Загребельный Павел Архипович. Разгон

   Ну, так. С диктаторскими полномочиями он бы справился. А вот как убить сегодня вечер? Планов не было, плановый сектор был в полном распоряжении Людмилы, а Людмила задерживалась. Спуститься и рвануть к заливу? Хотя бы окунуться разок? Но раздевание-одевание... Если за день устаешь на заводе, как бог при сотворении мира, то имеешь же ты право на так называемый отдых?
   Юрий зевнул и пошел с балкона в комнату. В комнате ему все нравилось. Удобная финская мебель (диван, кресла охватывают тебя, как любимая женщина, лежи, спи, дремли, слушай музыку), цветной телевизор "Электрон", кассетный магнитофон марки "Акаи" (последний крик - пришлось переплатить в комиссионном), стерео-проигрыватель "Филлипс". В бытовой электронике он превосходно разбирался, да и кто станет отрицать преимущества "Филлипса" или "Акаи"? Мировой уровень!
   Квартиру они с Людмилой обставили так, что не поймешь, кто тут живет: простой работяга или доктор наук? Ну, пусть Люка в самом деле научный сотрудник, ведает чем-то в секторе лингвистических проблем в Институте кибернетики, а он хоть и работяга, технарь-наладчик, но тоже не без значения: бригадир, а быть бригадиром у наладчиков все равно что быть президентом в Академии наук, так как там одни индивидуальности, уникумы!
   Юрий крутнулся перед зеркалом, сам себе понравился, как нравился всегда: высокий, белокурый, чубатый, красивый, спортивный, безупречно отглаженные брюки, свежая белая сорочка, модный галстук, начищенные до блеска туфли. Кто ты - молодой ученый, популярный футболист, рабочий-передовик? Объявляем так называемую телевизионную викторину. Перед вами, считайте, простой советский юноша. Предлагаем отгадать...
   Юрий отыскал вчерашнюю газету, подложил под туфли (разуваться лень, а ляжешь без газеты - Люка заест), растянулся на диване, полузакрыл глаза, потом вскочил, бросил в магнитофон кассету, снова упал на диван и отдался блаженству музыки. Как раз попал на музыку из "Лав стори". Людмила всегда почему-то плачет, слушая эту запись, а ему просто приятно, потому как закручено тут и впрямь здорово, так и подбирается к самому нутру. Он не слышал звонка, не слышал, как открылась дверь, как Людмила прошла на кухню, как потом заглянула в комнату, долго смотрела на него, и по выражению ее лица трудно было угадать, что она в эту минуту думает.
   - Юка! - позвала Людмила. - Ты опять лежишь?
   Юрий не шевельнулся. Уголки его губ поехали в стороны, дальше и дальше, чуть ли не до самых ушей, вот сейчас он потянется до хруста в костях, скажет разнеженно:
   - Поцелуй меня в обе щеки, тогда встану.
   Или:
   - Скажи: дядя, тогда встану.
   Он любил болтать чепуху, но делал это беззлобно, и Людмила ему прощала.
   Однако сегодня Юрия полонила такая лень, что не хватало сил даже на чепуху.
   - Конституция, - промурлыкал он небрежно. - Право на отдых.
   - И опять в туфлях на диване?
   - Ты же видишь: подложил газетку.
   - Я звонила, звонила... Насилу втащила в квартиру свои сумки. Пришлось объехать весь город... За утками стояла.
   Юрий быстро сел на диване, протер глаза.
   - Ты? За утками? Дочка самого Карналя стоит в очереди?
   - А кто же за меня будет стоять, интересно? Иди помоги мне.
   Она пошла в спальню, быстро переоделась, сменила легкий серый костюм на домашний ситцевый халатик, но модных туфелек не сняла, так и осталась в них, наверное, чтобы быть такой же высокой, как и Юрий. Когда пришла на кухню, он был уже там, заглядывал в сумки, принюхивался, пробовал пальцем, лизал.
   - О-о! Маслины! Где раздобыла?
   - Ездила на Микольскую Борщаговку в универсам. А майонез на Печерске. Сало и помидоры на Бессарабке. Утки здесь, у нас. Сам мог бы выйти и купить. Давно дома? Я думала, встретишь, хоть от машины до лифта донесешь...
   - А я слышал, будто что-то шуршало у дверей. Хотел открыть напряжением ума, да скука задавила, пусть, думаю, пошуршит. А это, оказывается, ты. Но тут для епетиту кормов на десять человек! Ты что, прием задумала?
   Людмила хозяйничала, не отвечая, протянула Юрию газеты:
   - Вот, возьми. Вынула из ящика. Можешь напрягать свой нежный ум.
   Юрий даже не прикоснулся к газетам. Он подкрался к Людмиле сзади, чмокнул ее в затылок, где мягко завивались топкие волосы, всячески разыгрывал влюбленность. Надо же отблагодарить за все те яства, что она привезла! А поесть он любил, особенно же что-нибудь редкостное.
   - Маслины - это же такой деликатес! - мурлыкал Юрий. - Я ведь родился в Одессе, а никто так не любит маслины, как одесситы. Ну, ты скажешь, что я там не жил, но ведь родился? А газеты отложим. Я целый день радио слушаю. У нас на работе радио, как в парикмахерской, - все новости и новейшие песни. Как ты, свои так называемые лингвистические проблемы продвинула сегодня вперед?
   - Лучше помой мне салат, - попросила Людмила.
   - А как его мыть?
   - Найди в посудном шкафу проволочную корзинку, сложи туда салат, подставь под струю, а потом встряхни, чтобы вода вся стекла, а то неприятно, когда капельки на листе. У нас сегодня будут гости.
   Проволочная корзинка, салат, встряхивание от воды - во всем этом была такая дикая скука, что Юрий уже хотел было дать из кухни стрекача, но, услышав о гостях, округлил глаза.
   - Гости? Кто же это? Делегация из развивающихся стран? Министр? Академик Карналь?
   - Почти угадал, - не принимая его шутки, Людмила подала ему проволочную корзиночку, - вот, возьми. И помогай, а то не успею.
   - Так кто же? - Юрий льстиво заглянул Людмиле в глаза. - Ну, Люка, ну я же тебя люблю! Скажи! А я тут умираю от так называемого напряжения мысли! Думаю, ну как убить вечер? А у нас гости! Красота! Ну, кто же, Люка?
   Людмила молчала. Лукавая улыбка порхала по ее губам, делала ее особенно красивой. Юрий действительно не мог бы не влюбиться в свою жену в такое мгновение - его покойная мамочка небезосновательно сдружила его с Карналевой дочкой: есть в ней не только ум, но и привлекательность, заметная и невооруженным глазом.
   - Ну, я помою твой салат, хотя это и унижение меня как гегемона, рабочий класс должен работать на производстве, а в сфере обслуживания он только потребляет. Интеллигенция же - это прослойка. Она должна обслуживать всех. А ты - меня.
   - Не говори глупостей! - бросила ему Людмила. - И не тарахти! Если не хочешь помочь, то хоть не мешай!
   - Меня всегда интересовало, кто тебя научил все это делать? Отец академик, мать - балерина. Кто же там у вас чистил картошку, жарил мясо, варил борщ? И кто мог научить этому тебя? Мистика какая-то!
   - Отец и научил. Он все умеет. Крестьянский сын. Слышал?
   - Да мой - тоже крестьянский сын, вырос в свиносовхозе, что может быть более крестьянское, чем свиносовхоз? Ну ты его хоть зарежь, он не очистит картофелину, не купит булочку в магазине! У нас если бы не мама, мы бы поумирали с голоду! А у меня - ты! Ну, Люка, так кто же? Пригласила или набились силком?
   Людмила опалила уток, положила их в большую жаровню, поставила в духовку. Готовила закуски, нарезала хлеб, узкие ее руки так и мелькали перед глазами Юрия, он неумело встряхивал корзинку с салатом, весь забрызгался, шевелюра растрепалась, с лица слетели самоуверенность и высокомерие, которые он всегда напускал на себя при жене.
   - Дай сюда! Ничего ты не умеешь!
   Она забрала у него корзинку, ловко повела ею в воздухе над кухонной мойкой, стала выкладывать салат на блюдо - светло-зеленая горка, свежая, как бодрое утро.
   - Приехал Совинский, - сказала она небрежно, как бы без малейшего значения, умышленно будничным тоном, но Юрий даже подпрыгнул от этой новости, не поверил, отступил от Людмилы, ощутил за спиной твердый косяк кухонной двери, прислонился.
   - Иван?
   - Иван.
   - И откуда же он взялся?
   - Работает в Приднепровске на металлургическом заводе. Внедряет там АСУ. А в Киев приехал на республиканское совещание по организации и управлению.
   - Они уже ездят на республиканские совещания? На так называемые совещания?
   - Оставь этот свой тон. Совинский позвонил мне на работу, и я пригласила его в гости.
   - Так это для него... так называемые деликатесы? Утки, маслины, салаты?
   - Не можем же мы принимать гостей за пустым столом!
   - Не можем... не можем! Ах, я забыл! Это же так называемая старая любовь, которая не ржавеет!
   Людмила закрыла ему ладонью рот.
   - Не мели глупостей! Иван будет не один. С девушкой. Кажется, его невеста.
   Юрий вырвался, побежал в комнату, уже оттуда крикнул:
   - Суду ясно! Решили подкинуть мне так называемого внешнего раздражителя! Чтоб любовь не ржавела!
   - Говорю же тебе: он не один, - Людмила пошла за Юрием, вытирая руки фартуком.
   В минуты беспомощности она становилась похожей на Карналя, и тогда Юрий удивлялся, как мог жениться на такой, в общем-то, некрасивой девушке, он, на которого стреляют глазами все киевские девчата! Стреляют, пока не узнают, что он зять академика Карналя! А уж тогда перед ним как бы зажигается красный сигнал светофора: стоп - и ни с места! Ну, история!
   - Один или не один, мне чихать! - закричал Юрий, бегая по большой комнате и умышленно натыкаясь на мебель. - И вообще... Надоело.
   - Что именно тебе надоело? Объясни, - поймала его за руку Людмила. - Не мельтеши перед глазами. Сядь!
   - Ну? - Юрий сел на диван, утонул в подушках, в изнеможении закрыл глаза. - После так называемого напряженного трудового дня ты мне...
   - Что я тебе?
   - Ну, вообще...
   - Вообще ничего не бывает, ты это прекрасно знаешь. Убери эту газету. Позорная привычка валяться на диване.
   - Я рабочий класс!
   - Рабочий класс по крайней мере разувается, прежде чем лечь на диван!
   - А я кто же, по-твоему?
   - Убери газету.
   - Ну, убрал. И что?
   - Смотри в одну точку. Сосредоточься. Повторяй за мной: "Я успокаиваюсь, успокаиваюсь. Моя левая рука теплая... Моя правая рука теплая... Я совсем спокоен... Я совершенно спокоен..."
   - Моя рука теплая, - принимая ее правила игры, послушно повторял Юрий. - Мои ноги теплые... Моя голова теплая... Я теплоголовый... Люка, да ты смеешься! Признайся: ты выдумала своего Совинского! Выдумала, правда? Откуда бы ему взяться в Киеве?
   Людмила уже шла на кухню, не останавливаясь, обернулась, блеснула зеленоватыми глазами:
   - Повторяй за мной: "Я совершенно спокоен..."
   - Я совершенно... Да ну тебя! Хочешь сделать из меня шизофреника! У меня психика знаешь какая? Бетон, гранит, сверхтвердые материалы из института Бакуля!
   2
   Что такое звонок в малометражной квартире? Это почти катастрофа, землетрясение, цунами, стихийное бедствие! Он звенит, считай, у тебя над ухом, где бы ты ни был, ибо в малометражной квартире спрятаться негде, никто там, за дверью, не поверит, будто ты идешь открывать так долго, словно бы тебе надо преодолеть чуть ли не стадионное расстояние, - всем ведь известно, что ни одна комната не может быть длиннее пяти с половиной метров (это обусловлено стандартным размером бетонных перекрытий), никому не придет в голову предположение, будто ты заблудился в своих коридорах, ибо блуждать тут негде: расставь руки - и достанешь любую стену. Поэтому когда тебе звонят, ты должен либо немедленно открывать, либо не открывать вообще, если не хочешь пускать незваных гостей. На это у тебя тоже есть право, гарантированное всеми законами, но нарушаемое тобой всякий раз под действием механизмов любопытства, что живут в твоем организме вечно.
   Людмила ждала гостей, поэтому, когда прозвучал звонок, ни перед ней, ни перед Юрием не стоял вопрос: открывать или не открывать? Людмила бросилась на кухню, чтобы снять с себя фартук. Юрий забыл, что он спокойный-преспокойный, подхватился с дивана, мгновенно прихорошился перед зеркалом, подбежал к двери как раз одновременно с Людмилой. Они столкнулись в своем усердии, рассмеялись, поцеловались, вдвоем повернули ручку автоматического замка, дружно отступили от двери, солидарные в приветливости, в улыбчивости, в доброжелательстве, - образцовая советская семья, можно было даже подумать, позаимствовав несколько своеобразный стиль мышления у представителей старшего поколения, - передовая советская семья. Однако порыв Людмилы и Юрия пропал зря. Это не были гости, которые, наверное, издали чувствовали, что утки в духовке еще не дошли, и поэтому не торопились. Звонил их сосед-холостяк, артист из самодеятельного танцевального коллектива, организованного Кучмиенко для "полного ажура", маленький, юркий, прозванный Юрием "замечательный сосед" по той песенке, в которой поется: "В нашем доме поселился замечательный сосед..."
   Сосед не принадлежал к числу гостей желанных. Людмила довольно откровенно гнала его в шею, имея обоснованные подозрения, что он искушает Юрия "раздавливать на троих", а когда третьего не находилось, то и на двоих, проще говоря, выпивать в часы досуга (точнее, в часы Людмилиного отсутствия).
   - Ого, вы меня сегодня так встречаете, будто я генерал, - засмеялся сосед.
   - Не тебя, друг, - успокоил его Юрий, - не тебя. Хотя ты и "замечательный", но не тебя. Настоящих гостей еще нет, так что ты, брат, рановато. Или тебя запах жареной утки вытянул из берлоги? Но и утки еще не готовы. Люка, готовы утки?
   - Да что я - из голодного края? - оскорбился сосед. - Нужна мне твоя утка! Мне бы спичек. Газ нечем зажечь...
   - Чаек согреть? - захохотал Юрий.
   - Ты за кого меня принимаешь?
   - Все ясно! "Экстру" хочешь вскипятить?
   - Дашь спичек или мне топать на верхний этаж? Кто же "Экстру" кипятит? Ее перед употреблением охлаждать положено, чтобы слеза на бутылке выступила, знаешь?
   - А японцы - слышал - только горячую пьют!
   - Не заливай! Кто бы это горячую водку...
   Людмила вынуждена была прервать эту весьма увлекательную дискуссию, вынесла соседу спички. Юрий вытолкал его за плечи, попросил не обижаться, запер дверь, не знал, как ему вести себя дальше. Все испортил этот танцор дальше прикидываться обиженным уже не приходилось, помогать же Людмиле не умел и не хотел. Поставить какую-нибудь музычку? Это спасает от всего на свете, главное же - от процесса думания. Лежи, слушай, дремли.
   Но дремать не дал новый звонок. Был он, правда, несмелый, прерывистый, спазматический какой-то, не то в самом деле звонил, не то послышалось. В таких случаях можно и не спешить, подождать, пока несмелый гость еще раз нажмет на кнопку, научить его смелости. Юрий, хотя стоял почти на пороге комнаты, пошел не ко входной двери, а наоборот - через всю комнату к балкону, словно бы ему страшно захотелось дохнуть свежим воздухом или полюбоваться на Русановский залив, полный лодок, рыбаков и купальщиков. Он слышал, как за его спиной Людмила открыла, не дожидаясь нового звонка, не испытывая терпения гостей, слышал положенные в таких случаях восклицания, приветствия, обмен взаимными комплиментами, из чего мог убедиться, что Людмила в самом деле не виделась с Совинским, а только говорила с ним по телефону и, следовательно, по телефону же пригласила в гости.
   - Юка! - позвала Людмила. - Где ты там? Гости пришли, иди встречай!
   - Я привык встречать гостей в комнате, а не в коридоре, - пытаясь быть страшно веселым, крикнул Юрий и повернулся к Совинскому и его девушке, которые уже вошли в комнату.
   Совинский был как Совинский. Высокий, тяжелый, тюфяк тюфяком, нос перебитый когда-то во время боксерских состязаний, глаза кроткие, улыбка виноватая, словно бы это он отбил у Юрия любимую девушку, а не наоборот, костюм на Совинском серый, довольно дорогой, но сшит, ясное дело, не так изысканно, как у зятя академика Карналя, тот может себе позволить роскошь ездить для этого в самый Львов, где парни из фирмы "Электрон" всегда поведут его к знаменитому портному, который шьет костюмы "чуточку лучше", чем в самом Париже. Но девушка у Совинского была первоклассная, это Юрий вынужден был признать сразу. Высокая, глаза - как лазеры, фигурка - мечта двадцатого века, сплошные вертикали, вызов силам притяжения и гравитации, разве что покойная Юрина теща Айгюль могла сравниться с этой девушкой, но ведь та была балерина, уникальная женщина, чудо природы, а эта, пожалуй, обычная секретарша или продавщица из парфюмерного магазина, - кого же другого мог подцепить Совинский! Одета девушка была в легкий зеленый костюмчик с довольно длинной юбкой. Юрий сразу оценил это, потому что "мини" идет коротконожкам, такая мода специально выдумана для них, чтобы хоть как-нибудь исправить ошибку природы. Эта же девушка разбиралась в модах, все на ней было ладно, все скромно, но скромность какая-то странная, точно с вызовом. Даже цвет костюма она подобрала так, чтобы он оттенял цвет ее больших черных глаз, отчего они становились словно бы черно-зелеными, напоминали нечто библейское. Юрий был почему-то убежден, что все библейские красавицы Вирсавия, Фамар, Эсфирь, Ревекка - были зеленоглазые, так же, как пророки и апостолы. Библию он, конечно, не читал, но это не мешало ему иметь совершенно определенное и твердое представление о тех, кто населял эту старую, толстую книгу!
   - Ну, здоров! - сказал Юрий Совинскому, сразу принимая тон превосходства и легкой насмешливости, столь естественный в его обращении почти со всеми людьми. - Тебя что, отправляют в одну из развивающихся стран? И ты заехал попрощаться? Из Москвы через Киев на Жмеринку и Тананариве? Граждане отъезжающие, проверьте, не осталась ли в ваших карманах совесть провожающих! Граждане провожающие, немедленно смените выражение ваших лиц! Не впадайте в отчаянье и не лейте слез!
   - Здоров! - Совинский нисколько не удивился Юриной болтовне. Знакомься. Это Анастасия.
   - Слушайте! - хлопнул себя Юрий по бедрам. - Вы красивая, как манекенщица!
   - А если я и впрямь манекенщица? - лукаво покосилась на него Анастасия.
   - Этого не может быть! Люка, ты веришь в такое?
   - Но это правда, - утверждала Анастасия.
   - И я держу вашу руку?
   - Очевидно.
   - Люка, ты свидетель! - весело разглагольствовал Юрий. - Все уже было. К так называемым электронным машинам каждый день прикасаюсь. С самим академиком Карналем за руку каждую неделю, а то и чаще. А его руку знаете кто пожимает? Даже генсек ООН, президенты, кинозвезды и мультимиллионеры! Но чтобы вот так манекенщицу - за руку? Да никогда!
   - Юка, не дури! - шутливо погрозила ему Людмила.
   - Но ведь это мистика! Люка, ты веришь в то, что происходит? Ну, Совинский - это тоже так называемый сюрприз. Мы с тобой тоже до некоторой степени что-то и кто-то... Но все-таки мы - это просто мы, а тут перед нами существо высшего порядка!
   - Но почему именно высшего? - засмеялась Анастасия.
   - Я вас предупреждал, что Юрий любит балагурить, - сказал Совинский, у него... чрезмерность речи, или как бы это определить...
   - Не слушайте этого типа! - закричал Юрий. - Он бы все перевел в выполнение и перевыполнение! А вы цветок, орхидея, украшение жизни, божество и вдохновенье! Перед вами надо становиться на колени, бить лбом о землю, проливать слезы из-за собственного несовершенства!
   - А что скажете вы, Людмила, на такие восторги вашего мужа? - спросила Анастасия.
   - Она уже получила соответственное количество комплиментов, не волнуйтесь! Мы два года женаты! Все выдал! Но вы у нас впервые... и я... Почему вы стоите передо мной? Вы должны немедленно сесть, чтобы не утомлять свои экстраноги! На таких ногах держится все прогрессивное человечество!
   - В самом деле, садитесь, - пригласила Людмила. - Выбирайте, где кому нравится. Юра, ты начинаешь говорить банальности. Включай первую тормозную систему. Открой балкон. Анастасия, может, вы хотите посидеть на балконе? У нас чудесный вид на залив. Вы часто бываете на Русановке?
   - Бываю, но не часто. Я живу в Михайловском переулке, знаете, кооперативный дом журналистов? Он там довольно некстати торчит перед Софией, как напоминание о беспомощности некоторых архитекторов. Я бы вообще запретила застраивать исторический центр Киева. Но, как видите, сама живу в этом доме, еще и горжусь: "У меня квартира в центре, рядом с самой Софией".
   Юрий решил "не услышать" слов Анастасии. Мгновенно понял, что она хочет перевести разговор с глуповато-шутливого тона, который он сразу придал ему, на серьезный, может, даже слишком серьезный, когда сразу становится видно, кто есть кто и почем у кума пчелы.
   - Прошу, прошу, - затарахтел он, разрываясь между балконом, диваном и креслами... - Приземляйтесь, наслаждайтесь, требуйте... Люка - грандиозная хозяйка, я же в этом деле никудышный. Я только бригадир техников - ни больше ни меньше. Иван знает, объяснять не надо. Трудовой день закончен, имеем право... Будьте как дома и как свои, то есть как одна так называемая семья... Для экономии усилий Людмилу зовите просто Люкой, а я когда-то был Юрий, теперь для удобства употребления - просто Юка. Ивана мы на работе называли просто "И", но это было до нашей эры, не знаю, какое он выбрал теперь приближение к языку компьютеров, хотя к языку слов мы тоже приспосабливаемся, исходя из требований двадцатого века. У Ивана колоссальное чувство юмора, и он не обижается, не правда ли? А как вас сократить, Анастасия? Туся? Сюта? Тена? Ная? На?
   - Мне как-то не хотелось бы сокращаться, - глядя на залив, сказала Анастасия. - Кстати, с Иваном мы познакомились именно благодаря моему имени.
   - Я думал, благодаря чему-то другому, - почти разочарованно хмыкнул Юрий.
   Людмила попросила извинить ее, метнулась на кухню, поглядеть, как там утки, сразу вернулась, но стояла на пороге, готовая каждую минуту бежать туда, где жарилось, откуда шли невероятные ароматы.
   - Случилось именно так, - Анастасия оторвала взгляд от залива, села в кресло напротив Совинского. - На вечере в парке. Летняя эстрада. Ничего особенного. Эстрадники, дешевые хохмы, халтурка... Потом один решил как-то встряхнуть слушателей, предложил выйти на сцену девушкам, чьи имена начинаются на "А", а парням попытаться отгадывать имена. Скука была такая, что я тоже полезла на сцену. И вот всех отгадали, потому что у всех имена модные: Аделина, Алевтина, Аида... Крик, шум, хохот... Все, кого угадали, прыгали вниз, осталась я одна. Никто не мог даже представить, что есть такое старомодное имя. И тут встает где-то в задних рядах высокий парень в сером костюме и спокойно говорит: "Анастасия". Эстрадник заявляет: "Раз вы угадали, то сведите девушку вниз". Он подходит, берет меня за руку. Молча берет...
   - И это был наш так называемый Иван? - радостно вскричал Юрий.
   - Почему же "так называемый"? - удивилась Анастасия.
   - Осторожность никогда не мешает.
   - Это действительно был Иван. Мы тогда познакомились, а встретились только этой весной в Приднепровске.
   - Вы показывали новые моды металлургам? - сразу вцепился Юрий, радуясь выгодному для него перескоку разговора. - Пока живы металлурги, моды не умрут!
   - Я была там по поручению газеты, - спокойно, как бы специально для Юрия, сказала Анастасия.
   - На досуге вы еще и пишете для газеты?
   - Пожалуй, наоборот: на досуге я выступаю иногда в Доме моделей, работаю же я в газете.
   - Тогда можете напечатать завтра некролог в своей газете!
   - Некролог?
   - Ну да, вы убили меня своею необыкновенностью! - Юрий поднял вверх руки.
   - Какая же тут необыкновенность? - Анастасия взглянула на Людмилу.
   - Не обращайте внимания, - спокойно сказала та. - У Юки просто заскакивает язык.
   - Неужели? Он ведь электронщик! А починить нельзя?
   - Починить? - Юрий даже подпрыгнул от этого слова. - Мой так называемый язык? Должен вам сказать, что у вас чувство юмора еще колоссальнее, чем у меня, если уж быть скромным до конца... Но почему же мы все еще сидим не за столом? Люка, будет что-то для епетита кормов? А если пауза, то могу я показать Анастасии квартиру? Ивану неинтересно, я знаю.
   - Нашел что показывать, - пожала плечами Людмила, - музыку поставь какую-нибудь или включи телевизор...
   - Это мы успеем, - успокоил ее Юрий, - сегодня пятница, а "Клуб кинопутешествий" только в воскресенье. Когда же нет кинопутешествий, то можно устроить так называемое путешествие по квартире. У нас самая большая малометражная квартира в Советском Союзе, Анастасия, чувствуете?
   - Ты гостеприимный хозяин, - сказал Совинский.
   - Хозяин? Это не я! Это Люка так называемая хозяйка. А я так называемый зять академика Карналя.
   - Не говори чушь! - недовольно бросила ему Людмила.
   - А кому у нас дают три комнаты на двоих? Какой совет ветеранов и при каком райисполкоме допустит такое вопиющее нарушение советских законов и для кого? Для так называемых молодоженов? Но сказано было: "Дочь академика Карналя, зять академика Карналя..." И нам пошли навстречу. Прекрасно, когда тебе идут навстречу, правда, Иван?
   - Наверное, неплохо, - спокойно отозвался Совинский.
   - Ты это пережил хоть раз?
   - Много раз.
   - Но не с квартирой.
   - Угадал. Чего не было, того не было.
   - Ты посмотришь нашу квартиру?
   - Но ведь ты приглашаешь только Анастасию.
   - Потому что женщины любопытны, как Ева. Анастасия, хотите посмотреть?
   - Охотно, - встала с кресла Анастасия. - Только обещайте меньше объяснять. Я люблю смотреть и думать.
   - Ясно. Неизгладимость профессии. Манекенщицы всегда молчат. Только двигаются. Как в немом кино. Но журналисты, напротив, расспрашивают обо всем на свете. Вы спрашиваете - я отвечаю. Люка, не давай скучать Ивану!
   Юрий галантно поклонился Анастасии, пропустил ее перед собой в коридор, слышно было, как он объявляет: "Это место для думания".
   - Боже, я совсем забыла про уток! - воскликнула Людмила и побежала на кухню. Совинский несмело пошел за ней, но через минуту они возвратились в большую комнату. Людмила почти затолкала Ивана туда. - Ты гость, почему же ты должен торчать в задымленной кухне!