— Гангстер! Прощелыга! Негодяй! — вопила Леопольдина, размахивая руками и наступая на Браулио.
   А тот от души веселился:
   — Вы на метле прилетели, сеньора? Или вам вызвать такси?
   Леопольдина выбежала из номера. А Мария и Браулио еще долго хохотали, передразнивая эту сумасшедшую тетку.
   Печальной была их беседа. Рохелио не сразу ответил брату, правда ли, что у Розы будет ребенок. Но молчание не могло быть бесконечным. И он наконец кивнул: да, это правда.
   Рикардо не мог поверить в услышанное. Вчера он видел Розу, целовал ее. И она ничего не сказала ему. Он слепо доверял ей. Он готов был держать руку над огнем, клянясь в ее правдивости. Он на все бы пошел, чтобы вернуть ее. И что же?
   Рохелио спросил, не собирается ли Рикардо поговорить с Розой.
   — О чем? Дульсина и Леонела, к сожалению, были правы…
   Сам не зная почему, скорее всего чтобы прекратить тягостное молчание, Рохелио сказал, что Роза собирается назвать ребенка Херманом, если, конечно, родится сын. При этом новом сообщении Рикардо вздрогнул.
   — Что ты решил делать? — спросил Рохелио.
   — Уехать и не возвращаться! — с яростью ответил Рикардо.
   Рохелио грустно посмотрел на него.
   — Выходит тебя не будет на моей свадьбе? Рикардо долго не отвечал. Потом тихо сказал:
   — Я желаю тебе счастья. А сам уезжаю из Мексики.
   Леопольдина предупредила, что новость, которую она обязана немедленно сообщить уважаемым сеньорам, подобна бомбе, упавшей на Хиросиму.
   Мало того, что дом уже продан за миллиард песо. Самое ужасное, что его купила Паулетта Мендисанбаль. А для кого? Для своей дочери! Для этой оборванки, для этой дикарки Розы Гарсиа!
   С Дульсиной случилась истерика.
   — Дом моих родителей в руках дикарки! Нет! Вот уж этому не бывать! Ничего у нее не выйдет!
   Она то хохотала, то плакала. Смотреть на нее было страшно.
   …Когда она немного успокоилась, первым ее желанием было увидеть Рикардо. Они столкнулись в коридоре.
   — Ты хочешь спросить у меня, правда ли, что Роза беременна? Да, это правда, — сказал Рикардо.
   Но Дульсину занимало сейчас совсем другое.
   — А ты знаешь ли, что эта гнусная дикарка стала хозяйкой этого дома?
   Рикардо удивленно посмотрел на сестру.
   — Молчишь? — злобно спросила она. — Паулетта выложила миллиард песо и купила наш дом для своей дочери!.. Опять молчишь?
   Он пожал плечами.
   — Мне это безразлично. Будь что будет. Дульсина стала кричать:
   — Теперь ты понял, что Роза именно та, за кого я ее всегда принимала?! Бесстыжая бродяжка, способная на все!.. И ты ничего не собираешься предпринять?!
   — Единственное, чего я хочу, это уехать из Мексики.
   Он стал спускаться по лестнице.
   — Так вот что я тебе скажу, — кричала ему вдогонку Дульсина, — не увидит твоя дикарка этого дома!

РАЗВЯЗКА

   Узнав от Дульсины, что Рикардо собирается покинуть Мексику, Леонела решилась на последний разговор с ним. Она вошла к нему, дав себе слово быть сдержанной и убедительной. Она села в кресло и умоляюще посмотрела на мужа.
   — Рикардо, ты уезжаешь? Прошу тебя, возьми меня с собой. Мы еще можем спасти наш брак!
   Леонела ожидала от Рикардо чего угодно, только не такой решительности.
   — Я уезжаю навсегда. И я уезжаю один.
   — А я? — беспомощно спросила она.
   Он рекомендовал ей связаться с лиценциатом Валенсией и все с ним утрясти. Она вправе попросить развод в связи с тем, что муж бросил ее.
   Она взяла его за руку и как можно убедительнее произнесла:
   — Я никогда не дам тебе развода. Но меня интересует не твоя жизнь, а моя.
   — В таком случае, ничем не могу помочь, — ответил он равнодушно.
   Она поднялась.
   — Ты сам не знаешь, на что ты толкаешь меня!
   Самое важное дело, которое было сегодня у Розы, — это выбрать кольцо для Линды. Она знала, какое кольцо понравится подруге, и даже присмотрела одно подходящее. Но ей сказали, что сегодня в магазине должен появиться новый, очень интересный товар, и Она хотела взглянуть на него, прежде чем сделает окончательный выбор.
   Роза сама не замечала, как ее шаг в последнее время стал более осторожным — она невольно берегла живущего в ней ребенка. Но постоянная погруженность в мысли о будущем младенце, делая осторожными ее движения, одновременно рассеивала ее внимание. Иначе она, может быть, заметила бы роскошную машину, уже довольно долго ехавшую позади нее, в некотором отдалении, не приближаясь и не отставая.
   Такая медленная езда могла бы помешать остальному транспорту. Но автомобилей на этой улице было немного.
   Напротив магазина Роза решила перейти улицу. Но не успела она отойти от тротуара и трех-четырех шагов, как автомобиль, ехавший позади, на полной скорости рванул вперед и всей массой обрушился на нее.
   Машина, чуть вильнув, умчалась дальше и, взревев, исчезла за углом. Роза осталась неподвижно лежать посреди дороги.
   Все как будто было готово к отъезду. Дульсина, мрачно наблюдавшая за сборами брата, видела, что он медлит.
   — Ты что-нибудь забыл? — спросила она.
   — Нет. Я уезжаю. Хочу еще заехать попрощаться с Рохелио. Он в моей квартире. Я положил на столе адрес отеля в Мадриде, где я остановлюсь.
   Она посмотрела на него равнодушно.
   — Все мы, Линаресы, умираем потихоньку. Какая разница, где кто из нас находится?..
   Он молча постоял посреди гостиной.
   — Я дал указания Рохелио насчет Кандиды. Она скоро выйдет из лечебницы и будет жить на ранчо с ним и его женой.
   Не обращая внимания на то, что он сказал, Дульсина хмуро заметила:
   — Мы проиграли. Партию выиграла дикарка.
   Он подошел к сестре и поцеловал ее, прощаясь. Когда он спускался по лестнице, она крикнула ему вслед:
   — Но клянусь тебе: она не переступит порог этого дома!
   Машина, сбившая Розу, неслась, не соблюдая никаких правил, по улицам города, удаляясь от центра в сторону загородного шоссе.
   Несколько раз она сбивалась с маршрута и снова возвращалась на него: то ли водитель плохо знал город, то ли был очень рассеян и не придавал значения тому, куда едет.
   Водителем этим была красивая женщина из старинного и очень богатого рода…
   Когда Леонела Вильярреаль садилась сегодня в свой роскошный автомобиль, ей было не до того, чтобы посмотреть на датчик, показывавший уровень бензина в бензобаке.
   А бензина было мало. Его хватило на то, чтобы сбить Розу Гарсиа, голодранку, испортившую представительнице аристократического рода всю жизнь, хватило на то, чтобы вырваться за черту этого проклятого города, где богатства еще недостаточно для того, чтобы чувствовать себя и счастливой, но теперь почти не оставалось.
   И когда автомобиль подкатил к железнодорожному переезду, к которому в это время приближался скорый поезд, топлива попросту не хватило, чтобы преодолеть совсем небольшой отрезок пути, огражденного с двух сторон шлагбаумами. Машина застряла на путях, загородив дорогу мчавшемуся составу.
   Но разве может автомобиль, даже такой большой и основательный, на каком привыкли ездить представители рода Вильярреалей, задержать состав, набравший скорость и не ожидающий препятствий на своем пути?
   Поезд налетел на машину, смял ее и поволок с собой. Отчаянного крика, раздавшегося из водительской кабины, за грохотом и лязгом никто уже не услышал.
   Паулетта примчалась в больницу «Скорой помощи» через пятнадцать минут после того, как Мендисанбалям по телефону сообщили о том, что их дочь сбита машиной и находится при смерти.
   Ворвавшись в палату, куда привезли Розу, Паулетта кинулась к ней и услышала, как дочь еле слышным голосом прошептала:
   — Мама… я, наверно, умру… позови Рикардо… он должен знать… что у меня ребенок от него.
   Паулетта могла сейчас думать только об одном: будет ее Роза жить или на это не остается никакой надежды.
   Однако доктор, следящий за состоянием Розы, настойчиво рекомендовал прислушаться к ее просьбе.
   — Она умрет? — рыдала Паулетта.
   Прогнозов доктор делать не стал, но повторил, что необходимо вызвать в больницу Рикардо Линареса, и чем быстрее, тем лучше.
   Леопольдина с ужасом смотрела на свою хозяйку. Они только что узнали о смерти Леонелы, погибшей во время столкновения скорого поезда с ее автомобилем.
   — Все! — сказала Дульсина. — Леонелы нет. И Кандиды не станет. И Рикардо уехал. И Рохелио уедет…
   Она поднялась со своего места и стала бродить по дому, вырывая из гнезд телефонные шнуры.
   — Что вы такое делаете? — пыталась остановить ее Леопольдина.
   — А никто нам больше не позвонит, — отвечала ее хозяйка. — Одни мы остались. И средств у нас нет. Одно только средство у меня осталось. Секретное.
   Она вдруг подмигнула Леопольдине. Похоже было, что она не в себе. Слуги перемещались по дому, как призраки, не зная, куда себя девать.
   Руфино, спустившийся в подвал, обнаружил там какую-то канистру с бензином, которой не было здесь еще утром. Он пытался узнать, кто ее сюда поставил. Но в это время Селия крикнула сверху, что хозяйка велит всем подняться в гостиную.
   Собрав всю челядь, Дульсина объявила, чтобы через полчаса в доме не осталось ни души. Все должны были идти к лиценциату Валенсии и получить у него полный расчет. В доме остаются только сама Дульсина и старшая служанка.
   — Со мной будет только моя Леопольдина. Моя верная Леопольдина! — еще раз объявила Дульсина и велела всем торопиться.
   Рохелио только что попрощался с братом. Он извинился за то, что не провожает его в аэропорт. Но он не любил прощаний вообще, а такое было выше его сил.
   — Роза будет спрашивать о тебе у меня на свадьбе, — грустно сказал Рохелио.
   Рикардо ответил:
   — Не думаю. Если она рожает ребенка от другого, она и разговаривать с тобой будет о другом.
   Рикардо уехал. Рохелио набрал номер телефона Менди-санбалей и попросил Розу.
   Услышав ответ, он побледнел.
   — Как?!.. Где ее госпитализировали?!
   Через полчаса он был в больнице «Скорой помощи».
   — Очень плоха, — сказал Роке, увидев его.
   — Она просит сообщить Рикардо, что у нее будет ребенок, — рыдая, проговорила Паулетта.
   — Рикардо навсегда улетает из Мексики! — в отчаянье крикнул Рохелио.
   И он выбежал из больницы, надеясь на то, что, может быть, чудо поможет ему и он успеет остановить брата.
   Леопольдина послушно брела за Дульсиной, с ужасом глядя на канистру, которую та с трудом тащила по лестнице.
   — Все ушли? — спросила Дульсина.
   — Кроме нас, — еле слышно отозвалась старшая служанка, может быть впервые в жизни оплошавшая и проглядевшая притаившегося у дверей Руфино.
   — Я хочу признаться тебе! — Дульсина остановилась и поставила канистру, отдыхая. — Это я убила Федерико Роблеса.
   — Я знала это! — воскликнула Леопольдина. Руфино, который обмер от этого признания, тихой тенью скользнул к выходу.
   — Я подозревала, что ты знаешь. Ты всегда была верна мне, моя Леопольдина. Ты — собственность Линаресов. И ты должна умереть вместе с Линаресами, вместе со мной, вместе с нашим домом!
   Леопольдина попятилась:
   — Выпустите меня отсюда. Вы сошли с ума! Если вы подожжете дом, мы сгорим!
   — Ну и что? — крикнула Дульсина. — А что нас ждет? Унижения? Рано или поздно — тюрьма? Ты знаешь, что такое тюрьма, Леопольдина? Я знаю. И я выбираю смерть!
   — Но я не хочу умирать! Не хочу! — Крик ее был заглушён громовым голосом, донесшимся снаружи.
   Это агент Роча в мегафон обращался к находящимся в доме:
   — Дом окружен! Выходите с поднятыми руками! Иначе мы выломаем дверь!
   Из-за двери доносился вой пожарных сирен. Руфино успел вызвать пожарников.
   В доме между тем завязалась отчаянная драка. Леопольдина, пытаясь отнять у Дульсины ключ и прорваться к запертой двери, схватила кухонный нож. Дульсина вырвала его. Оказалось, что у нее есть при себе и пистолет, тот самый, с помощью которого она отобрала когда-то ножницы у сестры.
   Леопольдина в отчаянии схватила бутылку с кислотой и, вырвав пробку, плеснула кислоту в лицо своей хозяйки.
   В ту же секунду раздался выстрел. Леопольдина повалилась на пол. А внизу уже гремели стекла разбиваемых окон, трещала дверь, выли сирены.
   Наконец в образовавшийся дверной проем в обитель Линаресов вбежал агент Роча, сопровождаемый полицейскими.
   — Успел! Успел! — кричал Рикардо, обнимая неподвижное тело Розы и видя, что она открыла глаза.
   — Спасибо, Девонька Гвадалупе, — прошептала Роза. — Пришел… Успел…
   Он смотрел на нее глазами, полными любви и ужаса.
   — Хочу признаться тебе… у меня будет ребенок…
   — Я знаю, — прошептал он.
   Она вдруг сделала попытку улыбнуться:
   — Рохелио… предал меня… Он слушал ее трудный шепот.
   — Богу, видать угодно, чтобы ты потерял жену, которая любит тебя… и твоего ребенка.
   — Моего? — переспросил Рикардо, думая сейчас совсем не об этом, а только о том, чтобы она не оставила его…
   — Так ведь он твой… у меня никогда никого не было, кроме тебя…
   Он стал целовать ей руки, умолять, чтобы она простила его.
   — Я тебя простила… Любовь все прощает… Прежде чем меня не станет… знай: я тебя люблю, как тогда… когда я за сливами залезла… а ты меня защитил…
   — Не хочу, не хочу, чтобы ты умирала! — рыдал он. — Если ты умрешь, я уже никогда не смогу любить!
   — Спасибо тебе; Рикардо… Не теряй духа… Я не буду кричать…
   Доктор с трудом оторвал Рикардо от нее.
   — Спасите ее! Спасите моего сына! — кричал Рикардо, умоляюще глядя на бледного, взволнованного доктора…
   Кандида, посетившая сестру в тюремной больнице, не встретила с ее стороны тепла, на которое рассчитывала, зная, что Дульсина тоже много перестрадала.
   — Пошла вон, ханжа проклятая. Желаю тебе скорей умереть! — вот что услышала она в ответ на свой вопрос, чем она может быть полезна своей сестре.
   — Помогай тебе Бог! — единственное, что она могла пожелать Дульсине, уходя от нее и печально сохраняя в своей памяти обезображенное лицо сестры, с которой вместе росли, до зрелого возраста нося с ней одинаковые платья.
 
   Хоть Мексика — это Центральная Америка, но все-таки Америка.
   А Америка любит счастливые концы. Да и кто бы рассказал так подробно эту историю режиссерам будущего фильма, если бы ее главные герои умерли или уехали за тридевять земель.
   Поэтому ничего удивительного нет в том, что спустя какое-то время перед скульптурным алтарем Девы Гвадалупе оказались на коленях так много вынесшие, но не разлюбившие друг друга молодые люди: богатый, ставший бедным, и бедная, ставшая богатой.
   Отец Мануэль в присутствии всех друзей и знакомых совершил обряд венчания, теперь уже, к радости Томасы, настоящий, церковный.
   Потом музыканты-маръячис на лестнице дома Линаресов грянули свадебный марш.
   Кого только не было здесь!
   Счастливая Паулетта не сводила глаз с любимой дочери, а пожалуй, еще более счастливый Роке в свою очередь не сводил глаз с любимой жены и, похоже, даже не помнил о своей болезни от радости, что ничто больше не омрачает его жизнь с Паулеттой.
   Матушка Томаса про себя возносила благодарственные мольбы Деве Гвадалупе. Наконец-то можно было быть спокойной за Розиту: церковный-то брак, чай. не гражданский, потому как и Господь Бог не нотариус в отделе записей актов гражданского состояния! И теперь уже можно надеяться, что все у Розиты будет хорошо.
   И Рохелио с Эрлиндой, глядя на новобрачных и желая им счастья, то и дело поглядывали друг на друга, надеясь на то, что и у них оно тоже будет.
   Довольная за Розу, улыбалась и Сорайда, несколько озабоченная, правда, тем, что всю ближайшую неделю ей предстоят утешительные беседы с беднягой Эрнесто, никак не желавшим согласиться с тем, что есть же на свете достойные девушки и кроме Розы Гарсиа.
   И конечно, весь «затерянный город», все выходцы из
   Вилья-Руин были тут. И Каридад уже предупреждала на ухо своего толстого Палильо, что если он опять объестся праздничным тортом, как в прошлый раз, на Розином дне рождения, то пусть пеняет на себя — она с ним возиться не будет!
   С надеждой глядела на новобрачных Кандида, уповавшая на то, что все связанные ею детские вещицы пригодятся теперь ее племянникам и племянницам, с которыми она, даст Бог, теперь всласть повозится.
   И далее щенок Рохелио и попугай Креспин, теперь уже окончательно, навсегда переименованный в Рикардо, были здесь, хотя вели себя совершенно по-разному.
   Щенок носился как сумасшедший, то и дело путаясь под ногами у новобрачной.
   Попугай же сидел на плече у дона Анхеля де ла Уэрта, с которым неожиданно очень подружился и знаменитый галстук которого (не мог же дон Анхель не надеть его сегодня!) несколько приглушал своим оперением.
   Попугай смотрел на человеческое веселье, склонив голову набок, несколько насмешливо, но очень внимательно, как птица, живущая дольше человека и, в связи с этим, обязанная донести до грядущих поколений память о том, как люди пировали и веселились в его молодые годы.
   — Неплохая идея — отпраздновать нашу свадьбу в этом доме, — сказал на ухо молодой жене Рикардо. — Ну-ка поцелуй меня!
   — Не командуй, слышь! В последний раз прощаю тебя, парень! — ответила она в манере девушек доброй памяти Вилья-Руин.
   И это было последнее, что нам удалось расслышать.