Замыслов Валерий. Иван Болотников

- К бунту, батюшка. Берите, грит, мужики, топоры да боярские
головы рубите.
Воевода переменился в лице - вспыхнул, побагровел.
- Паскудники!.. Сказывай, смерд, где лихие?
- Тут они, отец воевода, в городе. Видел их на Вечевой.
Чернявый-то гулящую женку зипуном прикрыл. Та к себе свела, в
Никольскую слободу.
Воевода ступил к служилым.
- Ступайте к сотнику. Пусть конных стрельцов снарядит. В
застенок, воров!
Мужик на коленях пополз к воеводе.
- Не забудь, батюшка боярин, мое радение. Демидка я, сын Борисов.
- С собой смерда, - отпихнул мужика воевода. - Избу укажет.
Стрельцы обложили избу со всех сторон. Пристав толкнул дверь, но
она не подалась. Загромыхал кулаком.
Ольгица проснулась. В избу гомонно ломились люди.
- Отворяй, женка!
Испуганно шагнула в сени, спросила дрогнувшим голосом:
- Кто?
- Стрельцы, женка. По государеву делу. Впущай!
Ольгица метнулась в избу, принялась тормошить крепко спящего
Иванку.
- Вставай, сокол!.. Никак, стрельцы за тобой. Вставай же!
- Стрельцы? - очнулся Иванка.
- Стрельцы, сокол. Слышь, дверь рубят.
- Поздно, женка. Нашли-таки, псы, - угрюмо проронил Болотников.
Ольгица рванула крышку подполья.
- Спускайся, сокол. Лаз там. Прощай, - поцеловала и подтолкнула
Иванку к подполью. - Лаз под кадью. Выйдешь к погосту. Поспешай,
сокол!
Закрыла за Болотниковым крышку, кинула на нее овчину и поспешила
в сени.
- Иду, иду, служилые! В сарафан облачалась.
Откинула засов. Стрельцы влетели в избу.
- Показывай воров, женка!
- Не гневите, бога, служилые. Одна я.
Стрельцы обшарили избу: заглянули за печь, на полати, под лавки,
в сени, спускались со свечой в подпол, но воров и след простыл.
Ольгица успокоено подумала:
"Вот и сгодился лаз. Не зря когда-то монахи тайники рыли".
Пристав притянул к себе Демидку.
- Обмишулился, кривой! Где ж твои людишки мятежные? Ну!
- Тут они, батюшка, были. Вот те крест! До самой избы за ими
шел... Да вон и чары на столе. Вино пили. Глянь, отец родной.
Пристав впился глазами в Ольгицу.
- С кем гостевала, женка? Кувшин с вином, снедь. Уж не одна ли из
трех чар пила?
- Не одна, служилый, а с добрыми молодцами.
- Вот-вот, - оживился пристав. - Куды ж подевались твои молодцы?
- Про то не ведаю. Выпили по чаре и ушли. Молодцы с женками совет
не держат. Не так ли, служилый?
- Вестимо, баба. Не велика вам честь, - хмыкнул пристав. - Давно
сошли?
- Да уж около часу, служилый.
Пристав налил из кувшина вина, выпил. Подскочил Демидка, молвил:
- Недалече ушли, батюшка. Надо их на торгу поискать, а того
лучше, по слободам пошарить. Пущай стрельцы скачут. А то...
- Меня учить! - пристав размахнулся и ткнул мужика в зубы. -
Проворонил лихих, собака!

Тайник вывел Болотникова к погосту. Высунулся по пояс наружу,
вдохнул чистый воздух, огляделся. Кусты сирени, часовня, могилы с
крестами. Невдалеке возвышался деревянный соборный храм Яковлевского
монастыря, обнесенный бревенчатым тыном. За обителью виднелось озеро с
плывущими по тихой волне легкими челнами.
Голова была тяжелой, хотелось пить. Выбрался из лаза, заросшего
крапивой и лопухами, и побрел меж крестов к избам.
Шел осторожно, думал:
"Кто-то навел стрельцов. В городе оставаться опасно. Надо уходить
немедля... Спасибо женке, а то бы болтался на дыбе".
Темнело. Скоро улицы перегородят колодами и решетками, и тогда не
пройти ни конному, ни пешему. Заторопился.
На крыльце избы деда Лапотка сидели Васюта и нищий Герасим в
обнимку, тянули песню. Увидев Болотникова, Васюта недоуменно
присвистнул.
- Не думал тебя в сей час видеть. Аль женка не люба?
- Женке я головой обязан да и тебе на нее надо молиться.
- Не меня Ольгица голубила, - усмехнулся Васюта.
- Брось, - строго оборвал его Иванка и поведал содругу о
стрельцах. Васюта обеспокоился.
- Как прознали?.. А ты сказывал, не сыщут.
Болотников молча прошел в избу, зачерпнул из кадки ковш квасу.
- Уходить будем? - спросил Васюта.
- Куда ж на ночь? Утром сойдем.
Нищие угомонились, укладывались спать; один лишь дед Лапоток
недвижимо сидел на лавке.
- Подь ко мне, Иванка... Чую, сходить от меня надумал. Пора,
сыне. Вот и мы завтра подадимся. Пойдешь с нами?
- С вами?.. Но куда ж, старче?
- А куда и ты. Ко граду Ярославу.
И вновь, как при первой встрече, Иванка изумился. Диковинный дед!
И все-то ему ведомо.
- С нами вас ни стрелец, ни истец не сыщет. В поводырях походите.
Ладно ли?
- Ладно, старче. Но через город нам боле нельзя. Стрельцы
заприметили.
- А через град и не пойдете. Как обутреет, Фролка, поводырь мой,
на окраину выведет. А там полем да леском на дорогу. Фролке здесь все
пути ведомы... Фролка, слышь?
- Слышу, дедко, - поднял с лавки русую голову большеглазый
худенький паренек.
- Вот и добро. А теперь спать, молодшие.
Фролка разбудил парней с первыми петухами. Пошли слободкой к
полю. Ростов еще спал, клубился над избами рваный белесый туман. Перед
лесом Иванка остановился и повернулся к городу; отыскал глазами
белокаменный храм Успения, перекрестился с малым поклоном.
- Прощай, град Ростов.

ГЛАВА 15

РУБЛЕНЫЙ ГОРОД

Вдали, в малом оконце между сосен, проглянулась высокая шатровая
башня.
- Никак, к Ярославлю подходим, - устало передвигая ноги, молвил
один из нищебродов.
- К Ярославлю, - поддакнул Герасим, не раз бывавший в Рубленом
граде. - То дозорная вышка Спасскою монастыря.
Вскоре вышли к Которосли, и перед братией предстал древний город.
Вдоль реки тянулся величавый Спасо-Преображенский монастырь с
трехглавым шлемовидным собором, а рядом с обителью возвышалась
деревянная крепость со стрельницами.
- Высоко стоит, - залюбовался Васюта.
- Мудрено такую крепость взять, - вторил ему Иванка.
Переправились на легком стружке через Которосль. Подошли к Святым
воротам монастыря.
- Вот это твердыня! - восхищенно воскликнул Болотников. Перед
ними высилась мощная каменная башня с бойницами и боковыми воротами в
отводной стрельне. - Хитро поставлена.
- В чем хитрость узрел? - спросил Васюта.
- А ты не примечаешь? Одни боковые ворота в стрельне чего стоят.
Хитро!
- Не разумею, Иванка. Ворота, как ворота, - пожал плечами Васюта.
- Худой из тебя воин. Да ужель ты не видишь, что стрельня
прикрывает главный вход? Тут любой ворог шею сломит.
- А что ежели ворог стрельню осилит?
- Это же капкан! В стрельне он и вовсе пропадет. Отсюда не
увидишь главных ворот.
- Так ворог может и с пушками прийти, - все еще недоумевал
Вастота.
- С пушками? Мыслишь, легко затащить сюда пушки? Чудишь, друже.
Мудрено тут развернуться. А теперь глянь вверх. Пока ты с пушками
возишься, тебя стрелами да кипящей смолой приласкают. Пожалуй, не
захочешь в стрельню лезть. Нет, друже, не взять такую башню. Не взять!
Разумен был зодчий.
Иванку всегда влекли башни. Еще в Москве он подолгу разглядывал
стрельни и захабы крепостных стен Кремля и Белого города, норовя
проникнуть в искусные замыслы государевых мастеров. (3ахаб - наружная
пристройка к крепостной стене, защищающая ворота.)
Привлек внимание Болотникова и Спасо-Преображенский монастырь, но
не как благолепный храм, а как неприступная крепость.
- И здесь можно с иноземцем сразиться. Не окна - бойницы. Крепок
собор. Сколь ворогов можно сокрушить из этих ниш.
Парней окликнул Герасим:
- Ждем вас!
Парни подошли к нищебродам. Дед Лапоток молчаливо стоял, опершись
на посох, и будто к чему-то прислушивался, вскинув седую бороду.
- Чу, служба скоро зачнется. Богомольцы ко храму спешат. А мы -
на паперть. Пойдете с нами, молодшие?
- Паперть - для убогих, старче. Мы ж в город сходим.
- Не держу, чада, - согласно мотнул головой Лапоток. - Вечор
ступайте ко храму Ильи Пророка, и мы туда подойдем. На ночлег вас в
слободку сведу.
Нищеброды потянулись к собору, а Иванка с Васютой, обогнув
каменную трапезную, вернулись к Святым воротам. Миновав их, пошли к
дороге, ведущей в Рубленый город.
- Гись! - послышалось сзади.
Парни оглянулись и сошли на обочину, пропуская подводы с возами.
У деревянного храма Михаила Архангела пришлось остановиться: дорогу
запрудили десятки телег с товарами.
У Михайловских ворот остервенело бранились возницы, размахивая
кнутами. Оказалось, что одна из встречных подвод задела тяжело
груженую телегу, едущую от монастыря. Несколько кулей с солью
свалились на землю.
- Аль без глаз, губошлеп! - наседал на возницу подсухий мужик в
армяке.
- Сам без глаз, раззява! - яро давал сдачи возница. - Куды ж ты в
ворота прешь, коль я не проехал!
- А я, грю, подымай, подымай товар!
- Ищи дурака. Неча было в ворота ломиться. Не лезь, лопоухий!
Мужик в армяке стеганул возницу, а тот огрел обидчика кулаком. К
каждому набежали приятели и началась драка. Другие же возницы
поднялись на телеги, задорили:
- Кровени носы, ребятушки!
- Высаживай зубы!
Иванка же взирал на драку смуро.
"Вот, дурни! Не ведают, куда силу девать", - подумал он и кинулся
в самое месиво. Растолкал драчунов, вскочил на телегу.
- Стой мужики! Чего свару затеяли? Ужель иного дела нет? Кончай
брань!
Мужики, перестав махать кнутами и кулаками, с любопытством
обернулись на могутного детину.
- А те что? - огрызнулся пострадавший возница, утирая рукавом
окровавленные губы.
- А ничего, - Иванка спрыгнул с телеги и покидал упавшие кули на
подводу. - Поезжай!
Молвил и пошагал в город. Возница обескуражено глянул вслед,
развел руками, а затем хлестнул кнутом застоявшуюся кобылу.
- Но-о-о, милая!
Парни вскоре оказались на Ильинке. Место шумное, бойкое. По обе
стороны улицы высились боярские, дворянские и купеческие хоромы; здесь
же, вдоль мощеной дороги, стояли мясные, мучные и съестные торговые
лавки. Громко, нараспев кричали сидельцы, зазывая покупателей, шустро
сновали походячие пирожники с деревянными лотками. Между толпами
народа двигались боярские повозки, окруженные челядью. Холопы
молодцевато сидели на конях, покрикивали на посадчан, размахивая
плетками. Толпа расступалась.
Один из прохожих зазевался, придирчиво разглядывая в руках новый
цветастый сарафан, только что купленный в Бабьей лавке. Наехал плотный
чернявый холоп в коротком темно-синем кафтане. Глаза наглые, с лихим
озорством. Отвел назад руку с нагайкой, примерился и сильно, с
оттяжкой полоснул по сарафану. Сарафан мягко соскользнул в лужу, а
мужик оторопело застыл с отсеченным рукавом.
- Энто как же, родимые?
- Гись! Стопчем!
Холоп стеганул мужика по спине, тот отскочил, едва не угодив под
колымагу.
Боярский поезд проследовал дальше, а мужик, придя в себя, побежал
за колымагой, размахивая оторванным рукавом.
- Поруха, крещеные!
Толпа смеялась.
Иванка остановил посадского, спросил, как выйти из Рубленого
города к реке.
- Тут рядом. Ступайте вон на ту стрельню, а под ней ворога. Через
их к Волге сойдете.
Миновали ворота и вышли на берег. Он был высок и обрывист, далеко
внизу бежала Волга.
- Вот это брег! - воскликнул Васюта.
А Болотников обратил внимание на то, что под крепостью нет ни
земляных валов, ни рва, заполненного водой.
"Да они вовсе и не надобны, - невольно подумалось ему. - Ишь
какой брег неприступный".
Поразила Иванку и сама Волга: впервые он видел такую широкую,
величавую реку; по Волге плыли струги, насады и расшивы под белыми
парусами. Внизу же, у пристаней, было людно и гомонно. Судовые ярыжки
грузили товары, доносились крики купцов и приказчиков, сновали телеги
с возами. Услышали парни и иноземную речь.
- Знать, купцы заморские. Глянь, какие чудные, - рассмеялся
Васюта, указывая на людей в диковинных нарядах.
Иванка улыбнулся: уж больно потешны гости заморские. В париках и
камзолах, в коротких портках, на ногах чулки и башмаки.
- Ну и портки! - заливался Васюта. - Срамотища.
Спустились к берегу и неторопливо побрели вдоль Волги,
приглядываясь к купцам.
"Кто ж из них в Астрахань пойдет? Да и возьмет ли?" - думал
Болотников.
Останавливались у каждого судна, спрашивали, но купцы и
приказчики были неразговорчивы, гнали прочь.
Один из купцов дозволил разгрузить трюм, но с собой брать не
захотел.
- Не ведаю вас, ступайте.
- А ежели без денег? - спросил Болотников.
- Как это без денег? - вскинул кустистые брови купец.
- Да так. Возьми нас гребцами или работными - кули таскать. Мы
хоть до Хвалынского моря пойдем, а денег не спросим. Охота нам Русь
поглядеть.
- Кули таскать?.. Без денег? - купчина ехидно прищурил глаза. -
Воровать замыслили? Товар пограбить, а меня в воду? А ну проваливай!
Стрельцов кликну!
- Чего шумишь, Еремей Митрич? Рыбу испугаешь, - весело произнес
шедший мимо купец в суконном кафтане нараспашку.
- Да вот, кажись, лихие, - мотнул бородой на парией Еремей
Митрич.
Купец глянул на Болотникова и нахмурился.
- Чего ж проманул, ростовец? Не ко мне ль снаряжался?
Перед Иванкой стоял знакомый купец с озера Неро.
- Прости, Мефодий Кузьмин. Содруг мой в тот день затерялся. А без
него уйти не мог.
- А как здесь очутился?
- Здесь? - почесал затылок Иванка, и в глазах его запала
смешинка. - Так тебя ж искал, Мефодий Кузьмич. Мекал, ждать меня
будешь. Куда ж тебе в Астрахань без ярыжек?
- Задорный ты, - ухмыльнулся купец. - А товар мой не пограбишь?
Вишь, Еремей-то Митрич опасается.
- Коль крепко стеречь будешь - не пограблю, - все с той же
смешинкой ответил Болотников.
- У-ух, задорный... И содруг твой экий?
- Так ведь из одного горшка щи хлебаем. Бери, Мефодий Кузьмич, не
пожалеешь.
Купец увесисто хлопнул Иванку по плечу.
- Беру, прокудник! И друга твоего. Идем к насаду.
Пока шли до судна, Иванка обрадовано поглядывал на Волгу.
"Вот уж не гадал, не ведал. Знать, сам бог нам Мефодия Кузьмича
послал. И купец, кажись, веселый".
Мефодий же Кузьмич, как потом прознал Болотников, три дня
простоял в Ярославле из-за своих торговых дел. Половину товара он
выгодно сбыл на городском торгу, а затем пошел с мошной на Английское
подворье. Закупил нового товару и теперь грузил его на судно. Рано
утром насад должен был отправиться в дальний путь.
Управились быстро: еще дотемна заполнили трюм бочками и кулями.
Мефодий Кузьмич молвил:
- Покуда погуляйте, молодцы. Да, смотрите, в кабаке не упейтесь.
Питухи мне не надобны.
- Да мы ж по единой, с устатку, - подмигнул ватаге рослый
крутоплечий ярыга.
- Ведаю тебя, Игоська. Лишь бы до ковша добраться.
- Да клянусь богом - по единой! - перекрестился Игоська.
- Не клянись. Бога ты давно закинул. Лучше мне, Мефодию Кузьмичу,
слово дай.
- А, може, без слова, а? - поскучнел Игоська.
- Тогда сиди в насаде.
Игоська тяжко вздохнул, кисло посмотрел на ватагу.
- Быть по-твоему, Мефодий Кузьмич.
- Ну то-то. Гуляй, молодцы.
Ярыжки поплелись в гору. Иванка поглядел вслед, вспомнил про деда
Лапотка и ступил к Мефодию Кузьмичу.
- И нам можно?
- Отчего ж нельзя, ступайте. Но уговор тот же - питухов на судне
не держу, - глаза купца были строгими.
- Попрощаться нам надо. Сюда с калинами брели, - признался
Болотников.
- То дело доброе, идите.
Иванка и Васюта догнали артель, Игоська оценивающе глянул на
обоих, спросил:
- Никак, с нами пойдете?
- С вами.
- И далече?
- А пока купец не выгонит,
- Купец? - сузил глаза Игоська. - А ведаешь ли ты, паря, что на
Волге не купец, артель верховодит? Не ведаешь. Так вот мотай на ус.
Купец на воде никто, клоп в углу. Он един середь нас, и ежели артели
будет не слюбен - тут ему и хана. В куль - и в воду. Волга, брат.
- Выходит, рисковый мужик Мефодий Кузьмич.
- Без риску купца не бывает.
Поднялись к крепости. Через Волжские ворота прошли в Рубленый
город; потолкались по торговым рядам, выпили сбитня и свернули на
Ильинку.
Недалеко от боярского подворья мужики рубили новую церковь.
Звенели топоры, летела белая легкая стружка, духовито пахло смолистой
сосной. Возле сруба прохаживался тучный боярин в бобровой шубе. Глаза
маленькие, заплывшие, черная борода копной. Тыкал посохом, изрекал:
- Красно храм ставьте, не посрамите. Я, чать, сто рублев святым
отцам отвалил.
- Не сумлевайся, батюшка Фотей Нилыч, храм поставим благолепый.
Не пропадет твоя мошна, - со скрытой усмешкой произнес старый мастер,
кланяясь боярину.
Мимо Фотея Нилыча, шлепая по луже босыми ногами, пробежал рыжий
мальчонка в длинной до пят рубахе. Обрызнул боярину шубу. Тот стукнул
о землю посохом.
- Подь сюда, нечестивец!
Мальчонка подошел, испуганно втянув голову в плечи.
- Вот тебе, поганец!
Боярин с силой огрел мальчонку посохом, тот вскрикнул и,
скорчившись от боли, закатался по земле.
Болотников тяжело и насупленно шагнул к боярину.
- Аль можно так?
- Прочь! - глаза Фотея налились кровью. - Дожили! Смерд боярина
попрекает.
Иванка вспыхнул, неведомая злая сила толкнула к боярину; выхватил
посох, ударил.
- Караул! - завопил Фотей Нилыч.
Болотников ударил в другой раз, в третий, сбил боярина наземь.
Посох переломился.
Подскочил Васюта, рванул Болотникова за плечо.
- Ныряй к соловью! (Соловей - так называли в народе извозчиков,
ямщиков.)
Мимо ехал извозчик верхом на коне; Иванка и Васюта прыгнули в
возок.
- Гони, борода!
Извозчик понимающе хмыкнул и стеганул лошадь.
- Проворь, буланая!
Возок затерялся в узких, кривых улочках. Извозчик остановил
лошадь подле глухого монастырского подворья, глянул на Иванку, крутнул
головой.
- Смел ты, паря... И поделом Фотею. Лют!
Болотников протянул полушку, извозчик отказался.
- Не. С таких не беру... Знатно ты боярина попотчевал.
Иванка и Васюта встретились с нищебродами у храма Ильи Пророка.
Братия ожидала вечерню, расположившись на лужайке у ограды; развязав
котомки и переметные сумки, трапезовали. (В описываемый период храм
был еще деревянным.)
- Ну как помолились, старцы? - спросил Болотников.
- Помолились, чадо. Поснедай с нами, - молвил дед Лапоток.
- Спасибо, сыты мы... Попрощаться пришли.
- Попрощаться?.. Куды ж удумали, чада?
- По Волге с купцом поплывем. В судовые ярыжки нанялись, старче.
Дед Лапоток перестал жевать, повернулся к Волге, обхватив
крепкими жилистыми руками колени. Лицо стало задумчивым.
- Когда-то и мне довелось плыть на струге. Под Казань ходил с
ратью Ивана Грозного. Тогда я ишо зрячим был, белый свет видел.
Замолчал, вспомнив далекую молодость, и, казалось, посветлел
лицом. Потом вздохнул и вновь заговорил:
- Чую, не для того вы сюда шли, чтоб к купцу наниматься. Не так
ли?
- Воистину, старче.
- Ведал то, сердцем ведал, молоднше. Пойдете вы дале, к простору,
где нет ни купцов, ни бояр.
- И на сей раз угадал, старче. В Поле наша дорога.
- Жаль, очи не зрят, а то бы с вами пошел. В Диком Поле я не
бывал, молодшие, однако много о нем наслышан. Дай-то вам бог доброго
пути.
Герасим, сидевший возле Лапотка, вдруг встрепенулся и привстал на
колени, вглядываясь в боярина, идущего к храму.
- Он... Он, треклятый. Глянь, братия.
Нищеброды уставились на боярина, зло загалдели:
- Матерой. Ишь, пузо нажрал.
- Убивец!
- Покарай его, всевышний!
Признали боярина и Иванка с Васютой: то был Фотей Нилыч. Шел
скособочась, тяжело припадая на левую ногу.
- Аль встречались с ним? - усмехнулся Иванка.
- Свел господь, - насупился Герасим. - Это тот (самый, что
Николушку нашего порешил. У-у, треклятый!
Боярин был далеко, не слышал, но нищеброды загалдели еще злее и
громче. Оборвал шум Лапоток:
- Угомонись, братия! Словами горю не поможешь... Тут иное
надобно.
Нищеброды смолкли, глянули на Лапотка.
- О чем речешь, калика? - вопросил один из убогих.
- Ужель запамятовали? А не ты ль, Герасим, пуще всех на боярина
ярился? Не ты ль к мщению взывал?
- И ныне взываю, Лапоток. Не забыть мне Николушку, до сих пор в
очах стоит, - Герасим ткнул клюкой в сторону боярского терема. - Вон
каки хоромы боярин поставил, во всем граде таких не сыщешь. Да токмо
не сидеть те в них, боярин. Так ли, братия?
Глаза Герасима были отчаянными.
- Так, Герасим! Отомстим за Николушку.
- Петуха пустим...
"Вот тебе и убогие, - порадовался Болотников за нищебродов. -
Дерзкой народ!.. Но петуха пустить не просто: караульные на подворье.
Тут сноровка надобна да сила. Убогих же в един миг схватят - и прощай
волюшка. За петуха - голову с плеч".
Вслух же вымолвил:
- Кровь на боярине, зрел его ныне. Пес он... В полночь с вами
пойду.
- А как же насад? - спросил Васюта.
- Насад не уйдет, друже. Поспеем к купцу... Пойдешь ли со мной?
- Сто бед - один ответ, - вздохнул Васюта.
- Добро... А вы ж, старцы, ползите в слободу. Без вас управимся.
- Старцы пущай бредут, а я с вами. Мой был Николушка. Зол я на
боярина, - произнес Герасим.
Дед Лапоток поднялся и обнял Болотникова за плечи.
- Удал ты, детинушка. Порадей за дело праведное, а мы тебя не
забудем, - облобызал Иванку, перекрестил. - Удачи тебе.
- Прощай, дед. Прощай, братия.

Прибежали к насаду после полуночи. Над крепостью полыхало
багровое пламя, тревожно гудел набат.
- Как бы и другие усадьбы не занялись, - обеспокоено молвил
Васюта.
- Бояр жалеешь, - сурово бросил Болотников. - В Рубленом городе
тяглых дворов не водится, слободы далече. А бояре да купцы пусть
горят. Поболе бы таких костров на Руси.

* Часть 2 *

ДИКОЕ ПОЛЕ

ГЛАВА 1

СТЕПНЫЕ ЗАСТАВЫ

Матерый орел долго парил над высоким рыжим курганом, а затем
опустился на безглазую каменную бабу.
Тихо, затаенно, пустынно.
У подножия холма, в мягком степном ковыле, белеют два человечьих
черепа; тут же - поржавевшая кривая сабля и тяжелый широкий меч. А
чуть поодаль, покачиваясь в траве, заунывно поет на упругом горячем
ветру длинная красная стрела.
Орел повернул голову, насторожился; за бурыми холмами, в синем
просторе, послышался шум яростной битвы; пронзительное ржание коней,
гортанные выкрики, лязганье оружия...
С опаленных, знойных курганов полетели на кровавый пир
вороны-стервятники.
Дикое Поле!
Огромное, степное, раздольное!
Край ордынцев и донских казаков, край гордой мятежной повольницы
и беглого сермяжного люда. Сюда, на вольный степной простор,
пробираются через лесную дремучую Русь москвитяне и новгородцы,
владимирцы и ярославцы, суздальцы и рязанцы...
Бегут на Волгу и Дон, Медведицу и Донец, Хопер и Айдар... Бегут в
поисках лучшей доли мужики-страдники и кабальные холопы, посадская
чернь и ратные люди, бобыли и монастырские трудники, государевы
преступники и попы-расстриги... Бегут от боярских неправд, застенков и
лютого голода.
Уж давно ополчились на южную окраину бояре, шумели в Думе:
"Найди управу на чернь, государь! Обезлюдели вотчины, мужики нивы
побросали, некому за соху взяться. Прикажи ослушников имать. А на
окраину служилых людей пошли, пущай стеной встанут перед воровским
Доном!"
И царь приказал. Многих ловили, били кнутом и возвращали к
боярам. Однако велико и бескрайне Дикое Поле, не усмотреть стрельцам
за всеми беглыми; ежегодно сотни, тысячи людей просачивались в степное
Понизовье, оседая в казачьих станицах. Жили в куренях и землянках,
зачастую без рухляди и скотины, предпочитая лихого коня и острую
саблю. Жили вольно, не ведая ни господ с приказчиками и тиунами, ни
городских воевод с губными старостами и ярыжками. Били в степях зверя
и птицу, ловили в озерах и реках рыбу. А рядом, совсем рядом, в
нескольких поприщах от казачьих городков и становищ рыскали по степи
коварные, сметливые ордынцы. Жажда добычи снимала степняков со своих
кочевий и собирала в сотни, тысячи и тумены. Ордынцев и янычар манили
дорогие, невиданной красоты, русские меха, золотая и серебряная утварь
боярских хором и золотое убранство храмов, синеокие русские полонянки,
которым нет цены на невольничьих рынках. (Тумен - войско в десять
тысяч воинов.)
Первыми всегда принимали басурманский удар казаки-повольники. Это
они стойко защищали свои станицы, заслоняя Русь от злого чужеземца;
это они истребляли поганых и сами теряли буйные головы, обагряя
обильной кровью горячие степи.
Дикое Поле!
Ратное поле!
Поле казачьей удали, подвигов и сражений.
Поле - щит!

Отяжелевший ворон уселся на череп. Вновь все стихло, лишь возле
серой каменной бабы продолжала свою скорбную песнь тонкая стрела.
За курган свалилось багровое солнце, погружая степь в
тревожно-таинственный сумрак.
Тихо и задумчиво шелестели травы.
От каменного идолища протянулась длинная тень.
На череп наткнулось колючее перекати-поле, будто остановилось на
короткий отдых; но вот подул ветер, степной бродяга шелохнулся и вновь
побежал по седому ковылю.

Гордая вольная птица парила над широкой степью; парила высоко,
видя порыжевшие от знойного солнца холмы и курганы, казачьи заставы и
сторожи; видела она и ордынских лазутчиков, скрытно пробиравшихся по
лощинам, балкам и шляхам.
"Добро той птице. Она сильна и властвует над степью", -
подумалось Болотникову.
Он лежал на спине, широко раскинув руки и утонув в горьковато
пахнущем бурьяне.
Душно, рубаха прилипла к горячему телу, свалялись черные кольца
волос на лбу. А над степью ни ветерка; травы поникли, и вся жизнь,
казалось, замерла, погружаясь в вялую дрему.
Невдалеке послышался дробный стук конских копыт. Болотников
поднял голову - скакал всадник на буланом коне.
- Татары, батько!
Болотников поднялся, поспешно натянул кафтан, пристегнул саблю с
серебряным эфесом и бегом спустился в балку, где у тихо журчавшего
ручейка пасся гнедой конь. Вставил ногу в стремя, оттолкнулся от земли