Страница:
– Смерть не страшна, – сказала она, – умереть один раз – ничего, но эта пытка, [при‹готовления›] эти приготовления к ней. [Я бы может] Это страшно.
[Я бы решилась, но не [пер‹ежила›] вынесла бы года.
]
[Если бы у меня достало сил взглянуть в лицо стыду, то после [от пытки] ежедневной и ежечасной пытки
]Я бы зачахла. А ты, – вдруг спросила она, – ты хотел бы этого способа,
1ты бы был счастлив?
– Никогда, клянусь Богом! – торжественно
2сказал он.
– Не клянись, я верю! – сказала она, и опять ясность воротилась к ней: опять она улыбалась, – ты бы зачах прежде меня… За то, может быть, я так нежно и люблю тебя.
230
– Но всё это ничего, всё это не таК стр.шно, – [есть еще] [Я б‹ы›] сказала она. – Я бы не потому не пошла по этому пути.
– Почему же? – спросил он.
– А потому, что [по нем] слышишь мельком, читаешь, по нем идут… идут и… расстаются. А я [люблю] хочу [жить] и умереть…
– И не расставаться, – проговорил Обл‹омов›. – Пойдем же, Ольга, прямым путем…
1Дай мне руку…
Она не подавала руки: руки ее покоились на зонтике.
– Ольга, отдай мне руку… – повторил он, дотрогиваясь до руки.
Она молчала. Он взял руку, она не противилась. ‹л. 115›
– Ты не отвечаешь, Ольга, – а ведь я… беру тебя замуж, – сказал он.
– Нас берут или отдают, [сказала она] сами мы не выходим, – сказала она, глядя на него ясно [покойно], с невозмутимым спокойствием и миром.
– Ни [стыд‹ливого›] молча протянутой руки, ни стыдливого согласия… – думал он печально.
Он не понимал возвышенной уверенности Ольги в нем, ее чистой любви. Он хотел немного эффекта. «Но теперь начнется долгий разговор, уговор слить обе жизни в одну… – думал он, – суетливая радость, трепет…» Но Ольга только улыбается и тихо [след‹ит›] зорким взглядом следит за ним и, кажется, читает его мысли.
– Не надо говорить об этом тетке, – сказал, – и, ради Бога, никому. Теперь я брошусь обделать свои дела, поеду в Обломовку, там распоряжусь постройкой и в октябре вернусь сюда… Потом, Оль‹га›…
2
231
– Я делаю свой долг, – сказала она, – и не спрашиваю [вас] тебя, как… Я не знаю, что тебе делать…
Он шел домой с сердцем, полным счастья
1‹ 2нрзб› ‹не закончено› ‹л. 115 об.›
Фрагмент чернового автографа
главы IV части четвертой
(Т. 4, с. 406-422)
– Любит ли она или нет? – говорил он и не решал этого вопроса. Вопрос решился просто, но не сам собою. Бог знает, когда бы добился до его решения ‹л. 170› Штольц, если б,
2может быть, сама Ольга не нашла нужным положить конец этой ежедневной борьбе. Впрочем, у ней не было никаких тайных умыслов, даже просто никаких умыслов. В ее
3чистой, простой и здоровой натуре явления совершались правильно и естественно, и она подошла к решению важного вопроса тою же прямой, не уклоняющейся в сторону дорогой, какой шла, когда над ней разыгрывалось первое, тогда еще незнакомое ей чувство любви к Обломову. Она переживала
4ее фазисы и шла,
5зорко наблюдая за всем и не выпуская из рук воли. Тут было то же самое, но она шла тверже, еще
6сознательнее и видела дальше вперед. Она решила вопрос, когда надо было остановиться, когда не было пути вперед. Она была у цели, о которой не догадывалась.
7
Однажды, гуляя по Женевскому озеру, под руку с Ольгой, Штольц нечаянно повторил
8ей тот же вопрос, который сделал в Париже.
– Что Обломов? Вы никогда не скажете мне порядком о нем? – спросил он, – что он делал всё лето, как проводил и что теперь с ним? Придумать не могу: ни одного письма! Жив ли он?
232
– Он умер, – сказала она глубоко печальным голосом.
– Что вы говорите! – вдруг выпустив ее руку, сказал Штольц, – как «умер»! И вы мне не сказали?
– Успокойтесь, – прибавила она, – он дышит, ходит, лежит…
– А! вы вот что называете «умер»! – сказал успокоенный Штольц,
1– а я думал, в самом деле его нет на свете. Да! непостижимая для меня жизнь! Он в самом деле как труп: поднимите его, поставьте к стене, подоприте, он будет стоять, отнимите подпорку, сейчас упадет. А я надеялся на вас, я думал, что вы его расшевелите.
Ольга шла, наклонив голову, потупя глаза.
– Он часто бывал у вас? – спросил Штольц.
– Да, – сказала она, не поднимая глаз.
– Что он делал? Пели вы ему? возили с собой?
– Да, – сказала она.
– И он не ожил, не воскрес! А помните, как
2его бросило в горячку от «Casta diva»!
Она молчала.
3
– Да может быть, вы делали это так, без участия, а может быть, еще иногда трунили над ним, над его ленью, а он
4конфузился и удалялся: да? был грех, признайтесь?
Он взглянул ей в лицо; она, бледная, печальная, шла, потупя еще больше глаза и наклонив голову. ‹л. 170 об.›
– Что вы с ним такое сделали? – спросил Штольц, останавливаясь против
5Ольги и глядя на нее вопросительно. – Вы пренебрегли моим поручением – да, признайтесь: обошлись небрежно с ним? запугали?
Он пытливо смотрел ей в глаза. Она потрясла отрицательно головой.
– А я думал, вы займетесь им: в память обо мне сделаете что-нибудь для него, пококетничаете, оживите его. У него бы заиграли надежды:
6надо было столкнуть лодку с берега, а там она пошла бы
7скользить, вон как
233
этот челнок. А вам было лень, скучно: кокетство недостойно нас, мы горды. Отчего не пококетничали немного?…
– Я сделала больше, – тихо сказала Ольга, – я его любила…
Штольц вырвал у ней руку, мгновенно очутился против нее и врезал в нее изумленные глаза.
– Лю-би-ли? – медленно произнес он,
1глядя на Ольгу.
– Да, любила!
2– оправившись, сказала Ольга и покойно взглянула на Штольца.
Он, не спуская с нее глаз, понемногу приходил в себя, и понемногу становилось ему ясно
3загадочность отношений ее к нему, и понемногу добирался он до решения важного для него вопроса.
– Любили! – повторил он,
4губы его бессознательно повторили последнее
5слово Ольги, но на лице можно было прочесть, что соображения
6его были уже за сто верст вперед. Они прошли шагов сто молча, и у обоих
7встревоженные
8мысли и чувства, пронесшиеся, как вихрь по полю, успели улечься
9и потекли быстро,
10но стройно, в порядке.
– Расскажите мне всё, Ольга, до мелочей, – сказал он, – не скрывайте: вы увидите, что мне нужно это знать.
Она молчала.
– Вы молчите? – спросил он, – ужели я…
– Я собираюсь с духом,
11– сказала она, – мне тоже нужно передать
12это вам. Меня это тяготит: вы были отчасти причиной, вы будете судья.
234
Началась исповедь Ольги, длинная, подробная, но ясная и светлая. Она без смущения говорила всё, и
1‹л. 171› о письме его, и о ветке сирени, и о вечере в саду, и о поцелуе. Он,
2сложив руки на груди, жадно
3слушал ее слова и еще
4жаднее читал на лице, на движении бровей,
5в слезах, блеснувших мимоходом и мгновенно опять поглощенных глазами, в улыбке умиления, в сострадании, в отчаянии. Он узнал всю повесть, и взгляд его прояснился, грудь облегчилась громким вздохом, когда она кончила.
– Благодарю вас, Ольга, – сказал он, поглядев
6на нее в первый раз глазами страсти, открыто, не стараясь скрыть
7чувства.
8– Вы разрешили
9трудную борьбу, из которой,
10без вашей помощи, без этой исповеди, я не знал бы, как выйти. Знаете ли, зачем мне
11нужна была эта исповедь? – спросил он, давая
12глазам своим полную волю высказывать чувства.
13
Она сделала утвердительный знак головой.
– Как? вы узнали мою тайну? – говорил он, удивленный, смущенный, – не может быть. Вы думаете что-нибудь другое…
– Вы любите меня, – сказала она, взглянув на него сквозь слезы.
Он изменился в лице.
– А вы…
14
У него при всем знании женского сердца, при всей ясности взгляда на всякий сложный узел, при уменье
235
разрешать легко вопросы, зашевелилось сомнение, не хотела ли она бросить эту исповедь, как камень, воздвигнуть стену между ним и собой. Он думал, может быть, еще на дне ее сердца осталось…
1Он почувствовал, как похолодело у него в левом боку, как… Он не знал, что подумать.
2
– Отчего вас тяготил этот секрет, отчего вам хотелось высказать мне всё? – спросил он и с волнением ждал ответа и боялся.
Вдруг она
3сквозь слезы же улыбнулась.
4
– К чему эти вопросы? – сказала она, глядя на него, – вы играете со мной?
– Я – играю!
– Да: к лицу ли вам притворство?
5Разве вы не угадали давно…
6
– Ей-богу, сию минуту
7угадываю только, – сказал он убедительно и, схватив ее руку, горячо поцеловал.
8– Обломов всё перепутал. Я думал, что передо мной ученица: я не знал, что азбука пройдена…
9
– Простите меня, я не верю, – сказала она, – вы не угадали меня!
10
– Почти полгода
11бьюсь, – сказал он, – над этим вопросом и не помню, чтоб в жизни что-нибудь казалось
236
мне мудренее этого. Без вашей исповеди я бы еще полгода пробился понапрасну.
1
Она не могла скрыть улыбки торжества.
– А вы? – спросил он, – вы так легко и ясно прочли, угадали…
– Нет, и я мучилась, я угадывала себя и наконец добралась, что…
– Что… – с нетерпением ждал он.
– Трудно договорить, – сказала она, краснея.
– Я вам помогу: говорите за мной, и если не то скажу, не говорите,
2«что я вас люблю
3…» – диктовал он.
Она молчала.
– Что это? – с испугом спросил он.
– Что я вас любила… – поправила она, – до Обломова. В Обломове искала
4вас, и то, что в нем любила…
– Люблю теперь в вас, – досказал он.
5
– И никогда не разлюблю, – тихо повторила она, – я нашла
6свое.
7
– Ольга! эта девочка! – говорил Штольц, любуясь ею,
8– вы переросли меня, и мне остается склонить перед вами голову.
– Нет, нет, – живо заметила она, – помните мои последние слова Обломову: ум бьется и ищет вопроса, рука ищет другой.
9Не надевайте же на себя маску ложного смирения. Мы долго не понимали друг друга, теперь поняли. И если вы мне скажете когда-нибудь: «мы равны» – я буду горда и счастлива…
10
237
– Мы равны! – сказал он, быстро
1протягивая ей руку: она подала ему свою, и они тихо
2пошли к тетке.
3
Настал наконец для нее длинный, тихий разговор, слияние двух жизней, доверчивость без конца, слезы, смех, игра открытого, прямого счастья…‹л. 172›
Фрагмент чернового автографа главы VIII части четвертой
Не приехал Штольц на будущий год в Петербург, не заглянул он даже в Обломовку.
4Илья Ильич получил от него коротенькое письмо, в котором
5тот просил его
6ехать в деревню и
7наблюдать за имением, приведенным в порядок, а он сам с Ольгой
8уезжал на Южный берег Крыма для двух целей: покончить свои
9торговые дела в Одессе и потом пожить там осень и зиму для здоровья Ольги, значительно расстроившегося
10от родов.
11
Они избрали самую счастливую местность для жизни в домике между гор с одной стороны и морем с другой. Шпалера
12из винограда защищала их окна от солнца.
13Прямо с террасы Ольга сходила в цветник, из цветника шла
14в аллею из акаций и там в беседке ждала своего Карла, если он уезжал из дома по делам. Штольц всегда смотрел на женитьбу как на гроб – не любви, этот пошлый приговор пошлых мужей, с пошлыми, отжившими сердцами, мужей, презирающих будто бы любовь, потому что чаша эта пронеслась мимо их,
15не
238
коснувшись их уст, потому что они
1святое пламя ее потратили на сожжение нечистых жертв, среди душевных оргий,
2потому, наконец, наделенные бесплодным умом,
3они кичливо отсутствие сердца
4в себе, ‹л. 183› отсутствие сердца сочли за отсутствие любви и не познали ее.
5Да, бесплодного ума, потому что плодовитый ум не производит
6плодов без союза
7сердца: он помогает сердцу любить, как сердце помогает ему познавать, и эти две силы в дружном союзе творят:
8открывают
9миру или таинственные законы мироздания, людского бытия,
10или наделяют его звуками, образами
11и
12властвуют человеком. Да, немногие умеют и могут любить, хотя все
13думают, что любят или любили: сущая любовь редкое благо: те немногие сердца, которые озарены
14ею,
15знают это и не признают жизни, радостей
16и скорбей вне – любви. «Любовь – скоропреходящий цветок», – говорят, платя урочную дань ей, и потом топчут
17в грязь, потому что нет у них почвы, где бы цветок мог приняться глубоко, пустить корни и вырасти
18в такое дерево, которое бы
19осенило ветвями всю жизнь.
20Штольц считал женитьбу гробом – не любви, а своего общественного, гражданского труда, дела и
239
существования,
1– он понимал, что любовь в лице Ольги помешает ему ездить в Сибирь, копать золото, посылать грузы пшеницы за границу, участвовать в компаниях, даже
2служить казне так, как он понимал службу.
3Другим, вышепоименованным
4мужьям женитьба
5не мешает не только служить, но помогает даже брать взятки, не мешает торговать, наконец, даже не мешает служить по вечерам и по ночам в клубе. В Штольце одна половина
6была немецкая, и оттого, а может быть и отчего-нибудь другого, он верил
7и в любовь и считал брак делом величайшей важности. Он всегда задумывался
8над вопросом
9о том, как вдруг река его деятельности остановит свое течение, как из неутомимого туриста,
10чиновника, купца он обратится в мужа,
11в домоседа, в угодника
12желаний, может быть, капризов жены? Конечно, воспитание, образование детей, направление их жизни – всё это достойная цель забот и трудов; но до детей, до тех ‹л. 183 об.› пор, когда настанет опять его очередь опять пустить в ход обычную машину деятельности,
13– долго. А до тех пор?
14Оттого он не тяготился холостою жизнию,
15медленно шел по этому пути вперед, недоверчиво вглядывался в хорошенькое личико, отрицательно покачивал головой и отходил прочь, легко отрезвляясь от
16ложившегося легким туманом на его воображение
17впечатления. Оттого
240
он пренебрегал долго Ольгой, не вглядывался в нее пристально, любовался, как милым ребенком, шутя, мимоходом забрасывал ей в жадный ум свежую, новую или смелую мысль, как зерно, без развития, награждал ее метким наблюдением на окружающее, на нее или на самого себя, то есть на жизнь, на мужчину, на женщину,
1но без порядка, без системы, и потом забывал. И то
2было знаком большой доверенности, какой он не оказывал никакой другой женщине, особенно девушке: значит, он много ценил ее, то есть отличал от прочих. Этим и ограничивалось его исключительное внимание к ней. Благодаря ее
3робкой, самолюбивой застенчивости он видел только залоги
4прекрасного будущего, но
5не угадывал он сознательно и вполне прекрасной, простой, естественной женщины во всем блеске лучей прелести, благородства, глубокой бездны
6ума и сердца, которую ему придется наполнять и никогда не наполнить.
7Но она не забывала его летучих уроков,
8она бессознательно проникалась его духом, его взглядом
9и оттого так легко
10управилась с первым опытом, с первой любовью, в которую многие женщины неразумно
11и неосторожно кладут всю жизнь. Штольц, предвидя в браке конец
12своей внешней, общественной жизни, не предвидел, до какой степени поглотит его жизнь внутренняя,
13семейная, как он будет жить не одной, а двойной жизнию и какое бремя нескончаемой
241
заботы возложит на него эта девочка, это хорошенькое дитя… И вдруг эта жизнь с Ольгой, кажется такая тихая, обратилась ему в вечный труд и науку.
1Еще до женитьбы, в Париже, он был поражен
2ненасытною жаждою ее ума, подвижностью
3ее характера, а женившись, он открыл, что жажда ее сердца никогда не унималась и что его ума, сердца, опыта, знаний – ставало, конечно, на удовлетворение этой жажды, но только при неусыпной бдительности, при непокладном труде и усилиях, при вечной борьбе и движении. ‹л. 184›
Только напряженной любовью и вниманием, расположенных
4в строгой и мудреной системе, удавалось ему унимать порывы то ума, то сердца, прерывать лихорадку жизни, укладывать в строгие размеры и давать плавное течение. И то на время: едва он закрывал доверчиво
5глаза, там опять поднималась тревога, слышался новый вопрос
1ты бы был счастлив?
– Никогда, клянусь Богом! – торжественно
2сказал он.
– Не клянись, я верю! – сказала она, и опять ясность воротилась к ней: опять она улыбалась, – ты бы зачах прежде меня… За то, может быть, я так нежно и люблю тебя.
230
– Но всё это ничего, всё это не таК стр.шно, – [есть еще] [Я б‹ы›] сказала она. – Я бы не потому не пошла по этому пути.
– Почему же? – спросил он.
– А потому, что [по нем] слышишь мельком, читаешь, по нем идут… идут и… расстаются. А я [люблю] хочу [жить] и умереть…
– И не расставаться, – проговорил Обл‹омов›. – Пойдем же, Ольга, прямым путем…
1Дай мне руку…
Она не подавала руки: руки ее покоились на зонтике.
– Ольга, отдай мне руку… – повторил он, дотрогиваясь до руки.
Она молчала. Он взял руку, она не противилась. ‹л. 115›
– Ты не отвечаешь, Ольга, – а ведь я… беру тебя замуж, – сказал он.
– Нас берут или отдают, [сказала она] сами мы не выходим, – сказала она, глядя на него ясно [покойно], с невозмутимым спокойствием и миром.
– Ни [стыд‹ливого›] молча протянутой руки, ни стыдливого согласия… – думал он печально.
Он не понимал возвышенной уверенности Ольги в нем, ее чистой любви. Он хотел немного эффекта. «Но теперь начнется долгий разговор, уговор слить обе жизни в одну… – думал он, – суетливая радость, трепет…» Но Ольга только улыбается и тихо [след‹ит›] зорким взглядом следит за ним и, кажется, читает его мысли.
– Не надо говорить об этом тетке, – сказал, – и, ради Бога, никому. Теперь я брошусь обделать свои дела, поеду в Обломовку, там распоряжусь постройкой и в октябре вернусь сюда… Потом, Оль‹га›…
2
231
– Я делаю свой долг, – сказала она, – и не спрашиваю [вас] тебя, как… Я не знаю, что тебе делать…
Он шел домой с сердцем, полным счастья
1‹ 2нрзб› ‹не закончено› ‹л. 115 об.›
Фрагмент чернового автографа
главы IV части четвертой
(Т. 4, с. 406-422)
– Любит ли она или нет? – говорил он и не решал этого вопроса. Вопрос решился просто, но не сам собою. Бог знает, когда бы добился до его решения ‹л. 170› Штольц, если б,
2может быть, сама Ольга не нашла нужным положить конец этой ежедневной борьбе. Впрочем, у ней не было никаких тайных умыслов, даже просто никаких умыслов. В ее
3чистой, простой и здоровой натуре явления совершались правильно и естественно, и она подошла к решению важного вопроса тою же прямой, не уклоняющейся в сторону дорогой, какой шла, когда над ней разыгрывалось первое, тогда еще незнакомое ей чувство любви к Обломову. Она переживала
4ее фазисы и шла,
5зорко наблюдая за всем и не выпуская из рук воли. Тут было то же самое, но она шла тверже, еще
6сознательнее и видела дальше вперед. Она решила вопрос, когда надо было остановиться, когда не было пути вперед. Она была у цели, о которой не догадывалась.
7
Однажды, гуляя по Женевскому озеру, под руку с Ольгой, Штольц нечаянно повторил
8ей тот же вопрос, который сделал в Париже.
– Что Обломов? Вы никогда не скажете мне порядком о нем? – спросил он, – что он делал всё лето, как проводил и что теперь с ним? Придумать не могу: ни одного письма! Жив ли он?
232
– Он умер, – сказала она глубоко печальным голосом.
– Что вы говорите! – вдруг выпустив ее руку, сказал Штольц, – как «умер»! И вы мне не сказали?
– Успокойтесь, – прибавила она, – он дышит, ходит, лежит…
– А! вы вот что называете «умер»! – сказал успокоенный Штольц,
1– а я думал, в самом деле его нет на свете. Да! непостижимая для меня жизнь! Он в самом деле как труп: поднимите его, поставьте к стене, подоприте, он будет стоять, отнимите подпорку, сейчас упадет. А я надеялся на вас, я думал, что вы его расшевелите.
Ольга шла, наклонив голову, потупя глаза.
– Он часто бывал у вас? – спросил Штольц.
– Да, – сказала она, не поднимая глаз.
– Что он делал? Пели вы ему? возили с собой?
– Да, – сказала она.
– И он не ожил, не воскрес! А помните, как
2его бросило в горячку от «Casta diva»!
Она молчала.
3
– Да может быть, вы делали это так, без участия, а может быть, еще иногда трунили над ним, над его ленью, а он
4конфузился и удалялся: да? был грех, признайтесь?
Он взглянул ей в лицо; она, бледная, печальная, шла, потупя еще больше глаза и наклонив голову. ‹л. 170 об.›
– Что вы с ним такое сделали? – спросил Штольц, останавливаясь против
5Ольги и глядя на нее вопросительно. – Вы пренебрегли моим поручением – да, признайтесь: обошлись небрежно с ним? запугали?
Он пытливо смотрел ей в глаза. Она потрясла отрицательно головой.
– А я думал, вы займетесь им: в память обо мне сделаете что-нибудь для него, пококетничаете, оживите его. У него бы заиграли надежды:
6надо было столкнуть лодку с берега, а там она пошла бы
7скользить, вон как
233
этот челнок. А вам было лень, скучно: кокетство недостойно нас, мы горды. Отчего не пококетничали немного?…
– Я сделала больше, – тихо сказала Ольга, – я его любила…
Штольц вырвал у ней руку, мгновенно очутился против нее и врезал в нее изумленные глаза.
– Лю-би-ли? – медленно произнес он,
1глядя на Ольгу.
– Да, любила!
2– оправившись, сказала Ольга и покойно взглянула на Штольца.
Он, не спуская с нее глаз, понемногу приходил в себя, и понемногу становилось ему ясно
3загадочность отношений ее к нему, и понемногу добирался он до решения важного для него вопроса.
– Любили! – повторил он,
4губы его бессознательно повторили последнее
5слово Ольги, но на лице можно было прочесть, что соображения
6его были уже за сто верст вперед. Они прошли шагов сто молча, и у обоих
7встревоженные
8мысли и чувства, пронесшиеся, как вихрь по полю, успели улечься
9и потекли быстро,
10но стройно, в порядке.
– Расскажите мне всё, Ольга, до мелочей, – сказал он, – не скрывайте: вы увидите, что мне нужно это знать.
Она молчала.
– Вы молчите? – спросил он, – ужели я…
– Я собираюсь с духом,
11– сказала она, – мне тоже нужно передать
12это вам. Меня это тяготит: вы были отчасти причиной, вы будете судья.
234
Началась исповедь Ольги, длинная, подробная, но ясная и светлая. Она без смущения говорила всё, и
1‹л. 171› о письме его, и о ветке сирени, и о вечере в саду, и о поцелуе. Он,
2сложив руки на груди, жадно
3слушал ее слова и еще
4жаднее читал на лице, на движении бровей,
5в слезах, блеснувших мимоходом и мгновенно опять поглощенных глазами, в улыбке умиления, в сострадании, в отчаянии. Он узнал всю повесть, и взгляд его прояснился, грудь облегчилась громким вздохом, когда она кончила.
– Благодарю вас, Ольга, – сказал он, поглядев
6на нее в первый раз глазами страсти, открыто, не стараясь скрыть
7чувства.
8– Вы разрешили
9трудную борьбу, из которой,
10без вашей помощи, без этой исповеди, я не знал бы, как выйти. Знаете ли, зачем мне
11нужна была эта исповедь? – спросил он, давая
12глазам своим полную волю высказывать чувства.
13
Она сделала утвердительный знак головой.
– Как? вы узнали мою тайну? – говорил он, удивленный, смущенный, – не может быть. Вы думаете что-нибудь другое…
– Вы любите меня, – сказала она, взглянув на него сквозь слезы.
Он изменился в лице.
– А вы…
14
У него при всем знании женского сердца, при всей ясности взгляда на всякий сложный узел, при уменье
235
разрешать легко вопросы, зашевелилось сомнение, не хотела ли она бросить эту исповедь, как камень, воздвигнуть стену между ним и собой. Он думал, может быть, еще на дне ее сердца осталось…
1Он почувствовал, как похолодело у него в левом боку, как… Он не знал, что подумать.
2
– Отчего вас тяготил этот секрет, отчего вам хотелось высказать мне всё? – спросил он и с волнением ждал ответа и боялся.
Вдруг она
3сквозь слезы же улыбнулась.
4
– К чему эти вопросы? – сказала она, глядя на него, – вы играете со мной?
– Я – играю!
– Да: к лицу ли вам притворство?
5Разве вы не угадали давно…
6
– Ей-богу, сию минуту
7угадываю только, – сказал он убедительно и, схватив ее руку, горячо поцеловал.
8– Обломов всё перепутал. Я думал, что передо мной ученица: я не знал, что азбука пройдена…
9
– Простите меня, я не верю, – сказала она, – вы не угадали меня!
10
– Почти полгода
11бьюсь, – сказал он, – над этим вопросом и не помню, чтоб в жизни что-нибудь казалось
236
мне мудренее этого. Без вашей исповеди я бы еще полгода пробился понапрасну.
1
Она не могла скрыть улыбки торжества.
– А вы? – спросил он, – вы так легко и ясно прочли, угадали…
– Нет, и я мучилась, я угадывала себя и наконец добралась, что…
– Что… – с нетерпением ждал он.
– Трудно договорить, – сказала она, краснея.
– Я вам помогу: говорите за мной, и если не то скажу, не говорите,
2«что я вас люблю
3…» – диктовал он.
Она молчала.
– Что это? – с испугом спросил он.
– Что я вас любила… – поправила она, – до Обломова. В Обломове искала
4вас, и то, что в нем любила…
– Люблю теперь в вас, – досказал он.
5
– И никогда не разлюблю, – тихо повторила она, – я нашла
6свое.
7
– Ольга! эта девочка! – говорил Штольц, любуясь ею,
8– вы переросли меня, и мне остается склонить перед вами голову.
– Нет, нет, – живо заметила она, – помните мои последние слова Обломову: ум бьется и ищет вопроса, рука ищет другой.
9Не надевайте же на себя маску ложного смирения. Мы долго не понимали друг друга, теперь поняли. И если вы мне скажете когда-нибудь: «мы равны» – я буду горда и счастлива…
10
237
– Мы равны! – сказал он, быстро
1протягивая ей руку: она подала ему свою, и они тихо
2пошли к тетке.
3
Настал наконец для нее длинный, тихий разговор, слияние двух жизней, доверчивость без конца, слезы, смех, игра открытого, прямого счастья…‹л. 172›
Фрагмент чернового автографа главы VIII части четвертой
(Т. 4, с. 446-463)
Гл‹ава›
Не приехал Штольц на будущий год в Петербург, не заглянул он даже в Обломовку.
4Илья Ильич получил от него коротенькое письмо, в котором
5тот просил его
6ехать в деревню и
7наблюдать за имением, приведенным в порядок, а он сам с Ольгой
8уезжал на Южный берег Крыма для двух целей: покончить свои
9торговые дела в Одессе и потом пожить там осень и зиму для здоровья Ольги, значительно расстроившегося
10от родов.
11
Они избрали самую счастливую местность для жизни в домике между гор с одной стороны и морем с другой. Шпалера
12из винограда защищала их окна от солнца.
13Прямо с террасы Ольга сходила в цветник, из цветника шла
14в аллею из акаций и там в беседке ждала своего Карла, если он уезжал из дома по делам. Штольц всегда смотрел на женитьбу как на гроб – не любви, этот пошлый приговор пошлых мужей, с пошлыми, отжившими сердцами, мужей, презирающих будто бы любовь, потому что чаша эта пронеслась мимо их,
15не
238
коснувшись их уст, потому что они
1святое пламя ее потратили на сожжение нечистых жертв, среди душевных оргий,
2потому, наконец, наделенные бесплодным умом,
3они кичливо отсутствие сердца
4в себе, ‹л. 183› отсутствие сердца сочли за отсутствие любви и не познали ее.
5Да, бесплодного ума, потому что плодовитый ум не производит
6плодов без союза
7сердца: он помогает сердцу любить, как сердце помогает ему познавать, и эти две силы в дружном союзе творят:
8открывают
9миру или таинственные законы мироздания, людского бытия,
10или наделяют его звуками, образами
11и
12властвуют человеком. Да, немногие умеют и могут любить, хотя все
13думают, что любят или любили: сущая любовь редкое благо: те немногие сердца, которые озарены
14ею,
15знают это и не признают жизни, радостей
16и скорбей вне – любви. «Любовь – скоропреходящий цветок», – говорят, платя урочную дань ей, и потом топчут
17в грязь, потому что нет у них почвы, где бы цветок мог приняться глубоко, пустить корни и вырасти
18в такое дерево, которое бы
19осенило ветвями всю жизнь.
20Штольц считал женитьбу гробом – не любви, а своего общественного, гражданского труда, дела и
239
существования,
1– он понимал, что любовь в лице Ольги помешает ему ездить в Сибирь, копать золото, посылать грузы пшеницы за границу, участвовать в компаниях, даже
2служить казне так, как он понимал службу.
3Другим, вышепоименованным
4мужьям женитьба
5не мешает не только служить, но помогает даже брать взятки, не мешает торговать, наконец, даже не мешает служить по вечерам и по ночам в клубе. В Штольце одна половина
6была немецкая, и оттого, а может быть и отчего-нибудь другого, он верил
7и в любовь и считал брак делом величайшей важности. Он всегда задумывался
8над вопросом
9о том, как вдруг река его деятельности остановит свое течение, как из неутомимого туриста,
10чиновника, купца он обратится в мужа,
11в домоседа, в угодника
12желаний, может быть, капризов жены? Конечно, воспитание, образование детей, направление их жизни – всё это достойная цель забот и трудов; но до детей, до тех ‹л. 183 об.› пор, когда настанет опять его очередь опять пустить в ход обычную машину деятельности,
13– долго. А до тех пор?
14Оттого он не тяготился холостою жизнию,
15медленно шел по этому пути вперед, недоверчиво вглядывался в хорошенькое личико, отрицательно покачивал головой и отходил прочь, легко отрезвляясь от
16ложившегося легким туманом на его воображение
17впечатления. Оттого
240
он пренебрегал долго Ольгой, не вглядывался в нее пристально, любовался, как милым ребенком, шутя, мимоходом забрасывал ей в жадный ум свежую, новую или смелую мысль, как зерно, без развития, награждал ее метким наблюдением на окружающее, на нее или на самого себя, то есть на жизнь, на мужчину, на женщину,
1но без порядка, без системы, и потом забывал. И то
2было знаком большой доверенности, какой он не оказывал никакой другой женщине, особенно девушке: значит, он много ценил ее, то есть отличал от прочих. Этим и ограничивалось его исключительное внимание к ней. Благодаря ее
3робкой, самолюбивой застенчивости он видел только залоги
4прекрасного будущего, но
5не угадывал он сознательно и вполне прекрасной, простой, естественной женщины во всем блеске лучей прелести, благородства, глубокой бездны
6ума и сердца, которую ему придется наполнять и никогда не наполнить.
7Но она не забывала его летучих уроков,
8она бессознательно проникалась его духом, его взглядом
9и оттого так легко
10управилась с первым опытом, с первой любовью, в которую многие женщины неразумно
11и неосторожно кладут всю жизнь. Штольц, предвидя в браке конец
12своей внешней, общественной жизни, не предвидел, до какой степени поглотит его жизнь внутренняя,
13семейная, как он будет жить не одной, а двойной жизнию и какое бремя нескончаемой
241
заботы возложит на него эта девочка, это хорошенькое дитя… И вдруг эта жизнь с Ольгой, кажется такая тихая, обратилась ему в вечный труд и науку.
1Еще до женитьбы, в Париже, он был поражен
2ненасытною жаждою ее ума, подвижностью
3ее характера, а женившись, он открыл, что жажда ее сердца никогда не унималась и что его ума, сердца, опыта, знаний – ставало, конечно, на удовлетворение этой жажды, но только при неусыпной бдительности, при непокладном труде и усилиях, при вечной борьбе и движении. ‹л. 184›
Только напряженной любовью и вниманием, расположенных
4в строгой и мудреной системе, удавалось ему унимать порывы то ума, то сердца, прерывать лихорадку жизни, укладывать в строгие размеры и давать плавное течение. И то на время: едва он закрывал доверчиво
5глаза, там опять поднималась тревога, слышался новый вопрос