Задонский С.. Гонец из прошлого (Посыльный 'серой стаи' - 1)

   Однако уже через несколько дней от былого гнетущего настроения не осталось и следа: Юрия Владимировича захватила работа - и депутатская, и писательская, и та, о которой знали только несколько человек.
   По прибытии в страну все депутаты были приглашены Трубецким на прием, устроенный в посольстве в их честь: через несколько месяцев Владимир Васильевич должен был уезжать из страны, и контакты с народными избранниками ему могли пригодиться.
   Представляя прибывших гостей, Трубецкой не упустил возможности показать свою информированность в отношении Поляковского:
   - Господа, среди наших гостей находится известный писатель Юрий Владимирович Поляковский, который приехал в эту республику не только выполнять свои обязанности депутата Государственной Думы, но и собирать материал для новой книги.
   Весь зал зааплодировал, а вокруг "известного писателя" на секунду сразу же образовался пустой круг от расступившихся рядом людей. К Юрию Владимировичу тут же подскочил советник по культуре с небольшим "переговорным" (как называют их дипломаты) флажком и взял автограф на память.
   Женщины - служащие посольства - сразу обступили писателя и стали забрасывать его обычными для таких ситуаций вопросами о творческих планах. Поляковский коротко рассказал о новых задуманных произведениях, упомянув о том, что в последнее время стал больше интересоваться проблемами военной истории. Затем к нему подошел консул Степашин и под руку увел его от женского общества.
   Консул преследовал свою цель: он хотел, чтобы Поляковский переговорил с российскими военными пенсионерами и ветеранами, которые последнее время стали просто осаждать посольство. Александр Александрович Степашин считал, что, хотя посол и поступает по-человечески, выдавая этим заслуженным и пожилым людям от себя лично пусть символические, но деньги, все-таки это должно быть заботой государственной. И в этом Степашин хотел заручиться поддержкой Юрия Владимировича.
   - С чего вы хотите в наших краях начать свою работу как писатель? поинтересовался консул.
   - Немного поработаю в посольстве, почитаю некоторые статистические материалы, затем покопаюсь в республиканских гражданских и военных архивах. А дальше - видно будет!
   - Вы знаете, Юрий Владимирович, - участливо заметил Степашин, - в этой республике проживают ветераны, которые для вас - как для писателя, работающего над произведением военно-исторической тематики, - просто бесценный клад информации. Они могут очень много интересного вспомнить и рассказать!
   - Я прекрасно это понимаю, но ведь за мою короткую командировку мне придется встретиться с сотнями ветеранов, выслушать, записать их рассказы, а потом систематизировать и проанализировать все, что узнаю. И только тогда, когда в повествовании будет видно хоть какое-то рациональное зерно, можно будет начинать работу. Извините, дорогой Александр Александрович, но мне и двух, и даже трех таких командировок для этого дела не хватит. Поэтому я все-таки начну с местных архивов, - резюмировал Поляковский.
   - Насчет времени вы правильно говорите. Но в наших силах для вас его значительно сэкономить.
   - Каким же это образом, разрешите поинтересоваться?
   - До банальности простым. Почти все ветераны при обращении в посольство направляли нам довольно пространные, на нескольких листах, описания своих заслуг перед Родиной. Может быть, в моих устах это звучит кощунственно, но они в своих посланиях расписывали совершенные ими подвиги, как заправские писатели - даже самому интересно почитать.
   - И когда вы сможете мне подготовить их письма? - поинтересовался Поляковский.
   - Да их и готовить не нужно! - уловив интерес писателя, продолжил Степашин. - Мы ведь бюрократы, подшиваем в дела только прошения, заявления, справки, характеристики и всякую подобную бумажную канитель. А бумажное изложение души или памяти...
   - Ну вы прямо поэт, Александр Александрович! - сделал комплимент консулу Поляковский.
   Степашин картинно поклонился, приложив руку к груди.
   - А бумажное изложение души или памяти бюрократам и чиновникам в Министерстве иностранных дел не нужно. Поэтому я распорядился в качестве попытки создать посольскую традицию подшивать эти письма в отдельную папку. У меня в консульском отделе за неё отвечает третий секретарь посольства Сергей Альбертович Михайлов. Я его к вам на недельку прикреплю, чтобы он помог разобраться с нашим "вектором времени".
   - "Вектор времени"? Что это такое? - заинтересовался Поляковский.
   - Это наш Сергей Альбертович папку с воспоминаниями ветеранов войны, труда и вооруженных сил, именно с воспоминаниями, а не заявлениями и просьбами, назвал так поэтично: "Вектор времени".
   - По-моему, звучит неплохо - "Вектор времени"! Как это у Николая Рериха: "Из камней прошлого созданы стены грядущего", - и, немного подумав, повторил: - "Вектор времени". Кратко и очень емко! Вектор начинается с какой-то точки отсчета в истории или пространстве, а направляется куда-то в ещё не известную Вселенную. Очень красиво!
   - А вот и ваш помощник, - сказал Степашин, подхватив под руку проходившего мимо со стаканом сока Михайлова. - Разрешите представить, самый главный наш специалист по всем жизненным вопросам ветеранов войны Михайлов Сергей, - отрекомендовал он молодого дипломата.
   - Поляковский Юрий Владимирович, - представился писатель, - депутат Государственной Думы. Очень приятно познакомиться!
   Глава 89
   Придя в посольство после обеда, Михайлов увидел у красного "опеля" Богуславского жену помощника военного атташе Ирину с детьми - близнецами Сережей и Мишей, которые так помогли им в Трабзоне.
   Ирина поздоровалась с Сергеем, задала пару несущественных, или, как говорят дипломаты, протокольных вопросов. Тут к Сергею подбежал его тезка и спросил:
   - Как дела, дядя Сережа?
   - Да ничего, а у тебя как?
   - И у меня ничего, - ответил малыш. - В школу с братом готовимся. Вот папа пеналы нам купил. Посмотрите, какие красивые, военные, кмфлир.., кумафлир.., камуфлированные, - поправился мальчик.
   - Посмотрите, посмотрите, Сергей. Это очень интересные пеналы, сказала Ирина.
   Тон, которым она произнесла эти слова, заинтриговал дипломата. Михайлов взял из рук малыша пенал и тихонько стал открывать молнию. В этот время она подошла ближе и закрыла их от камеры наружного наблюдения службы безопасности.
   Сергей раскрыл пенал и, увидев в нем микрокассету от диктофона, все понял, быстро вынул её и спрятал в карман куртки. И только после совещания у посла, уже в своем кабинете он достал диктофон, подключил к нему наушники и стал слушать.
   "Наш разговор записывается на диктофон - у нас так принято, послышался в наушниках голос Голубева, - но если вас это не устраивает, мы можем предложить другой вариант.
   Овчинников. Нет, пожалуйста. Вы сами смотрите, как для вас удобно.
   Голубев. Тогда прошу вас, Кирилл Мефодиевич, рассказать все, начиная с момента нападения немцев на нашу страну в 1941 году.
   Овчинников. Войну я встретил старшим помощником водолазной команды на Азовском море. С началом войны я записался добровольцем на фронт - мне как раз в начале июня исполнилось восемнадцать. В военкомате я не сказал, что работал на водолазном боте, и меня определили в артиллеристы.
   Для обучения отправили в школу младших артиллерий-ских специалистов во вновь формируемый стрелковый корпус рядом с украинским городом Сумы. Готовили меня командиром расчета гаубицы. Все номера расчета, включая меня, были крепкими, как на подбор: ведь снаряд нашей гаубицы весил двадцать четыре килограмма, а за один огневой налет мы должны были перекидать до ста таких снарядов.
   Но за короткую артиллерийскую службу нам так ни разу и не пришлось выстрелить. Наш стрелковый корпус был спешно переброшен под село Бакаево Полтавской (ныне Черкасской) области. И там произошло невероятное, - по крайней мере я до сих пор ни в одном документе, ни в мемуарах или историческом исследовании не нашел тому объяснения.
   А было так. Мы все были экипированы, что называется, с иголочки: новенькая полевая форма, кожаные скрипучие ремни, вместо ботинок с обмотками - настоящие кирзовые сапоги. Всем со склада выдали винтовки, карабины, автоматы и пулеметы новенькие, в заводской смазке. В корпусе имелось несколько десятков легких танков и бронемашин. Артиллерийская материальная часть, правда, была старой, ещё времен русско-японской войны. Но дело было не в этом - наш корпус действительно был боевой единицей, способной эффективно воевать, личный состав которого рвался на фронт, хотя мы не имели практически ни одного патрона, а наши пушки и танки стояли без единого снаряда и почти без горючего.
   Мы стояли в одной из сельских хат. Хозяин был на фронте, а дома остались жена и шестеро детей, младшему из которых было четыре года.
   Однажды, это было, по-моему, в конце августа или в сентябре, нас построили на току в колхозной усадьбе. Пришли и многие из местных жителей ходили слухи, что корпус вот-вот двинется на фронт, артиллерийскую канонаду которого уже было слышно. Тут же во дворе машинно-тракторной станции был расположен парк нашей боевой техники; наши танки, бронемашины, тягачи с пушками, автомобили были выстроены ровными рядами и накрыты маскировочными сетями. В стороне, у пруда стояла загородка с лошадьми.
   После прибытия командования какой-то дивизионный офицер (в то время наше командование менялось так быстро, что мы даже не могли запомнить их фамилии и воинские звания) стал читать обращение народного комиссара обороны к бойцам и командирам, и потом сводку Совинформбюро. Вдруг после некоторого замешательства старшие командиры бросились к своим "эмкам" и бронемашинам и куда-то укатили.
   Когда пыль после их бегства осела, мы увидели, что окружены немецкими мотоциклистами и парашютистами, которые выросли, будто из-под земли. Послышались одиночные выстрелы - это покончили жизнь самоубийством некоторые командиры и комиссары. Остальным ничего не оставалось, как поднять руки вверх.
   Так мы оказались в плену. Никто из нас и не подумал оказать сопротивление немцам. Только один человек попробовал это сделать четырехлетний сынишка нашей хозяйки, Мишка. Он выхватил из ящика, стоявшего около одной из наших полуторок, бутылку с зажигательной смесью "КС" и швырнул её в немецкую машину. Бутылка разбилась, но жидкость не воспламенилась, потому что нужно было сначала поджечь фитиль. Немцы рассмеялись, показывая пальцами на плачущего от обиды малыша. Потом выскочил водитель "подбитой" машины и ремнем стал стегать Мишку. Тот вывернулся и убежал.
   Немцы явно были озабочены таким количеством пленных - небольшая группа их мотопехоты и десантников пленила стрелковый корпус численностью около пятнадцати тысяч человек.
   Немцы, отобрав несколько десятков солдат из числа плотников и столяров, увезли их куда-то, а мы ещё в течение пяти дней сидели на колхозном току. Оружие все время находилось в козлах в ста метрах от нас за линией охраны.
   Через пять дней нас всех построили. За это время куда-то убрали всю нашу технику и часть гужевого транспорта. Оставшиеся повозки не могли вместить то количество стрелкового оружия, которое так легко досталось немцам в качестве трофеев. В течение шести часов несколько пленных солдат вытаскивали затворы и штыки из винтовок и пулеметов и аккуратно складывали их в телеги. Затем нас побатальонно выводили с тока и выдавали наше же, но уже не пригодное к бою оружие, которое мы несколько дней потом тащили на себе. Как только мы сдали оружие на немецкий склад, нас привели в первый наш полевой фильтрационный лагерь. Вот тогда мы поняли, зачем отбирали в самом начале группу пленных, - они в течение недели строили этот лагерь, а сами, как мы узнали позже, к моменту нашего появления уже лежали в братской могиле.
   С этого начались мои лагерные мытарства.
   Не помню уже, в каком по счету лагере это было. Нас построили на аппельплаце и стали отбирать из нас, доведенных до истощения, более крепких.
   По плацу ходили немецкие офицеры и из всего состава заключенных отобрали несколько десятков узников, среди которых оказался и я. Нас отправили в санитарный барак. К нашему удивлению, в течение целого месяца нас неплохо, по лагерным меркам, кормили. Потом опять построили. Между нами ходили немецкие офицеры и отбирали в различные команды. Среди немцев был один морской офицер. Он отобрал группу самых крепких заключенных. Я же попал в другую группу, которую набирал толстый майор с медицинскими петлицами. Когда мы уходили с плаца, морской офицер, что-то шепнув на ухо майору, указал сначала на мою татуировку в виде корабельного якоря, обвитого цепями, а затем на меня. После этого конвоир перевел меня в команду моряка. Это было уже в конце лета 1943 года. А через месяц, осенью, наша команда оказалась на острове Узедом".
   Глава 90
   Кирилл Климович Квасов пребывал в плохом расположении духа. Начальник управления и городская прокуратура торопили с расследованием дел, которые, по словам оперативников, медленно, но уверенно переходили в разряд "висяков".
   По делу о гибели семьи Калашниковых было сделано много: собран фактический материал на Марию и Юрия Николаевича, адвоката Кирзнера, Демидова - отца Марии, соседа Калашниковых - пенсионера Нахтигалиева, но дальше расследование не сдвинулось ни на шаг. Особенно расстроило всех заключение судебно-медицинской экспертизы о причине смерти Юрия Николаевича Калашникова, в котором говорилось, что "причиной смерти явилось полное разрушение мозга вследствие произведенного выстрела в рот жертвы неустановленным боеприпасом". При этом полностью исключалось газовое и холодное оружие. Указывалось также, что Калашников за несколько часов до своей гибели ел конфету-карамель, остатки которой были найдены в мозговых тканях, однако в желудке и кишечном тракте судмед-эксперт не нашел ни одной субстанции, сходной по химическому составу с карамелью.
   Не давал результатов и оперативный розыск Марины и Дениса - друзей Марии Калашниковой.
   Кирилл Климович сидел за рабочим столом и бессмысленно нажимал клавиши персонального компьютера. От этого на экране уже образовалось большое, в страницу, слово, представляющее собой обыкновенную абракадабру.
   Дверь без стука распахнулась, и в кабинет залетел Кононенко.
   - Привет, Кир, - поздоровался он и бросил беглый взгляд на экран монитора. - Поня-я-ятно! - протянул он. - Был на приеме перед светлыми очами нашего генерала? И он, как всегда, нелестно отозвался о нашей работе?
   - Не ерничай. Сам понимаешь, что кто-то будто специально вешает на нас все трупы, которые не поддаются разработке.
   - Ну, допустим, не специально, а вполне закономерно. Кто, кроме нашего "убойного" отдела, будет ими заниматься? Да, кстати, как там с обещанием нашего генерала подбросить нам оперативного люду для раскрытия этих дел? Я, да ты, да Малыш, не слишком ли "много"? - язвительно спросил Кононенко.
   - Ты, Василий, доболтаешься до того, что и стажеров у тебя заберут, кто тогда всю бумажную работу будет делать? - в тон ему ответил Квасов.
   - Тогда будем переквалифицироваться в...
   - ...управдомы, - продолжил фразу Трика.
   - Нет же, конечно. Наша милицейская форма приросла к нам так, что её отодрать можно только со шкурой. Лучше перейти в нашу доблестную ГАИ: и при форме, и при деньгах, и уважение всенародное тебе.
   - Так нас там и ждут с распростертыми объятьями! Ну ладно, ты чего не рыскаешь по всей столице и не ищешь преступников, а прохлаждаешься в управлении? - прервал болтовню Трика.
   - Я за этим и зашел к тебе. Слушай, Кир, выручай, ты все равно на компьютере гениальные ребусы составляешь, а мне надо в город, с одним моим старым знакомым встретиться, может, шепнет пару слов на ушко.
   - Ну и беги, кто тебя держит?
   - Да, понимаешь! Генерал этого своего холуя...
   - Не холуя, а психолога отдела по воспитательной работе среди личного состава, - официально поправил капитана Кирилл Климович.
   - Ну да, холуя из отдела по борьбе с личным составом управления, - как будто не расслышав замечания, продолжил Конон, - куда-то отправил, а тут я ему на глаза попался, и он приказал мне посидеть с полчаса на приеме населения вместо пси-хо-ло-га. И вот я там торчу уже второй час и неизвестно, когда ещё освобожусь.
   - И что ты от меня хочешь? Чтобы я сходил к генералу или отыскал тебе этого хол.., тьфу, запутал совсем, психолога?
   - Большего от тебя хочу, друг мой. Посиди там немного за меня...
   - Ага, с полчаса...
   - ...а я по городу побегаю, хоть согреюсь немного, а то в приемной уж очень холодно. Да, кстати, там женщина одна молодая на прием пришла. Так она хочет разговаривать непременно с милицейским начальством. А меня в джинсах она совершенно не воспринимает, а ты в форме, при всех орденах и регалиях. Говорит, что у неё очень важные для уголовного розыска сведения, которые, по её словам, помогут нам раскрыть какое-то дело двухлетней давности.
   - Еще одна мисс Марпл? - с иронией спросил Квасов. В последнее время, как только объявили, что за оказанную милиции помощь в расследовании уголовных дел будет выплачиваться вознаграждение, на прием в управление пошли все, кому не лень. Преимущественно это были пенсионеры, а также бомжи и подростки.
   - Нет, она производит впечатление вполне нормальной женщины без этих, - он повертел указательным пальцем у виска, - выкрутасов.
   - Хорошо, сейчас спущусь в приемную. А ты узнай у своего товарища из ГАИ про ту машину, которая была засвечена по делу Калашниковых.
   - Он мне звонил и сказал, что выполнил мою просьбу, но по телефону говорить что-либо отказался - только при личной встрече. Вот как раз и заеду в их контору. Ну, я побежал!
   - Давай, вали! Вечером в девятнадцать часов вся группа, включая стажеров, должна быть у меня в кабинете.
   Квасов спустился в общественную приемную. Войдя в кабинет, который был отведен Кононенко, он увидел симпатичную молодую женщину, которая кокетливо окинула взглядом из-под широкополой шляпы вошедшего офицера.
   - Начальник отдела майор Квасов Кирилл Климович, - представился Трика.
   - Щеблыкина Галина, - стрельнув глазками в майора, сказала женщина.
   - Я слушаю вас, Галина, извините, по отчеству...
   - Называйте меня, Кирилл Климович, просто Галей или Галиной, если хотите.
   - Хорошо, Галина. Так что вас привело в наше ведомство? поинтересовался Квасов, доставая все необходимое для записи беседы.
   - Мужчины, - тихо ответила женщина, пристально глядя в глаза майору.
   "Вот, началось, - пронеслось в голове Кирилла. - Теперь надо аккуратно от неё избавиться, а то напишет кляузу начальству за нечуткое отношение к посетительнице. Докажи потом обратное!"
   Щеблыкина, видно, заметила изменение в настроении майора и уже погромче сказала:
   - Вернее не мужчины, а мужчина, а если точнее, то один юноша, уточнила она.
   - Я вас внимательно слушаю, Галина, - сказал майор и подумал: "Уже лучше. Слава Богу, юношей в управлении, кроме стажеров и Малышонка, нет. Значит, не по нашу грешную душу".
   - Недавно на пляже, - начала женщина, - я познакомилась с одной очень красивой рыжеволосой девушкой. Но дело не в ней, а в её женихе. Тоже очень красивый и крепкий парень. Зовут его Денис.
   - И в чем здесь, как говорят цыганки, наш интерес?
   - Дело в том, что этого парня, правда, ещё совсем мальчишкой, я видела у вас в милиции, - произнесла Галина и сделала театральную паузу.
   - Но у нас мальчишки не служат. Может, вы видели его где-нибудь в другом месте, а не в милиции?
   - Нет, именно у вас в милиции. Его портрет висел на стенде с надписью "Внимание: розыск" или "Их разыскивает милиция" - точно я не помню.
   Квасов записывал показания в протокол, а сам думал: "Денис! Последнее время что-то очень много подобных имен мелькало перед глазами. Как назло, с утра начальство настроение испортило, не могу сосредоточиться. Денис! Денис! Где я его..."
   И тут его осенило.
   - Вы говорите, рыжеволосая девушка? А как её звали?
   - А при чем здесь эта девушка? - удивилась Галина. - Я вам говорю, что вы этого Дениса два года тому назад разыскивали по подозрению в трех или четырех убийствах.
   - Я вас прекрасно понял. Давайте уточним некоторые детали. Так как звали девушку?
   - Марина.
   - Красивая, высокая, рыжеволосая?
   - Да. Красивая, рыжеволосая, но не такая уж и высокая.
   - Где вы с ней познакомились?
   - Мы с подружкой отдыхаем в санатории, а Марину в санаторий устроил её жених.
   - Кто вам сказал, что они жених и невеста?
   - Да она сама и сказала. Я ей намекнула, что жених её - очень опасный человек, и она как-то сильно смутилась, точнее, испугалась.
   - Понятно. Она, эта Марина, до сих пор в санатории?
   - Даже не знаю. Сегодня я её ещё не видела - рано выехала в город, а вчера во всяком случае она была на месте.
   - А жених тоже отдыхает в этом санатории?
   - Нет, он работает. Оставил девушку одну, а сам уехал. А там столько мужчин, - лукаво стрельнув глазами, протянула женщина.
   - На чем уехал? Такси, машина, автобус, электричка, пароход? - быстро спрашивал Квасов.
   - У него темно-зеленая "шкода".
   - Вы уверены? Сейчас много марок автомобилей, очень похожих друг на друга.
   - Да, уверена, Это была "шкода-Октавия" темно-зеленого цвета. Номер я не запомнила, - сразу же предвосхитила вопрос майора Галина.
   - Вы сказали, что видели этого Дениса на листовке и он выглядел, как мальчишка. А сейчас: что, он сильно изменился?
   - Да, за это время он сильно возмужал и окреп: уже не мальчик, до мужчины осталось совсем немного.
   - Хорошо, а когда вы его видели в милиции на фотографии? Можете припомнить дату или хотя бы приблизительно время: ну там зима, лето, осень, весна? - с надеждой спросил Кирилл.
   - Почему же приблизительно? Посмотрите мой паспорт: как раз в этот день я его получала, - и женщина протянула свой паспорт офицеру.
   Квасов раскрыл документ на странице, где стояла дата его выдачи, и набрал по телефону номер дежурного.
   - Это Квасов. Пожалуйста, найди мне все фотографии и листовки по розыску, которые висели у нас на стенде летом два года назад. Если нужна точная дата, то... - он продиктовал дату, указанную в паспорте Щеблыкиной.
   Трика положил трубку, достал сигареты и предложил их молодой женщине. Та приняла сигарету, прикурила от своей зажигалки и эффектно выпустила струйку дыма в потолок.
   Через пять минут в кабинет постучали, и помощник дежурного по управлению внес большой альбом.
   - Вот, - доложил он. - По журналу в этот день на доске у нас висели следующие фотографии, - и он продиктовал их номера по каталогу.
   Квасов, быстро листая каталог, вытащил пять листовок под заголовком "Внимание: розыск". Затем завернул текстовую часть так, чтобы были видны одни лишь фотографии, встал и официальным тоном обратился к женщине:
   - Гражданка Щеблыкина, прошу вас указать, есть ли среди предъявленных вам фотографий фото жениха вашей знакомой?
   - Да, вот, - и она тут же ткнула изящным мизинцем в фотографию Дениса Пересветова.
   - Вот так так, - присел на свое место Квасов. Он быстро подписал Щеблыкиной пропуск, поблагодарил за оказанную помощь и проводил до контрольно-пропускного пункта.
   - Галина, большая просьба к вам. Ни при каких обстоятельствах никому, даже вашей подруге и этой самой Марине не говорите, что были у нас. Сегодня же наш человек приедет в санаторий, и вы осторожно покажете эту девушку, а может быть, и её жениха.
   Проводив её, майор быстрым шагом направился в свой кабинет. "Вот как интересно получается. Я думал о Денисе, фигурировавшем по делу гибели семьи Калашниковых, а нашел, кроме него, ещё и Дениса, которого разыскивали по делу об убийстве его родителей, участкового милиционера и учителя физкультуры! - размышлял на ходу Трика. - Конон будет локти кусать из-за того, что упустил такого ценного свидетеля".
   Глава 91
   На следующий день Поляковский и Михайлов засели в кабинете вице-консула. Даже импровизированный обед - бутерброды и кофе с булочками им подали против правил, заведенных в консульском отделе, прямо на рабочее место.
   Дело с таким поэтическим названием "Вектор времени" представляло собой три пухлые папки, в которых были подшиты пять сотен писем ветеранов, заслуженных людей, чьими подвигами на фронте и в тылу может гордиться наша страна.
   Юрий Владимирович Поляковский просматривал письма, некоторые, заинтересовавшие его, изымал из дела и откладывал в сторону, а Михайлов в конце дня должен был с них сделать ксерокопии и привезти в гостиницу к писателю.
   Уже в первой папке Юрий Владимирович увидел то, что искал, - обращение Игоря Вячеславовича Трофимова к послу Российской Федерации. Он пролистал этот документ. К нему было прикреплено довольно-таки объемистое приложение. Поляковский просмотрел его так же внимательно, как и прочие документы, и хотел было извлечь из дела, но увидел приписку, что все, подписавшие обращение Трофимова, уже выехали в Россию.
   - Здесь, - указал он на письмо одного из подписавших обращение ветерана, - рассказывается об очень интересной истории времен прошлой войны. И что самое интересное, она касается обстановки на Северном Кавказе. Думаю, вы сами прекрасно понимаете, как это важно в нынешней ситуации провести ваш "вектор времени" из прошлого, если не в будущее, то хотя бы в настоящее. Может, именно в этом скрыта возможность решения северокавказской проблемы.
   Михайлов поднялся и заглянул через плечо Поляковскому. По его виду нельзя было понять, как относится он к тому, что сказал писатель.