Глава 66
   Женщина стояла у мойки спиной к двери и гремела посудой. Ее терзало любопытство. Милиционер не мог пожаловать сюда без особой причины, и, если ему понадобилось только навести справки, он бы не застрял так надолго. Что-то случилось на улице. Но что? И какое отношение к этому имеет Иван Иванович?
   Конечно, доктор довольно странный человек. Он всегда был таким, а с тех пор, как от него ушла жена, стал ещё хуже. Квартира его точно склеп, хранящий память оставившей его женщины. Хорошо, что она ушла: своими вечными истериками она и её, Надежду, чуть было не доконала. А доктор её боялся. И рад был, что она ушла. Тем не менее до сих пор не разрешает переставить ни одной безделушки. Из благоговения? Какое там! На такое чувство доктор не способен. Скорее всего просто память. С тех пор он ненавидит всех женщин. У Надежды никак не укладывалось в голове: как можно ненавидеть женщин и быть врачом-гинекологом; правда, он стал врачом раньше, чем его бросила жена, и даже раньше, чем с ней познакомился. Доктору Нахтигалиеву сейчас ни много ни мало шестьдесят шесть лет, десять лет он был женат и уже двадцать лет разведен. Угрюмый молчун, привередливый старик. Да ещё эти подозрительные люди в последнее время...
   - Гм, гм... - Конон дал понять, что ждет в дверях. Надежда быстро обернулась и, чтобы скрыть смущение, тут же пошла в атаку:
   - Я не глухая, слышу, что вы здесь стоите, только жду, когда вы заговорите сами.
   - Неужели? А я решил, что вы меня нарочно не замечаете.
   - Да что вы? Еще чего! - Она тут же забыла о докторе и с любопытством уставилась на молодого капитана милиции. - Что случилось?
   - Вы ведь хорошо знали эту женщину? - спросил капитан. - Так мне сказал доктор Нахтигалиев.
   Надежда оторопела.
   - Я?.. Какую женщину?
   - Которая упала из окна.
   - Упала из окна? Из какого окна? Кто?
   - Мария Калашникова, - сказал капитан Кононенко.
   - Господи! - Надежда всплеснула руками. - Мария?..
   - Да.
   - И что?..
   - Умерла.
   - Ax!.. - Надежда ошалело уставилась на оперуполномоченного, потом перевела взгляд на потолок. - Упала, значит...
   - Я думал, вы уже знаете.
   - Откуда же?
   - Думал, вы подслушивали.
   - Я?.. Да что вы! Я не привыкла подслушивать. Вы говорите, она упала из окна? Это невозможно!
   - Я тоже так думаю, - согласился Конон. - Мне кажется, её вытолкнули.
   - Вытолкнули?! И она умерла? Только что была жива, и часа не прошло, как я с ней разговаривала! Забегала ко мне за томатной пастой, забыла купить, я, конечно, ей дала. Говорит, нужно для сандвичей, к вечеру, мол, ждет гостей, вернее, к пяти часам, и уже не успевает в магазин. Она и раньше, бывало, просила у меня то одно, то другое, и я всегда ей давала. Чего ж не дать, если есть?
   - Она ждала гостей? А кого именно, не говорила?
   - Нет, не говорила, но я-то сразу догадалась, что это те самые, больше некому.
   - "Те самые"? Кто такие?
   - Ну, эта, её подруга со своим женихом.
   - Вы с ними знакомы?
   - Не так, чтобы знакома... - на лице домработницы отразилось неудовольствие, - но видела я их предостаточно. Ну и девушка! Рыжая! Я сразу предупредила Марию, что эта дружба плохо кончится. Все рыжие хитры, точно лисы. Мария сначала только посмеялась. Зато потом наплакалась! Ко мне сюда приходила плакать, будто к матери родной, но никогда не рассказывала, почему плачет. Я её спрашиваю, а она - ни слова. Я уверена, что во всем виновата эта плутовка Марина!
   - Марина? А фамилия?
   - Не знаю я её фамилии. Эта невежа даже не соизволила мне представиться! А уж нос задирала! Ни разу не заглянула ко мне на кухню, точно я прокаженная. А если я зайду к Марии и она там сидит, то Мария просит меня прийти в другой раз. А эта Марина, как увидит меня, сразу отворачивается, нет чтобы поздороваться! Если бы Мария меня послушалась!.. Это она вытолкнула Марию из окна - вот что я вам скажу!
   - И вы можете это доказать?
   - А что тут доказывать? Пришла сюда пару лет назад в старой потрепанной пуховой курточке и таком же джинсовом костюмчике, а тут как-то вижу, щеголяет в добротной песцовой шубе! Мария была очень богатая, её муж, Юрий Николаевич, давал ей много денег. И дураку ясно, чего ради ходит сюда эта Марина! Хороша дружба! Деньги ей были нужны. Деньги Марии! Ходила, ходила, да и выходила! Эта шуба, поди, тысяч десять долларов стоит, а то и больше. А на чьи денежки? На деньги из наследства Марии! А уж так влезла к ней в душу, точно сестра родная. Другой раз и на ночь оставалась.
   - Ночевать?
   - Вот именно.
   - Откуда вы знаете?
   - Да здесь все слышно, что наверху делается. Я утром убираю квартиру и слышу, сколько человек там ходит, даже голоса различаю. А уж голос Марины я сразу узнаю, трещит, как сорока. Ужас как я на неё зла, что правда, то правда!
   Конон поднял глаза к потолку, затем перевел взгляд на домработницу.
   - Сегодня, например, что вы слышали?
   Надежда задумалась.
   - Ничего. Я все время была здесь, в кухне. Здесь ничего не слышно, только там, в комнатах.
   - А туда вы сегодня не заходили?
   - Сегодня приемный день.
   - А разве доктор принимает пациенток?
   - Да, но только по знакомству и рекомендациям, - стала выгораживать своего работодателя Надежда. - А так частной практикой уже давно не занимается. Говорит, что стар.
   - Хорошо, вернемся к нашему разговору. Вы сказали, что сегодня приемный день. Ну и что?
   - В приемной - больные, в кабинете - доктор, а мое место на кухне или в помещении консьержки. Я ведь здесь только немного подрабатываю, - опять заюлила домработница.
   - Хорошо. Кто открывает дверь больным?
   - Я.
   - А кто их провожает?
   - Когда как.
   - Сегодня сколько было больных?
   - Пока что одна, - не задумываясь, ответила Надежда.
   - Кто её проводил?
   - Конечно, доктор. Сам лично. Да, я забыла. Один раз я все-таки вошла в приемную, доктор меня позвал.
   - Зачем?
   - Спросил, куда делась больная из приемной.
   - Какая больная?
   - Я тоже его об этом спросила, потому что, кроме той женщины, больше никто не приходил. А он все равно спрашивает, говорит, слышал шаги.
   - Вы тоже слышали?
   - Какие-то шаги я слышала, но подумала, что это доктор ходит в приемной. А потом он меня позвал.
   - А может, в квартире находился кто-то чужой? - Надежда смутилась.
   - Ну что вы... Как он мог войти?
   - Например, вы забыли закрыть дверь.
   - Забыла закрыть?..
   - Или нарочно оставили её открытой. Думали, может, Мария снова к вам заглянет? Да?
   - Да... - со стыдом призналась Надежда. - Я оставила щелочку. Но чтобы сюда зашел кто-то, а я бы не заметила - об этом не может быть и речи!
   - Но ведь если вы стоите у мойки, вам не видно, что делается в прихожей.
   - Я бы услышала!
   - Случалось, что вы и раньше забывали закрыть входную дверь?
   - Ну да. Мне интересно, что происходит на лестнице, ведь здесь, на кухне, я как в тюрьме...
   - Знал кто-нибудь, - прервал оперативник её объяснения, - что вы не закрываете входную дверь?
   - Да... - Надежда смущалась все больше. - Мария знала и никогда не звонила в дверь, а прямо входила, потому что моему хозяину не нравилось, что она сюда ходит...
   - А скажите-ка, - Конон сплел пальцы, - кроме этой рыжей Марины, кто ещё бывал у Марии? Вы говорили, какой-то мужчина. Что вы о нем знаете?
   - Я как раз об этом и хотела сказать, - Надежда облегченно вздохнула, радуясь, что милиционер переменил тему. - Что правда, то правда, к ней приходил мужчина. Сначала он один ходил, а потом привел с собой эту Марину. Я, было, подумала, что он ухаживает за Марией, но... - она замолчала, вспомнив что-то такое, о чем ей не хотелось рассказывать, и, чтобы это скрыть, затараторила дальше: - Но как он мог за ней ухаживать, если Марина была его невестой? Мария его так любила... уж не знаю, кем он ей доводился? Бедняжка была сирота, одна, как перст, кроме Юрия Николаевича, у неё никого не было. Она никогда не говорила, кто он ей, этот мужчина, но была к нему очень привязана. И часто плакала. А один раз говорит: "Денис не виноват". А в чем?..
   - Фамилию его не называла?
   - Нет, просто Денис.
   - А ещё кто бывал у Марии?
   Надежда помедлила, потом решительно заявила:
   - Никто, больше я и вправду никого не знаю. Хотя, может, к ней и ещё кто ходил, - добавила она и снова потупилась.
   От внимания капитана не ускользнуло поведение Надежды, на лице которой было написано, что у Марии ещё кто-то бывал, но есть причины о нем не говорить. Надежда сжала губы, и капитан отложил выяснение этого вопроса на будущее.
   - Зачем было Марине выталкивать Марию из окна? - спросил Кононенко, Если, как вы говорите, она рассчитывала на её деньги, то источником дохода была для неё живая подруга, а не мертвая.
   - Тут дело нечистое... - со страхом прошептала Надежда.
   - То есть?..
   - Кто знает? - Надежда подняла глаза к небу. - Может, она с самим чертом дружит. Эта женщина на все способна!
   - У вас есть доказательства?
   - Есть!
   - Какие же?
   - То, что она рыжая!
   Конон отступил. Видно было, что Надежда больше ничего не скажет о Марине и Денисе. А о том, третьем, который бывал у Марии, Надежда говорить не хочет. Ну что ж, уже есть кое-какие сведения.
   - В таком случае... - Конон хотел попрощаться, но его остановил шепот Надежды.
   - Есть тут ещё кое-что...
   - Что же?
   - Только я бы не хотела, чтобы мой хозяин узнал, что я о нем рассказываю.
   Конон отпустил ручку двери.
   - Ну хорошо, - вздохнул он, - не узнает.
   Надежда начала с важным видом:
   - В последнее время я заметила, что здесь, - она многозначительно кивнула на дверь приемной, - происходят странные вещи. Доктор запретил мне об этом говорить, мол, это мои фантазии и надо мной будут смеяться, а он попадет в неловкое положение. Но я-то знаю, что это не фантазии. Сюда ходят мужчины!
   - Ну и что? - удивился Конон. - Что в этом особенного?
   - Уже тридцать лет, как сюда никто не ходит! Никто, кроме пациенток, понимаете? Доктор не такой человек. Я хочу сказать, не больно любит он водить знакомства. А теперь вдруг стали ходить! И всегда после моего ухода. Как-то я задержалась, выхожу и в дверях сталкиваюсь с одним из них. Только разглядеть я его не успела - он так и кинулся вниз по лестнице. Я, конечно, сказала доктору, а он говорит, мол, я обозналась, наверняка это была женщина. Ну и дела! Что я, дура, что ли? Я тут стала следить. Спряталась в кустах напротив дома, потом прокралась на лестницу. Так и есть: к нему ходят мужчины! А доктор скрывает. Не скрывал бы - я ничего плохого и не подумала бы.
   - А так, значит, подумали?
   - Уж больно у них неприятные лица. И ходят-то они украдкой! Точно делают что-то запретное. И доктор какой-то странный в последнее время. Раньше, бывало, он даже шкафчик с лекарствами оставлял открытым, а теперь и письменный стол запирает. А зачем? Он же прекрасно знает, что я не воровка!
   - В самом деле, - согласился Конон, - зачем?
   - То-то и оно! По-моему... мне кажется... эти мужчины имеют отношение к смерти Марии... Ох, бедняжка! Взять да и вытолкнуть! А этот Денис, о котором я говорила, он тоже сюда приходил, - Надежда побледнела, собираясь сообщить что-то очень важное: - Приходил, и не раз! Еще давно, когда школьником был... А для чего?.. - Она многозначительно замолчала.
   - Действительно, для чего?
   - Они меня выставляли! - возмущалась Надежда. - Доктор по два раза проверял, заперта ли дверь в приемную. Я, конечно, это заметила: зачем запираться, знает ведь, что я не любопытна. Было, значит, чего стыдиться!
   - Чего же?
   - А того, что доктор Нахтигалиев и этот Денис... - Надежда залилась краской.
   - Говорите, говорите, - ободряюще сказал Конон. Но домработница молчала. Капитан понял, что сегодня он уже ничего от неё не добьется. Он попросил её паспорт и списал данные. Затем вырвал из блокнота листок и написал свое имя и номер телефона. - Если решите ещё рассказать что-то, вы найдете меня по этому телефону. Хочу предупредить, что дача ложных показаний, сокрытие фактов, которые могут помочь следствию, карается законом. А пока я вас не вызову... - Кононенко не договорил.
   Надежда уже не слушала его. Она бессильно упала на стул и невидящим взглядом уставилась в каменный пол.
   Глава 67
   Матвею Борисовичу не хотелось радикально решать вопрос с агентством "Кристи и Пуаро", но собственная безопасность была дороже.
   - Вижу, Вадим Олегович, не по душе тебе эта операция? - спросил Суздальский своего начальника службы безопасности, заметив, что лицо Полковника было бледнее обычного.
   - Да, Матвей Борисович, это не шпану из преступных группировок ваших конкурентов громить - этих хоть каждый бы день сотнями клал, не жалко выродков, - вздохнул Полковник. - А сыщики - люди бывалые, все бывшие: бывшие комитетчики, бывшие менты, бывшие розыскники, бывшие армейские и флотские офицеры. И не их вина, что нужда заставила уйти с любимой работы и заняться новым делом. Но, видимо, без радикальных мер не обойтись.
   - Я смотрю, тебе их жалко. А себя, меня тебе не жалко? Куда ты со своей семьей денешься, когда я... меня не станет? Ты об этом подумал? Я хочу, чтобы после меня вы все нормально жили, а если мы промедлим, нас просто раздавят. Никто больше не возьмет вас на работу после службы у меня в конторе! Ну а в агентстве этом постарайтесь обойтись меньшими "радикальными" мерами. Вон твое родное государство на Северном Кавказе тысячи своих парней кладет в землю только ради того, чтобы наружу не вышло, что вся эта заваруха началась из-за того, что кое-кто в столице не поделил доходы с кем-то на Кавказе. Нашелся бы хоть один умный генерал, да перебросил эти войска в столицу...
   - И что бы тогда с нами было? - глядя ему в глаза, спросил Полковник.
   - Мы-то жили бы так же, как и прежде, потому что мы умные и были бы на стороне этого генерала, скрытно, тайно, конечно, но на его стороне, и помогали бы всем, чем могли, в наведении порядка в столице.
   - А остальная Россия? Где столько войск взять, чтобы и там порядок навести: армия вся до последнего боеспособного солдата и офицера на Кавказе, - продолжал возражать Котов.
   - А для всей России армия и не нужна. История показывает, что все революции совершаются только в столицах.
   - Странно, однако, Матвей Борисович, от вас такие слова слышать! удивился Полковник.
   - А это мое давнишнее мнение, ещё когда мы жили в период перестройки и гласности. Ты тогда ещё охранял безопасность советского государства, старик ухмыльнулся, - а самого главного нарушителя этой безопасности и не разглядел.
   - В то время по высшему руководству партии и правительства мы не работали: как только чиновник занимал райкомовское или райисполкомовское кресло, все дела и разработки на него изымались и уничтожались установленным порядком. Да и как нам было главного ухватить: взяток ему не давали, секретами не торговал, на высшем уровне это называлось демократическим обменом мнений.
   - А ты, Вадим Олегович, представь на минутку: издаются твои ценнейшие мемуары и статьи о новом мышлении и социализме с человеческим лицом. Ты получаешь и кладешь на счет в швейцарский, к примеру, банк гонорар в твердо конвертируемой валюте, так, на всякий случай, как говорится, на черный день. Часть гонорара, его мизерная часть, с большой помпезностью раздается детям-сиротам, инвалидам и ветеранам.
   Тираж настолько велик, что может сравниться с произведениями создателя советского государства и вождя всех времен и народов. Следовательно, чуть ли не в каждом доме должна быть эта книжица - бестселлер века. Послал я одного головастого парня диссертацию писать о том, как благодаря произведениям нашего руководителя страны готовится мировая социалистическая революция.
   - И что же он там откопал? - Матвей Борисович поднял указательный палец вверх.
   Вадим Олегович улыбнулся:
   - Наверное, никаких сборников статей и не было? - спросил он.
   - Были! В издательских и банковских документах значилось: выпущено столько-то сотен тысяч, а может быть, и миллионов - прости, запамятовал экземпляров. Но мой ушлый парень докопался-таки до истины.
   Издательство выпустило эту книгу очень малым тиражом, гонорар от которого как раз и раздали бедным. На Западе и в Штатах по одному-два экземпляра можно было найти только в крупных библиотеках, да на полках у местных коммунистов.
   Тогда возникает вопрос: где же остальные экземпляры? А их-то и в помине не было. Мой парнишка проверил в типографиях. На Западе ведь считают каждую копейку: сколько затрачено бумаги, краски, электричества, сколько положено типографским рабочим, сюда же проценты переводчикам, корректорам, редакторам и прочим, которые кормятся от реально выпущенного тиража.
   - А как же с предыдущими и сегодняшними нашими руководителями? искренне заинтересовавшись, спросил Котов.
   - Все то же самое, за исключением твоего бывшего шефа. Когда он пришел к власти, то махинаторов от типо-графского и издательского бизнеса просто расстрелял: те ведь тоже от мемуаров руководства кормились. Может, честным человеком был, может, просто хотел казаться таковым - сейчас об этом судить трудно.
   - Ну спасибо, Матвей Борисович, просветили.
   - Не за что. Отдаю всю эту информацию тебе бесплатно, может, пригодится для мемуаров. А чтобы все это поточнее разузнать, сообщу тебе адресок моего парнишки - он после того как все узнал о партийной верхушке, стал диссидентом и остался в Штатах. И ещё открою тебе маленькую тайну, понизив голос до шепота, сказал Суздальский и даже слегка наклонился к собеседнику. - Твой бывший начальник, который после стал главой государства, все-таки нарушил постановления партии и правительства и вел с помощью своих подчиненных досье на каждого чиновника, начиная с райкомов комсомола и заканчивая столицей.
   - Тогда понятно, почему народ подбивали на штурм Лубянки!
   - Правильно мыслишь. Вот только архивов там не оказалось - одни пустые полки в сейфах. Вот сейчас и сидят в холодном поту наши отцы от власти и в штаны мочатся. Я тоже за ними гонялся, но так и не нашел, хотя видел их и точно знаю, что они существуют.
   - Может, организовать поиски снова? - спросил Полковник, загоревшись этой идеей.
   - Ты, Вадим Олегович, сначала с "Кристи и Пуаро" разберись, а там видно будет.
   - Все сделаем в лучшем виде и, как говорит военное начальство, малой кровью. А поручу я это дело нашему помощнику Иваненко: этот будет землю рыть, чтобы выслужиться перед начальством.
   - На том и порешим! Действуй, а после операции со всем, что найдете там, ко мне.
   Глава 68
   Банкет в честь отъезда военного атташе капитана первого ранга Владимира Николаевича Голубева прошел на высшем уровне. Об этом офицере очень тепло отзывались все в посольстве - от Трубецкого до дежурного коменданта. Присутствовали также официальные представители национального министерства обороны и министерства иностранных дел. Произносилось множество тостов и речей в честь виновника торжества.
   Сергей Михайлов уже почти месяц не имел возможности встречаться с посольскими военными, так как они договорились заранее, что не будут нервировать Макарова и его людей. И только вчера у него появилась реальная возможность переговорить с ними, и то лишь благодаря Владимиру Васильевичу Трубецкому, который, взяв часть расходов по случаю банкета на плечи посольства, поручил Михайлову оказать помощь Голубеву и Богуславскому в закупке и доставке продуктов и всего необходимого.
   Василий Семенович Макаров, нынешний офицер безопасности посольства, тоже "позаботился" оказать помощь военным, но несколько своеобразно: он прикрепил к Сергею в качестве шофера и грузчика на его "шестерку" одного из телохранителей посла, Сашу.
   Рано утром, закупив необходимые продукты на рынке, Михайлов и Саша привезли их в резиденцию посла. Там уже стоял "опель" Богуславского. Перенося продукты из машины на кухню, когда телохранитель не мог подслушать их разговор, помощник военного атташе шепнул Сергею на ухо:
   - Попробуй оторваться от своего "хвоста", - он кивнул на двор, где у открытого багажника машины возился его тезка, - Владимир Николаевич хочет с тобой поговорить.
   - Попробую, - с готовностью ответил Михайлов, - в следующую ходку я загружу часть продуктов в машину, а другую часть оставлю на рынке. Когда приеду в резиденцию, ты должен быть уже здесь. Я поручу Саше разгрузить машину, а сам с тобой вместе поеду за оставшимися продуктами. Там и договоримся. У меня есть кое-что интересное!
   - Хорошо, я все передам Владимиру Николаевичу. Буду ждать твоего возвращения с рынка, - они разошлись, так как груженный ящиками и пакетами охранник Саша уже приближался.
   После второй поездки на рынок все получилось так, как и рассчитывал Сергей. По приезде в резиденцию он поручил охраннику разгружать машину, а сам, сославшись на то, что необходимо срочно забрать оставшиеся продукты, прыгнул в "опель" Богуславского к великому неудовольствию посольского телохранителя.
   В машине Саша Богуславский связался по радиостанции с Голубевым и, условными фразами обрисовав их положение, спросил, что им сейчас делать.
   Михайлов не понял, что отвечал военный атташе, но Саша "расшифровал" его инструкции.
   - Сейчас едем на рынок, забираем оставшуюся часть продуктов. Продавцам говорим, что нам необходимо заехать заказать где-нибудь сладкое к чаю. Если мой тезка или кто-нибудь из людей Макарова туда сунется, им придется искать ветра в поле.
   - А мы?
   - А мы поедем в сторону центра и там ненароком "сломаемся": колесо у нас спустит или что-то в этом роде. А Владимир Николаевич, "случайно" проезжая мимо, немножко поможет нам. Там и переговорим: место это хорошее, тихое, в самый раз для нашего разговора.
   Через полчаса Михайлов, Голубев и Богуславский сидели у "пробитого" колеса Сашиного "опеля" и тихо беседовали.
   - Ну что, Сергей Альбертович, ваш знакомый за это время не давал о себе знать?
   - Нет, даже странно как-то. А сведения о подводной лодке в Трабзоне я передал через квартирную хозяйку, а она каким-то другим людям. По той же цепочке я получил и ответ с его благодарностью.
   - Ничего, я думаю, что скоро он объявится!
   - Вы так думаете?
   - Времена наступают интересные. У меня заканчивается командировка, и вместо меня сегодня вечером прилетает мой сменщик, Михаил Иванович Станиславов.
   - Так он же военный атташе в одной из стран Средней Азии! - удивился Богуславский.
   - То-то и интересно: оттуда прямиком на замену мне. Там отсидел в буквальном смысле три года и сразу же сюда.
   - Да, повезло мне, - невесело произнес Александр.
   - А что это за фрукт Станиславов и с чем его едят? - попытался шуткой разрядить напряженность беседы Сергей.
   - Фрукт ещё тот! А вам вряд ли будет по зубам. Этот человек практически всю свою сознательную жизнь после получения офицерских погон и обучении в академии защищает нашу Родину, сидя в валютном окопе на дальних, но важных рубежах нашей страны. Михаил Иванович привык, чтобы все работали только на него. Даже если подчиненные знают больше, чем он, сделает все, чтобы принизить их в глазах руководства.
   - Я так понимаю, - вставил слово Михайлов, - что ваши пророчества сбываются: Станиславова прислали, потому что и в вашей конторе появились заинтересованные в этом деле люди. Что же на самом деле интересного или страшного в этих документах? Ничего не понимаю! Хотя... на прошлой неделе приходил ко мне по ветеранским делам один старик...
   - Это то, что вы хотели рассказать? - спросил Голубев.
   - Да, как раз об этом старике я хотел вам рассказать и попросить совета.
   - Давайте по порядку, Сергей Альбертович. Значит, к вам пришел старик... Когда это было?
   - Он пришел вечером, в прошлый вторник. Консул Степашин назначил меня дежурным дипломатом, и я уже заканчивал прием посетителей, когда охранник консульского отдела привел ко мне посетителя, который хотел получить российское гражданство. Вы же знаете, что мы с каждым обратившимся в консульский отдел проводим беседу, проверяем основания на получение гражданства, а затем выдаем бланки анкет и заявлений для его оформления.
   По документам, этому старику, а звали его Кириллом Мефодиевичем Овчинниковым, было восемьдесят лет. Все законные основания для получения гражданства он имел, и я не видел каких-либо препятствий в этом. Но после оформления документов он спросил:
   - Могу ли я рассчитывать на материальное возмещение ущерба моему здоровью в связи с нахождением в немецком плену в годы Великой Отечественной войны?
   Я разъяснил ему порядок составления такого ходатайства и объяснил, что для этого необходимо какое-либо документальное подтверждение или свидетельство двух очевидцев факта его пребывания в плену.
   - А что лучше, - спросил посетитель, - принести вам документы или привести сюда моих товарищей по плену?
   Я был слегка ошеломлен: не каждый посетитель консульского отдела по вопросу выплаты денежной компенсации правительством ФРГ бывшим узникам немецких концентрационных лагерей имел или документы, или свидетелей, а у Кирилла Мефодиевича было и то, и другое.
   Я сказал ему, что желательно, чтобы были и документы, и свидетели, потому что скорее всего этим свидетелям также понадобится оформлять подобные ходатайства. Тогда все можно будет сделать за один раз.
   - А пока, - попросил я его, - перепишите, пожалуйста, что нужно иметь с собой для оформления ходатайства.
   На каждом стандартном листе наши машинистки в целях экономии бумаги печатают по два экземпляра бланков заявления. Я достал свой нож для резки бумаги и стал готовить листы для работы на завтра. Вдруг, замечаю, что Кирилл Мефодиевич перестал писать и уставился на нож.
   - Откуда у вас этот нож, молодой человек? - спросил он, не отрывая взгляда от лезвия.
   - По случаю подобрал, - ответил я.