Ассиди Орлова. Представитель

специальный отравляющим раствором. После такой инъекции человек
гарантированно спал десять часов и просыпался с ощущением жесточайшего
похмелья.
      -- Ну что, парень, давай дернем по маленькой. Отпразднуем нашу
маленькую победу...
      С этими словами Больцер нагнулся над Панопулосом и, нащупав вздувшуюся
вену, ввел в нее полную дозу:
      -- Готов мальчик.
      Больцер разогнулся и потер кулаком поясницу. Вчера, во время этой
дурацкой перестрелки, ему пришлось попрыгать козлом, чтобы не получить
верную пулю.
      -- Готов мальчик, -- повторил он и, нагнувшись, несколько раз сильно
ударил Панопулоса по лицу. Губы превратились в лепешку, а из разбитого носа
хлынула кровь. Это будет означать, что Панопулос не только напился, но и
нарвался где-то на крепкий кулак. Именно так завтра Стефано Больцер будет
объяснять ему ситуацию. И понятно, что Панопулос уже не вспомнит о емкостях,
которые заметил в сумке Больцера.

67

      Утро выдалось светлое и солнечное, однако Серж Персоль, командир
наемников, прибывших для поддержки миссии Гуго Флангера, выглядел мрачнее
тучи. Он терпеть не мог, когда пьянствовали в неурочное время.
      -- А ты, Больцер, почему не остановил эту сволочь? -- строго спросил он
у новичка.
      -- Я увидел его уже таким, сэр, -- пожал тот плечами. -- Слышу, кто-то
царапается в дверь -- открыл, а это он. Морда разбитая, несет как из бочки,
ну и все такое...
      -- Хорошо, -- кивнул Персоль, затем приблизил лицо к растерянно
моргавшему Панопулосу и прошипел: -- Я должен бы пристрелить тебя, Фидо, но
меня удерживает только то, что вместе мы прошли слишком длинный путь...
Сукин ты сын.
      С этими словами командир ушел, а Фидо Панопулос взъерошил слипшиеся
волосы и уставил на Больцера мутные глаза:
      -- Слушай, но я же ничего не помню...
      -- Это неудивительно, -- пожал плечами тот.
      -- Но я же раньше никогда так не напивался. Ну, пропускал
рюмочку-другую, но никогда... Ты мне веришь?
      -- Охотно верю, друг, но что ты от меня хочешь?
      -- Я... Я не знаю... -- Панопулос глубоко вздохнул. -- И башка трещит,
как от прямого попадания...
      -- Вот видишь, -- назидательным тоном произнес Больцер. -- И с кем
дрался, тоже не помнишь?
      -- Да в том-то и дело, что не помню! -- воскликнул Фидо. -- Ничего не
помню!
      -- Ну, может, хоть какие-то мыслишки остались? -- не сдавался Больцер,
желая удостовериться, что ему ничто не угрожает.
      -- Ни-ка-ких, -- по слогам произнес Панопулос.
      -- Принести опохмелиться? Я мигом, никто не заметит.
      -- Да пошел ты! -- Панопулос мотнул головой, но тут же схватился за
виски. -- Ты извини, Больцер, просто я хреново себя чувствую...
      -- Да ничего, я же понимаю. Пойду, чтобы тебе не мешать, пройдусь по
городу.
      -- О-о, -- простонал в ответ Панопулос, укладываясь на кровать.
      Стефано подхватил свою сумку и направился к двери, но неожиданно
умирающий ожил и, вскочив с кровати, потребовал:
      -- Покажи мне, что у тебя в сумке!
      -- С чего это, Фидо? Это у тебя похмельный откат, что ли?
      -- Я помню, что видел в твоей сумке что-то подозрительное, -- не
сдавалась жертва тяжкого похмелья.
      -- Ты пожалеешь, Фидо, если вздумаешь залезть в мою сумку, --
предупредил Больцер.
      -- Кого ты хочешь напугать, новенький? -- Панопулос решительно двинулся
на соседа, и тот, подняв руки, согласился.
      -- Ладно, друг, вот моя сумка -- смотри, -- с этими словами он
расстегнул длинную молнию и отошел в сторону, предоставляя Фидо возможность
осмотреть ее.
      Панопулос шагнул ближе, но сразу увидел, что сумка почти пуста. Угадав
его мысли, Больцер пояснил:
      -- Все мои вещи остались в шкафу. Если очень хочется, обыщи их, но
настоятельно советую тебе быть поаккуратней, потому что у меня появляется
все больше оснований продырявить твою башку.
      -- Не пугай...
      -- Я не пугаю, -- сказал Больцер, застегивая сумку. -- Я просто делаю
тебе последнее предупреждение, сучонок.
      Панопулос хотел было вспылить, но что-то в глазах соседа заставило его
отступить. Уж очень непохожи были его слова на обычные угрозы.

68

      Насвистывая бодренький марш, Стефано Больцер вышел в коридор и,
посмотрев по сторонам, получше припрятал за поясом свой пистолет. Затем
прошел до лифта и нажал кнопку вызова.
      -- Прошу вас, сэр, -- через несколько секунд произнес лифтер, кланяясь
пассажиру в надежде на чаевые.
      -- А, старый дрючок! -- воскликнул Стефано, стараясь быть похожим на
тупого наемника. -- Поехали вниз, а то наверху очень холодно.
      Не рискуя заводить разговор с невоспитанным солдафоном, лифтер послушно
поклонился и повел кабину на первый этаж. Однако внизу, не успел Больцер
выйти из лифта, как столкнулся нос к носу с командиром.
      -- Ты куда собрался? -- спросил Персоль.
      -- Фидо просит красных кислых ягод.
      -- Чего?! -- не поверил командир.
      -- Ну, я ему предложил принести из ресторана соки, лимон и все такое, а
он заладил: если не принесешь кислых ягод -- подохну.
      -- Уж лучше бы подох, -- прокомментировал Серж Персоль и пошел своей
дорогой.
      Вздохнув с облегчением, Больцер покинул тяжелые своды гостиницы и
махнул рукой первому попавшемуся такси.
      Машина проскочила по инерции несколько метров, но тут же сдала назад,
дверца распахнулась, приглашая пассажира занять место.
      -- Куда помчимся, сэр? -- прокричал обрадованный водитель, должно быть
слишком долго искавший клиента.
      -- Магазинчик на Плая-Кончитос знаешь?
      -- На Плая-Кончитос? Это же пригород, сэр. Там много всякой шпаны, а то
и разбойники из долины могут попасться.
      -- Да знаю я, -- признался Больцер и принужденно улыбнулся. -- Но я
поспорил с корешом, что съезжу туда и куплю ему сувенир -- лукошко из
прокопченной полыни.
      -- Ваш друг что, колдун?
      -- Не совсем колдун, но кое-что в этом смыслит
      -- Хорошо, сэр, но за это я возьму с вас сотню.
      -- Нет проблем, парень, получи.
      С этими словами Стефано подал водителю деньги.
      Приободренный видом новенькой ассигнации, таксист резко отпустил
сцепление, и машина стартовала, как ракета, заставив Больцера откинуться на
сиденье.
      Положив сумку на колени, он ощупал баллоны с драгоценным содержимым.
Они были спрятаны под двойным дном, поэтому Панопулос до них и не добрался.
А если бы добрался... Что ж, тогда бы это была его последняя минута.
      -- Слышал, вчера в гостинице была жуткая стрельба, сэр. Это правда? --
поинтересовался любопытный водитель. Что с него взять? Провинциальный
парень, который в своем Ларбени, наверное, изнывает от скуки и изменяет жене
налево и направо. Ну а если не женат, то регулярно набирается по самый
воротник.
      "Интересно ему, болезному, кто стрелял и зачем, -- лениво подумал
Больцер, созерцая проносившиеся за окном городские виды, -- небось если бы
оказался там, наложил полные штаны..."
      -- Была стрельба, -- кивнул Стефано, не удостаивая таксиста даже
взглядом. -- Повздорили какие-то ребята, но потом полиция навела там
порядок. Зачинщиков увезли в кутузку.
      -- Полиция? Да у нас в полиции никогда героев не было.
      -- А бабы свободные у вас в городе есть?
      -- Шлюхи, что ли?
      -- Нет, шлюхи мне не интересны. Меня интересуют женщины натуральные,
домашние.
      -- А шлюхи, выходит, дикие?
      -- Шлюхи, они -- кони фанерные В них сока нет и тепла... -- неожиданно
для самого себя определил Больцер, однако, сообразив, что говорит странно,
тут же подстраховался: -- Да шучу я, шучу.
      -- Воля ваша, сэр. -- Пораженный таксист покрутил головой и прибавил
газу, желая поскорее ссадить чудаковатого пассажира.
      Больше он не задавал вопросов, чувствуя непонятную тяжесть в душе. А
пассажир тоже не проявлял к нему интереса и только поглаживал сумку,
улыбаясь своим потаенным мыслям.
      -- Слушай, -- неожиданно спросил он, когда такси уже выезжало на
Плая-Кончитос, улицу, уставленную по обеим сторонам брошенными и
полуразрушенными домами. -- В Ларбени есть красные ягоды?
      -- Какие ягоды, сэр? -- В голосе таксиста слышалось беспокойство.
      -- Красные кислые ягоды. Они продаются на рынках?

69

      Таксист высадил пассажира прямо напротив указанного магазина и,
торопливо развернувшись, поехал обратно в город. Оставаться в этом районе,
где были только развалины и помойки, ему не хотелось.
      А Больцер постоял на загаженной мостовой, посмотрел, сощурившись, на
приветливое солнце и направился к входу в магазин, над которым висела
вывеска "Принадлежности".
      Чего принадлежности, на вывеске указано не было, однако все, кому
нужно, приезжали сюда делать покупки регулярно, и магазин, несмотря на
непрезентабельный внешний вид, приносил своему владельцу надежный доход.
      Знакомый запах горькой полыни ударил в нос Больцеру, и он впервые за
долгое время почувствовал себя в безопасности. Заслышав стук двери,
откуда-то из полумрака появился человек. Он остановился за прилавком,
внимательно вглядываясь в лицо посетителя.
      -- Что, Кравчук, не узнал? -- Больцер криво усмехнулся и поставил сумку
на прилавок.
      -- Хозяин... Это вы?
      -- А то не я.
      -- Вот это маскировочка, -- прошептал пораженный Кравчук.
      -- Да уж пришлось постараться.
      -- Ну так проходите же, проходите, хозяин, -- засуетился продавец и
толкнул дверь, ведущую в служебные помещения.
      Больцер знал, что за дверью находится склад и там воняет еще сильнее,
чем в самом магазине, однако стоять у прилавка тоже смысла не было.
      -- Как идет торговля? -- спросил он, протискиваясь между тюками рыбьей
кожи и связками сушеных летучих мышей.
      -- Да ничего -- не жалуюсь, -- отозвался Кравчук и, согнав с кресла
животное неизвестной породы, усадил гостя перед небольшим столом.
      -- Сейчас сезон в самом разгаре, красные ящерицы хорошо идут и еще
колючки с черным ядом.
      -- А насекомые?..
      -- Берут, но немного. В основном на приготовление слабых ишмангов: на
соседей или для работы Правда, тут совсем недавно поступал заказ на
тараканов-органайзеров
      -- Что-то не помню, чтобы ты ими торговал.
      -- Раньше не торговал, а сейчас, случается, приходят люди из
государственных учреждений. Берут сотнями.
      -- И что, помогает?
      -- Да, говорят, производительность труда повышается очень сильно.
      -- Ну-ну, -- кивнул Больцер. -- Твой мотобен на ходу?
      -- На ходу, хозяин Я на нем почти каждый день на холмы мотаюсь -- товар
собираю.
      -- Товар на холмах? -- не поверил Больцер. -- Ты же раньше помойками
обходился.
      -- Раньше обходился, -- нехотя согласился Кравчук. -- А теперь у меня
фирма солидная, нужно марку держать... М-да... А что у вас с лицом, хозяин?
Неужели операция?
      -- С лицом?.. Ничего с лицом. Несколько специальных инъекций, и все.
Контрразведка по пятам ходит, нужно быть осторожнее.
      -- Нужно быть осторожнее, -- повторил Кравчук. -- Может, чего-нибудь
покушать? Я быстро организую.
      -- Нет, не нужно, -- отказался Стефано. Ему не хотелось принимать пищу
в этом склепе, набитом сушеными трупами мелких животных -- Не нужно, я
сегодня плотно позавтракал.. Мотобен там же, под навесом?
      -- Да, бак полный.
      -- Ну и хорошо. Ты возвращайся за прилавок, а я сам дорогу найду.

70

      Двигатель мотобена работал ровно и лишь на подъемах начинал жалобно
подвывать, требуя добавки топлива.
      Больцер прибавлял газу, и мотобен катился дальше, подминая широкими
шинами высокую траву и разгоняя греющихся на солнце болотных мух.
      Окраины города таяли за спиной Больцера, а он все гнал и гнал рычащий
механизм, легко ориентируясь в пустынном ландшафте, хотя последний раз был
здесь давно.
      Вскоре пологие холмы кончились и потянулась долина, утыканная, словно
поганками, высокими, побелевшими от соли кочками. Ехать стало труднее, но
Больцер был уже почти на месте. Он миновал долину и прокатился по
разрезавшему холм старому оврагу, обрамленному чахлыми кустами да длинными
бородами сухопутных водорослей.
      Встревоженные кулики бегали в траве и перескакивали с кочки на кочку,
провожая неизвестную тарахтящую машину тревожным писком.
      "Ну вот и добрался", -- сказал себе Стефано, останавливая мотобен возле
торчавшего из травы валуна. Поплевав на палец, он протер запыленную линзу,
достал авторучку и, нажав потайную кнопочку, навел микрорефлектор. И в ту же
секунду земля вздрогнула. По спутанной траве пробежала судорога, и, разрывая
дерн, начала подниматься запорная плита.
      Больцер с удовлетворением отметил, что никакого скрипа не слышно,
только треск рвущихся корней и шорох осыпающейся земли.
      Наконец плита встала на стопор, и в пологом склоне остался зиять
широкий проход, достаточный, чтобы в подземную полость вкатился целый
микроавтобус. Впрочем, этого не требовалось, и Больцер въехал туда на
мотобене.
      Заглушив кашляющий двигатель, он нащупал выключатель, и подземный ангар
залило ярким синеватым светом.
      -- Порядок, ребята, -- произнес Стефано. -- И спасибо мастеру Бушу.
      Вспомнив о Буше, Больцер усмехнулся. Бедняга не умел читать, зато в
земляной механике знал толк и легко маскировал убежища, ухитряясь
оборудовать их полезными приспособлениями.
      Когда эта работа была сделана, он получил пулю в затылок, и, если
говорить начистоту, Больцеру было очень нелегко сделать этот выстрел. Он
понимал, что Буш в своем роде гений, но этот гений знал уже слишком много, а
потому был практически обречен.
      Искренне опечаленный, Стефано закопал его недалеко от входа, возле
пушистого куста дикого вована. Наверное, Буш уже полностью сгнил, ведь с тех
пор прошло больше пяти лет, а куст дикого вована выпустил множество новых
побегов и невообразимо развил свою корневую систему. Без вмешательства Буша
здесь точно не обошлось. В этом Больцер ничуть не сомневался.
      Эти воспоминания несколько смутили спокойную душу Стефано, и он не
сразу смог отвлечься от них.
      Перед его глазами возник Буш, улыбающийся в пушистые усы гигант.
Несмотря на все усилия Стефано, он так и не стал его рьяным сторонником. Буш
согласен был водить грузовики, строить деревянные заборы, быть садовником и
кем угодно, но только не бойцом, глядящим на мир сквозь прицельное
устройство. За что и поплатился.
      "Ну и наплевать", -- сказал себе Больцер и, подняв крышку багажного
отделения стоявшего в туннеле аэробена, бросил туда сумку с драгоценнейшими
баллонами.
      Затем навалился на покрытое тонкой пылью крыло аппарата, и тот,
тихонько скрипнув колесиками, послушно покатился к выходу.
      -- То-то, сукин сын, неужели ты думаешь, что я потерпел бы такое
безобразие, -- непонятно для чего и кого произнес Стефано, однако эти слова
добавили ему сил и решительности. Пожалуй, появись сейчас перед ним сам дух
Буша, он и то не испугался бы, а лишь попросил бы того по-дружески нажать на
выключатель.
      Больцер выкатил аэробен на солнечный свет и крепко потряс головой,
избавляясь от мерзкого страха. Впрочем, он сразу определил, что этот страх
-- не его. Это страх чужой, он обитает здесь, в овраге.
      -- Да ты совсем сходишь с ума, подлец Густав, -- сказал он себе и
засмеялся. Засмеялся оттого, что теперь не боялся назвать свое настоящее
имя. Да, его звали не Стефано Больцером. Он был урожденным Альваро Роблесом
эль Маррагоном, единственным полновластным владельцем одной из планет
Зеленого Рога.
      Но прошло время, улеглась пыль веков, и он уже просто частное лицо --
Густав Птюч. Никто. И вот тогда, осознав, что он лишен всего, Густав Птюч
начал свою долгую и бесконечную борьбу.
      Он воевал в бискайских песках на Элифе, он ходил в атаку в рядах
мятежного генерала Буссенара, он участвовал в битве при Йорке, но злость не
проходила, и Густав все больше утверждался в мысли, что чужая идея не
принесет ему успокоения. Он хотел собственной славы или смерти.
      "Я еще накажу вас, я еще пролью вашу стылую кровь к своим ногам", --
грозил он неведомым врагам и продолжал копить отчаянную злость.
      Выкатив аэробен на колючую траву, Густав вернулся в ангар и выключил
свет. Затем вышел из-под бетонной плиты и, присев возле валуна, поднес к
линзе авторучку. Луч микрорефлектора ударил в фотоэлемент, и тот вынужденно
подчинился, запустив исполнительный механизм.
      Тяжелая плита поползла обратно, смыкаясь с земляной твердью.
      Густав, сколько себя помнил, никогда не смотрел на закрывающийся зев
убежища. Он не мог объяснить себе причину, однако предпочитал видеть синее
небо и облака. И птичек, резвящихся в туманно-молочном влажном воздухе.
      Послышался щелчок, и лишь после этого взгляд Густава вернулся к
поверхности и остановился на пушистой кроне разросшегося вована.
      Густав вздохнул и забрался в седло аэробена. Он дернул изогнутый рычаг,
и молчавший долгие месяцы механизм глотнул кислорода и легко зажег топливную
смесь. Сопло наполнилось раскаленными газами и толкнуло аппарат. Сначала
робко, а затем все сильнее он стал разгонять его по заросшему травой дну
оврага, наполняя округу свистом сдвоенного колеса турбины.
      Кочки били в слабое шасси, однако Густав крепко держался за руль,
ожидая пьянящего мгновения полного отрыва от земли. Наконец несущие
плоскости набрали силу и рванули вверх несовершенный корпус аэробена. Грохот
шасси и шелест ломающейся травы сразу остались внизу.
      Птюч выровнял аппарат и, сориентировавшись по солнцу, повел аэробен в
нужном направлении. Там, у молочного горизонта, где соль сливалась с водой,
а трава с небом, его ждали преданнейшие из людей, если вообще можно было
назвать людьми эти ужасные создания.

71

      Бегущие навстречу летящему аэробену существа казались крошечными
муравьями, разбросанными по белой поверхности соляного поля. Густав знал,
что многие из них вооружены, однако больше его беспокоило то, что он не
видел свободного места, куда можно было бы посадить свой аппарат.
      Ему пришлось сделать круг, прежде чем он заметил свободную от черных
точек полосу; она появилась благодаря действиям надсмотрщиков -- их жирные
точки были исполнены силой.
      Как оказалось, соляной полигон, который прежде был абсолютно сухим, со
временем покрылся слоем воды, что, впрочем, не помешало Густаву посадить
свой аппарат.
      Турбины напоследок рявкнули и замолчали, а колеса шасси еще вертелись
какое-то время, разбрасывая противные соленые брызги. Наконец аэробен
остановился и Густав выбрался из седла.
      К нему уже бежали надсмотрщики и несколько либеров, но Густав их не
боялся, к тому же у него был пистолет.
      -- Вот так удача, сэр! Мы уже не ждали, что вы когда-нибудь появитесь!
-- воскликнул первый из надсмотрщиков по имени Вильяме.
      -- Ну и дураки, -- просто ответил Густав и, достав из багажного
отделения сумку, отдал ее встречающему. -- Здесь шесть баллонов. Насколько я
помню, ваши запасы должны быть на исходе.
      -- О да, сэр, раствора осталось на месяц, а этих тварей стало слишком
много -- они собираются сюда со всей округи.
      -- Постой, ты хочешь сказать, что либеров стало больше? -- уточнил
Птюч.
      -- Да, сэр, их стало так много, что недавно мы не смогли удержать пять
тысяч человек и они мигрировали к Ларбени. Даже пытались взять город
штурмом, но их уничтожили военные.
      -- Уничтожили военные, -- повторил Густав, осмысливая услышанное. --
Волен у себя? -- спросил он, возвращаясь к сиюминутным проблемам.
      -- Да, сэр, правда, он не слишком трезв.
      -- Не слишком трезв? А с чего это он запил?
      -- Думал, что вы нас бросили, сэр.
      -- Вот еще придумали, -- начал сердиться Густав. -- Ладно, веди к нему.
      -- О, сэр, какое счастье, что вы прилетели! -- воскликнул второй
подбежавший надсмотрщик. Его глаза лучились подлинным счастьем, и у Густава
не повернулся язык обозвать его дураком. -- Какое счастье, что вы не
пропали, сэр! Мы уже думали всякое!
      Между тем места посадки аэробена уже достигли несколько либеров.
Бормоча что-то неразборчивое, они попытались прорваться к Густаву, но
надсмотрщики привычно нанесли прикладами несколько жестоких ударов, не
заботясь, что станет после этого с несчастными.
      Один надсмотрщик остался охранять крылатый аппарат, а другой пошел
провожать долгожданного гостя. Они шли к видневшемуся издалека входу,
вырубленному в обрывистом берегу.
      Стоило военным захотеть -- и они без труда нашли бы убежища либеров,
однако сейчас это их не интересовало. Кванзиновая жидкость на Малибу
иссякала, и войска выводились.
      Правда, теперь, когда "Клаус Хольц компани" подписала новый договор,
ситуация менялась и следовало ожидать активизации военных, а это значило,
что всей массе "голубых либеров" грозило уничтожение.
      "Я должен спешить", -- размышлял Густав, загребая ботинками соленую
воду.
      Возле самого входа в подземные полости он остановился и посмотрел
назад. Везде, куда доставал взгляд, были видны роящиеся точки либеров.

72

      Дрю Волена Птюч застал спящим за столом, застеленным картой Ларбени и
окружающих город высот.
      Было видно, что карту давно не убирали, и она приобрела серый оттенок,
а также множество отметин, в которых легко узнавались жирные пятна и потеки
от крепких напитков. Вокруг спящего -- возле него и на смятой постели --
валялись разнокалиберные бутылки и откупоренные баночки с засохшим паштетом.
      -- Откуда он берет спиртное? -- спросил Густав.
      -- Ездит в город, сэр.
      -- Поставь сумку и постарайся привести его в чувство. У меня мало
времени, я должен возвращаться обратно.
      -- Я могу натереть ему виски лицитовой настойкой...
      -- Насколько я помню, этой гадостью изгоняют кишечных паразитов, --
заметил Густав, демонстрируя свою осведомленность.
      -- Да, сэр. Но если намазать виски или закапать в нос, человек трезвеет
за три минуты. Мы это уже проверяли.
      -- И на нем тоже?
      -- Да, именно на нем.
      -- Тогда действуй, парень, этот подлец должен выслушать все, что я ему
скажу.
      -- Есть, сэр.
      Вильяме быстро забрался в тумбочку, выгреб оттуда целую кучу пузырьков
и после недолгих поисков нашел то, что требовалось. Поднеся склянку ближе к
свету, Вильяме удостоверился, что не ошибся, и только после этого стал
смазывать безжизненную голову Волена.
      Резкий запах начал распространяться по помещению, и Густав даже отошел
в сторону, спасая свой нос. Однако надсмотрщик только слегка морщился и
продолжал натирать своего командира.
      Наконец послышался первый стон, после чего Вильяме оставил пациента в
покое. Он вымыл руки у небольшого заплеванного рукомойника и вытер их о
штаны.
      -- Сейчас начнет приходить в себя, -- пообещал он. Густав кивнул,
затем, будто что-то вспомнив, посмотрел на Вильямса:
      -- Ты сразу узнал меня, как увидел?
      -- Да, сэр, но не по лицу. Я запомнил вашу походку, осанку и все
прочее...
      -- Понятно. Я подумал, что плохо замаскировался.
      -- О-о!... -- длинно простонал пробуждавшийся Волен и приподнял от
стола голову. -- О, мать честная, Густав... Ты мне снишься или нет?..
      Не дожидаясь ответа, Волен пошарил по столу рукой, но все бутылки были
заблаговременно удалены на безопасное расстояние.
      -- Ты почему пьешь, сволочь, ты же можешь провалить все
дело¹ -- строго произнес Птюч.
      -- Ну точно, твой голос, Густав! -- живо проговорил Дрю Волен и потряс
головой. -- Точно, Густав -- собственной персоной. Только вот рожа твоя у
меня перед глазами... как-то странно плывет... Вильяме, подай коктейль сорок
четыре...
      Вильяме кивнул и вышел в смежное помещение. Затем появился с запотевшей
бутылкой специфической формы, на которой было написано: "Средство для стирки
в морской воде".
      -- Вот она, моя хорошая, -- горько усмехнулся Дрю, словно человек,
приговоривший себя к смерти. А знакомый с ритуалом Вильяме принес и поставил
перед боссом большой таз.
      -- Всех нервных просим покинуть зал... -- произнес Дрю, а затем
запрокинул бутылку, и тягучая, апельсинового цвета жидкость потекла в его
глотку, глухо булькая и пенясь.
      Опустошив бутылку наполовину, Волен отставил ее в сторону и, посмотрев
на застывшего от удивления Густава, мужественно улыбнулся:
      -- Через пару минут... мы погово...
      Досказать Волен не успел: скорчившись от рвотной судороги, он начал
извергать из трещавшего суставами тела запасы не успевшего впитаться