Свято здесь совет Сашка соблюдаю: больше молчать, да на морду многозначительность напускать.
   - А я вот закон о чистоте русской речи предлагаю, - напыщенно возвещает "законотворец" с "поплавком", и я по его тону сразу просекаю, что своим "законом" он уже всем присутствующим уши прожужжал и теперь страшно рад нового слушателя обрести, чтобы и его "осчастливить".
   - Вы себе и представить не можете, - с пафосом непререкаемым заявляет он, - насколько упала культура русской речи. Взять хотя бы словосочетание "в этой связи...", которое сплошь и рядом употребляют как видные политики, так и известные телекомментаторы. Когда я эту фразу слышу, меня всегда оторопь берёт. Так и хочется спросить: "Вы какую связь имеете в виду? Сексуальную? Или с преступным миром?"
   - А как надо говорить? - недоумеваю.
   Приосанивается тут "поплавконосец", ухмыляется довольно - в самую струю его мыслей я попал - и начинает менторским голосом снисходительно объяснять:
   - По всем правилам русского языка надо говорить не "в этой связи", а "в связи с этим", поскольку речь идёт не о "связи", а об "этом", где под "этим" подразумевается предыдущее высказывание, которое таким образом связывается с последующим. Иначе можно сказать: "в связи с ранее сказанным". И тогда ни у кого язык не повернётся произнести: "в предыдущей связи", ибо сразу интересные ассоциации возникают.
   Чумею я от его слововязи и думаю себе: ну, мужик, это ты похлеще "боцманского загиба" завернул, только на фига ты мне со своим выпендрёжем лексическим сдался? Без твоей зауми голова пухнет.
   - Тебе честно ответить? - спрашиваю напрямик.
   Встрепенулся гордо "поплавконосец", подобрался, грудь впалую выпятил, аки удалец худосочный перед рукопашной с ещё более хилым сморчком заморенным.
   - Конечно! - хорохорится.
   - Не слушаю я телекомментаторов бойких, - объясняю ему спокойненько, - поскольку на все ихние речи высокопарные знаешь что ложу?
   Что удар ниже пояса депутатишка схлопотал. Глаза на меня вытаращил и ртом беззвучно хлопает, будто вместо боя честного на ринге в драку хулиганскую на задворках встрял. Наконец дыхалку у него отпускает, краснеет он до корней волос, взгляд в сторону отводит.
   - Разве что на "ихние"... да ещё "ложите"... - бормочет потерянно и начинает от меня подальше по стульям задницей отползать.
   А вид у него что у курицы, насквозь мокрой. Во, уел я его, во по сусалам вмазал! Знай наших!
   50
   Уж и не знаю, каким образом так случилось, что меня на ОРТ пригласили в программе "Час пик" проинтервьюироваться. Может, в столице дефицит на людей известных образовался либо им всем уже успели все косточки перемыть, а может, сказались происки ярых конкурентов Бонзы по бизнесу, которые мне по наследству достались и которые теперь спят и видят, как бы преемника по уши в дерьмо окунуть. Пусть, мол, по телику "ерундицию" свою на всю страну выставит, авось апломб спесивый ему собьют. Хотя, с иной стороны, может, я краски сгущаю, конкурентов чересчур вознося. Телевидение, как на личном опыте убедился, это всё-таки реклама. И отрицательная иногда даже полезнее положительной - дольше помнят. Впрочем, если уж совсем на приглашение через розовые очки посмотреть, то чем я не фигура? Молодой бизнесмен из глубинки расейской, в депутаты выбившийся. Чем не факт жареный для журналистов борзых? Даже пикантно как-то морду новую телезрителям представить.