Как только демократия в нашей стране победила, нам стало известно, что "Куница" получил указания из своего разведывательного центра активизировать свои действия, чтобы развалить федеральную службу безопасности, агентство правительственной связи и информации и службу внешней разведки. Нам стоило большого труда, а в некоторых случаях и денег, чтобы заставить фээсбэшников взяться за некоторые личности, состоящие в штате этих ведомств. Естественно, расследовать эти дела они ох как не хотели и были вынуждены "сбагрить" их в низовые звенья. А там сидят совсем другие ребята: общечеловеческие ценности, понятия "преданность Родине", "офицерская честь" для них не пустые слова. Поэтому они и стали копать под "царскую" ложу.
   Но и "Куница" не спал: через своего человека, высокопоставленного чиновника Министерства иностранных дел он решил "подставить" иностранной контрразведке в одном из зарубежных государств всех оперативных сотрудников, работающих там под "крышевыми" прикрытиями в посольстве Российской Федерации и других наших представительствах.
   Прибывший чиновник МИДа тут же, в аэропорту, заявил нашему послу, что он хочет встретиться с сотрудниками посольства и иностранными журналистами, аккредитованными в столице этой страны. "Но чтобы на этой встрече не было никого, кто имел бы отношение к специальным службам!" - заявил чиновник.
   Каково же было его удивление, когда на встрече в пресс-центре местного МИДа он не увидел ни одного дипломатического работника, включая самого посла.
   Все присутствующие рассмеялись, а Саша Богуславский захлопал в ладоши. Когда все утихли, Голубев спросил:
   - Я понимаю, что посол в той стране, о которой вы, Игорь Вячеславович, рассказывали, к спецслужбам не имел никакого отношения, но все же радует его радение за российские интересы. Я хочу спросить, почему вас заинтересовала старая немецкая подводная лодка, которую шторм вы-бросил на берег у Трабзона?
   Трофимов поднялся, подошел к одному из шкафов и достал оттуда небольшую папку.
   - Вот здесь, - постучал он ладонью по папке, - некоторые данные по модернизации немецких подводных лодок в самом конце войны. В целом это отчет о проделанной немцами работе с января по март тысяча девятьсот сорок пятого года. Вот что в нем говорится:
   "...итого к концу тысяча девятьсот сорок четвертого года на шестнадцати подводных лодках проведены регламентные работы, позволившие довести до класса "S" и перевести их в отряд "0" ("ноль").
   В январе тысяча девятьсот сорок пятого года подобные работы проведены на двадцать одной субмарине, в феврале - на четырнадцати, в марте - на трех".
   А от руки против этих цифр указано, что официально, приказами по рейхсмаринэ из боевого состава подводного флота в январе выведены пятнадцать подобных субмарин, в феврале - четырнадцать и в марте оставшиеся десять. Здесь же указаны номера приказов по боевым потерям имперских военно-морских сил и даты их издания.
   По другим, официальным, источникам в конце войны у немцев таких потерь не было. Следовательно, они были за-крыты от учета. Тогда становится уместным вопрос: чем занимались эти субмарины после своей официальной "гибели"? И где они базировались?
   Глава 115
   Суздальский устроился поудобнее в кресле и начал свой рассказ.
   - Почти сразу же после окончания второй мировой войны многие вернувшиеся из соединений оккупационных войск Красной Армии в Германии стали задумываться над, как сейчас говорят, демократическими ценностями. Это было неспроста. Они видели, как жили люди в Германии, Австрии, Болгарии, Чехословакии и других странах Западной Европы. Не только жили, но и работали и, естественно, получали за свой труд. И если простые солдаты и младшие офицеры старались быстро забыть увиденное, то старшие офицеры и генералы, наоборот, подтверждали свое повествование о западном житье-бытье поездками домочадцев в места дислокации штабов крупных красноармейских объединений. Семьи этих начальников не только смотрели на все широко раскрытыми глазами, но и "приобщались" ко всему западному, покупая всевозможные иностранные товары, хотя по особому указу советского правительства нормы "трофеев" были строго регламентированы в зависимости от званий и должностей. Но нищему всегда мало, и эту особенность использовали иностранные разведки для вербовки новых агентов.
   Не гнушались таким способом и мы. Но в отличие от иностранцев, которые месяцами и годами ждали подобного случая, мы работали целенаправленно.
   Через наших людей в правоохранительных органах мы узнали, что группа молодежи из семей верхних слоев общества по вечерам собирается у кого-то из них дома, слушает западную музыку, читает модные европейские журналы довольно вольного содержания, распивает не известные простым людям напитки: виски, бренди, аперитивы и прочее, явно не советского производства - в общем вполне демократически отдыхает.
   Однажды молодежь засиделась допоздна, общественный транспорт уже не работал, и они решили прогуляться по ночной столице и проводить девушек домой. Некоторые девушки были не из их круга, а подосланные нами девицы легкого поведения - почти все зараженные венерическими заболеваниями, о чем юноши из этой компании и не догадывались.
   По дороге к ним пристала группа блатных ребят, накачанных отечественной бормотухой и самогоном. Как всегда в этих случаях, попросили прикурить. Слово за слово, началась драка, и к всеобщему удивлению трое блатных парней оказались лежащими на мостовой с финками в сердце. Другие блатные были сильно исполосованы ножами, а представители нашей "золотой" молодежи были все перепачканы кровью погибших и раненых, но зато абсолютно целыми и невредимыми.
   Тут откуда ни возьмись выскочила дворничиха и начала свистеть в свисток. Молодые люди бросились врассыпную.
   Хочу сказать, что место драки нами было соответственно подготовлено, а к нему эту группу подвела одна из внедренных девиц - якобы она жила неподалеку. Поэтому фотоснимки и кинопленка происшествия получились очень впечатляющими.
   После соответствующих подходов к родителям наших "героев" некоторые согласились на нас работать. В результате мы получали довольно качественную информацию.
   С другими поступили иначе. Намного позже, когда эти отпрыски советской и партийной элиты стали у руля государства, мы напомнили им о злополучной ночке и представили доказательства, что именно он или она в пьяном угаре убили одного из трех молодых парней, которые были единственными сыновьями у родителей, хорошими общественниками и подавали большие надежды в будущем.
   И так, от родителей к детям, от детей к внукам мы создавали, если так можно выразиться, семейственную агентуру влияния, чтобы развалить ненавистное нам Советское государство.
   Но к чему я вам все это рассказываю?
   Драку, её съемку, тех, кого в ходе этой разборки убили, - все это организовали нам те самые уголовные элементы, которых немцы выпустили из советских тюрем. Но они не учли одного - наши преступники, и прежде всего воры в законе, соблюдают свой неписаный воровской закон и никогда ни на какую власть, пусть даже она спасла их от высшей меры наказания, работать не будут.
   Немцы имели печальный опыт, когда, сформировав из наших уголовников батальон СС-501, обучив его личный состав и соответственно вооружив, ничего в результате не добились.
   Этот батальон был высажен в тыл воюющей против немцев югославской армии партизан, которой командовал Броз Тито. Но даже ещё не приблизившись к противнику, они бросили немецких офицеров, младших командиров, оружие и разбежались в разные стороны. После этого в Югославию был вызван Отто Скорцени со своими головорезами, который лично руководил операцией по поимке этих уголовных баранов в эсэсовской форме.
   Правда, когда нужно было проводить карательные операции против мирных жителей, батальон СС-501 заставлять не приходилось - желающих было хоть отбавляй.
   Но у уголовников было одно немаловажное преимущество перед теми, кто по доброй воле сдался немцам в плен и сотрудничал с ними в годы войны и после нее. Оно заключалось в том, что наши правоохранительные органы сами прекрасно знали воровской закон и даже мысли не допускали, что "социально близкий элемент", которым они считали всех членов уголовного мира, мог сотрудничать с немецкими оккупантами.
   Этот факт мы также взяли на вооружение. Согласно этому воровскому закону настоящие уголовники не должны были работать ни на одну власть. Поэтому наличие у нас документов, подтверждающих честную работу некоторых криминальных авторитетов на германские оккупационные власти, сослужило нам хорошую службу.
   В той операции с группой "золотой" молодежи хорошо поработали некоторые воры "в законе" и по совместительству бывшие солдаты одного из карательных батальонов гестапо. Они подыскали "артистов", отрепетировали драку и уже во время "генеральной репетиции" просто закололи трех "баранов", специально подобранных для этой цели из мелкой городской шпаны, бредившей в то время уголовной романтикой.
   Зато какой результат мы получили! Сразу же был открыт доступ в круг людей, приближенных к "телу" очередного Генерального секретаря, а для нашей работы это много значило.
   Наши западные руководители также вовремя подсуетились, и из Европы в адрес некоторых высокопоставленных особ шли соответствующие их рангу и должности подарки и подношения, которые они принимали, не гнушаясь тем, что знали, кем они преподносятся.
   А наши товарищи-уголовники продолжали на нас работать: они воспитывали, по-своему, конечно, нашу советскую молодежь. Прежде всего это касалось дискредитации того, что начинало советское правительство и большевист-ская партия. К примеру, тот же БАМ. Если бы вы, Вадим Олегович, знали, во что нам обошлась только подготовка к её проектированию?
   - Но ведь её проектировали еще, если я не ошибаюсь, при царе? спросил Котов.
   - Да, при царе-батюшке. Не только проектировали, но и начали строить. Потом строительство продолжали лагерники ГУЛАГа, но во время войны большая часть проложенного пути была разобрана и отправлена на нужды фронта.
   Перед тем как вновь приступить к строительству этой железной дороги, мы изъяли из всех архивов основные проектные расчеты - а они были выполнены выдающимися инженерами ещё дореволюционной школы. Поэтому только на "новое" проектирование правительство затратило несколько сот миллионов рублей, причем настоящих советских, а не этих фантиков.
   Как только БАМ был объявлен всесоюзной комсомольской стройкой, мы посоветовали через наших друзей, авторитетов уголовного мира, подключить к этому событию заключенных исправительно-трудовых учреждений, что было с радостью подхвачено партийными и комсомольскими функционерами, так как того количества добровольцев, которое в действительности было необходимо для строительства, попросту не оказалось.
   Матвей Борисович отпил несколько глотков своего целебного напитка и на некоторое время замолчал. Вадим Олегович тоже потянулся к своему бокалу. Оставить кабинет своего шефа он не торопился, понимая, что подобный разговор Суздальский начал не просто так, и вскоре ему, начальнику службы безопасности, будут поставлены вполне конкретные задачи.
   Через пару минут Матвей Борисович заговорил уже в другом тоне - как начальник с подчиненным.
   - Вам, Вадим Олегович, предстоит посетить одну иностранную державу с весьма деликатным поручением.
   - Слушаю вас, Матвей Борисович, - с готовностью ответил Полковник.
   - Я направляю вас в Германию для того, чтобы вы отыскали там одного человека, поговорили с ним и убедили вернуть мне некоторые ценные для меня архивные документы, касающиеся моего прошлого и прошлого моих друзей и коллег.
   - Установочные данные на этого человека у вас имеются? - сразу же поинтересовался Котов.
   - Мне, к сожалению, известно только, что он сын бывшего немецкого офицера - коменданта одной из приморских баз военно-морских сил гитлеровской Германии.
   - Я думаю, что в наше время этих данных может оказаться вполне достаточно, если только...
   - Что "если только"? - испуганно спросил Суздальский.
   - Если только нужные вам документы действительно находятся у этого человека, - пояснил Полковник.
   - В той коробке, что достали ваши люди в агентстве "Кристи и Пуаро", я обнаружил много одинаковых документов, в частности, зашифрованные списки немецкой агентуры времен второй мировой войны, а также все их "подвиги" на советской и немецкой территориях.
   - Следовательно, тот неизвестный человек, предположительно Трофимов, имел доступ к этому архиву?
   - Верно. Он имел к нему доступ. Но даже не в этом архиве дело! На допросе с пристрастием Юрий Николаевич Калашников рассказал, что к нему в руки якобы случайно попали старые немецкие архивы и ещё один очень любопытный документ - протокол дешифрования этих материалов. Часть раскрытого шифра ещё не давала безусловной возможности прочитать немецкие досье. Но я, разумеется, с вашей помощью, обратил внимание на одну интересную деталь: документы, выданные нам покойным Калашниковым, были копией тех бумаг, что вы изъяли на квартире того молодого дипломата, как его...
   - Михайлова, - добавил Вадим Олегович.
   - Да, Михайлова. Следовательно, тот человек, который передал Михайлову коробку с документами, подбросил эти бумаги и Юрию Николаевичу, а тому в свою очередь захотелось погреть руки на мне. Что получилось из его затеи, нам хорошо известно.
   - Выходит, что наш неизвестный, а скорее всего, именно Трофимов, имеет ключ к шифру?
   - Вряд ли. Если бы он у него был, то мы с вами сидели бы не в этом помещении... Скорее всего он как-то смог прочитать часть документов, но другая, большая часть, ему и его людям не поддалась. А так как он решил все-таки свалить меня, а заодно и вас, то он будет искать ключ к шифру в Германии. Поэтому вы должны закончить все дела здесь и выехать в Берлин. Я вам дам адрес моего старого знакомого - мы вместе в свое время учились в одном из европейских университетов, - он увидел, как брови Котова от удивления полезли на лоб, - да-да, не удивляйтесь: я закончил университет, как говорят в России, без отрыва от основной работы и получил образование политолога. В том письме, что я вам дал почитать, раскрыт способ, как я в советское время, когда всюду свирепствовал КГБ, перебрался на Запад и обратно для повышения своего образования и специального, узкопрофессионального уровня.
   - Понятно. - Вспомнив прочитанное письмо, Полковник догадался, что Суздальский с помощью подводных лодок пересекал границу Советского Союза и спокойно уходил на Запад. - Но в таком случае, может быть, имеет смысл отправиться в Германию немедленно?
   - Нет. Я навел справки в МИДе по поводу этого Михайлова и выяснил, что недавно был издан приказ министра иностранных дел России о прямой ротации сотрудников зарубежных российских дипломатических представительств в другие страны. Так вот, наш Михайлов согласно этому приказу заменяется, куда бы вы думали?..
   - Неужели в Германию?
   - Да, в Германию, а точнее, в Мюнхен, в Генеральное консульство, на должность вице-консула. Поэтому поедете в ФРГ только после него, а заодно и определите все его связи. И если он поехал туда по указанию Трофимова, а я в этом почти не сомневаюсь, то Михайлов и его люди окажутся в нашем деле невольными помощниками. Так что, Вадим Олегович, - подвел итог Суздальский, - у вас ещё есть время и с делами здесь, в столице, разобраться, и к предстоящей операции подготовиться.
   Глава 116
   В здание Павелецкого вокзала Кононенко, Малышонок и Виктория вбежали, когда по громкоговорителю объявили, что посадка на скорый поезд "Москва Махачкала" заканчивается. На лестнице, ведущей в зал ожидания пассажиров дальнего следования, они нос к носу столкнулись с Ткачуком. Он обрадовался этой встрече, крепко пожал руки оперативникам и галантно поцеловал руку девушке.
   - Кирилл уже пошел на посадку, - сообщил Ткачук, поняв, что вся троица прибыла на вокзал на проводы друга. - Удостоверение-то у тебя, Василий, обратился он к Конону, - не забрали еще?
   - Нет. Пока при мне, но начальство уже несколько раз напоминало об этом и даже предупредило, чтобы я не вздумал "нечаянно" его потерять, горько усмехнулся капитан.
   - Не буду тебя учить, Василий, но с начальством не шути. Кирилл, должно быть, уже в вагоне обустраивается. Торопись, если хочешь успеть с ним поговорить!
   Капитан подал знак лейтенанту, и тот вместе с девушкой направился в линейное отделение милиции. Он должен был договориться с начальником дежурной смены, чтобы, на всякий случай, задержали отправку поезда, если беседа Конона и Трика затянется.
   - Петр Владимирович! Пойдемте вместе с нами. Мы кое-что раскопали в ЗАГСе по месту жительства Калашникова. Вам это будет интересно.
   - А девушку прямо из ЗАГСа увели, пинкертоны? - пошутил Ткачук.
   - Конечно, из ЗАГСа. А после того как переговорим с Киром, я её вместе с Малышом туда же и отправлю, - давая понять, что в его словах имеется двойной смысл, ответил Кононенко.
   - Правильно, давно пора. А с Квасовым мы уже попрощались, второй раз как-то неловко, - посетовал следователь.
   - Неловко, Петр Владимирович... - не докончил общеизвестную фразу капитан. - А здесь интересные детали открылись. Да так, что следствие в совершенно другую сторону нужно поворачивать. Но вести его должны уже не мы, а совсем другая организация. С другой стороны, эта организация так завязла, что...
   Следователь понял недосказанное Кононенко и повернул обратно к вокзальному перрону.
   ...Квасов уже разложил вещи и познакомился с семейством из Дагестана, которое гостило в столице у своих родственников. Старик со старухой и маленькой внучкой были несколько обеспокоены поездкой, так как обстановка на Кавказе вынудила проверять все пассажирские поезда, следующие в этом направлении.
   Старикам было чего бояться: они везли с собой множество больших и маленьких коробок и, что больше всего удивило Кирилла, несколько рулонов с коврами, хотя, по мнению майора, в Дагестане можно было найти ковры и получше. "Но если это подарки от родственников, - размышлял Трика, - то, как у нас говорят, дареному коню в зубы не смотрят".
   Из репродуктора прозвучало объявление о том, что посадка на его поезд заканчивается, и тут он увидел мечущегося вдоль поезда Малышонка. Он держал за руку незнакомую Квасову девушку, которая с трудом поспевала за ним.
   Майор Квасов, чтобы не смущать попутчиков, быстро вышел на перрон и, махнув лейтенанту рукой, оттащил его к следующему вагону, чтобы соседи по купе не видели их прощания и не приставали в дороге с расспросами.
   Запыхавшийся Малыш ещё минуту восстанавливал дыхание, затем скороговоркой выпалил:
   - Это Вика, - коротко представил он девушку, - капитан и Петр Владимирович подойдут с минуты на минуту. Я с Викой отлучусь на секунду, переговорить с начальником дежурной смены, чтобы в случае чего задержали отправление поезда.
   - Так ведь я только что... - майор хотел сказать Малышу, что уже попрощался с Ткачуком, но того и след простыл - только вдалеке между спешащими на посадку пассажирами мелькнула темно-синяя куртка лейтенанта, который крепко держал за руку Вику, словно боясь её потерять.
   "Странное дело! Если Ткачук вернулся, то Кононенко смог его заинтересовать чем-то очень выдающимся, - обдумывал положение Трика. - Я вроде бы уже не у дел, но, интересно, что же моя команда сумела раскопать?"
   Кирилл увидел спешащих Кононенко и Ткачука и бросил взгляд на часы до отправления поезда оставалось десять минут.
   - Вот видишь, - начал Петр Владимирович, - опять встретились, а это очень хорошая примета - значит, будем встречаться не однажды.
   Кононенко обнял своего начальника, пожелал ему, как водится, всего наилучшего и заверил, что они все равно будут работать вместе прежней командой.
   - Но это официальная часть, извини, Кир, за проформу. Мы к тебе все с тем же делом, - Конон начал рассказывать, что они узнали в архиве и дома у Натальи Владимировны.
   В это время объявили об отправке пассажирского поезда "Москва Махачкала", и тут появились Малыш с Викой.
   - Договорился. Нам для разговора представляют одно из купе группы линейного ОМОНа, который сопровождает поезд, а на станции Ожерелье нас встретит тамошний представитель и отправит обратно на поезде или на дежурной машине. Необходимо одобрить мои действия, не то поезд отправится без товарища майора Кирилла Климовича.
   - Нет, мне ехать необходимо в любом случае: в Махачкале меня будут встречать ребята из СОБРа - их уже поставили в известность, - резюмировал майор.
   - Тогда я еду, - подтвердил свое решение Кононенко.
   - И мне очень хотелось бы дослушать рассказ капитана, - сказал Ткачук.
   - И я еду, - быстро выпалил Малышонок и, прочитав по глазам старших товарищей, что его хотят оставить, тут же добавил: - и у меня есть кое-что интересное.
   - И я с вами еду, - твердо заявила Виктория и, чтобы не слушать возражений, сразу спросила: - Где тут у них вагон с ОМОНом?
   Все удивленно уставились на девушку: а ты, красавица, мол, куда собралась?
   - Ну что вы на меня так смотрите? Без меня вы, товарищ капитан, вообще бы никогда ничего не узнали. Кроме того, помнится, кто-то обещал отвезти меня домой вместе с сопровождающим, да ещё на милицейской машине. Было такое?
   Было такое обещание или нет, ни Кононенко, ни Малышонок не помнили, но твердый тон девушки не оставлял ни малейшего сомнения.
   - Хорошо, - поддержал Ткачук Викторию, - пусть едет. Она будет нашим талисманом в этом деле.
   - Тем более что у неё имя для нас самое подходящее - Виктория, означает, что мы победим, - улыбаясь во весь рот, воскликнул Малыш.
   - Согласен, - сказал капитан и обратился к девушке: - С этого момента вы, Вика, в нашей команде, но только не по оперативным вопросам.
   - А по каким же?.. - хотела было вступить в очередную перепалку девушка, но тронувшийся без предупреждения поезд заставил всю пятерку торопливо прыгать мимо проводницы в отходящий состав.
   ...Устроившись в купе оперативной группы ОМОНа, Малыш под благовидным предлогом вывел Викторию из купе, предоставив возможность следователю прокуратуры и двум бывшим оперативникам поговорить спокойно без оглядки на постороннего человека.
   Закончив свой рассказ, Кононенко вопросительно взглянул на собеседников. Квасов с этой историей был мало знаком, поэтому он тоже вопросительно поглядел на Ткачука.
   Тот, разминая пальцами переносицу, что-то недолго обдумывал.
   - Я пришел на работу в прокуратуру через десять лет после окончания войны. Тогда в производстве было много дел по бывшим нацистским преступникам и их пособникам. Я припоминаю одно очень интересное дело бывшего карателя из так называемой айнзатцкоманды СС или гестапо - сейчас точно не помню. Этот предатель во всем чистосердечно признался и охотно давал показания по всем интересующим следствие вопросам. Настолько охотно и полно, что следственная группа стала сомневаться в его правдивости и искренности.
   А поведал он нам следующее. На оккупированных землях, не только наших, немецкие службы СС, СД, гестапо и абвер набирали из разных категорий населения людей для службы в особых подразделениях. Отбор был строгим и после него людей, решившихся на службу у немцев, направляли, в зависимости от их личных, деловых и интеллектуальных качеств, в разведку, в каратели, во вспомогательную полицию и так далее.
   В сорок третьем году ситуация кардинально изменилась - Красная Армия стала гнать немецкие войска на запад. Понятно, что у наших соотечественников, которые верой и правдой служили гитлеровцам, перспективы были неприглядными.
   Немцы решили использовать и этот факт. Они выправляли этим предателям новые документы и отправляли в наш тыл на постоянное место жительства. Те пускали корни, а уже после войны их отыскивали иностранные разведки. Шантажируя информацией о "заслугах" их перед нацизмом и фотографиями, которые, как правило, всегда имелись в личном деле каждого предателя, вербовали их для дальнейшей работы. Вот на этих связях их обычно и отлавливали органы государственной безопасности и милиция.
   Так вот, я здесь пою дифирамбы немецким спецслужбам, но одна особенность им здорово навредила: они давали новые фамилии своим холуям, к примеру, по местности, где они попали или сдались в плен, либо обучались в разведывательно-диверсионной школе, либо, как в нашем случае, где проходили службу.
   Все наши "соловьи", по всей видимости, служили в одном элитном подразделении немецкой военной разведки "Нахтигаль", что по-русски означает, как справедливо заметила ваша Наталья Владимировна, "соловей".
   Примерно то же самое нам рассказывал и тот наш подследственный. Мы уже начали было думать, что он пытается развязать новую истерию по всеобщему подозрению в предательстве и шпионаже всех, чьи фамилии были связаны со словом "город", потому что фамилия его была Городовиков: в своих показаниях он указал, что рядом с населенным пунктом располагался немецкий разведывательный штаб, где десять его товарищей дали согласие на сотрудничество с немцами.
   Потом ещё было несколько подобных дел, но все они были менее яркими, и, как и в первом случае, никто не обращал внимания на то, что говорили подследственные о сходстве фамилий.
   Петр Владимирович откинулся на перегородку купе, достал платок и вытер вспотевшее от напряжения лицо.
   - Значит, этот энкавэдэшник догадался, что все эти "соловьи" связаны между собой, и стал вести расследование самостоятельно. Но почему он не обратился в свою организацию за помощью? - спросил Квасов.