Забирко Виталий. Все пули мимо

   Дура! Это раньше князья во главе войска на басурмана ходили - сейчас не те времена...
   - Куда, куда... По бабам! - ёрничаю.
   Однако шутка до неё не доходит. Смотрит на меня глазами коровьими, и, вижу, слёзы в них собираются. То ли за жизнь мою боится, то ли измене моей предстоящей не рада.
   - Не переживай и дурного в голову не бери, - в щёку её чмокаю. - По делам государственным лечу. Завтра из газет всё узнаешь.
   Забираюсь быстренько в "тень" и координаты Беловежской Пущи Егорычу сообщаю. Надо, понимаешь, дела завершать там, где они начинались.
   Конечно, удобства в салоне пассажирском "тени" минимальные - кресла такие, как в городском автобусе, - но и то, слава богу, что на чём сидеть нашлось. Зато какой фурор внешним видом машины на хохла и сябра произведу! Небось, похлеще, чем на Алиску.
   И точно - приземлились мы в этой самой Беловежской пуще, а оба президента восточнославянских, меня встречающих, хавалки поразевали, "тень" впервые увидев. Впрочем, оправились тут же, рукопожатиями со мной обменялись да словами приветственными. Белорус, тот ничего из себя выглядит, бодренький, а вот украинец чегой-то смурной, бледный, со взглядом потухшим. Видно, настолько идея о едином государстве для него чужда, что когда Пупсик её в мозги ему внедрил, ничего личного не осталось. Кукла, одним словом.
   - Предлагаю сразу обсудить все аспекты нашего объединения, приступает без обиняков к официальной части белорус.
   - А чего тут обсуждать? - морщусь недовольно и Пупсика к разговору подключаю. - Бумаги готовь, и подписывать будем.
   - Хорошо, Борис Макарович, - линяет с лица белорус, Пупсиком в момент охмурённый, и жестом кому-то из лиц, его сопровождающих, приказывает к исполнению приступить. Метётся тот в особняк, что веник электрический.
   В общем, пока мы неспешно к дому дефилировали да в зал для подписания документа исторического поднимались, бумаги были уже готовы. Сели мы за стол, оба президента не глядя документ архиважный подмахнули - точно Пупсик их руками водил, - а я всё-таки прочитал.
   Нормальный пакт о воссоединении государств получился - даже лучше, чем я ожидал. Понятно, редактора из МИДа над ним трудились, естественно, под "патронажем" Пупсика. Союзом Восточнославянских Государств теперь мы будем. СВСГ. Главенство в нём, само собой, России отведено, а Украина с Белоруссией в новое государство в качестве своего рода губерний вливаются, без всякого намёка на самоуправление.
   Подмахнул документ и я.
   Затем под вспышки блицев пресс-службы встали мы, друг другу папочки вручили, расцеловались троекратно, по-славянски. А потом белорус, на правах хозяина, слово хвалебное по торжественному случаю воссоединения восточных славян на полчаса закатил. Типа того, что, мол, мы одной крови, и друг без друга нам никак нельзя.
   Моя речуха короткой была.
   - Дело сделано, - бросил фразу историческую.
   А хохол ничего не сказал. Что он в состоянии прострации сказать может? Да и не спрашивал никто у него ничего.
   Казалось бы, теперь и веселью безудержному через край бить положено, однако ни фига не происходит. Начали всех шампанским обносить, но и оно настроение не улучшило. Президент хохляцкий бокал за бокалом бездумно садит, а глаза как были оловянными, так и остаются. Ни искры жизни в них не появляется. Марионетка, ни дать, ни взять. А белорус, как оказалось, ва-аще трезвенник. Пригубил бокал за компанию и всё. Да и лица, их сопровождающие, тоже словно как в ступоре полном находятся - вроде как с завтрашнего дня они все не у дел оказываются. Какое уж тут веселье... Ну а для меня шампанское не напиток.
   Так что покрутился я с полчасика среди всеобщего смура и к вертолёту с папочкой всемирного значения под мышкой чухнул.
   - Основа государству заложена, - высокопарно попрощался, - пора за работу.
   Летим назад, а настроение у меня почему-то аховое. Вот, свершил дело эпохальное, думаю, но почему мне так грустно? Может, атмосфера Беловежья повлияла? Слякотно здесь, промозгло, да и вечер поздний уже, а я сутки почти не спал...
   А спецназовцы, меня сопровождающие, между тем что на иголках сидят, улыбками сияют и взглядами вроде как командира своего к чему-то подначивают.
   Поднимаю я глаза на полковника и вопрошаю устало:
   - Что сказать, Егорыч, хочешь?
   - Да вот, - мнётся, улыбку гася, - думаем мы, чего это вы, Борис Макарович, такой грустный? Неужели ничего не получилось?
   - А что должно было получиться? - ловлю его на слове. Ни намёком я полковнику о цели своего визита в Беловежскую Пущу не обмолвился.
   - Тут нам сорока на хвосте принесла, - байкой армейской кормит меня Рудин, - что вроде пакт о воссоединении славянских народов вы должны были подписывать.
   - Это-то как раз получилось... - вздыхаю тяжко.
   - Тогда почему грустите, Борис Макарович? Обмывать факт такой великий надо!
   - А вот этого, Егорыч, и не получилось... - кислую морду строю.
   - Так на сей счёт у нас с собою было, - лыбится до ушей Егорыч, наклоняется и выволакивает из-под сиденья ящик водки. - Ребята тут, пока вы пакт подписывали, подсуетились...
   Что столбик ртутный в градуснике, в кипяток опущенном, моё настроение подскакивает.
   - Ну, Егорыч, ты и даёшь... Наливай!
   Короче, выгрузили меня спецназовцы на вертолётной площадке в усадьбе уже изрядно разогретым. Я их к себе праздновать продолжить пригласил, и они было согласились, как вдруг за спиной моей нечто такое увидели, что враз протрезвели.
   - Извините, господин президент, служба! - козыряет Егорыч, как кипятком ошпаренный вместе с ребятами своими в вертолёт ныряет, и "тень" в мгновение ока бесшумно в небе ночном растворяется.
   Оборачиваюсь я недоумённо, но с опаской, и вижу на крыльце Алиску, руки в бока грозно упёршую. И такой у неё вид впечатляющий, что я тотчас своих орлов-соколов понимаю. Действительно, для мужика пьяного нет страшнее зверя - жены собственной.
   - Алиска! - улыбаюсь почему-то заискивающе. Видать, и меня вид её грозный пронял - небось, у мужиков это в крови. - А вот и я, родная...
   И начинаю, спотыкаясь, по ступенькам к ней подниматься. Молча Алиска меня встречает, глазами подозрительно ощупывает, ноздрями трепещет, принюхиваясь. Явно запах духов бабских уловить пытается. Ну что ещё супруге в голову прийти может, когда мужа компания друзей поддатых к дому доставляет и тут же линяет скоропостижно?
   - Что ты, право, Алиска, себе в голову вбила... - оправдываюсь по инерции. - Говорил же тебе - по делам важным, государственным улетаю... Не веришь? На - почитай...
   Протягиваю ей папочку эпохальную... и в грязь её роняю. Таким вот образом у нас вся политика и делается: в основном, из дерьма лепится и как высшее достижение человечества толпе преподносится, а ежели что действительно значимое свершается, то, наоборот, в грязь втаптывается.
   Дальнейшее помню смутно. Кажется, Алиска документ исторический всё-таки прочитала и в корне ко мне переменилась. Бабе что надо? Где бы мужик ни напился и до какой степени, лишь бы не с бабой другой был. Защебетала птичкой райской, запорхала вокруг, что-то ласковое да восторженное в мой адрес киской мурлыча. Но мне к тому времени всё трын-травой стало, а сам - дрова-дровами. Принял, видать, с "орлами" дозу чрезмерную, и теперь меня только грузить можно было. Что, похоже, Алиска и сделала.
   Впрочем, помню ещё, как среди ночи мне Сашок по правительственной связи звонил.
   - Ты что натворил, Борис?! - орал. - Твоя инициатива глупая нас до гражданской войны доведёт!
   - Какой-такой войны? - бормочу невнятно. - Ты мне это брось! Я, может, вековую мечту народов братских осуществил...
   Тут я, кажись, трубку телефонную уронил и вновь отключился. Ну что с дров возьмёшь? Одни поленья...
   71
   На следующий день Сашок оперативное совещание собрал и меня пригласил. Как говорится, в кои-то годы! Решали, что с Украиной и Белоруссией делать. Что удивительно, ни слова упрёка в свой адрес я не услышал. Дело сделано, назад ничего не вернёшь, а расхлёбывать всё равно придётся.
   С Белоруссией, как оказалось, и делать-то ничего не надо - там и так порядок более-менее подходящий существует, разве что подправить чуток, и всё по-нашему будет. А вот с Украиной сложнее - государство вкрай развалено, полный разброд в стране, все производства стоят, никто не работает, лишь одни политические балаболки самозабвенно языками чешут, в то время как у них под носом последние крохи государственности растаскиваются. Потому ещё ночью пришлось три полка десантников забросить на внешние границы "Хохляндии", чтобы страну, настежь открытую, на крепкий замок запереть. Дело теперь за малым осталось - порядок свой железный навести. А это уже проблема немалая. Госбезопасность там хилая, не наша, ей с крикунами не справиться. Без перестрелок уличных никак не обойдётся, а посему регулярные войска вводить надо.
   Слушаю я генералитет свой, смотрю, как высший командный состав голову над проблемой хохляцкой ломает, и грусть-тоска меня одолевает. Совсем другая атмосфера вчера в вертолёте была. Егорыч со своими ребятами все разных национальностей оказались - словно кто специально подобрал. Русский, украинец, белорус и латыш. Им на высокие политические амбиции наплевать - в одной стране выросли, потому и радовались воссоединению что дети малые. Латыш, правда, взгрустнул было, но когда я ему твёрдо пообещал, что и Прибалтику всю в скором времени присоединим, расцвёл на глазах. Даже тост, от сердца искренний, выдохнул: "Скорее бы!" За что и выпили.
   А здесь, видишь ли, недовольны. Работу им лишнюю подкинул - как снег на голову две страны подбросил. С досады отвернулся я от генералитета и стал в окно глядеть. А там действительно первый снег валом валит. Красотища-то какая!
   Первую неделю в хохляцкой губернии чёрт знает что творилось. Неразбериха полная с перестрелкой нешуточной. Но где-то на шестой-седьмой день обстановка чётко определилась: восток и центр "Хохляндии" после отстрела властных структур однозначно нашими стали. Мало того, у хохлов здесь праздник с гульбищами да попойкой грандиозной по поводу очередного воссоединения славянских народов самопроизвольно организовался. А вот запад - никак. В буквальном смысле региональная война началась. Застопорились под Львовом наши регулярные части и всё. Если на востоке "Хохляндии" против нас разве что крутой какой с автоматом наперевес в одиночку выходил, то здесь националисты всем скопом восстали, и танки с ракетными установками в ход пошли. Не хотят западенцы российской власти ни в какую. Хлебом не корми, а дай за нэньку Украину умереть.
   В общем, ещё один очаг напряжённости в моей империи образовался. Но если с казацкой республикой мирное противостояние войск наблюдается, то тут кровушка рекой льётся.
   Опять собрал через полторы недели Сашок оперативное совещание, полевого генерала, операцией на Украине командующего, в Москву вызвал.
   Сидит Сашок во главе стола длинного, серый от недосыпа, осунувшийся, лишь глаза неестественно блестят.
   - Вот, - папку пухлую на стол перед всеми бросает, - ноты протеста практически всех государств против нашей экспансии на Украине.
   - Да плевать мы хотели на эти ноты! - режет напропалую своё мнение начальник штаба. - Никому никогда не удавалось навязать чужую волю Российской армии!
   Такой взгляд на него Сашок бросил - думал, испепелит на месте. Нет, говорит спокойно, размеренно:
   - Начни мы войну с мятежными казаками, ты был бы абсолютно прав. Украина же по другой статье проходит - у неё соглашение с НАТО было, а правительство, во Львове только что созданное, себя правопреемником предыдущего объявило. Так что в лучшем случае у нас неделя на погашение конфликта есть, иначе региональный конфликт грозит в общеевропейскую войну вылиться. А мы сейчас в такую авантюру встревать не готовы.
   Здесь Сашок взгляд тяжёлый на командующего армией переводит и вопрошает:
   - Справишься с такой задачей за неделю?
   Поднимается медленно боевой генерал, китель одёргивает, взгляд Сашка таким же прямым взглядом встречает.
   - Нет, - говорит твёрдо.
   Тишина гробовая в кабинете падает, только слышно, как Сашок нервно карандашом по столу постукивает. Никому обоснований аргументированных не требуется - и так всё ясно.
   - Значит, Западной Украиной придётся пожертвовать... - наконец изрекает Сашок устало, глаза в столешницу вперив. - Или у кого будут другие предложения?
   Перевожу я растерянно взгляд с одного генерала на другого - молчат все, будто воды в рот набрав. "Неужели так и будет?" - думаю. Вот и дождался я своего первого поражения... И Пупсик здесь бессилен - пупок надорвёт, такое количество людей охмурить.
   Но тут натыкаюсь взглядом на генерала войск ракетно-космических. Набычился генерал, желваки по скулам ходуном ходят, сигарета потухшая из одного угла рта в другой так и прыгает. По всем его делам знаю - не привык он кампании проигрывать, почему и в опале до Сашка постоянно был. И как увидел я реакцию генерала этого, так словно вспышка в мозгах у меня случилась, мыслью дикой сознание озарив.
   - Зачем же жертвовать, - веско, слова растягивая, чтобы волнение скрыть, практически впервые на совещании голос подаю. - Есть радикальное решение этой проблемы. Ультиматум хохлам выдвинуть, что если в течение двух суток они не согласятся на безоговорочную капитуляцию, то мы будем вынуждены применить ядерное оружие. Мне помнится, здесь как-то прозвучало, что на подобную территорию одной ракеты с восемью боеголовками вполне хватит.
   Тут я в упор на генерала ракетно-космического смотрю. И все на него, как по команде, взгляды переводят.
   Каменеет враз генерал, потухшая сигарета во рту застывает. А Сашок, и без того от переутомления серый, последний еле заметный оттенок жизненный с лица теряет. Знаю, против он подобных методов, но "установку" Пупсика - мне не перечить - пересилить не может.
   - Как ты считаешь? - голосом потусторонним к генералу ракетно-космическому обращается.
   Жестом предельно собранным генерал сигарету потухшую в пепельницу кладёт, новую не торопясь закуривает, затягивается глубоко и лишь тогда углом рта рокочет басом, вместе с клубами дыма слова роняя:
   - Я - за.
   И выражение лица у него при этом столь зверским становится, что впору с него художнику какому Антихриста писать.
   Такое у меня впечатление было, что я к себе на усадьбу из Кремля не в лимузине ехал, а на крыльях летел. Душа пела. Теперь, точно, сподобился своим решением в скрижали Истории попасть. И сам, сам ведь эту строчку золотыми буквами впишу, никто другой за меня рукой водить не будет! Только бы хохлы ультиматум не приняли...
   И ведь не приняли-таки! Уже под вечер мне в особняк Сашок позвонил и доложил, что отверг Львов наш ультиматум. Небось, думают, что на такие радикальные меры мы не способны - кишка, мол, тонка. Ишь, размечтались!
   - Так что ты предлагаешь? - жёстко в телефонную трубку спрашиваю, в голосе Сашка неуверенность чувствуя. И, чтобы раз и навсегда пути к отступлению отрезать, сам вероятное решение формулирую: - Сейчас ракету запускать?
   Молчит некоторое время Сашок, затем говорит голосом треснутым:
   - Мы обязаны придерживаться условий своего ультиматума. Раз дали сорок восемь часов...
   - ...значит, остался уже сорок один, - твёрдо заканчиваю за него фразу. - Вели, чтобы ракету к пуску готовили!
   И трубку раздражённо бросаю. Неприятно даже стало - и когда это Сашок чистоплюем заделаться успел? Когда "крутяков" мочил, таким не был... Всё настроение возвышенное испортил.
   Выпил я для поднятия тонуса рюмку водки, но что-то не помогло. Побродил по комнатам неприкаянно и совсем в уныние впал. Во, блин, как высот политических достиг, так и словом перемолвиться не с кем! У прислуги в глазах лишь один вопрос немой имеется: "Чего изволите-с?", и с кем-либо из них болтать - зря время тратить. А Алиска носом в телевизор уткнулась, сериал какой-то из жизни королей смотрит - не оторвать.
   И тут вдруг потянуло меня к Пупсику, да так сильно, что я себе не поверил и стал нарочно желание это сдерживать, словно боялся встречи с ним. Будто какая-то трещинка между нами возникла, когда я впервые на самостоятельный шаг в своей карьере без магии пацана решился. И всё же поплёлся к нему - совесть уговорила: давно его не видел, совсем, небось, от одиночества он отшельником в особняке стал.
   Вхожу к пацану на кухню, улыбку радушную на морду вешаю. А он на стуле смурной сидит, голову понурив.
   - Привет! - тоном, искусственно приподнятым, чтобы стыд приглушить, здороваюсь. - Гостей принимаешь?
   - Здравствуйте, Борис Макарович, - пытается тоже из себя улыбку Пупсик выдавить, со стула вскакивает. - Садитесь, пожалуйста. Кушать будете?
   - Нет. Разве что кофе угости.
   Наливает он чашку, а кофе еле тёплый. Точно я угадал - не своему желанию противился сюда идти, пацан меня "вызывал". Вот и кофе остыл из-за моего "опоздания".
   Отхлебнул я глоток, и впервые мне кофе пацана не понравился. Может, потому, что холодный? Или с Пупсиком что-то не то творится, и он не смог в напиток при приготовлении душу вложить - вон какой весь из себя пасмурный.
   Закуриваю я тогда и говорю:
   - Дельце к тебе есть небольшое...
   - Я вас слушаю, - голосом отрешённым бормочет пацан и снова на стул влезает. А глаза у него потухшие какие-то, незрячие, будто не здесь он сидит, а где-то далёко-далёко в пустоши душевной витает, на кухне лишь оболочку телесную оставив.
   И доходит до меня вдруг, что не только понятия Пупсик не имеет о моём деле, но даже не интересуется им, как обычно. Раньше всегда мне в голову влезал и тут же в курс проблем входил. А сейчас нет. Что-то другое пацана гложет, личное... Может, болезнь какую детскую подхватил, типа кори или свинки? На дворе-то зима...
   - А дело вот в чём, - продолжаю с нажимом, чтобы он из транса вышел и на меня внимание обратил. Плевать я на его проблемы личного плана хотел, для решения своих его здесь холю и лелею. - По данным госбезопасности, группа хохляцких террористов в Москву заслана на меня покушение в ближайшие дни организовать. Так вот, пока госбезопасность их не вычислила и не обезвредила, возьми террористов под свою опеку. Мне их "на горячем" застукать нужно, чтобы потом суд показательный устроить и правозащитникам западным рот надолго заткнуть.
   - Хорошо, - кивает Пупсик безучастно, но всё же задумывается ненадолго, взглядом внутрь себя оборотясь.
   Ну и слава богу, думаю. Это нам знакомо - заработал-таки пацан на меня.
   Не успел я и двух затяжек сделать, как Пупсик заговорил:
   - Их двенадцать человек. Восемь по двое вчера в Москву прибыли, а четверо здесь уже давно. В спецназе служат и на КПП сейчас находятся в десяти километрах от усадьбы.
   От такого известия я на стуле что ужаленный подскакиваю. Вот, блин! Смешал совок всех воедино, и теперь поди разберись, кто предателем оказаться может. Раньше одни евреи потенциальными шпионами да изменниками Родины были, а теперь ва-аще любое лицо нерусской национальности. Что кавказской, что инославянской. Не зря, видать, поговорка бытует: "Когда хохол родился, еврей заплакал"...
   - И какие у них планы? - горлом пересохшим спрашиваю.
   - Дней через пять-шесть они засаду в лесу на дороге к усадьбе устроят.
   - Что значит - пять-шесть дней? - нервничаю. - У них что, плана точного нет?
   - Есть. Но всё от погоды зависеть будет. По снегопаду акцию провести намечено - зона-то охраняется...
   - Вооружение у них какое?
   - Пистолеты, автоматы, базуки, ручные гранаты. Если получится, с КПП бронетранспортёр угонят.
   Серьёзно, думаю. С чувством, толком, с расстановкой хохлы за меня взялись. Весьма обстоятельно.
   - Сам справишься? - спрашиваю с тревогой.
   - Во время первого покушения сложнее было, - плечиками пацан равнодушно двигает.
   - Да уж, - кривлю губы недовольно. - Одни трупы остались. А мне эти террористы живыми нужны!
   - Тут, Борис Макарович, всё от вашей охраны зависеть будет. Чтобы она их не перестреляла... - совсем уж безучастно роняет пацан.
   - Ладно. Это моя забота, - вздыхаю облегчённо. Отхлёбываю кофе холодный и снова Пупсика с головы до ног взглядом окидываю. Честное слово, никогда раньше таким его не видел. Что камбала мороженая, инеем покрытая, передо мной сидит.
   - Да что это с тобой? - напускаюсь на него в сердцах. - Вроде месяц тебя почти не трогал, сам с делами справлялся. Думал, отъелся здесь, здоровья набрался, а ты... Приболел, что ли?
   Поднимает тогда Пупсик на меня глаза, и вижу я в них такую тоску безмерную, что просто оторопь берёт.
   - Боюсь я, Борис Макарович... - с болью пацан выдыхает.
   - Чего? - опешиваю окончательно.
   - Взрыва ядерного на Украине. Прошу вас, не надо туда ракету пускать... - всхлипывает.
   Оп-па! Вот те на! Что за бунт на корабле?! Ишь, миротворец хренов выискался! Как сейчас в "Хохляндии" солдатики российские сотнями гибнут, так ему плевать - ракета ядерная ему поперёк горла стала. Да я, может, этим взрывом кровопролитие гораздо большее отвращу - иначе на годы война в Европе разразиться может!
   - Это ещё почему?! - свирепею в момент и от окурка сигарету новую прикуриваю. А руки у меня так и пляшут от ярости.
   - Плохо мне становится, в кому впадаю, когда ядерные испытания подземные где-либо проводятся... - шепчет плаксиво Пупсик, и слёзы градом по щекам катятся. - А тут совсем близко взрыв будет, и в атмосфере... Высветит он меня, и дракон легко тогда обнаружит...
   Я чуть не расхохотался. "Съест меня, тятя, медведь... Ей бо, задерёт!" - или как там? Только бредней шизоидных мне не хватало! Видел я как-то, что в голове у пацана творится, когда он желания мои выполняет. Жуткое, надо сказать, зрелище. Но какое оно отношение к реальности имеет? Кошмар фантомный психики неустойчивой. Хотел было резкую отповедь Пупсику закатить - мол, не в свои дела не суйся, - но передумал. Решил по-другому поступить.
   - Боишься, говоришь? - язвительно спрашиваю, встаю и начатую было сигарету в пепельнице, что гусеницу зловредную, давлю.
   - Боюсь... Очень... - давится слезами Пупсик, взглядом умоляющим мой взгляд ловя.
   - А ты, - цежу жёлчно, - как команда "Пуск!" прозвучит, под одеяло в кровать заберись и нос не высовывай. Никакой дракон тебя не найдёт!
   С этими словами выхожу вон и дверью хлопаю. Что за день у меня такой сегодня выдался - всяк, кому не лень, настроение изгадить стремится!
   Из-за всего этого я, наверное, и спал плохо. Всю ночь мне глаза умоляющие Пупсика снились, а утром такой в душе дискомфорт был, что по мне лучше с бодуна убойного проснуться. Право слово, здоровее тогда себя чувствую.
   72
   А день кошмарный выдался. Оттепель, грязь, на душе полное паскудство от погоды слякотной... Тут ещё правительства всех стран словно взбесились не то, что нотами протеста, угрозами в мой адрес так и сыплют. ООН гневную телеграмму прислала, в десятках стран российские представительства подчистую разгромили, а в некоторых, вопреки всем международным нормам, наши посольства арестовали, "заложниками совести" их объявив. И что это за термин такой новый появился? Ну а Блин, который утром по телефону попытался мне назидательным тоном свои претензии высказать, за что я его в момент матом отшил, ва-аще "икру метать" начал. Пресс-конференцию в Белом доме собрал и пообещал свои спутники оборонно-космические на уничтожение нашей ракеты задействовать.
   Я было встревожился такому обороту - вдруг, действительно, где-то на полпути ко Львову ракета над нашей территорией рванёт? Однако спецы меня успокоили. Два всего спутника таких у Штатов над Землёй вертятся, что лазерами с ядерной накачкой оснащены, но они разового действия, и тактика против них в России давно разработана. Не одна, а десять ракет одновременно стартуют, из них девять - простые болванки. Причём каждая на экране радара на пять сигналов равнозначных разделяется и определить, какой из сигналов ракете принадлежит, а какой пустышка-мираж, никак не возможно. Так что четыре процента удачи всего у Блина имеется, а у меня - целых девяносто шесть.
   Впрочем, и эти четыре процента против мне не очень понравились. Потому с вечера нажрался я "вумат" в одиночку и утром судного дня с трудом в себя пришёл. Спасибо Алиске - реанимировала, а то, боюсь, на момент торжественный пуска ракеты баллистической прибыть в Кремль не смог бы. Во казус исторический был бы в анналах!
   Только я в Кремль приехал, как меня прямо на пороге резиденции порученец по делам внутренним перехватывает и в аппаратную ведёт. Есть, оказывается, здесь такая комната, откуда я как главнокомандующий приказы напрямую по всей России отдавать могу. Впрочем, то же самое и из кабинета моего сделать можно, но тут как-то нагляднее - три стены дисплеями до потолка уставлены, какие-то кривули по ним мечутся хаотически, а операторы за пультами управления сидят и за кривулями наблюдают. Тут же, в центре комнаты, за пустым столом Сашок с генералом ракетно-космическим меня дожидаются.
   Здороваюсь я с ними с каждым за руку. Сашок морщится, ладонью перед мордой машет - мол, чтоб не дышал я на него перегаром. А генерал, тот ничего, тот сам на меня дымом табачным так дохнул, что мне с бодуна дурно стало. Обменялись, так сказать, любезностями. И всё же по выражению лица Сашка понимаю: рад он до беспамятства моему приходу, что не ему команду "Пуск!" отдавать придётся.
   Сажусь за стол и вопрос задаю:
   - Как там хохлы? Белый флаг не выбросили?
   - Нет, - басит генерал, сигаретой попыхивая.
   - А времени сколько осталось?
   - Восемнадцать минут, - отвечает Сашок и кивком головы на часы электронные указывает, где зелёные цифры так и мельтешат.