У Ильи передернулись плечи – мрачная картина сама собой встала перед глазами. Нет, не слова Печника были тому причиной. Он и сам отлично знал, оказывается, зачем он здесь. И мертвый холод болота виделся ему не раз и не два.
   Печник, между тем, продолжал:
   – Таких мест, как Долина, много. И мир не рухнет, если одно из них потеряет силу. Но мы, не живущие здесь, как ты нас называешь, не сможем выйти на землю. Мы снова окажемся запертыми внизу, словно в могиле. И кто знает, кем мы выйдем оттуда, когда попробуем вырваться наверх. Болото – не ледник, рано или поздно мы пробьемся сквозь него, только, думаю я, это будем не совсем мы. Или совсем не мы.
   Илья не слушал его. Долина может исчезнуть… Что нового он услышал в словах Печника? Ничего. Он всегда об этом догадывался. Но никогда об этом не задумывался, не хотел. И все же… молочная река, качающая его на руках, перестанет быть рекой. Лес, исцеляющий раны и уносящий тоску, перестанет быть лесом. Что с того? Илья прожил сорок лет, и никогда бы не узнал о Долине, если бы судьба случайно не занесла его сюда. Почему ее гибель колет сердце острой, нестерпимой болью? Почему для него это кажется похожим на собственную смерть?
   – Потому что это место завладело тобой, как владело всеми своими стражами, – ответил Печник на его немой вопрос, – потому что ты – его часть. Часть не сможет жить без целого. Твоя жизнь связана с нашей в единый узелок. Мы окажемся внизу, ты останешься здесь, но я не знаю, кому из нас будет хуже. У нас останется надежда вырваться оттуда, а что останется у тебя?
   – Может быть, я? – хмыкнул Илья.
   – Нет, – Печник помотал головой, – ты собой уже не будешь. Это не под силу человеку, если он остается один. Можешь на это не рассчитывать. У тебя есть только одно преимущество перед нами – ты смертен. Может быть, за порогом могилы тебя ожидает освобождение.
   Илья пожал плечами – сомнительное утешение.
   – Не больно ли мрачный разговор у нас получается? – улыбнулся Печник, – мы нисколько не сомневаемся в тебе и в силе Долины.
   – Наверное, не стоит переоценивать мои силы? – невесело усмехнулся Илья.
   – Мы верим, ты сделаешь все, что сможешь, а этого будет достаточно, – Печник снова улыбнулся, – теперь ты понимаешь, страж Долины, что ты для нас? Эти люди, которые пришли сюда, конечно, способны на все, но у них осталось не так много времени. Купалу им не пережить.
   Илья опустил голову:
   – Вы хотите убить их?
   – Мы слишком хорошо знаем, какой ценой заплатим за убийство. Мы, не живущие, редко убиваем, мы обычно забираем к себе, а это не совсем то. Только этих людей мы к себе забирать не станем. Похоже, и водяной отказался от этой мысли.
   – Чем же Вероника вам так не угодила? – хмыкнул Илья.
   – Она не понимает, что такое Гармония и Справедливость. А без этого приходить в нижний мир не стоит.
   Илья скептически глянул на сморщенное личико Печника:
   – Не чересчур ли это сложно для людей вообще? Не так уж много я знаю тех, кто всерьез задумывался над этим.
   – А об этом не надо задумываться, это или есть или нет, – немедленно ответил Печник, – наверное, поэтому мы так боимся этих людей и ненавидим их.
   – Но ведь вы уже убивали… Четверых юнцов, которые имели неосторожность всего лишь помять мне пару ребер. Не чрезмерно ли они заплатили за свою глупую жестокость?
   – Сила Долины слепа. Она только отвечает ударом на удар. А мы, кстати, не имеем к этому ни малейшего отношения. Ты – ее часть, она всего лишь защищается. В самую короткую ночь она прозреет. И тогда вся ее сила обрушится на непрошенных гостей. Мы не жаждем ничьей смерти, мы хотим, чтобы гости ушли. Мы даем им время, рискуя собой и Долиной. Но Купалу им не пережить, потому что Долина, в отличие от нас, не боится испачкать руки. Главное, чтобы они не успели нанести удара первыми. До Купалы еще одиннадцать дней.
   – Это не так уж много, – Илья пожал плечами, – и потом, что они могут сделать?
   – Убеди их уйти, мы не хотим их смерти, мы не хотим войны, мы хотим только покоя. Я знаю, что тебе против них не устоять. Не ссорься с ними по пустякам, попробуй их убедить.
   Илья покачал головой:
   – Они не станут меня слушать. Они мне не верят. Они вложили сюда деньги, и эти деньги держат их крепче, чем желание жить.
   – Тогда они умрут, – пожал плечами Печник.
 
   Алексей примчался на следующее утро, услышав от Ники рассказ о разрушениях в столовой. Жучки за ночь расползлись или разлетелись, во всяком случае, Ника не встретила ни одного. Вместо паркета пол покрывала сырая труха, а посредине зияла огромная дыра, в которую провалился стол. Алексей осмотрел безобразие с порога, но побоялся войти внутрь, и немедленно вызвал бригаду, чтобы настелить хотя бы черный пол. Хорошо, что в кухню можно было пройти не только через столовую, а с улицы и из прихожей.
   Он, разумеется, не поверил в мохнатого монстра, хорошо хоть на этот раз не стал смеяться. Ника рассказала ему о смерти мальчишек, поучивших плотника уму-разуму, но и к этому Алексей отнесся равнодушно, объяснив ей, что образ жизни молодых людей располагал к подобному исходу. На мосту висит табличка, нырять с него запрещено, а носиться на машине с такой скоростью, что при столкновении с деревом мотор выезжает на заднее сидение, и вовсе самоубийство.
   Ника не ждала от него другой реакции, она полночи думала о словах чудовища: «Вас обоих предупреждали о том, что нельзя трогать хозяина избушки». Обоих! Значит, Алексей знал, что плотник опасен, знал! И боялся. Поэтому и избушку толком не смогли сжечь, и проучить плотника он послал подростков, а не тех, кто раз и навсегда объяснит этому упрямцу, как себя надо вести. Наверное, Алексей и сам не ожидал от мальчишек такого усердия.
   Что теперь будет с ней и с детьми, если муж и отец не в состоянии их защитить?
   – Алеша, я думаю, нам с девочками надо уехать отсюда, – сказала она, когда он уже собирался садиться в машину, – здесь оставаться опасно. Я не боюсь за свою жизнь, но рисковать здоровьем детей я не намерена.
   – Никуся, ну что ты говоришь? Через три дня приезжает Петухов, это наш последний шанс, как ты не понимаешь? Как я объясню ему ваш отъезд? Не хочешь же ты, чтобы я показал ему прогнивший пол в столовой и рассказал, что вам по ночам мерещатся привидения?
   – Мы могли бы поехать отдыхать на море, кто может нас в этом обвинить?
   – Не говори ерунду. Я заказал восемь рекламных статей, и во всех написано, что в долине можно отдыхать не хуже, чем на курорте. Подожди немного, все уладится, и после этого ты сможешь ехать куда хочешь!
   – Что уладится? Как это оно вдруг уладится?
   – Я обещаю тебе, что сам справлюсь с ситуацией, тебе нужно всего лишь изобразить счастливую жизнь на лоне природы, неужели ты и этого не можешь сделать? – Алексей начал раздражаться.
   – Алеша, надо увезти хотя бы детей. Ты что, не понимаешь? Вчера Марта чуть не провалилась вниз вместе со столом. Да она могла бы сломать шею, там высота больше двух метров! Я не могу рисковать детьми!
   – Не говори глупостей. У тебя разыгралось воображение.
   – Воображение? – Ника стиснула зубы, – Ты мне можешь вразумительно объяснить, что случилось с полом в столовой?
   – Прогнил, наверняка во время пожара туда натекла вода, а мы не заметили.
   – Это полная чушь! Никакой воды там не было! И чтобы пол прогнил, нужно несколько месяцев, а не дней!
   – Значит, там лежали гнилые балки. Этого ты не допускаешь?
   – И гнилой паркет? Они сговорились, паркетчики и плотники?
   – Ника, это бесполезный разговор. Я очень прошу вас, оставайтесь тут до приезда Петухова. Если он купит участок, сразу же все изменится!
   – А если не купит?
   – А если не купит, тогда и поговорим.
   Алексей сел в машину и зло хлопнул дверцей.
   Ника топнула ногой: если бы он хотел их защитить, если бы он представлял себе, какая опасность им угрожает, он бы не поступал так жестоко! Она и сама понимала, уехать сейчас – это провалить проект окончательно. Пустить имущество с молотка, что может быть ужасней? И остаться только с этим ужасным домом, который рушится на глазах. А то и его придется разобрать и продать. На что хватит денег от ее переводов? Разве что на бензин, если у них еще останется хоть одна машина. Алексей по-своему прав, уезжать действительно нельзя. Но почему он как страус прячет голову в песок и не хочет посмотреть правде в глаза? Боится брать на себя ответственность? Как удобно: он занимается делами, спасает семью от банкротства, а ей и детям всего-то и надо, что пару месяцев пожить на лоне природы! Конечно, так думать проще и приятней, чем отдавать себе отчет в том, что жена и дети рискуют жизнью, спасая его проект!
   Ника вышла на террасу и села в шезлонг. Как она устала! Как ужасно она устала бояться! Никто, никто не может ей помочь! Любящий отец, он предпочитает не думать об опасности, грозящей его детям. Она одна, только она одна в состоянии их защитить! Но как? Что она может противопоставить нечистой силе и хитрому, опасному плотнику? А ведь с виду – сущий валенок, а так умело прикидывается невинным безобидным простачком! Ника откинулась назад и запрокинула голову, чувствуя, как от безысходности на глаза наворачиваются слезы.
   Нет, не плакать ей надо, а действовать! Никто ее не пожалеет, если собственный муж не желает поверить ей и хотя бы поддержать! Лучше выставить ее нервной истеричкой, или даже сумасшедшей, чем принять действительность такой, какая она есть!
   Что она сделает одна против сонмища чудовищ? Как вообще борются с нечистой силой, раз уж она убедилась в ее существовании? Крестным знамением? В кино герои обычно так и поступают – тычут в монстра распятием. Но она пока не сошла с ума. А собственно, почему нет? Если она поверила в нечистую силу, то почему бы ей не поверить в то, что с ней должны расправляться священнослужители? В конце концов, борьба с нечистой силой – их прямая обязанность!
   Ника бывала в церкви пару раз, когда это только входило в моду, но ей быстро наскучило изображать из себя христианку, это слишком утомительно и непродуктивно.
   Среди ее знакомых не было по-настоящему верующих людей – не тот круг. Надежда Васильевна не в счет. Она, конечно, постоянно трещала о необходимости молиться и поститься, но сама не больно-то выполняла громоздкие требования церкви. Церковные праздники и обычаи, однако, домработница знала назубок, а уж бога поминала к месту и не к месту. Ника, бывало, только морщилась и одергивала домработницу, когда та принималась рассуждать на религиозные темы, на самом-то деле, мало доступные ее деревенскому разумению. Сама же Ника, и ее подруги, и приятели мужа были определенной породы люди: они полагались прежде всего на собственные силы. Даже не так – все они рассчитывали единственно и исключительно на себя, о боге не думая вовсе. Первая часть пословицы «На бога надейся, а сам не плошай» не касалась их совершенно. И надеяться следовало только на себя, и «не плошать» тоже самому. Кредо сильных. Ника всегда гордилась тем, что могла с уверенностью отнести себя к сильным людям. И до поры до времени это кредо себя оправдывало полностью.
   Ну что ж, настало время, когда придется обратиться за помощью к церкви, раз, очевидно, не хватает собственных сил. Надежда Васильевна, кажется, говорила, надо освятить дом? Прекрасно. Рассказывать священнику о том, как к ней каждую ночь является нечисть, Нике не очень-то хотелось, чего доброго, он тоже примет ее за ненормальную. Но дома освящают и люди, к которым нечистая сила не приходит, так что она ничем не рискует. Интересно, как это делается? Может быть, можно позвонить туда и вызвать священника для совершения обряда?
   Ника подумала, и решила, что лучше будет, если она сама поедет в местную церковь и договорится непосредственно, это будет надежней. Придется взять с собой детей, теперь она и мысли не допускала, что можно оставить их в долине одних. Как всегда, действовать она собралась немедленно, и уже хотела позвать девчонок, но вовремя спохватилась – время обеда, детей надо покормить. Да, без Надежды Васильевны она запросто могла забыть об этом. После вчерашних событий ей кусок не лез в горло, и Ника удовлетворенно думала о том, что нет худа без добра – от волнений последних дней она похудела на два с половиной килограмма, чего не могла добиться с февраля, как ни старалась.
   Ника наскоро приготовила поесть – Алексей привез замороженных обедов, которые надо только разогреть в микроволновке, чем невероятно ее обрадовал, и позвала девочек мыть руки.
   В отличие от нее самой, близняшки очень быстро оправились от шока, их волновали теперь совсем другие проблемы – только что возле собачьего вольера они обнаружили мертвого крота, перенесли его в угол сада и закопали. А после обеда, не откладывая, решили приступить к сооружению красивого памятника. Проект памятника шумно обсуждался сейчас за столом.
   – Памятник кроту, какую ерунду вы выдумали! – покачала головой Ника, – надеюсь, вы не трогали его руками, когда закапывали?
   – Нет, мы испугались, – ответили они хором.
   – После обеда переоденьтесь, поедем в церковь, – категорично объявила Ника, – вечером памятник сделаете.
   – Ну, мама, – хором, по своему обыкновению, затянули девчонки, – ну почему сегодня? Давай, ты одна поедешь, а мы здесь тебя подождём! Или завтра в церковь поедем…
   – Нет, мои хорошие, мы поедем сегодня.
   – А зачем в церковь? Чтобы приехал батюшка и прогнал привидений? – догадалась Марта.
   И откуда дети знают, как называют православных священников? И тут Ника вспомнила, что в школе специально интересовались их вероисповеданием, и, вроде как, регулярно возили в храм.
   – Да, именно для этого.
   – Ну, тогда крот точно подождет, – махнула рукой Майя.
   – Конечно, – согласилась Марта, – батюшка приедет, и они сразу испугаются!
   – Мамочка, как ты здорово придумала! – восхитилась Майя.
   – Да, и этот волосатый больше не придет! А я вчера совсем не испугалась, когда он меня схватил! Правда же, мама?
   – Правда, правда, – вздохнула Ника. Как быстро они забыли об ужасной истерике, в которой бились вчера до полуночи.
   – И синяя тетка тоже испугается! – обрадовалась Майя.
   – Только котика пусть не прогоняет, котик хороший.
   – Что, еще и котик? – переспросила Ника и вспомнила, как поливала кота из газового баллончика. Она, кстати, так и не поняла, куда он после этого исчез, ей было не до него.
   – Да, котик. Полосатый, пушистый такой. Он говорит человеческим голосом. Пусть котика оставит.
   – Нет, никаких котиков батюшка вам оставлять не будет, – скривилась Ника.
 
   Выехали часов в пять, дорога оказалась недолгой, лишь раз Ника останавливала машину и спросила, где в поселке находится церковь. Найти ее оказалась просто, и к храму подъехали рано, когда никого из прихожан еще не было, лишь по церковному двору сновали туда-сюда две средних лет женщины в длинных закрытых темных платьях. Ника огляделась и решительно направилась к ним.
   Расспросив более пожилую, с кротким лицом, которая показалась ей приветливой, она узнала, где и когда можно поговорить со священником. По личным вопросам к отцу Артемию следует обращаться после службы, сейчас он занят в алтаре, и пройти к нему нельзя. Женщина отвечала тихо, но толково, смотрела ласково, и постоянно улыбалась чуть виноватой улыбкой. Вторая, лет ближе к сорока, была некрасива, неопрятна, один глаз ее косил вверх, и впечатление производила странное. Она, не переставая, что-то бурчала себе под нос, но Вероника не прислушивалась. Лишь, закончив беседу и повернувшись, чтобы уйти, она услышала, как та неожиданно внятно выкрикнула ей в спину:
   – Волоса-то прикрой, как в храм пойдешь, срамота, – и вновь забормотала уже неразборчиво.
   Ника вздрогнула и резко обернулась, пораженная этой недоброжелательной выходкой. Лицо ее пылало гневом.
   – Да, уж вы платочком голову-то повяжите, не забудьте, и девочкам тоже, – пояснила та, что постарше, – нельзя, матушка, в храм с непокрытой головой, права Наталья. А ты не груби людям, не знал человек, так скажи спокойно, – обратилась с увещеванием она к своей слабоумной напарнице.
   «Действительно, не подумала», – упрекнула себя Ника. Ей было неприятно, что она сделала что-то неправильно, она вспомнила, что когда-то и вправду повязывала голову платком, когда появлялась в Лавре, но сейчас совершенно забыла об этом. Хорошо хоть вовремя вспомнила, что в церковь не пускают женщин в брюках. Но грубое замечание от незнакомой и находящейся явно не в своем уме, женщины, по такому ничтожному поводу, как платок, показалось ей незаслуженным и больно ее зацепило. Так больно, что в жар бросило. Определенно, церковь – это не для нее, она никогда не согласиться выполнять эти дурацкие правила, задевающие ее женское достоинство.
   Времени до начала службы было достаточно, и, съездив в местный универмаг, Ника успела купить себе и девчонкам шелковые косынки симпатичной расцветки. Майя с Мартой повязали их друг дружке тут же у прилавка – обновка им понравилась. Настроение у Ники слегка улучшилось – ну, хоть детям радость от этого неприятного обычая.
   С некоторой робостью переступив порог храма, и оглядевшись по сторонам, она неожиданно успокоилась, и ей подумалось, что, может, не так все плохо, как ей казалось. Скромная, но торжественная обстановка старинной деревянной церкви настраивала на возвышенный лад. Началась служба, и вел ее нестарый еще священник, густым хорошим голосом вычитывавший из большой старинной в сафьяновом переплете Библии диковинные церковнославянские слова, сплетавшиеся в затейливое кружево. Но минут через десять Ника почувствовала, что устала стоять. Аромат ладана и горящих свечей обволакивал ее терпким облаком, навевая полудремотное состояние, пока она не поняла, что ей нечем дышать. За последний месяц она привыкла жить на свежем воздухе, вдыхать запах леса и реки, и духота угнетала ее, ей мучительно хотелось выйти во двор и присесть на крыльцо.
   Благостное пение хора, чередующееся монотонным речитативом молитв и евангельских текстов, хоть и выглядело красиво, но не произвело на нее впечатления. Ноги наливались тяжестью, и начало ломить спину – Ника никогда не любила долго стоять. Не надо было оставаться здесь на всю службу, стоило зайти в церковь, когда все закончится. Ника не хотела, чтобы на нее показывали пальцем, и не рискнула выйти – неизвестно, как начнут шипеть старухи, может быть, этого тоже нельзя делать, так же как приходить сюда с непокрытой головой.
   Девочки же, похоже, бывали на службах, потому что чувствовали себя вполне комфортно и расковано, крестились, когда надо, и кланялись вместе со всеми. Ника еще раз порадовалась тому, какую хорошую школу им подобрала. Сама она попробовала перекреститься, но смутилась и убрала руку за спину – вдруг она сделает что-нибудь не так, и на нее начнут шипеть. Лучше просто стоять в уголке, не привлекая к себе внимания.
   Полтора часа тянулись медленно, Ника разглядывала потолок, расписанный библейскими сюжетами, осмотрела иконы, находящиеся поблизости, изучила в подробностях лицо священника. Очень симпатичный оказался мужчина, примерно лет сорока. Если одеть его в нормальную одежду, выглядел бы куда приличней, чем в этом смешном блестящем сарафане. И голос у него был красивый, низкий, совершенно не вяжущийся с его внешностью. Наверное, человеку с таким добрым и открытым лицом можно довериться. Неужели сами священники верят в бога? Или для них это способ заработать деньги? Наверное, по разному. Этот, вроде, верит. Вон, какая благодать в глазах застыла. А может умело прикидывается благочестивым, как плотник валенком?
   Ника надеялась, что свое дело он знает хорошо, а нужна для этого вера или нет, она не особо задумывалась.
   После краткой проповеди священник благословил и отпустил немногочисленных прихожан, и потом еще несколько минут беседовал вполголоса с какой-то женщиной, беспрестанно утирающей платочком глаза. Ника нетерпеливо дожидалась в стороне, размышляя над тем, как бы точнее выразить то, за чем она сюда явилась, чтобы снова, как давеча с платком, не попасть в неловкое положение. Что сказать батюшке, а о чем лучше умолчать? Она так и не решила, когда подошла ее очередь обратиться к священнику. Он выжидающе уставился на Нику. Под внимательным взглядом его карих глаз ею овладела неуверенность и нервозность. Но все оказалось неожиданно просто.
   Она едва начала свой сбивчивый монолог, как он мягко прервал ее:
   – Вы, матушка, жилище освятить желаете?
   – Да, да, именно, я хочу освятить дом, – поспешно согласилась Вероника, обрадовавшись, что батюшка понял все с полуслова, и ей не придется вдаваться в неприятные подробности.
   Договорились на послезавтра. Священник записал адрес и сказал, что днем, окончив литургию, приедет с помощником – это будет сразу после двух часов. Вопрос об оплате он деликатно обошел, сказав, что примет «посильное пожертвование на нужды храма», когда дело будет сделано. Нике это не понравилось – она бы предпочла, чтобы он сам назначил цену. Откуда ей знать, что такое посильное пожертвование? Она совершенно не хотела обидеть этого мягкого, понимающего человека, но и платить ему в пять раз больше, чем того требовало приличие, она не собиралась. Как будто о взятке просил, честное слово. В последний раз с такой ситуацией она столкнулась в больнице, где врач тоже намекал на посильную помощь, а всего-то надо было перевести Майку из этой муниципальной больницы в платную.
   Теперь придется выяснять у кого-то, сколько примерно составляет это «посильное пожертвование». Интересно, можно ли заплатить ему «за срочность»? До послезавтра еще две ночи, и неизвестно, что за эти ночи может произойти. Нет, нормальные люди так не делают. Скажи, сколько это стоит, и не будет никаких вопросов, а уж Ника потом могла бы решить, сколько добавить сверху установленной цены «на чай».
   Однако когда они выбрались, наконец, из церкви и уселись в машину, Ника вдруг почувствовала облегчение. Не оттого, что оказалась в привычной обстановке, а потому что неожиданно поверила в то, что молодой батюшка ей поможет. Было в его глазах нечто такое, что заставило ее почувствовать себя под защитой. Как выяснилось, остаться без надежного плеча ей не по силам. А Алексей просто струсил, бросил ее и девочек на произвол судьбы.
   Вот с чего надо было начинать, еще в апреле – позвать священника, а не приглашать в усадьбу Люську с котом. Обратись она сразу в церковь, глядишь, никаких неприятностей бы не случилось. Как все оказывается просто, если делать все по-людски! И на бога надеяться иногда полезно, когда своих сил не хватает. Впрочем, Ника надеялась не столько на бога, сколько на батюшку и его умение бороться с нечистой силой.
 
   Ночью их никто не потревожил, и Ника ненароком подумала, что, посетив церковь, уже заручилась поддержкой, которую почувствовала в ней нечисть. Она впервые за последний месяц спала крепко и без сновидений. Неожиданный успех окрылил ее, она поднялась в прекрасном расположении духа, полная сил и энергии. Весь день ладилось все, к чему бы она ни прикасалась, и она переделала массу дел: с утра наскоро прибрала в доме, не забыв приставить к делу девчонок, а потом вместе с ними запекла курицу по люськиному фирменному рецепту, до которого раньше не доходили руки. Вышло превосходно. Во второй половине дня Ника засела за перевод и бодро подогнала все, что накопилось за последнюю неделю.
   Чем больше Ника думала о визите в церковь, тем легче ей становилось: она под защитой, она не одна, скоро все кончится, и все будет хорошо. Эта мысль воодушевляла ее и вселяла уверенность.
   К вечеру она до того осмелела, что решила на ночь искупаться. В течение недели после того, как она чуть было не утонула, Ника так и не рискнула появиться на пляже, но страх перед водой понемногу отпустил ее. Плавала она мастерски, что ни говори, и долго испытывать водобоязнь не могла. Но, тем не менее, дала себе слово далеко не заплывать, а слегка освежиться у самого берега, там, где неглубоко. Нечистая сила не заставит ее дрожать от страха и отказываться от всех радостей жизни!
   Но на берегу Ника, к своему неудовольствию, опять обнаружила плотника с сыном. Мальчик уже стоял на песке и вытирался большим пушистым полотенцем, а его отец, не спеша, выходил из воды, тряся кудлатой башкой и отфыркиваясь. Лицо его цвело синяками, на руках и ногах до сих пор оставались ссадины и кровоподтеки. Неэстетичное зрелище.
   Здороваться желания не было, выговаривать ему снова за то, что он пробрался на частный пляж – тоже. Наверное, лучше всего оставить его в покое, пока она не разобралась, кто он такой и что ему надо. Тем более, они все равно собирались уходить. Ника прошествовала мимо обоих, демонстративно отвернув голову, и остановилась на таком расстоянии, чтобы спокойно раздеться, не обращая внимания на их присутствие. Не тут-то было.
   Плотник встал, как будто о чем-то раздумывая, а потом нерешительно направился в ее сторону. Ника развернулась к нему всем корпусом, и уставилась на него, стараясь смотреть ему прямо в глаза, чтобы разгадать его истинные намерения.