Страница:
Но из-за слабой подготовки личных документов (это моя и ваша вина) произошла расконспирация членов моей группы, к счастью, не приведшая к провалам.
Из-за этого нам пришлось убрать с дороги одного очень несговорчивого чекиста, который каким-то образом вышел на нашу группу. Эта акция была поручена вашему человеку, но он чуть не провалил её - использовал при этом оружие, которое применяли немецкие части специального назначения, а разрабатывал их сам... (затушеван целый абзац).
После того как мы были переданы под ваше руководство, нашей группой проделана следующая работа" (далее отсутствовало несколько страниц).
На последней странице было всего несколько строк:
"Я благодарю наше руководство за то, что дало мне возможность работать с вами и под вашим руководством. Извините за высокопарные слова, но двадцать лет, проведенные в Советской России, дают о себе знать.
Сейчас я возвращаюсь домой, к семье. Когда и вас освободят от этой трудной миссии, знайте, что я всегда встречу вас и ваших друзей и близких с распростертыми объятьями.
Ухожу по старинке, не прощаясь. Ваш..." (вырезан ещё один кусок и дата).
Некоторое время Полковник сидел молча, уставившись на пожелтевшие листки бумаги. Затем так же молча протянул их Матвею Борисовичу.
Суздальский уже чувствовал себя лучше и был готов к продолжению беседы.
- Каково ваше впечатление о прочитанном? - поинтересовался старик.
- Писавший это письмо, по всей видимости, немецкий агент второй мировой войны. Непонятно только, как он мог столь длительное время проработать нелегально в Советском Союзе и не засветиться?
- Все очень просто: прекрасно отработанная легенда, подлинные советские документы, принципиально новая организация связи как внутри самой нелегальной организации, так и с немецкой разведывательной службой. Это и помогло им длительное время держаться нераскрытыми. Вы первый человек, который услышал о существовании этой резидентуры. Но теперь о ней можно писать даже мемуары - мне кажется, здорово получится.
- Стало быть, все же их наша контрразведка накрыла?
- Вовсе нет! Они подготовили благодатную почву для перевода агентурной деятельности на качественно другой уровень: если раньше костяк агентуры состоял из разведчиков-нелегалов, то сейчас - из местных агентов, которые занимают или занимали видные посты во всех областях жизни государства.
- Вы говорите об "агентах влияния"?
- Да, сейчас они так называются. И вы, дорогой Вадим Олегович, имеете честь беседовать с человеком, который после второй мировой войны стоял, так сказать, у истоков зарождения этой категории агентов.
- Вы хотите сказать, что они были и до войны? - удивился Котов. - Но это маловероятно! НКВД работал очень эффективно.
- Тем не менее даже в Политбюро ВКП(б) были агенты немецкой внешней разведки. Посудите сами, - Матвей Борисович достал из папки несколько архивных документов. - Вот отчеты о работе германского военного атташе при посольстве Германии, датируемые тысяча девятьсот тридцать третьим годом. В отчете сказано, что, по данным источника "Солод", на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) указывалось, что в период голода тридцать второго - тридцать третьего годов погибло... и так далее.
- Но это ни о чем не говорит! - возразил Котов.
- Сухая информация отчета сама по себе ничего не говорит, но в датах, фигурирующих в этих документах, есть кое-что очень интересное. Вот, к примеру, заседание Политбюро состоялось в девятнадцать часов двадцать седьмого августа, а германский военный атташе в отчете указал, что эту информацию получил от "Солод" двадцать восьмого августа в восемь часов утра. Как он мог получить так быстро эту информацию? - спросил Суздальский.
- Да, здесь надо согласиться с вами - эту информацию можно было получить только через агента, но нельзя утверждать, что он был и агентом влияния. Все-таки я считаю, что в то время такого вида агентуры просто не могло быть.
- Пожалуй, вы правы. Но в то время речь шла о других агентах влияния. - Матвей Борисович достал из папки ещё несколько документов, положил их перед собой и сказал: - Как вы думаете, могут ли влиять уголовные, или, как сейчас говорят, криминальные элементы на политических деятелей того или иного государства?
- В настоящее время это можно утверждать наверняка, но в то время это было нетипично для советского общества.
- Это так, если мы говорим о довоенном периоде. Но сразу после войны все резко изменилось, даже в условиях сталинского правления. Это впервые было высказано учеными-социологами Запада.
- Что именно? - с сомнением в голосе спросил Полковник.
Суздальский с усмешкой в глазах посмотрел на своего заместителя.
- Они высказали гипотезу, что как только Советская Армия "погостит" в демократической Европе, а армия есть организованная и вооруженная составная часть населения страны, то даже Сталину будет тяжело управлять таким народом. А уж коль в стране появляются такие послабления, которые сейчас называют демократическими преобразованиями или реформами, то наружу вылазит всякая уголовная шушера, которой в свою очередь для того чтобы безбедно существовать, нужна, по сегодняшним понятиям, "крыша" в лице высокопоставленных чиновников в государственном аппарате.
Немцы это подметили и взяли на вооружение ещё задолго до начала войны с Советским Союзом. Но на практике этот тезис смогли проверить лишь в самый её разгар. Вот, почитайте ещё один документ, - и Матвей Борисович протянул Вадиму Олеговичу лист ксерокопии. Это был отрывок из донесения оперативной группы "Смерш" Второго Белорусского фронта. В нем говорилось:
"...В ходе предварительного дознания выяснилось, что арестованные Белогородцев, Забелин, Белянчиков, Набелко, Белчонок и ещё четверо диверсантов, убитые 23 августа сего года под немецким селением Альтенграбов, на самом деле являются уголовниками-рецидивистами, освобожденными гитлеровскими оккупантами из минских тюрем и пересыльного лагеря в конце июня - начале июля сорок первого года.
Арестованные признались, что в том же году под деревней Белки Киевской области из них сформировали взвод, который был причислен к батальону СС-501. В боях на советско-германском фронте против наших войск взвод участия не принимал, а использовался лишь как вспомогательная команда СС.
Нам удалось выяснить, что личный состав этого взвода участвовал в карательных операциях против партизан, подпольщиков и мирного населения, находящихся на временно оккупированной территории. Свидетели по этому делу устанавливаются.
Все арестованные направляются для проведения дальнейшего дознания в комендатуру НКВД города Киева.
Примечание: находившиеся при задержанных и убитых оружие, радиостанции, имущество (все немецкое, новое) и деньги в советских рублях направлены в ваше распоряжение установленным образом.
Временно исполняющий должность начальника отдела "Смерш" фронта полковник государственной безопасности Короткий."
Полковник вернул документ Суздальскому.
- Как вы, Вадим Олегович, можете прокомментировать этот документ? поинтересовался тот.
- Я так думаю, что немцы пытались использовать уголовников и прочий криминальный сброд...
- Ну, вы уж слишком высоко взяли - уголовный сброд. Не забывайте, что некоторые ваши сотрудники как раз и относятся к этой категории людей, стал поучать Котова Матвей Борисович.
- Извините, вырвалось. Так вот, немцы пытались использовать эту, как вы высказались, категорию людей для каких-то определенных целей. Правда... - не стал продолжать Полковник.
- Продолжайте, продолжайте, Вадим Олегович!
- Правда, - продолжил Котов, - их можно было использовать только для подрыва благосостояния некоторых советских граждан. Вот и все!
- Не скажите, Вадим Олегович, не скажите! Расскажу-ка я вам ещё одну историю.
Глава 113
- Иван Иванович Нахтигалиев проходит у нас по одному делу свидетелем. Так, ничего особенного, но меня просто заинтересовала история его фамилии.
- И смею вас заверить, не вас одного! - тут же ответила Наталья Владимировна.
Гости безмолвно переглянулись.
Наталья Владимировна пошла куда-то внутрь квартиры, принесла оттуда пухлую старую папку и положила её на стол перед милиционерами и девушкой.
Кононенко, Малышонок и Виктория сразу же обратили внимание на ярлык на папке. Красивым почерком старой перьевой ручкой на нем было выведено: "НКВД, МГБ, КГБ".
Хозяйка квартиры несколько мгновений наслаждалась реакцией своих нежданных гостей.
- Нахтигалиева я хорошо помню. А потому помню, что им и ещё некоторыми гражданами в разное время интересовались служащие этих ведомств, - она изящным движением руки указала на ярлык папки. - Причем интерес у них появлялся только в тот период, когда в структуре этих ведомств происходили какие-то изменения.
- Значит, Нахтигалиевым интересовались всего три раза? - спросил капитан.
- Ошибаетесь, молодой человек. Не три, а шесть раз. Я сейчас вам объясню. Первый раз с делом Нахтигалиева работал оперуполномоченный НКВД сразу же, как только Иван Иванович написал заявление с просьбой выдать ему паспорт. К слову сказать, он работал больше всех над этими документами. Наталья Владимировна выложила на стол из папки листки тонкой папиросной бумаги, на которой после войны государственные служащие вели делопроизводство. - Это автобиографии гражданина Нахтигалиева, написанные его собственной рукой. И прошу вас отметить: в каждом экземпляре имеются некоторые расхождения.
- А как эти автобиографии попали в дело? - не удержался Малыш, и тут же Виктория толкнула его под столом ногой, давая понять, чтобы лейтенант не мешал хозяйке рассказывать.
- Очень уместный вопрос. Оперуполномоченный НКВД долгое время работал над документами Нахтигалиева. В то время, сразу после войны, для получения паспорта необходимо было представлять множество различных справок: из воинских частей, из колхозов и предприятий, заявления сослуживцев, подтверждающих личность просителя, фактов его проживания и работы в таком-то населенном пункте или очевидцев тех или иных событий его жизни и многое другое. Уже намного позже, после смерти Сталина и двадцатого съезда коммунистической партии, к нам приехали из органов государственной безопасности, проверили все дела и оставили только минимум необходимых для оформления паспорта документов, а их выдачу передали в ведение паспортных столов при районных отделах милиции. Этот оперуполномоченный, как я теперь понимаю, изъял автобиографии Нахтигалиева из личных дел учреждений, где работал или учился Иван Иванович. В конце рабочего дня он укладывал принесенные с собой документы в папку Нахтигалиева и сдавал её мне в сейф, где я хранила особо ценные, в основном старые и древние, документы. Сейф он опечатывал лично своей печатью, и мы вместе покидали архив.
Каждое утро он появлялся за пять минут до моего прихода, мы опять же вместе заходили в архив, я доставала документы и отдавала ему. Если он задерживался, то обязательно звонил и напоминал, чтобы я не смела открывать без него сейф.
- Странно, что он такое длительное время работал над этими бумагами! Что же в них могло так заинтересовать? - удивился Кононенко.
- А кто вам сказал, что только над одним этим делом? Я ему подобрала дела на пятнадцать человек.
- Ого! И что же в них было такого особенного? - повторил вопрос капитан.
- Все то же, все то же, - повторила Наталья Владимировна, - Вот, посмотрите: - она достала и стопочками разложила пятнадцать прошитых суровыми нитками документов. - Можете просмотреть их и увидите, что все эти люди писали свои автобиографии как будто под диктовку. Единственное, в чем разница, так это в дате и месте рождения, а также семейном положении.
- Значит, этот уполномоченный подозревал всю компанию во главе с Нахтигалиевым в каких-то нехороших делах? - наивно спросила Виктория.
- Да! - твердо сказала Наталья Владимировна. - И скорее всего именно из-за этого его и убили!
- Убили? - почти хором спросили оперативники.
- Да, убили. Правда, об этом я узнала намного позже, когда из МГБ сделали КГБ. К нам, уже в третий раз, снова пришел сотрудник этого учреждения и запросил дело Нахтигалиева. Прошу заметить, не все шестнадцать дел, а только его одного.
- А почему только одно? - опять вставил свой вопрос Малыш.
- Не знаю, молодой человек, не знаю. Но когда он не нашел дело Нахтигалиева, то поинтересовался у меня, где оно могло бы быть. Я уже забыла про дела в моем сейфе и говорю сотруднику, что, мол, ваш коллега с делом Нахтигалиева работал, может, он и взял это дело с собой? Нужно его самого спросить. А этот господин и говорит мне, что их товарищ погиб, а если точнее, то убит при невыясненных обстоятельствах. Но на днях удалось открыть его рабочий сейф, в котором среди прочих документов была найдена записка, что документы с данными Нахтигалиева находятся в нашем архиве.
- А тогда этот новый сотрудник, как вы говорите, господин, не смотрел этого дела? - спросил Кононенко.
- Нет. Я же вам говорю, что у меня совершенно выпало из головы, что папка Нахтигалиева и ещё шестнадцать подобных дел закрыты у меня в сейфе.
- Наталья Владимировна, а почему погибший оперуполномоченный работал с этими делами здесь, в архиве? - включилась в расследование Виктория.
Малыш косо посмотрел на неё и слегка ткнул в бок локтем, - он и сам хотел задать подобный вопрос хозяйке дома. А Вика продолжала:
- Ведь он был представителем самой всесильной в то время организации, мог бы просто изъять их через прокуратуру или затребовать к себе в НКВД?
- Не могу знать, милая Вика. Да я этим вопросом никогда и не задавалась. Но зато так напугалась - могли ведь, если бы узнали, что я укрывала в сейфе эти дела, и отправить в лагеря на перевоспитание - что я все три последующих посещения представителей этой организации о делах молчала, как рыба. А когда вышла на пенсию, то забрала их с собой.
Кононенко сидел тихо, о чем-то задумавшись, а потом ответил на вопрос Виктории, чем подтвердил опасения Натальи Владимировны:
- Видимо, этот оперуполномоченный раскопал какое-то важное дело, в котором фигурировали Нахтигалиев и ещё пятнадцать человек. Но там был задействован ещё кто-то из аппарата НКВД. Поэтому он и работал в архиве, а не брал эти дела с собой в управление. Информация как-то просочилась к тому человеку, которого наш оперуполномоченный подозревал. Естественно, он стал опасен, и его убрали. А у вас, Наталья Владимировна, этот господин, который, как мне кажется, работал на испугавшегося высокопоставленного сотрудника НКВД, а потом уже и КГБ, просто хотел выведать, что вы знаете об этом деле. И если бы вы только намекнули ему, что в течение нескольких лет хранили в своем сейфе компрометирующие документы, то...
- Не продолжайте, молодой человек, не надо! - старая женщина схватилась за грудь и упала в кресло. Все бросились к ней, но хозяйка квартиры жестом показала Виктории, что ей нужно достать из серванта лекарство. Через несколько минут она заверила своих гостей, что все уже прошло.
Все понемногу успокоились и сели выпить по чашечке чая.
Кононенко стал раскланиваться с гостеприимной хозяйкой, но Виктория вдруг задала последний вопрос:
- А все-таки почему фамилия у Нахтигалиева, как мы считаем, татарская, а имя и отчество русские?
Все посмотрели на Наталью Владимировну. Она подняла указательный палец вверх и снова скрылась во внутренних комнатах. Ее не было несколько минут, а когда она появилась, в руках у неё было несколько томов иностранных словарей.
- Вы ещё не смотрели все эти шестнадцать дел, но я ещё тогда, когда над ними работал оперуполномоченный НКВД, догадалась, как, впрочем, и он, каким образом связаны эти шестнадцать человек. Вот смотрите, практически все фамилии русские или, вернее сказать, славянские, к тому же среди них есть и однофамильцы: Соловьев, Соловьяненко, Присоловков, Соловейко, Соловей, Соловчак, Соловушкин. Все, кого я назвала, имеют свою пару, один корень, но это не родственники, а просто однофамильцы. И только два человека не имеют пары - это Нахтигалиев и Бюльбюльман. Я покопалась в словарях и нашла между ними нечто общее...
- И что же? - с нетерпением спросил Малыш.
- Я уже догадался, - тихо сказал Кононенко. - Если в принесенных вами словарях мы найдем перевод на иностранные языки слова "соловей", эти переводы будут схожи с фамилиями Нахтигалиева и второго, как его там...
- Бюльбюльмана, - поправила его Наталья Владимировна.
- Да, Бюль-бюль-мана, - по слогам проговорил Кононенко.
- Вы абсолютно правы, товарищ капитан. Все эти фамилии по каким-то непонятным причинам связаны со словом "соловей": по-немецки "соловей" - это "нахтигаль", а по-турецки - "бюльбюль".
Когда Кононенко, Малышонок и Виктория попрощались с Натальей Владимировной и вышли на улицу, капитан попросил лейтенанта и девушку немного подождать и снова вернулся к Наталье Владимировне. Та, казалось, нисколько не удивилась его возвращению и, пригласив Конона в комнату, сказала:
- Вы вернулись, чтобы предупредить меня о том, чтобы я держала язык за зубами, но не потому, что это тайна следствия, а потому, что мне может угрожать опасность от всех этих "Соловьев".
Кононенко не удивился проницательности старой женщины и подтвердил её предположение:
- Не знаю, почему, но вся эта история мне совсем не нравится. Не могу вам сказать большего, но все, чем наша следственная группа занималась, было только цветочками, а ягодки появятся, как только наше начальство узнает про историю с Нахтигалиевым.
- Мне кажется, вы не станете об этом докладывать своим руководителям! - произнесла Наталья Владимировна.
Кононенко немного поежился от её слов - она, сама того не зная, прочитала его мысли. Он кивнул, ещё раз попрощался и вышел на улицу.
- Куда сейчас, товарищ капитан? - спросил Малыш, рассчитывая на то, что Кононенко поручит ему проводить девушку домой, чего Малышу очень хотелось.
Но капитан Кононенко поблагодарил Викторию и сказал, что им с лейтенантом необходимо срочно ехать на Павелецкий вокзал, чтобы успеть проводить их начальника и друга, который уезжает в командировку на Северный Кавказ.
Девушке тоже, видимо, не хотелось расставаться с оперативниками, она вдруг высказала горячее желание проехаться вместе с ними и увидеть их друга.
Глава 114
Как только неизвестная машина заехала во двор, Игорь Вячеславович сам спустился к новым гостям и пригласил их подняться наверх.
К удивлению Михайлова, в мансарду вошли Голубев и Богуславский. Увидев в комнате Сергея, они сразу же заулыбались.
- Мы так и знали, - весело сказал Саша Богуслав-ский, - раз посланец неизвестного ветерана пригласил нас в столь поздний час к себе домой перекинуться парой слов, значит, наш общий друг Михайлов должен быть где-то поблизости.
Тут появился хозяин вместе с Валентином Петровичем и пригласил всех к столу выпить чашку чая.
- Ну-с, давно мы хотели с вами, уважаемые Владимир Николаевич и Александр, встретиться и переговорить. Вы нам очень помогли, оказав неоценимую помощь нашему общему другу Сергею в Трабзоне. До вашего приезда я рассказывал ему одну старую историю. Сережа, - обратился старик к Михайлову. - Я пойду проводить Ульяну Генриховну и Дениса, а ты угости чаем и вкратце передай им наш предыдущий разговор, - с этими словами он вышел.
Как только дверь за Трофимовым закрылась, Михайлов разлил гостям чай и сказал:
- Владимир Николаевич, вы мне передали микрокассету с записью разговора с Кириллом Мефодиевичем. Там он рассказывал о своей работе в качестве водолаза-глубоководника на секретной немецкой базе подводных лодок.
- А что, его слова подтвердились? - удивленно спросил тот.
- Да, и самым прямым образом, - и Сергей рассказал все, что совсем недавно поведал ему Игорь Вячеславович.
Голубев и Богуславский слушали его, не перебивая, - все становилось на свои места. Вернулся хозяин дома и, дав Сергею закончить рассказ, включился в беседу.
- То, что уже рассказал вам Сергей, вводит в общих чертах в курс нашего дела, а остальное вы сами поймете. Если у вас будут вопросы, прошу не стесняться и сразу же меня перебивать.
С вашего разрешения, я продолжу. Вернемся к вопросу об архивах. Оказывается, их вел и наш с вами врач. С момента включения в агентурную сеть "Куницы" он делал шифрованные записи, занося туда все данные на лиц, с которыми контактировал по указанию своего шефа. В этих бумагах было кое-что интересное: там указывалось, через кого и как его организация устраивала на работу в советские и партийные учреждения, правоохранительные органы и силовые структуры своих людей.
- Извините, Игорь Вячеславович, - вмешался в разговор Голубев. - У меня есть два вопроса.
Тот факт, что этот врач-агент вел записи своей агентурной работы, свидетельствует о низкой дисциплине в резидентуре "Куницы". Я думаю, нужно было быть на очень хорошем счету, чтобы руководство смотрело на его действия сквозь пальцы. Может быть, они об этом не знали?
И второй вопрос. Люди, направляемые врачом в высшие органы власти, конечно же, не все были агентами иностранной разведки. Многие были нашими, доморощенными. Откуда же нашлось столько предателей?
- Очень хорошо, что вы, Владимир Николаевич, обратили на это внимание. По поводу первого отвечу. Как вы правильно заметили, агент, естественно, никому не докладывал о своих записях, и в настоящее время их скопилось очень много. Второе. Он вел их с помощью шифровального блокнота, который использовал для передачи сообщений в разведывательный центр одной из иностранных разведок. Именно этот факт и позволил нам прочитать его записи.
- Интересно, интересно! Как же это? - не удержался от вопроса Михайлов.
- Оказалось, это несложно. "Врач", давайте дадим ему такой условный псевдоним, был на редкость недисциплинированным сотрудником резидентуры. После передачи очередной радиограммы он не уничтожал использованные листы из шифрблокнота, а прятал их в тайниках, для того чтобы использовать во второй раз. Когда появились новые способы шифрования и передачи разведывательных сведений, он по старинке продолжал пользоваться шифром конца сороковых - начала пятидесятых годов.
- Дальнейшие ваши действия, Игорь Вячеславович, мне понятны. Наши службы дешифрования в шестидесятые-семидесятые годы смогли вскрыть шифры, которыми закрывались телеграммы, частично перехваченные службой радиоконтроля КГБ. Так как по отдельным телеграммам, пусть даже полностью расшифрованным, общей картины деятельности нелегальной резидентуры "Куницы" составить было нельзя и практически во всех спецслужбах были его люди, то дело закрыли и спрятали в сейф архивного хранилища. Но каким-то образом вы получили в свои руки шифрованные документы "Врача", а шифр уже знали по архивным материалам КГБ. Тогда вы через своих людей...
- Позвольте, я сам продолжу, Владимир Николаевич. Вы все угадали совершенно верно. Дело на нашего "Врача" оказалось в личном архиве "Провидца" и, кроме того, по досадному стечению обстоятельств - в партии документов, отправленных нами в надежное убежище. В папке "Врача" находились указания на то, что, возможно, повторяю, возможно, он был радистом. Следовательно, он имел доступ к шифрам резидентуры и личную связь с резидентом.
Но мы слишком поздно обратили на него внимание - "Врач" уже был в преклонном возрасте и вышел на пенсию. Мы подослали к нему Дениса Пересветова - Сергей знаком с этим парнем. Случайно оказалось, что "Врач" жил в одном доме с семьей адвоката, временами грабившего свою жену. Жена адвоката - Мария была подругой сестры Дениса - Марины, поэтому было вполне естественно, что Денис, выдававший себя за жениха Марины, беспокоился о здоровье своей будущей "жены" и обратился к опытному врачу за консультацией. Через несколько недель мы имели в своем распоряжении фотокопии его архива в части, касающейся шифрованных записей.
Заполучив их, один наш товарищ, Вилли, обратил внимание на то, что, работая в службе радиоперехвата КГБ в сороковых-пятидесятых годах, он уже встречал подобный шифр. Через наших людей в управлении дешифрования ФСБ мы отыскали методики вскрытия этого шифра и смогли прочитать почти все документы "Врача".
Это дало нам возможность добраться до некоторых высокопоставленных особ. Правда, все они оказались в связи с политическими изменениями в стране не у дел, но влияние на новое руководство государства имели превеликое. От них потянулась цепочка к демократам, те в свою очередь с перепугу стали рассказывать о всей демократической кухне снизу доверху.
Мы использовали эту ситуацию в своих интересах - смогли устроить наших людей во все структуры президентской власти. Кому, как не вам, Владимир Николаевич и Саша, знать, во что оценивается воинский труд?
- Конечно, знаем! - усмехнувшись, сказал Саша. - Машинистка президентской администрации получает столько же, сколько командир танкового полка - труд вполне соизмеримый, так что удивляться не приходится.
- Вот-вот, - рассмеялся Игорь Вячеславович. - Но если бы эти различия были только в зарплате, а то... - он махнул рукой в сторону. - Но я продолжу.
Из-за этого нам пришлось убрать с дороги одного очень несговорчивого чекиста, который каким-то образом вышел на нашу группу. Эта акция была поручена вашему человеку, но он чуть не провалил её - использовал при этом оружие, которое применяли немецкие части специального назначения, а разрабатывал их сам... (затушеван целый абзац).
После того как мы были переданы под ваше руководство, нашей группой проделана следующая работа" (далее отсутствовало несколько страниц).
На последней странице было всего несколько строк:
"Я благодарю наше руководство за то, что дало мне возможность работать с вами и под вашим руководством. Извините за высокопарные слова, но двадцать лет, проведенные в Советской России, дают о себе знать.
Сейчас я возвращаюсь домой, к семье. Когда и вас освободят от этой трудной миссии, знайте, что я всегда встречу вас и ваших друзей и близких с распростертыми объятьями.
Ухожу по старинке, не прощаясь. Ваш..." (вырезан ещё один кусок и дата).
Некоторое время Полковник сидел молча, уставившись на пожелтевшие листки бумаги. Затем так же молча протянул их Матвею Борисовичу.
Суздальский уже чувствовал себя лучше и был готов к продолжению беседы.
- Каково ваше впечатление о прочитанном? - поинтересовался старик.
- Писавший это письмо, по всей видимости, немецкий агент второй мировой войны. Непонятно только, как он мог столь длительное время проработать нелегально в Советском Союзе и не засветиться?
- Все очень просто: прекрасно отработанная легенда, подлинные советские документы, принципиально новая организация связи как внутри самой нелегальной организации, так и с немецкой разведывательной службой. Это и помогло им длительное время держаться нераскрытыми. Вы первый человек, который услышал о существовании этой резидентуры. Но теперь о ней можно писать даже мемуары - мне кажется, здорово получится.
- Стало быть, все же их наша контрразведка накрыла?
- Вовсе нет! Они подготовили благодатную почву для перевода агентурной деятельности на качественно другой уровень: если раньше костяк агентуры состоял из разведчиков-нелегалов, то сейчас - из местных агентов, которые занимают или занимали видные посты во всех областях жизни государства.
- Вы говорите об "агентах влияния"?
- Да, сейчас они так называются. И вы, дорогой Вадим Олегович, имеете честь беседовать с человеком, который после второй мировой войны стоял, так сказать, у истоков зарождения этой категории агентов.
- Вы хотите сказать, что они были и до войны? - удивился Котов. - Но это маловероятно! НКВД работал очень эффективно.
- Тем не менее даже в Политбюро ВКП(б) были агенты немецкой внешней разведки. Посудите сами, - Матвей Борисович достал из папки несколько архивных документов. - Вот отчеты о работе германского военного атташе при посольстве Германии, датируемые тысяча девятьсот тридцать третьим годом. В отчете сказано, что, по данным источника "Солод", на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) указывалось, что в период голода тридцать второго - тридцать третьего годов погибло... и так далее.
- Но это ни о чем не говорит! - возразил Котов.
- Сухая информация отчета сама по себе ничего не говорит, но в датах, фигурирующих в этих документах, есть кое-что очень интересное. Вот, к примеру, заседание Политбюро состоялось в девятнадцать часов двадцать седьмого августа, а германский военный атташе в отчете указал, что эту информацию получил от "Солод" двадцать восьмого августа в восемь часов утра. Как он мог получить так быстро эту информацию? - спросил Суздальский.
- Да, здесь надо согласиться с вами - эту информацию можно было получить только через агента, но нельзя утверждать, что он был и агентом влияния. Все-таки я считаю, что в то время такого вида агентуры просто не могло быть.
- Пожалуй, вы правы. Но в то время речь шла о других агентах влияния. - Матвей Борисович достал из папки ещё несколько документов, положил их перед собой и сказал: - Как вы думаете, могут ли влиять уголовные, или, как сейчас говорят, криминальные элементы на политических деятелей того или иного государства?
- В настоящее время это можно утверждать наверняка, но в то время это было нетипично для советского общества.
- Это так, если мы говорим о довоенном периоде. Но сразу после войны все резко изменилось, даже в условиях сталинского правления. Это впервые было высказано учеными-социологами Запада.
- Что именно? - с сомнением в голосе спросил Полковник.
Суздальский с усмешкой в глазах посмотрел на своего заместителя.
- Они высказали гипотезу, что как только Советская Армия "погостит" в демократической Европе, а армия есть организованная и вооруженная составная часть населения страны, то даже Сталину будет тяжело управлять таким народом. А уж коль в стране появляются такие послабления, которые сейчас называют демократическими преобразованиями или реформами, то наружу вылазит всякая уголовная шушера, которой в свою очередь для того чтобы безбедно существовать, нужна, по сегодняшним понятиям, "крыша" в лице высокопоставленных чиновников в государственном аппарате.
Немцы это подметили и взяли на вооружение ещё задолго до начала войны с Советским Союзом. Но на практике этот тезис смогли проверить лишь в самый её разгар. Вот, почитайте ещё один документ, - и Матвей Борисович протянул Вадиму Олеговичу лист ксерокопии. Это был отрывок из донесения оперативной группы "Смерш" Второго Белорусского фронта. В нем говорилось:
"...В ходе предварительного дознания выяснилось, что арестованные Белогородцев, Забелин, Белянчиков, Набелко, Белчонок и ещё четверо диверсантов, убитые 23 августа сего года под немецким селением Альтенграбов, на самом деле являются уголовниками-рецидивистами, освобожденными гитлеровскими оккупантами из минских тюрем и пересыльного лагеря в конце июня - начале июля сорок первого года.
Арестованные признались, что в том же году под деревней Белки Киевской области из них сформировали взвод, который был причислен к батальону СС-501. В боях на советско-германском фронте против наших войск взвод участия не принимал, а использовался лишь как вспомогательная команда СС.
Нам удалось выяснить, что личный состав этого взвода участвовал в карательных операциях против партизан, подпольщиков и мирного населения, находящихся на временно оккупированной территории. Свидетели по этому делу устанавливаются.
Все арестованные направляются для проведения дальнейшего дознания в комендатуру НКВД города Киева.
Примечание: находившиеся при задержанных и убитых оружие, радиостанции, имущество (все немецкое, новое) и деньги в советских рублях направлены в ваше распоряжение установленным образом.
Временно исполняющий должность начальника отдела "Смерш" фронта полковник государственной безопасности Короткий."
Полковник вернул документ Суздальскому.
- Как вы, Вадим Олегович, можете прокомментировать этот документ? поинтересовался тот.
- Я так думаю, что немцы пытались использовать уголовников и прочий криминальный сброд...
- Ну, вы уж слишком высоко взяли - уголовный сброд. Не забывайте, что некоторые ваши сотрудники как раз и относятся к этой категории людей, стал поучать Котова Матвей Борисович.
- Извините, вырвалось. Так вот, немцы пытались использовать эту, как вы высказались, категорию людей для каких-то определенных целей. Правда... - не стал продолжать Полковник.
- Продолжайте, продолжайте, Вадим Олегович!
- Правда, - продолжил Котов, - их можно было использовать только для подрыва благосостояния некоторых советских граждан. Вот и все!
- Не скажите, Вадим Олегович, не скажите! Расскажу-ка я вам ещё одну историю.
Глава 113
- Иван Иванович Нахтигалиев проходит у нас по одному делу свидетелем. Так, ничего особенного, но меня просто заинтересовала история его фамилии.
- И смею вас заверить, не вас одного! - тут же ответила Наталья Владимировна.
Гости безмолвно переглянулись.
Наталья Владимировна пошла куда-то внутрь квартиры, принесла оттуда пухлую старую папку и положила её на стол перед милиционерами и девушкой.
Кононенко, Малышонок и Виктория сразу же обратили внимание на ярлык на папке. Красивым почерком старой перьевой ручкой на нем было выведено: "НКВД, МГБ, КГБ".
Хозяйка квартиры несколько мгновений наслаждалась реакцией своих нежданных гостей.
- Нахтигалиева я хорошо помню. А потому помню, что им и ещё некоторыми гражданами в разное время интересовались служащие этих ведомств, - она изящным движением руки указала на ярлык папки. - Причем интерес у них появлялся только в тот период, когда в структуре этих ведомств происходили какие-то изменения.
- Значит, Нахтигалиевым интересовались всего три раза? - спросил капитан.
- Ошибаетесь, молодой человек. Не три, а шесть раз. Я сейчас вам объясню. Первый раз с делом Нахтигалиева работал оперуполномоченный НКВД сразу же, как только Иван Иванович написал заявление с просьбой выдать ему паспорт. К слову сказать, он работал больше всех над этими документами. Наталья Владимировна выложила на стол из папки листки тонкой папиросной бумаги, на которой после войны государственные служащие вели делопроизводство. - Это автобиографии гражданина Нахтигалиева, написанные его собственной рукой. И прошу вас отметить: в каждом экземпляре имеются некоторые расхождения.
- А как эти автобиографии попали в дело? - не удержался Малыш, и тут же Виктория толкнула его под столом ногой, давая понять, чтобы лейтенант не мешал хозяйке рассказывать.
- Очень уместный вопрос. Оперуполномоченный НКВД долгое время работал над документами Нахтигалиева. В то время, сразу после войны, для получения паспорта необходимо было представлять множество различных справок: из воинских частей, из колхозов и предприятий, заявления сослуживцев, подтверждающих личность просителя, фактов его проживания и работы в таком-то населенном пункте или очевидцев тех или иных событий его жизни и многое другое. Уже намного позже, после смерти Сталина и двадцатого съезда коммунистической партии, к нам приехали из органов государственной безопасности, проверили все дела и оставили только минимум необходимых для оформления паспорта документов, а их выдачу передали в ведение паспортных столов при районных отделах милиции. Этот оперуполномоченный, как я теперь понимаю, изъял автобиографии Нахтигалиева из личных дел учреждений, где работал или учился Иван Иванович. В конце рабочего дня он укладывал принесенные с собой документы в папку Нахтигалиева и сдавал её мне в сейф, где я хранила особо ценные, в основном старые и древние, документы. Сейф он опечатывал лично своей печатью, и мы вместе покидали архив.
Каждое утро он появлялся за пять минут до моего прихода, мы опять же вместе заходили в архив, я доставала документы и отдавала ему. Если он задерживался, то обязательно звонил и напоминал, чтобы я не смела открывать без него сейф.
- Странно, что он такое длительное время работал над этими бумагами! Что же в них могло так заинтересовать? - удивился Кононенко.
- А кто вам сказал, что только над одним этим делом? Я ему подобрала дела на пятнадцать человек.
- Ого! И что же в них было такого особенного? - повторил вопрос капитан.
- Все то же, все то же, - повторила Наталья Владимировна, - Вот, посмотрите: - она достала и стопочками разложила пятнадцать прошитых суровыми нитками документов. - Можете просмотреть их и увидите, что все эти люди писали свои автобиографии как будто под диктовку. Единственное, в чем разница, так это в дате и месте рождения, а также семейном положении.
- Значит, этот уполномоченный подозревал всю компанию во главе с Нахтигалиевым в каких-то нехороших делах? - наивно спросила Виктория.
- Да! - твердо сказала Наталья Владимировна. - И скорее всего именно из-за этого его и убили!
- Убили? - почти хором спросили оперативники.
- Да, убили. Правда, об этом я узнала намного позже, когда из МГБ сделали КГБ. К нам, уже в третий раз, снова пришел сотрудник этого учреждения и запросил дело Нахтигалиева. Прошу заметить, не все шестнадцать дел, а только его одного.
- А почему только одно? - опять вставил свой вопрос Малыш.
- Не знаю, молодой человек, не знаю. Но когда он не нашел дело Нахтигалиева, то поинтересовался у меня, где оно могло бы быть. Я уже забыла про дела в моем сейфе и говорю сотруднику, что, мол, ваш коллега с делом Нахтигалиева работал, может, он и взял это дело с собой? Нужно его самого спросить. А этот господин и говорит мне, что их товарищ погиб, а если точнее, то убит при невыясненных обстоятельствах. Но на днях удалось открыть его рабочий сейф, в котором среди прочих документов была найдена записка, что документы с данными Нахтигалиева находятся в нашем архиве.
- А тогда этот новый сотрудник, как вы говорите, господин, не смотрел этого дела? - спросил Кононенко.
- Нет. Я же вам говорю, что у меня совершенно выпало из головы, что папка Нахтигалиева и ещё шестнадцать подобных дел закрыты у меня в сейфе.
- Наталья Владимировна, а почему погибший оперуполномоченный работал с этими делами здесь, в архиве? - включилась в расследование Виктория.
Малыш косо посмотрел на неё и слегка ткнул в бок локтем, - он и сам хотел задать подобный вопрос хозяйке дома. А Вика продолжала:
- Ведь он был представителем самой всесильной в то время организации, мог бы просто изъять их через прокуратуру или затребовать к себе в НКВД?
- Не могу знать, милая Вика. Да я этим вопросом никогда и не задавалась. Но зато так напугалась - могли ведь, если бы узнали, что я укрывала в сейфе эти дела, и отправить в лагеря на перевоспитание - что я все три последующих посещения представителей этой организации о делах молчала, как рыба. А когда вышла на пенсию, то забрала их с собой.
Кононенко сидел тихо, о чем-то задумавшись, а потом ответил на вопрос Виктории, чем подтвердил опасения Натальи Владимировны:
- Видимо, этот оперуполномоченный раскопал какое-то важное дело, в котором фигурировали Нахтигалиев и ещё пятнадцать человек. Но там был задействован ещё кто-то из аппарата НКВД. Поэтому он и работал в архиве, а не брал эти дела с собой в управление. Информация как-то просочилась к тому человеку, которого наш оперуполномоченный подозревал. Естественно, он стал опасен, и его убрали. А у вас, Наталья Владимировна, этот господин, который, как мне кажется, работал на испугавшегося высокопоставленного сотрудника НКВД, а потом уже и КГБ, просто хотел выведать, что вы знаете об этом деле. И если бы вы только намекнули ему, что в течение нескольких лет хранили в своем сейфе компрометирующие документы, то...
- Не продолжайте, молодой человек, не надо! - старая женщина схватилась за грудь и упала в кресло. Все бросились к ней, но хозяйка квартиры жестом показала Виктории, что ей нужно достать из серванта лекарство. Через несколько минут она заверила своих гостей, что все уже прошло.
Все понемногу успокоились и сели выпить по чашечке чая.
Кононенко стал раскланиваться с гостеприимной хозяйкой, но Виктория вдруг задала последний вопрос:
- А все-таки почему фамилия у Нахтигалиева, как мы считаем, татарская, а имя и отчество русские?
Все посмотрели на Наталью Владимировну. Она подняла указательный палец вверх и снова скрылась во внутренних комнатах. Ее не было несколько минут, а когда она появилась, в руках у неё было несколько томов иностранных словарей.
- Вы ещё не смотрели все эти шестнадцать дел, но я ещё тогда, когда над ними работал оперуполномоченный НКВД, догадалась, как, впрочем, и он, каким образом связаны эти шестнадцать человек. Вот смотрите, практически все фамилии русские или, вернее сказать, славянские, к тому же среди них есть и однофамильцы: Соловьев, Соловьяненко, Присоловков, Соловейко, Соловей, Соловчак, Соловушкин. Все, кого я назвала, имеют свою пару, один корень, но это не родственники, а просто однофамильцы. И только два человека не имеют пары - это Нахтигалиев и Бюльбюльман. Я покопалась в словарях и нашла между ними нечто общее...
- И что же? - с нетерпением спросил Малыш.
- Я уже догадался, - тихо сказал Кононенко. - Если в принесенных вами словарях мы найдем перевод на иностранные языки слова "соловей", эти переводы будут схожи с фамилиями Нахтигалиева и второго, как его там...
- Бюльбюльмана, - поправила его Наталья Владимировна.
- Да, Бюль-бюль-мана, - по слогам проговорил Кононенко.
- Вы абсолютно правы, товарищ капитан. Все эти фамилии по каким-то непонятным причинам связаны со словом "соловей": по-немецки "соловей" - это "нахтигаль", а по-турецки - "бюльбюль".
Когда Кононенко, Малышонок и Виктория попрощались с Натальей Владимировной и вышли на улицу, капитан попросил лейтенанта и девушку немного подождать и снова вернулся к Наталье Владимировне. Та, казалось, нисколько не удивилась его возвращению и, пригласив Конона в комнату, сказала:
- Вы вернулись, чтобы предупредить меня о том, чтобы я держала язык за зубами, но не потому, что это тайна следствия, а потому, что мне может угрожать опасность от всех этих "Соловьев".
Кононенко не удивился проницательности старой женщины и подтвердил её предположение:
- Не знаю, почему, но вся эта история мне совсем не нравится. Не могу вам сказать большего, но все, чем наша следственная группа занималась, было только цветочками, а ягодки появятся, как только наше начальство узнает про историю с Нахтигалиевым.
- Мне кажется, вы не станете об этом докладывать своим руководителям! - произнесла Наталья Владимировна.
Кононенко немного поежился от её слов - она, сама того не зная, прочитала его мысли. Он кивнул, ещё раз попрощался и вышел на улицу.
- Куда сейчас, товарищ капитан? - спросил Малыш, рассчитывая на то, что Кононенко поручит ему проводить девушку домой, чего Малышу очень хотелось.
Но капитан Кононенко поблагодарил Викторию и сказал, что им с лейтенантом необходимо срочно ехать на Павелецкий вокзал, чтобы успеть проводить их начальника и друга, который уезжает в командировку на Северный Кавказ.
Девушке тоже, видимо, не хотелось расставаться с оперативниками, она вдруг высказала горячее желание проехаться вместе с ними и увидеть их друга.
Глава 114
Как только неизвестная машина заехала во двор, Игорь Вячеславович сам спустился к новым гостям и пригласил их подняться наверх.
К удивлению Михайлова, в мансарду вошли Голубев и Богуславский. Увидев в комнате Сергея, они сразу же заулыбались.
- Мы так и знали, - весело сказал Саша Богуслав-ский, - раз посланец неизвестного ветерана пригласил нас в столь поздний час к себе домой перекинуться парой слов, значит, наш общий друг Михайлов должен быть где-то поблизости.
Тут появился хозяин вместе с Валентином Петровичем и пригласил всех к столу выпить чашку чая.
- Ну-с, давно мы хотели с вами, уважаемые Владимир Николаевич и Александр, встретиться и переговорить. Вы нам очень помогли, оказав неоценимую помощь нашему общему другу Сергею в Трабзоне. До вашего приезда я рассказывал ему одну старую историю. Сережа, - обратился старик к Михайлову. - Я пойду проводить Ульяну Генриховну и Дениса, а ты угости чаем и вкратце передай им наш предыдущий разговор, - с этими словами он вышел.
Как только дверь за Трофимовым закрылась, Михайлов разлил гостям чай и сказал:
- Владимир Николаевич, вы мне передали микрокассету с записью разговора с Кириллом Мефодиевичем. Там он рассказывал о своей работе в качестве водолаза-глубоководника на секретной немецкой базе подводных лодок.
- А что, его слова подтвердились? - удивленно спросил тот.
- Да, и самым прямым образом, - и Сергей рассказал все, что совсем недавно поведал ему Игорь Вячеславович.
Голубев и Богуславский слушали его, не перебивая, - все становилось на свои места. Вернулся хозяин дома и, дав Сергею закончить рассказ, включился в беседу.
- То, что уже рассказал вам Сергей, вводит в общих чертах в курс нашего дела, а остальное вы сами поймете. Если у вас будут вопросы, прошу не стесняться и сразу же меня перебивать.
С вашего разрешения, я продолжу. Вернемся к вопросу об архивах. Оказывается, их вел и наш с вами врач. С момента включения в агентурную сеть "Куницы" он делал шифрованные записи, занося туда все данные на лиц, с которыми контактировал по указанию своего шефа. В этих бумагах было кое-что интересное: там указывалось, через кого и как его организация устраивала на работу в советские и партийные учреждения, правоохранительные органы и силовые структуры своих людей.
- Извините, Игорь Вячеславович, - вмешался в разговор Голубев. - У меня есть два вопроса.
Тот факт, что этот врач-агент вел записи своей агентурной работы, свидетельствует о низкой дисциплине в резидентуре "Куницы". Я думаю, нужно было быть на очень хорошем счету, чтобы руководство смотрело на его действия сквозь пальцы. Может быть, они об этом не знали?
И второй вопрос. Люди, направляемые врачом в высшие органы власти, конечно же, не все были агентами иностранной разведки. Многие были нашими, доморощенными. Откуда же нашлось столько предателей?
- Очень хорошо, что вы, Владимир Николаевич, обратили на это внимание. По поводу первого отвечу. Как вы правильно заметили, агент, естественно, никому не докладывал о своих записях, и в настоящее время их скопилось очень много. Второе. Он вел их с помощью шифровального блокнота, который использовал для передачи сообщений в разведывательный центр одной из иностранных разведок. Именно этот факт и позволил нам прочитать его записи.
- Интересно, интересно! Как же это? - не удержался от вопроса Михайлов.
- Оказалось, это несложно. "Врач", давайте дадим ему такой условный псевдоним, был на редкость недисциплинированным сотрудником резидентуры. После передачи очередной радиограммы он не уничтожал использованные листы из шифрблокнота, а прятал их в тайниках, для того чтобы использовать во второй раз. Когда появились новые способы шифрования и передачи разведывательных сведений, он по старинке продолжал пользоваться шифром конца сороковых - начала пятидесятых годов.
- Дальнейшие ваши действия, Игорь Вячеславович, мне понятны. Наши службы дешифрования в шестидесятые-семидесятые годы смогли вскрыть шифры, которыми закрывались телеграммы, частично перехваченные службой радиоконтроля КГБ. Так как по отдельным телеграммам, пусть даже полностью расшифрованным, общей картины деятельности нелегальной резидентуры "Куницы" составить было нельзя и практически во всех спецслужбах были его люди, то дело закрыли и спрятали в сейф архивного хранилища. Но каким-то образом вы получили в свои руки шифрованные документы "Врача", а шифр уже знали по архивным материалам КГБ. Тогда вы через своих людей...
- Позвольте, я сам продолжу, Владимир Николаевич. Вы все угадали совершенно верно. Дело на нашего "Врача" оказалось в личном архиве "Провидца" и, кроме того, по досадному стечению обстоятельств - в партии документов, отправленных нами в надежное убежище. В папке "Врача" находились указания на то, что, возможно, повторяю, возможно, он был радистом. Следовательно, он имел доступ к шифрам резидентуры и личную связь с резидентом.
Но мы слишком поздно обратили на него внимание - "Врач" уже был в преклонном возрасте и вышел на пенсию. Мы подослали к нему Дениса Пересветова - Сергей знаком с этим парнем. Случайно оказалось, что "Врач" жил в одном доме с семьей адвоката, временами грабившего свою жену. Жена адвоката - Мария была подругой сестры Дениса - Марины, поэтому было вполне естественно, что Денис, выдававший себя за жениха Марины, беспокоился о здоровье своей будущей "жены" и обратился к опытному врачу за консультацией. Через несколько недель мы имели в своем распоряжении фотокопии его архива в части, касающейся шифрованных записей.
Заполучив их, один наш товарищ, Вилли, обратил внимание на то, что, работая в службе радиоперехвата КГБ в сороковых-пятидесятых годах, он уже встречал подобный шифр. Через наших людей в управлении дешифрования ФСБ мы отыскали методики вскрытия этого шифра и смогли прочитать почти все документы "Врача".
Это дало нам возможность добраться до некоторых высокопоставленных особ. Правда, все они оказались в связи с политическими изменениями в стране не у дел, но влияние на новое руководство государства имели превеликое. От них потянулась цепочка к демократам, те в свою очередь с перепугу стали рассказывать о всей демократической кухне снизу доверху.
Мы использовали эту ситуацию в своих интересах - смогли устроить наших людей во все структуры президентской власти. Кому, как не вам, Владимир Николаевич и Саша, знать, во что оценивается воинский труд?
- Конечно, знаем! - усмехнувшись, сказал Саша. - Машинистка президентской администрации получает столько же, сколько командир танкового полка - труд вполне соизмеримый, так что удивляться не приходится.
- Вот-вот, - рассмеялся Игорь Вячеславович. - Но если бы эти различия были только в зарплате, а то... - он махнул рукой в сторону. - Но я продолжу.