Ассиди Орлова. Бросок Саламандры

больше не смотреть вниз и сосредоточился на предстоящем сражении. В том, что
оно будет, Эдди уже не сомневался.
      Чем меньше оставалось пройти до входа в катакомбы, тем осторожнее и
легче становился шаг Джейн. Теперь она обеими руками держалась за "Мистера
Мак-Грегора", черпая в нем уверенность и силу.
      Наконец Джейн остановилась, и Кларк понял, что они пришли. Через плечо
свой напарницы он видел широкий вход в пещеру, уходившей в глубь горы.
      -- Они там, -- глухо произнесла Джейн.
      -- Ясное дело, -- согласился с ней Эдди и ощупал сначала пистолет, а
затем емкость, где сидели лягушки. Он еще не решил, какое оружие применит
первым.
      Поводя мечом из стороны в сторону, Джейн осторожно двинулась вперед.
Кларк последовал за ней. Он смотрел на движущийся клинок, который, казалось,
издавал низкое гудение. Это гудение отзывалось вибрацией в ногах и даже в
животе Эдди.
      "Кажется, ее меч тоже заговоренный", -- подумал Кларк. В такую минуту
он был готов в это поверить.
      К счастью, по мере продвижения к пещере тропа, по которой шли Джейн и
Кларк, становилась шире, и в конце концов она превратилась в довольно
широкую площадку.
      -- Готовься стрелять, Билл, я их уже вижу.
      -- А сколько их?
      -- Пока я вижу пятерых, но, сколько их там всего, я не знаю.
      Когда до входа в пещеру оставалось несколько шагов, Кларк почувствовал
легкое дуновение ветерка, который принес запах сырости.
      Вспомнив о лягушках, Эдди снял с пояса емкость, отвинтил крышку и
приготовился выплеснуть свое биологическое оружие на первого появившегося
врага.
      Продвигаясь вперед маленькими шажками, Джейн и Эдди пересекли полосу,
отделявшую день от ночи. И сразу изменилось все вокруг, как будто их накрыли
стеклянным колпаком.
      Под толщей горной породы висела тишина, настолько физически ощутимая,
что Эдди представлял ее как ватную подушку. Словно мошки в паутине, в ней
вязли все звуки, случайно залетавшие из солнечного мира.
      -- Готовься, сейчас они пойдут, -- предупредила Джейн, не оборачиваясь.
      "И как она только видит?" -- удивлялся Эдди. Ему казалось, что в пещере
царит абсолютная темнота. Однако вскоре и он стал различать стены,
выточенные водой колонны и даже неясные линии призрачных силуэтов.
      Когда последовала атака, Эдди почувствовал быстрое движение воздуха.
      -- Стреляй! -- крикнула Джейн, освобождая Кларку пространство, однако
вместо пуль он выплеснул вперед своих лягушек.
      Нелепо кувыркаясь в воздухе, они улетели в темноту, а дождь водяных
капель пересек кривой клинок, выскочивший навстречу Кларку.
      Где-то слева, там, где была Джейн, послышались удары, а затем стон и
снова ее требовательный крик:
      -- Стреляй же, Билл!
      Однако Эдди едва уворачивался от кривой сабли напавшего на него
зензивера. Она так и мелькала у Кларка перед носом и не оставляла времени
выхватить пистолет.
      Наконец, ценой небольшого пореза на руке, Эдди захватил руку противника
и, не давая ему опомниться, долбанул головой прямо в прикрытое матерчатой
маской лицо.
      Зензивер отлетел в темноту, а Эдди, выхватив наконец свой "сторм",
выстрелил два раза.
      Со своего фланга, тяжело дыша, отступила Джейн.
      -- Ты как? -- коротко спросила она.
      -- Задело немножко.
      -- Задело? Тогда почему ты еще не труп? Почувствовав легкое дуновение
ветерка, Кларк снова выстрелил.
      -- Кажется, я поняла. Ведь ты плеснул на него водой?..
      -- Да, -- подтвердил Эдди и снова выстрелил.
      -- Тогда отдай мне фляжку.
      Кларк левой рукой быстро отстегнул емкость и передал напарнице.
      -- Есть, конечно, сомнения, но рискнуть придется, -- продолжала Джейн.
-- А ты смотри, если я вдруг выскочу отсюда с выпученными глазами, тоже не
задерживайся.
      -- Понял, -- охотно согласился Кларк. Окропив водой свой меч, Джейн
пошла в наступление, и Эдди услышал, как зазвенели скрестившиеся клинки.
      -- Вот это дело! Вот это честно! -- прокричала из темноты Джейн, а
затем нанесла разящий удар.
      Кто-то захрипел и упал на каменный пол.
      Эдди тоже стал продвигаться вперед. Неожиданно прямо перед ним
материализовался силуэт. Эдди выстрелил, но противник отскочил раньше.
      -- Оп! Оп! Оп! -- сопровождала Джейн удары своего меча. -- Отдыхай!
      И снова послышалось падение на пол поверженного врага.
      Еще один, видимо раненый, зензивер выскочил прямо на Эдди, и тот добил
его двумя выстрелами.
      -- Тут дальше прямая галерея -- метров двести, -- сообщила Джейн,
возвращаясь к Эдди. -- Там они повторить нападение не решатся, к тому же ты
стреляешь в темноте, как филин. Они это поняли.
      -- Ты считаешь, я в кого-то попал? Я имею в виду тех, кого я едва
видел.
      -- Они утащили с собой десяток трупов, Билл. Это им хороший урок.
Кстати, и фокус с водой сработал. Вода снимает их колдовство, иначе бы я уже
драпала обратно в гостиницу, чтобы запотеть, как корова.
      -- А что это за люди, Джейн?
      -- Зензиверы?
      -- Да.
      -- Рабы. Привязанные к хозяину до конца жизни. Что такое зомби, знаешь?
      -- Слышал.
      -- Зензиверы почти то же самое. Когда протыкаешь такого мечом, он еще
смотрит на тебя своими буркалами и умирает спокойно, как будто прилег
отдохнуть. Никаких тебе эмоций, будто и нет у него в кишках куска железа.
      -- Но я слышал стоны. Значит, им больно?
      -- Это не стоны от боли. Это он окончательно покидает свое тело.
Навсегда...
      -- Так это люди или нет?
      -- Люди, конечно, но работающие как автоматы. Почти в каждом большом
племени, тех, что живут в песках, таких молодцов до сотни. "Делают" их из
пленников и собственных провинившихся собратьев. Зензивер становится самым
верным слугой и защитником. Его уже не запугаешь и не купишь.
      -- Но ты сказала, что они не решатся напасть на нас в галерее. Значит,
все-таки боятся?
      -- Нет, -- вздохнула Джейн, -- ничего они не боятся, просто хотят
избежать лишних потерь. Воевать они могут как настоящие солдаты.
      Кларк кивнул. Это он уже заметил.
      -- Ну что, пойдем дальше? -- предложила она.
      -- Да, я готов.

59

      Людей в зале набралось необычайно много. Свобода буквально носилась в
воздухе, и молодые люди пели, смеялись и уже строили планы на будущее, когда
Зона Сото станет полностью независимым государством.
      Всем казалось, что стоит обзавестись собственным гимном и флагом, и
дела резко пойдут в гору. А разве может быть иначе?
      Студенты, уже не боясь, задирали полицейских, а в проезжавшие патрули
федеральных гарнизонов бросали камни -- каждый сото знал, что свобода не за
горами.
      -- Внимание! Минутку внимания, пожалуйста! -- громко объявил Бортеус,
призывая собравшихся к тишине.
      Однако публика не хотела успокаиваться, и пришлось ждать еще минут
десять, пока все наконец рассядутся по местам и приготовятся слушать.
      -- Итак, братья -- члены патриотического союза Сото и просто
сочувствующие борьбе! Поздравляю вас с восьмилетием образования нашей
организации!
      Бортеус захлопал в ладоши, и зал поддержал его аплодисментами.
      -- На этом вступительную часть прошу считать закрытой и передаю слово
Лори Грумму. Он прочтет вам обзорный доклад по теме "Зона Сото -- субъект
международного права".
      На трибуну взошел Лори и, раскрыв папку, начал свой доклад.
      Лори старался, и его речь журчала ручейком, потому что перед
выступлением Инней Хартум поцеловала его в щеку и сказала, что он "милый".
      За один такой поцелуй Лори был готов свернуть горы и в одиночку пойти
против всех войск Федерации. За свободу Зоны Сото и независимость прекрасной
Инней Хартум.
      -- Во шпарит! Во шпарит! -- восторгался кто-то из первого ряда. -- Это
Лори Грумм, его дядя возглавляет революционный штаб! Только это очень
секретно!
      -- Эй! -- требовали с третьего ряда. -- Чей дядя возглавляет
революционный штаб?
      -- Да вот этого парня, Лори Грумма! Только это секретная информация!
      -- Ясное дело, секретная! -- понятливо кричали с третьего ряда и тут же
передавали восхитительную новость дальше: -- Эй, Джим! Джим! Девушка,
толкните Джима. Да, этого, который спит! Это мой друг, и я хочу сообщить ему
секретную информацию!
      Тем временем доклад закончился, и под рукоплескания довольной публики
на сцену снова вышел Бортеус:
      -- А сейчас краткая политинформация на тему: "Зона Сото как фактор
влияния на международную политику". Политинформатор Гвидо Квасневски.
      Гвидо вышел весь румяный и довольный. Только что он целых две минуты
целовался с Инней Хартум и теперь готов был на что угодно, только бы урвать
еще несколько минут такого блаженства.
      "Инней, я жить без тебя не могу!" -- хотелось кричать ему снова и
снова, но вместо этого Гвидо сказал:
      -- Друзья! Вот уже много лет преступное федеративное правительство не
дает Зоне Сото возможности в полной мере проявить себя в политической жизни
цивилизованного пространства!
      И снова по рядам побежали сообщения о том, кто такой Гвидо Квасневски,
и кто его дядя, и даже бабушка, и какова ее секретная роль в организации
борьбы за независимость.
      В конце концов у Гвидо иссякла вся политическая мудрость, и он,
сопровождаемый аплодисментами, тоже покинул трибуну.
      Бортеус тут же выскочил из-за кулис и громко объявил следующий номер
программы, которым был Руди Санай, с длинной басней про доброго сото и злого
капуса.
      Чтобы не забыть слова, Санай захватил с собой текст. Нервно
подпрыгивая, он вышел на трибуну, дернул головой и прикрыл глаза, чтобы
успокоиться.
      Он целых четыре минуты целовался с Инней Хартум, а затем забрался ей
под одежду. Руки Саная до сих пор тряслись, и он никак не мог найти начало
басни, судорожно перебирая мятые листки.
      Он все еще был во власти своих ощущений и за одну ночь с Инней был
готов пойти на любое преступление и даже предать все дело борьбы за
независимость. За одну только ночь!
      Выступающие сменяли друг друга, аудитория до изнеможения хлопала в
ладоши, и торжество шло своим чередом.
      Тем временем у входа в здание городского молодежного центра дежурило
несколько сонных полицейских. Иногда до них доносились выкрики из зала, и
тогда блюстители порядка снисходительно усмехались.
      Они и сами входили в подпольные группы освободительной армии, однако,
как люди серьезные, предпочитали не заявлять об этом дикими воплями -- всему
свое время.
      -- По мне, так мэр слишком их распустил, -- сказал полицейский с
нашивками капрала. -- Они слишком рано почувствовали себя вольными сото. А у
людей тут полно шпионов, даже в среде сото.
      -- Вы посмотрите, какой воспитанный, -- усмехнулся второй полицейский,
-- он не говорит "капусы", он говорит "люди".
      -- Он правильно делает, Коллер, -- вмешался старший по возрасту и
званию сержант Драгар. -- Противника нельзя недооценивать, уж коли ты
собрался с ним воевать. А чтобы ругаться и обзываться разными словами, ни
ума, ни смелости не нужно. Только одна глупость. -- Сержант разгладил седые
усы и, указав пальцем на двух полицейских, добавил: -- Глок и Узи, обойдите
здание и все внимательно осмотрите. Чтобы не было никаких посторонних,
прохожих с огромными чемоданами и бабушек с лаунчерами на плече. Все ясно?
      -- Ясно, сержант.
      -- Не "ясно, сержант", а "есть, сэр", рядовой Глок!
      -- Есть, сэр! -- исправился Глок.
      -- То-то, выполняйте. -- Сержант снова разгладил усы и строго глянул на
Коллера, который снова хотел затеять дискуссию. -- Ну давай, говори, но это
будет последний вопрос на сегодня.
      -- Хорошо.
      -- Не хорошо, а "есть, сэр",
      -- Есть, сэр, -- нехотя выдавил Коллер. -- Только не кажется ли вам,
сэр, что это слишком по-капусовски, я хотел сказать, по-людски, называть вас
"сэром"?
      -- А в чем проблема? Ты что, думаешь, при независимости не нужен будет
порядок? Полицейские пойдут разводить цветочки?
      -- Я так не думаю, но...
      -- Коллер, я вижу, тебе не терпится присоединиться к тем сосункам, что
орут в зале про свободу. Моя бы воля, я бы вместо митинга послал их копать
вручную котлованы для нужд города. Тяжелая работа укрепила бы их дряблые
ручки -- чтобы был навык, когда придется рыть окопы полного профиля. Вот
так-то...
      -- Капусы сдадутся раньше, чем нам придется рыть окопы, -- возразил
Коллер.
      -- Все, слушать тебя я больше не хочу. Вопрос исчерпан, и поэтому --
заткнись.
      Сержант нервно разгладил усы и невольно поежился. Уж больно не
нравилось ему, старому служаке, настроение склонных к анархии граждан.

60

      Завернув за угол, рядовые Глок и Узи неспешно пошли вдоль железной
ограды, постукивая по ней дубинками. День выдался солнечный, и хотелось за
город, на природу, а тут, как назло, внеплановое дежурство.
      -- Вот скинем капусов, и выходных будет больше, -- мечтательно
Ездохнув, сказал Глок.
      -- С чего это больше-то? -- удивился Узи.
      -- Да это я так, по привычке. У нас все говорят -- сбросим капусов, и
тогда...
      Из окон молодежного центра снова донесся гул голосов.
      -- Ишь, разошлись, -- покачал головой Глок.
      Узи ничего не ответил. Ограда и тянувшийся вдоль нее кустарник
закончились, и полицейские вышли на открытое место.
      Небольшой фонтан, скамейки и отдыхающие горожане. Старушки, коляски и
пожилые граждане с газетами и шахматами. Все как обычно -- тихо и буднично,
если бы только не надрывный вой большого оранжевого грузовика, который качал
что-то из канализационного люка.
      Рядом с машиной суетились человек восемь рабочих в новеньких
комбинезонах.
      -- Пошли посмотрим, что они делают, -- предложил Узи.
      -- Да ладно тебе, -- махнул рукой Глок. --Дерьмо они качают, я даже
отсюда чувствую.
      -- Ну ладно, -- согласился Узи. Ему тоже не особенно хотелось
разговаривать с людьми, пропахшими канализацией.
      Полицейские развернулись и сделали крюк, обходя ассенизаторскую машину.
      Когда они завернули за угол, внимательно следивший за ними рабочий
сбросил неудобные перчатки и скомандовал:
      -- Разбираем инвентарь, быстро!
      Остальные тут же побросали рукавицы и выстроились у кабины, откуда им
быстро подавали комплекты из автомата, "кошки" и нескольких гранат.
      -- Хорхе и Браун, держать углы! Остальные -- вперед!
      Заметив разбегавшихся вооруженных людей, отдыхающие в парке
забеспокоились и стали спешно покидать скамейки.
      Бабушки забрасывали внуков обратно в коляски, пенсионеры прерывали
шахматные партии, и вскоре пятачок возле фонтана стал пустынным.
      Тем временем вооруженные люди приблизились к стенам молодежного центра
и, забросив крючья на кровлю, стали быстро подниматься к украшенным
витражами окнам.
      Через пару минут восемь человек уже висели на тросах, упершись ногами в
оконные откосы, и ждали команды.
      Командир взмахнул рукой, и пули разнесли разноцветные витражи, а затем
стали стремительно настигать свои жертвы, брызгая кровью и раздирая живую
плоть.
      Крики ликования сменились воплями отчаяния и боли, но вскоре их
заглушила череда частых взрывов -- в окна зала полетели гранаты.
      "Отходим!" -- прозвучало в эфире, и шквал уничтожающего огня
прекратился так же неожиданно, как и начался.
      Боевики быстро спустились вниз и помчались к ассенизаторской машине.
      Выскочившие из-за угла полицейские попытались задержать диверсантов, но
были встречены таким яростным огнем, что тут же ретировались обратно,
оставив на асфальте несколько убитых и раненых.
      Оранжевый грузовик преспокойно уехал, а еще через несколько минут к
молодежному центру начали прибывать пожарные расчеты, машины "скорой помощи"
и подкрепление для полицейских.
      Медики с ходу взялись за работу, сортируя раненых и тех, кому уже
нельзя было помочь. Поскольку очагов возгорания не было, им стали помогать
пожарные, а полиция выставила оцепление, хотя от этого уже не было никакой
пользы.
      Вскоре к месту трагедии подъехал сам мэр Смилдакс.
      К этому времени на площади скопилось много народу, и в основном это
были уцелевшие после нападения.
      Почти каждый из них потерял друга или близкого человека.
      -- Смерть им! Смерть! -- кричали перепачканные в крови люди, потрясая
кулаками. -- Смилдакс, веди нас, и мы отомстим! Смерть им! Смерть!
      -- Терпение, друзья! Осталось ждать немного! Мы отомстим! Взываю к
вашему терпению, во имя будущей победы!
      Мэр был опытным политиком, и ему удалось успокоить толпу, предложив им
помочь медикам и оказать помощь раненым.
      Неожиданно зазвонил телефон, который держал в руке человек из свиты
мэра. Стоявшие неподалеку горожане замолчали и обратили свои взоры на
Смилдакса.
      Испытывая некоторое смущение, он взял трубку:
      -- Алло, мэр Смилдакс слушает.
      -- Слушай меня внимательно, засранец, это тебе за самодеятельность на
"Ван-Риосе". Если будет еще что-то подобное, умоешься кровью и ты, и весь
твой город. Понял меня?
      -- Понял, -- глухо ответил Смилдакс.
      -- Я крепко держу всех вас невидимой рукой, одно неверное движение -- и
вы мертвецы. Надеюсь на твою понятливость, Смилдакс.
      -- Да, конечно.
      -- Все остальное согласно договоренности.
      -- Конечно, -- кивнул мэр.
      -- Будем считать, что ты все понял. Прощай. Смилдакс собрал все свое
мужество, чтобы никто не догадался, о чем он говорил.
      -- Кто это был, мэр, скажите нам! Это они?! Те, кто это сделал?! --
требовали ответа горожане.
      -- Нет, это не они, -- негромко произнес Смилдакас, а затем повторил
уже громче: -- Это не они! Это друзья! Они сказали, что обязательно нам
помогут! Победа будет за нами! Ура!!!
      -- Ура!... Ура!...-вырвалось из сотен глоток, а мэр по махал
избирателям, быстро сел в свой лимузин, и его кортеж направился в сторону
мэрии.

61

      Профессор Джо Пулитцер сидел в своем кабинете, тупо уставившись в одну
точку. После последнего отключения энергии из пятисот образцов погибло
больше половины.
      "Ну и как тут двигать науку? -- размышлял Пулитцер. -- Говорили мне
коллеги -- и Резерфорд, и тот же Капица, что не будет здесь, на станции,
подходящих условий, и вот пожалуйста".
      В дверь постучали. Профессор хотел сделать вид, что его нет, и остаться
со своей объективной тоской один на один, но потом передумал. Еще большим
желанием, чем оставаться в одиночестве, было желание выплеснуть на кого-то
свои проблемы, найти свидетеля вопиющего безобразия. Слыхано ли, ему, Джо
Пулитцеру, безусловному кандидату в академики, не дают работать!
      -- Входите! -- неожиданно громким, даже для самого себя, голосом сказал
Пулитцер.
      -- Это я, профессор, -- радостно сообщил помощник Пулитцера, Эрнст
Холидей. -- Почему вы сидите в темноте?
      -- Очень метко сказано, Эрнст! В темноте! -- с горьким сарказмом
произнес профессор.
      -- Понятно.
      Холидей включил освещение и сел напротив Пулитцера:
      -- Вы все переживаете гибель образцов?
      -- Изволили попасть в самую точку, -- жмурясь от света, ответил
профессор. -- Возможно, среди погибших образцов и находился тот единственный
Миротворец!
      -- Едва ли в какой-то из пробирок мог оказаться Миротворец, профессор.
Пора вам признать, что все наши опыты -- туфта. -- И Холидей сделал
пренебрежительный жест рукой.
      -- Что я слышу, Эрнст?! Вы ли это?! -- воскликнул Пулитцер, вскочив.
      Холидей ничего не ответил, и профессор, постояв в гневной позе
несколько секунд, вдруг сдулся, как воздушный шарик, и плюхнулся обратно на
стул.
      -- Нет сил выслушивать вашу поганейшую метафизику, дорогой Эрнст, ну да
ничего не поделаешь. Давайте рассказывайте, до чего вы договорились со своим
колдуном.
      -- Договорились до того, профессор, что с "подсами" нужно пообщаться,
-- прямо сказал Холидей.
      -- Ну вот, опять эти "подсы". В академии меня засмеют, -- сокрушенно
произнес Пулитцер и обхватил голову руками.
      Он просидел так целую минуту, затем посмотрел из-под пальцев на
помощника и напомнил:
      -- Ну так вы будете рассказывать?
      -- Ах да, профессор, конечно. В общем, он предлагает нам лететь с ним
на Маттияр, где научит нас говорить с "подсами". Он сказал, что можно
убедить их покинуть всех сото, и те станут обычными людьми...
      -- Ну да, и, если верить этому колдуну, тут же заболеют лихорадкой. Или
я не прав? Ведь он сам говорил, что когда-то обреченных людей от лихорадки
вылечили именно эти самые "подсы".
      -- Мистер Джо Камингс говорил, что "подсы" едва ли согласятся покинуть
сото. Они к ним слишком привыкли, правда, они могут дать нам ту формулу, по
которой мы наверняка сумеем создать Миротворца.
      -- Ага! -- оживился профессор. -- А вот это было бы значительно
интереснее. Получить формулу и не связываться со всей этой мистикой.
      Пулитцер даже поднялся со стула, подошел к небольшому холодильному
шкафчику и достал оттуда бутылку с сидром.
      -- Не хотите освежиться? -- спросил он Холидея.
      -- Нет, спасибо, -- отказался тот.
      -- Ну тогда я сам.
      Профессор налил в высокий бокал пенящийся напиток, отпил добрую
половину и вернулся на свой стул.
      -- Мне показалось или вы действительно назвали этого колдуна именем
Джо?
      -- Да, профессор, вы не ослышались. Вслед за фамилией мистер Камингс
выбрал себе имя -- Джо.
      -- Но почему Джо? Ведь это мое имя. Почему не Эрнст, в конце концов?
      -- Я спрашивал его об этом, -- сказал Холидей, пряча усмешку, -- и он
сказал, что имя Джо для колдуна самое наилучшее. Он сказал, что только
человек, сведущий в магии, может носить такое звучное и ударное имя -- Джо.
      -- Что же я, по-вашему, тоже колдун?
      -- Это не по-моему, профессор, так считает мистер Камингс. Он сказал,
что ваша магия очень сильна и вы достигнете больших успехов, если
сконцентрируетесь на единственной цели и не будете расточать силы во всех
направлениях сразу.
      Эрнс Холидей ждал, что профессор начнет живо обсуждать услышанное, но
он промолчал, попивая свой сидр с равнодушным видом.
      -- Удалось выяснить, почему в лабораториях отключали энергию? У нас
ведь один из самых высоких приоритетов.
      -- Да, профессор. Как объяснил мне дежурный офицер, мы находились на
грани гравитационного распада.
      -- Гравитационный распад? -- Пулитцер пошевелил бровями. -- Термин
знакомый, но вообще-то я не физик.
      -- Я, как вы знаете, тоже, но офицер пояснил, что это происходит, когда
какой-то там вектор меняет свой знак.
      -- Подумать только, такой пустяк и какие большие неприятности, --
удивился Пулитцер.
      -- Профессор, к вам есть личная просьба, -- сообщил Холидей, посчитав,
что сложилась подходящая ситуация.
      -- Да, слушаю вас.
      -- Дэби Марсаго беременна.
      -- Эрнст! Но это же форменное безобразие! Дэби последняя из наших
лучших лаборанток. Она практически не делает ошибок! Что за мальчишество, в
конце концов? Что за помешательство на этих постоянных сношениях?
      -- Я прошу простить меня или наказать, профессор, как вам будет угодно,
но пусть ее спишут со станции без выговора, -- виновато пролепетал Холидей,
стараясь своим тоном разжалобить профессора.
      -- А что мне остается? -- всплеснул руками Пулитцер. -- Конечно, я
спишу ее без выговора, но вы, дорогой Эрнст, будете оштрафованы. -- Лицо
профессора покраснело от гнева, и он никак не мог успокоиться. -- Вы же
выбили у меня весь состав лаборанток, Эрнст! Неужели нельзя заняться чем-то
еще? Например, гантелями или повисеть на перекладине.
      -- Больше это не повторится, профессор, -- со всей искренностью, на
какую он был способен, пообещал Холидей.
      -- А с чего вдруг? -- усомнился Пулитцер.
      -- Я в корне пересмотрел свою доктрину взаимоотношений с женщинами.
      -- Звучит убедительно, но все покажет время. Идите, Эрнст, и через
полчаса приходите в восьмой бокс. Нужно посмотреть оставшиеся образцы.
      -- Хорошо, профессор.
      Холидей ушел, а Джо Пулитцер все так же сидел на своем месте и
размышлял об услышанном: "Ну, что касается Дэби Марсаго, тут еще можно
понять -- она мила. Но ведь до этого были Рут Хофнер и Мамба Текели, на них
же без слез и взглянуть нельзя было, хотя работницы они были очень
аккуратные".
      Чем дольше профессор думал, тем более он склонялся к мысли, что его
помощнику необходимо принимать специальные лекарства. Без усмирения его