Страница:
– И как же он бредил?
– Все просил увезти его отсюда, убежать хотел. Я спрашиваю, как ему удалось ногу сломать, а его аж перекосило всего. Змея, говорит, хвостом обвила и об землю ударила. И плачет. Никогда, говорит, больше сюда на выстрел не подойду. Все повторял: «Плохое место, плохое!». И еще сказал под конец: «На скорой помощи уезжаю, нельзя рыть яму другому». Ну, натурально помешался. Я тебе как невропатолог говорю, чтобы так довести человека, одного перелома лодыжки мало. На реактивный психоз похоже, только странный какой-то, неестественный.
– А Вероника что?
– А что Вероника? Ничего. Смотрела так недовольно, губки поджимала. Но денег на скорую дала, его в город повезли, она и с больницей договорилась.
– Так она что, дома? – удивился Илья.
– Давно. Это часа в три было, а сейчас уже восемь.
Илья присвистнул и пошел ополоснуться под душем – они еще в прошлом году поставили на улице кабинку. Зимой приходилось ходить в баню. Общественная баня была километрах в пяти от долины, поэтому они договорились с одним местным дедком, жившим неподалеку. Требовалось самим привезти дрова, самим наносить воды, самим стопить, а потом посидеть с дедом и побазарить. Зато денег он с них за это не брал, и разрешал мыться хоть каждый день. Душ же был собран по последнему слову техники – бочка с подогревом и насос.
Идти в гости к Веронике следовало в приличном виде, она и так считала Илью неотесанным работягой. По такому случаю, Илья побрился и аккуратно причесал мокрые волосы, надел светлую рубашку и очистил кроссовки от опилок – новых летних ботинок он не купил, а старые совсем развалились.
– Ты что, в город? – спросил Мишка, глядя на эти приготовления. Едва он отходил от запоя, так начинал читать книжки, причем тем же самым запоем – за день успевал прочитать не меньше двух, а то и трех. Вот и сейчас отрывался от чтения только из вежливости.
– Не, так пройдусь.
– Ну, давай. Мне, может, в столовой лечь?
– Не надо, спи как человек.
– Смотри. В случае чего, буди, – Мишка зевнул и уткнулся в книгу.
Илья глянул в автомобильное зеркальце, повешенное над умывальником, и остался доволен собой – выглядел он всяко лучше, чем спросонья в трусах.
Солнце клонилось к закату, до белых ночей оставалось меньше двух недель. К вечеру запах черемухи стал особенно душным и пьянящим. И вот в такой чудесный прохладный вечер, вместо того, чтобы пойти погулять по поселку, и, может, познакомится с какой-нибудь веселой девчонкой, он идет туда, где ему не светит ничего кроме безобразного скандала?
Весь остаток дня, пока Илья работал на срубе, он подбирал правильные слова, с которых начнет разговор. И мучительно размышлял, как сможет заставить ее слушать, и что скажет, чтобы убедить ее в своей правоте. А теперь все его придумки показались ему полной ерундой. Оставалось положиться на авось и надеяться на то, что правильные слова найдутся сами собой.
К его удивлению, калитка у задних ворот была не закрыта. Интересно, собак уже выпустили из вольера на ночь? Встреча с ними в планы Ильи не входила. Но, судя по тому, что на участке стояла тишина, собаки его не услышали.
Он прошел по подъездной дорожке к дому и открыл незапертую дверь. Ну надо же! Приходи, кто хочешь – бери, что хочешь! Если в доме живут две женщины, это очень неосторожно. И собаки не помогут, молодые еще.
Илья подошел к дверям в гостиную и вежливо постучал, не вполне уверенный в том, что в гостиной кто-то есть. Ему никто не ответил, и он приоткрыл дверь. И тут же увидел, что Вероника сидит в кресле перед телевизором и просто не слышит ни стука, ни его шагов. Он стукнул в приоткрытую дверь еще раз и громче, но она не оглянулась. Если бы он был вором, то совершенно спокойно прошел бы по лестнице наверх абсолютно незамеченным. Чтобы привлечь ее внимание, пришлось кашлянуть. Только тогда она в испуге оглянулась и вскочила на ноги:
– Что вы здесь делаете, как вы сюда вошли?
– Здравствуйте, – вежливо кивнул Илья.
Она щелкнула кнопкой на пульте, и телевизор замолчал.
– Как вы сюда попали? – повторила она, игнорируя приветствие и выходя на середину комнаты.
– Просто зашел, – Илья пожал плечами. Наверное, надо было позвонить в звонок у калитки, а то неловко получилось.
– Как это вы просто зашли? Я же выпустила собак!
– Собак я не встретил, к счастью, – тихо ответил Илья.
Ее испуг и удивление быстро улетучивались, и лицо становилось все более и более гневным: губы сжались, нос затрепетал, а глаза закаменели.
– Да как вы вообще посмели сюда явиться? После того, что вы сегодня сделали? Как вам вообще в голову пришло сунуться не в свое дело? Вы сорвали нам продажу участка, и я не понимаю, из каких таких соображений вы это сделали!
– Погодите, я вам все объясню… – попробовал вклиниться в ее шумный монолог Илья, но не преуспел.
– Ваше дело – рубить дома и не лезть в то, что вас не касается! И не думайте, это так просто не сойдет вам с рук! Честное слово, мне иногда кажется, что вы ненормальный! Зачем, объясните мне, вам это понадобилось? Чего вы хотите добиться?
– Я же и пришел, чтобы все объяснить…
Илья вдруг заметил что-то нехорошее, витающее в воздухе огромной гостиной. Предчувствие, терзавшее его весь день с самого утра, обострилось неимоверно. Что-то должно было случиться.
– Я не желаю слушать никаких объяснений! Эта ваша выходка – просто бред сумасшедшего, не иначе! Вы хотя бы представляете, что это был за покупатель? Да если бы не вы, участки были бы проданы через пару недель, если бы он согласился здесь поселиться!
– Здесь нельзя селиться, – угрюмо сообщил Илья, но услышан не был.
– Вы нарочно довели его жену до истерики, чтобы она уж точно не захотела здесь больше появляться! Мало нам слухов, которые ходят о «Долине» в городе? Мало нам упавшей балки, по вашей же, между прочим, вине? И если до вашей выходки я не искала виноватых, то сейчас начинаю сомневаться в том, а не подстроили ли вы это нарочно? Я не знаю, чего вы хотите, но если в вашу больную голову пришла мысль о том, что следует всеми силами препятствовать продаже участков, лучшего способа, чем убить кого-нибудь потолочной балкой и придумать трудно!
– Не надо так, – Илья стиснул зубы и решил не реагировать на ее колкости, откровенные оскорбления и мрачные обвинения, – я не мог такого сделать, вы же понимаете.
– Да? Почему я должна понимать? Пока что все ваши действия говорят об обратном! Как вы вообще посмели подойти к покупателям и начать с ними говорить? Вы что, плохо представляете, где ваше место? Так я вам объясню!
Илья очень хотел ответить, что это она, в силу дурного воспитания, не понимает, где его место, и что без срубленного им дома этот клиент все равно ничего бы у них не купил. Но он снова сдержался и сказал примирительно:
– Они сами подошли, я просто там работал.
– Вот и работали бы, и в разговоры не ввязывались! Какое ваше дело, поселятся они здесь или нет? Вам бы только лучше было – вы бы еще как минимум на год были работой обеспечены!
– Я всегда работой обеспечен, – не удержался Илья.
– Да теперь-то конечно! Перебивать клиентов – очень благородно с вашей стороны! Надеетесь больше заработать? Ваш поступок настолько гадок, что я не нахожу слов, чтобы его описать!
Илья нервно огляделся – что-то не так, что-то произойдет, и произойдет прямо сейчас. Знать бы заранее! Ну не может же рухнуть еще одна балка? Это было бы слишком.
– Послушайте, я должен вам объяснить. Это и вправду нехорошее место, разве вы не чувствуете? Здесь людям грозит смертельная опасность. Вы можете сколько угодно обвинять меня в смерти кота, но я уверяю вас, я совершенно ни причем. Это Долина, она…
– Вы городите чушь! – Вероника оборвала его довольно грубо, – вы что, малограмотная старуха или экзальтированная женщина, чтобы на полном серьезе верить в этот бред? Ладно, я попробую предположить, ваше больное воображение позволяет вам в это поверить, но как вы смеете на этом основании давать советы нашим покупателям? Если вы больной – то лечитесь! А если не желаете лечиться, честное слово, у нас найдутся способы с вами справиться! Я еще не знаю, что предпримет мой муж, но, будьте уверены, у вас будут крупные неприятности. Вам очень повезло, что сейчас не девяностые годы, тогда бы вы и в живых не остались!
Вот сейчас. Ни секундой позже. Илья чувствовал, как воздух вибрирует от напряжения – это Долина, она не умеет сердиться, она не знает чувства гнева – безмозглая сила, как змея, живет безусловными рефлексами, она только отвечает ударом на удар, и ничего при этом не чувствует…
Вероника вдруг замолчала, как будто тоже заметила это напряжение. А может, она просто хотела перевести дух? Но тогда зачем она огляделась по сторонам? В наступившей тишине жутко щелкнул звук разрывающейся струны, а потом еще один, и еще. Илья вскинул голову и понял, что сейчас произойдет. Он стоял у двери, до Вероники от него было не меньше пяти шагов. Даже если он успеет что-нибудь крикнуть, она не станет быстро и безоговорочно ему повиноваться, она двадцать раз подумает, прежде чем примет решение. В тот миг, когда раздался еще один громкий – и последний – щелчок, он кинулся в ее сторону и с разбегу вытолкнул ее с центра гостиной, но не рассчитал сил, и они оба повалились на ковер возле камина. И одновременно с этим, со страшным грохотом и лязгом, на середину комнаты упала массивная бронзовая люстра: стекла хлынули во все стороны, как брызги, по дому пробежала судорожная дрожь и наступила полная тишина.
Илья еще пару секунд дышал Веронике в лицо, не вполне уверенный, что все закончилось благополучно, а потом медленно выпустил ее из рук и сел на ковре, переводя дух. Она не сразу пришла в себя и, похоже, пока не поняла, что же случилось, только машинально подтянула к себе ноги.
– Что это? – она тупо уставилась на люстру, лежащую на полу – постепенно до нее начал доходить смысл произошедшего.
Илья прикинул, сколько может весить эта средневековая поделка и с какой силой она впечаталась в паркет, и присвистнул. Похоже, ему суждено было увидеть, как от Вероники останется мокрое место.
В эту секунду лицо ее побелело, и из глаз градом побежали беззвучные слезы. Илья с облегчением подумал, что перед ним нормальная женщина, а не уверенный в себе монстр, единственная эмоция которого – гнев, смешанный с раздражением. Он никогда точно не знал, что нужно делать в случае, если женщины плачут, и каждый раз смотрел по обстоятельствам. Вот и теперь, какой бы неприступной и холодной не казалась ему Вероника, он нисколько не побоялся обнять ее за плечи и прижать ее лицо к своей груди.
И тогда она заплакала по-человечески, со всхлипами и бессвязными словами, вцепилась в его шею и прижалась к нему дрожащим телом.
– Ну, ну. Все же хорошо. Ничего страшного не случилось… – зашептал ей Илья, – ничего не бойся.
– Ой, мамочка, – расслышал он.
– Здесь нельзя жить, – Илья погладил ее по волосам, – это Долина, она не позволит никому тут жить. Менеджер вот ногу сломал. Люстра упала.
– Мне страшно, мне так здесь страшно! – сквозь рыдания, выдавила Вероника.
Ее тело на ощупь оказалось совершенно не таким, как он себе представлял. Он не сомневался, что она должна быть холодной, но пальцы, впившиеся в его шею, на самом деле были удивительно теплыми, как и нос, уткнувшийся ему подмышку. Он думал, она жесткая, почти железная, а выяснилось, что она упругая, как латексная игрушка. От ее волос исходил терпкий, экзотический запах каких-то цветов, и Илья, поглаживая их, легко дотронулся до них губами.
– Тебе надо уехать отсюда, – сказал он тихо, в ее розовое, прозрачное ухо, – сюда нельзя привозить детей.
– Тебе можно, а мне – нельзя? – она снова зашлась плачем.
– Мне можно, но это так случайно получилось… Ты чувствуешь, как она на тебя смотрит? Она плохо смотрит.
Близость ее тела слегка опьянила его, он не столько думал о Долине, сколько о красивых ногах Вероники, обтянутых спортивными брючками до колен. Очень красивые были ноги – длинные, стройные, но не масластые, а округлые – как у фигуристки.
– Не знаю, мне здесь не нравится, здесь всё, всё против меня! Даже мои собаки!
– Ну, собаки вырастут и поумнеют. А Долина никуда не денется. Это… ну, считай, геопатогенная зона. В таких местах нельзя жить.
– Я не могу, не могу отсюда уехать! Если мы не продадим участки, мы останемся нищими!
– Если ты не уедешь, она убьет тебя. Лучше быть нищей, но живой, чем мертвой и богатой.
Напрасно он это сказал, она еще сильней залилась слезами, а его рубашка и так промокла насквозь.
– Зачем, зачем я все это затеяла! Ну почему мне так не повезло!
– Такое бывает, – он снова коснулся ее волос губами, – это место притягивает, потому что… это место силы. Но жить здесь нельзя, это неправильно, понимаешь?
– Нет! Я не понимаю! Я не хочу понимать! – она оторвала заплаканное лицо от его рубашки и посмотрела ему в глаза. На лице у нее была нежная, совершенно прозрачная кожа, сквозь которую проступили розовые пятна. Острый нос покраснел и чуть-чуть опух, глаза, полные слез, просвечивали изнутри, как драгоценные зеленые камни, губы, до этого хорошо очерченные и сжатые, чувственно приоткрылись и округлились.
– Ты очень красивая, когда плачешь. Гораздо красивей, чем когда сердишься… – Илья положил ее голову обратно себе на грудь.
– Это неправда, – всхлипнула она, – так не может быть.
– Может-может, – усмехнулся он, поглаживая ее по спине.
– Ну почему, почему, почему она упала! Она не могла упасть, когда я смотрела телевизор? Когда ездила в магазин? Почему именно сейчас!
– Она хотела тебя убить, – мрачно сообщил Илья.
– Да такого не бывает! Это же все глупости! Ерунда!
Он пожал плечами. Наверное, это и вправду глупости. Ни один здравомыслящий человек не должен в это верить.
– Конечно. Только это факт. Сегодня этот мальчишка-менеджер пообещал, что меня увезут отсюда на «скорой».
– Ну и что? – всхлипнула она.
– И ничего, – Илья снова пожал плечами, и вспомнил, что она сказала за секунду до того, как упала люстра.
– Так это ты сломал ему ногу? – спросила она совершенно беззлобно.
– Нет, конечно. Я не ломаю мальчишкам ног, даже если они мне хамят и угрожают.
– Кто ты вообще такой? Что тебе за дело до всего этого? – Вероника спрашивала из любопытства, а не задавала риторического вопроса, как обычно.
Илья заметил, что она почти не плачет, и усадил рядом собой поудобней, продолжая одной рукой прижимать к себе. Она положила голову ему на плечо, все еще дрожа и сжимаясь в комок. Он взял ее за руку, легко поглаживая ее длинные красивые пальцы с короткими безупречной формы ногтями.
– Я? Я – плотник. Я здесь живу.
– Не слишком ли ты умный для плотника?
– Я закончил Военмех. Только инженеры сейчас никому не нужны. А заниматься бизнесом я не хочу.
– Почему? Неужели тебе не хочется быть богатым и успешным?
– Ну, во-первых, совершенно не хочется. А во-вторых, у меня к этому нет способностей. Не всем же быть бизнесменами, кто-то и работать должен.
– А ты считаешь, что бизнесмены не работают? – ему почудилось, что она усмехается.
– Видишь ли, они ничего не создают, в отличие от меня. То, что делаю я, можно потрогать руками. Между прочим, у меня есть спичечная модель твоего дома. Точная копия, только маленькая. Хочешь?
– Хочу.
– Я принесу. Я делаю модели всех домов, которые рублю.
– Зачем?
– Ну… просто. Это же здорово, иметь модель своего дома.
Она пожала плечами, но ничего не ответила. Не поняла.
– Я скоро возненавижу этот дом! – наконец прошипела она, – разве в нем можно находиться?
– Дом можно разобрать и перевезти в другое место. Если хочешь, я сам его разберу и соберу потом?
– Не надо. Я никуда отсюда не собираюсь уезжать! – в ее голосе появились властные и требовательные нотки. Похоже, она постепенно приходила в себя. Удивительная женщина. Другая бы еще три дня лежала в постели с мокрым полотенцем на голове.
– Ты мне не веришь? Неужели тебе мало доказательств?
– Доказательств чего? – ее голос совсем окреп, и сжиматься в комок она перестала.
– Что Долина хочет убить тебя.
Вероника вздрогнула и непроизвольно сжала его руку.
– Да? А может быть, это вовсе не долина? Кто рубил этот проклятый дом?
– Ну, люстры я не вешал, можешь быть уверена, – усмехнулся Илья.
– Почему вообще она упала? Может быть, под ней опять подгнила балка?
– Нет. У нее порвался трос. Я даже вижу его лопнувший конец, посмотри, – Илья указал пальцем на люстру.
Веронику передернуло несколько раз, и она опять тесно прислонилась к его плечу так, что его рука оказалась лежащей на ее груди. Он вздрогнул, настолько это оказалось волнующим – нет, она не монстр, она темпераментная, чувственная женщина, и удивительно красивая при этом. Ее тело живет отдельно от ее принципов, оно не может не видеть в нем мужчину.
Люстра, лежащая посреди комнаты, выглядела гораздо внушительней, чем под потолком. Вокруг блестели острые мелкие осколки лампочек. Вероника как будто опомнилась и слегка отстранилась.
– В это невозможно поверить! Неужели все сговорились, чтобы только мне не жилось здесь спокойно?
– Ну, не совсем так. Никто, конечно, не сговаривался. И трос этот должен выдерживать вес раза в четыре больший, чем эта люстра.
– Почему же он тогда порвался? Может быть, его кто-нибудь подпилил? – она немного отодвинулась от Ильи и посмотрела ему в лицо.
– Интересно, кто? А главное – когда? – фыркнул он.
– Да когда угодно! – Вероника небрежно повела плечом, сбрасывая его руку и начала подниматься с ковра на ноги, – вы же зашли сюда совершенно спокойно. Если бы я была в кабинете, могли бы сделать здесь все, что захотите.
– Я не заходил сюда. И зачем мне это нужно?
– А я не знаю, зачем вам это нужно! И зачем вам нужно было пугать бедную женщину, и отговаривать ее мужа от покупки участка, я тоже не понимаю!
Теперь она стояла над ним, уперев руки в боки, и лицо ее постепенно теряло очарование испуга и беспомощности, а Илья продолжал сидеть на полу, глядя на нее снизу вверх.
– Я же говорю, здесь нельзя жить.
– А вам-то что за дело, смогут они тут жить или нет? Вы что, альтруист? Вам чужая жизнь важнее собственной?
– Нет, наверное… Просто, нельзя же… Они же не знают, что им здесь угрожает…
– Они бы разобрались сами, без вас! И я не очень-то верю, что у вас нет никаких мотивов для такого поведения. Вы пришли сюда именно тогда, когда свалилась эта злосчастная люстра, как будто знали, что она должна упасть!
– Я не знал. Я просто чувствовал, как что-то должно случиться.
– Значит, чувствовали?
– Даже если предположить, что это я подпилил трос, то как я мог рассчитать время, когда он не выдержит? – Илья подумал, что надо бы встать, но никак не мог выбрать подходящего для этого момента.
– А я не знаю, как! Вы же инженер по образованию, кто вас знает, можно это рассчитать или нет!
– Да поверьте, я не стал бы этого делать! – Илья попытался не повышать голоса. Если он сейчас встанет, то она примет это, как новый вызов.
– Значит, рассчитать все-таки можно?
– Нельзя, это нереально.
– Да я не верю ни одному вашему слову! Вы ненормальный, совершенно ненормальный! Я не знаю, что происходит в вашей больной голове, и знать не хочу! И что вы расселись здесь? Что вы здесь делаете?
Илья рывком поднялся на ноги. Нет, всему есть предел, и его терпению тоже.
– Вас кто-нибудь сюда звал? Зачем вы вообще приходили? – продолжала Вероника, пока он шел через гостиную к выходу.
Он обернулся в дверях:
– Считайте, что я приходил не дать люстре упасть вам на голову.
– И если вы еще хоть раз подойдете к кому-нибудь из покупателей…
Илья хлопнул дверью и не услышал, что ему за это будет.
Едва дверь за плотником захлопнулась, Ника бегом бросилась в свою спальню, упала на кровать и расплакалась снова. Как она будет жить здесь после этого? Мало было раздавленного кота, мало изматывающих ночных кошмаров и нехороших предчувствий друзей и знакомых? Если в городе кто-нибудь узнает о падении люстры, Алексей точно не продаст ни одного участка. Их и так никто не хочет покупать! Да еще этот наглый плотник суется со своими дурацкими советами!
Она тоже хороша! Вместо того, чтобы сразу выставить его вон, начала вести с ним какие-то разговоры. Да после того, что он устроил той ночью под ее окном, не стоило даже смотреть в его сторону! А она позволила себе расплакаться у него на плече, и вела себя… как… как…
Ладно, она вела себя, как нормальная женщина, которой позволительна некоторая слабость. Тем более после пережитого стресса. Но он-то воспользовался этой ее слабостью, трогал ее руками и обращался к ней на «ты»! Неужели он думает, что Ника способна обратить внимание на плотника? Да пусть бы он даже закончил Гарвард, это совершенно не меняет его социального статуса!
Ее плечи до сих пор помнили прикосновения его рук, и от этого хотелось плакать еще сильней, потому что Ника прекрасно понимала: ей было хорошо в его руках. Уютно и безопасно. И когда он пришел, причесанный (наконец-то!) и прилично одетый, она, несмотря на душивший ее гнев, не могла не обратить внимания на то, что у него очень привлекательное лицо, если не сказать яркое. Наверняка, он никогда не знал отказа у женского пола и привык к легкой добыче. Только Ника не оценивала мужчин по их внешности, ее больше интересовали деловая хватка и умение обеспечить своей семье комфорт и безбедное существование. И Алексей, как никто другой, полностью соответствовал ее представлениям о настоящем мужчине. Не говоря уже о том, что он был на полголовы выше этого жалкого плотника и в полтора раза шире его в плечах.
Ну вот, она дошла до того, что начинает сравнивать его с Алексеем!
А зачем он, интересно, приходил? Неужели, только за тем, чтобы рассказать ей о том, что это нехорошее место? Как-то это… не по-мужски. Когда об этом твердят Люська или Надежда Васильевна, их можно понять. Суеверия – типично женская область, а мужики, если и верят во нечто подобное, держат свои сомнения при себе. Этот же на полном серьезе пытался ее напугать. А может… Может, за этим не стоит никакой мистики? Может, кто-то нарочно распускает о долине слухи, чтобы помешать Алексею продать участки и провалить проект? Тогда и балка, и люстра упали неслучайно. И плотник неслучайно пытается ее напугать, ему бесспорно кто-то заплатил за это. И его разговоры с покупателями замечательно объясняются такой версией. Прикинулся суеверным придурком, вроде и обвинить его не в чем. Наверняка, это он сломал мальчишке ногу и напугал его до полусмерти. Надо рассказать об этом Алексею. Об этом, и о том, что люстра упала.
Слезы высохли сами собой – если у происходящего есть рациональное объяснение, то надо не распускать нюни, а действовать.
А ее кошмары – это всего лишь нервное расстройство. И кто-то дорого заплатит за стрессы, которые ей пришлось пережить!
После разговора с Алексеем ей стало значительно легче и спокойней. Он займется этим сам, выяснит все об этом плотнике, и, скорей всего, постарается убрать его отсюда, если не сможет доказать его причастности к происходящему.
Жаль, что Надежда Васильевна сегодня поехала в город, до завтра некому будет подмести стекла, рассыпанные по всей гостиной.
Ника приняла душ, вышла из ванной и села перед зеркалом, чтобы привести в порядок лицо. Как ее угораздило родиться рыжей? Если бы кто-нибудь мог себе представить, сколько с этим проблем! Покрасить волосы нетрудно, но попробуй сделать так, чтобы они не вились мелким бесом и не торчали в разные стороны. А кожа? Розовая, прозрачная, и ко всему прочему, стоит солнцу коснуться ее лица, на нем сразу проступают эти отвратительные веснушки, крупные и заметные издалека. Как же хорошо живется шатенкам, они и понятия не имеют, насколько тяжело некоторым следить за собой.
Ника выдавила из флакона немного крема и поднесла пальцы к лицу, как вдруг ее рука замерла на полпути: в зеркале, за ее спиной стоял ее недавний ночной кошмар – чудовище с огромной кабаньей головой.
Нет, это не может быть сном! Она еще не ложилась спать!
Ника вскочила со стула и оглянулась. Разумеется, сзади никого не было. Она снова посмотрела в зеркало – и там чудовища тоже не наблюдалось.
До чего же расшатаны нервы! Вот уже и наяву ей мерещатся всякие пакости. Она спокойно закончила наносить маску, и, собираясь лечь в постель, погасила в комнате свет. Но, проходя мимо балконной двери, услышала стук в стекло. Может быть, оттого, что в комнате было темно, а может оттого, что стук прозвучал настолько неожиданно, Ника дернулась и замерла, не решившись взглянуть в сторону балкона. Вообще-то она не боялась темноты. Даже в детстве. Почему же сейчас страх стиснул ее горло холодной рукой, ноги налились тяжестью и дрогнули колени?
Ника медленно повернула голову и посмотрела на балконную дверь. Светлый силуэт плавно покачивался за стеклом, будто в аквариуме с неспокойной водой. Ей показалось, что фигура висит в воздухе над полом. Ника отступила на шаг и хотела протереть глаза, как вдруг силуэт приблизился резким броском вперед, и к стеклу приникло бледное узкое лицо. Огромные глаза светились белесым неестественным светом, рот оскалился, и Ника увидела единственный белый зуб – длинный и острый, как волчий клык.
– Все просил увезти его отсюда, убежать хотел. Я спрашиваю, как ему удалось ногу сломать, а его аж перекосило всего. Змея, говорит, хвостом обвила и об землю ударила. И плачет. Никогда, говорит, больше сюда на выстрел не подойду. Все повторял: «Плохое место, плохое!». И еще сказал под конец: «На скорой помощи уезжаю, нельзя рыть яму другому». Ну, натурально помешался. Я тебе как невропатолог говорю, чтобы так довести человека, одного перелома лодыжки мало. На реактивный психоз похоже, только странный какой-то, неестественный.
– А Вероника что?
– А что Вероника? Ничего. Смотрела так недовольно, губки поджимала. Но денег на скорую дала, его в город повезли, она и с больницей договорилась.
– Так она что, дома? – удивился Илья.
– Давно. Это часа в три было, а сейчас уже восемь.
Илья присвистнул и пошел ополоснуться под душем – они еще в прошлом году поставили на улице кабинку. Зимой приходилось ходить в баню. Общественная баня была километрах в пяти от долины, поэтому они договорились с одним местным дедком, жившим неподалеку. Требовалось самим привезти дрова, самим наносить воды, самим стопить, а потом посидеть с дедом и побазарить. Зато денег он с них за это не брал, и разрешал мыться хоть каждый день. Душ же был собран по последнему слову техники – бочка с подогревом и насос.
Идти в гости к Веронике следовало в приличном виде, она и так считала Илью неотесанным работягой. По такому случаю, Илья побрился и аккуратно причесал мокрые волосы, надел светлую рубашку и очистил кроссовки от опилок – новых летних ботинок он не купил, а старые совсем развалились.
– Ты что, в город? – спросил Мишка, глядя на эти приготовления. Едва он отходил от запоя, так начинал читать книжки, причем тем же самым запоем – за день успевал прочитать не меньше двух, а то и трех. Вот и сейчас отрывался от чтения только из вежливости.
– Не, так пройдусь.
– Ну, давай. Мне, может, в столовой лечь?
– Не надо, спи как человек.
– Смотри. В случае чего, буди, – Мишка зевнул и уткнулся в книгу.
Илья глянул в автомобильное зеркальце, повешенное над умывальником, и остался доволен собой – выглядел он всяко лучше, чем спросонья в трусах.
Солнце клонилось к закату, до белых ночей оставалось меньше двух недель. К вечеру запах черемухи стал особенно душным и пьянящим. И вот в такой чудесный прохладный вечер, вместо того, чтобы пойти погулять по поселку, и, может, познакомится с какой-нибудь веселой девчонкой, он идет туда, где ему не светит ничего кроме безобразного скандала?
Весь остаток дня, пока Илья работал на срубе, он подбирал правильные слова, с которых начнет разговор. И мучительно размышлял, как сможет заставить ее слушать, и что скажет, чтобы убедить ее в своей правоте. А теперь все его придумки показались ему полной ерундой. Оставалось положиться на авось и надеяться на то, что правильные слова найдутся сами собой.
К его удивлению, калитка у задних ворот была не закрыта. Интересно, собак уже выпустили из вольера на ночь? Встреча с ними в планы Ильи не входила. Но, судя по тому, что на участке стояла тишина, собаки его не услышали.
Он прошел по подъездной дорожке к дому и открыл незапертую дверь. Ну надо же! Приходи, кто хочешь – бери, что хочешь! Если в доме живут две женщины, это очень неосторожно. И собаки не помогут, молодые еще.
Илья подошел к дверям в гостиную и вежливо постучал, не вполне уверенный в том, что в гостиной кто-то есть. Ему никто не ответил, и он приоткрыл дверь. И тут же увидел, что Вероника сидит в кресле перед телевизором и просто не слышит ни стука, ни его шагов. Он стукнул в приоткрытую дверь еще раз и громче, но она не оглянулась. Если бы он был вором, то совершенно спокойно прошел бы по лестнице наверх абсолютно незамеченным. Чтобы привлечь ее внимание, пришлось кашлянуть. Только тогда она в испуге оглянулась и вскочила на ноги:
– Что вы здесь делаете, как вы сюда вошли?
– Здравствуйте, – вежливо кивнул Илья.
Она щелкнула кнопкой на пульте, и телевизор замолчал.
– Как вы сюда попали? – повторила она, игнорируя приветствие и выходя на середину комнаты.
– Просто зашел, – Илья пожал плечами. Наверное, надо было позвонить в звонок у калитки, а то неловко получилось.
– Как это вы просто зашли? Я же выпустила собак!
– Собак я не встретил, к счастью, – тихо ответил Илья.
Ее испуг и удивление быстро улетучивались, и лицо становилось все более и более гневным: губы сжались, нос затрепетал, а глаза закаменели.
– Да как вы вообще посмели сюда явиться? После того, что вы сегодня сделали? Как вам вообще в голову пришло сунуться не в свое дело? Вы сорвали нам продажу участка, и я не понимаю, из каких таких соображений вы это сделали!
– Погодите, я вам все объясню… – попробовал вклиниться в ее шумный монолог Илья, но не преуспел.
– Ваше дело – рубить дома и не лезть в то, что вас не касается! И не думайте, это так просто не сойдет вам с рук! Честное слово, мне иногда кажется, что вы ненормальный! Зачем, объясните мне, вам это понадобилось? Чего вы хотите добиться?
– Я же и пришел, чтобы все объяснить…
Илья вдруг заметил что-то нехорошее, витающее в воздухе огромной гостиной. Предчувствие, терзавшее его весь день с самого утра, обострилось неимоверно. Что-то должно было случиться.
– Я не желаю слушать никаких объяснений! Эта ваша выходка – просто бред сумасшедшего, не иначе! Вы хотя бы представляете, что это был за покупатель? Да если бы не вы, участки были бы проданы через пару недель, если бы он согласился здесь поселиться!
– Здесь нельзя селиться, – угрюмо сообщил Илья, но услышан не был.
– Вы нарочно довели его жену до истерики, чтобы она уж точно не захотела здесь больше появляться! Мало нам слухов, которые ходят о «Долине» в городе? Мало нам упавшей балки, по вашей же, между прочим, вине? И если до вашей выходки я не искала виноватых, то сейчас начинаю сомневаться в том, а не подстроили ли вы это нарочно? Я не знаю, чего вы хотите, но если в вашу больную голову пришла мысль о том, что следует всеми силами препятствовать продаже участков, лучшего способа, чем убить кого-нибудь потолочной балкой и придумать трудно!
– Не надо так, – Илья стиснул зубы и решил не реагировать на ее колкости, откровенные оскорбления и мрачные обвинения, – я не мог такого сделать, вы же понимаете.
– Да? Почему я должна понимать? Пока что все ваши действия говорят об обратном! Как вы вообще посмели подойти к покупателям и начать с ними говорить? Вы что, плохо представляете, где ваше место? Так я вам объясню!
Илья очень хотел ответить, что это она, в силу дурного воспитания, не понимает, где его место, и что без срубленного им дома этот клиент все равно ничего бы у них не купил. Но он снова сдержался и сказал примирительно:
– Они сами подошли, я просто там работал.
– Вот и работали бы, и в разговоры не ввязывались! Какое ваше дело, поселятся они здесь или нет? Вам бы только лучше было – вы бы еще как минимум на год были работой обеспечены!
– Я всегда работой обеспечен, – не удержался Илья.
– Да теперь-то конечно! Перебивать клиентов – очень благородно с вашей стороны! Надеетесь больше заработать? Ваш поступок настолько гадок, что я не нахожу слов, чтобы его описать!
Илья нервно огляделся – что-то не так, что-то произойдет, и произойдет прямо сейчас. Знать бы заранее! Ну не может же рухнуть еще одна балка? Это было бы слишком.
– Послушайте, я должен вам объяснить. Это и вправду нехорошее место, разве вы не чувствуете? Здесь людям грозит смертельная опасность. Вы можете сколько угодно обвинять меня в смерти кота, но я уверяю вас, я совершенно ни причем. Это Долина, она…
– Вы городите чушь! – Вероника оборвала его довольно грубо, – вы что, малограмотная старуха или экзальтированная женщина, чтобы на полном серьезе верить в этот бред? Ладно, я попробую предположить, ваше больное воображение позволяет вам в это поверить, но как вы смеете на этом основании давать советы нашим покупателям? Если вы больной – то лечитесь! А если не желаете лечиться, честное слово, у нас найдутся способы с вами справиться! Я еще не знаю, что предпримет мой муж, но, будьте уверены, у вас будут крупные неприятности. Вам очень повезло, что сейчас не девяностые годы, тогда бы вы и в живых не остались!
Вот сейчас. Ни секундой позже. Илья чувствовал, как воздух вибрирует от напряжения – это Долина, она не умеет сердиться, она не знает чувства гнева – безмозглая сила, как змея, живет безусловными рефлексами, она только отвечает ударом на удар, и ничего при этом не чувствует…
Вероника вдруг замолчала, как будто тоже заметила это напряжение. А может, она просто хотела перевести дух? Но тогда зачем она огляделась по сторонам? В наступившей тишине жутко щелкнул звук разрывающейся струны, а потом еще один, и еще. Илья вскинул голову и понял, что сейчас произойдет. Он стоял у двери, до Вероники от него было не меньше пяти шагов. Даже если он успеет что-нибудь крикнуть, она не станет быстро и безоговорочно ему повиноваться, она двадцать раз подумает, прежде чем примет решение. В тот миг, когда раздался еще один громкий – и последний – щелчок, он кинулся в ее сторону и с разбегу вытолкнул ее с центра гостиной, но не рассчитал сил, и они оба повалились на ковер возле камина. И одновременно с этим, со страшным грохотом и лязгом, на середину комнаты упала массивная бронзовая люстра: стекла хлынули во все стороны, как брызги, по дому пробежала судорожная дрожь и наступила полная тишина.
Илья еще пару секунд дышал Веронике в лицо, не вполне уверенный, что все закончилось благополучно, а потом медленно выпустил ее из рук и сел на ковре, переводя дух. Она не сразу пришла в себя и, похоже, пока не поняла, что же случилось, только машинально подтянула к себе ноги.
– Что это? – она тупо уставилась на люстру, лежащую на полу – постепенно до нее начал доходить смысл произошедшего.
Илья прикинул, сколько может весить эта средневековая поделка и с какой силой она впечаталась в паркет, и присвистнул. Похоже, ему суждено было увидеть, как от Вероники останется мокрое место.
В эту секунду лицо ее побелело, и из глаз градом побежали беззвучные слезы. Илья с облегчением подумал, что перед ним нормальная женщина, а не уверенный в себе монстр, единственная эмоция которого – гнев, смешанный с раздражением. Он никогда точно не знал, что нужно делать в случае, если женщины плачут, и каждый раз смотрел по обстоятельствам. Вот и теперь, какой бы неприступной и холодной не казалась ему Вероника, он нисколько не побоялся обнять ее за плечи и прижать ее лицо к своей груди.
И тогда она заплакала по-человечески, со всхлипами и бессвязными словами, вцепилась в его шею и прижалась к нему дрожащим телом.
– Ну, ну. Все же хорошо. Ничего страшного не случилось… – зашептал ей Илья, – ничего не бойся.
– Ой, мамочка, – расслышал он.
– Здесь нельзя жить, – Илья погладил ее по волосам, – это Долина, она не позволит никому тут жить. Менеджер вот ногу сломал. Люстра упала.
– Мне страшно, мне так здесь страшно! – сквозь рыдания, выдавила Вероника.
Ее тело на ощупь оказалось совершенно не таким, как он себе представлял. Он не сомневался, что она должна быть холодной, но пальцы, впившиеся в его шею, на самом деле были удивительно теплыми, как и нос, уткнувшийся ему подмышку. Он думал, она жесткая, почти железная, а выяснилось, что она упругая, как латексная игрушка. От ее волос исходил терпкий, экзотический запах каких-то цветов, и Илья, поглаживая их, легко дотронулся до них губами.
– Тебе надо уехать отсюда, – сказал он тихо, в ее розовое, прозрачное ухо, – сюда нельзя привозить детей.
– Тебе можно, а мне – нельзя? – она снова зашлась плачем.
– Мне можно, но это так случайно получилось… Ты чувствуешь, как она на тебя смотрит? Она плохо смотрит.
Близость ее тела слегка опьянила его, он не столько думал о Долине, сколько о красивых ногах Вероники, обтянутых спортивными брючками до колен. Очень красивые были ноги – длинные, стройные, но не масластые, а округлые – как у фигуристки.
– Не знаю, мне здесь не нравится, здесь всё, всё против меня! Даже мои собаки!
– Ну, собаки вырастут и поумнеют. А Долина никуда не денется. Это… ну, считай, геопатогенная зона. В таких местах нельзя жить.
– Я не могу, не могу отсюда уехать! Если мы не продадим участки, мы останемся нищими!
– Если ты не уедешь, она убьет тебя. Лучше быть нищей, но живой, чем мертвой и богатой.
Напрасно он это сказал, она еще сильней залилась слезами, а его рубашка и так промокла насквозь.
– Зачем, зачем я все это затеяла! Ну почему мне так не повезло!
– Такое бывает, – он снова коснулся ее волос губами, – это место притягивает, потому что… это место силы. Но жить здесь нельзя, это неправильно, понимаешь?
– Нет! Я не понимаю! Я не хочу понимать! – она оторвала заплаканное лицо от его рубашки и посмотрела ему в глаза. На лице у нее была нежная, совершенно прозрачная кожа, сквозь которую проступили розовые пятна. Острый нос покраснел и чуть-чуть опух, глаза, полные слез, просвечивали изнутри, как драгоценные зеленые камни, губы, до этого хорошо очерченные и сжатые, чувственно приоткрылись и округлились.
– Ты очень красивая, когда плачешь. Гораздо красивей, чем когда сердишься… – Илья положил ее голову обратно себе на грудь.
– Это неправда, – всхлипнула она, – так не может быть.
– Может-может, – усмехнулся он, поглаживая ее по спине.
– Ну почему, почему, почему она упала! Она не могла упасть, когда я смотрела телевизор? Когда ездила в магазин? Почему именно сейчас!
– Она хотела тебя убить, – мрачно сообщил Илья.
– Да такого не бывает! Это же все глупости! Ерунда!
Он пожал плечами. Наверное, это и вправду глупости. Ни один здравомыслящий человек не должен в это верить.
– Конечно. Только это факт. Сегодня этот мальчишка-менеджер пообещал, что меня увезут отсюда на «скорой».
– Ну и что? – всхлипнула она.
– И ничего, – Илья снова пожал плечами, и вспомнил, что она сказала за секунду до того, как упала люстра.
– Так это ты сломал ему ногу? – спросила она совершенно беззлобно.
– Нет, конечно. Я не ломаю мальчишкам ног, даже если они мне хамят и угрожают.
– Кто ты вообще такой? Что тебе за дело до всего этого? – Вероника спрашивала из любопытства, а не задавала риторического вопроса, как обычно.
Илья заметил, что она почти не плачет, и усадил рядом собой поудобней, продолжая одной рукой прижимать к себе. Она положила голову ему на плечо, все еще дрожа и сжимаясь в комок. Он взял ее за руку, легко поглаживая ее длинные красивые пальцы с короткими безупречной формы ногтями.
– Я? Я – плотник. Я здесь живу.
– Не слишком ли ты умный для плотника?
– Я закончил Военмех. Только инженеры сейчас никому не нужны. А заниматься бизнесом я не хочу.
– Почему? Неужели тебе не хочется быть богатым и успешным?
– Ну, во-первых, совершенно не хочется. А во-вторых, у меня к этому нет способностей. Не всем же быть бизнесменами, кто-то и работать должен.
– А ты считаешь, что бизнесмены не работают? – ему почудилось, что она усмехается.
– Видишь ли, они ничего не создают, в отличие от меня. То, что делаю я, можно потрогать руками. Между прочим, у меня есть спичечная модель твоего дома. Точная копия, только маленькая. Хочешь?
– Хочу.
– Я принесу. Я делаю модели всех домов, которые рублю.
– Зачем?
– Ну… просто. Это же здорово, иметь модель своего дома.
Она пожала плечами, но ничего не ответила. Не поняла.
– Я скоро возненавижу этот дом! – наконец прошипела она, – разве в нем можно находиться?
– Дом можно разобрать и перевезти в другое место. Если хочешь, я сам его разберу и соберу потом?
– Не надо. Я никуда отсюда не собираюсь уезжать! – в ее голосе появились властные и требовательные нотки. Похоже, она постепенно приходила в себя. Удивительная женщина. Другая бы еще три дня лежала в постели с мокрым полотенцем на голове.
– Ты мне не веришь? Неужели тебе мало доказательств?
– Доказательств чего? – ее голос совсем окреп, и сжиматься в комок она перестала.
– Что Долина хочет убить тебя.
Вероника вздрогнула и непроизвольно сжала его руку.
– Да? А может быть, это вовсе не долина? Кто рубил этот проклятый дом?
– Ну, люстры я не вешал, можешь быть уверена, – усмехнулся Илья.
– Почему вообще она упала? Может быть, под ней опять подгнила балка?
– Нет. У нее порвался трос. Я даже вижу его лопнувший конец, посмотри, – Илья указал пальцем на люстру.
Веронику передернуло несколько раз, и она опять тесно прислонилась к его плечу так, что его рука оказалась лежащей на ее груди. Он вздрогнул, настолько это оказалось волнующим – нет, она не монстр, она темпераментная, чувственная женщина, и удивительно красивая при этом. Ее тело живет отдельно от ее принципов, оно не может не видеть в нем мужчину.
Люстра, лежащая посреди комнаты, выглядела гораздо внушительней, чем под потолком. Вокруг блестели острые мелкие осколки лампочек. Вероника как будто опомнилась и слегка отстранилась.
– В это невозможно поверить! Неужели все сговорились, чтобы только мне не жилось здесь спокойно?
– Ну, не совсем так. Никто, конечно, не сговаривался. И трос этот должен выдерживать вес раза в четыре больший, чем эта люстра.
– Почему же он тогда порвался? Может быть, его кто-нибудь подпилил? – она немного отодвинулась от Ильи и посмотрела ему в лицо.
– Интересно, кто? А главное – когда? – фыркнул он.
– Да когда угодно! – Вероника небрежно повела плечом, сбрасывая его руку и начала подниматься с ковра на ноги, – вы же зашли сюда совершенно спокойно. Если бы я была в кабинете, могли бы сделать здесь все, что захотите.
– Я не заходил сюда. И зачем мне это нужно?
– А я не знаю, зачем вам это нужно! И зачем вам нужно было пугать бедную женщину, и отговаривать ее мужа от покупки участка, я тоже не понимаю!
Теперь она стояла над ним, уперев руки в боки, и лицо ее постепенно теряло очарование испуга и беспомощности, а Илья продолжал сидеть на полу, глядя на нее снизу вверх.
– Я же говорю, здесь нельзя жить.
– А вам-то что за дело, смогут они тут жить или нет? Вы что, альтруист? Вам чужая жизнь важнее собственной?
– Нет, наверное… Просто, нельзя же… Они же не знают, что им здесь угрожает…
– Они бы разобрались сами, без вас! И я не очень-то верю, что у вас нет никаких мотивов для такого поведения. Вы пришли сюда именно тогда, когда свалилась эта злосчастная люстра, как будто знали, что она должна упасть!
– Я не знал. Я просто чувствовал, как что-то должно случиться.
– Значит, чувствовали?
– Даже если предположить, что это я подпилил трос, то как я мог рассчитать время, когда он не выдержит? – Илья подумал, что надо бы встать, но никак не мог выбрать подходящего для этого момента.
– А я не знаю, как! Вы же инженер по образованию, кто вас знает, можно это рассчитать или нет!
– Да поверьте, я не стал бы этого делать! – Илья попытался не повышать голоса. Если он сейчас встанет, то она примет это, как новый вызов.
– Значит, рассчитать все-таки можно?
– Нельзя, это нереально.
– Да я не верю ни одному вашему слову! Вы ненормальный, совершенно ненормальный! Я не знаю, что происходит в вашей больной голове, и знать не хочу! И что вы расселись здесь? Что вы здесь делаете?
Илья рывком поднялся на ноги. Нет, всему есть предел, и его терпению тоже.
– Вас кто-нибудь сюда звал? Зачем вы вообще приходили? – продолжала Вероника, пока он шел через гостиную к выходу.
Он обернулся в дверях:
– Считайте, что я приходил не дать люстре упасть вам на голову.
– И если вы еще хоть раз подойдете к кому-нибудь из покупателей…
Илья хлопнул дверью и не услышал, что ему за это будет.
Едва дверь за плотником захлопнулась, Ника бегом бросилась в свою спальню, упала на кровать и расплакалась снова. Как она будет жить здесь после этого? Мало было раздавленного кота, мало изматывающих ночных кошмаров и нехороших предчувствий друзей и знакомых? Если в городе кто-нибудь узнает о падении люстры, Алексей точно не продаст ни одного участка. Их и так никто не хочет покупать! Да еще этот наглый плотник суется со своими дурацкими советами!
Она тоже хороша! Вместо того, чтобы сразу выставить его вон, начала вести с ним какие-то разговоры. Да после того, что он устроил той ночью под ее окном, не стоило даже смотреть в его сторону! А она позволила себе расплакаться у него на плече, и вела себя… как… как…
Ладно, она вела себя, как нормальная женщина, которой позволительна некоторая слабость. Тем более после пережитого стресса. Но он-то воспользовался этой ее слабостью, трогал ее руками и обращался к ней на «ты»! Неужели он думает, что Ника способна обратить внимание на плотника? Да пусть бы он даже закончил Гарвард, это совершенно не меняет его социального статуса!
Ее плечи до сих пор помнили прикосновения его рук, и от этого хотелось плакать еще сильней, потому что Ника прекрасно понимала: ей было хорошо в его руках. Уютно и безопасно. И когда он пришел, причесанный (наконец-то!) и прилично одетый, она, несмотря на душивший ее гнев, не могла не обратить внимания на то, что у него очень привлекательное лицо, если не сказать яркое. Наверняка, он никогда не знал отказа у женского пола и привык к легкой добыче. Только Ника не оценивала мужчин по их внешности, ее больше интересовали деловая хватка и умение обеспечить своей семье комфорт и безбедное существование. И Алексей, как никто другой, полностью соответствовал ее представлениям о настоящем мужчине. Не говоря уже о том, что он был на полголовы выше этого жалкого плотника и в полтора раза шире его в плечах.
Ну вот, она дошла до того, что начинает сравнивать его с Алексеем!
А зачем он, интересно, приходил? Неужели, только за тем, чтобы рассказать ей о том, что это нехорошее место? Как-то это… не по-мужски. Когда об этом твердят Люська или Надежда Васильевна, их можно понять. Суеверия – типично женская область, а мужики, если и верят во нечто подобное, держат свои сомнения при себе. Этот же на полном серьезе пытался ее напугать. А может… Может, за этим не стоит никакой мистики? Может, кто-то нарочно распускает о долине слухи, чтобы помешать Алексею продать участки и провалить проект? Тогда и балка, и люстра упали неслучайно. И плотник неслучайно пытается ее напугать, ему бесспорно кто-то заплатил за это. И его разговоры с покупателями замечательно объясняются такой версией. Прикинулся суеверным придурком, вроде и обвинить его не в чем. Наверняка, это он сломал мальчишке ногу и напугал его до полусмерти. Надо рассказать об этом Алексею. Об этом, и о том, что люстра упала.
Слезы высохли сами собой – если у происходящего есть рациональное объяснение, то надо не распускать нюни, а действовать.
А ее кошмары – это всего лишь нервное расстройство. И кто-то дорого заплатит за стрессы, которые ей пришлось пережить!
После разговора с Алексеем ей стало значительно легче и спокойней. Он займется этим сам, выяснит все об этом плотнике, и, скорей всего, постарается убрать его отсюда, если не сможет доказать его причастности к происходящему.
Жаль, что Надежда Васильевна сегодня поехала в город, до завтра некому будет подмести стекла, рассыпанные по всей гостиной.
Ника приняла душ, вышла из ванной и села перед зеркалом, чтобы привести в порядок лицо. Как ее угораздило родиться рыжей? Если бы кто-нибудь мог себе представить, сколько с этим проблем! Покрасить волосы нетрудно, но попробуй сделать так, чтобы они не вились мелким бесом и не торчали в разные стороны. А кожа? Розовая, прозрачная, и ко всему прочему, стоит солнцу коснуться ее лица, на нем сразу проступают эти отвратительные веснушки, крупные и заметные издалека. Как же хорошо живется шатенкам, они и понятия не имеют, насколько тяжело некоторым следить за собой.
Ника выдавила из флакона немного крема и поднесла пальцы к лицу, как вдруг ее рука замерла на полпути: в зеркале, за ее спиной стоял ее недавний ночной кошмар – чудовище с огромной кабаньей головой.
Нет, это не может быть сном! Она еще не ложилась спать!
Ника вскочила со стула и оглянулась. Разумеется, сзади никого не было. Она снова посмотрела в зеркало – и там чудовища тоже не наблюдалось.
До чего же расшатаны нервы! Вот уже и наяву ей мерещатся всякие пакости. Она спокойно закончила наносить маску, и, собираясь лечь в постель, погасила в комнате свет. Но, проходя мимо балконной двери, услышала стук в стекло. Может быть, оттого, что в комнате было темно, а может оттого, что стук прозвучал настолько неожиданно, Ника дернулась и замерла, не решившись взглянуть в сторону балкона. Вообще-то она не боялась темноты. Даже в детстве. Почему же сейчас страх стиснул ее горло холодной рукой, ноги налились тяжестью и дрогнули колени?
Ника медленно повернула голову и посмотрела на балконную дверь. Светлый силуэт плавно покачивался за стеклом, будто в аквариуме с неспокойной водой. Ей показалось, что фигура висит в воздухе над полом. Ника отступила на шаг и хотела протереть глаза, как вдруг силуэт приблизился резким броском вперед, и к стеклу приникло бледное узкое лицо. Огромные глаза светились белесым неестественным светом, рот оскалился, и Ника увидела единственный белый зуб – длинный и острый, как волчий клык.