Денисова Ольга. Придорожная трава

   Впрочем, это полная ерунда. Она слишком хороша для того, чтобы плотник даже смотрел в ее сторону. Игривое настроение немедленно сменилось мрачной решимостью, когда пришло время гасить свет и отправляться в постель.
   Ника щелкнула выключателем и оглядела темную комнату. Дверь балкона ярким пятном выделялась на фоне бревенчатой стены, в ней, на фоне светло-серого неба, четко обозначились верхушки елей, подступающих к самому забору. Ей показалось, что они сделаны из стали и готовы в любую минуту нагнуться и острыми копьями повернуть в ее сторону.
   Она села на постель, откинув одеяло, и прислушалась. Если бы не открытая дверь, ей бы не пришлось этого делать. Огромный дом был полон звуков, гулко разносившихся в тишине. Днем их никто не замечает, а ночью, казалось, дом просыпается и живет собственной жизнью, свободный от своих хозяев. Сухие щелчки высыхающих бревен, скрип паркета, гулкая капля воды, шорохи, постукивания, придыхания… И среди этих непонятных и пугающих звуков Ника вдруг отчетливо услышала шаги, клацнувшие по полу где-то в гостиной. Так ходят собаки, щелкая когтями по паркету. Неужели она плохо заперла дверь, и кто-то из азиатов пробрался в дом?
   Ника замерла – шаги доносились откуда-то с лестницы, и тот, кто их производил, явно поднимался наверх, не спеша и не таясь. Да это совершенно точно идет собака! Ника представила себе ленивого Азата, всегда еле-еле ползающего по ступенькам – очень похоже.
   Шаги свернули в коридор, миновав детскую, явно направляясь в ее сторону. Неожиданно нагота смутила ее, собственное тело показалось ей беззащитным, уязвимым. Рука непроизвольно потянулась к халату, висящему на спинке кровати. И, судя по походке, Азат направлялся в ее комнату вовсе не потому, что соскучился. Ника вспомнила, как апрельской ночью возле избушки собаки повернули обнаженные клыки в ее сторону, и ей стало страшно. Может, и азиатов здесь мучают ночные кошмары, они сходят с ума и становятся кровожадными? Ведь ее предупреждали, что это непредсказуемые собаки, подверженные приступам внезапной необъяснимой ярости, особенно в переходном возрасте.
   Только ярости в приближающихся шагах не чувствовалось. Скорей, инстинкт осторожного охотника, молча приближающегося к добыче. Добычей собственной собаки Ника становиться не желала. Но и повторять эксперимент с газовым баллончиком не собиралась.
   – Азат? – робко позвала она.
   Шаги, клацающие по паркету, нисколько не изменились, как будто тот, кто шел по коридору, не услышал ее. Или проигнорировал ее зов. Ника накинула халат на плечи, но пальцы отказывались слушаться, и единственная пуговица не желала застегиваться.
   – Азат! – крикнула она громче и смелей – шаги подступили к самой двери.
   Ее собственная собака – равнодушный хищник, ищущий жертву в темном доме? Ника представила, как Азат появляется в комнате, осматривается по сторонам горящими зелеными глазами и видит ее сидящей на постели. Она инстинктивно подтянула ноги на кровать.
   Но какие бы ужасы не рисовало ее воображение, реальность оказалась страшней и безысходней. Это был вовсе не Азат – огромное отвратительное пугало на четырех лапах перешагнуло порог ее комнаты.
   Волк? Медведь? Острые уши над вытянутой клыкастой мордой и бесстрастный взгляд человеческих глаз. Грузное тело медведя, поросшее шерстью и богатырская грудь здорового мужчины. Ника вцепилась ногтями в одеяло, подтягивая его к себе и пытаясь закрыться им как щитом.
   Зачем он пришел сюда? Что он собирается делать? Она хотела закричать, но только тоненько завыла от ужаса и безысходности. Какая же она была дура! Да в этом доме нельзя было оставаться ни минуты! Надо было бежать отсюда и уводить детей! Почему она не послушала Надежду Васильевну?
   Чудовище оглядело комнату исподлобья и медленно двинулось в ее сторону, облизнувшись. Это не сон, как жаль, что это не сон! Как хорошо было бы проснуться сейчас, чтобы не видеть, как косматая тварь приближается к кровати. И цель у него может быть только одна – сожрать ее, сожрать немедленно.
   Ника вскочила на ноги, увлекая одеяло за собой, и поискала глазами пути к отступлению. Нет, ей не уйти! Даже если ей удастся выскочить в коридор, эта тварь все равно догонит ее, догонит и сожрет!
   Нет, она не позволит этому страшилищу расправиться с собой, как с кроткой овечкой! Она будет защищаться! Ника набросила одеяло на голову неведомому зверю, на секунду лишив его зрения, и кинулась к балконной двери, изо всех сил дергая ручку на себя. Но тут же замерла и отступила: за стеклом плавно покачивалась тонкая фигура, одетая в саван. На синем лице застыла неподвижная улыбка, обнажающая единственный тонкий клык. Сзади по паркету снова клацнули когти, Ника отшатнулась в сторону, и увидела, что у этого пугала человеческие руки, с длинными изогнутыми ногтями. Она прижалась к стене и попыталась продвинуться к двери, но чудище перегородило ей дорогу.
   – Что вам надо? Зачем вы явились сюда? – ей казалось, что она громко кричит, на самом же деле из горла вырывался еле слышный шелест.
   – Я хочу оставить тебе доказательства своего существования, – выговорило чудовище звериной пастью и поднялось на задние лапы, – чтобы утром ты не забыла о том, что видела действительно меня, а не ряженого на маскараде.
   Ника задрала лицо вверх и медленно сползла на пол, не смея оторвать глаз от дьявольской медвежьей фигуры, нависающей над ее головой. Чудовище впилось ногтями в стену и процарапало в бревнах пять глубоких полос.
   – Мне бы хотелось оставить такие же отметины на твоем лице, – ненависть гремела в его голосе и светилась в ненормальных человеческих глазах.
   Зверь снова встал на четвереньки и вперился взглядом Нике в лицо.
   – Но я надеюсь на твое благоразумие, – выплюнул он с презрением, как будто сожалел о том, что не может изуродовать ее немедленно.
   Звериная морда замерла в сантиметре от ее носа и оскалилась, приподняв верхнюю губу. И оттого, что дыхание чудовища коснулось ее лица, Ника почувствовала непереносимую дурноту, подкатившую к горлу. Оскаленная пасть закружилась перед глазами и поплыла назад и в сторону, растворяясь, а потом исчезла за черной пеленой забытья.
 
   Она пробыла в обмороке недолго, во всяком случае, ей так показалось. А привели ее в себя крики девочек из их комнаты. Ника немедленно вскочила на ноги – это ерунда, что после обморока долго не можешь вспомнить, что произошло. Она отлично помнила клыки отвратительного чудища, и если неведомый зверь оставил ее в покое, то ему ничто не мешает напасть на ее детей!
   – Мама! Мамочка, скорей! – неслось из детской.
   Ника кинулась в коридор, спотыкаясь и путаясь руками в полах расстегнутого халата.
   – Марта! Майя! Я бегу! Я сейчас! – крикнула она ходу, совершенно забыв о том, что детям надо подавать пример невозмутимости и хладнокровия в любых ситуациях. Если это пугало набросилось на ее дочерей, она разорвет его голыми руками, зубами перегрызет ему горло! Ника совершенно не чувствовала страха, только сумасшедшую ярость и желание вцепиться ногтями в того, кто посмел причинить зло ее детям.
   Она влетела в детскую в развивающемся халате, тяжело дыша, и остановилась, не понимая, что происходит. Близняшки стояли у окна, глядя на сумрачную долину, и кричали.
   – Что? – выдохнула Ника, – что случилось?
   – Мамочка, там пожар! Там пожар! – со слезами в голосе выговорили они хором.
   Ника опустилась на одну из кроватей, и из глаз у нее побежали слезы облегчения. Никто не нападал на ее девочек, никакое чудовище не собиралось их загрызть. С ними все хорошо.
   – Мама, это же Сережкина избушка, – рыдали они в голос.
   Ника постаралась взять себя в руки. Надо объяснить детям, что это не повод так волноваться.
   – Надо же им помочь, мама, они же сгорят!
   – Не сгорят, – устало ответила Ника. Слов совершенно не находилось. Ну не объяснять же детям, что это их отец велел поджечь избушку?
   – Надо вызвать пожарных! Надо же что-то делать!
   – Девочки, – тихо сказала Ника и подошла к окну, – я думаю, пожарных вызвали без нас. Мы ничем помочь не можем. Ну, подумайте сами, что бы мы могли сделать?
   – Может быть, они спят и не видят! Они же сгорят! – крикнула Марта и топнула ногой.
   Ника прильнула к стеклу. Нет, они не спят, вокруг избушки явно кто-то двигается, значит, пытаются потушить. Да и огонь поднимается не слишком высоко.
   – Нет, мои милые, они не спят, не беспокойтесь. Посмотрите хорошенько, они проснулись и вызвали пожарных, я уверена.
   – Мы что ж, так и будем из окна смотреть? И ничем не поможем? – Марта, в отличие от Майи, перестала плакать.
   – Ну, чем же мы им поможем? Две маленькие девочки и одна женщина? Там двое мужчин и Сережа, уверяю вас, они обойдутся без нашей помощи, мы будем там только мешать.
   – Может быть, они пострадали? Может, Сережка там лежит раненый, и никто ему не помогает, потому что все пожар тушат? – сквозь слезы пробормотала Майя.
   – Не выдумывай глупостей! – фыркнула Ника, – если хотите, можем одеться и пойти туда, посмотреть, все ли с ними в порядке.
   Ника и вправду решила, что их приход может отвести подозрения от Алексея. А если действительно кто-то пострадал, то тем более следует появиться там и хотя бы сделать вид, что они не остались равнодушными к несчастью «соседей».
   – Да, мам, надо пойти туда и проверить! – Марта отпрыгнула от окна и кинулась к двери.
   – Куда? Оденьтесь немедленно. И мне тоже надо одеться, не могу же я появиться на улице в таком виде.
   – Скорей, мамочка! Одевайся скорей! – Майя тут же начала стаскивать с себя пижаму.
   Ника недовольно покачала головой и отправилась в свою комнату. Может, это хорошо, что дети проявляют такое искреннее участие в чужой беде? Со временем они сами разберутся, когда надо помогать ближнему, а когда от этого стоит воздержаться. Ника в детстве тоже жалела бездомных животных, потом это прошло само собой.
   Она включила в комнате свет, и взгляд ее сам собой упал на стену, где чудовище оставило следы страшной пятерни. Нет, на этот раз не было никаких сомнений в том, что это существо ей не приснилось. Пять глубоких полос изуродовали стену, процарапав четыре бревна сверху вниз. Нике даже показалось, что в комнате сохранился его звериный запах. Она не собиралась и дальше прятать голову в песок и убеждать себя в том, что это всего лишь галлюцинация. Надо немедленно поговорить с Алексеем, как только он приедет. Если это маскарад с целью ее запугать, она все равно не справится с человеком таких габаритов. Очевидно, это не плотник, он для такой роли явно мелковат.
   В глубине души шевелилась мысль, что это не может быть маскарадом, но думать об этом ночью Нике было слишком страшно. Она уже не боялась показаться самой себе сумасшедшей. Лучше быть сумасшедшей, чем игнорировать опасность, которая грозит ей и детям. Но представить себе, что такой монстр существует в реальности и бродит где-то поблизости, она просто испугалась.
   Дети оделись за одну минуту и прибежали к ней под дверь, и теперь нетерпеливо канючили в два голоса. Ника молча слушала их нытье, не собираясь торопиться. Когда же они, наконец, спустились в прихожую и распахнули дверь, над головой оглушительно грохнуло, и на землю рухнула стена проливного дождя.
   Ника еле успела убраться с крыльца обратно в дом – ветер дул с юга, и дождь мгновенно залил крыльцо, несмотря на то, что его накрывала крыша.
   – Нет, мои милые, пожалуй, мы никуда не пойдем, – строго сказала Ника, захлопывая дверь.
   – Но мама… – начала было Марта.
   – Никаких «мама», – отрезала Ника, – в такой дождь вам нечего делать на улице.
   Майя собиралась снова распустить сопли, но Марта дернула ее за руку и потащила наверх со словами:
   – Такой дождь наверняка потушит пожар! Пойдем, посмотрим в окно.
   Да, об этом Ника не подумала. Будет обидно, если затея Алексея провалилась из-за такой ерунды, как погода. Повезло плотнику, ничего не скажешь. Дуракам всегда везет.
   Гром грохотал над головой оглушительно, и Нике показалось, что молнии бьют прямо в крышу дома. Она поднялась вслед за детьми наверх и остановилась рядом с ними у окна: за сплошной пеленой дождя не было видно ни избушки, ни огня, ни, тем более, людей. Упругие струи хлестали в окно и текли вниз сплошным потоком. Молнии на мгновение освещали долину, но и при их срывающемся свете за окном ничего нельзя было разглядеть, настолько сильным оказался дождь.
   – Давайте-ка ложиться спать, – подумав, предложила Ника детям.
   Видимо, они и сами хотели того же, потому что ныть не стали. Когда ливень погасил пожар, их решимость бежать на помощь заметно поутихла.
   На этот раз Нике не пришлось долго ждать, пока они угомонятся – монотонный шум дождя за окном сделал свое дело. Да и время было позднее, близняшки уснули минут за десять-пятнадцать.
   Она вышла в коридор, но на полпути остановилась. А что если чудовище притаилось и ждет, когда она появится в своей комнате? При свете Ника почти не сомневалась в том, что кто-то разыгрывает ужасный спектакль, но стоило оказаться в темном коридоре, как эта мысль тут же показалась ей абсурдной. Чудовище было настоящим, самым настоящим. И теперь поджидало ее, спрятавшись в ее комнате! Зачем она погасила свет, когда уходила?
   Она на цыпочках двинулась вперед, стараясь не дышать. Дождь кончился, но на крышу капало с деревьев, поэтому, сколько Ника не прислушивалась, не могла разобрать, нет ли в комнате посторонних звуков.
   Кралась и прислушивалась она напрасно – в спальне никто ее не подстерегал. Ника с облегчением зажгла свет и осмотрелась хорошенько – ни чудовищ, ни привидений. Надо заснуть, чтобы скорей наступило утро. Она побоялась остаться в темноте, и включила бра над кроватью. Лучше спать при свете, чем трястись от каждого шороха, а после дождя они слышались отовсюду.
   Ника снова огляделась и скинула халат на спинку кровати. Сколько бы она себя ни успокаивала, тревога и страх не оставляли ее. Кто-то находился рядом с ней, она чувствовала чье-то присутствие, только никого не видела. Когда ей пришло в голову, что кто-то прячется под кроватью, она невольно отступила от нее в сторону, а потом нагнулась и посмотрела на пол.
   Какая глупость! Разумеется, под кроватью никто не прятался.
   – Кто здесь? – смело спросила она, чтобы услышать собственный голос.
   За прозрачной шторой, прикрывающей балконную дверь, тоже никого не было. Ника отбросила ее в сторону и сдавлено вскрикнула – к стеклу прижималось бледное узкое лицо. Тонкий клык поблескивал в свете бра, а огромные глаза светились мертвым белесым светом.
   Ника отступила на шаг и глаза ее заметались по комнате. Бежать? Призрак в белом саване прислонил вытянутые синие ладони к стеклу и слегка надавил на дверь. Ника отошла еще на шаг, дверь распахнулась, и в спальню шумно дохнуло холодом.
   Существо зашипело, неспешно перешагивая порог, и выбросило вперед длинные худые руки. Ника снова попятилась, запнулась о край ковра и навзничь повалилась на спину, но тут же подобрала ноги и отползла на пару шагов, стараясь добраться до кровати.
   – Верни чужую вещь, – прошипел вдруг призрак и оскалился. И неизвестно, что было страшней видеть – тонкий клык с желтой каплей на конце, или голые десны, обнажившиеся под поднятой верхней губой.
   Ника отползла еще чуть-чуть, но призрак приближался быстрей. Она вскрикнула и заслонилась руками. Призрак нагнулся и зашипел ей в лицо:
   – Верни чужую вещь!
   – У меня нет чужих вещей, – в испуге прошептала Ника.
   – Ты лжешь.
   – Нет, я не лгу, у меня ничего нет… – Ника почувствовала, что из глаз сами собой потекли слезы. Она плотно закрыла лицо ладонями, чтобы не видеть узкого лица с синим румянцем, клубка спутанных волос и оскаленного беззубого рта.
   – Синяя тетрадь, – призрак схватил ее за запястья и с силой оторвал ее руки от лица, – ты забрала синюю тетрадь.
   Цепкие пальцы, держащие ее за руки, были сухие и очень холодные, почти ледяные. Ника почувствовала, как в эти пальцы уходит ее живое тепло, уступая место мертвенному оцепенению.
   – Я не хотела, мне дети принесли, – зашептала Ника, даже не пытаясь освободиться, – я не хотела ее брать…
   – Если не хотела брать, то зачем взяла? – огромные глаза гневно сверкнули.
   – Я отдам, я отдам… Я хотела отдать… – шептала Ника, – я сейчас отдам.
   Призрак с отвращением откинул ее руки от себя. Она тут же повернулась к тумбочке и распахнула дверцу. Вот он, толстый синий ежедневник плотника, зачем она вообще прикасалась к нему? Для чего ей это понадобилось?
   Как только тетрадь оказалась у Ники в руках, призрак вырвал ее, прижал к груди и отступил на шаг, тряхнув головой. По его плечам рассыпались черные густые волосы, а лицо на миг застыло, и Ника увидела, что перед ней женщина удивительной, неземной красоты. Тонкие черты, бледная фарфоровая кожа, глубокие глаза, совершенный изгиб рта – в лице не осталось ничего, напоминающего череп животного, как показалось Нике вначале. Голубая кровь… Вот что такое голубая кровь… Ника и не подозревала, что под этим выражением может крыться какой-то буквальный смысл. Она сама на фоне женщины-призрака показалась себе выскочкой, тщетно пытающейся выдать себя за аристократку. Как, наверное, смешно и нелепо это выглядит…
   Женщина глянула на Нику сверху вниз со снисходительным презрением.
   – Ты хотела знать, кому хозяин написал последнее стихотворение? – она легко улыбнулась одними губами – так улыбается королева кухаркиной дочке, которую вдруг нашла забавной, – он написал это для меня. И я бесконечно благодарна ему за это.
   Она царственно кивнула, словно отдавая дань уважения плотнику. Хозяину. А через секунду лицо ее исказилось, снова приобретая звериные черты. Темные провалы глаз вновь напомнили пустые глазницы черепа, из которых струится фосфоресцирующий бледный свет. Женщина резко повернула голову в сторону и вверх, как будто выстрелила взглядом в дальний угол комнаты. Ника непроизвольно повернулась туда же и увидела, что бревна вспыхнули, как будто на них плеснули бензином.
   Женщина быстро перевела взгляд на тумбочку перед зеркалом, и та тут же запылала ярким пламенем. Следом полыхнули занавески, стоило ей только коротко глянуть на них, со звоном разбилось бра, свет погас, и Ника почувствовала, что у нее над головой горит стена. Теперь призрака освещало только пламя пожара, широкими сполохами лижущее стены спальни. Из открытой балконной двери дунул ветер, раздувая огонь, а Ника не могла шевельнуться, с пола глядя на хрупкую фигурку с развивающимися от ветра волосами. Лицо призрака уже не казалось бледным – чернота тления проступила сквозь фарфоровую кожу, рот раскрылся в глумливом хохоте, в глазах металось оранжевое пламя. Привидение раскинуло руки в стороны, и белый саван захлопал на ветру, словно флаг. Едкий дым пополз на середину комнаты со всех сторон, и ветер закружил его, образуя вокруг призрака темную воронку.
   Ника закричала и закашлялась, чувствуя спиной жар огня, лижущего стену. Она сгорит! Она сейчас потеряет сознание, задохнется и сгорит! Дети! Надо выводить из дома детей!
   Воронка из черного дыма, крутящегося перед глазами, вдруг развеялась, и Ника поняла, что призрак исчез, она одна в горящей комнате, и огонь воет вокруг нее, и дым наполняет комнату, несмотря на сквозняк. Она вскочила и кинулась к двери, и не подумав прихватить халат – дверной косяк горел вовсю и грозил вот-вот рухнуть и перегородить ей выход из комнаты.
   – Марта! Майя! – Ника зашлась кашлем – коридор заполнился дымом, в нем вообще невозможно было дышать. А ведь дверь в детскую распахнута, значит, туда тоже добрался дым!
   Она добежала до их дверей и в этот миг ей на голову хлынула вода. Она вскрикнула от неожиданности, остановилась, накрывая руками голову, и только потом сообразила, что сработала пожарная сигнализация.
   – Девочки! – крикнула она.
   В детской дыма было немного, сквозняком его оттягивало в гостиную. Ника растормошила сперва Майю, а потом быструю и сообразительную Марту.
   – Скорей, девочки, скорей! Держитесь за меня! – Ника поволокла их к выходу – все равно надо пройти через задымленный коридор, чтобы выбраться из дома, – не дышите, задержите дыхание!
   Близняшки закашлялись, не очень-то вняв ее предупреждению. Вода хлестала из-под потолка, дым из ее спальни валил горячей стеной – сигнализация сработала и там. Ника тащила детей в гостиную, они спотыкались, спросонья не понимая, что происходит, и, оказавшись на лестнице, обе рыдали в голос.
   В гостиной дыма тоже оказалось предостаточно, Ника не остановилась, стаскивая девчонок вниз, надеясь, что никто из них не упадет и ног не переломает. Здесь хотя бы на голову не лилась вода. Нормально вздохнуть им удалось только в прихожей. Ника распахнула дверь на крыльцо и вытолкала их на свежий воздух.
   – Мама! Мамочка! – выли обе, продолжая кашлять. Пижамы их насквозь промокли, а на улице было хоть и не холодно, но явно не жарко. Ника обняла обеих и усадила на ступеньки.
   – Ничего страшного, – прошептала она, вытирая слезы, – сейчас все потухнет. У нас хороший дом, он не может сгореть. Видите, нам тоже не нужны пожарные. Мы проветрим и пойдем спать. Все будет хорошо.
   Тишина окружила их со всех сторон, прерываемая только всхлипами близняшек. Долина спокойно дремала в предрассветных сумерках. В лесу послышалась негромкая птичья трель – собиралось взойти солнце.
 
   Весь следующий день Илья «лечил» избушку. Страшные черные ожоги, опоясавшие ее стены, почему-то причиняли ему невыносимые страдания. Нижние венцы служили ей фундаментом, но, посмотрев как следует, Илья понял, что ему не придется их менять – выгорел только верхний слой дерева, а поскольку толщиной они были не меньше полуметра, он посчитал достаточным просто счистить слой угля.
   Конечно, свинцовый блеск после чистки пропал, цвет изменился, и когда Илья закончил, вместо черных пятен низ избушки покрыли пятна намного светлей, чем бревна наверху. Он отшлифовал дерево и поразился – вместо мрачного свинца дерево сияло серебром. Что ж, стоило почистить все стены, снизу доверху, чтобы выровнять цвет – не таким уж он получился отвратительным.
   День выдался жарким, что для начала июня было редкостью, и Илья решил, что Сережке можно искупаться. Вода, конечно, до конца не прогрелась, но одно дело лезть в холодную воду зябким вечером, и совсем другое – купаться в прохладной воде в полуденную жару.
   Сережка пришел в восторг, а Мишка спасовал – он не жарился на солнце, а читал в прохладной спальне.
   Они, как и в прошлый раз, благополучно перемахнули через забор, огораживающий пляж, и подошли к воде. Илья снял кроссовки и потрогал воду ногой – вполне приличная температура, ребенку купаться можно. Он скинул футболку и, швырнув ее на песок, заметил за кустами какое-то движение.
   – Погоди-ка, Серый, – остановил он ребенка, который собирался снимать брюки, и присмотрелся.
   Он замер не напрасно – через пару секунд из-за кустов навстречу им вышла Вероника. На ней был надет маленький изысканный купальник бирюзового цвета, соломенная шляпка с широкими полями и темные очки бабочкой. Илья настолько не ожидал увидеть ее в неглиже, что несколько секунд стоял, открыв рот и хлопая глазами – она была ослепительна.
   – Вы видели табличку у калитки? – насмешливо спросила Вероника, глядя на Илью сверху вниз. Только услышав ее надменный тон и заметив пристальный снисходительный взгляд, он вспомнил про тетрадку, и ее очарование как ветром сдуло.
   – Нет, – честно ответил Илья.
   – Там написано, что это частная территория и посторонним вход на нее запрещен, – Вероника элегантно кивнула головой.
   – Вы предлагаете мне убираться отсюда? – хмыкнул Илья, от злости стиснув кулаки.
   – Ну, пока я этого не говорила, – довольно ласково проворковала она, – напротив, мне интересно повстречаться с таким талантливым человеком.
   Насмешка в ее глазах выглядела столь откровенно, что не заметить ее было невозможно. Илья вдохнул и выдохнул:
   – Пошли, Сережка. Не будем осквернять частную территорию своим присутствием.
   Он поднял кроссовки и футболку, и, не глядя по сторонам, направился вдоль берега к забору.
   – Как знаете, – рассмеялась ему вслед Вероника.
   Сережка догнал его, они вместе перелезли через забор. Илья хотел крикнуть ей, чтобы купалась осторожней, памятуя о том, что говорил ему водяной, но подумал, что он достаточно предупреждал ее, с него хватит.
   Вместо песка за территорией пляжа росла высокая осока, и дно песком тоже никто не посыпал, заходить в воду пришлось бы по скользкому, вязкому илу. Они отошли метров на двадцать от «частной территории».
   – Ну что, будешь здесь купаться или пойдем на общий пляж? – спросил Илья.
   Общий пляж находился примерно в километре от Долины вниз по реке, и у него был только один недостаток – дно резко уходило вниз, плескаться у берега не получалось. Впрочем, Сережка занимался в бассейне и плавал отлично.