Страница:
Ездить в туннеле на ручном управлении было запрещено категорически, и Аркадий задал координаты, предоставив автопилоту свободу маневра. Свет перекрытий слился в дрожащее пятно, и Аркадий привычно вцепился пальцами в подлокотники — не то, чтобы он страдал клаустрофобией, но все же езда на скорости сто пятьдесят километров в час в туннеле шириной в семь метров была не тем видом спорта, к каким он испытывал пристрастие.
Аркадий склонился над пультом, чтобы не видеть мелькания опор, и вызвал адрес муровского архива неопознанных и неклассифицированных случаев. По кодовому слову «самовозгорание» не удалось найти ничего. Аркадий немного изменил позицию и попросил данные о «расплавлении живой ткани в результате высоких температур после смерти или непосредственно перед ней». Должно быть, формулировка оказалась слишком сложной, и компьютер потребовал уточнений. Аркадий уточнил, сославшись на читанные в юности статьи. Тогда компьютер пожелал, чтобы Аркадий представил свой допуск. Пришлось набрать еще один десятизначный номер и приложить к опознавателю большой палец. После этого на экране возникло сообщение, заставившее Аркадия истерично захохотать. Естественно, он тут же оборвал смех, даже наедине с собой Аркадий не хотел выглядеть идиотом.
Сообщение гласило: «Зафиксированное количество случаев: 1. Классификация: вызванное пользователем. Идентификация: Подольский Генрих Натанович. Время: 17 октября 2074 года».
Смерть Подольского оказалась единственной в своем роде.
Размышляя о природе уникальности и ее отличии от природы просто очень редких явлений — вроде «удачного» столкновения «сибири» с грузовиком-автоматом, — Аркадий пропустил момент, когда нужно было переключить автопилот на подлетную трассу ресторана «Тамилла». Конечно, его занесло в очередной туннель кольцевой трассы, проходившей под Москвой на уровне бывшего Бульварного кольца. Это был один из самых старых туннелей в городе, автоматика здесь не то чтобы оставляла желать лучшего, но соответствовала своими возможностями второму десятилетию ХХI века. Реконструировать трассу собирались еще два десятилетия назад, но так и не собрались — у муниципалитета всегда находились более насущные проекты. В результате крейсерская скорость в туннеле была самой низкой в Москве, перестроения из ряда в ряд отнимали массу времени и вызывали у водителей приступы раздражительности, переходившие в эпизоды неоправднной агрессии. Никто не любил проходить по туннелю больше одного сегмента, а тот, кто по каким-то причинам вынужден был обойти кольцо целиком, мог считать себя кандидатом на занесение в «Российского Гиннесса».
Между тем Аркадию предстояло либо действительно сделать полный оборот — сорок минут кружения, способного вызвать приступ клаустрофобии! — либо развернуться на первом же сечении и все равно потерять почти полчаса времени на пробки, которые, казалось, возникли у каждого такого перекрестка еще в первый день пуска туннеля, да так до сих пор и не рассосались.
Аркадий предпочел постоять в пробке и развернуть машину. Расслабившись в кресле, он заглянул в ноутбук, нашел там идентификаторы дорожного инспектора, с которым говорил полчаса назад, и сделал вызов.
Майор ответил мгновенно и сразу узнал недавнего «клиента».
— Проблемы? — спросил он.
— Процедура, — сказал Аркадий, — для страховой компании. Данные грузовика у меня есть, но на мой запрос компьютер фирмы не ответит, я не дорожник. Хочу знать фамилию программиста, выпускавшего машину, данные о заказе груза…
— Эй, — прервал патрульный, помахав перед носом Аркадия толстым пальцем, — ты слишком многого хочешь.
— Фамилия программиста — это много? — удивился Аркадий.
— Это много. Это тянет на…
— Дача взятки при исполнении, — хмыкнул Аркадий. — Я не о тебе говорю, а о себе. При исполнении я, и мне это с рук не сойдет.
— Так, да? — прищурился патрульный. — Ну, как знаешь. Ты в розыске не первый год, верно? Правила знаешь. Звони.
Он потянулся к поясу, и Аркадий сказал быстро:
— Ну хорошо, ваши правила, вам и играть. Сколько?
— По стандарту. Один круглый.
Сотня, значит. И Виктор ни за что не захочет платить, потому что страховой компании этот «взнос» никаким образом не объяснить. Своей сотни у Аркадия не было, а если бы и была, в конце концов, ему что, больше Виктора нужно в этом деле?
— Нет, — с сожалением сказал Аркадий. — Извини.
Патрульный пожал плечами и отключил линию.
Машина за время разговора успела, наконец, выехать на противоположную сторону трассы и понеслась ко входному зеву туннеля. Оставив на время посторонние мысли, Аркадий сосредоточился на том, чтобы не пропустить момент очередного переключения, и на этот раз сделал все ювелирно — выкатился на стоянку перед «Тамиллой» с такой точностью, что ведущему-дрифтеру оставалось только загнать машину в бокс и налепить электронную фишку.
Аркадий опаздывал на четверть часа и надеялся на то, что Раскина опоздает еще больше.
Поднимаясь в лифте на сороковой этаж, где располагался ресторан, Аркадий думал о том, что в действиях дорожного программиста инспекторы, несомненно, обнаружили либо криминал, либо, как минимум, служебную оплошность. Иначе майор потребовал бы за сведения не больше десятки. Он же сказал — стандарт. А сотенный стандарт — это серьезно. И если кто-то намеренно занимался перепрограммированием грузового компьютера, то…
Нет, чепуха. Замена одной исчезающей вероятности на другую, еще более нелепую. Кто мог, программируя трассу автомата, с точностью до миллиметра (!) предвидеть пересечение траекторий грузовика с «сибирью»? Ведь любое смещение — бортовое или по оси — привело бы к последствиям, которые…
Аркадий на мгновение представил себе: сплющенная в блин «сибирь», собственное тело, в котором не осталось ни одной нераздробленной кости, и мозг, серыми каплями разлетевшийся по задней стенке салона… У него опять начали дрожать ноги, и в зал ресторана Аркадий вошел, ощущая себя настолько уставшим и постаревшим (а может — родившимся заново?), что опустился на стул за ближайшим к двери столиком, пережидая слабость.
За столиком уже сидел клиент, поднявший на Аркадия недоуменный взгляд — вообще говоря, в приличных заведениях принято спрашивать разрешения.
— Простите, — сказал Аркадий. — Я не буду вам мешать, просто ноги… Сейчас я уйду…
— Да, конечно, — кивнул мужчина, продолжая рассматривать меню-голограмму и пальцем меняя угол расположения граней.
К столу уже спешил один из метрдотелей, заметив непорядок. Это был Лукьяненко, работавший в «Тамилле» четверть века и знавший всех, кто приходил в этот зал больше трех раз. Аркадий одно время бывал здесь довольно часто с Аленой, когда в их отношениях еще не было трещин.
— Добрый вечер, Аркадий, — сладким голосом сказал метрдотель, — вы заказывали столик, и я подготовил вам у окна, как вы хотели.
— Спасибо, — улыбнулся Аркадий, поднимаясь. — Что-то у меня в ногу стрельнуло, вот и…
— Что-нибудь не в порядке? — мгновенно обеспокоился Лукьяненко, изобразив на лице готовность к самопожертвованию ради блага клиента.
— Нет, все уже хорошо, — сказал Аркадий, двигаясь за метрдотелем в сторону огромного, во всю стену, окна с видом на вечернюю Москву.
— Женщина, которую вы пригласили, еще не появилась, — сообщил Лукьяненно, не оборачиваясь. — Ее немедленно проведут к вашему столику, если, конечно…
Он начал отодвигать для Аркадия стул, не закончив фразу.
— Если, конечно… — повторил Аркадий. — Что-то неверно в заказе?
— Нет, — торопливо сказал метр. — В заказе все в порядке… Вашу гостью зовут Наталья Раскина?
— Вам же это известно, — удивился Аркадий.
— Да… Просто сейчас уточняют…
— Что? — резко спросил Аркадий, опускаясь на стул и чувствуя, как новая волна слабости проходит от ног к затылку.
— Вы поднимались сюда от главного входа? — спросил Лукьяненко.
— Нет, на лифте со стоянки нижнего уровня.
— Ага… — задумчиво сказал метр, хмурясь. — Понимаете, там сбили женщину… несколько минут назад… Я имею в виду — перед главным входом. Сейчас уточняют личность, при ней был только членский билет «гольф-клуба». Но похоже…
Телефон в его нагрудном кармане пискнул два раза, и Лукьяненко ловким движением поднес аппарат к уху. Слушал он недолго и, вернув телефон на место, сказал Аркадию с профессиональным участием:
— Это действительно Раскина Наталья Леонидовна. К сожалению, она умерла.
Аркадий вскочил, едва не опрокинув стол. Первым желанием было — немедленно вниз, нужно увидеть, нужно осмотреть место происшествия. Аркадий взял себя в руки: на месте происшествия ему делать было сейчас решительно нечего. Более того, появление частного детектива будет воспринято официальным оперативником МУРа, как попытка влезть в чужую епархию, и отмечено в рапорте, а потом иди знай, как отреагирует муровское начальство… Если оперативник решит, что убийство Раскиной (убийство, что же еще!) не связано с делом Подольского, то Аркадий информации не получит никогда. Конечно, ясно даже без очков, что Раскину убил тот же, кто убил Подольского и покушался на Аркадия, но это ясно ему, а что подумает оперативник, для которого женщина, сбитая машиной, всего лишь объект съемки и не более того?
— Из окон второго этажа виден подъезд? — спросил Аркадий метрдотеля. — Я имею в виду, могу ли я…
— Лучше не нужно, — сказал над ухом чей-то голос, и Аркадий обернулся. Это был мужчина, за столик которого Аркадий опустился, когда вошел в зал ресторана. Теперь он рассмотрел внимательнее: около пятидесяти лет, выше среднего роста, пышная черная шевелюра, но с двумя залысинами, глаза синие, нос горбинкой… на кого он был похож? Ну конечно, если бы Аркадий сразу обратил внимание на этого посетителя… Непростительная небрежность, за такое Виктор обычно увольняет агента-филера сразу и без выходного пособия.
— Я Подольский Лев Николаевич, — неприятно высоким голосом сказал мужчина, протягивая Аркадию руку. — Простите, что не представился сразу, но я не знал, что это были именно вы. Я слышал, как господин… — он скосил глаза в сторону Лукьяненко.
Он прав, — подумал Аркадий. — Пока работает МУР, лучше не появляться даже в окне второго этажа.
— Садитесь, Лев Николаевич, — предложил Аркадий. Метрдотель спросил у Подольского, нужно ли перенести его столовый прибор, и получив согласие, включил меню-голограмму и удалился.
Аркадий отодвинул свое меню в сторону, чтобы видеть сидевшего напротив Льва Николаевича, и сказал:
— Учтите, все, о чем мы будем с вами говорить, является частью проводимого мной расследования по делу о смерти вашего родственника, Генриха Натановича Подольского.
Эта фраза была необходима для того, чтобы разговор имел официальный статус и при необходимости мог быть приобщен к делу в качестве улики, доказательства или свидетельского показания. Подольский тоже сдвинул меню и сказал:
— Понимаю. Вопросы будете задавать вы, или я тоже могу спрашивать?
— Смотря о чем, — пожал плечами Аркадий. — Естественно, мы не в прокуратуре и не в суде…
— Надеюсь, вы еще не говорили с раввином Чухновским? — Подольский наклонился вперед, наполовину погрузившись в меню, будто в большую ватную подушку.
— Говорил, — сухо сказал Аркадий. — Почему вас это волнует?
— Черт, — пробормотал Подольский. — Я же вас предупреждал по телефону.
— А яснее нельзя? — потребовал Аркадий. — Давайте сначала. Как вы узнали о том, что я веду дело о смерти вашего родственника?
— Ага, — задумчиво сказал Подольский, вылезая из меню, — значит, мне отвечать. А может, сначала закажем? Не знаю, как вы, а я с утра не ел.
— Вы живете в Туле, — сказал Аркадий, глядя, как Подольский, изучая меню, сразу показывает позиции блюд.
— Я живу в Туле, — согласился Подольский, не прерывая занятия. — О смерти Генриха узнал в половине четвертого ночи.
— Как? — воскликнул Аркадий. — Вы приняли некробиот и не сообщили об этом?
Подольский закончил, наконец, выбор и затолкал меню в столешницу, из скатерти остался торчать лишь верхний кончик. Лев Николаевич повертел головой, удивляясь тому, что заказанное до сих пор не несут, и лишь убедившись, что от кухни к столику движется тележка, накрытая колпаком, на котором стоял номер заказа, обернулся к Аркадию и сказал:
— Я принял некробиот, верно. А почему я должен был кому-то сообщать? Насколько мне известно, дело это, можно сказать, интимное, я даже на официальном следствии не обязан… поэтому цените, что я…
Интимное, верно, он прав. Вот и Алена так интимно… Стоп, — подумал Аркадий.
— Извините, — сказал он, — вы правы, если имела место естественная смерть. Вы ведь должны были это понять — как он умер…
— Конечно, — пропищал Подольский. — У него схватило сердце, я это ощутил и успел классифицировать, пока шла агония. Острая сердечная недостаточность на фоне неоправданного страха, типичного для таких приступов. Экспертиза это показала?
— Да, — подтвердил Аркадий. — Но было кое-что еще…
— Еще? Нет, ничего больше.
— Послушайте, Лев Николаевич, — медленно сказал Аркадий. — Давайте начистоту. Вы сами напросились на разговор. Если только для того, чтобы убедить меня в том, чего не было на самом деле, то не будем терять времени. Поедем в агентство, я посажу вас под полиграф и задам вопросы, которые имею право задать. Хорошо?
Подъехала тележка, и на стол перед Подольским выкатились заказанные блюда — тарелки с салатами, харчо, накрытая крышкой посуда со вторым… Подольский придвинул салат, отослал механизм подачи и ответил:
— Хорошо, вы правы. Если бы Генриха свалил приступ, я не стал бы ехать в Москву. Не очень-то мы друг друга любили. Послушайте, Аркадий Валериевич, я действительно с утра не ел. Потом я объясню причину, а пока… Кстати, почему вы не заказали?
Поняв, что от голодного Подольского толка не добьешся, Аркадий тоже сделал заказ, удовлетворившись рагу из баранины по-сыртански. Он никогда не ел этого блюда, но и голодным себя не чувствовал, поэтому можно было рискнуть — если не понравится, можно оставить на тарелке. Баранина оказалась со специями, и это было, пожалуй, ее единственное отличие от нормального земного продукта. Не так плохо, как Аркадий ожидал. Он принялся есть, изредка поднимая взгляд на Подольского. Тот тоже время от времени поглядывал на Аркадия, и когда их взгляды встречались, Аркадию казалось, что Подольский хочет внушить ему какую-то мысль — всверлить ее в чужой мозг, — но это ему никак не удавалось, взгляд Аркадия отталкивал чужое, и если бы в зале находился какой-нибудь сильный импат, он, возможно, даже увидел бы, как сталкиваются, стараясь проникнуть друг в друга, две ауры…
— Кофе? — спросил Аркадий. — Без кофе, согласитесь, обед не полон.
— Согласен, — кивнул Подольский.
Кофе в ресторане почему-то во все времена располагал к более непринужденной беседе, нежели, скажем, вино или более крепкие напитки. Впрочем, судить Аркадий мог только по себе, возможно, на других расслабляюще действовала именно водка. Подольский однако принадлежал к той же категории любителей кофе, что и Аркадий, — он поднес чашечку к носу, вдохнул аромат и произнес, полузакрыв глаза:
— Хороший кофе, не ожидал. В забегаловках обычно дают растворимый.
Жаль, что Лукьяненко не слышал, как его вотчину обозвали забегаловкой, — подумал Аркадий, — могла бы получиться прелестная сцена. Кофе действительно был неплох, хотя месяц назад, когда Аркадий разговаривал здесь с Мухой (дело о контрольном пакете), кофе был, пожалуй, лучше.
— Давайте будем откровенны друг с другом, — сказал Аркадий. — Начну первый: смерть вашего родственника не могла быть естественной. Более того, никто не смог ее объяснить. И второе: на мой взгляд, о многом могла рассказать Наталья Леонидовна Раскина, которую полчаса назад сбила машина. Вы знаете нечто о Раскиной, поскольку предостерегали меня от того, чтобы я спустился вниз и посмотрел, что происходит. Для свидетеля вы знаете слишком много.
— Вы думаете, что это я и убил Генриха? — спросил Лев Николаевич, когда Аркадий замолчал.
— Если вы способны к пирокинезу, находясь на расстоянии двухсот километров от жертвы… — пожал плечами Аркадий.
— Пирокинезу? — искренне удивился Подольский. — О чем вы?
Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Аркадий нашел в своем блокноте нужную метку и передал аппарат Подольскому. Тот положил его перед собой и наклонился, чтобы изображение не просматривалось с соседних столиков. Рапорт муровского оперативника Аркадий сократил, просмотр занял не больше минуты. Подольский поднял на Аркадия глаза, ставшие вдруг по-детски беззащитными. Ужаса, который ожидал увидеть Аркадий, в них не было — только безграничное удивление.
— Господи, — сказал Подольский таким высоким фальцетом, что, казалось, достиг области ультразвука. — Господи! Творец всесильный!
— Вы знали своего родственника, — сказал Аркадий. — И знали его окружение. Кто хотел его смерти — такой смерти? И кто имел физическую возможность это сделать? Этот кто-то достаточно опытен, чтобы убить Раскину, которая, видимо, что-то знала, и попытаться убить меня.
— Вас? — прищурился Подольский. — А что… Ну да, значит, вас тоже… Нет, врагов у Генриха не было. В том смысле, который вы имеете в виду. А бедная Наташа вообще ни при чем. Действительно… Хотя… Нет, пожалуй, ни при чем.
— Лев Николаевич, сейчас мы поедем с вами в офис и закончим разговор там, — решительно сказал Аркадий, придя к выводу, что вежливое обращение расслабляет умственные способности Льва Николаевича. Кофе он выпил, момент искренности миновал, не начавшись, можно теперь и власть употребить.
— Я… — сказал Подольский, — лучше здесь, хотя… А если не здесь и не в офисе? Лучше всего, если мы поедем в «Рябину», у вас наверняка есть ключ от комнаты Генриха?
Идея была, пожалуй, неплоха. Правда, нужно сначала найти Виктора и заручиться его согласием — прогулка с важным свидетелем на место преступления становится следственным действием, пригодным для судебного доказательства, и это нужно оформить официально.
— Минуту, — сказал Аркадий, — мне нужно получить разрешение.
Он вытащил телефон и вызвонил Виктора по всем его номерам, понятия не имея о том, где Хрусталев может сейчас находиться. Ответил полевой номер — не мобильного аппарата, а компьютерного ввода. Аркадий сказал пароль, подождал несколько секунд, не дождался ответа и назвал кодовое слово экстренной связи, которое Виктор просил не использовать вообще, поскольку в этом случае он вынужден будет ответить, даже если находится в ванне или, того хуже, в постели с любовницей, а это даже при крайней важности дела не очень соответствует правилам хорошего тона… Ничего, перебьется.
— Ну! — сказал Виктор. — Аркадий, это ты?
Судя по голосу, Хрусталев вовсе не нежился в постели. Возникло лицо шефа, промелькнуло перед экраном на мгновение для того только, чтобы прошел сигнал распознавания образа, но и этого мгновения для профессионального взгляда Аркадия оказалось достаточно, чтобы узнать интерьер.
— Это я, — сказал Аркадий, продолжая обдумывать информацию. — Если ты останешься на месте еще полчаса, то мы с Львом Николаевичем Подольским присоединимся к тебе. Есть о чем поговорить.
— Присоединитесь ко мне…
— Виктор, не будем пререкаться, — раздраженно сказал Аркадий. — Лев Николаевич слушает… Ты знаешь, что погибла Раскина?
— Да, — мгновенно ответил Виктор и добавил после небольшой паузы: — Тебе удалось что-нибудь узнать?
— В технических деталях я не разбирался, — сказал Аркадий. — А в мотивах… Думаю, да.
Виктор хмыкнул.
— Приезжайте, — разрешил он и отключил линию.
— Поехали, — сказал Аркадий Льву Николаевичу и сделал знак, чтобы принесли счет.
Через несколько минут они спускались на стоянку, в лифте никого, кроме них, не было, Подольский смотрел куда-то поверх головы Аркадия и думал о чем-то — вполне вероятно, о том, какую часть информации лучше утаить от детектива, воображающего, будто он разобрался в причине смерти Генриха Натановича.
— Вы верите в Бога? — неожиданно спросил Аркадий.
— Что? — не сразу сообразил Подольский и почему-то испугался. — В Бога? Н-не очень. А при чем здесь…
— Это к слову, — улыбнулся Аркадий. — В Бога я тоже не верю, поэтому и задачу эту решил не сразу. Почти целый день понадобился, и вот… смерть Раскиной. Если бы я был умнее, она осталась бы жива.
— Нет, — вздохнул Подольский. — Не осталась бы. После того, как умер Генрих… Что-нибудь все равно бы случилось. Не это, так другое.
Они вышли на стоянку, и Подольский направился к своей машине — неуклюжему «ареану». Аркадий последовал за ним, думая о том, что за своей машиной ему придется либо возвращаться на такси, либо просить знакомых из полиции, чтобы перегнали транспорт на домашнюю стоянку, либо… Нет, на метро он из-за этого ездить не станет.
Подольский молча вывел «ареан» из гаража и сразу рванул в третий эшелон, не собираясь передавать управление автопилоту.
— Как вы догадались? — нервно спросил он, не оборачиваясь к Аркадию. Голос его от напряжения стал ломким, как солома, казалось, что Подольский то ли сейчас заплачет, то ли сорвет голос на следующей фразе.
Аркадий вопрос проигнорировал — он смотрел в правое окно на проносившиеся во встречном потоке грузовики. Здесь, в верхнем эшелоне, личных машин практически не было, и, по идее, автоинспекция должна была засечь «ареан» и примерно наказать водителя. Подольский хочет сэкономить время, так он его потеряет.
Никто, однако, их не остановил до самого поворота к Юго-Западу, а здесь идти поверху смысла уже не было, и Подольский нырнул, пересекая по глиссаде все окружные трассы. Вот тогда-то и запищали сразу несколько предупредительных сигналов, а на штрафном дисплее замелькали, увеличиваясь, числа. Доведя сумму штрафа до тысячи рублей, Подольский вывел наконец машину в положенный эшелон и начал тормозить — «Рябина» возвышалась впереди, и над крышей хостеля, будто белая «тарелка» телеразделителя, висел тонкий серп Луны.
— Круто, — сказал Аркадий, расслабляясь. — Дешевле было взять такси.
— Да? — удивился Подольский. — Ваш хозяин заплатит или договорится…
— С чего это он должен оплачивать ваши штрафы? — поинтересовался Аркадий, выбираясь из кабины.
— С того, — объяснил Подольский, — что по его вине мы мчались, как на пожар. Не нужно было ему самому входить в комнату Генриха.
— Откуда вы… — начал Аркадий, но, посмотрев в глаза Подольскому, оборвал фразу. Лев Николаевич знал, что в «Рябине» их ждет Виктор. Возможно, понял по выражению лица Аркадия, когда тот разговаривал с Хрусталевым. Возможно, высчитал. Возможно… Скорее всего, именно последнее, хотя обозначить это последнее каким-то привычным словом Аркадий не смог бы. Не интуиция. Не расчет. Просто знание.
В холле «Рябины» было многолюдно — похоже, что все обитатели хостеля именно сейчас возвращались то ли с работы, то ли с вечерних увеселений. Все лифты оказались заняты, и Подольский нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Он готов был побежать вверх по лестнице, но Аркадий не собирался заниматься физическими упражнениями. Подошел крайний лифт, Аркадий с Подольским втиснулись в кабину последними, и их прижали к двери два грузных старика, громко споривших о достоинствах метода Шварцера по сравнению с методом реверсивных реформаций.
На тринадцатом Аркадий и Лев Николаевич вывалились в коридор, и старики выкатились из лифта вслед за ними.
— Пусть они уйдут, — почему-то трагическим шепотом сказал Подольский, и Аркадию пришлось ждать, пока два жестикулировавших спорщика скрылись за углом коридора.
На двери комнаты Генриха Подольского висела табличка: «Не звонить. Не стучать. Не входить». Аркадий толкнул дверь и вошел, не постучав и не позвонив.
Виктор сидел в кресле напротив двери и держал в правой руке направленный на Аркадия пистолет. Лев Николаевич взвизгнул за спиной Аркадия и, видимо, нырнул в сторону.
— Господи, Виктор, — сказал Аркадий. — Что за дешевые эффекты?
Виктор опустил оружие и сказал:
— Посмотрел бы я на тебя… Входи. И Подольского позови, пусть не прячется.
— Здравствуйте, Аркадий Валериевич, — произнес густой бас, и Аркадий увидел выходившего из-за книжного шкафа господина Чухновского, раввина хоральной синагоги.
— Здравствуйте, — кивнул Аркадий. — С вашей стороны было нехорошо скрыть информацию от меня и побежать к моему шефу. Теперь я лишусь премии.
Подольский, услышав знакомый голос, вошел в комнату и остановился между дверью и креслом, в котором сидел Виктор. Что-то будто мешало ему пройти дальше, Лев Николаевич напоминал дьявола, оказавшегося внутри пентаграммы и способного лишь на мелкие движения внутри отведенного ему пространства. Он делал шаг, наталкивался на невидимую преграду, отступал, делал шаг в сторону, отдергивал ногу и снова пытался пройти куда-то. Чухновский, остановившийся за спиной у Виктора, сказал:
Аркадий склонился над пультом, чтобы не видеть мелькания опор, и вызвал адрес муровского архива неопознанных и неклассифицированных случаев. По кодовому слову «самовозгорание» не удалось найти ничего. Аркадий немного изменил позицию и попросил данные о «расплавлении живой ткани в результате высоких температур после смерти или непосредственно перед ней». Должно быть, формулировка оказалась слишком сложной, и компьютер потребовал уточнений. Аркадий уточнил, сославшись на читанные в юности статьи. Тогда компьютер пожелал, чтобы Аркадий представил свой допуск. Пришлось набрать еще один десятизначный номер и приложить к опознавателю большой палец. После этого на экране возникло сообщение, заставившее Аркадия истерично захохотать. Естественно, он тут же оборвал смех, даже наедине с собой Аркадий не хотел выглядеть идиотом.
Сообщение гласило: «Зафиксированное количество случаев: 1. Классификация: вызванное пользователем. Идентификация: Подольский Генрих Натанович. Время: 17 октября 2074 года».
Смерть Подольского оказалась единственной в своем роде.
Размышляя о природе уникальности и ее отличии от природы просто очень редких явлений — вроде «удачного» столкновения «сибири» с грузовиком-автоматом, — Аркадий пропустил момент, когда нужно было переключить автопилот на подлетную трассу ресторана «Тамилла». Конечно, его занесло в очередной туннель кольцевой трассы, проходившей под Москвой на уровне бывшего Бульварного кольца. Это был один из самых старых туннелей в городе, автоматика здесь не то чтобы оставляла желать лучшего, но соответствовала своими возможностями второму десятилетию ХХI века. Реконструировать трассу собирались еще два десятилетия назад, но так и не собрались — у муниципалитета всегда находились более насущные проекты. В результате крейсерская скорость в туннеле была самой низкой в Москве, перестроения из ряда в ряд отнимали массу времени и вызывали у водителей приступы раздражительности, переходившие в эпизоды неоправднной агрессии. Никто не любил проходить по туннелю больше одного сегмента, а тот, кто по каким-то причинам вынужден был обойти кольцо целиком, мог считать себя кандидатом на занесение в «Российского Гиннесса».
Между тем Аркадию предстояло либо действительно сделать полный оборот — сорок минут кружения, способного вызвать приступ клаустрофобии! — либо развернуться на первом же сечении и все равно потерять почти полчаса времени на пробки, которые, казалось, возникли у каждого такого перекрестка еще в первый день пуска туннеля, да так до сих пор и не рассосались.
Аркадий предпочел постоять в пробке и развернуть машину. Расслабившись в кресле, он заглянул в ноутбук, нашел там идентификаторы дорожного инспектора, с которым говорил полчаса назад, и сделал вызов.
Майор ответил мгновенно и сразу узнал недавнего «клиента».
— Проблемы? — спросил он.
— Процедура, — сказал Аркадий, — для страховой компании. Данные грузовика у меня есть, но на мой запрос компьютер фирмы не ответит, я не дорожник. Хочу знать фамилию программиста, выпускавшего машину, данные о заказе груза…
— Эй, — прервал патрульный, помахав перед носом Аркадия толстым пальцем, — ты слишком многого хочешь.
— Фамилия программиста — это много? — удивился Аркадий.
— Это много. Это тянет на…
— Дача взятки при исполнении, — хмыкнул Аркадий. — Я не о тебе говорю, а о себе. При исполнении я, и мне это с рук не сойдет.
— Так, да? — прищурился патрульный. — Ну, как знаешь. Ты в розыске не первый год, верно? Правила знаешь. Звони.
Он потянулся к поясу, и Аркадий сказал быстро:
— Ну хорошо, ваши правила, вам и играть. Сколько?
— По стандарту. Один круглый.
Сотня, значит. И Виктор ни за что не захочет платить, потому что страховой компании этот «взнос» никаким образом не объяснить. Своей сотни у Аркадия не было, а если бы и была, в конце концов, ему что, больше Виктора нужно в этом деле?
— Нет, — с сожалением сказал Аркадий. — Извини.
Патрульный пожал плечами и отключил линию.
Машина за время разговора успела, наконец, выехать на противоположную сторону трассы и понеслась ко входному зеву туннеля. Оставив на время посторонние мысли, Аркадий сосредоточился на том, чтобы не пропустить момент очередного переключения, и на этот раз сделал все ювелирно — выкатился на стоянку перед «Тамиллой» с такой точностью, что ведущему-дрифтеру оставалось только загнать машину в бокс и налепить электронную фишку.
Аркадий опаздывал на четверть часа и надеялся на то, что Раскина опоздает еще больше.
Поднимаясь в лифте на сороковой этаж, где располагался ресторан, Аркадий думал о том, что в действиях дорожного программиста инспекторы, несомненно, обнаружили либо криминал, либо, как минимум, служебную оплошность. Иначе майор потребовал бы за сведения не больше десятки. Он же сказал — стандарт. А сотенный стандарт — это серьезно. И если кто-то намеренно занимался перепрограммированием грузового компьютера, то…
Нет, чепуха. Замена одной исчезающей вероятности на другую, еще более нелепую. Кто мог, программируя трассу автомата, с точностью до миллиметра (!) предвидеть пересечение траекторий грузовика с «сибирью»? Ведь любое смещение — бортовое или по оси — привело бы к последствиям, которые…
Аркадий на мгновение представил себе: сплющенная в блин «сибирь», собственное тело, в котором не осталось ни одной нераздробленной кости, и мозг, серыми каплями разлетевшийся по задней стенке салона… У него опять начали дрожать ноги, и в зал ресторана Аркадий вошел, ощущая себя настолько уставшим и постаревшим (а может — родившимся заново?), что опустился на стул за ближайшим к двери столиком, пережидая слабость.
За столиком уже сидел клиент, поднявший на Аркадия недоуменный взгляд — вообще говоря, в приличных заведениях принято спрашивать разрешения.
— Простите, — сказал Аркадий. — Я не буду вам мешать, просто ноги… Сейчас я уйду…
— Да, конечно, — кивнул мужчина, продолжая рассматривать меню-голограмму и пальцем меняя угол расположения граней.
К столу уже спешил один из метрдотелей, заметив непорядок. Это был Лукьяненко, работавший в «Тамилле» четверть века и знавший всех, кто приходил в этот зал больше трех раз. Аркадий одно время бывал здесь довольно часто с Аленой, когда в их отношениях еще не было трещин.
— Добрый вечер, Аркадий, — сладким голосом сказал метрдотель, — вы заказывали столик, и я подготовил вам у окна, как вы хотели.
— Спасибо, — улыбнулся Аркадий, поднимаясь. — Что-то у меня в ногу стрельнуло, вот и…
— Что-нибудь не в порядке? — мгновенно обеспокоился Лукьяненко, изобразив на лице готовность к самопожертвованию ради блага клиента.
— Нет, все уже хорошо, — сказал Аркадий, двигаясь за метрдотелем в сторону огромного, во всю стену, окна с видом на вечернюю Москву.
— Женщина, которую вы пригласили, еще не появилась, — сообщил Лукьяненно, не оборачиваясь. — Ее немедленно проведут к вашему столику, если, конечно…
Он начал отодвигать для Аркадия стул, не закончив фразу.
— Если, конечно… — повторил Аркадий. — Что-то неверно в заказе?
— Нет, — торопливо сказал метр. — В заказе все в порядке… Вашу гостью зовут Наталья Раскина?
— Вам же это известно, — удивился Аркадий.
— Да… Просто сейчас уточняют…
— Что? — резко спросил Аркадий, опускаясь на стул и чувствуя, как новая волна слабости проходит от ног к затылку.
— Вы поднимались сюда от главного входа? — спросил Лукьяненко.
— Нет, на лифте со стоянки нижнего уровня.
— Ага… — задумчиво сказал метр, хмурясь. — Понимаете, там сбили женщину… несколько минут назад… Я имею в виду — перед главным входом. Сейчас уточняют личность, при ней был только членский билет «гольф-клуба». Но похоже…
Телефон в его нагрудном кармане пискнул два раза, и Лукьяненко ловким движением поднес аппарат к уху. Слушал он недолго и, вернув телефон на место, сказал Аркадию с профессиональным участием:
— Это действительно Раскина Наталья Леонидовна. К сожалению, она умерла.
Аркадий вскочил, едва не опрокинув стол. Первым желанием было — немедленно вниз, нужно увидеть, нужно осмотреть место происшествия. Аркадий взял себя в руки: на месте происшествия ему делать было сейчас решительно нечего. Более того, появление частного детектива будет воспринято официальным оперативником МУРа, как попытка влезть в чужую епархию, и отмечено в рапорте, а потом иди знай, как отреагирует муровское начальство… Если оперативник решит, что убийство Раскиной (убийство, что же еще!) не связано с делом Подольского, то Аркадий информации не получит никогда. Конечно, ясно даже без очков, что Раскину убил тот же, кто убил Подольского и покушался на Аркадия, но это ясно ему, а что подумает оперативник, для которого женщина, сбитая машиной, всего лишь объект съемки и не более того?
— Из окон второго этажа виден подъезд? — спросил Аркадий метрдотеля. — Я имею в виду, могу ли я…
— Лучше не нужно, — сказал над ухом чей-то голос, и Аркадий обернулся. Это был мужчина, за столик которого Аркадий опустился, когда вошел в зал ресторана. Теперь он рассмотрел внимательнее: около пятидесяти лет, выше среднего роста, пышная черная шевелюра, но с двумя залысинами, глаза синие, нос горбинкой… на кого он был похож? Ну конечно, если бы Аркадий сразу обратил внимание на этого посетителя… Непростительная небрежность, за такое Виктор обычно увольняет агента-филера сразу и без выходного пособия.
— Я Подольский Лев Николаевич, — неприятно высоким голосом сказал мужчина, протягивая Аркадию руку. — Простите, что не представился сразу, но я не знал, что это были именно вы. Я слышал, как господин… — он скосил глаза в сторону Лукьяненко.
Он прав, — подумал Аркадий. — Пока работает МУР, лучше не появляться даже в окне второго этажа.
— Садитесь, Лев Николаевич, — предложил Аркадий. Метрдотель спросил у Подольского, нужно ли перенести его столовый прибор, и получив согласие, включил меню-голограмму и удалился.
Аркадий отодвинул свое меню в сторону, чтобы видеть сидевшего напротив Льва Николаевича, и сказал:
— Учтите, все, о чем мы будем с вами говорить, является частью проводимого мной расследования по делу о смерти вашего родственника, Генриха Натановича Подольского.
Эта фраза была необходима для того, чтобы разговор имел официальный статус и при необходимости мог быть приобщен к делу в качестве улики, доказательства или свидетельского показания. Подольский тоже сдвинул меню и сказал:
— Понимаю. Вопросы будете задавать вы, или я тоже могу спрашивать?
— Смотря о чем, — пожал плечами Аркадий. — Естественно, мы не в прокуратуре и не в суде…
— Надеюсь, вы еще не говорили с раввином Чухновским? — Подольский наклонился вперед, наполовину погрузившись в меню, будто в большую ватную подушку.
— Говорил, — сухо сказал Аркадий. — Почему вас это волнует?
— Черт, — пробормотал Подольский. — Я же вас предупреждал по телефону.
— А яснее нельзя? — потребовал Аркадий. — Давайте сначала. Как вы узнали о том, что я веду дело о смерти вашего родственника?
— Ага, — задумчиво сказал Подольский, вылезая из меню, — значит, мне отвечать. А может, сначала закажем? Не знаю, как вы, а я с утра не ел.
— Вы живете в Туле, — сказал Аркадий, глядя, как Подольский, изучая меню, сразу показывает позиции блюд.
— Я живу в Туле, — согласился Подольский, не прерывая занятия. — О смерти Генриха узнал в половине четвертого ночи.
— Как? — воскликнул Аркадий. — Вы приняли некробиот и не сообщили об этом?
Подольский закончил, наконец, выбор и затолкал меню в столешницу, из скатерти остался торчать лишь верхний кончик. Лев Николаевич повертел головой, удивляясь тому, что заказанное до сих пор не несут, и лишь убедившись, что от кухни к столику движется тележка, накрытая колпаком, на котором стоял номер заказа, обернулся к Аркадию и сказал:
— Я принял некробиот, верно. А почему я должен был кому-то сообщать? Насколько мне известно, дело это, можно сказать, интимное, я даже на официальном следствии не обязан… поэтому цените, что я…
Интимное, верно, он прав. Вот и Алена так интимно… Стоп, — подумал Аркадий.
— Извините, — сказал он, — вы правы, если имела место естественная смерть. Вы ведь должны были это понять — как он умер…
— Конечно, — пропищал Подольский. — У него схватило сердце, я это ощутил и успел классифицировать, пока шла агония. Острая сердечная недостаточность на фоне неоправданного страха, типичного для таких приступов. Экспертиза это показала?
— Да, — подтвердил Аркадий. — Но было кое-что еще…
— Еще? Нет, ничего больше.
— Послушайте, Лев Николаевич, — медленно сказал Аркадий. — Давайте начистоту. Вы сами напросились на разговор. Если только для того, чтобы убедить меня в том, чего не было на самом деле, то не будем терять времени. Поедем в агентство, я посажу вас под полиграф и задам вопросы, которые имею право задать. Хорошо?
Подъехала тележка, и на стол перед Подольским выкатились заказанные блюда — тарелки с салатами, харчо, накрытая крышкой посуда со вторым… Подольский придвинул салат, отослал механизм подачи и ответил:
— Хорошо, вы правы. Если бы Генриха свалил приступ, я не стал бы ехать в Москву. Не очень-то мы друг друга любили. Послушайте, Аркадий Валериевич, я действительно с утра не ел. Потом я объясню причину, а пока… Кстати, почему вы не заказали?
Поняв, что от голодного Подольского толка не добьешся, Аркадий тоже сделал заказ, удовлетворившись рагу из баранины по-сыртански. Он никогда не ел этого блюда, но и голодным себя не чувствовал, поэтому можно было рискнуть — если не понравится, можно оставить на тарелке. Баранина оказалась со специями, и это было, пожалуй, ее единственное отличие от нормального земного продукта. Не так плохо, как Аркадий ожидал. Он принялся есть, изредка поднимая взгляд на Подольского. Тот тоже время от времени поглядывал на Аркадия, и когда их взгляды встречались, Аркадию казалось, что Подольский хочет внушить ему какую-то мысль — всверлить ее в чужой мозг, — но это ему никак не удавалось, взгляд Аркадия отталкивал чужое, и если бы в зале находился какой-нибудь сильный импат, он, возможно, даже увидел бы, как сталкиваются, стараясь проникнуть друг в друга, две ауры…
— Кофе? — спросил Аркадий. — Без кофе, согласитесь, обед не полон.
— Согласен, — кивнул Подольский.
Кофе в ресторане почему-то во все времена располагал к более непринужденной беседе, нежели, скажем, вино или более крепкие напитки. Впрочем, судить Аркадий мог только по себе, возможно, на других расслабляюще действовала именно водка. Подольский однако принадлежал к той же категории любителей кофе, что и Аркадий, — он поднес чашечку к носу, вдохнул аромат и произнес, полузакрыв глаза:
— Хороший кофе, не ожидал. В забегаловках обычно дают растворимый.
Жаль, что Лукьяненко не слышал, как его вотчину обозвали забегаловкой, — подумал Аркадий, — могла бы получиться прелестная сцена. Кофе действительно был неплох, хотя месяц назад, когда Аркадий разговаривал здесь с Мухой (дело о контрольном пакете), кофе был, пожалуй, лучше.
— Давайте будем откровенны друг с другом, — сказал Аркадий. — Начну первый: смерть вашего родственника не могла быть естественной. Более того, никто не смог ее объяснить. И второе: на мой взгляд, о многом могла рассказать Наталья Леонидовна Раскина, которую полчаса назад сбила машина. Вы знаете нечто о Раскиной, поскольку предостерегали меня от того, чтобы я спустился вниз и посмотрел, что происходит. Для свидетеля вы знаете слишком много.
— Вы думаете, что это я и убил Генриха? — спросил Лев Николаевич, когда Аркадий замолчал.
— Если вы способны к пирокинезу, находясь на расстоянии двухсот километров от жертвы… — пожал плечами Аркадий.
— Пирокинезу? — искренне удивился Подольский. — О чем вы?
Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Аркадий нашел в своем блокноте нужную метку и передал аппарат Подольскому. Тот положил его перед собой и наклонился, чтобы изображение не просматривалось с соседних столиков. Рапорт муровского оперативника Аркадий сократил, просмотр занял не больше минуты. Подольский поднял на Аркадия глаза, ставшие вдруг по-детски беззащитными. Ужаса, который ожидал увидеть Аркадий, в них не было — только безграничное удивление.
— Господи, — сказал Подольский таким высоким фальцетом, что, казалось, достиг области ультразвука. — Господи! Творец всесильный!
— Вы знали своего родственника, — сказал Аркадий. — И знали его окружение. Кто хотел его смерти — такой смерти? И кто имел физическую возможность это сделать? Этот кто-то достаточно опытен, чтобы убить Раскину, которая, видимо, что-то знала, и попытаться убить меня.
— Вас? — прищурился Подольский. — А что… Ну да, значит, вас тоже… Нет, врагов у Генриха не было. В том смысле, который вы имеете в виду. А бедная Наташа вообще ни при чем. Действительно… Хотя… Нет, пожалуй, ни при чем.
— Лев Николаевич, сейчас мы поедем с вами в офис и закончим разговор там, — решительно сказал Аркадий, придя к выводу, что вежливое обращение расслабляет умственные способности Льва Николаевича. Кофе он выпил, момент искренности миновал, не начавшись, можно теперь и власть употребить.
— Я… — сказал Подольский, — лучше здесь, хотя… А если не здесь и не в офисе? Лучше всего, если мы поедем в «Рябину», у вас наверняка есть ключ от комнаты Генриха?
Идея была, пожалуй, неплоха. Правда, нужно сначала найти Виктора и заручиться его согласием — прогулка с важным свидетелем на место преступления становится следственным действием, пригодным для судебного доказательства, и это нужно оформить официально.
— Минуту, — сказал Аркадий, — мне нужно получить разрешение.
Он вытащил телефон и вызвонил Виктора по всем его номерам, понятия не имея о том, где Хрусталев может сейчас находиться. Ответил полевой номер — не мобильного аппарата, а компьютерного ввода. Аркадий сказал пароль, подождал несколько секунд, не дождался ответа и назвал кодовое слово экстренной связи, которое Виктор просил не использовать вообще, поскольку в этом случае он вынужден будет ответить, даже если находится в ванне или, того хуже, в постели с любовницей, а это даже при крайней важности дела не очень соответствует правилам хорошего тона… Ничего, перебьется.
— Ну! — сказал Виктор. — Аркадий, это ты?
Судя по голосу, Хрусталев вовсе не нежился в постели. Возникло лицо шефа, промелькнуло перед экраном на мгновение для того только, чтобы прошел сигнал распознавания образа, но и этого мгновения для профессионального взгляда Аркадия оказалось достаточно, чтобы узнать интерьер.
— Это я, — сказал Аркадий, продолжая обдумывать информацию. — Если ты останешься на месте еще полчаса, то мы с Львом Николаевичем Подольским присоединимся к тебе. Есть о чем поговорить.
— Присоединитесь ко мне…
— Виктор, не будем пререкаться, — раздраженно сказал Аркадий. — Лев Николаевич слушает… Ты знаешь, что погибла Раскина?
— Да, — мгновенно ответил Виктор и добавил после небольшой паузы: — Тебе удалось что-нибудь узнать?
— В технических деталях я не разбирался, — сказал Аркадий. — А в мотивах… Думаю, да.
Виктор хмыкнул.
— Приезжайте, — разрешил он и отключил линию.
— Поехали, — сказал Аркадий Льву Николаевичу и сделал знак, чтобы принесли счет.
Через несколько минут они спускались на стоянку, в лифте никого, кроме них, не было, Подольский смотрел куда-то поверх головы Аркадия и думал о чем-то — вполне вероятно, о том, какую часть информации лучше утаить от детектива, воображающего, будто он разобрался в причине смерти Генриха Натановича.
— Вы верите в Бога? — неожиданно спросил Аркадий.
— Что? — не сразу сообразил Подольский и почему-то испугался. — В Бога? Н-не очень. А при чем здесь…
— Это к слову, — улыбнулся Аркадий. — В Бога я тоже не верю, поэтому и задачу эту решил не сразу. Почти целый день понадобился, и вот… смерть Раскиной. Если бы я был умнее, она осталась бы жива.
— Нет, — вздохнул Подольский. — Не осталась бы. После того, как умер Генрих… Что-нибудь все равно бы случилось. Не это, так другое.
Они вышли на стоянку, и Подольский направился к своей машине — неуклюжему «ареану». Аркадий последовал за ним, думая о том, что за своей машиной ему придется либо возвращаться на такси, либо просить знакомых из полиции, чтобы перегнали транспорт на домашнюю стоянку, либо… Нет, на метро он из-за этого ездить не станет.
Подольский молча вывел «ареан» из гаража и сразу рванул в третий эшелон, не собираясь передавать управление автопилоту.
— Как вы догадались? — нервно спросил он, не оборачиваясь к Аркадию. Голос его от напряжения стал ломким, как солома, казалось, что Подольский то ли сейчас заплачет, то ли сорвет голос на следующей фразе.
Аркадий вопрос проигнорировал — он смотрел в правое окно на проносившиеся во встречном потоке грузовики. Здесь, в верхнем эшелоне, личных машин практически не было, и, по идее, автоинспекция должна была засечь «ареан» и примерно наказать водителя. Подольский хочет сэкономить время, так он его потеряет.
Никто, однако, их не остановил до самого поворота к Юго-Западу, а здесь идти поверху смысла уже не было, и Подольский нырнул, пересекая по глиссаде все окружные трассы. Вот тогда-то и запищали сразу несколько предупредительных сигналов, а на штрафном дисплее замелькали, увеличиваясь, числа. Доведя сумму штрафа до тысячи рублей, Подольский вывел наконец машину в положенный эшелон и начал тормозить — «Рябина» возвышалась впереди, и над крышей хостеля, будто белая «тарелка» телеразделителя, висел тонкий серп Луны.
— Круто, — сказал Аркадий, расслабляясь. — Дешевле было взять такси.
— Да? — удивился Подольский. — Ваш хозяин заплатит или договорится…
— С чего это он должен оплачивать ваши штрафы? — поинтересовался Аркадий, выбираясь из кабины.
— С того, — объяснил Подольский, — что по его вине мы мчались, как на пожар. Не нужно было ему самому входить в комнату Генриха.
— Откуда вы… — начал Аркадий, но, посмотрев в глаза Подольскому, оборвал фразу. Лев Николаевич знал, что в «Рябине» их ждет Виктор. Возможно, понял по выражению лица Аркадия, когда тот разговаривал с Хрусталевым. Возможно, высчитал. Возможно… Скорее всего, именно последнее, хотя обозначить это последнее каким-то привычным словом Аркадий не смог бы. Не интуиция. Не расчет. Просто знание.
В холле «Рябины» было многолюдно — похоже, что все обитатели хостеля именно сейчас возвращались то ли с работы, то ли с вечерних увеселений. Все лифты оказались заняты, и Подольский нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Он готов был побежать вверх по лестнице, но Аркадий не собирался заниматься физическими упражнениями. Подошел крайний лифт, Аркадий с Подольским втиснулись в кабину последними, и их прижали к двери два грузных старика, громко споривших о достоинствах метода Шварцера по сравнению с методом реверсивных реформаций.
На тринадцатом Аркадий и Лев Николаевич вывалились в коридор, и старики выкатились из лифта вслед за ними.
— Пусть они уйдут, — почему-то трагическим шепотом сказал Подольский, и Аркадию пришлось ждать, пока два жестикулировавших спорщика скрылись за углом коридора.
На двери комнаты Генриха Подольского висела табличка: «Не звонить. Не стучать. Не входить». Аркадий толкнул дверь и вошел, не постучав и не позвонив.
Виктор сидел в кресле напротив двери и держал в правой руке направленный на Аркадия пистолет. Лев Николаевич взвизгнул за спиной Аркадия и, видимо, нырнул в сторону.
— Господи, Виктор, — сказал Аркадий. — Что за дешевые эффекты?
Виктор опустил оружие и сказал:
— Посмотрел бы я на тебя… Входи. И Подольского позови, пусть не прячется.
— Здравствуйте, Аркадий Валериевич, — произнес густой бас, и Аркадий увидел выходившего из-за книжного шкафа господина Чухновского, раввина хоральной синагоги.
— Здравствуйте, — кивнул Аркадий. — С вашей стороны было нехорошо скрыть информацию от меня и побежать к моему шефу. Теперь я лишусь премии.
Подольский, услышав знакомый голос, вошел в комнату и остановился между дверью и креслом, в котором сидел Виктор. Что-то будто мешало ему пройти дальше, Лев Николаевич напоминал дьявола, оказавшегося внутри пентаграммы и способного лишь на мелкие движения внутри отведенного ему пространства. Он делал шаг, наталкивался на невидимую преграду, отступал, делал шаг в сторону, отдергивал ногу и снова пытался пройти куда-то. Чухновский, остановившийся за спиной у Виктора, сказал: