Страница:
И тем не менее это был не сон. Это была реальность, все творилось наяву. Послышался надрывный женский всхлип.
— Ну-ну? — оживился комендант. — Кто там просится на проволочку?
Воцарилось гробовое молчание.
— Послышалось, — сговорчиво протянул комендант. — Акустический обман слуха: А вы что тут валяетесь, господа хорошие? Ну-ка в строй, живенько, ножкаминожками, тут нянек нету: Ох вы, мои хорошие, какие вы нынче дисциплинированные, я из вас ещё, смотришь, людей и сделаю: Ахтунг! Господа капо! В темпе гоните свою скотину получать пайку, а потом — по пещерам, милые, по пещерам! Первый барак, арш!
Оживившийся Василюк браво выкрикнул:
— Цу бефель, repp комендант! — чуть ли не бегом преодолел отделявшее его от соседей по бараку расстояние, остановился в трех шагах и прямо-таки пропел, поигрывая дубинкой: — На-аправоо! На месте шагом арш!
Они сделали поворот направо — без всякой слаженности, как бог на душу положил. Вадим одной рукой поддерживал под могучий локоть Братка— тот все ещё пошатывался, чуть ли не вся левая половина лица набухала опухолью, кровянившей несколькими глубокими царапинами.
— Хальт! — рявкнул комендант. — Герр капо, прошу обратить особое внимание на занятия строевой подготовкой. Это, по-вашему, есть «направо»? Верблюды беременные, а не образцово-показательные заключённые! Сегодня ещё сойдёт, но после обеда начинайте-ка их гонять по-настоящему:
— Цу бефель, герр комендант!
— Гоните за пайкой!
— Яволь, герр комендант! Ша-агом арш! — и после минутного замешательства Василюка осенило: — Ногу держать!
Должно быть, в армии он не служил отроду и потому понятия не имел, как следует командовать, чтобы шеренга шагала в ногу, но его правильно поняли, от отчаяния, должно быть, и кое-как пытались исполнять требуемое. Под ржанье двинувшегося следом охранника дошагали до ворот. Остановились по команде.
— Вольно! — скомандовал новоявленный капо.
Вадим прекрасно разглядел, что лицо чернявого интеллигента пылает неподдельным энтузиазмом и, можно даже сказать, восторгом. Не похоже было, чтобы этот испытывал страх или отчаяние.
«Может, там, в большом мире, какой-нибудь переворот? — от безнадёжности пришла Вадиму в голову устрашающая догадка. — Взяли власть какие-нибудь красные, встали-таки проклятьем заклеймённые, объявили вновь классовую борьбу, и началось? Грабят награбленное и восстанавливают, изволите ли видеть, справедливость? Должно же быть хоть какое-то объяснение? Другого вроде бы и нет: Но ведь вчера вечером все ещё было нормально? Правда, со вчерашнего вечера столько воды утекло».
— Попались, засранцы? — вывел его из тягостного раздумья бодрый вопль тётки Эльзы.
Она стояла по ту сторону проволоки, благоразумно отступив от неё не менее чем на метр, передвинулась, встала напротив отверстия в воротах, куда только и просунуть буханку хлеба — или кошке протиснуться. Уперев руки в жирные бока, разглядывала «полосатиков» с жадным наслаждением. На поясе у неё обнаружилась расстёгнутая кобура с наганом — полное впечатление, настоящим.
— Приплыли, соколы сраные? — тянула она, прямо-таки слюни пуская от удовольствия. — Шо-то вы такие понурые, как будто с утра толком и не просрались: Что приуныли? Не нравится?
Ворота были хлипкие, одно название, — два квадрата из тонких плах, крест-накрест пересечённых досками ещё поуже и потоньше, а все пустое место меж ними хоть и оплетено колючкой, но она, конечно же, не соединена с оградой. И ещё не особенно внушительный железный засов снаружи. Если дружно напереть всем скопом:
Судя по сузившимся глазам Синего, его посетила та же мысль. Судя по тому, как он слегка ссутулился, пришёл к тому же выводу, что и Вадим, — бессмысленно. Охрана успеет подбежать и расстрелять из десятка стволов: стоп, это что же выходит? Я совершенно серьёзно допускаю, что охрана будет стрелять на поражение? Любопытно, а что другое в этой ситуации прикажете допускать, если в окружающем мире вдруг все шизофренически, жутко перевернулось с ног на голову?
По ту сторону валялась немаленькая куча досок и тут же сколоченные квадратом толстые брусья — ага, на скорую руку мастерят нечто вроде караулки, вон и ящик с гвоздями, пила, молотки: Что же — всерьёз? И надолго? Господи, да что же тут творится?
— Лови, быдла! — тётка Эльза ловко пропихнула внутрь буханку хлеба, глухо шлёпнувшуюся наземь. — А больше, извиняйте покорно, вам на завтрак ничего и не полагается, не графья, перебьётесь. Ладно, знайте мою доброту:
Рядом с буханкой плюхнулись две консервные банки с яркими импортными этикетками — ананасный компот и сосиски. Обе банки наглухо запечатаны.
— А ключ? — машинально подал кто-то голос.
— Клю-уч? — осклабилась тётка Эльза. — Может, тебе ещё и шампанское прикажешь? С какавой? Не хотите, не берите. Другие подхватят: Ну, что стали? Шагайте!
Синий первым вышел из строя, подобрал буханку, аккуратно сдув землю, рассовал по карманам банки. Поодаль кто-то громко заорал, привлекая внимание капо и охранника, — это появился ещё один незнакомый эсэсовец, подталкивавший прикладом в спину взлохмаченного и злющего Эмиля. «Ну да, он же в карцере куковал, — подумал Вадим. — Я и забыл:» Под глазом у старого приятеля наливался немаленький синяк, руки у него были связаны, а лицо ещё более ошарашенное, чем у остальных, уже получивших кое-какую ясность.
Его втолкнули в ворота, так и не развязав рук, заставили встать в строй, и Василюк заорал:
— Налево! Кр-ругом! Шагом марш! Они двинулись к бараку, старательно пытаясь шагать в ногу. Навстречу столь же неуклюже маршировала другая бригада — две шеренги разминулись, отчего-то старательно избегая встречаться взглядами.
— Слушай, что тут творится? — шёпотом спросил Эмиль, морщась, — видимо, запястья стянули верёвкой на совесть.
— Понятия не имею, — не поворачивая головы, таким же шёпотом отозвался Вадим. — Кто-то умом подвинулся: Ты радио, часом, не слушал? Может, революция? Переворот?
— Какое радио? Утром вломились двое, абсолютно незнакомые, начали излагать новые правила. Я поинтересовался, не рехнулись ли ребятишки, тут и началось: Одного я успел обидеть качественно, но и меня со знанием дела вырубили:
— Разговорчики! — взвизгнул Василюк, взмахнул дубинкой, но промахнулся. — Шагом марш!
— Стоять! — послышался сзади совершенно противоположный по смыслу приказ.
Их вприпрыжку догнал эсэсовец, придерживая правой болтавшееся на плече дулом вниз ружьё. Мгновенно выдернул за шиворот из строя Столоначальника, бросил Василюку, как своему:
— Приказано — на допрос. Гони козлов в стойло.
И погнал Столоначальника к воротам, подталкивая кулаком в поясницу. Третья бригада и женская половина заключённых в полном составе ещё стояли навытяжку перед трибункой, но герр комендант уже не обращал на них ни малейшего внимания, о чем-то, полу отвернувшись, беседовал с Маргаритой. Вадим так и не понял — то ли в самом деле перехватил полный ужаса взгляд Ники, то ли примерещилось и она смотрела в другую сторону.
— Ну-ну? — оживился комендант. — Кто там просится на проволочку?
Воцарилось гробовое молчание.
— Послышалось, — сговорчиво протянул комендант. — Акустический обман слуха: А вы что тут валяетесь, господа хорошие? Ну-ка в строй, живенько, ножкаминожками, тут нянек нету: Ох вы, мои хорошие, какие вы нынче дисциплинированные, я из вас ещё, смотришь, людей и сделаю: Ахтунг! Господа капо! В темпе гоните свою скотину получать пайку, а потом — по пещерам, милые, по пещерам! Первый барак, арш!
Оживившийся Василюк браво выкрикнул:
— Цу бефель, repp комендант! — чуть ли не бегом преодолел отделявшее его от соседей по бараку расстояние, остановился в трех шагах и прямо-таки пропел, поигрывая дубинкой: — На-аправоо! На месте шагом арш!
Они сделали поворот направо — без всякой слаженности, как бог на душу положил. Вадим одной рукой поддерживал под могучий локоть Братка— тот все ещё пошатывался, чуть ли не вся левая половина лица набухала опухолью, кровянившей несколькими глубокими царапинами.
— Хальт! — рявкнул комендант. — Герр капо, прошу обратить особое внимание на занятия строевой подготовкой. Это, по-вашему, есть «направо»? Верблюды беременные, а не образцово-показательные заключённые! Сегодня ещё сойдёт, но после обеда начинайте-ка их гонять по-настоящему:
— Цу бефель, герр комендант!
— Гоните за пайкой!
— Яволь, герр комендант! Ша-агом арш! — и после минутного замешательства Василюка осенило: — Ногу держать!
Должно быть, в армии он не служил отроду и потому понятия не имел, как следует командовать, чтобы шеренга шагала в ногу, но его правильно поняли, от отчаяния, должно быть, и кое-как пытались исполнять требуемое. Под ржанье двинувшегося следом охранника дошагали до ворот. Остановились по команде.
— Вольно! — скомандовал новоявленный капо.
Вадим прекрасно разглядел, что лицо чернявого интеллигента пылает неподдельным энтузиазмом и, можно даже сказать, восторгом. Не похоже было, чтобы этот испытывал страх или отчаяние.
«Может, там, в большом мире, какой-нибудь переворот? — от безнадёжности пришла Вадиму в голову устрашающая догадка. — Взяли власть какие-нибудь красные, встали-таки проклятьем заклеймённые, объявили вновь классовую борьбу, и началось? Грабят награбленное и восстанавливают, изволите ли видеть, справедливость? Должно же быть хоть какое-то объяснение? Другого вроде бы и нет: Но ведь вчера вечером все ещё было нормально? Правда, со вчерашнего вечера столько воды утекло».
— Попались, засранцы? — вывел его из тягостного раздумья бодрый вопль тётки Эльзы.
Она стояла по ту сторону проволоки, благоразумно отступив от неё не менее чем на метр, передвинулась, встала напротив отверстия в воротах, куда только и просунуть буханку хлеба — или кошке протиснуться. Уперев руки в жирные бока, разглядывала «полосатиков» с жадным наслаждением. На поясе у неё обнаружилась расстёгнутая кобура с наганом — полное впечатление, настоящим.
— Приплыли, соколы сраные? — тянула она, прямо-таки слюни пуская от удовольствия. — Шо-то вы такие понурые, как будто с утра толком и не просрались: Что приуныли? Не нравится?
Ворота были хлипкие, одно название, — два квадрата из тонких плах, крест-накрест пересечённых досками ещё поуже и потоньше, а все пустое место меж ними хоть и оплетено колючкой, но она, конечно же, не соединена с оградой. И ещё не особенно внушительный железный засов снаружи. Если дружно напереть всем скопом:
Судя по сузившимся глазам Синего, его посетила та же мысль. Судя по тому, как он слегка ссутулился, пришёл к тому же выводу, что и Вадим, — бессмысленно. Охрана успеет подбежать и расстрелять из десятка стволов: стоп, это что же выходит? Я совершенно серьёзно допускаю, что охрана будет стрелять на поражение? Любопытно, а что другое в этой ситуации прикажете допускать, если в окружающем мире вдруг все шизофренически, жутко перевернулось с ног на голову?
По ту сторону валялась немаленькая куча досок и тут же сколоченные квадратом толстые брусья — ага, на скорую руку мастерят нечто вроде караулки, вон и ящик с гвоздями, пила, молотки: Что же — всерьёз? И надолго? Господи, да что же тут творится?
— Лови, быдла! — тётка Эльза ловко пропихнула внутрь буханку хлеба, глухо шлёпнувшуюся наземь. — А больше, извиняйте покорно, вам на завтрак ничего и не полагается, не графья, перебьётесь. Ладно, знайте мою доброту:
Рядом с буханкой плюхнулись две консервные банки с яркими импортными этикетками — ананасный компот и сосиски. Обе банки наглухо запечатаны.
— А ключ? — машинально подал кто-то голос.
— Клю-уч? — осклабилась тётка Эльза. — Может, тебе ещё и шампанское прикажешь? С какавой? Не хотите, не берите. Другие подхватят: Ну, что стали? Шагайте!
Синий первым вышел из строя, подобрал буханку, аккуратно сдув землю, рассовал по карманам банки. Поодаль кто-то громко заорал, привлекая внимание капо и охранника, — это появился ещё один незнакомый эсэсовец, подталкивавший прикладом в спину взлохмаченного и злющего Эмиля. «Ну да, он же в карцере куковал, — подумал Вадим. — Я и забыл:» Под глазом у старого приятеля наливался немаленький синяк, руки у него были связаны, а лицо ещё более ошарашенное, чем у остальных, уже получивших кое-какую ясность.
Его втолкнули в ворота, так и не развязав рук, заставили встать в строй, и Василюк заорал:
— Налево! Кр-ругом! Шагом марш! Они двинулись к бараку, старательно пытаясь шагать в ногу. Навстречу столь же неуклюже маршировала другая бригада — две шеренги разминулись, отчего-то старательно избегая встречаться взглядами.
— Слушай, что тут творится? — шёпотом спросил Эмиль, морщась, — видимо, запястья стянули верёвкой на совесть.
— Понятия не имею, — не поворачивая головы, таким же шёпотом отозвался Вадим. — Кто-то умом подвинулся: Ты радио, часом, не слушал? Может, революция? Переворот?
— Какое радио? Утром вломились двое, абсолютно незнакомые, начали излагать новые правила. Я поинтересовался, не рехнулись ли ребятишки, тут и началось: Одного я успел обидеть качественно, но и меня со знанием дела вырубили:
— Разговорчики! — взвизгнул Василюк, взмахнул дубинкой, но промахнулся. — Шагом марш!
— Стоять! — послышался сзади совершенно противоположный по смыслу приказ.
Их вприпрыжку догнал эсэсовец, придерживая правой болтавшееся на плече дулом вниз ружьё. Мгновенно выдернул за шиворот из строя Столоначальника, бросил Василюку, как своему:
— Приказано — на допрос. Гони козлов в стойло.
И погнал Столоначальника к воротам, подталкивая кулаком в поясницу. Третья бригада и женская половина заключённых в полном составе ещё стояли навытяжку перед трибункой, но герр комендант уже не обращал на них ни малейшего внимания, о чем-то, полу отвернувшись, беседовал с Маргаритой. Вадим так и не понял — то ли в самом деле перехватил полный ужаса взгляд Ники, то ли примерещилось и она смотрела в другую сторону.
Глава пятая
Вопросов больше, чем ответов
Вернувшись в барак, обессиленно плюхнулись на нары и полезли за сигаретами. Новоявленный капо прохаживался от двери до окна и обратно, украдкой зыркая на столь неожиданно вверенных его попечению узников. Особенно часто его взгляд задерживался на Синем и Визире — взгляд, надо сказать, ничего приятного не обещавший. Не нужно быть титаном мысли, чтобы сообразить: неожиданно взлетевшего на вершины власти чернявого педика прямо-таки распирало от желания пустить эту власть в ход немедленно, но он ещё не освоился со своим новым положением, и фантазия работала скверно:
Лежать Вадим не смог — только теперь стала ощущаться тупая боль в спине. Остальные, обнаружилось, тоже украшены кое-где синяками, морщатся при резких движениях, на Братка вообще жутко смотреть, опухоль достигла предела.
— Не лезь лапами, не лезь, — сказал ему Синий. — Растревожишь только.
— Ещё и зубы ломит, бля:
— Перетерпи.
— Бля буду, скулу сломал:
— Ничего подобного. У меня глаз намётанный, знаешь ли. Дней несколько походишь в уродском виде, а через недельку опухоль сойдёт:
— Если только в чьём-то распоряжении имеется пресловутая неделька:— бросил в пространство Василюк, постукивая себя дубинкой по ладони.
— Нет, ну это черт знает что, — громко заявил Борман. — В конце концов, здесь собрались люди, занимающие определённое положение и посты.
Василюк одним движением оказался рядом и, уперев конец дубинки повыше бровей Бормана, процедил:
— Как насчёт карцера, человек с положением? Говнецо ручками пособирать? Борман молчал, зло посапывая. Физиономия чернявого вдруг прямо-таки осветилась в приливе озарения, он покосился на Синего: коротко, зло, многозначительно. Тот напрягся.
На веранде загрохотали уверенные шаги, в дверь просунулся охранник:
— Вова, давай в темпе на инструктаж, комендант всех собирает:
Посторонился, пропуская Василюка, с широкой улыбкой записного весельчака воззрился на примолкших узников:
— Ну что, толстые? Звиздец нечаянно нагрянет, когда его совсем не ждёшь? Х— ха!
И удалился, нарочито погромыхивая сапогами, насвистывая нечто бравурное.
— Реформы:— протянул Синий. — В стиле эпохи:— Достал ножик и принялся кроить буханку. — Как бы там ни было, а поесть треба. Силы нам понадобятся, чует моё исстрадавшееся сердце:
— Банки вскрой, — попросил Красавчик.
— Не годится. Увидят вскрытые, догадаются, что их чем-то острьм как раз и взрезали:
— Да это уже несущественно, — пришло вдруг в голову Вадиму. — Этот пидер знает, что у тебя нож.
— И точно. Ситуация осложняется: Ладно, подай-ка сначала сосиски. В самом деле, моментально вспомнит, гнида: Орлы, у кого-нибудь есть идеи? Не знаю, как насчёт вас, но лично я этакое дерьмо на хохломском подносе в жизни не заказывал. Разве что в нашу тёплую компанию мазохист затесался: .
— Господи, да кто ж заказывал? — в сердцах сказал Визирь. — Подобные выкрутасы происходят исключительно в карцере и сугубо по желанию клиента. (Красавчик смущённо опустил глаза, хотя никто на него особо и не таращился.) А нынешняя фантасмагория задевает абсолютно всех. Или я преувеличиваю, господа?
— Да что уж там:
— Послушайте, — сказал Вадим. — Что, если это какой-то переворот? Я вполне серьёзно. Грянула, наконец-то, предсказанная антикапиталистическая революция? И обрадованный плебс ринулся мстить? Они же спят и видят, как бы нас раскулачить на старый манер: Что анпиловцы, что гайдаровцы, гайдаровцы даже сильнее — красным попросту хочется, чтобы вернулись прежние времена, а гайдаровцам ещё вдобавок невероятно обидно, что никто их советов не слушает и сладким пирогом не делится. Насмотрелся, учен. Последнюю сессию областной думы помните? Этот поганый доктор Айболит, что предлагал вздуть арендную плату за офисы втрое, как раз не красный, а местный главный гайдаровец:
— Рычков?
— Он, пидарасня очкастая:
— Ну это же несерьёзно, — протянул Визирь. — Слышал я о нем краем уха. Из медицины его как раз и турнули за то, что забыл салфетку в чьём-то животе. Куда такому податься? Только в думу.
— Господи, дело совершенно не в том! — огрызнулся Вадим. — Про салфетку я и сам знаю. И про триппер, которым он санитарку наградил. Не в том дело, Элизбар: Вдруг и правда переворот?
— Вечека, Вечека приласкала Колчака?
— Что тут необычного? Выплеснулось наконец:
— Не знаю, как насчёт переворота, но документики они всерьёз спалили, — вмешался Браток. — Без балды. Я свои корочки сразу опознал. У меня и водительское, и свидетельство на «мерсюк» были зашпандорены в золотые рамки. На водительское пошло двадцать грамм, а на регистрационное аж сорок два:
— И зачем тебе это понадобилось, дитё уродливой экономики? — грустно улыбнулся Доцент.
— Чтоб гаишники охреневали, — простодушно пояснил Браток. — Золотыми цепями и гайками нынче никого не удивишь.
— Сам придумал?
— А что я, полный чурбан? Ничего придумать не в состоянии? У меня и талон в золото заделан, только я его дома забыл: Мои корочки горели, зуб даю, а золотишко так и не содрали, видел же:
— Переворот? Ну, не знаю:— сказал .Доцент. — Лично мне эта версия кажется фантастикой дурного пошиба.
— В ваших учёных заведениях проблемы не ощущается, — огрызнулся Вадим.
— Ох: Признаюсь вам, Вадик, я уже давно не в научном учреждении, а самом что ни на есть коммерческом. Отсюда и денежки на предосудительные развлечения. И понимание тех самых проблем. Они стоят, вы правы. И довольно серьёзные. Но в вашу внезапную революцию я отчего-то не верю. Не потому, что так легче и не столь страшно, а в силу объективных причин. Не могу поверить в революцию, развернувшуюся таким вот образом. Все-таки не восемнадцатый век, когда в едином порыве кидались с вилами на барский двор и били по голове всех встречныхпоперечных. И даже не семнадцатый год. Кстати, в семнадцатом тотальный грабёж начался отнюдь не сразу после взятия Зимнего. Несколько месяцев царили полная неопределённость и анархия.
— А банки?
— Согласен, банки они заняли сразу. Но период некоторой неопределённости всетаки имел место. Масса народа успевала убраться подальше, набив саквояжи золотишком.
— Тогда не было ни компьютеров, ни спутниковых телефонов, — упёрся Вадим.
— По-моему, наличие компьютеров и сотовиков как раз вашу версию и опровергает. Потому что большая часть этих игрушек как раз и принадлежит возможным объектам раскулачивания. Ну, давайте посмотрим реальности в глаза. И анпиловцев, и гайдаровцев — горсточка. Маргиналы, шизофреники без всякого влияния и возможностей. «Цивилизованные» левые — народ, что ни говори, респектабельный. Как ни бьюсь, не могу представить товарища Зюганова, раскулачивающего под красным флагом товарища Семаго. Или нашего шантарского Мурчика, который раскулачивает сам себя: Вы, по-моему, с его фирмой вполне нормальные отношения поддерживаете?
Вадим молча кивнул.
— Вот видите. Единственный, кто в нынешних условиях может устроить маломальски масштабный, тотальный переворот — наша непредсказуемая власть. Вот от неё можно ждать чего угодно. Однако, голову даю на отсечение, в этом случае все обстояло бы совершенно иначе. Как — не знаю. Но что иначе — ничуть не сомневаюсь. Если подвергнуть все происшедшее логическому анализу, очень похоже, что мы имеем дело с самой что ни на есть кулуарной самодеятельностью. Дешёвый триллер категории «Б». Полное впечатление, будто нечто похожее мы уже сто раз видели по телевизору. Похоже?
— Очень:
— Вот видите. Давайте спросим профессионала, — он повернулся к мрачно сопевшему Борману. — Как бы вы действовали в случае приказа из центра на всеобщее и стремительное раскулачивание? Ну, не стесняйтесь, мы же не дети: Помолчав, Борман сообщил:
— Вообще-то: Арестовал бы счета, занял коммерческие банки, офисы, выгреб бы документацию. Разумеется, доставив хозяев в офисы, чтобы быстренько показывали, где что лежит, и как открываются сейфы:
— Вот то-то! — воскликнул Синий. — То-то! Я, правда, не местный, но эти волки везде одинаковы: Нет никакой революции, а есть очередные ментовские штучки. Была деноминация, а теперь — декапитализация.
— Глупости! — взвился Борман. — С профессиональной точки зрения, держать вас всех здесь абсолютно бессмысленно.
— Может, ты хочешь, чтобы мы дозрели, как груша на веточке, — усмехнулся Синий. — Знаю я ваши прессовочки:
— А это? — Борман сгоряча схватился рукой за свой синяк во весь лоб, начавший уже желтеть.
— А это — ради пущего правдоподобия. В целях пущего служебного рвения.
Скорее медальку повесят — личное участие, проявленное при этом, членовредительство ради идеалов:
— Шиз, — бросил Борман.
— Знаю я ментовский почерк:
Борман плюнул и пересел от него подальше.
— Извините, что-то тут не вытанцовывается, — сказал Доцент. — Опять-таки дешёвым детективом отдаёт. Можно было заслать наседок и помельче калибром. Наш друг, — он кивнул на Бормана, — не менее чем полковник, я отчего-то полагаю:
— Да ну, — вклинился Браток. — Тоже мне, кроссворд. Никакой он не полкаш, а генерал-майор. Знаю я его вприглядку. Раньше не говорил, не моё дело, мало ли как ему развлекаться охота:
— Не врёт? — поинтересовался Доцент.
— Не врёт, — сумрачно согласился Борман. — Вообще, если хотите знать, моя сфера — криминальная милиция. Вы все, о чем сами прекрасно знаете, по другим департаментам проходите.
— Точно, — сказал Браток. — Криминалка. Леху Пузыря чуть не посадил, мудак, за полную ерунду — подумаешь, в кабаке по люстрам стрелял. Едва выкупили:— он поспешно умолк.
— Ну-ка, ну-ка! — оживился Борман. — А через кого выкупали?
— Так я тебе и доложился, — огрызнулся Браток.
— Выберемся отсюда — я с тобой пообщаюсь:
— Иди, — буркнул Браток. — У меня справка. Паранойдальный бред с кратковременным выпадением сознания.
— Ишь, заучил:
—А то!
— Хватит, — поморщился Доцент. — Тут есть ещё один, и весьма даже прелюбопытнейший аспект: Почему мы все так легко и в считанные минуты подчинились? Моментально:
— А ты сам-то сопротивлялся? — въедливо бросил Браток. — Что-то я не заметил. Скакал на плац, что антилопа:
— Не спорю, — согласился Доцент. — Вот я и спрашиваю — почему? Люди здесь собрались в большинстве своём респектабельные, из тех, у кого, вульгарно выражаясь, все схвачено и за все заплачено. В родном Шантарске никто из нас не потерпел бы и сотой доли подобного хамства: Отчего же вдруг?
Долго стояло напряжённое молчание. Наконец Визирь пожал плечами:
— Потому что, мне так представляется, подсознательно все ждут от нынешней жизни каких-то поганых сюрпризов. Все мы ходим словно бы по тонкому льду и каждую минуту боимся рухнуть под лёд — а подо льдом ещё и акулы плавают:
— Я бы примерно так и сформулировал, — поддержал Вадим. — Живём, как на вулкане. Не ощущается уверенности в окружающем. На чем бы ни ездили и сколько бы баксов ни имели в кошельке на мелкие расходы. Давайте честно: эскулапы сейчас делают лихие деньги как раз на нашем брате. Психиатры, психоаналитики, сексопатологи. Даже в прессу прорвалось кое-что:
— Резонно, — сказал Доцент. — Значит, у всех без исключения как-то сразу возникло ощущение, что все всерьёз: Верно? Вот видите: Боюсь, так и обстоит. Чтото пошло вразнос. Знать бы ещё, что? Давайте пока отбросим версию насчёт революции и прочих раскулачивании. Люди собрались серьёзные, кто-то что-то обязательно бы прослышал: Задолго до. Достаточно, чтобы встревожиться. Шила в мешке не утаишь. Кто-нибудь из здесь присутствующих пострадал от прежних денежных реформ и прочих якобы внезапных новшеств? Нет пострадавших? Как бы ни держали в секрете власти свои сюрпризы, через столицу всегда утекает информация — к тем, кто толк понимает: Милицейская версия меня тоже не устраивает. Считайте, что это интуиция: Не устраивает, и все.
— Они сожгли моё удостоверение, — мрачнейшим тоном сообщил Борман. — Я его издали узнал. — Покосился на Синего. — И плевать мне, веришь ты там или нет:
— Ну, а у вас самого подходящая версия есть? — спросил Визирь. — Легко сокрушать чужие:
— Есть, знаете ли. Постараюсь изложить. Все происходящее — не более чем примитивный заказ. Мы не знаем всех, кто сейчас в лагере. Большая часть здесь шантарцы, но и мы друг друга далеко не все знали: Словом, иногородних хватает. Вроде бы есть парочка столичных штучек.
— Есть, — поддержал Вадим. — Мне: говорили.
— Пойдём дальше: До сих пор, насколько нам известно, все «особые заказы» исполнялись для конкретной персоны и при этом касались только лично её. Все остальные участники спектакля были нанятыми актёрами, персоналом. Об исключениях мы до сих пор не слышали. Это ещё не означает, что исключения невозможны вовсе.
— Ага:— протянул Синий с видом полного понимания. — Чудит кто-то из своих? Это вам в голову пришло?
— Вот именно. Вполне возможно, что сейчас в котором-то бараке некая конкретная персона похихикивает в кулак. Персона, которая как раз и заказала утренний поганый спектакль. Ради, вульгарно выражаясь, великого кайфа. Собственно, ничего особо жуткого не произошло. Всем испортили настроение, заставили не на шутку переволноваться, уничтожили документы кое у кого — все это весьма неприятно, однако особенного членовредительства так и не произошло. Браток издал самое натуральное рычание.
— Конечно, с вашей точки зрения выглядит это непригляднейше, — кивнул Доцент. — Но если рассматривать явление в целом — ничего особо страшного, повторяю, не произошло. Синяки, ушибы и тому подобные мелочи. По большому счёту — мелочи. Давайте смотреть правде в глаза. Неужели не найдётся субъекта, который сумел бы выдумать именно такой сценарий? Наплевавши с высокой колокольни на эмоции остальных? Знает кто-нибудь, что в своё время вытворяли Сергей Суховцев с Мишей Ярополовым? «Синильга», «заимка Прохора Громова»?
— Ну как же, — сказал Визирь. — Вот только: Во-первых, Сергей не трогал своих. Во-вторых, и его, и Ярополова в конце концов прикончили, и до сих пор неизвестно, кто. Подобные печальные прецеденты многому могут научить, заставят поумерить фантазию:
— А как быть с тем, кто о печальных прецедентах не слыхивал вовсе? Вернёмся к моей версии: Повторяю, неужели не найдётся индивидуума, способного придумать и заказать именно такое ублюдочное развлечение? И скажите-ка вы мне, господа вольные предприниматели, — неужели исполнителей моральные соображения остановят? Моральные соображения находятся в прямой и непосредственной связи с толщиной пачки зелёненьких:
— А это, знаете ли, убедительно:— промолвил Борман.
— Как для кого, — сказал Визирь. — Если этот ваш гипотетический заказчик не полнейший шизофреник, должен кое-что соображать. И принимать во внимание. Здесь собрались не шестёрки. Многие из нас в Шантарске располагают оч-чень хорошими возможностями. Не могу решать за всех, но сам говорю спокойно, как горячий кавказский человек: дайте мне только отсюда выбраться, и все местное отделение «Экзотик-тура» будет неделю стоять на коленках под моими окнами, пока я придумаю, что с ними делать.
— Р-раком ставить козлов и стебать под музыку, — поддержал Браток.
— Примерно так, — кивнул Визирь. — В любом бизнесе есть некие границы. Что, они не понимают? Не понимают, что после таких штучек — конченые люди? Не могу себе представить вознаграждения, которое компенсирует все будущие неприятности. Шизофреником надо быть:
Доцент мягко перебил:
— Между прочим, Серёжа Суховцев, положа руку на сердце, был полным и законченным шизофреником. И прежде чем его убрали неизвестные, успел наворотить дел:
— Многовато что-то шизофреников для Шантарска.
— Отчего же? Наоборот, удивительно мало:
— Много шизов или мало, а нужно что-то придумывать, — сказал Синий.-
Честно говорю, я этой Машке скоро в глотку вцеплюсь, если так будет продолжаться:
— Тут многим следовало бы в глотку вцепиться, — зло бросил Вадим. — Поди вцепись:
— Может, попробуем вычислить? — оживился Браток. — Посмотрим, у кого синяков нету?
Он завертел головой, недвусмысленно постукивая могучим кулаком по ладони.
— Сбавьте обороты, мой юный друг:— печально усмехнулся Доцент. — Во-первых, среди присутствующих, как я вижу, все в той или иной степени получили по хребту. Во-вторых, в другие бараки так просто не попадёшь и не проверишь, а без этой возможности стопроцентной уверенности у нас не будет, только перегрызёмся без всякой пользы.
— Ну так предложи что-нибудь, умник, — фыркнул Браток, осторожно массируя кончиками пальцев жуткую припухлость. — А то я сам тут все разломаю вдребезги и пополам:
— Если получится. Пока что-то не получается. Это не в ваш адрес насмешка, а констатация факта:
— А не взять ли нам, господа, заложнич-ков? — раскрыл рот Эмиль, до сих пор молчавший. — Нож к горлу и далее по избитому сценарию. Научены средствами массовой информации. Если против нас не государство, есть смысл побрыкаться. Спецназа по нашу душу коменданту взять вроде бы и неоткуда:
— И кого брать? — задумчиво произнёс Синий. — Пидараса Вову или кого-то из мордоворотов? Вот если Мерзенбурга или Марго: Как вам, господа буржуи? Шанс это или пустышку тянем?
— Надо ещё, чтобы комендант или Марго оказались в пределах досягаемости, — сказал Эмиль. — Они и до этого осторожничали, а уж теперь: Но все равно, другого шанса я что-то не вижу.
— Как сказать, — загадочно произнёс Синий. — Успел я мельком присмотреться к проводу, который прихерачили к колючке. И шепчет моё сердце, что не было у них ни выдумки, ни особой возможности соорудить нечто по-настоящему безотказное. Это, судари, определённо фаза. Фаза у них подведена на колючку, и стоит подумать:
— Насчёт чего? — жадно спросил Вадим.
— Да так, первые намётки, — отмахнулся Синий. — Мысли по поводу, каракули на полях: Фаза на колючку: Идти провод может только от местного дизелька, где бы они взяли другой источник: Тьфу ты, черт, там же ещё и датчики, но это не так уж и принципиально, ежели пораскинуть мозгами:
— Я бы не спешил с действиями, — сказал Борман. — До сих пор они нас опережали. Нужно если не обыграть на пару ходов вперёд, то хотя бы уравновесить ситуацию. Вы не забыли, что нашего чиновного друга поволокли на допрос? Нужно подождать, когда вернётся. Что-то мы из его рассказов непременно узнаем, что-то сможем проанализировать, рассчитать: А вашего вероятного заказчика мы и в самом деле своими силами ни за что не вычислим, нечего и пытаться. Подождём? Не горит вроде бы. Зато вариант с заложниками я бы всерьёз отработал. И незамедлительно. Стоп! Это что?
Лежать Вадим не смог — только теперь стала ощущаться тупая боль в спине. Остальные, обнаружилось, тоже украшены кое-где синяками, морщатся при резких движениях, на Братка вообще жутко смотреть, опухоль достигла предела.
— Не лезь лапами, не лезь, — сказал ему Синий. — Растревожишь только.
— Ещё и зубы ломит, бля:
— Перетерпи.
— Бля буду, скулу сломал:
— Ничего подобного. У меня глаз намётанный, знаешь ли. Дней несколько походишь в уродском виде, а через недельку опухоль сойдёт:
— Если только в чьём-то распоряжении имеется пресловутая неделька:— бросил в пространство Василюк, постукивая себя дубинкой по ладони.
— Нет, ну это черт знает что, — громко заявил Борман. — В конце концов, здесь собрались люди, занимающие определённое положение и посты.
Василюк одним движением оказался рядом и, уперев конец дубинки повыше бровей Бормана, процедил:
— Как насчёт карцера, человек с положением? Говнецо ручками пособирать? Борман молчал, зло посапывая. Физиономия чернявого вдруг прямо-таки осветилась в приливе озарения, он покосился на Синего: коротко, зло, многозначительно. Тот напрягся.
На веранде загрохотали уверенные шаги, в дверь просунулся охранник:
— Вова, давай в темпе на инструктаж, комендант всех собирает:
Посторонился, пропуская Василюка, с широкой улыбкой записного весельчака воззрился на примолкших узников:
— Ну что, толстые? Звиздец нечаянно нагрянет, когда его совсем не ждёшь? Х— ха!
И удалился, нарочито погромыхивая сапогами, насвистывая нечто бравурное.
— Реформы:— протянул Синий. — В стиле эпохи:— Достал ножик и принялся кроить буханку. — Как бы там ни было, а поесть треба. Силы нам понадобятся, чует моё исстрадавшееся сердце:
— Банки вскрой, — попросил Красавчик.
— Не годится. Увидят вскрытые, догадаются, что их чем-то острьм как раз и взрезали:
— Да это уже несущественно, — пришло вдруг в голову Вадиму. — Этот пидер знает, что у тебя нож.
— И точно. Ситуация осложняется: Ладно, подай-ка сначала сосиски. В самом деле, моментально вспомнит, гнида: Орлы, у кого-нибудь есть идеи? Не знаю, как насчёт вас, но лично я этакое дерьмо на хохломском подносе в жизни не заказывал. Разве что в нашу тёплую компанию мазохист затесался: .
— Господи, да кто ж заказывал? — в сердцах сказал Визирь. — Подобные выкрутасы происходят исключительно в карцере и сугубо по желанию клиента. (Красавчик смущённо опустил глаза, хотя никто на него особо и не таращился.) А нынешняя фантасмагория задевает абсолютно всех. Или я преувеличиваю, господа?
— Да что уж там:
— Послушайте, — сказал Вадим. — Что, если это какой-то переворот? Я вполне серьёзно. Грянула, наконец-то, предсказанная антикапиталистическая революция? И обрадованный плебс ринулся мстить? Они же спят и видят, как бы нас раскулачить на старый манер: Что анпиловцы, что гайдаровцы, гайдаровцы даже сильнее — красным попросту хочется, чтобы вернулись прежние времена, а гайдаровцам ещё вдобавок невероятно обидно, что никто их советов не слушает и сладким пирогом не делится. Насмотрелся, учен. Последнюю сессию областной думы помните? Этот поганый доктор Айболит, что предлагал вздуть арендную плату за офисы втрое, как раз не красный, а местный главный гайдаровец:
— Рычков?
— Он, пидарасня очкастая:
— Ну это же несерьёзно, — протянул Визирь. — Слышал я о нем краем уха. Из медицины его как раз и турнули за то, что забыл салфетку в чьём-то животе. Куда такому податься? Только в думу.
— Господи, дело совершенно не в том! — огрызнулся Вадим. — Про салфетку я и сам знаю. И про триппер, которым он санитарку наградил. Не в том дело, Элизбар: Вдруг и правда переворот?
— Вечека, Вечека приласкала Колчака?
— Что тут необычного? Выплеснулось наконец:
— Не знаю, как насчёт переворота, но документики они всерьёз спалили, — вмешался Браток. — Без балды. Я свои корочки сразу опознал. У меня и водительское, и свидетельство на «мерсюк» были зашпандорены в золотые рамки. На водительское пошло двадцать грамм, а на регистрационное аж сорок два:
— И зачем тебе это понадобилось, дитё уродливой экономики? — грустно улыбнулся Доцент.
— Чтоб гаишники охреневали, — простодушно пояснил Браток. — Золотыми цепями и гайками нынче никого не удивишь.
— Сам придумал?
— А что я, полный чурбан? Ничего придумать не в состоянии? У меня и талон в золото заделан, только я его дома забыл: Мои корочки горели, зуб даю, а золотишко так и не содрали, видел же:
— Переворот? Ну, не знаю:— сказал .Доцент. — Лично мне эта версия кажется фантастикой дурного пошиба.
— В ваших учёных заведениях проблемы не ощущается, — огрызнулся Вадим.
— Ох: Признаюсь вам, Вадик, я уже давно не в научном учреждении, а самом что ни на есть коммерческом. Отсюда и денежки на предосудительные развлечения. И понимание тех самых проблем. Они стоят, вы правы. И довольно серьёзные. Но в вашу внезапную революцию я отчего-то не верю. Не потому, что так легче и не столь страшно, а в силу объективных причин. Не могу поверить в революцию, развернувшуюся таким вот образом. Все-таки не восемнадцатый век, когда в едином порыве кидались с вилами на барский двор и били по голове всех встречныхпоперечных. И даже не семнадцатый год. Кстати, в семнадцатом тотальный грабёж начался отнюдь не сразу после взятия Зимнего. Несколько месяцев царили полная неопределённость и анархия.
— А банки?
— Согласен, банки они заняли сразу. Но период некоторой неопределённости всетаки имел место. Масса народа успевала убраться подальше, набив саквояжи золотишком.
— Тогда не было ни компьютеров, ни спутниковых телефонов, — упёрся Вадим.
— По-моему, наличие компьютеров и сотовиков как раз вашу версию и опровергает. Потому что большая часть этих игрушек как раз и принадлежит возможным объектам раскулачивания. Ну, давайте посмотрим реальности в глаза. И анпиловцев, и гайдаровцев — горсточка. Маргиналы, шизофреники без всякого влияния и возможностей. «Цивилизованные» левые — народ, что ни говори, респектабельный. Как ни бьюсь, не могу представить товарища Зюганова, раскулачивающего под красным флагом товарища Семаго. Или нашего шантарского Мурчика, который раскулачивает сам себя: Вы, по-моему, с его фирмой вполне нормальные отношения поддерживаете?
Вадим молча кивнул.
— Вот видите. Единственный, кто в нынешних условиях может устроить маломальски масштабный, тотальный переворот — наша непредсказуемая власть. Вот от неё можно ждать чего угодно. Однако, голову даю на отсечение, в этом случае все обстояло бы совершенно иначе. Как — не знаю. Но что иначе — ничуть не сомневаюсь. Если подвергнуть все происшедшее логическому анализу, очень похоже, что мы имеем дело с самой что ни на есть кулуарной самодеятельностью. Дешёвый триллер категории «Б». Полное впечатление, будто нечто похожее мы уже сто раз видели по телевизору. Похоже?
— Очень:
— Вот видите. Давайте спросим профессионала, — он повернулся к мрачно сопевшему Борману. — Как бы вы действовали в случае приказа из центра на всеобщее и стремительное раскулачивание? Ну, не стесняйтесь, мы же не дети: Помолчав, Борман сообщил:
— Вообще-то: Арестовал бы счета, занял коммерческие банки, офисы, выгреб бы документацию. Разумеется, доставив хозяев в офисы, чтобы быстренько показывали, где что лежит, и как открываются сейфы:
— Вот то-то! — воскликнул Синий. — То-то! Я, правда, не местный, но эти волки везде одинаковы: Нет никакой революции, а есть очередные ментовские штучки. Была деноминация, а теперь — декапитализация.
— Глупости! — взвился Борман. — С профессиональной точки зрения, держать вас всех здесь абсолютно бессмысленно.
— Может, ты хочешь, чтобы мы дозрели, как груша на веточке, — усмехнулся Синий. — Знаю я ваши прессовочки:
— А это? — Борман сгоряча схватился рукой за свой синяк во весь лоб, начавший уже желтеть.
— А это — ради пущего правдоподобия. В целях пущего служебного рвения.
Скорее медальку повесят — личное участие, проявленное при этом, членовредительство ради идеалов:
— Шиз, — бросил Борман.
— Знаю я ментовский почерк:
Борман плюнул и пересел от него подальше.
— Извините, что-то тут не вытанцовывается, — сказал Доцент. — Опять-таки дешёвым детективом отдаёт. Можно было заслать наседок и помельче калибром. Наш друг, — он кивнул на Бормана, — не менее чем полковник, я отчего-то полагаю:
— Да ну, — вклинился Браток. — Тоже мне, кроссворд. Никакой он не полкаш, а генерал-майор. Знаю я его вприглядку. Раньше не говорил, не моё дело, мало ли как ему развлекаться охота:
— Не врёт? — поинтересовался Доцент.
— Не врёт, — сумрачно согласился Борман. — Вообще, если хотите знать, моя сфера — криминальная милиция. Вы все, о чем сами прекрасно знаете, по другим департаментам проходите.
— Точно, — сказал Браток. — Криминалка. Леху Пузыря чуть не посадил, мудак, за полную ерунду — подумаешь, в кабаке по люстрам стрелял. Едва выкупили:— он поспешно умолк.
— Ну-ка, ну-ка! — оживился Борман. — А через кого выкупали?
— Так я тебе и доложился, — огрызнулся Браток.
— Выберемся отсюда — я с тобой пообщаюсь:
— Иди, — буркнул Браток. — У меня справка. Паранойдальный бред с кратковременным выпадением сознания.
— Ишь, заучил:
—А то!
— Хватит, — поморщился Доцент. — Тут есть ещё один, и весьма даже прелюбопытнейший аспект: Почему мы все так легко и в считанные минуты подчинились? Моментально:
— А ты сам-то сопротивлялся? — въедливо бросил Браток. — Что-то я не заметил. Скакал на плац, что антилопа:
— Не спорю, — согласился Доцент. — Вот я и спрашиваю — почему? Люди здесь собрались в большинстве своём респектабельные, из тех, у кого, вульгарно выражаясь, все схвачено и за все заплачено. В родном Шантарске никто из нас не потерпел бы и сотой доли подобного хамства: Отчего же вдруг?
Долго стояло напряжённое молчание. Наконец Визирь пожал плечами:
— Потому что, мне так представляется, подсознательно все ждут от нынешней жизни каких-то поганых сюрпризов. Все мы ходим словно бы по тонкому льду и каждую минуту боимся рухнуть под лёд — а подо льдом ещё и акулы плавают:
— Я бы примерно так и сформулировал, — поддержал Вадим. — Живём, как на вулкане. Не ощущается уверенности в окружающем. На чем бы ни ездили и сколько бы баксов ни имели в кошельке на мелкие расходы. Давайте честно: эскулапы сейчас делают лихие деньги как раз на нашем брате. Психиатры, психоаналитики, сексопатологи. Даже в прессу прорвалось кое-что:
— Резонно, — сказал Доцент. — Значит, у всех без исключения как-то сразу возникло ощущение, что все всерьёз: Верно? Вот видите: Боюсь, так и обстоит. Чтото пошло вразнос. Знать бы ещё, что? Давайте пока отбросим версию насчёт революции и прочих раскулачивании. Люди собрались серьёзные, кто-то что-то обязательно бы прослышал: Задолго до. Достаточно, чтобы встревожиться. Шила в мешке не утаишь. Кто-нибудь из здесь присутствующих пострадал от прежних денежных реформ и прочих якобы внезапных новшеств? Нет пострадавших? Как бы ни держали в секрете власти свои сюрпризы, через столицу всегда утекает информация — к тем, кто толк понимает: Милицейская версия меня тоже не устраивает. Считайте, что это интуиция: Не устраивает, и все.
— Они сожгли моё удостоверение, — мрачнейшим тоном сообщил Борман. — Я его издали узнал. — Покосился на Синего. — И плевать мне, веришь ты там или нет:
— Ну, а у вас самого подходящая версия есть? — спросил Визирь. — Легко сокрушать чужие:
— Есть, знаете ли. Постараюсь изложить. Все происходящее — не более чем примитивный заказ. Мы не знаем всех, кто сейчас в лагере. Большая часть здесь шантарцы, но и мы друг друга далеко не все знали: Словом, иногородних хватает. Вроде бы есть парочка столичных штучек.
— Есть, — поддержал Вадим. — Мне: говорили.
— Пойдём дальше: До сих пор, насколько нам известно, все «особые заказы» исполнялись для конкретной персоны и при этом касались только лично её. Все остальные участники спектакля были нанятыми актёрами, персоналом. Об исключениях мы до сих пор не слышали. Это ещё не означает, что исключения невозможны вовсе.
— Ага:— протянул Синий с видом полного понимания. — Чудит кто-то из своих? Это вам в голову пришло?
— Вот именно. Вполне возможно, что сейчас в котором-то бараке некая конкретная персона похихикивает в кулак. Персона, которая как раз и заказала утренний поганый спектакль. Ради, вульгарно выражаясь, великого кайфа. Собственно, ничего особо жуткого не произошло. Всем испортили настроение, заставили не на шутку переволноваться, уничтожили документы кое у кого — все это весьма неприятно, однако особенного членовредительства так и не произошло. Браток издал самое натуральное рычание.
— Конечно, с вашей точки зрения выглядит это непригляднейше, — кивнул Доцент. — Но если рассматривать явление в целом — ничего особо страшного, повторяю, не произошло. Синяки, ушибы и тому подобные мелочи. По большому счёту — мелочи. Давайте смотреть правде в глаза. Неужели не найдётся субъекта, который сумел бы выдумать именно такой сценарий? Наплевавши с высокой колокольни на эмоции остальных? Знает кто-нибудь, что в своё время вытворяли Сергей Суховцев с Мишей Ярополовым? «Синильга», «заимка Прохора Громова»?
— Ну как же, — сказал Визирь. — Вот только: Во-первых, Сергей не трогал своих. Во-вторых, и его, и Ярополова в конце концов прикончили, и до сих пор неизвестно, кто. Подобные печальные прецеденты многому могут научить, заставят поумерить фантазию:
— А как быть с тем, кто о печальных прецедентах не слыхивал вовсе? Вернёмся к моей версии: Повторяю, неужели не найдётся индивидуума, способного придумать и заказать именно такое ублюдочное развлечение? И скажите-ка вы мне, господа вольные предприниматели, — неужели исполнителей моральные соображения остановят? Моральные соображения находятся в прямой и непосредственной связи с толщиной пачки зелёненьких:
— А это, знаете ли, убедительно:— промолвил Борман.
— Как для кого, — сказал Визирь. — Если этот ваш гипотетический заказчик не полнейший шизофреник, должен кое-что соображать. И принимать во внимание. Здесь собрались не шестёрки. Многие из нас в Шантарске располагают оч-чень хорошими возможностями. Не могу решать за всех, но сам говорю спокойно, как горячий кавказский человек: дайте мне только отсюда выбраться, и все местное отделение «Экзотик-тура» будет неделю стоять на коленках под моими окнами, пока я придумаю, что с ними делать.
— Р-раком ставить козлов и стебать под музыку, — поддержал Браток.
— Примерно так, — кивнул Визирь. — В любом бизнесе есть некие границы. Что, они не понимают? Не понимают, что после таких штучек — конченые люди? Не могу себе представить вознаграждения, которое компенсирует все будущие неприятности. Шизофреником надо быть:
Доцент мягко перебил:
— Между прочим, Серёжа Суховцев, положа руку на сердце, был полным и законченным шизофреником. И прежде чем его убрали неизвестные, успел наворотить дел:
— Многовато что-то шизофреников для Шантарска.
— Отчего же? Наоборот, удивительно мало:
— Много шизов или мало, а нужно что-то придумывать, — сказал Синий.-
Честно говорю, я этой Машке скоро в глотку вцеплюсь, если так будет продолжаться:
— Тут многим следовало бы в глотку вцепиться, — зло бросил Вадим. — Поди вцепись:
— Может, попробуем вычислить? — оживился Браток. — Посмотрим, у кого синяков нету?
Он завертел головой, недвусмысленно постукивая могучим кулаком по ладони.
— Сбавьте обороты, мой юный друг:— печально усмехнулся Доцент. — Во-первых, среди присутствующих, как я вижу, все в той или иной степени получили по хребту. Во-вторых, в другие бараки так просто не попадёшь и не проверишь, а без этой возможности стопроцентной уверенности у нас не будет, только перегрызёмся без всякой пользы.
— Ну так предложи что-нибудь, умник, — фыркнул Браток, осторожно массируя кончиками пальцев жуткую припухлость. — А то я сам тут все разломаю вдребезги и пополам:
— Если получится. Пока что-то не получается. Это не в ваш адрес насмешка, а констатация факта:
— А не взять ли нам, господа, заложнич-ков? — раскрыл рот Эмиль, до сих пор молчавший. — Нож к горлу и далее по избитому сценарию. Научены средствами массовой информации. Если против нас не государство, есть смысл побрыкаться. Спецназа по нашу душу коменданту взять вроде бы и неоткуда:
— И кого брать? — задумчиво произнёс Синий. — Пидараса Вову или кого-то из мордоворотов? Вот если Мерзенбурга или Марго: Как вам, господа буржуи? Шанс это или пустышку тянем?
— Надо ещё, чтобы комендант или Марго оказались в пределах досягаемости, — сказал Эмиль. — Они и до этого осторожничали, а уж теперь: Но все равно, другого шанса я что-то не вижу.
— Как сказать, — загадочно произнёс Синий. — Успел я мельком присмотреться к проводу, который прихерачили к колючке. И шепчет моё сердце, что не было у них ни выдумки, ни особой возможности соорудить нечто по-настоящему безотказное. Это, судари, определённо фаза. Фаза у них подведена на колючку, и стоит подумать:
— Насчёт чего? — жадно спросил Вадим.
— Да так, первые намётки, — отмахнулся Синий. — Мысли по поводу, каракули на полях: Фаза на колючку: Идти провод может только от местного дизелька, где бы они взяли другой источник: Тьфу ты, черт, там же ещё и датчики, но это не так уж и принципиально, ежели пораскинуть мозгами:
— Я бы не спешил с действиями, — сказал Борман. — До сих пор они нас опережали. Нужно если не обыграть на пару ходов вперёд, то хотя бы уравновесить ситуацию. Вы не забыли, что нашего чиновного друга поволокли на допрос? Нужно подождать, когда вернётся. Что-то мы из его рассказов непременно узнаем, что-то сможем проанализировать, рассчитать: А вашего вероятного заказчика мы и в самом деле своими силами ни за что не вычислим, нечего и пытаться. Подождём? Не горит вроде бы. Зато вариант с заложниками я бы всерьёз отработал. И незамедлительно. Стоп! Это что?