Забирко Виталий. Все пули мимо

   - Могли бы номер и с видом на бабу их знаменитую предоставить, брюзжу.
   - Какую бабу? - недоумевает Сашок.
   - А ту, что с глазами завязанными да с факелом в руке.
   - Статую Свободы? - выпучивает на меня глаза Сашок и тут же обидным смехом заходится. - Так она в Нью-Йорке стоит!
   - Почему? - глупо спрашиваю. - Всё лучшее в столице должно быть. Как у нас.
   Здесь Сашок не находится, что сказать. Плечами пожимает и морду воротит, улыбку пряча.
   - Ладно, - рукой машу. - Хрен с ней, с их Свободой. Своей девать некуда. Устал я. Обед в номер закажи и спать будем. Да, и чтобы к обеду водочка была, а не их шнапс блевотный! Как, кстати, по-американски водка будет?
   - По какому? - переспрашивает Сашок, и в его глазах опять бесенята смешливые прыгать начинают.
   - Что ты меня всё подначиваешь?! - взрываюсь я. - Мы в какой стране с тобой находимся?
   - В Соединённых Штатах Америки.
   - Тогда какой здесь язык, по-твоему?
   - Английский, - лыбится ехидно Сашок.
   Оторопеваю я здесь от непонимания полного и взглядом недоверчивым его сверлю.
   - Это ещё почему?
   - Да так уж исторически сложилось, - мнётся Сашок, но улыбка с губ не сходит.
   - Не забивай мне баки! - в сердцах брякаю. - Ежели здесь Америка, то и язык американский!
   - Как скажете, Борис Макарович, - тушуется Сашок, на морду безразличие напуская, тем самым конфликтную ситуацию сглаживая. Невозможно доказать отсутствие того, чего нет.
   Задумываюсь я над его фразой философской, но ни хрена её не просекаю. Что он хотел сказать? Чего это нет, и почему его отсутствие нельзя доказать?
   - Это бога нет, - наобум парирую я, - а чертей на свете предостаточно развелось.
   - Именно это я и имел в виду, - корректно подводит черту под дискуссией Сашок и начинает по телефону в ресторан названивать.
   Смотрю я на него подозрительно и никак второпать не могу, что же это у нас за диалог такой странный получился? О боге и чертях я так, просто чтоб слово поперёк сказать, ляпнул. А он что под этим подразумевал, дипломат недоделанный?! Однако смолчал я, не стал заострять.
   Тут и обед в номер подали. Птица там жареная, рыба заливная, овощи свежие, напитки разные... В общем, ничего особенного, а приготовлено ва-аще точь-в-точь как в забегаловке, куда мы с Ломтем в последний раз заглядывали. Разве что овощи здесь посвежее будут. Зато водочка отличной оказалась, не в пример нашим фальсификатам. Впрочем, я, памятуя, что завтра лекцию "историческую" читать буду, в меру принял. А как осоловел с устатку, спать в одну из спален поплёлся.
   Но всё же, как ни вымотался за сутки, и как меня водочка ни расслабила, свой интерес блюду туго. Ложусь в постель и перед сном с Пупсиком связываюсь.
   "Когда там эти америкашки меня "обрабатывать" собираются, мысли мои в нужную им сторону, как русла рек сибирских, поворачивать?" - интересуюсь.
   "Прямо сейчас", - ошарашивает меня Пупсик.
   "Как это?!" - шалею дико и представляю, что как только снотворное, что в жратву нам скорее всего подсыпали, действовать начнёт, в номер ребятки в белых халатах ворвутся, наркотой меня по самую завязку накачают, а затем психиатр какой, типа Кашпировского, станет мне байки разные гипнотически внушать.
   "Да нет, Борис Макарович, - поправляет меня Пупсик, - не так это будет. Хотите, покажу?"
   "Валяй!"
   Мутнеет вдруг одна из стен в спальне и как бы в воздухе растворяется. И вижу я комнату соседнего номера, сплошь аппаратурой непонятной уставленную, а за аппаратурой этой человек пять операторов в наушниках следят, команду к началу операции ждут. Три конуса алюминиевых, типа антенн связи космической, на мою кровать хищно направлены, на мониторах кривые разные скачут (через экстрасенсорику Пупсика просекаю - пульс, ритм дыхания, кровяное давление отмечают), а на трёх экранах и я сам, собственной персоной, в разных ракурсах на кровати развалясь лежу. Надо понимать, телекамеры меня из трёх точек снимают.
   Первым моим порывом было бедлам там у них грандиозный устроить. Типа того, чтоб вся аппаратура их сверхсекретная к чёртовой матери рванула и дотла выгорела, а операторы навсегда оглохли, чтоб до конца жизни неповадно было наушники на голову напяливать и столь гнусным делом когда-либо заниматься. Однако трезвость какая-то во мне всё-таки сохранилась, и я эту мысль соблазнительную давлю.
   "Пусть их, - милую уши операторов. - Сделай так, чтобы сеанс вроде нормально прошёл и все были уверены, что всё у них тип-топ получилось. Но нас с Сашком от внушения на все сто огради. Понял?"
   "Сделаю, Борис Макарович", - заверяет Пупсик.
   - Ну и ладненько, - шепчу вслух, переворачиваюсь на другой бок и мгновенно засыпаю.
   54
   То ли действительно устал я вчера, то ли цээрушники снотворного зелья передозировали, но проспал я почти сутки. На следующий день только в три часа по местному времени проснулся. Точнее, Сашок меня разбудил.
   - Вставай, Борис, - за плечо трясёт. - Пора на лекцию собираться.
   А я весь из себя никакой. Спускаю ноги с кровати и с трудом соображаю, где я. В голове сплошной бедлам, типа того, который в номере цээрушников хотел устроить. С чего бы это? Вроде вчера в меру принял, не как обычно... Да и после "как обычно" совсем по-другому себя чувствую. Гаже. А сейчас почти сносно, только вот ощущение раздвоенности странной в организме наличествует: с одной стороны, кажется, что на кровати сижу, ноги свесив, а с другой - вроде и лежать продолжаю. И кто из этих двоих "я" настоящий, понять невозможно. Может, их снотворное со спиртным несовместимо?
   - Ничего, это бывает, - видит моё состояние Сашок. - Резкая смена часовых поясов. У нас сейчас уже ночь, поэтому ты себя не в своей тарелке ощущаешь. Прими душ, выпей кофе, и всё как рукой снимет.
   Плетётся одна моя половина что сомнамбула в ванную комнату, бреется машинально, зубы чистит, душ принимает. И пока всё это делает, вторая половина тоже шевелиться начинает, один к одному движения первой повторяя, но чуть быстрее, словно догнать её собирается. Когда брился, так, кажется, дважды это проделывал, зато под душем уже словно в четыре руки мылся. А одевался ва-аще изумительно: одна пара рук брюки натягивает, а вторая рубашку. Ну а когда кофе отхлебнул, обе половинки наконец совместились, и я себя нормальным человеком почувствовал.
   - Советую тебе сейчас свою лекцию проштудировать, чтобы потом перед конгрессменами не заикаться, - рекомендует Сашок. - А то терминов, тебе не знакомых, там предостаточно.
   - Зачем? - возражаю вяло. - Они всё равно по-русски не бычат. А переводить ты будешь.
   - Пусть так, - пожимает плечами Сашок. - Ну а на вопросы, существа дела не уяснив, как ответишь?
   - Не путай! - пальцем многозначительно у него перед носом машу. - Всё продумано до мелочей. И на вопросы ты тоже отвечать будешь. Мне вместо перевода сразу ответ на ухо прошепчешь, а после того, как я его повторю, по-американски им более подробно растолмачишь. Просекаешь?
   - Ну ты и жук... - изумляется Сашок моей находчивости. - И здесь лапшу на уши ухитряешься повесить.
   - За то тебе и деньги плачу, - ставлю его на место.
   Пообедали мы опять в номере, и я коньячку для храбрости принял всё-таки представительная компания меня слушать будет. Тут и секретарь ...надцатый за нами заявился. Пора, мол.
   Ну мы и поехали.
   За кулисами конференц-зала хмырь цээрушный представил нам своего переводчика и краткий инструктаж провёл.
   - Сейчас, - говорит, - мы выйдем к трибуне, я вас конгрессменам представлю, и вы начнёте свою лекцию.
   Сашок мне на ухо переводит и добавляет совсем уж тихо:
   - Читай помедленнее. Это производит хорошее впечатление.
   Киваю ему, а хмырю заявляю, что, мол, у меня свой переводчик есть и второго не нужно.
   - Хорошо, - дипломатично соглашается со мной хмырь, но, тем не менее, на своём стоит: - А наш переводчик пусть для подстраховки будет.
   Делать нечего, соглашаюсь и я с ним, и мы все вчетвером в конференц-зал выходим.
   Как увидел я, каким образом меня конгрессмены слушать собрались, то в первое мгновение обомлел. А затем рассвирепел. Ощущение такое, будто мы не в конференц-зал вошли, а в ресторан завалили. Сидят конгрессмены за столиками, закусками и бутылками уставленными, на меня, что на клоуна, смотрят. И такое выражение сытого довольства у них в глазах, словно я им сейчас под гармошку частушки молотить буду.
   Сашок, моё состояние заметивший, на ухо успокаивающе шепчет:
   - У них так принято...
   Но я и бровью не веду. Плевать мне, как у них принято! Я им свой "конферанц" устрою, век помнить будут!
   - ...Прошу вас, - заканчивает свою вводную речь ...надцатый секретарь, ко мне поворачивается и рукой приглашающий жест в сторону трибуны делает.
   Иду я ногами ватными к трибуне, кладу на неё листки с лекцией, берусь крепко за края и глазами, кровью налитыми, в зал вперяюсь.
   Подождал, пока перезвон посуды стих, да все ко мне взоры обратили, и начал, как Сашок учил, размеренно и веско:
   - Я приехал к вам прочитать лекцию о моём личном видении будущего экономического развития России. Однако по обстановке вижу, что меня здесь за шута горохового принимают, который, как в ресторане, вас шутками скабрезными веселить будет либо стриптиз покажет. Мне тут за кулисами попытались втолковать, что у вас так принято лекции слушать. Ну, это вы своего президента подобным образом встречайте. Ко мне же так относиться я не позволю! Похоже, и в мыслях здесь ни у кого нет, что, быть может, сейчас перед вами будущий президент России выступает. Я заставлю вас всех меня уважать. Поэтому моё сегодняшнее выступление мы сведём к паритету: я передаю распечатку своей лекции вашему представителю, он её переведёт, размножит и раздаст экземпляры всем, желающим ознакомиться. А я тем временем тоже за стол сяду водку жрать. Но в другом месте.
   С этими словами вручаю листки лекции хмырю оторопевшему, разворачиваюсь и твёрдым шагом покидаю "конференц-ресторан". А по пути указания жёсткие Пупсику даю, что он с мозгами конгрессменов сделать должен. Мало того, чтобы ни один из них от чтения лекции не увильнул пусть наизусть вызубрят и как молитву бубнят.
   Догоняет меня на лестнице Сашок и режет словом резким, безжалостным:
   - Всё, Борис, можешь на своей политической карьере жирный крест поставить.
   - Ты в этом уверен? - глаз кошу на него насмешливо.
   - Абсолютно.
   - "Шура, не учите нас жить!" - ёрничаю откровенно. - Почитаешь утречком их газетки, тогда и поговорим. Ты ведь по-американски шпрехаешь?
   Молчит Сашок, слова мои переваривает. Не первый раз ему со мной обмишуриваться - осторожным стал.
   - Мало того, - продолжаю, - завтра у нас встреча с Блином Клиторном предстоит.
   - С кем, с кем? - переспрашивает Сашок.
   - Президентом их.
   - Биллом Клейтоном, - поправляет меня он.
   - Ты мне этот официоз брось! - морщусь пренебрежительно. - Все президенты американские постоянно у России что блин без масла в горле комом стояли. А что фамилия у него такая, так ты на его окружение погляди, практиканточек, что в Белом доме сидят! Так что ты меня дипломатии своей не учи, а лучше готовься назавтра с главным бабником Америки познакомиться.
   А вот здесь уже Сашок не выдерживает. Смотрит на меня взглядом сострадательным, как на душевнобольного, по фазе только что сдвинувшегося, и говорит голосом мягким, успокаивающим:
   - Завтра мы домой летим...
   - Так то вечером, - объясняю популярно, - а утро на что?
   Пожимает неопределённо плечами Сашок, кривится кисло.
   - Ладно, утро вечера мудренее, - подвожу итог дискуссии. - Поехали водку пить, как конгрессменам обещал. Моё слово на сей счёт - кремень.
   Вернулись мы в отель, и здесь я решил шутку ва-аще сверхоригинальную отчебучить. Раз конгрессменов на раут пригласить не удалось, то почему бы мне с цээрушниками, всю ночь меня "охмурявшими", в запой крутой не удариться? Не с Сашком же по-чёрному нажираться - нам вдвоём содержимое чемоданчика "атомного" не осилить. Зря, что ли, столько "горючего" уникального, тройной очистки, через полмира тащили?
   Впрочем, три бутылки перцовки для встречи с президентом американским я оставил. Не с пустыми же руками к нему идти? Неудобно как-то получится... Не по-русски.
   Подготовил я с помощью Пупсика цээрушников к моему приходу - а то ещё с перепугу палить в нас с Сашком из кольтов, что по мишеням, начнут - и стучусь к ним в номер. Открывает мне "горилла" их, проход собой, что шкафом, загораживает, на меня вопросительно смотрит.
   - Ребята, - говорю панибратски, - у меня сегодня праздник: лекцию вашим конгрессменам прочитал, и её на "ура" приняли. - Отодвигаю в сторону "шкаф-гориллу" и самым наглым образом вхожу в номер. - Поэтому предлагаю это событие эпохальное отметить соответственно.
   И чемоданчик "атомный" бац, на прибор какой-то водружаю. И открываю. А там какого "горючего" только нет! На все вкусы. И, что характерно, бутылки вроде бы такие же, из которых наш народ отраву жрёт, а вот содержимое по спецзаказу на заводе изготовлено, чтоб, значит, перед заграницей краснеть не пришлось.
   Ничего ребята цээрушные оказались, с полуслова, благодаря Пупсику, меня поняли. И водку на дурняк, как наши, изумительно жрали. Короче, когда их шеф, хмырь то есть наш, через пару часов заявился, мы уже хором "Подмосковные вечера" и "Yellow submarine", чередуя куплетами, горланили. Хмыря попервах чуть кондрашка не хватила, но Пупсик ему в мгновение ока душевное равновесие вернул. Тоже ничего мужик оказался: звякнул по телефону сотовому куда-то, и минут через пять в номере девицы нарисовались. В общем, всё путём вышло. Образец русско-американского сотрудничества споенного. С конгрессменами, думаю, хуже получилось бы.
   55
   С утра я что стёклышко был - во что, значит, продукт качественный потреблять! И голова не болит, и во рту не сушит. Правда, водки всё равно почему-то хочется. Может, именно потому, что голова такая неестественно светлая?
   А вот Сашок тяжело на ноги поднялся. И говорил я ему вчера: не мешай водку с виски - так нет, не послушался. Хочу, мол, с американской спецслужбой на брудершафт выпить! "Добрудершафтился" до такой степени, что девицы его потом за руки, за ноги в спальню, что тюфяк какой, с трудом отволокли. И чего им, спрашивается, надо было от него в таком состоянии?
   - Может, лекарство примешь? - киваю ему на полпузыря "Столичной", что я на журнальный столик специально для такого случая поставил, с общего застолья предусмотрительно заныкав.
   - Нет-нет! - машет руками. - Вначале кофе... лёгкий завтрак... и лишь потом... может быть...
   Только мы собрались куда в ресторан податься, чтобы Сашку здоровье поправить, как стук в дверь настойчивый раздаётся. Открывает Сашок дверь, а на пороге хмырь наш стоит. С лицом белым, глазами бегающими.
   Да, думаю, видно тоже вчера хорошо принял. Сейчас по всем правилам бонтона межгосударственного опохмелиться предлагать будет.
   Ни хрена подобного. Бочком-бочком в дверь протискивается, а за ним человечек какой-то, весь из себя невзрачный, проскальзывает. Причём настолько неприметный, что не только глазу зацепиться не за что, но и память о встрече с ним сразу напрочь отшибает. Как о столбе уличном. Невидимка, одним словом.
   - К вам прибыл личный представитель президента Соединённых Штатов Америки по особым поручениям, - шёпотом замогильным сообщает хмырь и в сторону "невидимки" кивает.
   Ну, ежели по особым поручениям, как-то отстранёно решаю я, то представитель таким незаметным и должен быть. Мало ли с кем президенту инкогнито пообщаться вздумается... Может, с тёлкой какой клёвой... Не зря о нём легенды сексуального характера ходят.
   - Президент Соединённых Штатов Америки, - тут же начинает вещать представитель по особым поручениям голосом блеклым и таким же невыразительным, как и он сам, - приглашает вас к себе на неофициальную встречу.
   Ядрит твою в корень! - хлопаю себя ладонью по лбу. Как я мог об этом забыть?! О тёлке, значит, подумал, а о себе?
   Зато у Сашка реакция неадекватная. Багровеет в момент, что от апоплексического удара, рот обеими руками зажимает и с места в карьер в ванную комнату метётся.
   - Когда? - машинально спрашиваю "невидимку".
   - Прямо сейчас, - индифферентно сообщает он, словно наблюдать подобные ситуации ему не в диковинку. Будто каждый второй сенатор как Сашок реагирует на приглашение президента.
   - Минутку, - говорю "невидимке", хватаю с журнального столика пузырь с остатками "Столичной" и за Сашком устремляюсь.
   А того над умывальником наизнанку выворачивает. И чего ему президент штатовский так не нравится?
   Жду я, пока организм его успокоится и в норму придёт, а сам глазами комнатушку обшариваю - где тут какая посуда имеется, чтобы "лекарство" налить? Не из мыльницы же Сашку дозу принимать, ещё хуже эксцесс может случиться... Наконец пластиковый стаканчик с зубными щётками замечаю. Вытряхиваю щётки на пол, а стаканчик до краёв наполняю. Аккурат доза лечебная.
   Тут и Сашка спазмы отпускают. Садится он на край ванны, рот полотенцем вытирает. А сам зелёный-презелёный, что крокодил нильский. И тоска в глазах беспредельная, типа того, мол, добейте, братцы, чтоб не мучился...
   - Прими, - стакан ему протягиваю.
   Видит Сашок, что за "лекарство" ему предлагаю, руками машет, мычит протестующе.
   - Я кому сказал?! - командую.
   Смотрит он на меня взглядом страдальческим, что на изувера, но стакан таки берёт.
   - А теперь залпом, на вдохе - и дыхание задержи!
   Выполняет он послушно и эту команду и, щёки надув, дыхание пресекает. Тело всё конвульсивно содрогается, а цвет морды, что у взбесившегося светофора - зелёный-жёлтый-красный, - с калейдоскопической скоростью меняется. Но терпит Сашок, волю организму не даёт.
   Наконец вижу, испариной морда покрывается. Полегчало, значит.
   - Молодец! - хвалю. - Можешь дышать.
   Выдыхает он шумно и тряпкой мокрой начинает с края ванны на пол сползать. Поддерживаю его, морду водой ополаскиваю, волосы пятернёй приглаживаю и на ноги ставлю. Оглядываю критически в таком положении, узел галстука ему поправляю. Теперь сойдёт. Рубашка и костюм, водой забрызганные, пока к президенту доберёмся, высохнут. Да и сам он к тому времени мало-мало оклемается. Сейчас же "на автопилоте" придётся транспортировать.
   Беру его под руку и вывожу из ванной комнаты.
   - Мы готовы, - объявляю.
   Никаких, естественно, торжественных звуков фанфар по поводу нашего выхода "в свет" не раздаётся. Наоборот, хмырь, хоть и сам с бодуна крепкого, с некоторым сомнением на нас смотрит - в каком, мол, смысле готовы? Зато особый порученец президента нормально ко всему относится видать, не внове ему лиц высокопоставленных в таком виде сопровождать.
   - Прошу, - говорит и дверь из номера перед нами открывает.
   Прихватываю я по пути чемоданчик "атомный" с презентом для президента и под руку с Сашком в коридор выхожу.
   Заводит нас порученец в лифт, но вместо первого этажа почему-то вверх везёт. "Уж не ловушка ли это какая цээрушная?" - в голове мысль шальная мелькает, но я её, будто муху назойливую, отгоняю. Что мне козни их политические, когда Пупсик всегда со мной "на проводе"?
   И действительно - никакого подвоха. Выходим мы из лифта на крышу отеля плоскую, и вижу я перед собой вертолёт замерший.
   - Прошу, - жест приглашающий теперь уже в сторону "стрекозы" особый порученец повторяет.
   Да уж, хоть и у самого пара вертолётов есть, но до такого сервиса, чтобы на крышу дома их сажать, мы ещё не дожили... А нехреново было бы в Думу на вертолёте лётать!
   Президент нас на лужайке своей загородной резиденции встретил. В костюмчике белом для гольфа, с улыбкой радушно-лучезарной, всему миру известной. На газоне пару тентов-зонтиков раскрытых, под каждым по столику со стульями. И штук шесть мордоворотов по периметру лужайки торчат, по сторонам глазами постреливают, словно только что известие получили о готовящемся покушении. Ещё один "горилла" от президента ни на шаг не отходит, и такое у него на морде выражение сурового "отрешения" от мира, будто в следующую секунду ему первое лицо государства грудью прикрывать придётся.
   Порученец, как нас на лужайку доставил, даже из вертолёта не вылез и тотчас в нём и улетел. Иду я по травке стриженой к президенту Блину, Сашок, само собой, в кильватере с чемоданчиком "атомным" следует. Делает и Блин пару шагов мне навстречу, и мы друг другу радушно руки жмём, слова протокольные говорим.
   - Весьма польщён личным знакомством.
   - Искренне рад встрече.
   - Как вам у нас нравится? - дипломатично интересуется Блин.
   Оглядываюсь я вокруг, на виллу его оценивающе смотрю и выхожу за рамки протокола:
   - Ва-аще нормалёк. Но моя усадьба под Москвой покруче будет.
   Мордоворот, что рядом с Блином ошивается, к уху его наклоняется, шепчет что-то. Не "гориллой" он, оказывается, а переводчиком здесь служит. Вот уж никогда бы не подумал - по габаритам его только за громилу принять можно, к тому же на морде ни тени интеллекта нет. Впрочем, мой Сашок тоже не из хилых будет...
   Смеётся заразительно переводу президент Блин, но в то же время головой недоверчиво вертит.
   - А чего спорить? - плечами пожимаю. - Приезжай в гости - сравним.
   Снова смехом заходится президент-хохотун.
   - Может быть, может быть... - неопределённо обещает.
   И тут до меня доходит, что не на равных мы с ним беседу ведём.
   - Вот президентом России стану, - гонорюсь неожиданно для самого себя, - обязательно официальное приглашение пришлю.
   - И это вполне возможно, - серьёзно соглашается Блин. - Я с утра газеты просматривал: весьма лестные отзывы о вашей лекции конгрессмены высказывают...
   Сашок, что мне на ухо почти синхронно переводит, на этой фразе икает громко и запинается. Оглядываюсь я недоумённо и вижу: глаза у него из орбит очумело вылезли, и пот ручьями по морде струится. То-то и оно! - думаю злорадно. Говорил я тебе, что конгрессмены меня на пьедестал вознесут, а ты не верил.
   Блин же его реакцию по-своему истолковывает.
   - Что это я вас на солнцепёке держу? Прошу под тент. И пиджаки можете снять - у нас ведь неофициальная встреча.
   Садимся под тент, пиджаки на стулья по-свойски вешаем.
   - Скоч*? - предлагает Блин "освежиться".
   ---------------
   *Scotch (англ. разгов.) - шотландское виски.
   - Ага, - киваю, хоть толком и не знаю, что это за напиток. - А моему переводчику виски чистое со льдом.
   Здесь переводчик президента мешкает почему-то, а затем что-то долго и пространно шепчет на ухо Блину. Но того разночтением языковым не прошибёшь.
   - Тогда Борису, как мне, - тихо рекомендует переводчику и с сомнением на Сашка смотрит. - А... ему не повредит?
   - Поможет! - заверяю.
   И действительно, хлопает Сашок стаканяру жидкости тёмно-янтарной, льдом зажёвывает и на глазах оживает. Я же скоч этот самый, блеклый, как и в стакане у Блина, лишь пригубливаю и морщусь про себя, хотя внешне недовольство никак не проявляю. Такое пойло разбавленное мне подсунули, что грудным детям вместо молока давать можно.
   - Борис... Это, наверное, в России одно из самых распространённых имён? - тень на плетень Блин наводит, по-светски треплется, вокруг да около пляшет, основную тему разговора затушёвывая.
   - Почему? - плечами пожимаю, а сам думаю: какого рожна кота за хвост тянешь, говори прямо, чего сказать хочешь. Хоть и я эту встречу "организовал", но и ты тоже что-то себе на уме держишь...
   - Ну, как же... - улыбается обезоруживающе Блин. - Борис Годунов... Борис Ельцин... Теперь вот Борис Пескарь.
   - Есть только один Борис - Пескарь который, - рублю безапелляционно и штилем высокопарным заканчиваю: - Остальные - тени на фоне смутных времён государства Российского.
   Заходится смехом Блин-хохотун, будто я остроту какую похабную отчебучил.
   - Вижу мужа государственного, - заявляет он и ладонью так это покровительственно меня по руке похлопывает. Затем улыбку с лица стирает и, прямо мне в глаза глядя, говорит: - Не для протокола. Мы тоже на вас виды имеем. По нашим данным, вы один из перспективнейших политиков своей страны, для которого Соединённые Штаты Америки готовы оказать всяческую помощь на следующих выборах президента России.
   Ага! - думаю себе. Значит, тебе уже доложили, что моё "охмурение" прошло успешно: мол, накрепко впихнули мне в подсознание верность и преданность идеалам Америки. А вот вам болт с трёхдюймовой нарезкой! Это не вы мне, а Пупсик вам мозги запудрил. Ишь, как запел: перспективнейший политик! Что наши борзописцы газетные да телекомментаторы шустрые из вакуума пулю делаешь.
   Однако вслух ничего такого не говорю. И виду не подаю - пусть себе мыслью тешатся, будто я у них на крючке. Наоборот, в улыбке благодарственной расплываюсь, Блину подыгрывая.
   - Оченно признателен за столь высокую оценку моих способностей, заливаю так это лихо, что скулы от приторности воротит.
   - Россия и Америка - две великие державы, и они должны жить в добрососедстве, - ударяется в патетику Блин. - А уж их президентам сам бог велел дружить, - заявляет так, словно моё избрание на пост самый высокий дело решённое.
   Эх, думаю, нет со мной Алиски, и Блин без своей половины... Какой тост пропадает - я бы сейчас "дружить семьями" предложил.
   - Это неплохо бы и отметить, - подмигиваю Блину и тут же попытку его пресекаю, когда он к прислуге оборачивается, чтобы указание "повторить" отдать: - Нет-нет, у меня для такого случая кое-что получше есть.
   - А подай-ка мне чемоданчик наш "атомный", - Сашка прошу.